CC BY
134
Е.В. Тимошина*
ПРАВО КАК «ИДЕЯ», КАК «ФИКЦИЯ» И КАК «ФАКТ»: О НОМИНАЛИЗМЕ И РЕАЛИЗМЕ В ТЕОРИИ ПРАВА
Термин «право» - общее понятие, проблема теоретического конституирования которого является вместе с тем проблемой интерпретации обозначаемой или конструируемой с его помощью реальности, а следовательно, ее решение приобретает принципиальное значение для корректного построения теории права. Данная проблема связана, таким образом, с фундаментальными логическими и онтологическими основаниями правовой теории, предполагающими ответы на вопросы о том, (1) как соотносится теоретическое знание о праве с реальностью права и как она может быть интерпретирована, (2) каковы условия истинности теоретических утверждений в социально-гуманитарных науках и в частности в теории права. Очевидно, что теория возможна, если она полагает свой предмет существующим - имеющим только мыслимое бытие или наблюдаемое эмпирическое. Иными словами, любая теория имеет определенные онтологические допущения.
В современной литературе отмечается, что «высказывания теоретического языка строятся относительно абстрактных объектов», которые могут быть, во-первых, эмпирическими объектами, представляющими собой «абстракции, фиксирующие признаки реальных предметов опыта», во-вторых, исключительно теоретическими, являющимися «идеализациями», не соотносимыми с эмпирической реальностью1. К какому типу объектов относится право - является ли оно исключительно теоретическим объектом, которому, подобно геометрической точке, место только в теории (перефразируя название известной работы У.В.О. Куайна)2, или все-таки право как эмпирический объект теории может быть соот-
* Доцент кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат юридических наук, доцент.
1 См.: СтепинВ.С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000. С. 104-105.
2 Имеется в виду работа: Куайн У.В.О. Вещи и их место в теориях // Аналитическая философия. Становление и развитие (антология) / Под ред. А.Ф. Грязнова. М., 1998.
Труды Института государства и права Российской академии наук № 4/2013
несено с какой-то эмпирической реальностью, или же «право» есть лишь лингвистическая величина, общий термин, «манера ре-
3
чи» , или - если принимать во внимание эзотерику классического естественного права - умопостигаемая эссенция, открываемая избранным? Таким образом, подчеркнем еще раз, проблема консти-туирования понятия права есть вместе с тем проблема интерпретации бытия права, а следовательно, ответ на вопрос об образовании общих понятий науки представляется связанным с фундаментальными онтологическими допущениями теории.
Обсуждение данной темы уместно начать с ретроспективного анализа проблемы универсалий, в результате разработки которой еще в эпоху Средневековья сложились фундаментальные философские традиции реализма, номинализма и концептуализма, сохраняющиеся и в современной логике и философии, хотя и в существенно трансформированном виде. Как отмечается в современных исследованиях, известный философский спор о природе общих понятий, или спор об универсалиях, в ХХ в. переживает возрождение. Развитие логики, языкознания и лингвистики, возникновение аналитической традиции и философии языка объясняют внезапное обращение философов ХХ в. к одному из главных вопросов средневековой мысли4. У. Куайн, в известном смысле возродивший дискуссию «реалистов» и «номиналистов» в философской логике ХХ в.5, в частности, пишет: «Есть те, кто чувствует, что наша способность понимать общие термины и видеть, что один конкретный объект похож на другой, необъяснима, если нет универсалий как объектов схватывания. Есть и те, кому не удается обнаружить в таком обращении к области сущностей, сверх и помимо конкретных объектов в пространстве и времени, какую-либо объяснительную ценность»6. Реконструкция форм дискурса, одни из которых предполагают сущности, а другие - нет, представляет-
3 См.: Куайн У.В.О. С точки зрения логики. 9 логико-философских очерков. М., 2010. С. 171.
4 См.: Алфимова Ж. П. Исторический очерк спора об универсалиях в Львовско-Варшавской школе // Вопросы философии. 2012. № 3. С. 37.
5 Из представителей аналитической философии, специально занимавшихся проблемами реализма и номинализма, следует также упомянуть Д.М. Армстронга (см.: АрмстронгД.М. Универсалии. Самоуверенное введение. М., 2011).
6 Куайн У.В.О. С точки зрения логики. 9 логико-философских очерков. С. 151.
ся ученому важной в связи с тем, что они подразумевают то, что он называет «определенным стандартом онтологических обязательств»7. Иначе говоря, существует корреляция между онтологическими допущениями теории и «формой дискурса».
Корреляция между онтологическими допущениями теории и формой дискурса - это корреляция между способом интерпретации реальности (права, правопорядка, общества, государства), обозначаемой соответствующими общими терминами (понятиями), и способом конституирования и употребления этих общих понятий. Как отмечал П.А. Сорокин, понятия «реализм - номинализм» являются наиболее общими и фундаментальными «перво-принципами», лежащими в основе системы истины и знания. Более того, по мнению социолога, «множество актуальных социальных проблем, особенно таких, как индивидуализм - коллективизм, общество и индивид, универсализм и сингуляризм, самым тесным образом связаны с проблемой реализма — номинализма и едва ли могут быть плодотворно исследованы без их предварительного решения»8. П.А. Сорокин делал вывод, в известном смысле аналогичный куайновскому: проблема «номинализма -реализма» есть не только проблема интерпретации общих понятий, но прежде всего проблема интерпретации обозначаемой с их
9
помощью реальности .
Вместе с тем необходимо отметить, что в некоторых направлениях философии ХХ в., прежде всего в аналитической философии, проблема общих понятий науки рассматривается как исключительно эпистемологическая, принципиально не коррелирующая с проблемой реальности. Как отмечал в свое время известный советский логик Д.П. Горский, ведущийся в философии ХХ в. «спор "платоников" ("реалистов") и "номиналистов" ни в коем случае не следует путать со спором номиналистов и реалистов в средние века. В настоящее время спор идет об интерпретации терминов, о целесообразности использования того или иного языка (языка, включающего универсальные термины, или языка, элиминирующего эти универсальные термины), а не об онтологическом суще" 10 тг
ствовании универсалий» . По утверждению представителя неопо-
7 Куайн У.В.О. С точки зрения логики. 9 логико-философских очерков. С. 151.
8 Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. СПб., 2000. С. 371.
9 См.: там же. С. 385.
10 ГорскийД.П. Вопросы абстракции и образование понятий. М., 1961. С. 57. 50
зитивизма Р. Карнапа, «решающим... является не мнимый онтологический вопрос о существовании абстрактных объектов, а скорее вопрос о том, является ли употребление абстрактных языковых форм, или. употребление других переменных, кроме переменных для вещей. плодотворным и подходящим для целей. языков науки»11. Как известно, неопозитивисты под влиянием идей Л. Витгенштейна отвергли тезис о реальности внешнего мира и тезис о его нереальности как псевдоутверждения и соответственно интерпретировали проблему онтологии универсалий, обсуждавшуюся номинализмом и реализмом, в качестве типичной метафизической проблемы, не способной составить предмет научного исследования. Принципиальная позиция неопозитивизма состояла в том, что принятие языка, ссылающегося на абстрактные объекты, или, напротив, номиналистического языка не означает признания той или иной онтологии, предписываемой соответствующей «метафизической доктриной». Как писал, в частности, Р. Карнап, «введение новых способов речи не нуждается в каком-либо теоретическом оправдании, потому что оно не предполагает какого-либо утверждения о реальности»12.
