CC BY
563
УДК 340.12
ПРАВО ТОТАЛИТАРНОГО ГОСУДАРСТВА
© Тирских М. Г., 2010
Статья посвящена проблемам, связанным с функционированием права в условиях тоталитарного государства. На основании изучения признаков позитивного права, его функций и места в системе средств политического управления, автор делает вывод об уникальном характере права тоталитарного государства. Автор указывает на деформацию отдельных признаков права, а также на изменение его функций.
Ключевые слова: право; политический режим; го управления.
Современное общество не может быть представлено вне таких явлений, как общество и государство. Современный человек рассматривает свое существование в государстве как нормальный, естественный процесс, зачастую не задумываясь о той связи, которая возникает между ним и государством. Соблюдение запретов, исполнение обязанностей и использование субъективных прав является нормой жизни. Существование вне права представляется современному человеку более странным и неестественным, чем соизмерение своих поступков с нормой закона, пусть даже не совсем справедливого, гуманного и рационального. В таких условиях, когда право и государство становятся если не доминантой существования общества, то, по крайней мере, обязательным его свойством, научный анализ взаимовлияния права и государства представляется чрезвычайно актуальной и значимой научной проблемой.
В истории земной цивилизации XX век навсегда запечатлен появлением уникального в своем роде режима политического управления — тоталитаризма. Данный политический режим, затронувший такие значимые для мировой истории государства, как национал-социалистическая Германия, СССР в период сталинизма, маоистский Китай, стал новой вехой на пути человечества. Ни тирании древнего мира, ни военные диктатуры не могли сравниться ни по масштабности проявлений режима, ни по историческому значению с тоталитарными режимами.
тоталитарное государство; средства политическо-
Особенности процесса политического управления в условиях государства с тоталитарным политическим режимом не могут не отражаться на характере права такого государства. Более того, именно «благодаря» уникальному характеру тоталитарного государства, основанного на принципах антидемократизма, однопартийности и приоритета идеологии в социальной жизни, и право, развивающееся в условиях такого государства, приобретает совершенно уникальный характер, изменяя не только функциональное предназначение права, но и его признаки.
Говоря о праве в условиях тоталитарного государства, следует отметить, что основным вопросом является не столько роль права и его характер, а то, насколько законодательство такого государства содержит в себе правовые нормы. При этом следует отметить, что данная проблема имеет как минимум два базовых основания.
Во-первых, в отечественной юридической науке нет однозначного подхода к пониманию права. Существование двух основных типов правопонимания (юридического и легистского) приводит к констатации двойственности в вопросе правового или внеправового характера законодательства тоталитарного государства. Легист-ский подход, подразумевающий безусловный правовой характер принимаемых государством нормативных правовых актов, не предполагает исключения в данном правиле и для законодательства тоталитарных государств. В то же время юридический подход к пониманию права определяет в качестве правового только такой закон, ко-
торый отвечает требованиям формальной свободы, формальной справедливости и формального равенства. В такой ситуации законодательство тоталитарного государства, устанавливающего существенные ограничения прав и свобод отдельных категорий граждан (в зависимости от их классовой, национальной, религиозной принадлежности, или иных условий), вряд ли может рассматриваться как содержащее подлинно правовые предписания. На наш взгляд, такой подход не совсем оправдан. Он основан на абсолютизации свойств права тоталитарного государства и абсолютизации характера отдельных предписаний. Это не всегда соответствует истине.
Так, в национал-социалистической Германии наряду с «нюрнбергскими законами», которые в большей мере соответствовали категориям «несвободы», «неравенства» и «несправедливости», чем их антиподам, существовали и иные нормативные правовые акты, например, в сфере гражданского законодательства. Эти нормы в принципе соответствуют критериям «формальной свободы», например свободы договора, свободы частной собственности и т. д., формального равенства и справедливости, а значит, не могут полностью исключаться из понимания права, даже в контексте его либертарного понимания. При этом, конечно, можно согласиться с констатацией того, что такие нормы в большей степени носят определенный рудиментарный характер, поскольку являются «пережитками» дототалитарного государства. Между тем история, к счастью, не предоставила нам ни одного примера, когда длительное тоталитарное правление полностью изменило право того или иного государства, что позволяет нам говорить о том, что даже в условиях тоталитарного государства существуют «правовые» законы.
Во-вторых, в контексте возможной трансформации тоталитарных государств (крушения тоталитаризма) встает вопрос о легальности законодательства тоталитарного государства, учитывая, что тоталитарные режимы, после своего падения, как правило, подвергаются процедурам, связанным с утратой собственной легитимности. Такой процесс может сопровождаться как судебным преследованием в отношении отдельных должностных лиц органов государственной власти, а также отдельных высокопоставленных представителей тота-
литарной партии (например, Нюрнбергский трибунал), так и комплексными мерами, направленными на детоталитаризацию государства. При этом такие меры, как правило, носят системный характер и включают в себя совокупность различных действий, зачастую не связанных едиными административно-управленческими и организационными процессами.
