Научная статья на тему 'Право-структура и право-процесс как формы бытия права'

Право-структура и право-процесс как формы бытия права Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
586
118
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Философия права
ВАК
Область наук
Ключевые слова
БЫТИЕ ПРАВА / СТРУКТУРА / ПРОЦЕСС / МЕТОДОЛОГИЯ / СМЫСЛ ПРАВА / КРИТЕРИИ / ПРАВО-СТРУКТУРА / ПРАВО-ПРОЦЕСС / ПРАВОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Пантыкина М. И.

Автор в статье описывает право через такие феномены, как правовая жизнь, правовое творчество, правовая коммуникация, и показывает, что оно не может быть локализовано ни в одном элементе структуры права, но так же не может быть представлено в образе чистой длительности. При этом автор учитывает, что чем сложнее процессы, происходящие в правовой жизни, тем острее ощущается потребность в рационализации правовой коммуникации.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

LAW-STRUCTURE AND LAW-PROCEDURE AS FORMS OF LAW GENESIS

Автор в статье описывает право через такие феномены, как правовая жизнь, правовое творчество, правовая коммуникация, и показывает, что оно не может быть локализовано ни в одном элементе структуры права, но так же не может быть представлено в образе чистой длительности. При этом автор учитывает, что чем сложнее процессы, происходящие в правовой жизни, тем острее ощущается потребность в рационализации правовой коммуникации.

Текст научной работы на тему «Право-структура и право-процесс как формы бытия права»

М.И. Пантыкина

ПРАВО-СТРУКТУРА И ПРАВО-ПРОЦЕСС КАК ФОРМЫ БЫТИЯ ПРАВА

Что есть форма бытия права - структура или процесс?*. Решение данного вопроса имеет принципиальное значение, определяющее онтологический статус права и методологию правопонимания. Для юридического позитивизма характерны рассуждения о социальной обусловленности и исторической изменчивости права, которое при этом обнаруживает в себе устойчивые, неизменные структуры. Так, общепринятым в теории права является положение о том, что право - это структура, образованная стабильными (базовыми) и динамичными («текущими») элементами. Главная особенность права состоит в том, что определяющим является его стабильное, системообразующее качество, представленное системой в целом и ее элементами - общностями, отраслями, институтами и нормами права. Внешний, выраженный в социальных изменениях динамизм права, его адекватная связь с обществом и государством определяются внутренним динамизмом его структурных элементов [5, с. 20].

Думается, что современное правоведение под влиянием широкого распространения идей постклассической науки и философии процесса (А. Бергсон, Н.О. Лосский, А. Уайтхед) должно учитывать и такие характеристики права, как сложность, неоднородность, длительность, изменчивость и многообразие. При этом искусственное противопоставление концепций позитивизма и философии процесса представляется неоправданным, а структура и процесс могут быть рассмотрены как разные ипостаси бытия права. В онтологическом аспекте право реализуется как процесс, а в гносеологическом аспекте предстает как результат познания, в виде «картины» или структурированного образа права.

Заметим, что данная гипотеза имеет основания в современной социальной философии, в которой активно развивается интегративный подход в понимании структуры и процесса. Его сторонниками являются такие известные социологи и философы, как Дж. Александер, Ю. Хабермас, А. Сикурела, Э. Гид-денс, И. Валлерстайн и др. В частности, Э. Гидденс настаивает, что структурные свойства социальных систем существуют только в процессуальном измерении и представляют собой постоянно воспроизводящуюся модальность очевидного институционального порядка в обществе. «Механизм», благодаря которому преодолевается дискретность социальности, - это человеческая активность, то есть человек и его действия. Последние, по мнению социолога, это не отдельные акты, а непрерывный поток поведения, это течение действительных или предполагаемых причинных вмешательств телесных существ в непрерывный процесс событий в мире. Социальные институты, в том числе и право, не только определяют действия индивидов, но и воспроизводятся посредством рефлексивных действий людей. Социальные структуры существуют исключительно как базовые характеристики виртуального порядка их элементов и отличаются отсутствием субъекта. При этом социальные институты распознаются посредством практик, организованных как взаимозависимость субъекта действия и группы. Это взаимодействие размещено во времени и пространстве, поэтому социальные системы можно интерпретировать как структурные поля, где люди занимают определенные позиции по отношению друг к другу [1, р. 66; 12].

Рассматривая нечто как процесс, субъект вкладывает в него сознание, наделяет определенным смыслом. Будучи погруженным в пространство смысла, нечто-процесс (идеальное или материальное) становится предикатом действия. При этом действие, как подчеркивает Э. Гидденс, это не отдельные акты, а непрерывный поток поведения, это течение действительных или предполагаемых причинных вмешательств телесных существ в непрерывный процесс событий в мире [1]. Таким образом, использование понятия процесса предполагает конкретизацию абстрактных характеристик бытия указанием особенностей образующих его структур, типов их воплощений и описание зависимости последних от человеческой деятельности. При этом любой процесс включает в себя уникальные принципы организации, что позволяет описывать конкретные процессы, в том числе и процессы права.