11 Карнап Р. Эмпиризм, семантика и онтология // Карнап Р. Значение и необходимость. Исследование по семантике и модальной логике. М., 1959. С. 320. Ср. также с мнением Г. Райла, еще одного представителя аналитической философии: «Мне кажется, что философы усвоили себе манеру говорить об употреблении выражений и даже возвели такого рода разговоры в ранг добродетели только в последние годы. Наши предки, было время, говорили вместо этого о понятиях или идеях, соответствующих выражениям. Во многих отношениях эта идиома была очень удобна, и для большинства ситуаций хорошо было бы ее сохранить. Впрочем, у нее был и недостаток: она побуждала людей затевать платоновские или локковские споры о статусе и происхождении этих понятий или идей. Создавалось впечатление, будто философ, который хочет обсуждать, скажем, понятие причины, бесконечно малых или раскаяния, обязан сначала решить. являются ли они интуитивно постижимыми трансцендентными сущностями или же даны только в личной интроспекции» (Райл Г. Обыденный язык // Аналитическая философия. Становление и развитие (антология). С. 160).
12 Карнап Р. Указ. соч. С. 310. Общую позицию представителей Венского кружка точно сформулировал его участник В. Крафт: «Быть реальным в эмпирическом смысле означает: быть включенным в пространственно-временную систему интерсубъективных установлений. Вопрос о том, является ли эта система лишь мыслительной конструкцией или ей соответствует некая абсолютная реальность, вообще не может быть поставлен. Это вопрос о ее "трансцендентальной идеальности или реальности", т.е. метафизический вопрос. Явля-
Однако такому онтологически нейтральному подходу может быть адресован вопрос П.А. Сорокина: если ученые «не занимаются реальностью, а создают схемы, "как будто бы соотносящиеся с реальностью"», то тогда чем же они занимаются, если они уже не знают, что такое реальность, и существует она или нет, и как в этом случае провести грань «между фикцией и реальностью»?13 Настаивая на фундаментальном характере проблемы образования общих понятий науки, он писал: «Что представляют собой понятия, определения и обобщения любой науки, от математики до социологии? Фикцию и искусственные образы в нашем сознании, не имеющие соответствующих объектов в rerum natura? И в этом смысле - разновидность иллюзии, с помощью которой мы строим иллюзорный мир... Или это нечто, существующее и в нашем сознании, и во внешней реальности? Стоит только сформулировать вопрос таким образом и станет очевидным, что проблема номинализма - реализма возникла не в средние века. а одновременно с появлением у человека четкого мышления. Она существует и сегодня и будет существовать, пока существует человеческая мысль. .Любой исследователь сталкивается с этой проблемой, он не может избежать ее и дает - явно или неявно, со-
ется ли то, что мы считаем реальным, также "действительно" реальным, а то, что мы считаем независимым и лежащим вне нашего сознания, действительно существует само по себе, или же нашим предположениям не соответствует никакой абсолютной, "существующей самой по себе" реальности, - все эти вопросы выражают метафизическую позицию. Они выходят за рамки научного познания. Совершенно невозможно определить, что именно означает "реальность" и "существование" в этом смысле, ибо для них нет никаких критериев. Поэтому предложения о метафизическом существовании следует считать лишенными смысла» (Крафт В. Венский кружок. Возникновение неопозитивизма. М., 2003. С. 193).
13 Сорокин П.А. Указ. соч. С. 801. По мнению П.А. Сорокина, участники «Венского кружка», «представляя эмпиризм и скептицизм в их наиболее стерильной, бесплодной и дряхлой форме... разрушают к тому же и границы между знанием и заблуждением, реальностью и вымыслом и ничего не оставляют нам, кроме безжизненного, обездушенного, лишенного мысли, засушенного и пустого мира мумифицированной реальности, низведенной до уровня талмудистского толкования символов, представляющих неизвестно что. Эпигоны былого полнокровного эмпиризма, они, потеряв, как и все эпигоны, творческую искру, стремятся компенсировать эту потерю тщательнейшим исследованием символических знаков.» и, таким образом, стремятся «знать все больше о все меньшем» (там же. С. 801-802).
знательно или бессознательно - то или иное ее решение. Более того, его решение всегда соответствует духу одного из тех течений, которые здесь описаны (т.е. реализму или номиналинализ-му. - Е.Т.)» .
Как известно, средневековый реализм, восходящий к учению Платона об организующих мир и самодовлеющих сущностях -идеях, фундирован признанием бытия идеальных объектов - универсалий, находящихся вне сознания человека и существующих независимо от человека и его мыслительной деятельности. Так, польский логик Т. Котарбиньский подчеркивал, что все виды реализма «признают существование универсалий вне разума, признают их существование независимо от того, находится ли данное общее в чьем-либо мысленном представлении»15. Универсалии, согласно учению реалистов, существуют до единичных вещей (universalia ante rem) и наряду с вещами; при этом, хотя универсалии и лишены пространственных и временных характеристик, они обладают таким же реальным существованием, как и единичные вещи. Таким образом, главной характеристикой реализма является гипостазирование общих понятий или, в терминологии Л.И. Петражицкого, их «наивное проецирование» в трансцендентный по отношению к сознанию человека мир. Как писал, в частности, представитель логического позитивизма Р. Карнап, «гипостазирование, или субстанциализация, или овеществление, состоит в ошибочном признании вещами объектов, которые не являются вещами. Примерами гипостазирования свойств (или идей, универсалий, или т. п.) в этом смысле являются такие формулировки, как "идеи имеют самостоятельное существование", "они обитают в надзвездном мире", "они уже существовали в божественном разуме до того, как воплотились в вещах" и т.п., если только эти формулировки мыслятся буквально, а не только как поэтические метафоры»16.
В истории правовой мысли реалистический подход к бытию общих понятий представлен прежде всего в классической школе естественного права, которое интерпретировалось как внеполо-женная человеческому сознанию универсалия - объективная иде-
14 Сорокин П.А. Указ. соч. С. 374.
15 Котарбиньский Т. Лекции по истории логики // Котарбиньский Т. Избранные произведения. М., 1963. С. 410.
16 Карнап Р. Указ. соч. С. 56.
альная сущность, существующая до создаваемого людьми позитивного права и наряду с ним17. Представитель баденской школы неокантианства Г. Риккерт отмечал, что подобно тому, как в естествознании происходит метафизическое «ипостазирование» общих понятий и затем общие сущности представляются обладающими реальным бытием, естественное право также превращается в реально существующее, действительное право, в то время как, по мнению ученого, естественного права так же не существует, как количественного мира атомов или каких-либо иных «ипоста-зированных» общих понятий18. Возможно, под влиянием неокантианской критики классического юснатурализма на связь естественно-правового подхода с платоновским реализмом обращал также внимание Г. Кельзен: «.Дуализм позитивного и естественного права, столь характерный для естественно-правовой доктрины, - пишет ученый, - имеет сходство с метафизическим
19
дуализмом реальности и платонической идеи» . С иных методологических позиций к схожим выводам пришел А. Кауфман, по мнению которого «экстремальный» исходный пункт естественно-правовых доктрин состоит в том, что они рассматривают естественное право как «существующую рядом и превыше позитивного права чистую сущность права»20. Понятие естественного права не конструируется человеческим сознанием, но открывается ему и в этом смысле предстает своего рода юридическим «откровением». Как отмечает в связи с этим датский правовед А. Росс, «идея,
17 Подробнее о влиянии схоластической философии на классическую школу естественного права см.: ТимошинаЕ.В. Права человека и нравственная ответственность личности в свете христианской антропологии // Философия права в России: история и современность. Материалы философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / Отв. ред. В.Г. Графский. М., 2009. С. 154-172. Попытку проанализировать различия между юснатурализмом и юридическим позитивизмом в контексте проблемы бытия универсалий предпринимал А. Кауфман (см. об этом: Кауфман А. Онтологическая структура права // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1 / Под ред. А.В. Полякова. СПб., 2009. С. 160).
