CC BY
354
* ТЕОРИЯ ПРАВА *
Право как мера социального блага
Г. Т. Чернобель
Осуществляемые в стране правовые реформы, направленные на создание основ демократического правового государства, предъявляют высокие требования к действующей правовой системе. Во главу угла поставлена проблема совершенствования правотворческой и правоприменительной деятельности на всех институциональных уровнях, радикального обновления правовых нормативов, улучшения их содержательного качества, функциональной эффективности. Необходимы надежные правовые бразды правления государственными и общественными делами. Однако при существующем научном разнобое в понимании самого права как такового достичь этого практически невозможно.
Пора уже писать всеобщую историю права, а единой, общепризнанной дефиниции этого понятия юридической наукой еще не выработано. Ясное парадигматическое понимание феномена права отсутствует как в зарубежном, так и в отечественном правоведении, что обусловливает уровень общественного правосознания, правовой культуры, во многом определяет кризис современного социального бытия на многих витках его.
Поэтому вопрос о правопонима-нии не теряет своей актуальности, практической значимости не только во внутригосударственной плос-
Чернобель Генрих Трофимович — ведущий научный сотрудник ИЗиСП, кандидат юридических наук.
кости, но и, как верно замечают ученые, «в масштабе мировой общности»1. Без права, без его социально общезначимых нормативов человеческое общество существовать не может. Но в правовой деятельности этим понятием нельзя пользоваться как аксиоматичным, пока оно не имеет четкого конститутивного определения. Поиск универсальной научной дефиниции понятия права продолжается2. При этом одни ученые смотрят на проблему пессимистически (Г. В. Мальцев: «понимание и определение права практически невозможны»), другие выражают надежду, что со временем юридической наукой «будет выработано и сформулировано
1 Марченко М. Н. Проблема правопонима-ния в связи с исследованием источников права // Вестник Московского универси- ° тета. Серия 11. Право. 2002. № 3. С. 17. ;
2 См., например: Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999; Алексеев С. С. Тайна права: его понимание, назначение, социальная ценность. М., 2001; Бобылев А. И. Проблемы правопонимания,' формирования системы права и системы законодательства // Право и политика. 2002. № 2; Лейст О. Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М., 2002; Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. СПб., 2002; Лафитский В. И.
Поэзия права: страницы правотворчества от древности до наших дней. М., 2003; Мурав-ский В. А. Актуально-правовой аспект правопонимания / / Государство и право. 2005. № 2; Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2005.
единое понятие права» (А. И. Бобылев).
Недостатком существующих концепций правопонимания является то, что, находясь в плену теоретического прошлого, они акцентируют внимание главным образом на генетической характеристике права, а функционально трактуют его слишком односторонне, фрагментарно, что не дает достаточно ясного представления о реальной практической роли права в системе общественных отношений, его ценностном регулятивном значении. Все больше превалируют констатирующие, а не концептуальные суждения.
Смысловой спектр понятия права весьма широк, многогранен (не всякое понятие моносемантично), поэтому оно требует к себе многомысленного аналитического внимания, что, собственно, и позволяет выявить основной смысловой центр этого понятия.
Бытующее со времен И. Канта, Ф. В. Й. фон Шеллинга, Г. Ф. Пухты монистическое определение права как меры свободы исторически сыграло положительную роль в становлении демократических правовых начал человеческого бытия. В. М. Сырых прав в своем утверждении, что «пока еще никто не опроверг этого понимания права»3. К сожалению, оно недостаточно полно отражает подлинную функциональную суть этого социального феномена, является несколько ущербным. Правовая конструктивность в разработке понятия человеческой свободы, его развитии и совершенствовании перешла определенный концептуальный рубикон, обернулась неимоверной абсолютизацией, сублимацией этого, несомненно, чрезвычайно важного для правопонимания понятия.
На метасмысловом уровне право (если рассматривать его с функци-
3 Сырых В. М. Логические основания общей теории права. Т. 1: Элементный состав. М.: Юстицинформ, 2000. С. 258.
ональной точки зрения) — это не только мера свободы. Как говорится, одной свободой сыт не будешь. В частности, если человек существует нищенски, что толку от такой свободы?4 К тому же та или иная свобода может быть бутафорной, лживой, фальшивой, блокированной не только экономическими факторами. Под маской свободы может процветать всякий тоталитарный режим со всей его институциональной деспотией.
Центральный функциональный смысл права как нормативного регулятора заключается в его предназначении быть мерилом социальных благ (на что обращалось уже внимание5), среди которых свобода выступает лишь как одно из них. Так же как смысловым центром понятия демократии является «народовластие», смысловым центром понятия права является «мера социального блага». Думается, что именно такое понимание права снимает его воображаемую «загадочность», непостижимость, дает ключ к правильному пониманию и восприятию права как духовной субстанции суверенной значимости, способствует осознанию подлинной социальной направленности законотворческой деятельности, государственного управления в целом.
