CC BY
27
2. ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА, ИСТОРИЯ УЧЕНИЙ О ПРАВЕ И ГОСУДАРСТВЕ (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.01)
2.1. ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ФОРМА ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫХ ОТНОШЕНИЙ: РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ ВЗГЛЯД
Петюкова Оксана Николаевна, д-р юрид. наук. Должность: профессор. Место работы: Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации. Подразделение: кафедра «Гражданский и арбитражный процесс». E-mail:Oksana55@mail.ru
Аннотация: Правоохранительная форма государственной деятельности включает властный оперативный и правоприменительный процесс охраны правопорядка, защиты и восстановления нарушенных прав и свобод человека и гражданина, создания необходимых условий для доступа населения к правосудию. Правоохранительная форма государственно-церковных отношений рассматривается на примере отношений, складывавшихся в Советской России в 1917-1945 годы, исходя из системы правоохранительных органов советского государства и деятельности, которую они осуществляли.
Ключевые слова: правоохранительная форма, государственно-церковные отношения, законодательство, правоприменение.
LAW ENFORCEMENT FORM OF STATE-CHURCH RELATIONS: A RETROSPECTIVE
Oksana Nikolaevna Petyukova, Dr of law. Position: professor. Place of employment: Finance University under the Government of the Russian Federation, Moscow. Department: Civil and Arbitration process chair. E-mail:Oksana55@mail.ru
Annotation: Law-enforcement form of state activity includes overbearing process on the protection law and order, protection and recovery of violated rights and freedoms of man and citizen, creating the necessary conditions for access of the population to justice. Law-enforcement form of state-church relations is considered on the example of relations, folding into a of Soviet Russia in 1917-1945, proceeding from the system of law enforcement bodies of the Soviet state and activities of, which they was carried out.
Keywords: law enforcement form of state-church relations, legislation, enforcement.
Правоохранительная форма государственной деятельности включает властный оперативный и правоприменительный процесс охраны правопорядка, защиты и восстановления нарушенных прав и свобод человека и гражданина, создания необходимых и достаточных условий для доступа населения к правосудию. В настоящее время правоохранительная форма подразумевает не только правосудную, но и правозащитную функции, что является результатом трансформации судебной юридической формы [1]. Сущность правоохранительной формы государственной деятельности заключается в непрерывном, согласованном по целям, формам и методам функционировании государственных органов и общественных объединений, направленном на создание максимально благоприятных условий для беспрепятственной реализации правовых норм, субъективных прав и свобод.
Долгое время в отечественном правоведении не существовало понятия «правоохранительная система», оно появилось в конце 1980-х-начале 1990-х годов. Формулировка В.В. Лазарева основывается на трех составляющих: целях и объектах правоохраны; субъектах правоохраны; правоохранительной деятельности. Цель правоохранительной системы - охрана прав, свобод и интересов граждан. Объекты правоохранительной системы классифицируются в соответствии с основными сферами общественной жизни. Субъектами правоохранительной системы являются государство в целом, правоохранительные органы, правоохранительные организации, юридические и физические лица [2, с.93].
Рассмотрим правоохранительную форму государственно-церковных отношений на примере отношений, складывавшихся в Советской России в 1917-1945 годы, исходя из системы правоохранительных органов советского государства и деятельности, которую они осуществляли.
На протяжении 1917-1936 гг. складывались правовые основы деятельности правоохранительных органов. Конституция 1936 г. ознаменовала юридическое и структурное завершение создания правоохранительной системы СССР. В 1938 г. был принят Закон о судоустройстве в СССР, несмотря на декларации о демократичном и независимом советском суде, в законодательстве содержались внутренние противоречия и пробелы, не позволившие реализовать либеральные принципы судоустройства.