18 См.: Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. СПб., 1997. С. 520-521.
19 Кельзен Г. Чистое учение о праве и аналитическая юриспруденция // Российский ежегодник теории права. 2009. № 2 / Под ред. А.В. Полякова. СПб., 2011. С. 435.
20 Кауфман А. Указ. соч. С. 154. 54
общая для всех школ естественного права, - вера в то, что существуют универсально значимые принципы регулирования жизни человека в обществе, которые не созданы, а открыты человеком, истинные принципы, обязательные для каждого, включая и тех, кто неспособен или не желает признать их существование. ...Данные законы являются открытиями, объективными данностями, некоей реальностью, иной, чем реальность чувственного опыта (выделено мной. - Е.Т.)» .
Действительно, в подтверждение данного позитивистского «наблюдения» можно привести суждение автора «плюралистической теории» права Б.А. Кистяковского: «Определенное нравственное предписание, - писал он, - может быть только в известный момент открыто, так или иначе формулировано и затем применяться в различных обществах. Но само значение его совершенно не зависит от того или другого применения. То, что какие-нибудь ашанти или зулусы, что дети или идиоты ничего не знают об этом принципе, так же мало касается его как нравственного предписания, как то, что о нем не знают животные, или то, что о нем никто еще не мог знать, когда наша солнечная система явля-
22 т-1 г
лась хаотической массой атомов» . Таким образом, Б. А. Кистяковский, с которым в данном аспекте солидаризирова-
23
лись и другие представители естественно-правового подхода , признавал «самостоятельное значение нравственных принципов независимо от того, существуют ли нравственные сознания и их носитель. или нет»24. Понятие независимого от субъекта реального бытия естественного права, что бы под ним ни подразумевалось, - универсальный закон природы или «объективный закон разума» , - составляет необходимое предположение, conditio sine qua non естественно-правового подхода, так как при допущении
21 Росс А. Валидность и конфликт между правовым позитивизмом и естественным правом // Российский ежегодник теории права. 2009. № 2. С. 462.
22 Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права // Кистяковский Б. А. Философия и социология права. СПб., 1998. С. 113.
23 См., например: Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в философии права // Проблемы идеализма. М., 1902. С. 267, 287.
24 Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 113.
25 Трубецкой Е.Н. Философия права профессора Л.И. Петражицкого // Трубецкой Е.Н. Труды по философии права. СПб., 2001. С. 499.
человеческой сконструированности идеи естественного права она необратимо утрачивает «абсолютизм своей сущности»26, фунди-
27
рующей правопорядок .
Из современных правовых концепций к числу реалистических в указанном выше смысле можно также отнести и либертар-но-юридическую теорию права, исходящую из принципиального различения объективного умопостигаемого бытия сущности права - принципа формального равенства, отображаемого в эссенци-алистском определении понятия права, и явления - закона. При воплощении же абстрактной сущности права, также бытийствую-щей до закона, в конкретном официальном тексте как явлении образуется феномен правового закона, или позитивного права. Таким образом, данная концепция также исходит из позиции онтологического реализма платоновского типа, приписывая нормативную функцию понятию (идее), бытие которого рассматривается как «объективное», не зависящее от сознания человека.
Позиция номинализма, как известно, предполагала реальность бытия лишь отдельных единичных вещей, находящихся в мире пространства и времени. Соответственно крайний номинализм вообще отвергает существование общих понятий как в мышлении, так и вне его; умеренный же номинализм допускает существование универсалий лишь после отдельных вещей (universalia ante rem) в виде общих терминов, вводимых для обозначения некоторого множества сходных предметов. Умеренный номинализм, который начиная с позднего Средневековья становится эмпирической философией новой науки, исходит из того, что вне простран-ственно-временнь1х объектов нет никакой «объективной» реальности, а следовательно, различные абстрактные сущности, универсалии, которые не даны в чувственном опыте, «сами по себе» не существуют. Иными словами, общие понятия, которым не со-
26 Новогородцев П.И. Из лекций по общей теории права. Часть методологическая. М., 1904. С. 95.
27 Как отмечает современный американский правовед Ф. Шауэр, «хотя найдется ряд защитников особой теории естественного права, которые будут утверждать, что право - это... явление, предшествующее сознанию человека и не зависящее от него, на сегодняшний день такая позиция выглядит достаточно устаревшей, чтобы задерживаться на ней» (Шауэр Ф. Существует ли понятие права? // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1. С. 514).
ответствуют никакие качества вещей, существуют только вер-
28
бально, как «имена», «манера речи» .
В качестве «среднего» пути между крайностями реализма и номинализма традиционно рассматривается концептуализм -направление, в рамках которого доказывалось, «что общие понятия (универсалии) реально не существуют сами по себе. (о чем говорили представители средневекового реализма), но и не являются "сотрясением воздуха" (как утверждали представители крайнего средневекового номинализма), а представляют собой особую форму познания действительности»29. Такой особой формой концептуалисты считали доопытные общие понятия - концепты (свпсврШs), т.е. идеальные сущности, изначально находящиеся в уме человека. Таким образом, общее понятие предстает в рамках данного направления как условие возможности конструктивной деятельности человеческого разума, - в отличие от реализма, в котором универсалии существуют объективно и только открываются разумом, и от номинализма, в котором общие понятия существуют исключительно вербально. Обобщающую характеристику этих направлений дает Т. Котарбиньский: «Под реализмом понимается признание существования как общих объектов (универсалий), так и общих понятий и общих имен, тогда как под концептуализмом понимается доктрина, признающая существование только общих понятий и общих имен, а под номинализмом - допущение лишь общих имен»30.
Отмеченная выше корреляция реализма и естественно-правового подхода требует продолжения в виде установления соответствия между номинализмом и юридическим позитивизмом. Однако вопрос может быть поставлен шире: возможна ли социальная, в том числе правовая, теория, выстроенная с последовательно номиналистических позиций? Следует отметить, что возможность последовательно номиналистического построения социологии, в результате которого она приобрела бы «форму, свободную... от метафизических примесей», обсуждал, например, участник Венского кружка Р. Карнап. В предложениях социологии, по его мнению, «могут использоваться физикалистские или
28 Куайн У.В.О. С точки зрения логики. 9 логико-философских очерков. С. 171.
29 КондаковН.И. Логический словарь. М., 1971. С. 228.
30 Котарбиньский Т. Указ. соч. С. 410.
даже психологические характеристики. Если. психологические характеристики переводимы в физические, тогда все социологические характеристики и предложения переводимы в физикалист-ские»31. Другой представитель логического позитивизма О. Нейрат также полагал возможным сформулировать «в физика-листском едином языке как геологию, так и социологию, как механику, так и биологию»32. Однако неопозитивистский замысел номиналистического построения социальной теории не получил какой-либо реализации.
