Дискуссионный клуб
О. Лухтерхандт
профессор Университета Гамбург, Германия, доктор юридических наук
Права человека, свобода
вероисповедания и Русская православная церковь1
Статья представляет собой исследование трактовки и понимания прав человека в официальных документах Русской православной церкви (далее — РПЦ), в особенности в Основах учения РПЦо достоинстве, свободе и правах человека и в Основах социальной концепции РПЦ, а также в выступлениях патриарха Кирилла. Доказывается, что критика РПЦ светской (либеральной) концепции прав человека, лежащей в основе и международных конвенций, и либерально-демократических конституций, включая Конституцию Российской Федерации, демонстрирует недостаточное понимание сути прав человека как правового института, их гуманной цели и практического значения для обеспечения мира и свободы в государстве и обществе. Оговорки, сформулированные РПЦ в отношении либеральной концепции прав человека, в структурном плане имеют много общего с советской концепцией основных прав и обязанностей. Ключевые слова: социальная концепция РПЦ, учения РПЦ о правах человека, оговорки по правам человека.
Русской православной церкви (далее — РПЦ), как и другим религиозным общинам в Советском Союзе, начиная с 60-х годов XX в. (и особенно интенсивно в 70-х годах) пришлось самым разнообразным образом сталкиваться с проблемой прав человека. Это касается всех автокефальных православных церквей в странах, находившихся под властью коммунистических режимов (Грузии, Румынии, Болгарии и Сербии). Данная ситуация обусловлена следующими факторами:
• тематизация прав человека в ООН после Второй мировой войны в русле конфликта между Востоком и Западом и в связи с процессами деколонизации. Начиная с Устава ООН (26 июня 1945 г.), Всеобщей декларации прав человека (10 дека-
1 На немецком языке статья опубликована: Essener Gespräche zum Thema Staat und Kirche (Эс-сенские беседы «Взаимоотношения государства и церкви»). Münster, 2011. Band 45. S. 175—218.
I. Введение
бря 1948 г.) и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (4 ноября 1950 г.) значение прав человека в универсальном и региональном международном праве постоянно росло. В аспекте отношений между Востоком и Западом важными вехами в развитии Европы явились международные пакты ООН о правах человека (16 декабря 1966 г.)2;
• обращение католической церкви и объединившихся во Всемирный совет церквей протестантских церквей к теме прав человека. Это произошло прежде всего под впечатлением от вырождения государства под влиянием тоталитарных мировоззрений коммунизма и национал-социализма, опыта совершенных при Гитлере и Сталине тяжелейших преступлений против человечества и человечности, геноцида европейских евреев, ада Второй мировой войны. Под впечатлением от унижения человека, его достоинства и свободы, надругательства над ними и их уничтожения церкви постепенно стали воспринимать идею светских прав человека, отказавшись от своего отмежевания от них и их отрицания, которые преобладали в церквах со времен Великой французской революции. В протестантских церквах этот поворот произошел под сильным влиянием экуменического движения, в частности Всемирного совета церквей, в постоянном процессе дискуссий, начавшемся непосредственно после войны3. В католической церкви это произошло в преддверии и во время Второго ватиканского собора, нашедшего свое продолжение в понтификате Иоанна Павла Второго4. Вехами явились энциклика «Pacem in Terris» (13 апреля 1963 г.), Пасторальная конституция о церкви в современном мире «Gaudium et Spes» (7 декабря 1965 г.), Декларация о свободе вероисповедания «Dignitatis humanae perso-nae» (7 декабря 1965 г.)5, а также энциклика «Redemptor hominis» (15 марта 1979 г.)6;
2 Об этом развитии в интересующем нас церковном контексте см.: Wolfgang Huber, Heinz Eduard Tödt. Menschenrechte. Perspektiven einer menschlichen Welt (Вольфганг Хубер, Хайнц Эдуард Тедт. Права человека. Перспективы человеческого мира). Stuttgart/Berlin, 1977. S. 14.
