CC BY
36
УДК 94:340.1:352.93-055.1/.3(470.12-89)"1870-1911"
ПРАВОСОЗНАНИЕ КРЕСТЬЯН ВОЛОГОДСКОЙ ГУБЕРНИИ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СОСТАВ СЕЛЬСКИХ СХОДОВ ВО II ПОЛОВИНЕ XIX -НАЧАЛЕ XX ВЕКА
С.А. ПОПОВ
Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, г. Сыктывкар
hiys84@rambler.ru
Проведен анализ влияния правосознания крестьян на гендерный и количественный состав сельских сходов. Рассмотрены условия, при которых женщины допускались к участию в мирских «сходках», а принимавшиеся на них приговоры признавались легитимными. Установлено доминирование норм обычного права в правовом сознании вологодских землепользователей. Сделан вывод о том, что при формировании сходов активно применялись нормы неписаного права, когда это не противоречило закону, а полномочия крестьянки на собраниях домохозяев регламентировались действовавшими в деревне традициями.
Ключевые слова: Вологодская губерния, крестьянские сходы, правосознание, обычное право, гендер
S.A.POPOV. THE LEGAL CONSCIOUSNESS OF PEASANTS OF THE VOLOGDA PROVINCE AND ITS IMPACT ON THE COMPOSITION OF VILLAGE GATHERINGS IN THE SECOND HALF OF XIX - BEGINNING OF XX CENTURY
The results of the study of gender and quantitative composition of village gatherings in the Vologda province from the position of legal consciousness of peasants, which refers to the level of their awareness of customary law and normative act, are presented. In particular, the conditions of admission of women to participation in secular meetings and recognition of the legitimacy of the adopted sentences are considered. Under the law, the gatherings were made up of the peasants-householders and elected officials. Since the late 1870s, on a par with men this opportunity was provided to women. However, the analysis of sources showed that regardless of marital status, the peasant woman was allowed to take part in "gatherings" not always and not everywhere. In practice, their participation in matters of intra-communal life was regulated by the traditions of the village, and the rights and powers had been enshrined in customary legal norms. In most of the provincial territory, the peasant woman took part in the gatherings in case of replacement of the absent for any reason husband and also after becoming a widow-housewife and used public land allotment. By the law, the verdict had acquired legal force if it was supported by half of the householders present, and issues related to land, finance and the removal of peasants from the society - 2/3 of their number. The last norm, under the influence of continuing tradition of collective decision-making at the gathering, in consciousness of peasants has undergone transformation. Therefore, in many rural societies, for recognition of the "gathering" held, and the verdict be legitimate, the participation of at least /3 of all householders regardless of the problem was necessary. As a result, it was concluded that at the formation of gatherings the peasants actively applied rules of unwritten law when that didn't contradict the law.
Keywords: Vologda province, peasant gatherings, legal consciousness, customary law, gender
В дореволюционный период крестьянский «мир» являлся традиционным обществом, символизировавшим собой социальный институт - общину. Он выступал самостоятельной корпорацией, объединявшей на определенной территории земледельцев, в рамках которой одновременно с нормами государственного права сильные позиции сохраняло обычное право. И если первое имело
претензии на универсализм практически для всей территории Российской империи, то для последнего были характерны черты как общие для всего крестьянского сословия России, так и индивидуальные для отдельных этносов и территорий.
Представляя собой сложное явление, неписаное право определялось традициями и обычаями населения и находило отражение во всех сферах
его жизни. Ярче всего оно проявлялось в семейных отношениях, в вопросах регулирования хозяйственных, имущественных и прежде всего поземельных отношений крестьян, в нормах народного суда и морали. Сформировавшиеся в конкретном коллективе его каноны определяли правила поведения как для индивида, так и для всех членов данного социума, отражая не только всеобщую волю и интересы, но и требования. Правильность и целесообразность применения обычая в сельском обществе контролировались непосредственно самими представителями коллектива.
Несмотря на сильные позиции в повседневной деятельности крестьян обычно-правовых традиций, государство стремилось регулировать жизнедеятельность сельского общества посредством официального законодательства. На это обратили внимание еще представители дореволюционной историко-правовой науки. В частности, К.Д. Кавелин доказывал тезис о стремлении государства со времен Петра I взять на себя решение всех вопросов народной жизни [1]. А крупнейший историк-правовед XIX - начала XX в. М.Ф. Владимирский-Буда-нов, выстроив собственную схему исторического развития русского права, вообще превозносил значение писаного права в жизни народа. Он утверждал, что в период империи (XVШ-XIX вв.) в обществе уже окончательно господствовал закон, который признавался единственным источником права [2]. Не разделяя точку зрения Михаила Флегонто-вича, укажем, что вплоть до революции 1917 г. правительство активно вводило в повседневную жизнь земледельцев нормативные правовые акты [3]. Осуществлялось это, в том числе, посредством реформирования общественного устройства в деревне. Так, Б.Н. Миронов отметил, что писаный закон, основанный преимущественно на обычном праве, в жизнь государственных крестьян пришел в 1837-1843 гг., а помещичьих - в 1861 г. [4].
