CC BY
88
УДК 140
Кантаева Х.Р. студент 2 курса факультет «Лечебное дело» ФГБОУМВО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского
научный руководитель: Чебан А. Г.
ассистент Россия, г. Саратов
ПРАВО И МОРАЛЬ В ФИЛОСОФИИ ИММАНУИЛА КАНТА
Аннотация: В статье рассматривается роль права и морали в философии Иммануила Канта. Исследование сконцентрировано не только на этических трактатах Канта, но также и на «Критике чистого разума» и «Критике способности суждения». Автор стремится показать, что вся философская система Канта (даже учение о познании и о природе) обосновывает главенствующую роль морали и права.
Ключевые слова: право, мораль, Кант, категорический императив.
Kantaeva K.R.
Student 2 course, faculty "Medical care" Saratov State Medical University them V. I. Razumovsky
Russia Saratov Scientific supervisor: Cheban A. G.
Assistant
LAW AND MORALITY IN THE PHILOSOPHY OF IMMANUEL KANT
Annotation: The article considered on the role of law and morality in the philosophy of Immanuel Kant. This research doesn't focused only on Kant's ethical tractates, but on «Critique of Pure Reason» and «Critique of Judgment» too. The author seeks to show that Kant's entire philosophical system (even the doctrine of cognition and nature) justifies the primacy of morality and law.
Key words: law, morality, Kant, Categorical imperative.
Право и мораль занимают важное место в философии Иммануила Канта. Хотя потомки оценили в большей степени его теорию познания, мы считаем, что она была для Канта лишь фундаментом для укрепления морали и права. Сам Кант писал об этом следующим образом: «мы займёмся здесь не столь блестящей, но всё же не бесполезной работой: будем выравнивать и укреплять почву для этого величественного здания нравственности» [2, с. 353].
В «Критике чистого разума» поставлен вопрос, как возможны синтетические суждения a priori, независимо от всякого опыта? Они не только возможны, но ими являются суждения правового и нравственного характера. По мысли Канта, правовые нормы не могут быть выведены ни из
какого опыта: следовательно, они априорны и принадлежат самой природе человека (можно даже сказать, самой идее человека).
Когда в «Метафизике нравов» Кант спрашивает, как возможно априорное синтетическое положение, он затем даёт следующий ответ: «Все правовые положения суть априорные положения, так как они законы разума (dictamina rationis)» [4, с. 160]. Разум понимается Кантом как то, благодаря чему мы способны получить истинные законы.
Для того чтобы правовой порядок смог укрепиться, нужен не только разум, дающий законы, но также и субъект, который будет им подчиняться и вещи, на которые закон распространяется. Поэтому Кант вводит такое понятие, как «синтетическое единство объекта». Чтобы я владел вещью, эта вещь должна быть неизменной: будь то площадь земельного участка или книга. Явление изменчиво, но не вещь сама по себе: а Кант доказывает тождество объекта на ноуменальном уровне (ноуменальное, как нам представляется, также введено Кантом для обоснования этого тождества).
Мы показали, что проблемы морали и права затрагиваются не только в сочинениях, специально посвящённых этим темам («Основы метафизики нравственности», «Критика практического разума», «Метафизика нравов»), но также и в «Критике чистого разума», которая утверждает, что возможны синтетические суждения, независимые от нашего опыта. Правовые и моральные суждения не складываются стихийно и опытным путём, они даны человеку независимо от опыта и исторической случайности.
Теперь приступим к собственно этическим сочинениям немецкого философа. В «Основах метафизики нравственности» Кант начинает с рассмотрения доброй воли. Она добра не потому, что служит исполнению добрых дел, но сама по себе, то есть, она добра в самом своём «волении». При этом (схожее направление мысли будет звучать в «Критике эстетической способности суждения») нужно стремиться не к счастью, а к достойным поступкам самим по себе, иначе моральные поступки будут привязаны к опыту приятных переживаний состояния счастья (хотя, как пишет А. Гулыга, впоследствии Кант всё же несколько смягчил некоторую «жёсткость» своего этического учения [1, с. 159-160]).