3 См. об этом: Gertraud Putz.. Christentum und Menschenrechte (Гертрауд Пуц. Христианство и права человека). Innsbruck/Wien, 1991. S. 294 ff. m. w. N.; Martin Honecker. Menschenrechte in der Deutung evangelischer Theologie (Мартин Хонекер. Права человека в интерпретации евангелической теологии) // Aus Politik und Zeitgeschichte (APuZ). Beilage zur Wochenzeitung «Das Parlament». 1979. № 36 (8 September). S. 7—25; Martin Heckel. Menschenrechte im Spiegel der reformatorischen Theologie (Мартин Хекель. Права человека в зеркале реформаторской теологии). Heidelberg, 1987. Abhandlungen der Heidelberger Akademie der "Wissenschaften. Philosophisch-Historische Klasse, Jahrgang 1987,
4 Abhandlung. S. 41 ff.; 46 ff. (см. также подробный указатель литературы Хекеля); Charles E. Curran. Religious Freedom and Human Rights in the World and the Church: A Christian Perspective ( Чарльз Керран. Религиозная свобода и права человека в мире и в церкви: Христианская перспектива) / Leonard Swidler (ed.). Religious Liberty and Human Rights in Nations and Religions. Philadelphia/N.Y., 1986. S. 143—165. См. также: Сборник статей «...erkämpft das Menschenrecht». Wie christlich sind die Menschenrechte? / Eckehart Lorenz, (hrsg.) («.в борьбе обретаются права человека». Насколько христианскими являются права человека? / Экехарт Лоренц (изд.)). Hamburg, 1981 (авторы раздела: Юрген Мольтманн, Петер Заладин, Труц Рендторфи др.)
4 Обстоятельное и подробное исследование (вплоть до XIX в.) см.: Пуц Г. Указ. соч. С. 85 ff. (politische Rechte); 146 ff. (soziale Rechte).
5 Специально о дискуссии насчет свободы вероисповедания в католической церкви см.: Пуц Г. Указ. соч. С. 104—119; Ernst-Wolfgang Böckenförde. Religionsfreiheit zwischen Kirche und Staat. Der Wandellehramtlicher Verlautbarungen zur staatlichen Religionsfreiheit (Эрнст-Вольфганг Бекенферде. Религиозная свобода между церковью и государством) // Kirchlicher Auftrag und politische Entscheidung. Freiburg/Br., 1973. S. 172-205.
6 См.: OtfriedHöffe (u.and). Johannes Paul II. und die Menschenrechte. Ein Jahr Pontifikat (Отфрид Хеффе (и др.), Иоанн Павел II и права человека. Один год понтификата). Freiburg/Schweiz, 1981. S. 15-35 (29 ff.).
• возникновение неформальных групп среди православных христиан в Советском Союзе, которые во время правления Никиты Хрущева (1959—1964) посредством петиций, направленных руководителям партии и государства, а также патриарху, протестовали против преследования церкви; в середине 1960-х годов эти группы образовали самостоятельную ветвь советского правозащитного движения за гражданские права и права человека7;
• после Хельсинкского Совещания о безопасности и сотрудничестве в Европе (далее — СБСЕ) (1 августа 1975 г.) права человека стали главенствующим предметом спора между Советским Союзом и Западом8. Подавление религиозных общин и особенно преследование христиан в Восточной Европе были в СБСЕ объектом постоянной критики и обвинений, поводом для требований предоставить свободу вероисповедания и защиту прав человека9;
• руководящие органы зарегистрированных в СССР религиозных общин, (прежде всего Московская Патриархия) не могли самостоятельно и свободно действовать в споре и конфликте вокруг прав человека и свободы вероисповедания. Напротив, руководители партии и государства возложили на них функцию и обязанность по всякому удобному поводу решительно отвергать западную критику и заверять, что в СССР и в других коммунистических государствах царит свобода вероисповедания и что религиозные общины могут свободно и нормально развиваться10. Поэтому советские партийные и государственные руководители в 1961 г., т.е. в самый пик административного преследования религиозных общин и активных верующих граждан, разрешили РПЦ и другим церквам (или, может быть, даже заставили их!) вступить во Всемирный совет церквей (Женева)11. Представители религиозных общин практически без исключения исполнили свой так называемый патриотический долг12. Более того, во Всемирном совете церквей им долго
7 См.: Алексеева Л.М. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс/Москва, 1992. С. 141 и далее; см. также: OttoLuchterhandt. Dimensionen und Formen des religiösen Widerstandes in der UdSSR — eine Skizze (Отто Лухтерхандт. Измерения и формы религиозного сопротивления в СССР — набросок) // Staat-Kirche-Beziehungen in der DDR und anderen ehemals realsozialistischen Ländern 1945 bis 1989. Hrsg. von der Evangelischen Akademie Berlin-Brandenburg. Berlin, 1994. S. 141 — 155 (mit vielen Nachweisen).