Постижение норм обычного права и внедрявшегося в сельское общество законодательства формировало правовую культуру крестьян. Основополагающим критерием ее развития являлось устоявшееся в «миру» правосознание, т.е. уровень осознания населением положений обычного права и нормативного акта, а также представления им своих гражданских прав и законности какого-либо действия или бездействия. Применение тех или иных принципов права в регулировании повседневной жизни зависело от степени их легализации в правосознании «сельских обывателей». На практике активное обращение к обычаю происходило в тех случаях, когда вопросы внутренней жизни коллектива не регламентировались законом. К примеру, в обычном праве крестьян Коми края* внутрисемейные правоотношения занимали гораздо большее место, чем в писаном праве [5]. Одновременно в северной глубинке встречались сельские общества, не признававшие правомочность в судебном делопроизводстве традиций. К таким отно-
* В работе под Коми краем применительно к дореволюционному периоду подразумеваются два северо-восточных уезда Вологодской губернии: Усть-Сысольский и Яренский.
сился крестьянский «мир» Калининской волости Тотемского уезда, где при решении местных дел волостные судьи руководствовались только законом [6, с.124]. В большинстве случаев, познание законодательства в сельской среде ограничивалось несколькими нормативными актами, которые традиционно и использовались на практике. По сведениям А.А. Жукова - корреспондента «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева - в конце XIX в. в быту к крестьянам указанной нами ранее волости применялись нормы из «Общего Положения о крестьянах 19 февраля 1861 г.» и «Временных правил о земских начальниках и волостных судах» [6, с. 118].
В представленной работе анализируется влияние правосознания крестьян Вологодской губернии на количественный и гендерный состав участников сельских сходов во второй половине XIX -начале XX в.
Источниковую базу исследования составили законодательные акты, делопроизводственная документация, а также этнографические материалы. Последние представлены рукописями корреспондентов «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева и документами обследования сельской поземельной общины России, проведенного в период с 1877 по 1880 гг. Третьим отделением Вольного экономического общества при участии представителей Русского географического общества.
Сельской общине второй половины XIX - начала XX в. посвящена огромная библиография, насчитывающая тысячи книг и статей. Значительные успехи отечественной историографией достигнуты в изучении общественного управления и обычного права [7]. Некоторые исследователи обращались к изучению правосознания сельских жителей [8]. Однако, несмотря на значительные достижения в изучении выделенных направлений, проблема влияния правосознания крестьян на организацию и функционирование волостных и сельских органов власти в пореформенный период не стала предметом комплексного научного исследования, за исключением отдельных статей [9].
С отменой крепостного права в деревне получил распространение единый для всех «сельских обывателей» общественный порядок, основанный на системе крестьянского самоуправления. Организация и функционирование органов сельской и волостной власти регламентировались нормативными актами. Основополагающим из них на протяжении рассмотренного хронологического периода являлось Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости 1861 г. [10]. Параллельно с официальным законодательством наблюдалось применение в местном самоуправлении норм неписаного права. Объяснение тому - многовековая практика деятельности крестьянских сходов, а также совета старейшин в общине дореформенного периода, когда их функционирование, как правило, регулировалось сложившимися неписаными правилами. Именно поэтому, как точно отметил в начале XX в. исследователь общественного самоуправления на европейской части России А.А. Чарушин, крестьянское самоуправление в своем основании
имело обычаи и порядки, издавна выработанные самой народной жизнью [11, с. 3].