Среди представителей аналитической философии, пожалуй, только У.В.О. Куайн продумал свою номиналистическую концепцию «до конца», и она наглядно демонстрирует те затруднения, с которыми могла бы столкнуться последовательная номиналистическая позиция при обосновании соответствующей «социальной» теории, например теории права. Ученый, понимая, что то или иное социальное явление не может анализироваться в качестве «тела», т.е. в качестве объекта, который «выглядит непрерывным
33
и плотным в пространстве» , использовал «расширенное» понятие физического объекта как материального содержания любой пространственно-временной области»34. С его точки зрения, «дей-
31 Карнап Р. Физикалистский язык как универсальный язык науки // Философия и естествознание. Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М., 2010. С. 194.
32 Нейрат О. Радикальный физикализм и «реальный» мир // Там же. С. 440.
33 Куайн У. В. О. Вещи и их место в теориях. С. 333.
34 См.: там же. С. 336. Заслуживают внимания его пояснения, касающиеся предпочтительного онтологического статуса физических объектов: «Ведь, во-первых, термины для физических объектов принадлежат к более раннему этапу обретения нами языка, чем абстрактные термины. Конкретная референция воспринимается как более надежная по сравнению с абстрактной, поскольку она глубже укоренена в нашем формирующем языковые навыки прошлом. Во-вторых, термины для интерсубъективно наблюдаемых физических предметов находятся в центре наиболее успешной части неподготовленной коммуникации, подобной разговору между незнакомыми людьми на рынке. В-третьих, наши термины для физических объектов обычно выучиваются посредством вполне непосредственного стимулирующего обусловливания со стороны обозначаемых объектов. Эмпирическая очевидность таких физических объектов, если не непосредственна, то, во всяком случае, менее натянута и тем самым менее подозрительна, чем эмпирическая очевидность объектов, чьи термины выучиваются только по контексту» (Куайн У.В.О. Слово и объект. М., 2000. С. 174).
ствие или взаимодействие можно отождествить с физическими объектами, представляющими собой временные аспекты агента или агентов действия». В качестве примера события, могущего быть интерпретированным в качестве такого физического объекта, У.В.О. Куайн приводил идущего человека, который жует резинку. Это событие представляет собой физический объект, у которого «имеются, так сказать, особенности движения ног, с одной стороны, и особенности движения челюстей - с другой»35. Очевидно, понимая, что такому курьезному объекту едва ли найдется «место в теории», ученый приводил пример того, как можно интерпретировать институт президентства, однако такая интерпретация, примененная к явлению, вполне заслуживающему «место в теориях», выглядит еще более курьезной. «Президент, или президентство Соединенных Штатов, является одним из таких физических объектов, хотя и не телом. Это пространственно прерывный объект, составленный из временных отрезков, каждый из которых является временным периодом некоторого тела - какого-то человека. Вещь в целом начинается во времени в 1789 г., когда пост занял Джордж Вашингтон, а завершит она свое существование только с последним президентством.»36. Очевидно, что несостоятельность номиналистической интерпретации социальной теории обусловлена прежде всего исключением конституирующей для социального действия категории смысла.
Возвращаясь к вопросу о возможном соответствии между номинализмом и юридическим позитивизмом, следует отметить, что, действительно, для некоторых представителей классической юспозитивистской теории, например для И. Бентама, характерна последовательная номиналистическая позиция. Так, английский правовед рассматривал в качестве фиктивных сущностей те понятия, которым ничего не соответствует в мире пространства и времени и, таким образом, они представляют собой исключительно лингвистические конструкции, обычно принимаемые людьми за реально существующие «вещи». Такой фиктивной, т.е. не встречающейся в «объективном» мире, сущностью, с точки зрения И. Бентама, является право, в отличие от которого закон, определяемый им как «собрание знаков», есть реальная, т.е. материаль-
35 Куайн У.В.О. Вещи и их место в теориях. С. 331-332.
36 Там же. С. 333.
37 п
ная, сущность . С такой номиналистической позиции естественное право также оказывается «фикцией», «фантомом», «грандиоз-
38
ным ничто» .
Вместе с тем корреляция между номинализмом и юридическим позитивизмом, подобная установленному выше соответствию реализма и юснатурализма, едва ли может быть проведена с достаточной последовательностью. Дело в том, что представители классического юридического позитивизма, основываясь на методологических предпосылках позитивизма философского и рассматривая бытие права вполне номиналистически - как данное в опыте индивидное множество (например, множество конкретных статей официальных текстов), тем не менее зачастую реалистически интерпретировали само понятие права как выражающее некоторую «объективную» сущность права и предлагали эссенци-алистские определения данного понятия, - во всяком случае, за редким исключением, отказывались признать за общим понятием права исключительно лингвистическую реальность. Кроме того, другие понятия правовой теории, например понятие правовой обязанности, как правило, не рассматриваются в юридическом позитивизме как фиктивные, хотя, очевидно, что в мире пространства и времени не может быть обнаружено ничего им соответствующего. Вероятно, в этом случае им можно адресовать упрек У.В.О. Куайна в «двойном стандарте», обращенный к тем философам, которые, отказавшись от оперирования общими терминами, тем не менее используют «ловкие приемы» для того, чтобы «наслаждаться систематическими выгодами абстрактных объектов, не страдая по поводу самих этих объектов»39.
Необходимо отметить, что в наиболее очевидной форме номиналистические тенденции в классическом юридическом позитивизме проявлялись прежде всего в его критике естественно-правового подхода. Таким образом, не будучи вполне последовательными в проведении номиналистической позиции в вопросе о бытии права, позитивисты использовали понятийный инструментарий номинализма с целью доказать фиктивный характер естественного права. Так, Н.М. Коркунов полагал, что наряду с глав-
37 См.: Bentham J. The Limits of Jurisprudence Defined. N.Y., 1945. P. 88.
38 Bentham J. Fragment on Government. Oxford, 1891. P. 153-156.
39 Куайн У.В.О. Слово и объект. С. 202.
ным способом образования понятий - «путем обобщения получаемых из опыта представлений», некоторые абстракции, и в частности понятие естественного права, могут быть получены в результате «простого противоположения тому, что нам дает опыт». Соответственно «наблюдая в действительности только изменчивое, разнообразное, условное право, мы, путем подобной антитезы, образуем понятие неизменного, единого, абсолютного права -права естественного»40. Ссылаясь на номиналиста Дж. Ст. Милля и обнаруживая свою номиналистическую позицию, правовед объясняет веру в реальность существования естественного права свойственными человеческому уму априорными заблуждениями, а именно стремлением приписывать объективную реальность понятиям, которое, как он подчеркивал, послужило «основой целых философских систем» - платонизма, средневекового реализма и докантовского рационализма. Таким образом, делал вывод ученый, тезис о реальности естественного права обязан своим происхождением исключительно «логическому заблуждению»41. Аргумент Н.М. Коркунова воспроизвел впоследствии Г.Ф. Шершеневич. Логическое объяснение веры в реальность бытия естественного права, писал он, состоит в том, что понятие о естественном праве создается отрицательным путем, посредством противоположения реального изменчивого права идее неизменного права, за которой человек «легко признает. такое же реальное существование, как и за ее противоположностью, имеющей реальное бытие»42.