Таким образом, право-структура процессуальна, а право-процесс порождает инвариантные сочетания элементов в виде структуры. Безусловно, это утверждение диссонирует с логикой «изнаночного изображения» классического правопонимания. Чтобы преодолеть границы этого иллюзорного видения, необходим ракурс, при котором за устойчивостью структурного состава обнаружится динамика его элементов, а «люди будут описаны не только как проводники и носители процессов, но и как силы их возобновления, реализации, нарастания» [4, с. 10].

Итак, рассмотрим различные ипостаси права - право-структуру и право-процесс - с целью обнаружения оснований их дифференциации и признаки интеграции. В качестве первого критерия анализа возьмем описание функций, которыми представлены в обществе право-структура и право-процесс. Право, рассмотренное с точки зрения его структурных свойств, призвано фиксировать напряжение в обществе и редуцировать сложность до «нормального» состояния, оно упорядочивает и регулирует многообразие социальных отношений, создавая условия для правильного, с точки зрения законодателя, понимания общественных ценностей.

Право-процесс порождает смыслы права, поэтому его основная функция состоит в поддержании ожиданий всех участников коммуникации. Поскольку оно не аккумулирует знания о возможных конфликтах, то и не предотвращает их появление. Разногласия участников конфликта способствуют выработке необходимой избирательности, делают возможным воспроизводство и совершенствование коммуникации. В концепции Н. Лумана это положение конкретизировано следующим образом: «... Право использует возможность конфликта с целью генерализации ожиданий; к тому же именно в нем право находит элементы динамизма, который позволяет системе эволюционизировать, адаптируясь посредством новых ожиданий к изменениям общественного окружения» [2, 8. 557; 13].

Следующий критерий анализа права-структуры и права-процесса - наличие заданных правил-кодов, организующих интерпретацию и той, и другой ипостаси права. В отношении права-структуры код оказывается тождественен логической схеме процедуры установления факта законности (незаконности). В праве-процессе, особенно в условиях девальвации принципов правового государства, код законное (незаконное) меняется на код причастности (непричастности) к институтам власти и источникам распределения материальных благ.

Различаются право-структура и право-процесс и по характеру влияния на ход общественного развития. Так, если право-процесс является ключевым фактором позитивных и негативных изменений в обществе, то право-структура может как стимулировать, так и блокировать его развитие. Правоверность данного тезиса Г.Д. Гурвич доказывает в работе «Философия и социология права», утверждая, что регулярность и законосообразность изменений может быть установлена для социальной жизни на макросоциологическом уровне. Однако регулярные правила изменений нельзя считать законами эволюции из-за высокой степени неопределенности, которая характеризует социальную и в особенности правовую действительность. Несмотря на то, что социология права готова предложить список регулярных правил преобразования правовых институтов, все они имеют силу только для изменений права в определенных типах общества. Поэтому, чтобы не выдавать желаемое за конечные выводы, Г.Д. Гурвич предлагает ограничиться выдвижением рабочих гипотез в виде описания факторов регулярностей в преобразованиях, протекающих в жизни права [3, с. 766-767].

Следует отметить, что в последнее время в философской и юридической литературе наметилась исследовательская тенденция, связанная с разработкой синтетических категорий, которые описывают совокупность правовых явлений и процессов, конкретизируют их связь с системой законодательства и институализированными организациями. К таким понятиям относятся понятия «правовая жизнь», «бытие права», «правовая среда», «правовая действительность», «правовая реальность», «правовая сфера».

Следует согласиться с И.Д. Невважай, утверждающим, что наиболее перспективным в этом ряду понятий является понятие «правовая жизнь». Данное понятие, с одной стороны, отражает закономерные и случайные, явные и скрытые процессы в праве, то есть всю совокупность проявлений права в обществе.

Исследований, посвященных понятию и феномену правовой жизни, пока немного, и все они имеют ярко выраженный дискуссионный характер. Так, например, А.В. Малько настаивает на позитивистской трактовке: «Правовая жизнь общества - это форма социальной жизни, выражающаяся преимущественно в правовых актах и правоотношениях, характеризующих специфику и уровень правового развития данного общества, отношение субъектов к праву и степень удовлетворения их интересов» [7, с. 67].