Основополагающим органом самоуправления в деревне являлся сельский сход. Согласно ст. 47 Общего Положения он комплектовался из крестьян-домохозяев и выборных должностных лиц. В исключительных случаях это право предоставлялось одному из членов семьи, который выступал от имени главы семейства, а также крестьянам-собственникам. В 1870 - 1880-е гг. указами правительствующего Сената возможность присутствовать на сходе была законодательно закреплена за женщинами (с условием, если они владели землей и отбывали повинности), а также крестьянами, «владеющими усадебной оседлостью», и несовершеннолетними [12]. Причём первые две категории населения - с правом голоса. С расширением участников общественных собраний на законодательном уровне на практике не последовало массового привлечения указанных лиц к работе схода. На большей территории губернии они по-прежнему продолжали формироваться, исходя из устоявшегося в «миру» правосознания землепользователей, т.е. мужчин-домохозяев, которых в случае отлучки замещал один из членов семьи. В последнем случае, как правило, это был один из старших сыновей.
Проанализировав источники, отражающие участие женщин в «сходках», мы можем констатировать, что в Вологодской губернии к их работе они допускались не повсеместно. В конце 1870-х гг. независимо от социального статуса им запрещалось посещение сходов, на которых рассматривались вопросы передела мирской земли, в сельских обществах Ростиловской, Степуренской, Раменской, Ново-Никольской и Гав-рильцовской волостей Грязовецкого уезда [13, с. 52, 87, 108, 132, 160]. Но по сведениям старшины Зайцева в Панфиловском обществе одноименной волости уже упомянутого уезда замужняя крестьянка могла замещать отсутствовавшего супруга на общественных собраниях, где предметом обсуждения являлись раскладка или сбор денежных повинностей [13, с. 77]. В Киберской волости Усть-Сысольского уезда был зафиксирован случай, когда на селенных сходах, состоявшихся 10 февраля 1911 г. в погосте Спасском и селении Кандырском, совместно с мужчинами «производили раскладку причитающихся с селения сборов на 1911 г.» вдовы, которые затем расписались под принятыми раскладочными приговорами [14].
Участие хранительниц домашнего очага в решении вопросов внутриобщинной жизни регламентировалось традициями отдельной деревни или этноса, а их права и полномочия во время общего собрания были закреплены в обычно-правовых нормах. Влияние обычая на формирование в «миру» крестьянских сходов подчеркивал А.А. Чарушин. По его наблюдениям, в Тотемском уезде женщина могла только присутствовать, а в Грязовец-ком, хотя и не во всех обществах, что ранее нами было продемонстрировано на фактическом материале, - принимать активное участие в обсуждении внутренних дел [11, с. 5-6].
Семейное положение вологодской крестьянки определяло не только ее возможность участия в
общих собраниях, но и, в случае посещения «сходки», полномочия в принятии приговора. В 1879 г. исследователи Верхолальского сельского общества Целяковской волости Устюжского уезда, характеризуя состав участников сельских сходов, собиравшихся для переделов земли, указывали: «Женщины-вдовы допускаются на сход в видах просительниц, но без права голоса. Ходят на сход вместо отсутствующих домохозяев старшие их сыновья, достигшие узаконенного возраста, а жёны их ни в каком разе к участию в сходе не допускаются» [13, с. 64]. Аналогичная ситуация была зафиксирована в Троицком сельском обществе Усть-Алексеевской волости того же уезда [13, с. 173].
Не наблюдалось единообразия в широте предоставлявшихся общественных прав женщинам и в национальной общине коми-зырян, проживавших в северо-восточных уездах Вологодской губернии. Так, например, О.А. Плоцкая, рассмотрев брач-но-семейные отношения у коми с позиции обычного права, констатирует, что замужней зырянке не позволялось принимать участия в общественной жизни. Здесь она была лишена права голоса даже на тех сходах, которые посвящались обсуждению вопросов, связанных с распределением сельскохозяйственных земель, хотя вместе с детьми выполняла большую часть земледельческих работ. Исследовательница связывает это с ее подчиненным положением по отношению к супругу, который на общих собраниях представлял интересы жены [7, Плоцкая, с. 92]. В отличие от О.А. Плоцкой, И.В. Ильина и О.И. Уляшев, проанализировав традиционную культуру коми, указывают, что в крестьянской общине женщина обладала достаточными правами, ограниченными только юридически закрепленной налоговой ответственностью глав семей перед государством. Это выражалось в возможности высказывать свое мнение при решении мирских проблем, а также в отсутствие хозяина решать семейно-хозяйственные дела [15].
Отметим, что некоторые сходства в общественном положении семейной женщины были присущи для правосознания представителей другого финно-угорского народа - удмуртов. Г.А. Никитина констатирует, что «в пределах семьи за женщиной сохранялись определенные права и относительная самостоятельность, но от участия в общественной жизни она была отстранена» [16, с. 115]. При отсутствии домохозяина удмуртская женщина имела право замещать его на сельском сходе, где обладала правом голоса [16, с. 58; 17].
