CC BY
5УДК 341 DOI 10.47629/2074-9201_2021_3_42_47
Чернявский Александр Геннадьевич,
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры Конституционного (государственного) и международного права, Военный университет Министерства обороны Российской Федерации, Москва,
aleksandrcher@mail.ru
Синяева Нателла Александровна,
кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой Конституционного (государственного) и международного права, Военный университет Министерства обороны Российской Федерации, Москва,
Natella.Sinyaeva@gmail.com
правокачественность международного права с точки зрения
ТЕОРИИ О ПРАВЕ КАК О НОРМАх СОГЛАСОВАНИЯ ИНТЕРЕСОВ
Аннотация. Изложен взгляд на правокачественность международного права с точки зрения теории о праве как о нормах согласования интересов. Дана оценка норм международного права как норм разграничения и согласования областей государственного интереса. Определены движущие принципы международного права: суверенитет отдельных государств и идея международного общения. Высказано предположение, что попытки присвоить монопольное значение одному из этих принципов обречены, так как сводить всю сущность международного права к идее общения, видеть в этой идее предопределение своего рода фатальной необходимости для отдельных государств находиться в кругу международного общения, тогда как нет логической необходимости считать, что государство вне международного общения не может быть мыслимо, неверно с научной точки зрения. Ключевые слова: международное право, суверенитет, внутригосударственное право, ограничение «естественной» свободы, интерес, функциональное действие, общение
Alexander G. Chernyavsky,
Doctor of Juridical Sciences, Full Professor, Professor at the Department of Constitutional (State) and International Law, Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation, Moscow,
aleksandrcher@mail.ru
Natella A. Sinyaeva,
Ph.D. of Juridical Sciences, Docent, Head of the Department of Constitutional (State) and International Law, Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation, Moscow, Natella.Sinyaeva@gmail.com
THE INTERNATIONAL LAW LEGAL QuALITY IN TERMS OF THE LAW THEORY AS the INTERESTS' COORDINATION NORMS
Abstract. The article presents the author's view on the international law legal quality in terms of the law theory as the interests' coordination norms. The author assesses the international law norms as the norms of differentiation and coordination of state interest areas. He analyzes what is the driving principle of international law: whether it is the individual states sovereignty or the international communication. The author believes that any attempts to assign a monopoly value to one or the other of these two principles are actually condemned to failure. It seems scientifically incorrect to reduce the international law entire essence to the communication idea, to see in this idea a predestination of fatal necessity for individual states, to be in the circle of international communication. There is no logical need to consider that a state outside of international communication is not conceivable.
Keywords: international law, sovereignty, domestic law, restriction of "natural" freedom, interest, functional action, communication
U23
Если только из всех различных теорий права не
останавливать свой выбор на государственно-принудительной, состоятельность которой ввиду разрушительной критики, направленной против неё в современной литературе, не может подлежать сомнению, то вопрос о правокачественности международного права с точки зрения господствующих «социальных» теорий права должен, конечно, перестать быть вопросом, и поэтому само аргументирование правокачественности этого права сводится лишь к нескольким положениям, представляющим собой простейшие выводы из сопоставления посылок общих и частных.
Само собой разумеется, что при этом в отношении международного и всякого другого права должна быть исключена представляющая в данном случае особый соблазн идея автономного естественного права, ожившая вместе с учением о государственном суверенитете, нивелирующем в своей абсолютности государства и народы наравне с отдельными людьми в качестве простых аппаратов для выполнения приказов высшей богини права: в таком своём виде идея естественного права представляется, в сущности, не чем иным, как обычным видоизменением осуждаемой ею идеи «государственного» права, при которой, в соответствии со сферой государственного союза, где действует ближайшим образом межгосударственное право, создается в той или иной форме civitas maxima (общество государств) или, во всяком случае, potestas maxima, которой должны подчиняться отдельные государства, так же как «государственному» праву подчиняются отдельные граждане, то есть в силу внутригосударственного законодательства.
