CC BY
34ОТРАСЛЕВЫЕ НАУЧНЫЕ ПРАВОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
ТЕОРИЯ ПРАВА
УДК 34.01; 340.5 D01:10.31249/rgpravo/2022.04.13
ЧЕТВЕРНИНА Т.Я., ЧЕТВЕРНИНА А.В.1 «ПРАВО В КНИГАХ»: НАУЧНЫЕ ПОДХОДЫ К СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ ПРАВА. (Обзор).
Аннотация. В обзоре представлены работы российских и зарубежных ученых по теории и истории государства и права, опубликованные за последние три года. Теория права является первой специальной юридической дисциплиной для начинающего студента-юриста. С теории права начинается погружение в профессию будущего юриста, которая формирует его индивидуальный ценностный подход к праву. На догматических конструкциях, изучаемых теорией права, строится материал юридических дисциплин, выбор того или иного подхода к праву, предопределяющего специализацию юриста и его карьеру. В этом контексте интерес представляют коллективная монография «В поисках теории права», монография доктора Дж. Мусуракиса «Сравнительное правоведение и правовые традиции», а также монография Р.А. Ромашова «Политогенез: Храм - Полис - Государство - State».
Ключевые слова: теория права; правовые традиции; догматическая теория права; модернистские и постмодернистские теории прав; источники права; типологизация государства; правовой реализм; сравнительное правоведение.
1 Четвернина Татьяна Яковлевна, доктор экономических наук; Четверни-на Александра Владимировна, научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН.
156
CHETVERNINA T.Ya., CHETVERNINA A.V. «Law in books»: scientific approaches to modern theory of law. (Review).
Abstract. The review presents the works of Russian and foreign scholars on the law theory and law history published for the last three years. As far as the theory of law (Legal Law) is the first special discipline for the beginning students, with the theory of law begins the immersion into the profession of the future lawyer which forms his individual value approach to the law. On the dogmatic constructions studied by the theory of law, the material of legal disciplines is built, the choice of one or another approach to the law, predetermines the specialization of the lawyer and his career. In this context the special of interest are the collective monograph «In Search of the Theory of Law»; Dr. J. Mousourakis' monograph «Comparative Law and Legal Traditions» and R. Romashov's monograph «Politogenesis: Temple -Polis - "Gosudarstvo" - State».
Keywords: theory of law; legal traditions; dogmatic theory of law; modernist and postmodern theories of law; sources of law; typologization of the state; legal realism; comparative law.
Для цитирования: Четвернина А.В., Четвернина Т.Я. «Право в книгах»: научные подходы к современной теории права. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература : ИАЖ. Сер. 4: Государство и право. - 2022. - № 4. - С. 156-169. DOI: 10.31249/rgpravo/2022.04.13
В предисловии к монографии «В поисках теории права» [1] отмечается, что новые подходы и доктрины формируются под влиянием теоретических знаний, полученных из предыдущего опыта и практики, а также современного эмпирического знания, кажущегося неиссякаемым с развитием интернет-ресурсов. Однако при переходе от эмпирической информации к теоретическим обобщениям нередко возникает модель реальности, противоречащая человеческому опыту. В результате формализации знаний создается особый теоретический язык и новая теория, которая может иметь отношение не к реальности, а представлять собой сконструированную «авторскую модель реальности». Эту новую модель могут не воспринимать практики с позиции рационального применения в юриспруденции. В результате научные концепции, иногда даже тщательно проработанные, развиваются в узких кру-
157
гах, независимо от юридического опыта и юридической практики. Поэтому не удивительно, что у юристов-практиков, а особенно у студентов юридических факультетов, бытует мнение, что теория права не имеет отношения ни к изучению отраслевых юридических дисциплин, ни к их будущей профессиональной деятельности.
«Нет ничего практичнее хорошей теории», которая позволяет выявить скрытую сущность происходящих правовых явлений, утверждают ученые [1, с. 8]. Объяснения и предвидение являются едва ли не основными для постклассической правовой науки. С теории права начинается погружение в профессию юриста; на догматических конструкциях, изучаемых в теории права, строится материал всех юридических дисциплин; теория права закладывает ценностный доход к праву в будущей профессиональной деятельности [там же].