Подводя промежуточный итог, мы можем констатировать, что в сельских обществах Вологодской губернии наблюдались различия в предоставлявшихся замужней крестьянке возможностях присутствия на сходах. Определялись они устоявшимся в крестьянской среде правосознанием, которое формировалось, в первую очередь, в соответствии с нормами обычного права.
Ограничения замужней женщины в праве участия в общественной жизни в качестве полноценного представителя семьи на «сходках» были обусловлены семейно-бытовыми традициями ме-
стного населения, являвшимися основополагающими в развитии правосознания землепользователей. Юридически за главой семейства была закреплена не только налоговая ответственность перед государством, на что обратили внимание И.В. Ильина и О.И. Уляшев, но и право распоряжаться общим имуществом и трудовыми ресурсами. Как следствие, все члены рода жили на попечении и под непосредственным наблюдением домохозяина, который представлял их интересы на сходе и решал важнейшие вопросы жизни и хозяйства. К сфере женщины в семье относилось, как отметил русский этнограф-фольклорист, современник исследуемых нами событий Н.А. Иваницкий, все, что касалось домашнего обихода, а также «за ней оставалось право "отдавать" дочерей» [18].
Однако на широту предоставлявшихся ей прав и полномочий в решении общественных вопросов нередко накладывали отпечаток социально-экономические условия проживания сельского населения. Находясь в тяжелом экономическом положении, мужчины в свободное от сельскохозяйственных работ время вынуждены были на длительный период времени покидать дом, направляясь на промыслы и заработки за пределы родного населенного пункта. При этом домохозяин мог уйти как один, так и совместно с сыновьями не зависимо от их возраста [19]. Естественно, что в подобной ситуации глава семейства не мог как лично принимать участие в работе схода, так и направить вместо себя сына. Как следствие, его обязанность присутствия на сходе, если это разрешалось обществом, переходила супруге. Впрочем, изменение состава схода в связи с возросшей на рубеже веков мобильностью крестьян было характерным явлением и для русского села [20].
Что же касается вдовы-домохозяйки, то приобретение указанного статуса не гарантировало ей право голоса на сходе равнозначно с мужчинами. Возможность принятия решения на общих собраниях она приобретала в случае пользования земельным наделом, переданным ей обществом после смерти мужа, и отбывания за него повинностей. «Мир» обязан был учитывать мнение вдовы-домохозяйки при принятии решений по земельным вопросам и распределении повинностей, если это затрагивало ее интересы как равноправного пользователя общественной землей. Но она никогда не участвовала в обсуждении проблем, относящихся до общественного управления. При рассмотрении на общих собраниях других аспектов общественной жизни участие данной категории женщин регламентировалось обычаями общества.
Таким образом, устоявшееся в конкретном сельском обществе правосознание местных жителей непосредственно определяло не только ген-дерный состав сходов, но и полномочия его участников. Если домохозяева при отсутствии наложенных на них временных ограничений обладали неоспоримым правом голоса независимо от вынесенной на обсуждение темы, то возможности крестьянки регламентировались обычаями конкретного «мира». Как правило, она допускалась к работе «сход-
ки» при условии замещения отсутствовавшего по какой-либо причине супруга или становления вдовой-домохозяйкой. При этом последняя категория женщин, пользуясь наделом, имела право выразить на общем собрании собственное мнение.
Помимо участников общественных собраний в пореформенный период законодательно регламентировались критерии признания приговора схода легитимным. Один из них - это необходимый кворум домохозяев, имеющих право голоса. Чтобы решение общего собрания приобрело юридическую силу, по закону за него должны были проголосовать половина из присутствовавших крестьян, обладавших этим правом, а по вопросам, связанным с землевладением и землепользованием, с мирским капиталом и удалением членов из общества, - 2/3 их числа. На территории Вологодской губернии последнее требование, прописанное в ст. 54 Общего Положения о крестьянах, приобрело превалирующее значение во многих сельских обществах. Проанализировав около 50 приговоров сельских сходов, в 57% случаев нами был выявлен факт присутствия на них от 61 до 79% домохозяев от общего числа жителей, имевших право голоса, а в 21% сходов посещаемость достигала от 51 до 60% и свыше 80%. Данный факт отметил в своей статье Д.А. Мухин, указав, что зачастую местные представления о легитимности приговора расходились с нормами закона, прописанными в ст. 54 Общего Положения, в обществах, насчитывавших небольшое количество жителей. Но, уточняет автор, подобное представление о кворуме было неприемлемо для крупных обществ губернии [21].