Если понимать право как совокупность основанных на взаимоограничении норм согласования интересов, то никаким сомнениям относительно правокачественности права межгосударственного не должно быть места. Как и отдельный человек до образования племенного, а затем государственного союза, государство является de plano вполне самостоятельным и независимым, довлеющим только само над собой. Это состояние государства как независимого союза представляет собой то же самое, что в отношении отдельного человека было его первобытной «естественной» свободой. Государство, поскольку оно фактически не зависит при осуществлении своих интересов от других государств, является совершенно свободным во всех своих действиях, суверенным, ничем не ограниченным со стороны других государств в той своей «естественной» свободе, какую представляет собой властвование государства.
Но именно потому, что государства являются суверенными, вполне естественно, что по мере развития общения между ними они испытывают необходимость добиваться признания в пользу свою и своих
граждан в качестве ограничения самодовлеющего de plano полновластия других, также независимых государств, поскольку попадают в круг их действия те или иные интересы [1]. Единственным для этого средством является при его независимости и отсутствии влияния на него извне путь компромисса между суверенитетом государства с одной стороны и необходимостью взаимных уступок в интересах международного общения с другой [2].
Именно в этом контексте разрешается спорный вопрос о том, что является движущим принципом международного права: суверенитет отдельных государств или идея международного общения. Всякие попытки присвоить монопольное значение одному из этих принципов обречены заранее на неудачу: сводить всю сущность международного права к идее общения, видеть в этой идее как бы предопределение своего рода фатальной необходимости для отдельных государств находиться в кругу международного общения, тогда как нет логической необходимости считать, что государство вне международного общения не может быть мыслимо, едва ли представляется верным с точки зрения науки. С другой же стороны, игнорировать момент необходимости общения между государствами, отстаивая с чрезмерной ревностью идею суверенитета государства, видя умаление его в каждом принимаемом на себя государством в собственных интересах на почве общения с другими государствами ограничения своего полновластия [3], значит совершенно отрицать не только необходимость, но и саму возможность такого общения. В действительности же, подобно тому как межиндивидуальное право творится не государством и не обществом как какими-то отвлеченными величинами, и не отдельными изолированными людьми, а именно людьми, но находящимися во взаимном общении, так же творится и межгосударственное право - не идеей международного общения, а самими государствами, находящимися в общении, и в этом смысле движущим фактором международного права являются сами государства с присущим им суверенитетом; внутренним же принципом, стимулом к его образованию является необходимость международного общения.
В общении между государствами совершается тот же процесс, что и между отдельными людьми. Вся совокупность отношений между государствами, находящимися в условиях равенства и взаимности, сводится к тому, что одно государство, от которого зависит сегодня признание интересов другого государства или его граждан, может завтра оказаться само в условиях такой же фактической зависимости, поскольку его интересы могут соприкасаться со сферой влияния этого другого государства. Вполне естественным следствием такого положения равенства и взаимности является готовность каждого государства
ип
на основании образующегося у него опыта поступиться заранее теми или иными проявлениями своего полновластия при том условии, что подобная же уступка сделана будет и другим.
Ни в какой другой области этот путь самоограничения на началах именно взаимности не является столь ярким и очевидным, как в области международного права. Здесь совершенно ясно, что именно это начало является как бы предтечей международного права, тем стимулом, которым определяются отношения между государствами, ещё не сложившиеся в определённые правовые материи, но уже близкие к этому. Сфера этих отношений, не облечённых ещё пока формальной регламентацией международного права [4], ещё достаточно обширна, и известно, что во всех случаях, касающихся этих отношений, единственно решающим фактором является начало взаимности, при котором одно государство соглашается на те или иные ограничения своей «естественной» свободы при единственном только условии, что другое государство или группа государств со своей стороны согласится при аналогичных условиях на подобные ограничения своей свободы.