8 См.: Otto Luchterhandt. Menschenrechtspolitik und KSZE. Teil I: Die politischen und rechtlichen Grundlagen (Отто Лухтерхандт. Политика по правам человека и СБСЕ. Ч. I: Политические и правовые основы) // Berichte BIOst. Köln, 1985. № 3; Teil II: Belgrad, Madrid und die Perspektiven // Berichte BIOst. 1985. № 4; Otto Luchterhandt. Menschenrechtspolitik im KSZE-Prozeß (Отто Лухтерхандт. Политика по правам человека в процессе СБСЕ) // Aus Politik und Zeitgeschichte. Beilage zur Wochenzeitung «Das Parlament». 1986. № 19 (10 Mai). S. 21-32.
9 См.: Otto Luchterhandt. Die Menschenrechte in den Ost-West-Beziehungen und die Bürgerrechtsbewegungen in Osteuropa (Отто Лухтерхандт. Права человека в отношениях между Востоком и Западом и правозащитные движения в Восточной Европе) // Moderne Welt. Jahrbuch für Ost-WestFragen (Kontinuität und Wandel in den Ost-West-Beziehungen). Köln, 1983. S. 225-249.
10 См.: Otto Luchterhandt. Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche. Eine rechtshistorische und rechtssystematische Untersuchung (Отто Лухтерхандт. Советское государство и Русская Православная Церковь. Исследование в плане истории и систематики права) // Abhandlungen des Bundesinstituts für ostwissenschaftliche und internationale Studien. Bd. 30. Köln, 1976. S. 170 f.
11 См.: Hebly J.A. The Russians and the World Council of Churches: Documentary Survey of the accession of the Russian Orthodox Church to the World Council of Churches, with Commentary (Хебли Дж. Русские и Всемирный совет церквей: Обзор документов о вступлении Русской православной церкви во Всемирный совет церквей). Belfast, 1978.
12 О принципиальной проблеме см.: Otto Luchterhandt. Die Kollaborationsproblematik im Verhältnis von Religionsgemeinschaften und kommunistischem Einparteistaat (ausgehend vom Fall Sowjetunion)
удавалось препятствовать тому, чтобы подавление религиозных общин и проблема свободы вероисповедания в коммунистических странах стали предметом критических решений и требований13.
Для РПЦ — для патриарха и епископов — эта ситуация была амбивалентной, следовательно, неудобной. С одной стороны, они были обречены лгать перед всей общественностью, внутри страны и за ее пределами, если хотели сохранить свои посты и пользоваться связанными с ними привилегиями. С другой стороны, постоянная критика со стороны Запада подавления и отсутствия свободы религиозных общин была им выгодна, так как она была направлена на защиту их церквей, оказывала политический нажим на коммунистическое правительство и вынуждала его ослаблять свои антирелигиозные репрессивные мероприятия, время от времени делая уступки религиозным общинам.
Нынешний Патриарх Кирилл I (Гундяев), который в качестве нового архимандрита представлял Московский Патриархат во Всемирном совете церквей в Женеве14, амбивалентность тогдашней ситуации обрисовал формулировкой, витиеватость которой выдает то недовольство, которое возникает у старших иерархов православной церкви, как только заходит речь о правах человека. В качестве митрополита Смоленского и Калининградского и руководителя Отдела внешних церковных связей в своем докладе 26 июня 2008 г., представляя Доктрину прав человека на Архиерейском соборе, он заявил15: «Не скрою, что к своей работе члены группы приступали, имея двойственное чувство к предложенной теме. С одной стороны, у нас перед глазами было положительное воздействие прав человека на жизнь людей. Благодаря озабоченности по соблюдению этих прав в послевоенные годы советское государство сдерживало свои гонения на верующих. Однако, с другой стороны, за прошедшие десятилетия мы стали свидетелями того, как права человека могут становиться инструментом, направленным против духовных и нравственных основ жизни людей».
Из своего угнетающе затруднительного положения РПЦ была вызволена к концу перестройки, и случайно получилось так, что как раз в это время должны были быть вновь замещены обе важнейшие руководящие должности Московского Патриархата. В ноябре 1989 г. митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл возглавил Отдел внешних церковных связей, а в июне 1990 г. митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Алексей Михайлович Ридигер), который в 1964/65 гг. был управляющим делами Московской Патриархии, стал новым патриархом под именем Алексия II16.