Указанная функция права, соб-' ственно, и образует определенную систему правовых отношений в их
4 В свое время Ф. М. Достоевский метко за- ' мечал по этому поводу: «Что такое liberte? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все, что угодно, а тот, с которым делают все что угодно» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. М., 1973. С. 78).
5 См.: Глобализация и развитие законодательства. Очерки. М., 2004. С. 304.
национальном и общечеловеческом измерении, формирует иерархию правовых культур и, соответственно, типы правовой ментальности, помогает понять универсальную практическую логику права, семантически объединяет все сущностные свойства его: право как интерес, право как воля, право как система нормативных модусов («разрешено», «требуется», «запрещено») и т. д., т. е. «примиряет» бесчисленные теории его, заставляет правовым образом переосмыслить па-радигмальные сдвиги, разломы, интегративные процессы, происходящие в современном общественном развитии. Право как мера социального блага дает возможность сводить всю систему правовых отношений к рационально-разумным принципам.
Понятие социального блага в контексте правовой парадигмы. Слово «благо» означает то, что служит к удовлетворению каких-либо человеческих потребностей, определяет необходимый жизненный достаток, доставляет удовольствие. Вся человеческая жизнь в ее естественном, нормальном, здоровом течении есть стремление к определенным материальным или духовным благам. Сама «жизнь, просто как жизнь, — подчеркивал немецкий философ Г. Риккерт, — есть благо», «которым измеряется ценность всех прочих благ»; «жизнь — условие всякого осуществления благ и связанных с ними ценностей», придающих жизни благостный смысл. Неценное, противоценное Риккерт не относил к жизненным благам6.
В благостном человеческом существовании идея социальных ценностей обретает конкретные, ощутимые формы. Всякое благо, по Платону, подобно солнцу, обеспечивает своим «теплом» возможность существования всего сущего, обус-
6 См.: Риккерт Г. Философия жизни. Минск; М., 2000. С. 96, 150, 161, 170 и др.
ловливает «правильный образ» человеческих поступков, действий. Конфуций также понятие блага связывал с понятиями пользы, добра, гуманизма. Жизненные блага человека выступают как высшая социальная ценность. Только «ложные науки», замечал Л. Н. Толстой, исключают «понятие блага из определения жизни», ее глубинного смысла.
Ценностные черты материальные и нематериальные (духовные) блага приобретают тогда, когда субъектами общественных отношений (отдельной человеческой личностью, определенной социальной группой, обществом в целом) осознается их жизненная важность, значимость. Человеческая практика, общественный опыт выступают в качестве главного рационального определителя реальной связи того или иного явления с тем, что действительно необходимо человеку для его благостного, достойного существования.
Вся окружающая действительность рассматривается человеком с ценностной точки зрения. Существуют различные типы, классы, родовидовые направления ценностной ориентации субъектов общественных отношений (религиозные, нравственные, эстетические, правовые и т. д.), характеризующие жизненные блага, их ценностную иерархию, среди которых первое место занимают блага материальные (Первое послание к Тимофею святого апостола Павла, 6—8: человек должен иметь прежде всего «пропитание и одежду»), что не перечеркивает ценностную значимость благ духовных, связанных с внутренним, интеллектуальным миром человека, играющих основополагающую роль в культурном развитии человечества.
Понятие социального блага как социологическая категория выражает все то, что реально соответствует объективным, естественным потребностям человеческого бы-
тия, удовлетворение которых создает необходимые условия для его поступательного развития. Субстанциально предопределенная сложность этого бытия такова, что идеальное жизненное благосостояние, благополучие практически недостижимы. Однако существуют элементарные, первостепенной жизненной значимости основы человеческого бытия, без которых оно вообще невозможно и в конститутивном закреплении которых право играет генерирующую, судьбоносную роль. Социальные блага, закрепляемые правом, приобретают нормативную значимость, общеправовую ценность, гарантированную охрану и защиту.
Самоопределение правового отношения человека к окружающей действительности, аналитически оценочная разветвленность и профессионально семантическая диффе-ренцированность правового восприятия этой действительности — результат длительного исторического развития правового сознания, правового мышления как самого практического мышления. Развитие это весьма динамично, непрямолинейно, неоднозначно. Каждая эпоха человеческой истории определенным образом обогащается той или иной правовой парадигмой, опирающейся на ценностно значимые теоретические постулаты, концепты, теоремы, выработанные научной мыслью, на нормативно оправдавший себя опыт жизненной практики.