С первого дня существования советская власть использовала различные общественные организации для оказания помощи, а иногда и для исполнения прямых функциональных задач правоохранительных органов. На места из центра делегировались достаточно широкие полномочия, позволявшие представителям местной власти осуществлять различные процессуальные действия. 20 декабря 1927 г. появилось постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О предоставлении сельсоветам права производства обысков и выемок». В рамках судебной реформы в 1927 г. по рекомендации НК РКИ СССР и РСФСР появились административно-правовые секции при прокуратуре и судебных органах на местах [3, с.11-13]. Развитие правоохранительных структур с опорой на общественность привело к организации примирительных камер в сельсоветах и третейских судах в городах с целью освобождения судов от малозначительных дел. По почину уральских рабочих появились общества содействия милиции и уголовному розыску - ОСОДМИЛ, преобразованный в 1932 г. в БРИГАДМИЛ. Участники общественных организаций не имели правовой подготовки.
Функциональный подход при создании органов юстиции выявил неустойчивость их полномочий (они ориентировались, главным образом, на проведение необходимых государственному режиму кампаний), в 1936 г. был создан союзный Наркомат юстиции.
В феврале 1922 г. вместо Всероссийской Чрезвычайной Комиссии в составе Наркомата внутренних дел образовалось Государственное политическое управление, которое просуществовало в системе Наркомата внутренних дел до конца 1923 г. После создания Объ-
единенного государственного политического управления при СНК СССР органы ГПУ перешли в подчинение ОГПУ. Наркомат внутренних дел рассматривался как основной орган защиты завоеваний революции. НКВД было предоставлено право осуществлять полный контроль над жизнью общества во всех сферах.
На милицию возлагались задачи по охране общественного порядка, личной и имущественной безопасности граждан, борьбе с преступностью, обеспечению проведения в жизнь декретов, законов и постановлений советского правительства. Усиление идеологического влияния в милиции происходило через институт политработников, сформированный в октябре 1930 г. по решению ЦК ВКП(б). Кампания по усилению репрессивно-карательного аппарата привела к тому, что ЦИК и СНК СССР возложили на ОГПУ обязанности по руководству милицией и уголовным розыском, что способствовало централизации системы органов внутренних дел [4]. Ослабление позиций советов, в особенности местных, фактически вывело милицию из-под их контроля.
Прокуратура должна была реализовывать революционную законность. В.И. Ленин отмечал, что все жизненные органы государства, в том числе и прокурорская власть, должны работать «под наблюдением и в самом непосредственном контакте с тремя партийными учреждениями, которые представляют из себя максимальную гарантию против местных и личных влияний, именно: Оргбюро ЦК, Политбюро ЦК и ЦКК» [5, с.200]. В июле 1922 г. на I Всероссийском совещании губернских прокуроров было объявлено о формировании института прокуратуры как самостоятельного органа, обеспечивающего социалистическую законность на местах. Государственная прокуратура учреждалась «в целях осуществления надзора за соблюдением законов и в интересах правильной постановки борьбы с преступностью». Она наделялась правом контролировать деятельность следственных органов, ГПУ, наблюдать за производством дознания и предварительного следствия. Прокурор мог возбуждать по собственной инициативе и по поступающим к нему жалобам и заявлениям уголовное преследование против должностных лиц и граждан. Начиная с 1923 г., прокурорский надзор в правоохранительной системе советского государства приобрел первостепенное значение. Следователи были выведены из-под административного подчинения судебным органам, а руководство и надзор над следствием осуществляла прокуратура. После учреждения Прокуратуры Верховного Суда СССР в советском государстве начали функционировать две системы прокурорского надзора - Прокуратура Верховного Суда СССР и прокуратуры союзных республик [6, с.26].
К системе специальной юстиции относились органы военной, лагерной, транспортной юстиции, специальные коллегии и специальные прокуратуры. Органы специальной юстиции рассматривали дела по контрреволюционным преступлениям, выступали в качестве органа политической юстиции. Военные трибуналы переходили на упрощенное судопроизводство.
Адвокатура после серии «чисток» 1938 и 1940 гг. стала рабоче-крестьянской, будучи встроенной в систему Наркомюста, она подверглась бюрократизации. Нотариальные органы, восстановленные во второй половине 1930-х годов, были реорганизованы в 1940 г. и существенно сокращены.