(Отто Лухтерхандт. Проблематика коллаборационизма в отношениях между религиозными общинами и коммунистическим однопартийным государством (на примере Советского Союза) // Joachim Tauber (Hrsg.). Kollaboration in Nordosteuropa. Erscheinungsformen und Deutungenim 20. Jahrhundert. Wiesbaden, 2006. S. 443-452.
13 См.: Hebly J.A. The State, the Church, and the Oikumene: the Russian Orthodox Church and the World Council of Churches, 1948-1985 (Хебли Дж. Государство, церковь и эйкумена: Русская православная церковь и Всемирный совет церквей, 1948-1985) / Sabrina P. Ramet (ed.). Religious Policy in the Soviet Union. Cambridge/Mass., 1993. P. 105-122.
14 Биографию Патриарха Кирилла I см.: http://www.mospat.ru/ru/the_patriarch/
15 Teкст см.: http://www.mospat.ru/archive/41595.htm
16 Биографию Алексия II см.: http://www.pravoslavie.ru/news/28548.htm
Однако освобождение РПЦ вследствие краха советской системы и СССР и обновление руководства церкви не привели к реформированию самой церкви. На то был целый ряд причин.
1. Реформистские силы в православной церкви были разрознены и в целом очень слабы. Маленькие группки недовольных ситуацией мирян и священнослужителей, которые с начала 1960-х годов действовали частично на периферии и частично за пределами РПЦ, имели очень разные представления относительно церковной политики. В подавляющем большинстве, с точки зрения теологии, они придерживались чрезвычайно консервативных, прежде всего славянофильских и националистических взглядов17. Хотя либеральные силы, решительно выступавшие за превращение России в правовое государство и за модернизацию церкви, в то переломное время имели в церкви нескольких хорошо известных общественности представителей, у них не было большого числа приверженцев среди духовенства и прихожан18.
2. Личность нового патриарха не обещала принципиального обновления. Напротив, Алексий в течение 25 лет был управляющим делами Московского Патриархата и у партийного руководства страны зарекомендовал себя (как и его предшественник на посту патриарха Пимен) абсолютно надежным человеком19. Из ставших доступными общественности материалов совершенно очевидно, что Алексий в 1958 г. был завербован КГБ, а в 1988 г. награжден за 30-летнее сотрудничество20. Митрополит Кирилл, в прошлом секретарь Митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима и в свои 38 лет преемник последнего на посту ректора Духовной академии в Ленинграде, уже с давних пор принадлежал к ядру руководства церкви, носившему глубочайший отпечаток советской системы.
3. Руководство РПЦ во время краха хорошо известного ему мира советской системы не было заинтересовано в реформах. Напротив, оно было заинтересовано в том, чтобы воспользоваться благоприятным моментом и восстановить церковь как учреждение, которое после мелочной опеки со стороны царской империи и преследований и притеснений в советском государстве должно было стать могущественным, как никогда в России. Во время почти 20-летнего правления патриарха Алексия II РПЦ проводила курс на стабилизацию, консолидацию и внутреннее строительство21. Без сомнения, это было настоятельным требованием времени после разрушений, причиненных церкви советской эпохой, и потерь, нанесенных ей режимом.
17 См.: Николай Митрохин. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953— 1985 годы. М., 2003. С. 489 и далее; Richard Sakwa. Christian Democracy and Civil Society in Russia (Ричард Сакуа. Христианская демократия и гражданское общество в России) // Religion, State and Society (Oxford). Vol. 22 (1994). S. 273-303.
18 Одним из известнейших деятелей был священник Глеб Якунин. О либеральной части православного спектра см.: Алексеева Л. Инакомыслие в СССР. С. 141 и далее.
19 Der Stand der Russischen Orthodoxen Kirche. Ein Internbericht für das ZK der KPdSU («Fu-rov-Bericht») (Состояние Русской православной церкви. Доклад для внутреннего пользования в ЦК КПСС («Доклад Фурова»)) / Hrsg. von Glaube in der 2 Welt. Zollikon, 1980. S. 2.
20 Об этом см.: Яков Кротов // http://www.krotov.info/spravki/persons/20person/ridiger.html
21 Очень критически относится к этому курсу Александр Нежный, который не видит качественного обновления церкви как раз в центральной области религии, т.е. в богословском и морально-нравственном отношении. См.: Александр Нежный. Погружение во мрак // Независимая газета. 1997. 10 дек. С. 5.