В нашем отечественном правоведении недостает правовой философии социальных благ, что позволило бы выделить в особую категорию такую разновидность их, как «правовые блага» (т. е. блага, имеющие правовую значимость) в их родовидовой, исторической и институциональной иерархии, теоретически обосновать их жизненную ценность. Понятие «правовые блага» не имеет научной дефиниции, не конституировано, ничего не го-
ворится о нем в юридических энциклопедиях. Отсутствуют фундаментальные концептуальные разработки, касающиеся теории личных правовых благ, правовых благ национальных общностей, общенародных правовых благ.
Не проводится различие между понятиями «права» и «свободы». Утверждается, что такое различие «достаточно условно, оно применимо не во всех случаях»7. Традиционно, по привычке конституируется терминологический дуэт «права и свободы», между тем как понятия, семиотически соединяемые указанным образом, в смысловом отношении не являются идентичными. Семантика слова «право» — естественная или конвенционально обусловленная (в форме религиозного предписания народного обычая, государственного закона) возможность поступать, действовать определенным образом. Семантическая основа слова «свобода» — отсутствие каких-либо стеснений, ограничений, препятствий, запретов, ощущения зависимости от чего-или кого-либо. И. Бентам, например, в обыденной реальности не видел никакой разницы между свободой и своеволием.
В системе правовых отношений« речь может идти только о правовой свободе (например, «право лич- ; ной свободы» как родовое понятие и его видовые ингредиенты: право на свободу мысли и свободу ее выражения, право на свободу убеждения, право на свободу того или иного интеллектуального творчества и т. д.), ни о какой другой. Свобода человеческой личности вообще и ее правовая свобода — это не одно и то же. В качестве примера можно сослаться еще на свободу передвижения. Пока это понятие не определено законодательно,
7 См., например: Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Т. I. Часть общая: конституционное право, человек, общество. М., 1993. С. 70.
оно остается, как верно отмечается в литературе абстрактным понятием, философской категорией. Но когда эта свобода регламентируется нормативно-правовым актом и соответственно адресуется индивиду, она приобретает правовой характер, трансформируется в правовую категорию8. Известно, что понятие «право на свободу» как родовое понятие было закреплено еще в Декларации независимости США 1776 г.
Вопрос о правовой свободе, ее правильном нормативном понимании нуждается в теоретических разработках. Само понятие «правовая свобода» необходимо должным образом законституировать, дифференцированно (например, «личная правовая свобода», «правовая свобода общественных организаций», «правовая свобода органов местного самоуправления» и т. д.) активизировать его функциональную нагрузку в законотворческой и правоприменительной деятельности.
Не всякая свобода — благо. Свобода свободе рознь. Как свидетельствует человеческая история, на правовом поле общественного бытия свобода может давать не только позитивные, благостные результаты, но и весьма негативные, вредные для человека9, что недопустимо с правовой точки зрения. Одно дело — свободы, облагораживающие человека, способствующие его нормальному, благополучному существованию, другое — свободы, развращающие, десоциализи-рующие человеческую личность (А. С. Пушкин: «гибельная свобода»). «Овца и волк, — образно говорил А. Линкольн, — по-разному понимают слово «свобода», в этом сущ-
8 См.: Алешкова И. А., Конохова И. П. Право на свободу передвижения и законодательство Российской Федерации: актуальные проблемы теории и практики / / Государство и право. 2006. № 1. С. 28.
9 Подробнее об этом см.: Negative Freicheit? Frankfurt am Main, 1988.
ность разногласий, господствующих в человеческом обществе». Благо для человека — только то, что не причиняет ему вреда, не вредит его нормальной, здоровой жизни.
Правовая свобода, понятийно рожденная правовым сознанием, нравственным чувством человеческого достоинства, не должна быть не только кажущейся, мнимой, но и не переходить границы здравого смысла. Абсолютная правовая свобода в системе общественных отношений невозможна, что детерминирует ценностную значимость нормативного регулирования правовых свобод, определенных социальных условий для их благостного внешнего проявления.
Правовая свобода — это не вседозволенность, которая безобразит человеческое бытие, не скрепляет, а разрушает социальные общности, включая государственные образования. Конститутивное, законодательное закрепление тех или иных правовых свобод не означает, что в сфере правовых отношений становится возможным все и вся. Необузданная свобода — это тот же терроризм, особая разновидность его, это дегуманизация общественных отношений, их патологизация.