Таким образом, по характеру своего образования международное, межгосударственное право, как всякое другое, представляется не чем иным, как самоограничением государств в осуществлении их свободы на началах взаимности. Эта сторона сущности межгосударственного права как основанного на самоограничении государств нашла себе вполне определённое выражение в последовательном развитии этой мысли у таких видных авторов, как Берг-бом, Еллинек и Триппель.
Бергбом первый отметил [5], что международное право есть не что иное, как выражение воли участвующих в международном общении государств. Еллинек добавил, что это выражение воли таково, что оно имеет для самого государства характер обязательный, ограничивающий его свободу [6]. И, наконец, Триппель [7] развил сформулированную Бергбо-мом мысль, выяснив, что речь идёт в данном случае о выражении воли государства, воспринятой волей других государств (воля государства + общая воля государств), получившем, таким образом, необходимую объективацию. Триппель писал, что в международно-правовой норме государству противостоит не одна только его собственная воля, но и общая воля, образовавшаяся путём взаимодействия с другой государственной волей [7, 79].
Что касается цели и задач международного права, то есть внутреннего его содержания, то оно опять-таки, как и во всяком праве, заключается в согласовании интересов: с одной стороны, в их разграничении, то есть в обеспечении каждому из субъектов этого права беспрепятственного осуществления его
интересов, во избежание конфликта этих последних и стоящих за ними сил; а с другой стороны, в соединении этих сил в тех случаях, когда дело касается таких целей, достижение которых отдельному государству, несмотря на всё его полновластие в его внутренней жизни, оказывается не под силу [8]. К категории таких последних целей относится, как и во внутренней государственной жизни, целый ряд задач социальных, разрешение которых для отдельного деятеля фактически непосильно.
Межгосударственное право является третьим членом той триады, которую вообще представляет собой вся область права, по его субъектам и в связи с этим по его функциональному действию. Первым членом этой триады является право между отдельными людьми, право межиндивидуальное. По мере установления государственного порядка те проявления «естественной» свободы, которые им регулируются, сменяются их государственным ограничением, на почве которого вырастает другая область права, касающаяся отношений между государством и индивидом, - область права государственно-индивидуального, публичного, которому противопоставляется право частное.
С другой же стороны, по мере развития общения между государствами как целыми единицами вырабатываются постепенно также и нормы ограничений в осуществлении сферы государственно-индивидуального права не в отношении участников этой сферы в её внутреннем действии, то есть граждан, а в отношении других государств [9]. Эта третья область права, совокупность взаимоограничений государств в их властвовании, разграничение их «естественной» по отношению друг к другу свободы в области права государственно-индивидуальной, и представляет собой право межгосударственное, или международное.
Для того чтобы определённее выяснить соотношение права международного и права государственно-индивидуального, достаточно остановиться на любом примере норм этого последнего права, соприкасающихся с интересами международной жизни, на основании которых возможно образование норм международного права. Задолго до установления, например, норм международного права государство в области своего внутригосударственного права регламентирует ряд вопросов, связанных с правами иностранных граждан. Этими нормами государство само себя ограничивает, принимает на себя ряд обязательств к известному в определённых случаях поведению, но такие обязательства относятся исключительно к внутригосударственному праву, потому что государство принимает такие обязательства по отношению к самому себе.
Вполне возможно, однако, что в вопросах, о которых идёт речь, пожелает иметь свое право голоса государство, граждан которого они касаются, и
ип
желание это будет удовлетворено путём заключения соответствующего уже международного договора, созданием уже международно-правовой, межгосударственно-правовой нормы, которая явится, быть может, лишь дословной репродукцией содержания прежней внутригосударственной нормы, но будет иметь по характеру и по направлению своего действия совершенно иное и вполне самостоятельное значение. Лишь постепенно устанавливается положение иногда совершенно противоположное в том отношении, что путём договора между государствами создаётся норма вполне новая по содержанию, но сущность её с формальной стороны опять-таки выражается в том, что она касается известного поведения государств в сфере их властвования, в области государственно-индивидуальной, которая в таком случае опять-таки репродуцирует у себя данную норму по её содержанию. И в том и в другом случае, таким образом, налицо именно репродукция, а не рецепция, потому что рецепция возможна в тех областях права, которые связаны преемственностью, а право государственное и право межгосударственное связаны между собой, если можно так выразиться, отношением объёма в том смысле, что право межгосударственное как бы объемлет собой путём разграничения и согласования областей властвования государств, эти государственно-индивидуальные области.