Среди ученых, традиционно относимых к позитивистам, только Л.И. Петражицкий никогда не использовал подобные номиналистические аргументы в своей критике школы естественного права, так как для ученого признак эмпирического существования или не-существования права не является удовлетворительным, адекватным критерием его классификации. На этом основании он полагал, что деление права на два подкласса - позитивное (существующее) и естественное (несуществующее, а только желательное, возможное в будущем право) «по признаку существования или не-существования» противоречит правилам научной клас-
40 КоркуновН.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2003. С. 127-128.
41 Там же. С. 130.
42 Шершеневич Г.Ф. Общая теория права: В 2 т. Т. 1. М., 1910. С. 30.
сификации и является такой же «логической несообразностью», как и деление собак на две породы: 1) существующие и 2) желательные, идеальные и т.п. собаки43. В данном рассуждении прежде всего представляет интерес указание ученого на то, что признак эмпирического существования или не-существования какого-либо объекта мысли не рассматривается им в качестве его существенной, логически значимой характеристики.
Парадокс позитивистской критики понятия естественного права состоял в том, что она часто соединялась с некритичной верой в реальность эмпирического бытия государства и создаваемого им позитивного права, а также таких элементов правовой реальности, как правовая норма, субъективное право и правовая обязанность, правовое отношение и его объект и т.д. Во-первых, ни одно из данных понятий невозможно образовать «путем обобщения получаемых из опыта представлений», поскольку ни одно из них не дано в опыте в том смысле, в каком опыт интерпретируется в классическом философском позитивизме. Очевидно, что в эмпирической реальности нет ничего, что с необходимостью обнаруживало бы себя в качестве права или, например, правовой обязанности. Как пишет Ф. Шауэр, «право не является самостоятельным явлением, существующим независимо от своего понятия», наоборот, «благодаря понятию мы получаем возможность
44
его осознать» . Во-вторых, последовательная номиналистическая позиция из-за невозможности обнаружить что-либо соответствующее этим понятиям в мире пространства и времени, должна была отрицать за ними какую-либо реальность, за исключением лингвистической, - вывод, который, кроме В. Д. Каткова, в русской философии права начала XX в. никто не решился сделать45.
43 См.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 380-381.
44 Шауэр Ф. Указ. соч. С. 515.
45 По мнению В. Д. Каткова, «столь долго волнующий континентальных юристов вопрос о "праве" принадлежит собственно науке о языке» (Катков В.Д. К анализу основных понятий юриспруденции. Харьков, 1903. С. 123). Поясняя свою номиналистическую позицию, он, в частности, писал: «По господствующему взгляду абстрактные понятия Красоты, Добра, Справедливости, Силы, Добродетели не были лишь нашими концептами, а имели реальное существование. Этот взгляд защищался в Средние века реалистами в споре их с номиналистами. Реалисты были побеждены, но подобные же заблуждения живут до
Выход из этой затруднительной эпистемологической ситуации был найден в расширении сферы опыта и включении в него понятия социального факта, образованного путем простой аналогии с понятием естественно-научного факта и перенесения на него характеристик последнего, в числе которых - доступность наблюдению и «объективность». Как отмечал У.В.О. Куайн, «дополнительная коннотация, часто вкладываемая в слово "факт", как в философском, так и в обычном его употреблении, - это коннотация неприкрашенной объективности плюс определенной доступности для наблюдения»46. В определении Э. Дюркгейма социальные факты, или, что то же самое, социальные институты - это «вещи, обладающие своим собственным существованием (выделено мной. - Е. Т.)» . В качестве таких «вещей» Э. Дюркгейм рассматривал «способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и наделенные принудительной силой,
48
вследствие которой они ему навязываются» . С одной стороны, уподобление социального факта «вещи» призвано было подчеркнуть его наблюдаемость и объективность, что удовлетворяло стремлению найти надежную эмпирическую основу для социальных наук, с другой стороны, отнесение к социальным фактам принципиально ненаблюдаемых «вещей» открывало полный простор для вполне метафизических по своему характеру позитивистских спекуляций, прикрываемых ссылками на «объективные фак-
49
ты» , понятие которых было включено в позитивистскую доктрину без попытки какой-либо теоретической рефлексии.
сих пор. Природа, Закон, Право, Справедливость до сих пор представляются многим особыми реальностями» (Катков В.Д. Указ. соч. С. 20).
46 Куайн У.В.О. Слово и объект. С. 183.
47 Дюркгейм Э. Метод социологии // Э. Дюркгейм. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990. С. 404.
48 Там же.
49 На эпистемологическую непроясненность и метафизичность используемых позитивистской социологией понятий обращал внимание, в частности, П.И. Новгородцев. По его мнению, «основные категории социологии. требуют тщательной философской критики и проверки. Здесь необходимо сложное и детальное теоретико-познавательное и методологическое исследование». Он полагал, что «грубая» гносеологическая ошибка представителей социологии состоит «в наивно-реалистическом утверждении объективного характера изучаемых фактов и связей». Так, утверждаемый в качестве данного в опыте факт социальной солидарности на самом деле, с точки зрения
Основные направления классической позитивистски ориентированной юриспруденции, представители которой полагали, что при изучении права они имеют дело с некоторой совокупностью «наблюдаемых» эмпирических фактов, были фундированы предписываемым классическим философским позитивизмом индуктивным методом, представлявшим собой выражение методологических стандартов номинализма. Так, Г.Ф. Шершеневич, рассматривая в качестве эмпирического материала совокупность официально установленных правовых норм, в качестве метода его обработки предлагал строго определенную последовательность интеллектуальных операций, характеризующих специфику формально-догматического метода: сбор, описание, обобщение и классификацию «эмпирических» данных. На стадии «обобщения эмпирического материала» происходит выявление правовых понятий путем выделения из совокупности и терминологического «именования» сходных правовых положений50. Е.В. Васьковский предлагал использовать возможности индуктивного метода, интерпретируемого им как «заключение от всех предметов данной группы к целой группе», в качестве способа логического развития норм, в частности, «для установления общих принципов на основании относящихся к частным случаям норм»51. Н.М. Коркунов, полагая невозможным сверхчувственное, метафизическое познание сущностей, характеризовал «положительный метод» современной ему науки как ограничивающийся «более скромной, но вместе с тем и более положительной задачей изучения явлений и подмечаемых в них однообразий»52. В основе социологического правоведения, например социологии права О. Эрлиха, также лежало «наивное», по оценке его оппонента
П.И. Новгородцева, есть «не более, как наша субъективная категория. построение нашей мысли» (Новогородцев П.И. Из лекций по общей теории права. Часть методологическая. С. 73-76).
50 Например, из совокупности норм, в которых повторяется положение о прекращении права на иск по истечении того или иного срока, выделяется общее правовое понятие исковой давности. Или, анализируя нормы, устанавливающие конкретные виды правонарушений, наблюдатель выделяет то общее, что характеризует правонарушение как таковое (см.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1894. С. 9-11).
51 Васьковский Е.В. Цивилистическая методология. Ч. 1. Учение о толковании и применении гражданских законов. Одесса, 1901. С. 223-224.
52 Коркунов Н.М. О научном изучении права // Сборник статей Н.М. Коркунова (1877-1897). СПб., 1898. С. 47.