Правовая свобода — это свободный выбор правового поведения, мера которого конвенционально определена конкретной правовой акцией на общественном или государственном уровне. Всякая волевая свобода в системе правовых отношений имеет свою правовую ■ меру. Соответствующий правовой норматив всегда должен определять: о чьей и какой конкретно правовой свободе идет речь? Каки- е ми объективными потребностями она диктуется? Каковы ее пределы? «Все вращается, — как писал М. Штирнер, — вокруг вопроса: насколько может быть свободен человек? Что человек должен быть свободен, в этом никто не сомневается, в этом вопросе все занимают либеральную позицию. Но как
обуздать чудовище, которое скрыто в каждом из нас? Как устроить, чтобы вместе с человеком не освободить ... не-человека?»10
Огульной свободе не место в демократическом правовом государстве. Те или иные правовые ограничения так же, как и правовые свободы, — необходимые составные системы прав человека. Правовой свободы не существует без соблюдения общепринятых правил правового поведения. Человек не может иметь права на то, что приносит вред другой человеческой личности, обществу в целом. Суть правовой свободы сводится к обязанности совершать те или иные поступки, действия не только себе во благо, но и во благо других. Построение правовых теорий «на одностороннем субъективном моменте личной свободы» приводит к крайнему индивидуализму, извращению подлинной сути социальных отношений11. Например, о свободе торговли еще В. Д. Набоков говорил, что она может быть «практически опасной», если сводится к спекуляции. Английский философ С. Смайльс, осуждая принцип абсолютной свободы печати, замечал, что такая свобода может выступать «орудием разврата и нравственной испорченности»12. Так называемая свобода совести, породившая в своей запредельности фанатичную религиозность, усугубившую людское противоборство, цивилизационное противостояние, обернулась ларчиком Пандоры, наполненным непредсказуемыми последствиями.
Понятие социального блага является всеопределяющим в теории правовых ценностей. Только благостная социальная направленность
10 Штирнер М. Единственный и его собственность. Пер. с нем. СПб., 2003. С. 173.
11 См.: Гольденвейзер А. А. Социальная теория права // Закон и Суд. № 2. Рига, 1929.
12 Смайльс С. Собр. соч. Т. 1. СПб.; М., 1903. С. 28.
того или иного правового норматива придает ему ценностный смысл, ценностную правовую действенность. Всё на благо человека — неизменный, непререкаемый принцип демократического правового государства. Обеспечить благую человеческую жизнь — высшее социальное назначение права, что и определяет его суверенное функциональное верховенство как регулятивной константы в системе общественных отношений.
Основополагающий принцип меры социального блага. Итак, существуют явления социальной жизни, в отношении которых не может быть правовой нейтральности: все правовое должно быть в меру. Мера — это величина, размер, степень чего-либо, обеспечивающие определенное количественное или качественное равновесие. Размеренность, соответственность, сбалансированность, предопределяемые жизненными потребностями, — отличительные черты разумного человеческого бытия. Еще в античную эпоху неустанно постулировалось: «соблюдай меру» (Фалес); во всех делах нарушение всякой меры порочно (Пелагий). Однако «великий вопрос» заключается в том, какой принцип должен быть взят за основу при определении меры того или иного социального блага, особенно в сфере правовых отноше-' ний, требующих четких, ясных, достаточно однозначных измерений.
Известная формула Протагора («человек есть мера всех вещей») содержит в себе векторный смысл. Несмотря на рациональный характер правовых нормативов, например, какие-либо математические измерения при их установлении невозможны. Прославившийся своими демократическими реформами греческий мудрец Солон (VII—VI вв. до н. э.) понимал меру как «ничего слишком». М. Аврелий при определении меры социального блага предлагал не идти «дальше того, что до-
статочно». Наполеон чувство меры определял как «среднее между крайними».
Теоретическая, философско-пра-вовая мысль издревле в качестве ключевого принципа, определяющего меру тех или иных социальных благ в сфере правовых отношений, выдвинула принцип справедливости13. Нравственный идеал лежит в основе права, вскрывает истинную духовную сущность его, определяет благоправовую жизнь14. Именно этот идеал породил означенный принцип, выступающий в качестве главного измерительного критерия нормативного выбора при решении правового вопроса. Право — это все то, что справедливо, т. е. соответствует объективно необходимым жизненным потребностям человека.
Быть справедливой мерой социального блага — фундаментальная задача права, его основополагающее функциональное назначение. В этом глубинный, ценностный смысл общественного правоустройства. Говоря словами Гёте, «справедливость взвешивает и определяет» меру социальных благ. Это мера всему в системе правовых отношений, играющая определяющую роль в их демократическом конституировании. Конституция Испании, например, говорит о справедливости как о высшей ценности правопорядка.
Идея справедливости, чувство справедливости имманентно прису-
13 Г. Кельзен был одним из немногих, кто не признавал этот принцип. Рассматривая справедливость как сугубо «моральное качество», он не связывал с ней ту или иную правовую реальность. Для Кельзена всякий общественный правопорядок — это целесообразно «принудительный порядок» (см.: Kelsen H. Was ist Gerechtigkeit? Wien, 1958; Он же. Reine Rechtslehre. Wien, 1960).