Вопрос о соотношении права межгосударственного и права внутригосударственного послужил, как известно, предметом специальной работы Триппеля [7], известной по разработке в ней некоторых отдельных основных вопросов дисциплины международного права. К сожалению, Триппель, вместо того чтобы ограничиться единственно верным формальным определением областей права государственного и международного в смысле разграничения последним свободы государственного властвования, задаётся целями установления этого соотношения как материального по содержанию норм областей того и другого права, которые он рассматривает как формально-параллельные.
Доказывая всё время отрицательным путём неприменимость между этими областями того или иного соотношения, как, например, возможности между ними рецепции, Триппель именно ввиду движения его мысли о международном праве и государственном как о двух областях формально-параллельных, тогда как именно с формальной точки зрения международное право представляется областью высшей, областью разграничения государственного властвования, остается, в сущности, весьма далеким от каких-либо производительных, принципиально положительных в данном случае выводов: все его указания на неправильность тех или иных представлений о соотношении этих двух областей права - ничто при
отсутствии правильного положительного построения этого соотношения, при котором все упомянутые выше неправильности становятся ясными сами собой, точно так же как становится ясной логическая невозможность рецепции в областях государственного и международного права и возможность между ними только репродукции, при сознании, что право международное именно и представляет собой не что иное, как разграничение областей права государственного в отношении властвования государств, права государственно-индивидуального.
Государство в общих условиях своей правовой жизни может, таким образом, оказаться (и действительно во многих случаях оказывается) связанным по вопросам, соприкасающимся с международной областью, в двояком направлении: в сфере своей внутригосударственной жизни, по отношению к отдельному лицу, являющемся «адресатом» данной внутригосударственной нормы, и, в сфере права международного, по отношению к другому государству, если оно связано с ним нормой международного права [7, 127].
Целью и содержанием этой последней нормы является ограничение полновластия государства уже по отношению к новому «адресату», то есть к другому государству, в области того внутригосударственного права, которого касается данная внутригосударственная норма, которая всегда может быть вне этого условия каждым государством измененной, точно так же как даже при отмене такой нормы международно-правовой государство, однако, остается связанным своей собственной соответственной внутригосударственной нормой, пока она не будет в законном порядке отменена, так как всё действие отмены нормы международно-правовой заключается в том, что по данному вопросу одно государство, участник создания этой нормы, перестаёт быть обязанным по отношению именно к другому государству как «кон-субъекту» в области этой нормы. Поэтому, например, вполне совместимо с юридически-формальной точки зрения то положение, что с отменой действия в случае войны международных актов, касающихся правового положения иностранцев, продолжает, однако, своё существование касающаяся этого вопроса норма внутригосударственного права, если таковая имеется: государство уже связано в её сохранении по отношению к другому государству и может в любой момент по собственному усмотрению прекратить её действие соответствующим в отношении каждого своего внутригосударственного закона порядком; но пока действие в этом порядке не прекращено, она, как всякий закон, сохраняет свою силу.
Правильное разграничение юридического значения и характера государства в области внутригосударственной и области межгосударственной может представить исключительный научный интерес с точки
икз
зрения разрешения одного из наиболее важных юридических вопросов - о юридической природе государства.