В статье доктора юридических наук Л.И. Глухаревой «Догматическая теория права: отживающее знание или неоскудеваю-щий источник юридической практики» [1, с. 78-92] отмечается, что «на фоне классических, модернистских и постмодернистских теорий догматическое знание выглядит архаично». Но это вполне объяснимо, поскольку догматическое знание насчитывает почти тысячелетнюю историю развития и за этот многовековой период не могло не спровоцировать критику своих непримиримых научных оппонентов. Вместе с тем по «филигранности и отточенности собственных формул и схем, к которым так стремится научная мысль», догматика может конкурировать с современными научными конструкциями. Как знание и способ мышления, догматика справедливо характеризуется как практическое искусство [1, с. 78].
Юристы-ученые нередко отождествляют догматику и юридическое познание в целом, приводят признаки отсутствия у догматического мышления качеств «научности». Другие, напротив, полагают, что догматика выявляет логику позитивного права и на этой основе может создаваться модель государства и права как единая и непротиворечивая система. А это может совершить только научная мысль [1, с. 78-80].
Автор рассматривает догматическое знание как самостоятельное направление научной мысли. Создаваемые догмы используются законодателями для конструирования новых правовых
158
норм, а правоприменителями - для толкования действующих норм. Выявив логику позитивного права, догматика создает модель государства и права как единую и непротиворечивую нормативную систему. А это может осуществить только научная мысль. Дополнительными аргументами в пользу «научного статуса» догматики является наличие у нее собственных философских и методологических оснований: «догматика, прежде всего, является систематизирующей наукой, а догматическое знание обладает целым рядом устойчивых характеристик, являющихся следствием формальной логики, юридической логики. Это позволяет выявить и классифицировать признаки догматического мышления с разных сторон, включая специфические признаки, характерные только для догматической юриспруденции [1, с. 85]. По мнению ученых, догматическое знание является самостоятельными направлениями научной мысли. Л.И. Глухарева приводит дополнительные аргументы в подтверждение этой позиции. Во-первых, в процессе догматического поиска создается специфический интеллектуальный продукт - догма права, а итогом догматического мышления является нахождение рациональных оснований (моделей, правил) для системного построения позитивного права. Во-вторых, научный потенциал самой догмы состоит в том, что конструкции, определения и принципы создают алгоритмы, позволяющие в единой логике и четких границах сформировать систему позитивных норм. По мнению Л.И. Глухаревой, та часть догматического знания, которая формирует («творит») догму, вполне может считаться научной, а та часть, где на основе догмы вырабатываются позитивные нормы - инструментально-технологической [1, с. 81]. Также не следует забывать, что именно догматические подходы сформировали язык юристов, создали категориальный аппарат, алгоритмы аналитического мышления, разграничили отраслевые юридические науки. Поэтому мыслить юридически - значит мыслить понятиями.
Некоторые характеристики догматического знания являются основанием для критики. Например, мнение о том, что размещение правовой догмы в рамках юридического позитивизма ограничивает мыслительный кругозор юриста, не стимулирует его к критическому мышлению, превращает юристов в консерваторов. Есть и противоположная точка зрения, которая фиксирует такие пози-
159
тивные особенности догматического знания, как логическая завершенность, строгость понятийного аппарата, емкость суждений, не допускающие нескольких толкований, и др. «Язык правовой догмы демонстрирует ее филигранную тонкость в отражении юридического мира, порождает ощущение изящества и научной аристократичности». Поэтому юридическая догматика по-прежнему занимает достойное место в ряду современных теорий права [1, с. 92-93].
По мнению доктора юридических наук И.Л. Честнова, автора статьи «Теория права в эпоху пост-модерна» [1, с. 47-58], главная проблема современной теории права состоит в ее оторванности от практических нужд отраслевых и специальных юридических дисциплин и через них - от практики. От теории права по-прежнему продолжают ожидать «научно обоснованной догматики», общеюридического понятийного аппарата, обеспечивающего смысловое единство юриспруденции в эпоху плюрализма. Но такие ожидания завышены, создание универсальной, содержательно завершенной и непротиворечивой системы невозможно. Принципом построения современного мира и науки выступает неопределенность, а ограниченность или ограничения науки стали главным открытием постмодернистской эпистемологии. Все это, именуемое «ситуацией постмодерна», не может не влиять на состояние теории права. В начале нового столетия происходит разочарование в постмодернизме. С точки зрения И.Л. Честнова, проблема состоит не в том, что не существует никакого общепризнанного понимания постмодерна, а в том, что многие ученые отказались от данного термина и стало ясно, что постмодернизм находится в шатком положении, а сторонники постмодернизма, во многом справедливо критикуя эпоху модерна, не предлагают новые конструктивные теории с «позитивным» содержанием [1, с. 47-49].