4. Курс на стабилизацию был вполне естественен еще и потому, что вследствие распада Советского Союза на 15 независимых государств юрисдикция РПЦ на Украине, в Молдавии, Прибалтике и Средней Азии оказалась под вопросом. Казалось, она была поставлена под угрозу, и частично это соответствовало действительности22. Особенно важным аспектом консолидации было возвращение церкви части секуляризованного церковного в 1917—1918 гг. имущества, т.е. церквей, монастырей, административных зданий, зданий семинарий, их восстановление, основание и расширение церковных учебных заведений, создание современных церковных средств массовой коммуникации, расширение экономической деятельности патриархата и т.д.
5. Предотвращение опасности раскола церкви епископами-отступниками было еще одним важным направлением курса консолидации. В то же время Московская Патриархия стремилась к воссоединению с образованной за границей эмигрантами РПЦ, необходимость в которой в принципе отпала с концом советского режима23. Патриархат с легкостью справился с задачей оттеснения и отстранения либеральной оппозиции в церкви (например, судьба священника и депутата Госдумы Глеба Якунина и др.)24. Идущие снизу и извне инициативы научного освещения прошлого церкви руководство РПЦ успешно заблокировало.
6. Парадоксальным образом Московский Патриархат в то смутное время был обеспокоен также курсом государства в области церковной политики. Патриархат считал, что его цель превращения РПЦ в самое сильное негосударственное национальное учреждение оказалась под серьезной угрозой вследствие принятия 25 октября 1990 г. закона о свободе вероисповеданий. Этот закон о религии был подготовлен в противовес закону СССР о свободе совести и религиозных орга-низациях25. Поскольку тогда в России политически доминировали реформаторы, ориентированные на защиту прав человека, закон 1990 г. имел решительную либеральную направленность26. Его нормы строго следовали принципу равного отношения к разным религиозным общинам и нейтралитета государства в вопросах религии, мировоззрения. Закон устранил надзор государства над религиозными
22 Об этом см.: Otto Luchterhandt. Religionsrechtliche Rahmenbedingungen für eine Neuordnung des Verhältnisses von Staat und Kirche in den Ländern Mittel- und Osteuropas (Отто Лухтерхандт. Религиозно-правовые рамочные условия для переустройства отношений между государством и церковью в странах Центральной и Восточной Европы) // Essener Gespräche zum Thema Staat und Kirche. Band 29 / Hrsg. von Heiner Marré, Dieter Schümmelfelder. Münster, 1995. S. 5—69, 26—28.
23 Об этом требующем много времени и сложном процессе, который привел к успеху в мае 2007 г., см.: Gerd Stricker. Kirchen auf Annäherungskurs (Герд Штрикер. Церкви держат курс на сближение) // Glaube in der 2 Welt. 33 Jahrgang (2005). Heft 10. S. 22-25; Gerd Stricker. Putin will die Ökumene (Путин хочет эйкумену) // Rheinischer Merkur. Christ und Welt. 10.5.2007. S. 23.
24 Яркий свет на эту полемику бросает «Открытое письмо» Глеба Якунина Патриарху от 24 января 1994 г., после того, как Священный синод в ноябре 1993 г. (накануне первых выборов в Государственную Думу) лишил Якунина сана священника. Текст письма: Независимая газета. 1994. 3 февраля. С. 5.
25 См.: Otto Luchterhandt. Das sowjetische Religionsgesetz vom 1.10.1990 (Отто Лухтерхандт. Советский закон о религии от 1.10.1990) // Österreichisches Archiv für Kirchenrecht. 39 Jahrgang (1990). S. 309-327 (mit dem Text des Gesetzes in deutscher Übersetzung. S. 328-341).
26 См.: Otto Luchterhandt. Neue Religionsgesetze Rußlands und der Sowjetunion (Отто Лухтерхандт. Новые законы России и Советского Союза о религии) // Glaube in der 2 Welt (Zollikon/Zürich). 1991. № 2. S. 23-32.
общинами; регистрация новых религиозных общин была урегулирована в соответствии с принципами либерального правового государства.