Расширение сферы применения законодательной нормы ст. 54 на большинство сходов являлось результатом трансформации прописанных в ней требований в правосознании крестьян и в первую очередь сельского начальства, которые оформляли решение схода. В представлении старосты и писаря сформировалось, что для признания общего собрания состоявшимся, а приговора законным, необходимо участие в нем не менее 2/3 от всех домохозяев, независимо от рассматриваемой проблемы. В 1905 г. писарь, оформив приговор сельского схода, указал, что «квота присутствующих составила не менее 2/3 всего числа лиц, имеющих право голоса на сходе» [22]. Аналогичное условие об обязательном кворуме присутствия крестьян для признания «сходки» состоявшейся высказал писарь Рябовской волости Сольвычегодского уезда [23].
Из-за отсутствия в нашем распоряжении конкретных исторических данных, мы затрудняемся указать причины произошедшей трансформации норм ст. 54 Общего Положения в правосознании крестьян. Можем лишь предположить, что на это непосредственно оказала влияние сохранявшаяся в общине традиция коллективного принятия решений. Именно установленная законодательством квота в 2/3 голосов наиболее соответствовала исторически сформировавшемуся у крестьян представлению о законности принимавшегося на «сходках» приговора. На протяжении проанализированного хронологического периода в сельских обществах
губернии, несмотря на развивавшиеся в деревне социально-экономические процессы, решение «сходки» продолжало восприниматься всеми как единогласное мнение. Это прослеживалось в тексте приговоров, которые оформлялись как обоюдное решение всех присутствовавших домохозяев, хотя голосование не всегда было единогласным. Один из таких случаев был зафиксирован 9 августа 1866 г. на сельском сходе Медведевского общества Пя-товской волости Тотемского уезда. Во время избрания старосты 28 домохозяев поддержали выдвинутую кандидатуру, а трое из присутствовавших крестьян выступили против. Однако приговор был оформлен как коллективное решение всех участников голосования [24].
Заключение
Подводя общий итог, отметим следующее. Организация и функционирование крестьянских сходов регламентировались нормативными правовыми актами. Сельское население, участвуя в работе общественных собраний, было обязано руководствоваться ими и применять их нормы на практике. Однако в обществах, в основании которых лежала традиционная крестьянская община, сохранялись сильные позиции обычного права, что было естественно по причине невозможности его полного вытеснения законодательством. Следовательно, происходившее наложение правительственных указов на сложившиеся в конкретном «миру» традиции проявлялось в правосознании землепользователей. При формировании крестьянских сходов они активно применяли нормы неписаного права, когда это не противоречило закону. В частности, обычаи определяли права и полномочия женщин в работе общего собрания домохозяев, а также влияли на признание приговора легитимным.
Работа выполнена при поддержке Программы фундаментальных исследований УрО РАН, проект № 15-13-6-24 «Национальные элиты и проблемы региональной политической и социально-экономической стабильности на Севере России в XX веке (на материалах Республики Коми и Ненецкого автономного округа)».
Литература
1. Александров ВА. Отечественная наука XIX -начала XX века об обычном праве в России// Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России: сб. статей. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1983. С. 7.
2. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. С. 313.
3. Попов СА. Законодательная деятельность государства в сфере крестьянского самоуправления и управления во второй половине XIX - начале XX века // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 8-1. С. 158-163.
4. Миронов Б.Н. Российская империя: от традиции к модерну: в 3 т. Т. 2. СПб.: Дмитрий Буланин, 2015. С. 200.
5. Вишнякова Д.В. Брачно-семейные отношения коми крестьянства и их обычно-правовое регулирование во второй половине XIX - начале XX в. // Социально-культурные процессы на территории Коми края: история и современность: сб. статей. Сыктывкар: ГОУ ВО КРАГСиУ, 2014. С. 17.
6. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. Т. 5: Вологодская губерния. Ч. 4: Тотемский, Устьсысольский, Устюг-ский и Яренский уезды. СПб.: ООО «Деловая полиграфия», 2008. 808 с.
7. Зырянов П.Н. Обычное гражданское право в пореформенной общине // Вопросы аграрной истории Европейского Севера СССР: ежегодник по аграрной истории. Вып. 6: Проблемы истории русской общины. Вологда: Изд-во ВГПИ, 1976. С. 91-101; Зименков А.П. Традиции самоуправления в дореволюционной России // Обозреватель. 2008. № 4. С. 3546; Плоцкая О.А. Обычное этническое право коми (зырян): монография. Сыктывкар: Изд-во СыктГУ, 2013. 232 с. и др.