Практический поворот применительно к теории права и ко всей юридической науке означает новое прочтение роли юридической практики и юридической техники как структуры юридически значимой деятельности. Юридическая техника - это грамматика юридической практики, а не инструмент, прилагаемый к деятельности правоприменителя. Это есть сама юридическая жизнедеятельность [1, с. 54, 55]. Норма права - это не просто формулировка статьи юридического текста или нормативного правового акта, а
160
формулировка, воспроизводимая социальным представлением и массовым действием (практиками) различных слоев населения. Система права с конструктивистской точки зрения - это деятельность человека (субъекта) как носителя правового статуса по созданию и воспроизводству правовых норм, правовых институтов. Центральным элементом системы права является не норма права, а человек, формирующий и воспроизводящий нормы права. Элементами системы права являются люди (субъекты права) и их представления о социально значимом поведении, а точнее - правовая культура, объективированная в нормы права и массовое поведение людей, которая воспроизводит (традиционно или инновационно) нормы права [1, с. 57]. Подводя итог, И.Л. Честнов отмечает необходимость использования «человеко-центристского» подхода к измерению права, который позволит приблизить современную юриспруденцию к практическим нуждам человека. Это расширит предметную область теории права, но также позволит преодолеть ее оторванность от практических нужд общества эпохи постмодерна [1, с. 58].
Е.Н. Тонков в статье «Актуализация концепции российского правового реализма» [1, с. 94-122] рассматривает российский правовой реализм и как направление в теории права, и как самостоятельный феномен, наряду с американским и скандинавским правовым реализмом. Американский правовой реализм отрицает значимость текста закона в пользу «закона в действии». Предполагалось, что законы существуют посредством их применения в обществе, а смысл закона определяется его фактическим применением. Из этого следовало, что судья обязан быть «политиком», так как, приводя закон в действие, он совершает нормотворчество.
Существующий в романо-германской правовой семье количественный перевес законов как источников права свидетельствует о доминирующей роли законодательного органа государства по отношению к населению. Англо-американская правовая история свидетельствует о преобладании судейского мнения: число судей в десятки раз превышает численность членов законодательного органа.
Автор отмечает, что термин «правовой реализм» возник в ходе научных дискуссий между К. Ллевеллином (К. Ь1еуешпп) и Р. Паундом (Я. Раипф в 30-е годы прошлого столетия; позднее к
161
ним присоединился Дж. Фрэнк (J. Frank). В процессе обсуждения были сформулированы основные идеи американского правового реализма. Несмотря на различия в подходах в видении концепции права, между ними есть и общие черты. Для Дж. Фрэнка «нормы, установленные судами, статутами, мнениями юристов в книгах являются не правом, а только источником права среди множества других источников. Право же состоит из решений, а не из норм. Когда судья разрешает дело, он творит право» [1, с. 102].
По мнению Е.Н. Тонкова, недостатком концепции американского правового реализма является зависимость решения правоприменителя от произвольного выбора их обоснований, субъективизм в выборе источников права и решающих аргументов [1, с. 103]. В концепции скандинавского правового реализма действующим правом является право, которое применяют судьи. Решения судей воспринимаются как устанавливающие не только вопросы факта, но и вопросы права и его конкретного применения. Скандинавская школа правового реализма рассматривает право таким, какое оно есть в правовой реальности. То есть право - это не совокупность правовых норм, закрепленных в нормативных правовых актах, а акты толкования, осуществленные правоприменителями. Право - это факт и окружающая нас юридическая реальность [1, с. 105]1.
Д.Е. Тонков, анализирует классические направления правового реализма - американский и скандинавский [1, с. 151-159]. При всех внутренних и внешних различиях данных направлений, у них есть общее начало - глубокое пересекающееся взаимовлияние права и политики в широком смысле слова; оба направления имеют общее представление о соотношении права и политики. По мнению Д.Е. Тонкова, это направление является альтернативой взглядам правового позитивизма и естественного права, отстаи-
1 Феномен Russian Legal Realism впервые был представлен на международной конференции в Хельсинки в октябре 2012 г. В следующем году (2013) вышла монография на русском языке «Толкование закона в Англии», содержащая компаративный анализ английской и российской доктрин толкования закона. Одна из статей монографии «Российский правовой реализм и его влияние на концепцию толкования» была написана российским ученым - Е.Н. Тонковым. Позднее была опубликована книга K. Hendley «Everyday Law in Russia» (New York : Cornell University Press, 2017).