Чуть ли не с самого начала действия закона о религии 1990 г. Московский Патриархат использовал все свое политическое влияние, чтобы добиться законодательного закрепления преимущественного положения РПЦ перед всеми другими религиозными общинами и иерархической структуры правового статуса религиозных общин27. Это частично удалось с помощью нового хакона России о религии, т.е. Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях»28 Преамбула закона 1997 г. выделяет особую роль, которую православие играло в истории России, в возникновении и развитии ее духовности и культуры. Далее преамбула воздает должное христианству, исламу, иудаизму, буддизму и другим религиям, которые являются составляющей частью исторического наследия народов России.
Однако закон 1997 г. проводит правовую градацию религиозных общин лишь в абстрактной форме, выделяя сначала те религиозные общины, которые существуют по меньшей мере 50 лет; далее те, которые существуют по меньшей мере 15 лет; наконец, те, которые существуют менее 15 лет29. Религиозные общины приобретают правоспособность лишь в том случае, если подтверждается, что они не меньше 15 лет существуют в стране как религиозная группа (ст. 11 ч. 5 закона о религии 1997 г.). Лишь будучи правоспособной религиозной организацией, объединение пользуется полной свободой вероисповедания. Таким образом, в законе 1997 г. РПЦ смогла лишь частично добиться своего. Ее целью по-прежнему является то, чтобы так называемые традиционные религии, под которыми имеются в виду православие, ислам, иудаизм и буддизм, получили особый статус по закону30.
Чтобы добиться этой цели, эти четыре религиозные общины в 1998 г объединились под руководством Московского Патриархата, создав Межрелигиозный со-
27 См.: Gerd Stricker, Jakov Krotov. Das Ringen um die Religionsfreiheit. Russland in den Jahren 1992 bis 1996 (Герд Штрикер, Яков Кротов. Борьба за свободу религии. Россия в 1992-1996 годах) // Glaube in der 2 Welt 1997. №. 1. S. 16-25; W. Cole Durham, Lauren B. Homer. Russian's 1997 Law on Freedom of Conscience and Religious Associations: an Analytical Appraisal (У. Коул Дархаммл, Лорен Б. Хоумер. Российский закон о свободе вероисповедания и религиозных организациях 1997 года: аналитическая оценка) // Emory International Law Review. Vol. 12. Atlanta, Georgia, 1998. S. 101-246 (106 ff.).
28 Gerd Stricker. Das neue Religionsgesetz in Russland (Герд Штрикер. Новый закон о религии в России) // Osteuropa. 48 Jahrgang. 1998. S. 699-709 (694 ff.); обширный сборник документов по Федеральному закону России о религии (включая примеры судебных решений) см.: Пчелинцев А.В., РяховскийВ.В. (ред.). Религиозные объединения. Свобода совести и вероисповедания. Религиозная экспертиза. Нормативные акты. Судебная практика. Заключения экспертов. 2-е изд. М., 2006.
29 Подробный анализ см. также: Otto Luchterhandt. Kirche und Staat. Russland (Отто Лухтерхандт. Церковь и государство. Россия) // Lexikon für Kirchen- und Staatskirchenrecht. Band 2 (G-M). Hrsg. von Axel Frhr. von Campenhausen, Ilona Riedel-Spangenberger, P. Reinhold Sebott, S.J. Paderborn usw. 2002. S. 442-447; Uwe Kischel. Die Stellung nichttraditioneller Religionen in Russland. Rechtsvergleichende Bemerkungen aus deutscher Sicht (Уве Кишель. Положение нетрадиционных религий в России. Сравнительно-правовые замечания с немецкой точки зрения) // Gerrit Manssen, Boguslaw Banaszak (Hrsg.). Religionsfreiheit in Mittel und Osteuropa zwischen Tradition und Europäisierung. Frankfurt a/M., 2005. S. 189-205.
30 О дискуссии о проекте такого закона см.: Недунов О. Вера в законе. Государство готово наделить традиционные религии особым юридическом статусом // Независимая газета. Приложение «Религии» (далее - НГ-Религии). 2004. 21 апреля. С. 1; см. далее: Независимая газета. 2004. 12 мая. С. 4; НГ-Религии. 2005. 19 октября. С. 3; Пчелинцев А.В. Свобода религии и права верующих в современной России. М., 2007. С. 107 и далее.
вет России (МСР)31. Уже темы его мероприятий и деклараций позволяют понять, каким образом этот эксклюзивный клуб воспринимает те религиозные общины России, от которых как от «нетрадиционных» он хотел бы отмежеваться и которым следовало бы, по его мнению, предоставить более низкий правовой статус. Речь идет о следующих темах: пресечение и подавление чувств верующих; борьба с пропагандой гомосексуализма и сатанизма; борьба с «тоталитарными сектами»; борьба с национальным экстремизмом.