Особенности советской судебной системы определялись совокупностью функционировавших в государ-
стве судебных органов. В РСФСР существовало четыре судебных инстанции: народный, окружной, краевой и Верховный суды. Помимо них действовали земельные и арбитражные комиссии. Изменение судебного процесса произошло из-за стремления советской власти к созданию карательного аппарата. Репрессивные судебные акции, вошедшие в норму с конца 1920-х гг., отличались жесткими приговорами к длительным срокам лишения свободы и высшей мере наказания. Повсеместно проводилась линия на ужесточение ответственности за самые незначительные нарушения. Высшая мера наказания стала распространенной формой репрессии. Судебная деятельность по защите гражданских прав получила карательный уклон. Деформации гражданского судопроизводства способствовало усиление централизованного начала в управлении.
Формирование советской правоохранительной системы завершилось к 1936 г., когда были апробированы репрессивно-карательные методы борьбы с оппозицией. Как правило, волна репрессий достигала пика во время проведения крупных политических кампаний, инициированных И.В. Сталиным. Характерными признаками тоталитарной юстиции являлись централизация управлении органами юстиции, особая роль органов специальной юстиции, бюрократизация, воспитательно-карательная роль суда, упрощенное правосудие, широкое применение секретных актов фактически отменявших процессуальное законодательство.
После Октябрьской революции 1917 г. основой применения мер уголовной репрессии стало революционное правосознание, что обусловило редукционизм карательной практики, осуществляемой судебными и чрезвычайными органами. На практике имело место смешение уголовно-правовых, административно-правовых и гражданско-правовых мер ответственности. П.А. Кабанов различает государственную и политическую преступность. В основе государственной преступности - уголовно-правовые основания, политическая преступность выделяется по криминологическим основаниям, на основе мотива или целеполага-ния [7, с.20]. Причинами, детерминировавшими распространение политической преступности и различных форм девиантного поведения, сопряженных с вопросами вероисповедания, были не только политическая нестабильность в рамках национального государства, но и радикальное изменение условий религиозной жизни значительной части населения, навязывание правящей элитой нетрадиционных для общества нововведений. Ситуацию усугубляло отсутствие комплексной правовой базы по предупреждению преступности, открытый конфликт между системами церковного и государственного права. Оборотной стороной репрессий в отношении православного сообщества стало создание целого сонма причисленных к лику святых мучеников российских. Первый среди архиереев мученическую смерть принял старейший православный иерарх, митр. Киевский Владимир 25 января 1918 г. Тогда же было решено установить возношение за богослужением особого прошения о гонимых за православную веру и церковь 25 января - День поминовения исповедников и новомучеников.
Церковь пыталась самостоятельно защищать свои права. Решением Соборного Совета от 27 февраля 1918 г., принятым после доклада Н.Н. Медведкова о «расследовании на местах случаев насилия, имеющих отношение к церкви, ее служителям и православным
христианам», было поручено «епархиальным началь-ствам о всяком насилии, о всяком случае арестов, убийств, пролитии крови во время религиозных манифестаций или при исполнении духовенством своих обязанностей учинять на местах через особые Комиссии надлежащие расследования о случившемся и акты таковых расследований препровождать в Священный Синод» [8, с.101].
Архивные данные содержат сведения о похищении Пермского еп. Андроника, отправке на окопные работы Тобольского еп. Гермогена и последующей казни, расстреле без суда Преосвященного Макария, бывшего еп. Орловского [9].
В годы Гражданской войны часть духовенства придерживалось нейтральной позиции, незначительное число священников служило бойцами в Красной Армии, отторгнутые от Патриархии епархии переходили на самоуправление. С ноября 1918 г. действовало Временное высшее духовное управление в Сибири и Приуралье, в мае 1919 г. такой же орган возник на юге России. Несмотря на то, что руководство Патриархии старалось не провоцировать конфликтных ситуаций, подобные факты служили основой для проведения репрессий.
Официальные средства массовой информации зачисляли священнослужителей в число пособников контрреволюции, что послужило сигналом для повсеместного массового применения карательных мер против духовенства. С осени 1918 г. по всей территории, контролировавшейся советской властью, прокатилась волна арестов и расстрелов православных священнослужителей. 5 сентября 1918 г. Совет народных комиссаров «для обеспечения тыла Советской республики в ответ на убийства В. Володарского, М.С. Урицкого и покушение на В.И. Ленина принял постановление о красном терроре. В сентябре 1918 г. революционный трибунал передал в ВЧК для решения «во внесудебном порядке» «дело группы попа Восторго-ва», обвинявшегося в контрреволюционном заговоре, члены Поместного Собора свящ. И. Восторгов и еп. Ефрем (Кузнецов) были расстреляны [10, с.59].