Основные воззрения на государство в контексте этой проблемы - как на правоотношение и как на «юридическое лицо». Определение государства выражением «юридическое лицо» нельзя признать правильным с точки зрения тесного и, собственно говоря, технически только и правильного его значения как определяющего понятие соединений, которым государство октоирует самостоятельное значение личности, стороны в правовом обороте. В отношении же к самому государству и его юридической природе применение этого выражения в указанном смысле не может поэтому представляться удачным
[10]. И не в силу того формального соображения, которое выражено в саркастических словах О. Майера
[11] о том, что государству приходилось бы «вытаскивать самого себя за волосы» в качестве юридического лица. В действительности в этом ничего абсурдного нет, поскольку речь может идти о том, что в силах государства, и, например, такое «вытаскивание себя за волосы» представляется явлением повседневным в виде выступления государства как фиска, как обладателя известных имущественных благ, как «целевого имущества», то есть как юридического лица в узком смысле этого понятия. Но и государство не властно в определении того, что является самой его природой, и определение это может даваться началами одной только науки.
Если считать, что, когда говорят о публично-правовом государстве, то есть суверенном территориальном союзе, как о «юридическом лице», имеют в виду вовсе не юридическое лицо в узком смысле этого понятия, а лицо в юридическом обороте, юридическую личность, сторону в правовом обороте, и сопоставить с этим определением природы государства его определение как правоотношения, то наиболее правильным в данном случае разрешением вопроса придется признать точку зрения сравнительно немногочисленных ученых во главе с А. Аффольтером
[12], согласно которой государство по своей юридической природе является одновременно и правоотношением, и «юридическим лицом», то есть лицом в юридическом обороте: правоотношением - поскольку в своей внутренней жизни оно представляет сложнейший узел отношений между отдельными его элементами, населением и властью, отдельными классами населения и партиями, органами государственной власти и органами местного самоуправления (или органами публичной власти) и др.; и лицом - поскольку государство выступает вовне, как единый нераздель-
ный союз, в котором нет ни классов, ни партий, ни борьбы, ни несогласий, как целостная сторона в каком-нибудь правовом или фактическом отношении, в котором другое такое же государство является такой же стороной в качестве единого целостного союза.
В этой, так сказать, двойственности государства как правоотношения с внутренней стороны и как «юридического лица», то есть лица в юридическом обороте, с внешней, нет опять-таки ничего юридически необычайного. Напротив, это обыденное явление в области юридической жизни союзов и объединений. Любое акционерное общество представляет собой одновременно и правоотношение в виде ряда правовых отношений между отдельными его участниками и органами в их внутренней деятельности, и вместе с тем, конечно, юридическое лицо, поскольку оно выступает вовне в качестве союза, как стороны в тех или иных правовых оборотах.
Вполне правильно, таким образом, с юридической стороны соединение в понятии союза одновременно и юридической фигуры правоотношения, бесконечно разнообразного во всех многочисленных его проявлениях и направлениях, и вместе с тем лица, единого и нераздельного, живущего одной волей. Принадлежность к одному великому социальному союзу, каким является государство, то великое и святое чувство солидарности, которое называется чувством любви к родине, доказывают справедливость той истины, что государство, хотя бы и представляющее во внутренней своей жизни зрелище самой деятельной борьбы партийных и правовых отношений, сливается в одно, единое лицо в своих внешних отношениях, когда перед отдельными его партиями зажигается общий для всех интерес - защита родины от посягательств на неё извне.
Бесконечно разнообразное в своих внутренних отношениях и интересах, иногда трудно между собой примиряемых, государство вовне выступает как нечто целостное и единое - не как бесконечное многообразие своих внутренних правоотношений, а как единый общественный организм, обращенный к другим подобным ему союзам внешней стороной полного единства, которым все внутренние интересы и правоотношения всецело поглощаются. В этом случае социальная и юридическая конструкции государства как нельзя более друг с другом совпадают, и каждое государство является в отношении другого, несмотря на все возможные во внутренней их жизни партийные, классовые и национальные конфликты интересов, цельной единой личностью, единым субъектом прав и обязанностей.