Так, например, «оттепель» в Советском Союзе вряд ли можно назвать унифицированным процессом. Не исключаются, правда, комплексные программы детоталитари-зации (план «четыре Д» в послевоенной Германии, предполагавший ликвидировать вооруженные силы и военно-промышленный комплекс Германии; уничтожить СС, СА, СД, гестапо со всеми их структурами, НСДАП и подконтрольные ей организации; отменить нацистские законы, предать суду военных преступников, удалить активных нацистов с общественных постов и с ответственных должностей в коммерческих фирмах; преобразовать жизнь немцев на демократических и мирных началах [1]), однако и они, как правило, являются лишь частью общего, более масштабного процесса. Несмотря на разность технологии детоталитаризации и результата таких процессов, общим для них остается решение о признании отсутствия легитимности принятых решений (в том числе и принятых нормативных правовых актов). В такой ситуации признается недействительность принятого законодательства, в том числе и по причине нелегитимного характера его принятия, а лица, пострадавшие в результате применения таких законов, реабилитируются. В такой ситуации можно говорить о том, что такие «незаконные законы», по сути, не содержат в себе правовых начал и с позитивистской точки зрения. Однако это признание не может никаким образом повлиять на то, что правовые нормы, закрепленные такими законами, уже реализовывались в практической сфере, воспринимаясь на момент их действия в качестве соответствующих требованию законности, а значит, в данной конкретной ситуации, и правовых.
Таким образом, несмотря на спорность понимания правового характера законодательства тоталитарных государств, мы должны исследовать данное явление, рассматривая существовавший в тоталитарных государствах конгломерат норм, ре-
гулирующих общественные отношения, как право.
Одним из основных аспектов, представляющих определенный интерес в рамках анализа права тоталитарных государств, можно назвать обоснование роли права в тоталитарном государстве и его конкуренцию с иными регуляторами общественных отношений. По большому счету, право в условиях любого государства при регулировании общественных отношений «испытывает» определенное давление со стороны иных внеправовых социальных регуляторов (обычаев, корпоративных, религиозных норм, норм морали и т. д.). При этом, однако, не подвергается сомнению приоритет правовых норм над всеми без исключения внеправовыми социальными регуляторами. В условиях тоталитарного государства право зачастую подменяется внеправовыми, или квазиправовыми регуляторами. В качестве наиболее распространенного внеправового регулятора выступает распоряжение органа государственной власти за рамками компетенции данного органа. Зачастую отдельные органы государственной власти в условиях тоталитарных политических режимов допускают в своей деятельности внеправовые средства воздействия (в том числе внеправовую расправу, осуществление отдельных мер государственного принуждения без санкции судебных органов и т. д.). При этом, в отличие от иных государств, где также существует определенная доля внеправо-вых действий и решений органов государственной власти, в условиях тоталитарного государства такие действия и решения оправдываются политической необходимостью, идеологическими принципами или иными условиями. При этом лица, фактически нарушающие правовые нормы, не несут наказания, а формы внеправовой деятельности становятся негласным обычаем, зачастую даже поощряемым. В условиях тоталитарного государства такая практика становится системной, особенно в деятельности политической полиции и иных репрессивных органов.
Квазиправовые предписания приобретают еще большее распространение. Фактически в государстве создается две правовые системы — формальная государственная правовая система, сложенная из норм права, и квазиправовая система партийных предписаний и установлений. При этом, за-
частую, именно квазиправовая система носит превалирующий характер, когда ссылка на решение органов тоталитарной партии (постановления съездов, программные заявления и т. д.) приобретает приоритет перед формальным правом, т. е. нормами, установленными органами государственной власти. Очевидно, что такое действие негосударственных предписаний предопределяет значительно «урезанную» роль права в тоталитарном государстве.
Такая квазиправовая деятельность политических партий проявляется во всех без исключения тоталитарных государствах и наиболее рельефно находит свое выражение в правоприменительной практике. Более того, в настоящее время встречается точка зрения, что некоторые специфические формы такого квазиправового регулирования приобретают силу форм (источников) права. Так, некоторые авторы называют в качестве источника права революционное правосознание, которое, по сути, предполагает перенесение идеологических постулатов в сферу понимания права, но не самим правом. К примеру, Б. В. Шейндлин писал, что революционное правосознание является источником ряда важных законодательных актов, изданных Советской властью непосредственно после захвата власти и установления диктатуры пролетариата [2].
Говоря о праве тоталитарных государств, на наш взгляд, пристальное внимание следует уделить двум основным вопросам: основополагающим признакам права и функциям права в условиях тоталитарного государства.