Г. Кельзена, представление о том, что наука возможна только как индуктивная, что право есть «факт», закономерности бытия которого могут быть установлены индуктивным путем и объяснены через причинно-следственную связь53. О. Эрлих, в частности, утверждал, что «представления о праве. сформированы из той материи, кото-
54
рую мы можем найти в чувственной воспринимаемой реальности» , или, иначе говоря, из «фактов, которые мы наблюдали». Как полагал социолог, такие факты «должны появиться прежде, чем в человеческом мозгу вообще начала зарождаться мысль о праве и правовых отношениях (выделено мной. - Е.Т.)» .
Однако обоснование понятия социального факта представляется принципиально невозможным в границах методологических оснований позитивизма, так как социальный факт - это поведенческий акт, интерпретируемый в качестве имеющего определенный социальный, интерсубъективно значимый типизированный смысл. Так, если вспомнить пример У.В.О. Куайна с человеком, идущим по улице, то смысл данного поведенческого акта заключается, разумеется, не в особенностях ходьбы, а в том, что он, в частности, может быть интерпретирован как, скажем, имеющий смысл реализации субъективного права или исполнения правовой обязанности. Но данный вывод может быть сделан только в результате интерпретации цели и ценности данного поведения в его соотнесенности с правилом, а эти вопросы уже не являются допустимыми с точки зрения последовательно позитивистской методологии. Является ли факт передачи денег одним человеком другому в определенной точке пространства социальным? С последовательной позитивистской точки зрения это просто соответствующие телодвижения людей по передаче друг другу некоего материального объекта - нарезанной бумаги. Однако понять, что представляет собой соответствующий поведенческий акт - передачу взятки, благотворительного пожертвования, возврат долга или оплату оказанных услуг и т. д., - можно только в процессе интерпретации его субъективно и интерсубъективно значимого смысла.
53 См.: Кельзен Г. Основоположение социологии права // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1. С. 604, 607.
54 Эрлих О. Возражение [Г. Кельзену] // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1. С. 638.
55 Эрлих О. Основоположение социологии права. СПб., 2011. С. 136.
Вновь следует отметить, что позиция «позитивиста» Л.И. Петражицкого была прямо противоположной позитивистскому пониманию социальных фактов как доступных непосредственному наблюдению. В частности, он критиковал объективистское представление о юридических фактах, в соответствии с которым они рассматриваются как «нечто объективно существующее» : «... Принципиальным недоразумением, - полагал ученый, - следует признать господствующее учение о юридических фактах... поскольку оно имеет в виду подлежащие события внешнего мира, вообще подлежащие факты как таковые, а не как существующие в представлении»56. С его точки зрения, ни один факт не может быть обнаружен в мире пространства и времени именно как «юридический факт»; очевидно, что юридические «свойства» того или иного факта конституируются в процессе интерпретации его смысла как факта, являющегося «причиной или условием приписывания себе или представляемым другим существам обязанностей и прав». Но, подчеркивал Л. И. Петражицкий, сами по себе «события внешнего мира как таковые. такого эффекта вызвать не могут. Он может вызываться и вызывается не подлежащими фактами как таковыми, а соответствующими представлени-ями»57. Л. И. Петражицкий использовал в данном случае не вполне удачный термин «представление факта»; очевидно, более адекватно выражающим мысль ученого был бы термин «смысл факта». Его позиция в данном отношении может быть соотнесена с точкой зрения Г. Кельзена, который разделял «происходящий в пространстве и времени, чувственно воспринимаемый акт или ряд таких актов» и их смысл (субъективный и объективный)58. Таким образом, констатация юридического характера того или иного факта представляет собой результат интерпретации субъектом его смысла как основания возникновения, изменения либо прекращения прав и обязанностей. Используя термин «представление факта», Л. И. Петражицкий прежде всего имел в виду то, что в правовой «реальности» факты не существуют изолированно от конструируемого субъектами их смысла.
56 Петражицкий Л.И. Указ. соч. С. 367.
57 Там же. С. 366.
58 См.: Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Сб. переводов. Вып. 1. М., 1987. С. 8-9.
Вообще ссылки на данные в опыте факты играют в позитивизме роль своеобразных индульгенций, призванных освободить ученого от греха метафизичности, а вместе с ним и от труда теоретического продумывания всех логических последствий констатации того или иного «факта», подбираемого по опять-таки вполне метафизическим соображениям. Так, «фактом», на основе которого выстраиваются социологические рассуждения М.М. Ковалевского, является априорное предположение о том, что люди не готовы пожертвовать собою для ближних59, однако свойственный человеческой природе разумный альтруизм обусловливает универсальный «факт» социальной солидарности. Во всяком случае, в классическом юридическом позитивизме понятия «социальный факт» или «психический факт» используются, как правило, в качестве самоочевидных, а оперирование ими ставит ученого в привилегированное эпистемологическое положение владеющего истинным - опытным, а не метафизическим, знанием. Например, частая ссылка С.А. Муромцева на факт юридической защиты избавляет его от необходимости пояснять, как вообще возможен и что собой представляет социальный факт, а также
60
каковы условия его «наблюдения» .
Позитивистская категория факта имела в начале ХХ в. такое научное обаяние, что даже неокантианец Б.А. Кистяковский утверждал, что, если догматическая юриспруденция описывает факты, то общая теория права объясняет факты61. При этом понимание ученым социального факта имело такой же неотрефлекси-рованный характер. Он лишь замечал, что тот, «кто хочет изучать право как социальное явление, тот должен брать право в его осуществлении или в его воплощении в жизни в виде социального факта»62. Данное суждение к тому же дает повод для вопроса о том, что есть право вне его «воплощения в жизнь», до его «осу-
59 См.: КовалевскийМ.М. О задачах школы общественных наук // Вестник воспитания. 1902. Кн. VI. С. 3.
60 Единственное «пояснение», которое делал С.А. Муромцев, заключается в том, что «факт организованной защиты состоит в том, что все лица, принадлежащие к обществу, распадаются на два разряда: одни лица образуют органы юридической власти, другие занимают положение частных лиц (Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. 2-е изд. СПб., 2004. С. 179).
61 См.: Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 164.
62 Там же. С. 205.
ществления» в качестве «социального факта», а также для констатации чрезвычайной метафоричности самого выражения «воплощение права», содержащего явную коннотацию с платоновским реализмом. Отсутствие теоретической проясненности понятия социального факта не мешало Б.А. Кистяковскому оперировать с ним, в частности, определять субъективное право и правовую обязанность как «совокупность жизненных фактов, имеющих правовое значение»63. Утверждение ученого, что «право в жизни» состоит из «единичных, конкретных, индивидуальных правовых фактов», является основанием для вывода о том, что «право, осу-
64
ществляющееся в жизни, иррационально» . В свою очередь, это порождает вопрос о том, как возможно «социально-научное» исследование права при предположении иррационального характера предмета изучения.
Таким образом, в данном случае речь должна идти об отсутствии в классическом позитивизме какого-либо последовательного критического осмысления теоретико-правовых понятий и соответственно о наличии тех двойных философских стандартов, о которых впоследствии писал У.В.О. Куайн. С последовательной номиналистической позиции, занимаемой юридическим позитивизмом в вопросе критики юснатурализма, вопрос о реальности бытия естественного права и позитивного права должен решаться одинаковым образом: ни то, ни другое не обладает эмпирической реальностью, подобной реальности мира вещей, и в этом смысле позитивное право точно так же предстает тем «грандиозным ничто», о котором писал И. Бентам. Позитивное право не более эмпирично, чем право естественное: очевидно, что никто из представителей юридического позитивизма не склонен был сводить его к простой совокупности знаков - текстам, так как их социальный смысл состоит отнюдь не в существовании в качестве вещей. Однако даже простейшие вопросы о том, почему они интерпрети-
63 См.: Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 213. Примером того, насколько «наивно-реалистическое» (в терминологии Л.И. Петражицкого) представление об объективности правовых явлений укоренено в юриспруденции, является суждение французского социолога права Ж. Карбонье, который, в частности, подчеркивал, что «субъективное право. является объективно наблюдаемым юридическим явлением (выделено мной. - Е.Т.)» (КарбоньеЖ. Юридическая социология. М., 1986. С. 116).