162
вающим общую идею «устойчивости» (rigidity) права по отношению к политике [1, с. 152]. В отличие от позитивизма, правовые реалисты считали, что устойчивая природа права существует только частично, и создали гибкую «перекрестную» (intersecting) модель, соединившую основные американские и скандинавские реалистические идеи взаимодействия правового феномена с политическим.
Соотношение права и политики нашло отражение в американском правовом механизме, в котором вокруг нормативного ядра существует «мир политики» [1, с. 152]. Американские реалисты рассматривали право как сочетание решений судов (нормативных элементов) и поведение судей (социо-психологических элементов). Они полагали, что устойчивость права по отношению к политике заложена в исходной посылке: право состоит не только из «бумажных норм» («paper rules»), но и из «реальных норм» («real rules»). Право является результатом работы судов и их решений по конкретным делам. Такое понимание права, считает Д.Е. Тонков, ведет к отрицанию возможности выделить правовые основы в мире ценностей, а устойчивость права обеспечивается тем фактом, что правовые нормы и концепции являются продуктом особенных лиц (судей). «Особенность» судей связана с процессом их отбора и практикой, позволяющими им в значительной степени абстрагироваться от политических оценок. Именно у судей существует возможность внедрить в общество «противоположные ценности» что определяет одну из черт права - «лингвистическую неоднозначность». Причина неоднозначной природы правового языка состоит в том, что используемые судьями правовые концепции могут найти объяснение в огромном количестве прецедентов, в методиках оценки этих прецедентов и в нормах, утвержденных властями. Приводится цитата Р. Дворкина: «Лучшая из версий правового реализма предполагает, что точное значение правового высказывания - условие, при котором юрист посчитает высказывание верным, - зависит от контекста» (Dworkin R.M. Law's Empire. Цит. по: 1, с. 153). Тем не менее американские правовые реалисты считали, что право занимает устойчивую позицию по отношению к миру ценностей. Эта позиция основывается на возможности судьи выбирать между разными нормативными категориями, а не между разными ценностями.
163
Одной из центральных задач правового реализма, считает Д.Е. Тонков, является повышение предсказуемости или «вычисляемости» судебных решений. Американские правовые реалисты связывают устойчивость права по отношению к политике потому, что право определяют судьи, которые допускают применение в праве ценностей политического мира. Но только при условии, что эти ценности принимают форму правовых концепций и категорий [1, с. 154]. Скандинавские правовые реалисты избрали более традиционный путь концептуального анализа, сосредоточившись на категориях, конституирующих сущность права («права», «обязанность», «собственность, вред и т.п.). В итоге были сконструированы две конкурирующие идеи природы права. В первой из них правовые концепции и категории отделены от системы политических ценностей. В этом случае правовые нормы характеризуются не соответствием ценностным задачам, а своей функцией. Вторая идея связана с тем, что право только частично устойчиво к политическому миру, что право обязывает конкретное общество к определенному поведению до тех пор, пока оно действительно. Правовая норма или концепция считается действующей с момента, когда они признаются «социально обязывающими» [1, с. 155-157].
Подход американских и скандинавских правовых реалистов к соотношению права и политики можно рассматривать как альтернативу традиционному двухвариантному видению: «права как политика» (теория естественного права), «либо право, либо политика» (правовой позитивизм). Д.Е. Тонков характеризует такое соотношение как «перекрестное», поскольку и те, и другие рассматривали право и политику как «пересекающиеся феномены», а также формулирует три основополагающих тезиса: 1) правовые реалисты осознавали наличие нормативного ядра и акторов права, использующих независимые от политики методы обоснования. То есть все то, что формирует «устойчивость права»; 2) правовые реалисты признавали, что размытость границ между миром права и миром политики делает устойчивость права лишь частичной; 3) в противоположность естественно-правовым теориям реалисты считают, что право только частично сталкивается с политикой, а не полностью встроено в нее [1, с. 157].
По мнению Д.Е. Тонкова, основное различие между позитивистами и правовыми реалистами: позитивисты считают, что политические цен-
164
ности трансформируются в правые категории до того, как эти категории входят в правовой мир. По мнению правовых реалистов, право является чем-то большим, чем логическая и закрытая система норм, закрепленных на бумаге (law in book). По сути, реалисты заявляют, что право представляет собой эмпирический феномен, состоящий из комбинации человеческого поведения и превалирующих идей о сущности права (law in action). С точки зрения общего для теории и философии права методологического критерия классификации типов правопонимания, классический правовой реализм (американский и скандинавский) следует отнести к реалистическому типу позитивистского правопонимания [1, с. 159].