Другая позиция, имеющая основания в учении «жизненного мира» Э. Гуссерля, представлена И.Д. Невважай, утверждающим, что подобно «жизненному миру», правовая жизнь есть

«неотрефлексированный слой человечного опыта, имманентно содержащего правовые феномены» [8, с. 41]. Так как правовая жизнь, вследствие своей неотрефлексированности, не всегда понятна субъекту, ее надо познавать герменевтически. В ее состав входят правовые традиции, обычаи, предрассудки, презумпции, кроме того, она обладает собственной мерой объективности и устойчивыми структурами в виде предрассудочных нормативных форм поведения, переживаний, оценок и высказываний.

Думается, что понятие «правовая жизнь» не только синтезирует в себе право-структуру и право-процесс, но и устанавливает принцип преобразования их друг в друга. Поскольку невозможно представить форму жизни, которая не стремилась бы к сохранению и возрастанию, то правовые процессы составляют

наиболее активную сторону этого единства. Они проявляются как процессы развития, производства, воспроизводства, пульсации, прогресса и регресса. Правовая структура является «разумом» правовой жизни, отвечающим за формирование ее своеобразного иммунитета, создающего условия для нейтрализации и вытеснения негативных правовых явлений (правонарушения, злоупотребления и иной «злокачественной юридической опухоли») [7, с. 68]. В этом контексте право-структура предстает как внутренне организованная, динамичная целостность, состоящая из процессов и действий, ведущих к образованию и совершенствованию правовых явлений и взаимосвязей между ними.

В современной философской и юридической литературе все чаще начинают использоваться понятия, описывающие разные проявления правовой жизни, в частности, такие понятия, как «правовое творчество» и «правовая коммуникация». Так, например, правовое творчество (правотворчество) предстает как необходимое условие развития правовой жизни, ее динамический момент. Под правотворчеством в данном случае следует понимать вид социальной деятельности, порождающей из конечного числа элементов и правил разнообразные правовые объективации (законы, правовые институты, правовые символы, процедуры и техники, теории, доктрины и т.д.). Такая трактовка, с одной стороны, конкретизирует содержание понятия правотворчества, исключая из него элементы произвола, а с другой стороны, позволяет считать субъектом правотворчества не только законодателя, но любых других субъектов права (депутатов и избирателей, законопослушных и незаконопослушных граждан, судей и присяжных и т.д.). Конечно, определяющая роль законодателей не может быть подвергнута сомнению, но они не наделены такой ролью «творцов» права изначально, а становятся таковыми в той мере, в какой удается законопроекты реализовать на практике.

Таким образом, правотворчество предстает как процесс поиска выводов, следующих из посылок правового казуса. Однако их соединение не обязательно должно соответствовать правильным формам силлогизма. Правотворчество в большей степени отвечает принципам символизации, предполагающей, что новое рождается либо как отрицание, или как вариативное сочетание старых условий. Можно утверждать, что степень активности правотворчества находится в прямой зависимости от сложности и скорости процессов, происходящих в обществе. Это выражается не столько в количестве изданных законов и поправок к ним, сколько в качестве вопросов, рассматриваемых в них.

Тот или иной нормативный акт может рассматриваться как явление правотворчества, если он учитывает объективные условия происходящих в обществе процессов. Примером влияния объективных условий на правотворчество является приятие ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, включающей общепринятые принципы и нормы международного права и международные договоры России в ее правовую систему и провозгласившей их приоритет перед нормами национального законодательства. Возникает вопрос, в чем же состоит новизна этой нормы, если она, с одной стороны, являет заимствование и развитие положений Устава ООН, в создании которой участвовал СССР, с другой - воспроизведение всех заключительных статей, принятых, начиная с 1961 г., Основ законодательства Союза ССР и союзных республик? Новшество заключается в том, что в условиях глобализационных процессов приоритет международного права отражен в Основном законе страны, что, в свою очередь, предполагает унифицирующее влияние международного права не только на федеральное и региональное правотворчество, но и на правовую культуру, правосознание граждан страны [10, с. 111].

Как уже отмечалось, правотворчество представлено обширным составом субъектов, что позволяет характеризовать его как субъективированную сторону правовой жизни. Отличительной чертой субъектов правотворчества является способность к личностному или административному усмотрению, то есть к выбору определенной цели и способов ее достижения, возможность выражать свою волю и принимать решения независимо от воли других лиц [6, с. 102]. Подчеркнем, что творческий потенциал усмотрения выражается не только в свободном принятии решений, но и в претворении их на практике. Так, например, в рамках существующего жилищного законодательства граждане по своему усмотрению могут разными способами реализовывать свои права и порождать правовые явления (ипотечный кредит, завещание, судебный иск и т.д.). Другой отличительной особенностью усмотрения является его интеллектуальноволевой характер, ориентация на целесообразность и результативность. Отсутствие этих составляющих в усмотрении искажает сущность правотворчества, превращает его в разрушительную силу.