64 Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 215.
руются как имеющие смысл официальных, надлежаще установленных текстов, обладающих юридической «силой», и в чем основания общезначимости такой интерпретации, с точки зрения классического юридического позитивизма должны вообще исключаться из предмета научного исследования как безнадежно метафизические.
Так, с позитивистских методологических позиций Н.М. Коркунова центральное понятие его правовой концепции -понятие интереса, инструментом разграничения множества которых служит право, - является не менее метафизическим, чем естественное право - это такое же понятийное слово, которому ученый, вероятно, находясь под обаянием теории Р. Иеринга, приписал объективную реальность, «фактичность». Кроме того, обращает на себя внимание метафизический язык его теории: используемые им словосочетания «юридические нормы превращают фактические отношения в юридические», «юридические нормы
65
разграничивают сталкивающиеся интересы» и др., свидетельствуют о поистине магической силе этого правового понятия, не подлежащей логически непротиворечивому объяснению в рамках последовательной позитивистской доктрины. Как отмечал впоследствии представитель скандинавского правового реализма
К. Оливекрона, о правовых нормах обычно говорят так, «как если
66
бы они всегда присутствовали в качестве реальных сущностей» .
Непоследовательность позитивистской позиции
Н.М. Коркунова проявляется и в интерпретации им других правовых понятий, в частности, понятия субъекта правового отношения. Так, утверждать, что юридическое лицо есть всего лишь «особый технический прием», на том основании, что действительными субъектами разграничиваемых правом интересов могут быть только люди67, и не делать аналогичного вывода в отношении государства как субъекта права есть явная и очевидная непоследовательность, поскольку государство в качестве субъекта права точно так же не обнаруживается в мире опыта, как и юридическое лицо. Эта непоследовательность имеет двоякий характер: с одной стороны, отнесение понятия «субъект права» исклю-
65 КоркуновН.М. Лекции по общей теории права. С. 154-155.
66 Оливекрона К. Право как факт // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1. С. 685.
67 См.: Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 186.
чительно к физически существующему человеку для позитивиста должно быть выражением стремления обнаружить субъекта права прежде всего в качестве помещенного в пространство «тела», с другой стороны, это «тело» оказывается имеющим интересы и даже обладающим правоспособностью. В этом смысле более последовательной была позиция Г.Ф. Шершеневича, по мнению которого понятие субъекта права в юриспруденции имеет исключительно фиктивный характер: «.Субъектом права, - писал он, -пользуются как точкой или линией в математике, как меридианом в географии, - их нет в действительности, но предположение их необходимо»68. Вероятно, осознавая указанные выше эпистемологические затруднения, Н.М. Коркунов в известном противоречии с исходными методологическими установками делал признание, свидетельствующее об осознании правоведом того, что путь обобщения опытных данных не приводит к теоретическому знанию о бытии права: «Со строго объективной точки зрения, как простое обобщение реальных явлений, общественный порядок
с: -69
представился бы пестрою смесью права и правонарушений» .
Вообще позитивистское решение проблемы реальности субъектов права, прежде всего бытия таких коллективных субъектов права, как государство или юридическое лицо, особенно наглядно демонстрировало непоследовательность номиналистической позиции юридического позитивизма, представители которого зачастую были склонны к так называемому социологическому реализму. В интерпретации П.А. Сорокина существующие ответы на вопрос о том, что представляет собой социальная реальность, укладываются в три основных типа социологических представлений: 1) социологический реализм, в рамках которого общество интерпретируется как «реальность, существующая per se, как подлинная реальность, качественно отличная от простой суммы составляющих ее членов», как социологическая «универсалия», имеющая свой собственный модус существования70;
68 ШершеневичГ.Ф. Общая теория права. Рига, 1924. С. 586-587.
69 Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. С. 279.
70 Как отмечает Ю.Н. Давыдов, для сторонников социологического реализма истинными «носителями» социальной реальности являются над- или сверхиндивидуальные целостности - общество, государство, народ, семья, а не конкретные («эмпирические») индивиды (см.: Давыдов Ю.Н. О. Конт и умозрительно-спекулятивная версия позитивной науки об обществе (Конт и Гегель) //
2) социологический номинализм, представляющий общество как фиктивное понятие, не более чем слово, которому «ничто не соответствует в транссубъективном или субъективном мире созна-ния»71; 3) социологический концептуализм, исходящий из того, что общество не существует как реальность в транссубъективном мире, но существует как реальное понятие в нашем сознании. При этом, как подчеркивал П.А. Сорокин, вопросы о реальности государства и юридических лиц также предполагают аналогичные ти-
72
пы решений .
История теоретической социологии: В 4 т. Т. 1 / Отв. ред. и сост. Ю.Н. Давыдов. М., 2002. С. 134-135).
71 Примером номиналистической ориентации в социальной теории является социология Дж. Ст. Милля, который рассматривал «коллективы» и «массы» «не как единые существа - организмы либо целостности, не как те персонифицированные органически постоянные субъекты коллективного действия типа "человечества", "народа", "класса" и т.п., которыми оперировали Конт и другие социологи-"реалисты", но просто как большие совокупности людей, к которым применим закон больших чисел» (Давыдов Ю.Н. Указ. соч. С. 222).
72 См.: Сорокин П.А. Указ. соч. С. 372-374. Особенностью социологического анализа П. А. Сорокина являлось то, что он был направлен на установление закономерностей флуктуаций социологических концепций в зависимости от типа доминантной культуры, из чего следовал вывод о социокультурной обусловленности научного, и в особенности социального, знания. Подчеркивая, что представления об истинности и «научности» обусловлены типом культуры, П.А. Сорокин, в частности, устанавливал следующие закономерности роста и упадка социологических концепций: «Господство чувственной культуры благоприятствует появлению социологического сингуляризма и признанию его "научности", тогда как господство культуры идеациональной или идеалистической ведет к тому, что истинной или "научной" признается универсалистская. идеология. .И здесь социальные отношения решительно влияют на эпистемологию, методологию, логику и отбор "фактов". Они "дурачат" ученых, путающихся в понятиях о том, что научно и истинно, а что - нет» (там же. С. 408). Соответственно, полагал он, и номиналистическая (фикционная) правовая теория не может доминировать, считаться «истинной» и «научной» в период расцвета идеациональной культуры, и, наоборот, реалистическая (в частности, органическая) теория имеет мало шансов быть признанной большинством ведущих ученых «научной» и «истинной» в период расцвета чувственной культуры. Исходя из этого, П.А. Сорокин считал, что следует относиться не иначе, как с юмором, к тому, «с каким жаром социолог, обществовед. защищает одну из теорий этого рода как "совершенно научную", "истинную", "подтвержденную фактами", "раз и навсегда доказанную", а другие концепции объявляет "ненаучными", "бессмысленными", "метафизическими", "ложными" и т.п.» (Там же. С. 414).