В монографии Дж. Мусуракиса «Компаративное право и правовые традиции» [2] отмечается, что термин «сравнительное правоведение» не обозначает конкретную отрасль позитивного права или свод правил, регулирующих определенную сферу общественной деятельности. Сравнительное правоведение предполагает изучение и сравнение правовых систем с целью получения знаний, которые могут быть использованы для теоретических и практических целей. Иными словами, сравнительное правоведение - это «интеллектуальная деятельность, объектом которой является право, а процессом - сравнение» [2, p. 2].
Сфера применения сравнительного правоведения чрезвычайно широка, его предмет никогда не может быть изучен исчерпывающим образом, поскольку трудно представить все возможные цели и аспекты юридического сравнения. Например, в XIX в. внимание компаративистов было сконцентрировано на историческом развитии правовых систем с целью выявить общие закономерности правового прогресса («поиск идеи права в рамках правовых систем»). Еще в конце XIX в. французские ученые Э. Ламберт и Р. Салейль, движимые универсалистским видением права, выступали за поиск того, что они называли «общий набор правовых решений» из всех передовых правовых систем мира. Эта идея обсуждалась на Первом Международном конгрессе сравнительного права (Париж, 1900), на котором «оформился» взгляд на сравнительное правоведение как на «независимую и предметную науку», занимающуюся раскрытием закономерностей правового развития, общих для всех развитых стран [2, p. 2]. По мнению автора, такой подход повлек за собой смещение акцента со сравнительного пра-
165
воведения как самостоятельной дисциплины на использование сравнительного метода в изучении права. В соответствии с таким подходом «сравнительная история права» фокусировалась на эволюции правовых норм и институтов в различных системах; «законодательное сравнительное право» - на процессе, посредством которого иностранные законы используются для разработки новых национальных законов; сравнительная юриспруденция - на содействии философу-юристу в построении абстрактных теорий права, а историку права - в исследовании происхождения и развития правовых концепций и институтов [2, р. 5].
Особенность сравнительного правоведения, понимаемого как метод, связана с тем, что она может быть применена ко всем видам и областям юридического исследования. Сравнительное правоведение может в равной степени охватывать область и публичного, и частного права, использоваться философом-юристом, историком права, судьей, практикующим юристом и преподавателем права, и студентом. Иными словами, сравнительное правоведение можно рассматривать и как метод, и как науку в зависимости от целеполагания конкретного юриста.
Несмотря на значительный рост транснациональных и международных правовых порядков в последние десятилетия, право остается национальным явлением. Юрист, в отличие от врача, математика или физика, решает свои профессиональные задачи в рамках своей собственной юрисдикции. Судебные решения в большинстве своем основаны на национальном законодательном или прецедентном праве. Иностранные законы не имеют обязательной силы и не применяются национальными судами. То же самое относится и к большей части современных юридических наук, которые продолжают сохранять национальный характер. Но так было не всегда. Как показано в книге «Компаративное право и правовые традиции», в эпоху Возрождения римское право изучалось и преподавалось единообразно в крупнейших университетах континентальной Европы. Для юристов того периода правовой партикуляризм представлял собой зло, которое они пытались устранить, приняв римское право в качестве общей основы европейской юридической науки. При выполнении своих задач юристы изучали и сравнивали разнообразные правовые нормы и системы, включая римское и каноническое право, германское обычное право,
166
племенные и феодальные режимы, библейские заповеди и предписания естественного права. Их теории основывались на предположении об универсальном социальном консенсусе, выраженном в идее рационального закона. Литература, созданная средневековыми и более поздними юристами, легла в основу того, что позднее стало известно как общее право континентальной Европы [2, р. 7].
Возникновение национальных государств в ХУШ-Х1Х вв. и последующее движение за кодификацию положило конец правовому единству в Европе и универсальности европейской юридической науки. Право стало рассматриваться как преимущественно национальное явление. [2, р. 7]. Национализм, историзм и рост кодификации создали доктрину источников права, которая, как правило, исключала правила и решения, не получившие прямого признания со стороны национального законодателя или национальной судебной системы. Рост национализма и юридического позитивизма способствовал сосредоточению внимания ученых на их собственных национальных правовых системах и на их печатных юридических текстах.