Жертвами террора становились и служители культа, миряне, поддерживавшие советскую власть. Известны случаи, когда родителей, забиравших своих детей из школы после преподавания Закона Божия, на основании решения волостного исполкома Хвалынского у. Саратовской губ. «предавали суду революционного трибунала» [11, с.11 -12]. В письме в Совнарком от 12 октября 1918 г. Патриарх обращал внимание на то, что множество священников, диаконов и мирян, принимавших участие в жизни Православной церкви стали жертвой красного террора.
Священноначалие выражало обоснованные опасения, что форсированное властью изъятие церковного имущества при известной малокультурности представителей власти на местах и «крайнем огрубении нравов» осложнится кощунством и осквернением святынь (беззаконное вхождение в алтари, прикосновения к престолам и священным сосудам и т.п.). Церковные облачения, архиерейские мантии, платки (илитоны) с престола перешивались на революционные флаги, и вывешивались на площадях.
На практике случались казусы, когда арестам подвергались участники антирелигиозных мероприятий. Например, некого гр. Ф.И. Жилкина - организатора лекции с участием эксперта VIII отдела М.В. Галкина обвинили «в помещении имени сотрудника советской власти на афише с коммерческой целью». «Народный
суд, находя, что гр. Жилкин, ввиду вредной его деятельности, является опасным для народных масс, постановил заключить его в концентрационный лагерь на время Гражданской войны» [12, с.33].
Репрессивная политика в отношении Православной церкви не прекратилась и после того, как Патриарх в сентябре 1919 г. опубликовал послание о прекращении противодействия власти большевиков. Проведение его в жизнь приобрело односторонний характер: священники проявляли лояльность, а органы власти продолжала карательную политику.
Массовыми репрессиями сопровождалось проведение кампании по вскрытию святых мощей в 1918-1920 гг. Архиепископ Воронежский Тихон (Никаноров), резко осуждавший государственные органы за вмешательство в сугубо внутренние дела церкви, в ее каноны и богослужебную практику, был повешен на царских вратах в одном из храмов Митрофаниевского монастыря [13].
Судебные органы в своих действиях основывались на п.3 постановления Наркомюста от 25 августа 1920 г. «О мощах»: «во всех случаях обнаружения шарлатанства, фокусничества, фальсификации и иных уголовных деяний, направленных к эксплуатации темноты... со стороны отдельных служителей культа... отделы юстиции возбуждают судебное преследование против всех виновных лиц, причем ведение следствия поручается следователям по важнейшим делам при отделах юстиции...» [14, с.56].
Сопротивление изъятию церковных ценностей в 1 922 г. рассматривалось как основание для репрессий. После того, как монахи Пафнутьевского монастыря в Калужской губ. отказались давать ценности, «мотивируя это отсутствием епископа, в отсутствие коего сдачу произвести невозможно», а собравшаяся у обители «толпа в 300 человек» отказалась допустить комиссию по изъятию ценностей к работе, секретный отдел ГПУ отдал «распоряжение немедленно закрыть монастырь и выселить монахов. Дело передать в ревтрибунал».
С конца марта 1922 г. в действиях властей стали преобладать карательные методы. На заседаниях Политбюро ЦК РКП(б) утверждались расстрельные приговоры. Всего за 1922 г. Политбюро рассмотрело на 20 заседаниях 34 вопроса, связанных с Русской церковью [15, с.42].
Зачастую решения выносили секретные «тройки» в составе секретаря губкома партии, начальника губот-дела ГПУ и губвоенкома. К середине 1922 г. состоялся 231 судебный процесс, 732 человека оказались на скамье подсудимых, многие из них были расстреляны. Также применялась трехлетняя административная высылка без суда, которая была введена декретом ВЦИК от 10 августа 1922 г.