14 См.: Щеглов В. Г. Нравственность и право в их взаимных отношениях. Ярославль,
1988; Соловьев Вл. Право и нравственность. Минск — Москва, 2001.
щи правосознанию цивилизованного человечества. Начала справедливости мотивационно побуждают к правомерному поведению, активизируют и оптимизируют его, порождают у людей чувство правовой ответственности.
Охватывая все стороны правовой жизни, принцип справедливости является нормативным первоприн-ципом права, правового регулирования общественных отношений. В демократическом правовом государстве справедливость как всеопреде-ляющий нравственный мотив лежит в основании всех правоположе-ний. Государственный закон, подчеркивал тот же В. Д. Набоков, должен господствовать в обществе не как фактор политической силы (оправдывающей свои тоталитарные решения соображениями абстрактной «государственной пользы»), а как фактор правовой справедливости, на основе которого становится возможной необходимая правовая организация общества в соответствии с объективными потребностями, трансформация государственной власти из «власти силы во власть права» 15 . Справедливое правовое мерило социальных благ — зеркало демократичности общества, одно из условий его конститутивно-правовой стабильности, развития и совершенствования всей * институционально-правовой инфраструктуры его.
Разумеется, концептуально-правовое видение благой человеческой жизни различно в разное историческое время, в разных общественных системах, детерминировано целым рядом объективных и субъективных факторов, последние из которых, по верному замечанию О. Шпенглера, могут безжалостно извращать, расшатывать челове-
15 Набоков В. Д. Сборник статей по уголовному праву. СПб., 1904. С. 25. См. об этом также: Ильин И. А. Понятия права и силы. Опыт методологического анализа. М., 1910.
ческие идеалы16. Кто-то из титанов ценность «есть исходный пункт и мысли говорил, что даже Провидение (понимаемое как непостижимая космическая предопределенность) может быть несправедливым.
В частности, роковая альтернатива капитализма и социализма породила неоднозначное отношение к формам собственности, их разное законодательное конститу-ирование. В одних государствах доминирует закрепление частной собственности, в других — сосуществуют частная и общественная формы собственности, в третьих — признаются общественная (общенародная) собственность на средства производства и личная собственность на предметы повседневного жизненного потребления. Поэтому человеческая цивилизация и воспринимается порой как «цивилизация собственности», из-за которой всегда возникали и возникают острые общественные разногласия. В сущности, все революционные перевороты — это прежде всего смена форм собственности. Именно эта смена приводит к глобальным социальным расслоениям, формирует и классово плюрализирует чувства общественного протеста на национальном и межнациональном уровне, обусловливает многие человеческие трагедии. Как правило, это происходит тогда, когда указанная смена (одни стараются отнять собственность, другие — удержать ее) осуществляется не по законам социальной справедливости, а с опорой на корпоративный эгоистический интерес, насаждающий и культивирующий в условиях жестокой конкуренции всепоглощающий, бесчеловечный практицизм, культ спекулятивной личностной наживы, опустошающий тем самым духовное содержание общественных отношений.
Да, человеческая личность как первичная и высшая социальная
16 См.: Шпенглер О. Закат Европы. Пер. с
нем. М., 1993.
цель всего права»17. Однако это не означает, что в системе общественных отношений можно или должно абсолютизировать человеческое «Я», частный личностный интерес, нормативно поднимать его на приоритетный уровень при правовом балансировании общественных интересов.
Ученые правы, когда подчеркивают, что отдающий антропоцентризмом тезис о приоритете прав личности — это «общественно опасный тезис»18. Антисоциально противопоставлять общество и человеческую личность как таковую. Это неразрывные стороны единой социальной ипостаси: личность как социальный индивид всем своим существованием обязана обществу, а общество как определенная людская сообщность развивается, совершенствуется благодаря многогранной личностной деятельности чело-века19.
Проблема заключается в правильном, оптимальном сбалансировании личностных интересов и интересов общества в целом, ингредиентно выступающих как «<важнейший пра-вообразующий и правореализующий фактор»20. Существует определенная сфера надличностных ценностей, которая принадлежит обществу в целом. С общесоциальной
17 Аренс Г. Юридическая энциклопедия или органическое изложение науки о праве и государстве на основании принципов этической философии права. Пер. с нем. М., 1863. С. 417.
18 Мартышин О. В. Теория государства и права в постсоветское десятилетие. Некоторые итоги // Право и политика. 2000. № 7. С. 9.