Сравнительное правоведение тесно связано с различными областями юридических исследований, но прежде всего, с историей права, философией (теорией права), социологией права, международным публичным правом и международным частным правом [2, р. 11,13]. Одной из его основных задач является анализ базовых элементов права, которые отличают его от других систем, правил и стандартов и других социальных явлений. Дж. Мусуракис выявляет различия между нормативистскими (логическими), социологическими и аксиологическими (оценочными) теориями права. Ученые и эксперты сходятся во мнении, что сравнительное правоведение имеет большое значение для эмпирической проверки положений юридической теории. Однако отправной точкой сравнительного правоведения является выявление общих социальных проблем в различных правовых системах [2, р. 15].
В теории государства и права важное место занимает метод исторической типологизации государства, позволяющий проследить изменения «функциональной» сущности государства и права, оценить естественно-исторический процесс в развитии политико-правовой организации общества. Этой теме посвящена статья
167
Р.А. Ромашова «Государство, право, конституционализм в России: реальность и иллюзорность права» [1, с. 123-150].
Традиционно при типологизации государства используются формационный и цивилизационный подходы. По мнению Р.А. Ромашова, преимуществом использования формационного подхода является его конкретность, позволяющая четко обозначить основные исторические типы государственно-политических систем. В качестве недостатков - догматичность и односторонность, связанная с тем, что за основу взят только один критерий - экономический. Цивилизационный подход, напротив, позволяет избегать односторонности, так как рассматривает государственное развитие через все формы человеческой деятельности (трудовую, политическую, социальную). Тип государства при таком подходе определяется не столько объективно-материальными, сколько социокультурными факторами. Но у этого подхода также есть недостатки, прежде всего - неоднозначность интерпретации самого феномена «цивилизация», а также отсутствие четких критериев отнесения того или иного государства к определенному политико-правовому типу. Например, в сравнительном правоведении понятию «цивилизация» в наибольшей степени соответствует понятие «правовая семья».
С точки зрения профессора Р.А. Ромашова, на современном этапе теоретическое и практическое значение приобретает концепция циклической (волновой) типологии государства. Эту мысль автор развивает в своей монографии «Политогенез: Храм -Полис - Государство - State» [3], где формулируется авторское понимание политогенеза, как процесса формирования государства. Это - анализ государства в комплексе истории, теории, праксиологии. Автор предпринял попытку «отойти, насколько это возможно, от идеологических штампов и рассмотреть государство в контексте теоретической концепции реалистического позитивизма, суть которой заключается в неразрывном единстве юридической формы с историческим и социально-психологическим содержанием» [3, с. 12].
В первой главе монографии Р.А. Ромашов уточняет, что «по-литогенез обозначает возникновение, становление и развитие политической системы общества от предгосударственных форм к государственным, развитие политической подсистемы общества,
168
которая в дальнейшем может перерасти в государство либо его аналог» [3, с. 23]. И далее рассматривает политогенез в качестве комплексного явления, характеризующего собой процесс образования государства как завершенной социальной конструкции человеческой организации и публичной власти. Данный вид автор условно называет «первичным политогенезом». Соответственно, «вторичным политогенезом» обозначается процесс государственной трансформации, в ходе которого качественным образом преобразуются традиционные государственные институты и происходит изменение восприятия социальной сущности государства в индивидуальном, групповом и общественном сознании» [3, с. 27].
Список литературы
1. В поисках теории права : монография / М.В. Антонов, Е.А. Баженова, М.А. Беляев [и др.] ; под ред. Е.Г. Самохиной, Е.Н. Тонкова. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2021. - 287 с. - URL: https://biblioclub.ru/index.php?page=book &id=616430 (дата обращения: 15.06.2022).
2. Mousourakis G. Comparative Law and Legal Traditions : Historical and Cortsmpo-rary Perspectives. - 2019. - 323 p. - URL: https://www.researchgate.net/publica tion/336979092_Comparative_Law_and_Legal_Traditions_Historical_and_Contem porary_Perspectives (eBook) https://doi.org/10.1007/978-3-030-28281-3 (дата обращения: 15.06.2022).
3. Ромашов Р.А. Политогенез: Храм - Полис - ГосударЬство - State : Монография. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2021. - 300 с. - URL: https://www.elibrary. ru/item.asp?id=41225170 (дата обращения: 15.06.2022).
169