На протяжении 1920-х годов репрессивные меры широко применялись в целях отстранения от церковного руководства сторонников Патриарха Тихона для поощрения обновленческого раскола. Предложения Л.Д.Троцкого в его письме в Политбюро от 24 мая 1922 г. отражали тактику власти по отношению к обновленческим структурам. Он указывал, что движение идет главным образом под знаменем планируемого церковного собора, и новое церковное управление может определиться в трех направлениях: «1) сохранение патриаршества и выборы лояльного патриарха. 2) уничтожение патриаршества и создание коллегии (лояльного синода). 3) полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления...». Л.Д. Троцкий считал, что вариант централизованной церкви
«при лояльном и фактически бессильном патриархе» имеет известные преимущества [16, с.181].
Органы НКВД-ОГПУ, участвовавшие в принятии решений в отношении церкви, одновременно являлись исполнителями партийных постановлений.
Патриарх Тихон не раз сталкивался с угрозой судебного преследования. Домашний арест, имевший место в конце 1919 г., длился более полутора лет. Постановление о содержании Патриарха Тихона под стражей на дому датировано 31 мая 1922 г. По существу, положение главы Русской церкви было очень близким к домашнему аресту, в середине мая Патриарх был отстранен от руководства церковной жизнью.
В 1922-1923 гг. одной из главных тем заседаний Антирелигиозной Комиссии при ЦК партии стал вопрос, связанный с подготовкой судебного процесса по делу Патриарха. Параллельно с Антирелигиозной комиссией организацией процесса руководила специальная комиссия в лице А.И.Рыкова, М.И.Калинина и Н.В.Крыленко, которые несли персональную ответственность за обеспечение нужного исхода «дела» [17]. Производство дознания и следствие поручались особо уполномоченному ГПУ Я.С.Агранову и следователю по важнейшим делам Верховного Суда П.С.Кузнецову [18. С.229].
Обвинительное заключение по делу Патриарха Тихона было утверждено на заседании Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 17 апреля 1923 г.[18, с. 332], а 19 апреля Первосвятитель - переведен во Внутреннюю тюрьму ГПУ.
По предложению Ф.Э. Дзержинского 21 апреля 1923 г. Политбюро приняло постановление: «а) Процесс Тихона отложить; б) Подготовить процесс более тщательно» [16, с.274]. Подлинник записки Ф.Э. Дзержинского с результатами опроса членов Политбюро хранится в РГАСПИ [19]. «За» проголосовали: Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Томский, Калинин, «против» - только председатель комиссии по подготовке суда над Патриархом Рыков, что подтверждает отсутствие существенных разногласий в Политбюро.
По мнению членов Антирелигиозной комиссии, проведение обновленческого собора было призвано осудить «контрреволюционную деятельность Тихона». На I Обновленческом соборе (29 апреля - 9 мая 1923 г.) Патриарха Тихона лишили сана. Согласно соборной резолюции обновленцев, «Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем церкви, на основании церковных канонов сим объявляет его лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное мирское положение. Отныне Патриарх Тихон - мирянин Василий Белавин» [20, с.312].
Наряду с внешнеполитическими факторами, на определение сроков судебного разбирательства над Патриархом влияла обострившаяся борьба за власть в партии, связанная с перегруппировкой сил в Политбюро, общественные настроения, отслеживаемые ГПУ.
Е.М.Ярославский писал, что заявления Патриарха и освобождение на условиях объявления о лояльности «спутают совершенно карты всей эмигранщины», «явятся ударом по всем тем организациям, которые ориентировались на Тихона», «его личное влияние будет скомпрометировано связью с ГПУ и его признаниями». 16 июня 1923 г. появилось заявление Патриарха в Верховный Суд РСФСР с признанием правильности привлечения его к ответственности за антисоветскую деятельность и раскаяния в этом. Патриарх заявлял, что отныне он не враг советской вла-
сти и что решительно отмежевывается «как от зарубежной, так и внутренней монархической белогвардейской контрреволюции» [18, с.357].
Никакой активной политической деятельности, направленной на изменение государственного строя, Патриарх никогда не вел, т.к. это противоречит христианскому пониманию сущности государственно-церковных взаимоотношений - «нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (Послание к Римлянам. 13.1.). Однако, это не могло отменить первосвятительского попечения о защите церкви от нападок антирелигиозных экстремистов и внутреннего разделения.