19 См.: Щепаньский Ян. Философская и социологическая концепция человека // Философские науки, 1965. № 5. См. также: Тугаринов В. П. Личность и общество. М., 1965; Резвицкий И. И. Личность, индивидуальность, общество. М., 1981.
20 Тихомиров Ю. А. Теория компетенции. М., 2001. С. 5.
точки зрения интересы общества, государства «не менее существенны, чем интересы отдельной лич-
21
ности» , которые по тем или иным причинам могут не совпадать с интересами всего общества.
Правовое обеспечение общественных интересов, отражающих общие объективные потребности и телеологически направленных на благо всего общества, гарантирует обеспечение личностных интересов, личностных благ, что и определяет ценностную социальную приоритетность интересов общества в целом. Векторная парадигма законодательства в демократическом правовом государстве — «это обеспечение общих интересов при максимальном учете законных частных интересов, решительное противодействие своекорыстным интересам, подавление интересов незаконных, противоречащих пра-ву»22. Конституируя право частной собственности, многие конституции определенным образом упреждают собственнические инстинкты, идущие вразрез с указанной приоритетностью, с принципом общего блага23. Во всем мире, например,
21 Хабриева Т. Я. Российская конституционная модель и развитие законодательства / / Конституция и законодательство. Кн. II. М., 2004. С. 9. См. также: Субочев В. В. Право и его роль в обеспечении диалектического единства личных, общественных и государственных интересов // Право и политика. 2003. № 12.
22 Хабриева Т. Я. Национальные интересы и законодательные приоритеты России // Журнал российского права. 2005. № 12. С. 20.
23 «Собственность обязывает, — гласит, например, Основной закон ФРГ. — Пользование ею должно одновременно служить общему благу» (ст. 14-1). О согласовании осуществления прав частной собственности
«с общим благом» говорит Конституция Ирландии (ст. 43-2.2). «Собственность находится под защитой государства, — гарантирует Конституция Греции, — однако вытекающие из нее права не могут осуществляться в ущерб всеобщим интересам»
лишь 20% лесного фонда принадлежит частным компаниям или частным лицам. В Канаде государственные леса составляют 95% и только 5% (в особо специфических условиях) — это частные леса.
Критерием оценки любого закона как управленческого акта правовой значимости является то, насколько он, отражая реальные общественные потребности, социально благостен для общества в целом и, следовательно, для каждого из его членов, каждого гражданина. Общественное благо как критерий человеческой жизни — это не ложное благо, не идеализация примитивно утилитарного, внеличностно-го, внешне формально справедливого, как пытались доказать некоторые философы прошлого24. Это общее взаимное благо по своему социальному определению. Единичное не существует без общего. Благосостояние отдельной человеческой личности неразрывно связано с благосостоянием всего общества, в котором она обитает. В ценностных измерениях определяется личный вклад каждого члена общества в общее благо. Эгоистические интересы не имеют ничего общего с общим благом.
Есть общая потребность в соци- < альном благополучии. Развитое об- ' щественное правосознание опреде-
(ст. 17-1). Закрепляя положения о «непосредственной собственности нации» и частной собственности, Конституция Мексики определяет: «Нация в любое время имеет право устанавливать для частной собственности ограничения, диктуемые общественными интересами, а также регулировать ради общественной выгоды использование природных ресурсов, которые могут быть объектом присвоения, с целью создания справедливого распределения общественных богатств и обеспечения их сохранности, достижения равномерного развития страны и улучшения условий жизни городского и сельского населения» (ст. 27).
24 См.: Астафьев П. Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 2000. С. 178—197.
ленным образом сдерживает сугубо личные интересы во имя общего благополучия членов общества. Общее благосостояние предшествует благосостоянию, благополучному бытию отдельной человеческой личности, предопределяет их. Как писал знаменитый «философ на троне» в своих мемуарных размышлениях, деятельность, направленная на осуществление общего блага, отвечает природе человека, поэтому «стремиться следует лишь к тому, что требует общее благо и согласно с ним». Правители должны заботиться прежде всего об «общеполезном», способствовать «благу целого», быть преданными «общему благу»25. Аристотель, как известно, лучшим правлением считал то, целью которого выступает «благо всех». Фома Аквинский попрание общего блага определял как тиранию.
Принцип общего блага, лежащий в основе правового регулирования демократического правового госу-дарства26, — это значит благо для всех, равно справедливо для всех. Общественное бытие многим обязано подчинению личного начала началу общественному. Подвижническая борьба прогрессивной части человечества за общее благо обеспечивала и обеспечивает удовлетворение личностных благ, диктуемых материальными и духовными потребностями. Признание приоритета общественных интересов, служение им есть высшее проявление личной гражданственности.