Анализируя функции права в тоталитарном государстве, необходимо констатировать факт, что в таком государстве, как впрочем, и в любом другом, право сохраняет в качестве основной функции регулирование общественных отношений. Однако правовое регулирование в тоталитарных государствах, испытывая существенное воздействие со стороны внешних, социальных регуляторов, а также являясь одним из механизмов тоталитарного управления (при этом не самым удобным), определенным образом меняет свои функцию. Если в условиях демократического государства регулятивная (в широком ее понимании) функция права играет основополагающую роль, то в условиях тоталитаризма право приобретает тройственную функциональ-
ную составляющую, в рамках которой все три элемента приобретают приоритетное значение.
Первой основной функцией права является реализация идеологических оснований тоталитарного режима при регулировании общественных отношений. Тоталитарное государство, основанное на приоритете и превалирующем влиянии идеологии, рассматривает право в качестве одной из сфер выражения идеологических постулатов. При этом важно, что право придает универсальность идеологическим началам, переводит их из сферы научной и политической дискуссии в разряд правила, обязательного для исполнения. Право в условиях тоталитарного государства становится формой, в которой реализуется одна из базовых целей тоталитарной партии — главенство определенной политической идеологии. В таком случае в рамках конкретных правовых норм в условиях тоталитаризма именно соответствие норм права идеологическим постулатам является приоритетом перед иными его возможностями. Частными случаями проявления данной функции права является обилие «норм-принципов» в нормативных правовых актах, частое употребление преамбул, обязательная фиксация элементов главенствующих идеологических постулатов, использование политической терминологии и т. д.
Второй значимой функцией права, проявляющейся в условиях тоталитарного политического режима, можно назвать нормативную легитимацию деятельности государства и тоталитарной партии при помощи правовых норм. Для тоталитарной партии, являющейся основной управляющей структурой в тоталитарном государстве, значение имеют возможности не закрепить определенный порядок деятельности, а придать строгое правовое оправдание собственной деятельности, обосновать ее «формальную законность». Право приобретает своеобразный сакральный смысл, становясь политической «индульгенцией» для тоталитарной организации. При этом важнейшим фактором является абстрактный характер такой легитимации. Власть в условиях тоталитарного государства заинтересована в большей мере в том, чтобы определить «партийность политического управления» вообще, а не устанавливать конкретные правовые предписания, опре-
деляющие те или иные права и обязанности партийных структур. В итоге право, обосновывая возможность органов государства осуществлять политическую власть, утрачивает для этих органов приоритетное значение и превращается в инструмент, используемый наряду, или даже в дополнение к квазиправовым (как правило, партийным) предписаниям.
Наконец, как функция права сохраняется правовое регулирование (в наиболее широком его понимании). При этом правовое регулирование в условиях тоталитарного государства не носит универсального характера. Правовому регулированию, подчас излишне детальному, подвергаются общественные отношения, реализация которых не вызывает затруднений у тоталитарной партии. В случае же, когда правовое закрепление того или иного правила поведения может вызвать затруднение в рамках реализации воли тоталитарной партии, правовое регулирование сменяется либо нереализуемым предписанием, либо санкционированным замалчиванием. Нереализуемые предписания — это формально закрепленные, однако невозможные в силу существующих ограничений правила поведения. Так, например, гарантия свободы слова в советском государстве де-юре признавалась, но де-факто в полном ее понимании быть реализована не могла, хотя бы из-за отсутствия средств массовой информации, альтернативных государственным, партийным и ведомственным.
Что касается санкционированного замалчивания, то такая практика свойственна для тоталитарных государств, как правило, в случаях необходимости формального закрепления какого-либо института с обоснованной потребностью нереализации. Так, признание права субъектов советской федерации на выход из ее состава (сецес-сии) не сопровождалось формированием на подзаконном уровне механизма, при помощи которого это право было бы реализовано [3].
Следует отметить, что помимо существенного изменения функций права в условиях тоталитарного политического режима наблюдается и определенная деформация признаков позитивного права. Говоря о праве тоталитарного государства, конечно, нельзя утверждать, что общие признаки, присущие позитивному праву (общеобязательность, формальная определенность, ус-
тановление государственной воли и гарантированность принудительной силой государства реализации правовых норм), совсем утрачиваются. Однако они приобретают несколько иные очертания.