После ареста Патриарха Тихона обновленцы некоторое время доминировали в церковной жизни страны. В ряде городов они встретили решительное сопротивление.
В 1937 г., когда руководство антирелигиозной кампанией возглавлял нарком внутренних дел Н.И. Ежов, массовые аресты епископата, духовенства, активных мирян достигли широкого размаха. 2 июля 1937 г. было принято решение Политбюро ЦК ВКП (б) № 51/94 «Об антисоветских элементах». ЦК ВКП(б) предлагало секретарям областных и краевых организаций и областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через «тройки», а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
Данные Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий говорят о максимальном упрощении процесса принятия и приведения в исполнение рас-стрельных приговоров. 10 октября 1937 г. был приведен в исполнение смертный приговор в отношении митр. Петра (Полянского), который провел в тюрьмах и ссылках 12 лет. 11 декабря 1937 г. на полигоне Бутово близ Москвы расстреляли митр. Серафима (Чичагова), а 31 декабря - архиеп. Фаддея (Успенского).
Православная церковь оказала духовное сопротивление тоталитарному режиму. В 1937 и 1938 гг. был расстрелян каждый второй священнослужитель. Духовенство обвиняли в шпионаже и террористической деятельности. К началу 2004 г. 1420 новомучеников были прославлены в лике святых мучеников и исповедников, их число растет [21].
Репрессивная политика проводилась и на вновь присоединенных к СССР территориях, главным образом, в отношении тех священнослужителей, которые пытались отстоять принципы автокефалии (самостоятельного управления). По данным, приводимым В.И. Алексеевым и Ф. Ставру, до 22 июня 1941 г. на бывшей польской территории было арестовано 53 священника, 10 из них позднее освободили, 37 пропали и 6 погибли. Из 15 архиереев практически все согласились с переходом в Московскую Патриархию [22, с.125].
Патриарший Местоблюститель митр. Сергий постоянно пребывал в атмосфере внутренней напряженности, подвергаясь повседневной слежке, о чем свидетельствовал еп. Пантелеймон (Рожновский), рассказывая о встрече с ним в Москве осенью 1939 г. [23, с.113]. Но судебный процесс над «Всесоюзным контрреволюционным центром церковников» во главе с митр. Сергием так и не состоялся.
Обеспокоенность у власти вызывало неконтролируемое церковное подполье. В июне 1943 г. начальник
Управления Наркомата госбезопасности по Пензенской обл. полковник Николаев писал в обком ВКП(б): «Особое влияние на религиозно настроенную массу оказывают бродячие попы, монахи, появившиеся за последнее время в области после отбытия срока наказания и выселения из режимных городов» [24]. В 1944 г. было принято решение о депортации более полутора тысяч «истинно-православных христиан» из Рязанской, Воронежской, Орловской областей в восточные районы страны. В январе 1945 г. в Ленинграде состоялся суд над членами управления Псковской православной миссии, большинство обвиняемых были приговорены к 15-20 годам лагерей (в 1956 г. всех реабилитировали) [23, с.210].
Таким образом, государственная власть на протяжении всего рассматриваемого периода в Православной церкви видела единственную оппозиционную силу, пользующуюся значительным авторитетом у граждан. Практически все уголовные процессы имели политическую подоплеку, о чем свидетельствует и арест Патриарха Тихона и подготовка судебного процесса над ним, который так и не состоялся. Партийное руководство определяло сроки проведения судебного процесса над Первосвятителем, корректировало формулировку обвинения, давало точные директивы о мере наказания, решало вопросы о привлечении конкретных лиц в качестве обвинителей и свидетелей, утверждало смету расходов на осуществление судебного процесса над Патриархом, а затем приняло решение о не проведении судебного разбирательства над Патриархом.