К сожалению, личный вклад человека в общее благо не всегда возмещается справедливой, пропорциональной отдачей со стороны общества, государства, особенно в периоды той или иной политиче-
25 См.: Марк Аврелий. Наедине с собой. М., 2000. С. 165, 128, 78, 101.
26 См.: Качоха В. Проблема общего блага в
современной демократии // Вопросы философии. 2000. № 9.
ской ломки системы социальных отношений, о чем свидетельствует и современная эмпирическая действительность, в том числе действительность постсоветского пространства, главное противоречие которой заключается между формально проецируемыми социальными благами и реальными результатами, отнюдь не благостными. Некоторые реформы, самоуправно, непродуманно предпринятые «сверху», без внятной идеологической парадигмы, не пошли во благо рядовых тружеников («работных людей» — по старой русской терминологии), миллионов трудящихся27 .
27 В действующей российской Конституции понятие «трудящиеся» отсутствует, что порождает в огромной части российского народа чувства определенной отверженности, оскорбленного самолюбия, атро-пические настроения, ведущие к энтропии основополагающих духовных принципов общественного бытия. Думается, со временем это понятие большой нравственно-правовой значимости будет конститутивно восстановлено. Это — не плод большевистской идеологии. «Трудящиеся» — от слова «труд». Человеческий труд — важнейший фактор социального благосостояния, благополучия (см.: Добрынин И. Н. Феномен благосостояния и трудовая деятельность: традиция и перспективы осмысления // Право и политика. 2004. № 5), формирования и развития национальной культуры народов. Тот же Солон был одним из тех, кто понятие труда законодательно возвел в ранг правовых понятий. Почитание «тру- , дящихся» культивируется мировыми религиями. В Библии, например, читаем: «уважать трудящихся», «трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов», «трудящийся достоин пропитания», «если кто не хочет трудиться, то и не ешь». Понятием «трудящиеся» оперируют современные европейские конституции. В Конституции Португальской Республики имеется, например, глава: «Права, свободы и гарантии трудящихся». Конституция Испании гласит: «Закон регулирует права и обязанности трудящихся» (ст. 35-2).
Расслоение россиян на богатых и бедных28 достигло невиданных размеров, что аномально для цивилизованного общества, культивирует чувство ламентации, зависть и злобу, ненависть одних по отношению к другим, настроения отчаяния с соответствующими социальными последствиями и поэтому прогрессивной мыслью всегда осуждалось29.
28 «Бедность как экономическое понятие, — определял Л. Штейн, — заключает в себе такое состояние, при котором недостаток необходимых средств существования угрожает бытию и жизни личности» (Штейн Л. Учение об управлении и право управления. СПб., 1874. С. 547).
29 Тот же Платон говорил, что богатство развращает людей роскошью, а бедность вскармливает их страданием и доводит до бесстыдства. Плутарх богатство и бедность определял как грозные недуги государства.
Когда «неравенство между бедными и богатыми», писал он, доходит «до высшей точки», государство находится «в чрезвычайно опасном положении...» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. I. М., 1994. С. 53, 99). Известно, что легендарный правитель древней Спарты Ликург, осуществляя свои социальные реформы, первым делом уничтожил разницу между богатыми и бедными, издал особые законы против расточительства и роскоши, по словам Плутарха, порочащие людей, пробуждающие низкие инстинкты. Обращаясь к власть имущим, Ж.-Ж. Руссо советовал: «Если вы хотите придать государству прочность. не допускайте ни богачей, ни нищих. Эти два состояния. одинаково гибельны для общественного блага; из одного выходят виновники тирании, а из другого — тираны; между ними всегда и происходит торг общественной свободы: одни покупают ее, другие продают» (Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. М., 1938. С. 44). Дж. Г. Байрон бедность называл тягчайшим из всех человеческих преступлений. По словам «Гамлета на троне», задушенного российской дворянской чернью, «богатство не придает достоинства человеку», а бедность, которая «в порок и укоризну не служит», культивирует человеческую робость и унылость (см. Недопи-
Былую нормативную формулу: «Не могу съесть кусок хлеба, не думая о других» вытесняет иная формула: «Думай только о себе».