Признак государственного установления правовых предписаний и норм, де-юре сохраненный, де-факто носил условный характер. В условиях тоталитарного государства принятие правовых норм государством, как правило, носит характер реализации воли тоталитарных партий, принятых в негосударственных структурах. Так, зачастую, решения партийных съездов и конференций «дублировались» в нормативных правовых актах. В таком случае право получало как минимум двойственный партийно-государственный характер. В некоторых случаях такой дуализм приводил и к прямому противоречию между положениями отдельных нормативных правовых актов, как, например, печально известный «закон о трех колосках» [4], инициированный лично И. В. Сталиным и противоречивший Уголовному кодексу 1926 г. В письме И. В. Сталина Кагановичу и Молотову 20 июля 1932 г. указывалось, что «по закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально!), а на деле через 6—8 месяцев амнистируются. Подобный режим в отношении этих господ, который нельзя назвать социалистическим, только поощряет их по сути дела настоящую контрреволюционную “работу”. Терпеть дальше такое положение немыслимо» [5]. Таким образом, воля тоталитарного лидера, или тоталитарной партии, оказывалась превалирующей перед действующим законом.
Общеобязательность правовых норм, являющаяся одним из основополагающих признаков позитивного права, в условиях тоталитарного государства также деформируется. Это не означает, что право не предполагает действия на неопределенное число случаев, а равно на неопределенное число лиц. Эти свойства общеобязательности сохраняются, однако в тоталитарных государствах право подвергается значительному преобразованию с точки зрения их универсальности. Одновременное исключение определенных категорий лиц из числа субъектов права (по национальному, социальному или религиозному признаку) и существование совокупности органов и долж-
ностных лиц, правомочных осуществлять внеправовые формы деятельности, зачастую поощряемые государством, приводит к тому, что право в условиях тоталитарного государства утрачивает общеобязательный характер. При этом в большей мере проявляется классовая, расовая или иная другая сущность права, определяемая тоталитарной идеологией.
Формальная определенность, свойственная позитивному праву, т. е. обязательность фиксации правовых норм в нормативных правовых актах и их источниках, в условиях тоталитарного государства также подвергается изменениям. Формальное закрепление правовых предписаний в нормативных правовых актах реализуется, однако, процедурно, зачастую не имеет завершенного характера.
Так, для тоталитарных государств характерно значительное число неопубликованных нормативных правовых актов, которые при этом имели значительное прикладное значение. В том числе, обнародованию не подлежали нормативные акты, связанные с использованием механизмов террора, фиксацией отдельных государственных полномочий и иных вопросов. Такой характер права, связанный с сокрытием отдельных нормативных документов (при этом в ряде случаев не удается найти даже текст оригинала нигде не публикованного нормативного правового акта), свидетельствует об отсутствии унификации в части реализации признака формальной определенности позитивного права в условиях тоталитарного государства.
Гарантированность действия правовых норм принудительной силой государства является одним из редких признаков позитивного права, не изменяющихся в условиях тоталитарного государства, однако и в этой сфере происходят некоторые изменения. Важно отметить факт действия наряду с государственными механизмами контроля и принуждения также и негосударственных (партийных и общественных форм). Существование общественных («товарищеских») судов, партийного анализа деятельности членов партии (рассмотрение персонального дела на заседании партийной организации) и других механизмов показывает, что и в рамках реализации данного признака позитивного права происходит вполне определенная деформация.
Таким образом, краткий анализ права в условиях тоталитарного государства показывает, что право, формально сохраняя свою сущность в условиях тоталитаризма, превращается в принципиально иное явление. Праву в тоталитарном государстве свойственен ряд существенных изменений, к числу которых следует отнести:
• изменение баланса роли права и других социальных регуляторов;
• преобразование функций права за счет приоритетного значения идеологической и легитимирующей функции;
• и, наконец, изменение характера всех без исключения признаков позитивного права.
Таким образом, анализ законодательства и правоприменительной практики тоталитарных государств позволяет говорить об уникальном характере права тоталитарного государства, предопределяющем как его действие, так и его «судьбу» в период неизбежного крушения тоталитарного государства. И
1. Шейндлин Б. В. Сущность советского права. Л. : Изд-во ЛГУ, 1959. С. 58, 59.
2. См.: Чистяков О. И. История отечественного государства и права : учебник. Ч. 2. Изд. 3-е. М. : Юрист, 2003. С. 187-191.
3. Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности : постановление ЦИК и СНК СССР от 7 авг. 1932 г. // СЗ СССР. 1932. № 62. Ст. 360.
4. Цит. по: Лысков Д. Ю. «Сталинские репрессии». Великая ложь XX века. М., 2009.
5. См.: Janowitz M. German Reactions to Nazi Atrocities // The American Journal of Sociology (The University of Chicago Press). 1946. N 52 (2). P. 141-146.
Law in Totalitatin State © Tirskikh M., 2010
The article focuses on problems related to the functioning of a human in a totalitarian state. Based on the study of signs of positive law, its function and place in the system of political governance, the author concludes that, unique nature of the right of the totalitarian state. The author points to the deformation of individual features of law, and to change its functions.
Key words: law; political regime; totalitarian state; means of political control.