8. Бондаренко О.Е. Правосознание крестьян Коми края в конце XIX - начале XX в. // Изучение аграрной истории Европейского Севера СССР на современном этапе. Сыктывкар, 1989. С. 103-106. (Труды Коми НЦ УрО АН СССР. Вып. 112); Есиков С.А., Есикова М.М. Об определении правового статуса крестьянского землевладения и землепользования в пореформенной России (до 1903 г.) // Вопросы современной науки и практики. Университет им. В.И. Вернадского. 2013. № С44. С. 44-48 и др.
9. Карпачев М.Д. Правосознание крестьян Воронежской губернии накануне Столыпинских аграрных реформ // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Право. 2012. № 1. С. 14-23; Попов С.А. Об отношении крестьян к представителям уездной и волостной власти как одном из аспектов проявления их правосознания // Социокультурные аспекты развития Северных территорий (Республика Коми. История и современность): сб. статей. Сыктывкар: ГОУ ВО КРАГСиУ, 2015. С. 29-32.
10. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2. СПб., 1863. Т. 36. Отд. 1. № 36657.
11. Чарушин АА. Крестьянские сходы в бытовом их освещении. Архангельск: Губернская типография, 1911. 16 с.
12. Сборник узаконений и распоряжений правительства о сельском состоянии. Общее положение о крестьянах (Особое приложение к Т. IX Закона о состояниях, изд. 1902 г. и по прод. 1906 г.). 2-е изд. СПб.: Типография МВД, 1908. С. 56.
13. Документы по истории крестьянской общины 1861-1880 гг. В 5 т. Т. 5. М., 1991. 223 с.
14. Национальный архив Республики Коми (Далее: НАРК). Ф.27. Оп.1. Д.4. Л.115, 117.
15. Ильина И.В., Уляшев О.И. Мужчина и женщина в традиционной культуре коми. Сыктывкар: Коми НЦ УрО РАН, 2009. С. 147.
16. Никитина ГА. Сельская община - бускель -в пореформенный период (1861-1900 гг.): Монография. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1993. 160 с.
17. Александров Ю.В. Обычное право удмуртов (XIX - начало XX в.). Ижевск: Удмуртия, 2014. С. 142.
18. Иваницкий НА. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России / Под ред. Н. Харузина. Вып. 2. М., 1890. С. 52.
19. Попов СА. Использование труда временных рабочих на Кажимских заводах во второй половине XIX - начале XX века // Индустриализация Европейского Северо-Востока России: предпосылки, способы осуществления и влияние на социально-экономическое, политическое, этнодемографическое и культурное развитие региона. Сыктывкар: Коми НЦ УрО РАН, 2013. С. 33. (Труды ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 72).
20. Безгин В.Б. Сельская повседневность рубежа XIX - XX веков: Итоги исследования и выводы // Гуманитарные науки и образование. 2010. № 1. С. 52.
21. Мухин ДА. Практика проведения сходов крестьянами Вологодской губернии в конце
XIX - начале XX в. // Антропологический форум. 2012. № S17. С. 160-161.
22. НАРК. Ф. 279. Оп. 1. Д. 510. Л. 15 об.
23. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. Т. 5: Вологодская губерния. Ч. 3: Никольский и Сольвычегодский уезды. СПб.: ООО «Деловая полиграфия», 2007. С. 552.
24. Государственный архив Вологодской области. Ф. 750. Оп. 1. Д. 1. Л. 61-61 об.
References
1. Aleksandrov VA. Otechestvennaja nauka XIX -nachala XX veka ob obychnom prave v Ros-sii// Social'no-politicheskoe i pravovoe poloz-henie krest'janstva v dorevoljucionnoj Rossii: sb. statej [The Russian science of XIX - early
XX century on customary law in Russia // Socio-political and legal situation of the peasantry in pre-revolutionary Russia: collected papers]. Voronezh: Voronezh Univ. Publ., 1983. P. 7.
2. Vladimirsky-Budanov M.F. Obzor istorii russ-kogo prava [An overview of the history of the Russian law] Moscow: Publishing house "Territory of the future", 2005. P. 313.
3. Popov SA. Zakonodatel'naja dejatel'nost' go-sudarstva v sfere krest'janskogo samouprav-lenija i upravlenija vo vtoroj polovine XIX -nachale XX veka // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i juridicheskie nauki, kul'turolo-
gija i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i prak-tiki [The legislative activity of the state in the sphere of peasant self-government and administration in the second half of XIX -early XX century // Historical, philosophical, political and law sciences, culturology and study of art. Issues of theory and practice]. 2011. № 8-1. P. 158-163.