Понятие «правовой коммуникации» сравнительно недавно появилось в отечественной философии права, хотя зарубежные исследователи приступили к его проработке в начале 80-х годов ХХ века, одновременно с появлением теорий коммуникации и коммуникативного действия, описывающих трансформации социальной материи в обществе позднего модерна (Ю. Хабермас, М. Хоркхаймер, А. Щюц, П. Бурдье, Э. Гофман, Ж. Деррида, Б. Вальденфельс, Н. Луман и т.д.). Истоки интереса к проблеме коммуникации лежат в феноменологии Э. Гуссерля. Его идеи жизненного мира и интерсубъективности не

совместимы с классической линейной моделью коммуникации, подразумевающей адекватную передачу информации от адресанта к адресату. Жизненный мир, в понимании Э. Гуссерля, - это мир для нас, который необходимым образом предзадан субъекту и представляет собой универсальное поле для действительной или возможной практики. Жизненный мир не совпадает с бытийным статусом вещей, он включает в себя допредикативные истины, целеполагания, жизненные проекты. Кроме собственного опыта единичного субъекта, жизненный мир представлен восприятием других субъектов. Признание предзаданной социальности субъекта позволило последователям Э. Гуссерля создать учение, в котором коммуникация определялась как способ существования жизненного мира и форма интерсубъективности.

В соответствии с философским пониманием коммуникации А.В. Поляков предлагает собственную трактовку правовой коммуникации, согласно которой, право образует такую систему отношений, «субъекты которой на основе интерпретации различных социально легитимных правовых текстов нормативно взаимодействуют между собой путем реализации принадлежащих и им прав и обязанностей» [9, с. 109]. Думается, что предлагаемое данным определением сужение пространства правовой коммуникации рамками легитимности, должно быть скорректировано пониманием многоаспектности правовой жизни и разнообразием стратегий субъектов права.

В этой связи более продуктивной представляется коммуникативная теория Ю. Хабермаса, рассматривающего коммуникацию как процесс, в котором конституируется человеческая субъективность -коммуникативный разум. Если в процессе самосохранения человек реализует инструментальный разум, учитывающий различия его самости и внешнего окружения, то коммуникация формирует коммуникативный разум, ориентированный «на символически структурированный жизненный мир, который конституируется в интерпретационных успехах его участников и воспроизводится через коммуникативное действие» [11, с. 62]. При этом процесс сохранения и коммуникации не следует противопоставлять, поскольку коммуникативному разуму важно сохранить то, что должно быть сохранено для успешной коммуникации.

При этом следует учитывать, что, чем сложнее процессы, происходящие в правовой жизни, тем острее ощущается потребность в рационализации правовой коммуникации. Отрицательным примером реализации данной потребности могут служить массовые выступления российских граждан против Закона о монетизации льгот на фоне отсутствия прогноза столь мощного протестного движения со стороны российского правительства. Причина данного социального конфликта состоит в неумении (или нежелании) властных структур рационально выстраивать систему правовой коммуникации с населением. Следующие за принятием ФЗ-122 о монетизации льгот события - введение дополнительных ограничений на проведение референдумов и полный отказ от всенародных обсуждений законопроектов - дополняют симптоматику неудовлетворительного состояния российской правовой жизни.

Таким образом, описание права через такие феномены, как правовая жизнь, правовое творчество и правовая коммуникация, показывает, что оно не может быть локализовано ни в одном элементе структуры права, но также не может быть представлено в образ чистой длительности, так как являет собой единство права-структуры и права-процесса.

Литература

1. Giddens A. Central problems in sorial theory: Artion, stm^re and сопйМюйоп in sorial analysis. London: МасшШап Press, 1979.

2. Luman N. Das R^ht der Gese^^!! Frankfurt a. М.: Suhrkamp, 1995.

3. Гурвич Г.Д. Философия и социология права: Избранные произведения. СПб., 2004.

4. Кемеров В.Е. Концепция радикальной социальности // Вопросы философии. 1999. № 7.

5. Кононов А. А. Общенаучная концепция системы права // Правоведение. 2003. № 3.

6. Малиновский А. А. Усмотрение в праве // Государство и право. 2006. № 4.

7. Малько А.В. Правовая жизнь // Общественные науки и современность. 1999. № 6.

8. Невважай И.Д. Социально-философские основания концепции правовой реальности // Философско-правовая мысль: Альманах. Саратов; СПб., 2002. Вып. 4.

9. Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория прав: Учебник. СПб., 2005.

10. Правотворчество и формирование системы законодательства РФ в условиях глобализации. Актуальные проблемы (по материалам «круглого стола» МГП РАН) // Государство и право. 2007. № 4.

11. Хабермас Ю. Теория коммуникативного действия // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 1993. № 4.

12. Климов И. А. Социологическая концепция Э. Гидденса // http://www.socjournal.ru/article/385

13. Посконина О.В. Никлас Луман о политической и юридической подсистемах общества. Ижевск, 1997.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.