Действительно, как несколько ранее писал о социальном реализме и номинализме (персонализме) Н.Н. Алексеев, «потребность нашего ума везде искать сущности и субстанции, гипостазировать отношения» часто «приводила юристов к метафизическим спекуляциям», примером чего, с его точки зрения, является реалистическая интерпретация государства и юридического лица, у которых юристы в течение долгого времени пытались обнаружить их «субстрат»73. Безуспешность этих попыток, по мнению Л.И. Петражицкого, и привела к конструкции юридического лица как фикции. Существование фикционной теории, полагал правовед, есть прямое следствие натурализации и овеществления социальной реальности, а именно ошибочного представления о субъекте права как о помещенном в пространстве «теле», «организме» или «вещи» - невозможность обнаружения «тела» юридического лица влечет за собой необходимый вывод о фиктивном характере данного субъекта права. Очевидная непоследовательность такой позиции в данном случае заключается в том, что фиктивный характер приписывается лишь одному виду коллективных субъектов права - юридическим лицам, в то время как, подчеркивал Л.И. Петражицкий, и «город, государство, больница и т.п. есть
74
ничто, в действительности не существуют» , если понимать под «действительным существованием» его доступность эмпирическому наблюдению.
Реалистическая интерпретация бытия субъектов права тем более была свойственна представителям естественно-правового подхода, которые также отрицали существование некоторых субъектов права из-за невозможности обнаружить их «во внешнем мире». Так, Е.Н. Трубецкой выражал недоумение в связи с признанием Л.И. Петражицким «дьявола» в качестве субъекта средневекового права. Критический аргумент представителя школы возрожденного естественного права состоял в том, что «дьявол, которому суеверный субъект, приписывает права и обязан-
73 См.: Алексеев Н.Н. Очерки по общей теории государства. Основные предпосылки и гипотезы государственной науки. М., 2008. С. 147.
74 Петражицкий Л.И. Очерки философии права // Петражицкий Л.И. Теория и политика права. Избранные труды / Под ред. Е.В. Тимошиной. СПб., 2010. С. 370.
ности, не существует как внешняя реальность»75. Однако очевидно, что и юридическое лицо, и государство, и казна не существуют как «внешняя реальность», однако выделение таких субъектов права правоведа не смущало.
Таким образом, и юридическому позитивизму, и естественно-правовому подходу равным образом была свойственна реалистическая интерпретация бытия коллективных субъектов права, позволявшая обнаруживать их во «внешнем» мире в качестве своеобразных «сущностей», «субстанций». Данная трактовка являлась следствием так называемого гипостазирования - придания реалистического характера общим понятиям, помещаемым, однако, не в трансцендентный мир идей, но - эмпирически наглядно -в пространство «внешнего» мира.
Если в контексте представленного анализа естественно-правового и юспозитивистского подходов в их соотнесенности с реализмом и номинализмом поставить вопрос о концептуальных основаниях интегральной теории права, то ответ о ее невозможности в границах классического стиля философско-правового мышления становится очевидным. Данные подходы представляют собой принципиально несовместимые онтологии права, что полностью парализует возможность их совмещения в рамках единой теории, логическое конструирование которой к тому же натолкнется на непреодолимые трудности при разработке ее понятийной структуры в связи с несовместимыми представлениями о формировании общих понятий. «Факт» существования в русской философии права так называемых плюралистических или синтетических правовых концепций есть свидетельство исключительной теоретической непоследовательности адептов синтетических опытов в теории права.
Итак, в классическом юснатурализме понятие естественного права интерпретировалось реалистически - как объективная, существующая независимо от сознания человека, умопостигаемая сущность. В классическом юридическом позитивизме понятие права в его соотношении с бытием права интерпретировалось различным образом. Во-первых, понятие права рассматривалось в качестве фикции, лингвистической величины, не указывающей на
75 Трубецкой Е.Н. Философия права профессора Л.И. Петражицкого // Вопросы философии и психологии. Кн. 2 (57). М., 1901. С. 20.
какую-либо данную в опыте номиналистически трактуемую реальность (И. Бентам, В.Д. Катков). Такую позицию следует признать последовательно номиналистической. Во-вторых, оно представляло собой общий термин, указывающий на совокупность доступных эмпирическому наблюдению данных опыта и применяющийся к результату их индуктивного обобщения. При этом в качестве таких опытных данных выступали различного рода «факты», понятие которых было включено в позитивистскую доктрину без попытки какой-либо теоретической рефлексии:
1) совокупность официальных текстов - в этатизме;
2) социальные и психические факты, указывающие на соответственно знаковую, социальную и психическую реальность права, - в социологической версии юридического позитивизма. Следует также подчеркнуть известную условность такого разделения, так как в пределах одной позитивистской правовой концепции могли совмещаться в разных контекстах представления о праве и как о знаковой, и как о социопсихической реальности, примером чего является, в частности, концепция Н.М. Коркунова (однако из этого отнюдь не следует, что она является интегральной).
В основе как естественно-правовых, так и позитивистских (за исключением бентамовской - последовательно номиналистической) интерпретаций понятия права лежит общее предположение о том, что право обладает существованием, независимым от сознания человека - в виде либо умопостигаемой сущности, которую человек лишь «открывает», либо эмпирического факта, который человек лишь обнаруживает данным в мире пространства и времени, подобно «вещи». Также общей чертой классических естественно-правовых и позитивистских (небентамовских) концепций является то, что постигнутое разумом или индуктивно образованное понятие права имеет референта соответственно в идеальном мире идей или в эмпирической реальности, хотя и различным образом интерпретируемой. Исходя из этого, понятие права будет удовлетворительным настолько, насколько корректно его определение будет указывать на соответствующий ему идеальный или эмпирический «объекты», существование которых никоим образом не зависит от наших попыток их «открыть» или «наблюдать». Очевидно, что идея независимой от субъекта и его языка объективной реальности является основанием классической кор-респондентной теории истины как «adaequatio Ш et intellectus»:
соответствия «вещи» - права - и понятия о нем. Однако поскольку право не существует ни как «вещь», ни как умопостигаемая объективная сущность, установить условия истинности теоретических высказываний о праве, с такой точки зрения, не представляется возможным. Как отмечает австрийский философ Ф. Брентано, труды которого оказали непосредственное влияние на феноменологию и аналитическую философию, применительно к понятиям, не имеющим референта в эмпирической действительности, представление об истине как «adaequatio гв1 & Ше11е^ж» «терпит полное фиаско»76. Невозможность соотнесения понятий теории права с какой-либо трансцендентной по отношению к сознанию человека, неязыковой и нементальной реальностью про-блематизирует классическую корреспондентную теорию истины. В связи с этим любая социальная, в частности правовая, теория будет испытывать непреодолимые затруднения при попытке оценить истинность ее утверждений при помощи критериев, предлагаемых теорией корреспонденции.
Соответственно теоретико-правовое знание едва ли может рассматриваться как отображение объекта (права) в адекватном ему мыслительном образе, но представляет собой протекающую в определенном социокультурном контексте опосредуемую языком интерсубъективную деятельность по рациональному конструированию предмета познания, что обусловливает его контекстуаль-ность, историчность, вариативность, принципиальную незавершенность.
76 Брентано Ф. О понятии истины // Избранные работы. М., 1996. С. 110.