Первичен долг, и обеспечение своего счастья есть долг каждого. Долг не служит счастью, но счастье включается в долженствование, потому что -дальнейший аргумент крайне важен - «недовольство своим положением при массе забот и неудовлетворённых потребностях могло бы легко сделаться большим искушением нарушить долг» [3, с. 234]. Долг, в свою очередь, определяется необходимостью совершаемого поступка на основании уважения к наличному законодательству. Выбор решается в сторону долженствования, а не счастья или, тем более, удовольствия. Можно было бы сказать, что главной мишенью критики Канта является удовольствие (если говорить в контексте практического разума - удовольствие от доброго поступка).
Когда человек совершает благой поступок, он исходит не из своего
удовольствия или его отсутствия, но из свободы. То есть, добрая воля - это не добрая воля определённого человека, но добрая воля сама по себе, свобода сама по себе. Субъект доброго поступка по уровню дистанции к эмпирическому миру опыта близок к трансцендентальному субъекту. Человек, пожалуй, может post factum получить удовольствие от совершения им доброго (в сущности, правового) поступка, но во время этого поступка он как эмпирический субъект отсутствует (трансцендентальную свободу «...надо мыслить как независимость от всего эмпирического» [3, с. 425].
«Основы метафизики нравственности» важны, в первую очередь, в том отношении, что в них мы находим первую формулировку знаменитого «категорического императива», который является обоснованием всей философско-правовой линии мышления Канта, а именно: «Я всегда должен поступать только так, чтобы я также мог желать превращения моей максимы во всеобщий закон» [3, с. 238].
Категорический императив имеет то отличие от гипотетического, что гипотетический побуждает к поступку как к средству для чего-то иного. Можно было бы сказать, что призыв к добродетельной жизни в философии стоиков исходит из гипотетического императива, потому что эта жизнь конечной целью имеет нечто другое по отношению к себе, а именно счастье. Категорический императив побуждает к поступку как к конечной цели. Добрая воля сама себе цель. Повиновение закону, правовая ответственность, таким образом, не служат чему-либо другому, но имеют целью самих себя.
Свобода является единственным, к чему направлен разум в практическом отношении. То есть, в нашем законодательстве мы свободны и это дано практически (а не эмпирически). И, говорит Кант, эту свободу не отнимут никакие «умствования». Мы действительно можем вести долгие споры о том, существует свобода или нет, но эти споры ведутся совсем в ином поле; как только мы оказываемся в ситуации выбора, то наглядно убеждаемся в неотвратимости свободного выбора. Сколько бы ни приводили доводов в пользу отсутствия свободы, следует просто обратиться к ситуации выбора, и все аргументы снимаются в практическом отношении (а теоретическое в самом себе не обладает конечной целью).
Философия права просвечивает и в замыкающей систему третьей критике - в «Критике способности суждения». По мысли Канта, от приятного мы должны через прекрасное прийти к хорошему, которое обладает объективной ценностью, а не основано на желании или том, нравится нечто или не нравится. Но более важен момент, связанный со вкусом. Вынесение суждения о прекрасном исходит - как это было и в этике - не из эмпирического суждения. Когда я стою перед картиной и думаю, прекрасна она или нет, в этот момент (по Канту) я думаю о том, какое суждение вынесет всё остальное человечество. Таким образом, мы озабочены не собственным вкусом, но вкусом всего общества. То есть, здесь действует забота об обществе, а не об искусстве. Это очень близко к категорическому императиву в этике.
Перейдём теперь к «Критике телеологической способности суждения», ещё более важной для настоящего исследования. Здесь также работает аналогия с миром свободы, и подобно тому, как Кант связывает людей воедино через категорический императив, в телеологии это работает с вещами. Лишь в служении другим вещам вещь становится достаточной в себе. Мы можем наблюдать, как Кант прописывает метафизику права в пределах мира природы: «Вещь существует как цель природы, если она сама собой есть (хотя и в двояком смысле) и причина, и действие» [5, с. 395].
Никто не сможет сказать об условности общественного законодательства, потому что во всём мире мы наблюдаем то же законодательство, лишь предметно отличающееся от правового, по форме же абсолютно тождественного и адекватного правовому. Далее обнаруживается, что цель самой природы следует искать вне природы. Разумеется, целью природы является мир свободы. Человек - высшая цель природы потому, что обладает способностью самому давать себе законы.