4. Mironov B.N. Rossijskaja imperija: ot tradicii k modernu [The Russian Empire: from tradition to modernity]: in 3 volumes. Vol. 2. St.Petersburg: Dmitry Bulanin, 2015. P. 200.
5. Vishnyakova D.V. Brachno-semejnye otnoshe-nija komi krest'janstva i ih obychno-pravovoe regulirovanie vo vtoroj polovine XIX - nachale XX v. // Social'no-kul'turnye processy na territorii Komi kraja: istorija i sovremen-nost' [Marriage and family relations of the Komi peasants and their usual-legal regulation in the second half of XIX - early XX century // Socio-cultural processes on the territory of the Komi region: history and modernity]: collected papers. Syktyvkar: The Komi Republican Academy of state service and management, 2014. P. 17.
6. Russkie krest'jane. Zhizn'. Byt. Nravy. Mate-rialy «Jetnograficheskogo bjuro» knjazja V.N. Tenisheva [The Russian peasants. Life. Everyday life. Customs. Materials of "The Ethnographic Bureau" of the Prince V.N.Tenishev]. Vol. 5: Vologda Province. Pt. 4: Totem, Ust-Sysola, Ustyug and Yarensk Districts. St.Petersburg: OOO «Delovaya Poligrafiya», 2008. 808 p.
7. Zyryanov P.N. Obychnoe grazhdanskoe pravo v poreformennoj obshhine // Voprosy agrar-noj istorii Evropejskogo Severa SSSR: ezhe-godnik po agrarnoj istorii. Vyp. 6: Problemy istorii russkoj obshhiny [Ordinary civil law in post-reform community // Issues of the agricultural history of the European North of the USSR: Yearbook on agrarian history. Issue 6: Problems of history of the Russian community]. Vologda: Vologda State Pedag. Inst. Publ., 1976. P. 91-101; Zimenkov A.P. Tradicii samoupravlenija v dorevoljucionnoj Rossii // Obozrevatel' [Traditions of self-government in pre-revolutionary Russia // Reviewer]. 2008. № 4. P. 35-46; Plotskaya O.A. Obychnoe jetnicheskoe pravo komi (zyrjan) [The usual ethnic right of the Komi (Zyryans)]: monograph. Syktyvkar: Syktyvkar State Univ. Publ., 2013. 232 p. et al.
8. Bondarenko O.E. Pravosoznanie krest'jan Komi kraja v konce XIX - nachale XX v. // Izu-chenie agrarnoj istorii Evropejskogo Severa SSSR na sovremennom jetape [The consciousness of the peasants of the Komi region in the late XIX - early XX century // Study of the agrarian history of the European North of the USSR at the present stage]. Syktyvkar, 1989. P. 103-106. (Proc. of the Komi Sci. Centre, Ural Branch, USSR Ac. Sci. Issue 112); Esi-kov S.A., Esikova M.M. Ob opredelenii pravo-vogo statusa krest'janskogo zemlevladenija i zemlepol'zovanija v poreformennoj Rossii (do
1903 g.) // Voprosy sovremennoj nauki i praktiki [On definition of the legal status of peasant land tenure and land use in postreform Russia (up to 1903) // Problems of modern science and practice]. V.I.Vernadsky Univ. 2013. № C44. P. 44-48 et al.
9. Karpachev M.D. Pravosoznanie krest'jan Vo-ronezhskoj gubernii nakanune Stolypinskih agrarnyh reform [The consciousness of the peasants of Voronezh province on the eve of the Stolypin agrarian reforms] // Bull. of Voronezh State Univ. Series: Law. 2012. No. 1. P. 14-23; Popov S.A. Ob otnoshenii krest'jan k predstaviteljam uezdnoj i volostnoj vlasti kak odnom iz aspektov projavlenija ih pravo-soznanija // Sociokul'turnye aspekty razvitija Severnyh territorij (Respublika Komi. Istorija i sovremennost') [The attitude of the peasants to representatives of District and Volost authorities as one of aspects of the manifestation of their awareness // Socio-cultural aspects of development of the Northern territories (the Komi Republic. History and modernity)]: collected papers. Syktyvkar: Komi republican academy of state service and management, 2015. P. 29-32.
10. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii [Complete collection of laws of the Russian Empire]. Collection 2. St.Petersburg, 1863. Vol. 36. Otd. 1. № 36657.