Проблема преодоления бедности трудящегося населения «является серьезной социально-экономической проблемой современной России. Государство не обеспечивает необходимого уровня жизни населения, не предоставляет ему необходимых социальных гарантий и, следовательно, не является еще социальным государством в точном смысле этих слов»30. Опыт показывает, что безграничный стихийный рынок (т. е. рынок, социально не направляемый государством), неразвитость системы регулирования цен на товары жизненной необходимости (Дж. Ст. Милль: всякое увеличение цены того или иного товара есть не что иное, как запрещение его для тех, кто не в состоянии уплатить за него возвышенную цену) не могут гарантировать надлежащее качество и всеобщую доступность социальных благ, благостную общественную стабильность. Рыноч-но-коммерческий тоталитаризм не лучше всякого иного тоталитариз-
санный дневник обучения будущего императора Павла I, который вел его учитель > С. А. Порошин. М., 1996. С. 185). Л. Н. Тол- = стой богачей, не думающих о нуждах бедного трудового народа, именовал паразитами жизни. Библия, например, осуждая культ обогащения, наставительно поучает: «желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу». «Богатых. увещевай, чтобы они не высоко думали о себе», «благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны»; «не будь грабителем бедного»; «к бедному простирай руку твою»; «роскошь в противность Христу». «Кто затыкает ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить, — и не будет услышан».
30 Хабриева Т. Я. Российская конституционная модель и развитие законодательства. С. 16.
ма. Даже западные специалисты фанатичную веру в способность рыночных механизмов разрешать любые социальные проблемы рассматривают как глубоко порочную, опас-ную31. Ученые правы, указывая на то, что со стороны власть имущих раздается много общих риторических призывов к заботе о народном благосостоянии, а на деле «должностные лица государственных органов снимают с себя всякую ответственность за реальное повышение жизненного уровня народа»32. Говоря словами писателя Ю. М. Нагибина, наш простолюдин — труженик «понял, что такое бедность, и испугался этого на всю жизнь».
В научной литературе проводится мысль о гипертрофированной сути права, которое в современном государстве становится «формой отхода от идеи блага»33 . Нельзя согласиться с этим. Право как таковое, в его демократическом понимании, не может «отходить от идеи блага». В этой идее — суть правового благомыслия. Как замечал великий провидец Мишель Нострадамус, измываясь над законом, всякое право можно «залить бесчестьем.». Более правильной является мысль о фетишизации закона, присущей фиктивной демократии34.
Трагедия правосознания заключается в том, что до сих пор не научились различать понятия «право» и «закон». Правовое и законное — это не синонимы. Не все то, что законно, является правовым35 . Как засвидетельствовали жизненные реалии, в форме закона соверша-
31 См.: Сорос Дж. Реформируя глобальный капитализм. М., 2001. С. 13.
32 Вишняков В. Г. Конституционные основы социального государства / / Журнал российского права. 2004. № 8. С. 12.
33 Кольев А. Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М., 2005. С. 106, 105.
34 Там же. С. 108.
35 См.: Нерсесянц В. С. Право и закон. М.,
1983.
ется множество противоправных деяний. Существуют и действуют законы, при аналитическом прочтении которых хочется воскликнуть: «Где же право?» Тот или иной закон может выступать как «основа бесправия» (В. О. Ключевский). Известны суждения Т. Джефферсона о тирании законодательства. С правовой точки зрения не всякий законодательный акт легитимен. Правовая легитимность предполагает определенную степень зрелости, демократическую глубину правосознания законодателей, его политическую неангажированность, связана с соблюдением требований правовой мотивации законодательных акций, соответствующим согласованием их с действующей системой общепризнанных принципов и норм международного права, что конститутивно имеет свое парадигматическое закрепление36 . Только при такой правовой легитимности можно избежать правотворческой параномии, ставить вопрос о ценностной характеристике законодательных актов. Неразвитое, отравленное политикой правосознание, верно отмечал в своей правоведче-ской работе «О сущности правосознания» И. А. Ильин, формально может обращаться «к идее права», но^ брать «от нее лишь схему», пользо- ' ваться ею по произвольному усмотрению, злоупотребляя ею, наполняя ее «недостойным, извращенным содержанием», в результате чего «возникает неправовое право, которое однако именуется «правом» и выдается за право, компрометируя в сознании людей самую идею и подрывая веру в нее». Законом может устанавливаться «только; одна видимость права»37.
36 Например, ст. 5(1) Союзной конституции Швейцарской Конфедерации, озаглавленная «Принципы действий правового государства», гласит: «Основой и пределом государственных действий является право».
37 Ильин И. А. О сущности правосознания. М., 1993. С. 20, 30 и др.
В контексте современных общественных преобразований, осуществляемых в России, думается, назрела необходимость в создании особой праксеологической науки — науки законотворчества (законо-логии) как теоретико-прикладного ответвления общего правоведения, что способствовало бы более правильному, эффективному решению законотворческих проблем, отличающихся своей многоаспектной соци-
альной сложностью, совершенствованию законотворческой деятельности, механизма государственного управления в целом. Благостное фундаментальное назначение демократического правового государства — обеспечить необходимые правовые условия для достойного человеческого существования, надежно охранять и защищать их предоставленными Конституцией средствами.