В союзе с традиционными религиозными общинами РПЦ стремится в соответствии с традиционными нравственными нормами и с помощью властей и судов контролировать, а в случае необходимости «очищать» и держать «в чистоте» общественное пространство в России, т.е. СМИ, культурные мероприятия, рекламу, Интернет и т.д.32 Московский Патриархат добился тут определенных успехов, например запрета игорных домов (впрочем, есть все основания для сомнений в стабильности этого запрета)33.
Принятие столь желанного для Московского Патриархата закона об особом привилегированном статусе традиционных религий России, среди которых РПЦ в силу своего преобладающего значения и своих тесных связей с бюрократической верхушкой государства имела бы особое положение, до сих пор проваливалось из-за упорного сопротивления пестрого альянса его противников. В этот альянс входят атеистически настроенная российская интеллигенция, антиклерикально настроенные либералы, правозащитные организации, представители уже сегодня дискриминированных небольших («нетрадиционных») религиозных общин (католической церкви, протестантских общин и так называемых восточных культов). Они в основном приводят юридические аргументы и указывают, что такой закон был бы открытым нарушением Конституции Российской Федерации34. Действительно, Конституция России в своих основных положениях, имеющих прямое действие, провозглашает, что религиозные общины отделены от государства и равны перед законом (ч. 2 ст. 14; ст. 28; ч. 2 ст. 16). Одновременно, учитывая многонациональную и многоконфессиональную структуру России, указывается и на большую угрозу тяжелых этнорелигиозных конфликтов в многочисленных нерусских регионах страны, если православию фактически будет придан ранг государственной религии и государственной идеологии35.
31 Статья «Межрелигиозный совет России» в Православной Энциклопедии // pravbeseda.ru/ index. Амбивалентность между притязанием РПЦ на обладание абсолютной истиной, с одной стороны, и ее концепцией общин традиционных религий — с другой, критически освещена: Joachim Willems. Wie liberalist die Russische Orthodoxe Kirche? (Йоахим Виллемс. Насколько либеральна Русская православная церковь?) // Glaube in der 2 Welt. 38 Jahrgang (2010). Heft 10. S. 15—19 (18 f.).
32 Речь митрополита Кирилла на открытии межрелигиозного форума мира 12 ноября 2000 г. // http://www.mospat.ru/archive/nr011133.htm
33 1 июля 2009 г. вступил в силу федеральный закон об азартных играх. Исключения делаются только для казино, которые действуют в силу особого регулирования в некоторых периферийных областях России, в том числе в Калининградской области.
34 При этом они, безусловно, могут сослаться на правоведческие исследования. См., напр.: Придворов Н.А., Тихонова Е.В. Институт свободы совести и свободы исповедания в праве современной России. М., 2007. С. 50 и далее.
35 См.: Иваненко С. Конституция не терпит оговорок. Религиозные организации должны оставаться равными перед законом // НГ-Религии. 2004. 12 мая. С. 4; Квирквелия О. Смесь страны и нации. Кто будет защищать интересы неправославных граждан России? // НГ-Религии. 2004. 16 августа. С. 6; ПогасийА.К. Религия и право: учеб. пособие. Казань, 2008. С. 27 и сл.
Тем не менее в правовом быту РПЦ начиная с 1990-х годов (а особенно в эпоху Путина) благодаря многочисленным соглашениям с государственными органами добилась и на федеральном, и на региональном уровнях особого статуса по сравнению со всеми остальными, в том числе и традиционными, религиозными общинами.
Однако представляется, что не только церковь желает тесных и в некоторых сферах эксклюзивных сотруднических отношений с государством; не меньше желает этого и само государство, причем начиная с 1990-х годов. Александр Красников с кафедры философии религии и религиоведения МГУ во время дискуссии на Круглом столе в 2006 г. заявил: «Мне кажется, что политическая элита ищет новую форму идеологии, когда коммунистическая идеология уже невозможна, а либеральная потерпела крах. Остается православие, во всяком случае все представители политической элиты позиционируют себя как православные»36.