11. Charushin AA Krest'janskie shody v bytovom ih osveshhenii [Peasant gatherings in a residential elucidation]. Arkhangelsk: Province printing house, 1911. 16 p.
12. Sbornik uzakonenij i rasporjazhenij pravitel'-stva o sel'skom sostojanii. Obshhee polozhenie o krest'janah (Osoboe prilozhenie k T. IX Za-kona o sostojanijah [The collection of legalizations and orders of the government about the rural condition. The General provision of peasants (Specific annex to Vol. IX of the States Act)]. 2nd edition. St.Petersburg: Ministry of Internal Affairs Printing House, 1908. P. 56.
13. Dokumenty po istorii krest'janskoj obshhiny 1861-1880 gg [Documents on the history of the peasant community of 1861-1880]. In 5 volumes. Vol. 5. Moscow, 1991. 223 p.
14. Nacionalnyj arhiv Respubliki Komi (Dalee: NARK) [National archive of the Komi Republic (further: NARK). F. 27. Op. 1. D. 4. L. 115, 117.
15. Ilyina I.V., Ulyashev O.I. Muzhchina i zhensh-hina v tradicionnoj kul'ture komi [A man and a woman in traditional Komi culture]. Syktyvkar: Komi Sci. Centre, Ural Branch, RAS, 2009. P. 147.
16. Nikitina GA. Sel'skaja obshhina - buskel' - v poreformennyj period (1861-1900 gg.) [Rural community - buskel' - in the post-reform period (1861-1900)]: Monograph. Izhevsk: Udmurt Inst. of History, Lang., Liter., Ural Branch, RAS, 1993. 160 p.
17. Aleksandrov Yu.V. Obychnoe pravo udmurtov (XIX - nachalo XX vv.) [Customary law of the Udmurts (XIX - early XX century). Izhevsk: Udmurtia, 2014. P. 142.
18. Ivanitsky NA. Materialy po jetnografii Volo-godskoj gubernii // Sbornik svedenij dlja izu-chenija byta krest'janskogo naselenija Rossii [Materials on Ethnography of the Vologda province // Collection of information for the study of life of the peasant population of Russia] / Ed. N.Kharuzin. Issue. 2. Moscow, 1890. P. 52.
19. Popov SA. Ispol'zovanie truda vremennyh ra-bochih na Kazhimskih zavodah vo vtoroj po-lovine XIX - nachale XX veka // Industriali-zacija Evropejskogo Severo-Vostoka Rossii: predposylki, sposoby osushhestvlenija i vlija-nie na social'no-jekonomicheskoe, politi-cheskoe, jetnodemograficheskoe i kul'turnoe razvitie regiona [The employment of temporary workers on Kazim plants in the second half of XIX - early XX century // Industrialisation of the European North-East of Russia: background, the means of implementation and impact on socio-economic, political, eth-no-demographic and cultural development of the region]. Syktyvkar: Komi Sci. Centre, Ural Branch, RAS, 2013. P. 33. (Proc. of Inst. of Lang., Liter. and History, Komi Sci. Centre, Ural Branch, RAS. Issue 72).
20. Bezgin V.B. Sel'skaja povsednevnost' rubezha XIX - XX vekov: Itogi issledovanija i vyvo-dy// Gumanitarnye nauki i obrazovanie [Rural everyday life at the turn of the XIX - XX centuries: The results of the study and conclusions // Humanities and education]. 2010. № 1. P. 52.
21. Mukhin DA. Praktika provedenija shodov krest'janami Vologodskoj gubernii v konce XIX - nachale XX v. // Antropologicheskij forum [The practice of holding gatherings by the peasants of the Vologda province in the late XIX - early XX century // Anthropological forum]. 2012. № S17. P. 160-161.
22. NARK. F. 279. Op. 1. D. 510. L. 15 ob.
23. Russkie krest'jane. Zhizn'. Byt. Nravy. Materialy «Jetnograficheskogo bjuro» knjazja V.N. Tenisheva [The Russian peasants. Life. Everyday life. Customs. Materials of "The Ethnographic Bureau" of the Prince V.N.Teni-shev]. Vol. 5: Vologda Province. Pt. 3: Ni-kol'sk and Solvychegodsk districts. St.Petersburg: OOO «Delovaya poligrafiya», 2007. P. 552.
24. Gosudarstvennyj arhiv Vologodskoj oblasti [State Archive of the Vologda Region]. F. 750. Op. 1. D. 1. L. 61-61 ob.
Статья поступила в редакцию 06.07.2017.