Протоколы допросов Патриарха свидетельствуют о том, что с самого начала следствия Первосвятитель осуждал политическую деятельность зарубежного духовенства, агитацию российского духовенства против изъятия церковных ценностей. Результатом работы Антирелигиозной Комиссии при ЦК ВКП(б) стало оформление условий вынужденного компромисса между Православной церковью в лице Патриарха Тихона с советской властью. Решение об освобождении Патриарха из-под стражи после написания им 16 июня 1923 г. заявления в Верховный Суд РСФСР о признании правильности привлечения его к ответственности за антисоветскую деятельность и «раскаянии» сопровождалось амнистированием некоторых священнослужителей. Внутренняя позиция Патриарха оставалась прежней, изменилась внешняя тактическая линия, обусловленная иной политической реальностью.
Деформированная правовая политика советской власти опиралась на искаженную революционными обстоятельствами правоохранительную систему. Чрезвычайное законодательство - нормативные акты особой упрощенной процедуры создания и применения - исполняли чрезвычайные органы: чрезвычайные комиссии, революционные трибуналы, военные трибуналы, специальные коллегии областных судов, внесудебные органы. Следственным органам не требовалось закрепляющей доказательной базы. В качестве повода для задержания, ареста и привлечения к уголовной ответственности хватало доноса или анонимки. Судебное разбирательство имело свернутый характер.
В настоящее время правоохранительная форма государственно-конфессиональных отношений основывается на действующем законодательстве об охране правопорядка, защиты и восстановления нарушенных прав и свобод, а также свободе совести и противодействии экстремистской деятельности [25, с.210-214].
Список литературы:
1. Тонков Е.Е. Правозащитная функция государства и субъективное право // Пробелы в российском законодательстве. - 2013. - №6. - С. 47-52.
2. Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. - М., 1992. - С. 193.
3. Еженедельник советской юстиции. - 1928. - № 1. -С. 11 - 13.
4. Косицын А.П., Мулукаев Р.С. Органы внутренних дел советского государства на основных этапах его развития. История органов внутренних дел советского государства. - М., 1981.
5. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 45. - С. 200.
6. Чердаков О.И. Формирование правоохранительной системы советского государства в 1917-1936 гг.: Историко-правовое исследование: Автореф. ...докт. юрид. наук. - Саратов, 2002. - С.26.
7. Кабанов П.А. Политическая преступность: понятие, сущность, виды, причины, личность политического преступника, меры противодействия (криминологическое исследование). Автореф. .докт. юрид. наук. -Екатеринбург, 2008. - С. 20.
8. Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. -М., 1993. - Т. 1.- С. 101.
9. РГИА. - Ф. 831. - Оп. 1. - Д. 69. - Л. 5.
10. Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской церкви. 1917-1997.- М., 1997. - С. 59.
11. Революция и церковь. - 1919. - № 1. - С. 11-12.
12. Церковники и их агенты перед народным революционным судом // Революция и церковь. - 1919. - № 2. - С. 33.
13. РГИА. - Ф. 831. - Оп. 1. - Д. 185. - Л. 1.
14. О святых мощах (сборник материалов). - М., 1961. - С.56.
15. Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. - М., 1997. - С. 42.
16. Архивы Кремля. В 2-х кн. М.- Новосибирск, 1997.-Кн. 1. - С. 181.
17. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 163.- Д.317. -Л. 11-11об.
18. Следственное дело Патриарха Тихона. Сб. документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ / Гл. ред. протоиерей В.Н. Воробьев / Отв. сост. Н.А. Кривова. М., 2000. - С.229.
19. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 163. - Д. 331. - Л. 14-14об.
20. Кузнецов А.И. Обновленческий раскол в Русской церкви // «Обновленческий» раскол. Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики. - М., 2002. - С. 312.
21. Емельянов Н.Е. Оценка статистики гонений на Русскую православную церковь (1917-1952 годы) // http://www.goldentime.ru/nbk_31.htm. Режим доступа: 18.03.2015.
22. Алексеев В., Ставру Ф. Русская православная церковь на оккупированной территории // Русское Возрождение. - 1980. - №12. - С. 125.
23. Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине и Хрущеве (государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). - Изд.3-е, доп. -М., 2005. - С.113.
24. РЦХИДНИ. - Ф. 17. - Оп. 125. - Д. 181. - Л. 10-13.
25. Липатова Ж.Н. Деятельность прокуратуры и совершенствование правовых основ в сфере противодействия распространению экстремистских материалов // Пробелы в российском законодательстве. -2014. - №3. - С. 210-214.