ии
Список литературы
1. Karl Kaltenborn, Kritik des Volkerrecht, Leipzig, G. Mayer, 1847.
2. А.Г. Чернявский, Роль и значение идеологии для государства и права, Монография / 2020. Сер. Научная мысль (Изд. 2-е, испр. и доп.), С. 147.
3. А.Г. Чернявский, Правовое значение идеи суверенитета для государства и права, Москва, 2020, С. 8-9.
4. А.Г. Чернявский, Принципы юридической ответственности, Право и общество. 2015. № 3 (15). С. 55-62.
5. Karl Bergbohm, Staatsvertrage und Gesetze als Quellen des Volksrechts, Dorpat, Druck von C. Mattiesen,1876.
6. G. Jellinek, Die rechtliche natur der staatenverträge, Wien, 1880.
7. Heinrich Trippel, Volkerrecht und Landesrecht, Leipzig, C.L. Hirschfeld, 1899, S. 32.
8. А.Г. Чернявский, Социальные основания изменения пределов юридической ответственности, Вестник Академии права и управления. 2015. № 1 (38). С. 25-31.
9. А.Г. Чернявский, Н.А. Синяева, Д.И., Самодуров, Международное право, Москва, 2019, С. 92-95.
10. А.Г. Чернявский, Фундаментальные основы права: компаративистика в юриспруденции, Москва, 2019. С. 134-139.
11. O. Mayer, Die juristische Person und ihre Verwertbarkeit im offentlichen Recht, Staats rechtliche Abhandlungen, Festgabe fur Paul Laband, В. I, Tubingen, 1908, S. 67.
12. AlbertAffolter, Lehre von der Personlichkeit des Staates, Archiv fur offentliche Recht, Tubingen :Verlag von J. C. В. Mohr (Paul Siebeck), XX, 1906.
References
1. Karl Kaltenborn, Kritik des Volkerrecht, Leipzig, G. Mayer, 1847.
2. A.G. Chernyavskij, Rol i znacheniye ideologii dlya gosudarstva i prava. Monografiya / 2020. Ser. Nauchnaya mysl (Izd. 2-e. ispr. i dop.). S. 147.
3. A.G. Chernyavskij, Pravovoe znachenie idei suvereniteta dlya gosudarstva i prava, Moskva, 2020, S. 8-9.
4. A.G. Chernyavskij, Printsipy yuridicheskoy otvetstvennosti. Pravo i obshchestvo. 2015. № 3 (15). S. 55-62.
5. Karl Bergbohm, Staatsvertrage und Gesetze als Quellen des Volksrechts, Dorpat, Druck von C. Mattiesen,1876.
6. G. Jellinek, Die rechtliche natur der staatenverträge, Wien, 1880.
7. Heinrich Trippel, Volkerrecht und Landesrecht, Leipzig, C.L. Hirschfeld, 1899, S. 32.
8. A.G. Chernyavskij, Social'nye osnovaniya izmeneniya predelov yuridicheskoj otvetstvennosti, Vestnik Akademii prava i upravleniya. 2015. № 1 (38). S. 25-31.
9. A.G. Chernyavskij, N.A. Sinyaeva, D.I., Samodurov, Mezhdunаrodnoe pravo, Moskva, 2019, S. 92-95.
10. A.G. Chernyavskij, Fundamentalnyye osnovy prava: komparativistika v yurisprudentsii. Moskva. 2019. S. 134-139.
11. O. Mayer, Die juristische Person und ihre Verwertbarkeit im offentlichen Recht, Staats rechtliche Abhandlungen, Festgabe fur Paul Laband, В. I, Tubingen, 1908, S. 67.
12. Albert Affolter, Lehre von der Personlichkeit des Staates, Archiv fur offentliche Recht, Tubingen :Verlag von J. C. В. Mohr (Paul Siebeck), XX, 1906.
un