Как мы увидели, «Критика способности суждения» также строит фундамент для этики и права.
Перейдём, наконец, к «Метафизике нравов». Вновь обосновывая чистоту долга от всего эмпирического, мы видим основу кантовской философии права: должный поступок совершается вне зависимости от возможного последующего вознаграждения в случае его исполнения или наказания в случае неисполнения. Если они и следуют, то «не находятся ни в каком правовом отношении к поступку» [4, с. 147].
Мы не должны забывать при этом, что когда Кант сравнивает этику и право, приоритет остаётся на стороне этики, так как она принадлежит субъекту как нечто внутреннее, а право действует извне. Строгое право проговаривается Кантом как то, к чему не примешивается ничего этического.
Очень интересный подход к пониманию права осуществляется со стороны языка. Правое (rectum) Кант противопоставляет кривому и наклонному. Эта математическая метафора отнюдь не случайна: если в случае с добродетелью прямое и одинаковое для всех и во всевозможных ситуациях определить не только невозможно, но и нежелательно, то с правом дело обстоит ровным счётом наоборот: оно прописано со всей ясностью и отчётливостью), и следовать действовать так, как написано в букве закона.
Кант следует не столько за римским правом, сколько за правовым учением Цицерона. Со времён последнего мы называем учение о свободе учением об обязанностях. Это не подмена, не заблуждение или недоразумение; собственную свободу мы можем понять только по отношению к долгу.
Это очень важный момент, разбивающийся на две части:
• Свобода составляет сущность человека и в отношении существа дела она первична;
• Свобода не может быть определена сама по себе, она представляет собой «привативный модус» и определяется исходя из обязанностей и долга.
Когда Кант проговаривает все аспекты «внешнего "Моего"», то приходит к выводу, что это чисто правовое, т.е. умопостигаемое, владение, следовательно, априорное синтетическое правовое положение. Мы вновь видим, что кажущееся относящимся к эпистемологической части системы Канта, на деле служит утверждением права.
Далее Кант переходит к более высокой ступени, а именно, к вещно-личному праву, которое проявляется, например, в брачном праве, родительском праве и праве хозяина дома. При этом отношение супругов друг к другу должно строиться только на основании признания свободы другого, иначе это недостойно входить в право (Кант отрицает всякое отношение к другому как к вещи, то есть, тому, у чего отсутствует свобода, это оскорбительно для высшего человеческого долга, о котором мы уже сказали выше). Право понимается Кантом не только в противоположность кривому, но также в противоположность насилию (ую1епйа). Таким образом, правовое принуждение никак с насилием не связано.
Таким образом, философия права не только пронизывает всю систему Канта, и даже не только её завершает, но: многие эпистемологические, эстетические и телеологические части философской системы служили почвой для утверждения права и добродетели. Чистое право не пересекается с областью добродетели, оно лишь задаёт условия для осуществления последней.
Использованные источники:
1. Гулыга, А. Кант / А. Гулыга. - М.: Молодая гвардия, 1977.
2. Кант, И. Сочинения в шести томах. Т.3 / И. Кант. - М.: Мысль, 1964.
3. Кант, И. Сочинения в шести томах. Т.4, ч.1 / И. Кант. - М.: Мысль, 1965.
4. Кант, И. Сочинения в шести томах. Т.4, ч.2 / И. Кант. - М.: Мысль, 1965.
5. Кант, И. Сочинения в шести томах. Т.5 / И. Кант. - М.: Мысль, 1966.
6. Андриянова Е.А., Засыпкина Е.В., Чебан А.Г. Сестринская практика в контексте этического регулирования / Е.А. Андриянова, Е.В. Засыпкина, А.Г. Чебан // Биоэтика. 2011. № 1 (7). С. 28-31.
7. К онтологии господства [Текст]: коллективная монография. М.: Издательский дом «Юность», 2007. - 151 с.
8. Кампос, А.Д. Критика рационального гуманизма в философии Фридриха Ницше [Текст] / А.Д. Кампос. - Саратов: Изд-во Сарат. гос. мед. ун-та, 2016.