Последствия для небольших, якобы нетрадиционных, религиозных общин, правдиво обрисовал заместитель председателя Союза евангельских христиан-баптистов Петр Мицкевич (2006 г.)37, заявивший о том, что «в Российской Федерации существует устойчивая тенденция к ограничению религиозной свободы». По его словам, «все более жестким» становится отношение чиновников к «нетрадиционным» (по их мнению) религиозным организациям. Это проявляется в отказе оформлять права собственности на землю или дома молитвы, в вытеснении протестантов из социальной сферы — детских домов, больниц и т.д.
Это возмущение по поводу политической и административной дискриминации небольших религиозных общин, в которых РПЦ, с теологической точки зрения, видит незаконных христиан-конкурентов (православные раскольники, католики, лютеране и иные протестантские общины) или которых она отвергает, считая их сектами, отнюдь не является единичным голосом, оно характеризует типичную для всей страны ситуацию. То, что ситуация именно такова, вновь и вновь подтверждает критика со стороны авторитетных правозащитных организаций России. Примером может послужить оценка, которую дает Людмила Алексеева, председатель Московской Хельсинкской группы. На вопрос, достаточно ли внимания обращает государство на проблемы, связанные с отправлением культа, она ответила38: «Боюсь, что государство скорее уделяет внимание не защите этих прав, а их стеснению путем принятия этого закона и целого ряда подзаконных актов, которые гораздо жестче, чем сам закон. И тем более это касается правоприменительной практики. К примеру, РПЦ возвращается отобранное ранее имущество, однако католикам, староверам, мусульманам, иудеям и буддистам труднее добиться возврата утраченной собственности»39. «В то же время когда они на собственные деньги хотят строить храмы или молитвенные дома, то встречают немыслимые препятствия. И даже
36 НГ-Религии. 2006. 15 февраля. С. 1; см. также тонкий анализ: Верховский А. Религиозные организации и возможности идеологического проектирования в путинской России / Под ред. А. Ма-лашенко, С. Филатова. Двадцать лет религиозной свободы в России. М., 2009. С. 160—189.
37 Цит. по: Лункин Р. Свобода веры под вопросом // НГ-Религии. 2006. 1 февраля. С. 2.
38 Интервью Л. Алексеевой см.: НГ-Религия. 2005. 1 июня. С. 3; см. интервью епископа Сергея Ряховского, председателя Российского объединенного союза христиан веры Евангельской (пятидесятников) в том же номере НГ-Религии («Свобода лишь для избранных?»).
39 Находящийся с 2007 г. в Госдуме проект закона о реституции национализированной после Октябрьской революции религиозной собственности недавно вновь стал предметом общественного обсуждения.
те, кто получил разрешение на приобретение земли и постройку зданий до принятия ныне действующего закона, теперь лишаются их. Эти здания объявляются построенными незаконно или незаконно используемыми. Их просто отбирают! А если не могут отобрать законно, то поджигают. А потом чинят препятствия в ремонте этого здания. Это позорная, опасная и близорукая практика».
II. Предыстория Доктрины прав человека и связанные с ней цели
РПЦ является первой и до сих пор единственной из всех автокефальных православных церквей, выразившей в официальных декларациях свою принципиальную точку зрения на проблемы человеческого достоинства, прав человека и свободу вероисповедания. Речь идет об Основах социальной концепции Русской православной церкви от 16 августа 2000 г. (далее — Социальная концепция)40 и об Основах учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека от 26 июня 2008 г. (далее — Доктрина о правах человека)41. Оба эти документа были приняты Архиерейским собором, высшим руководящим органом церкви42.
Принятию Социальной концепции предшествовала примерно семилетняя работа (с принятия решения Архиерейского собора в декабре 1994 г.). Социальная концепция в соответствии со своей природой и претензией на то, чтобы дать членам церкви и обществу в целом основанную на религии социально-этическую ориентацию, отличается широтой и развернутостью в тематическом плане. Она обращается и к правам человека в общем, и к религиозной свободе совести в частности, однако делает это относительно скупо43.
Ввиду большого духовного, политического и социального значения прав человека в современном мире митрополит Кирилл как руководитель Отдела внешних церковных связей Патриархата смог убедить Патриарха и Архиерейский собор в том, что целесообразно и необходимо подробно и авторитетно изложить православный взгляд на права человека в особом основополагающем документе. Однако Патриархат не стал тотчас же поручать образованной им комиссии разработку доктрины о правах человека, а из-за тесной связи с «высокой политикой» выбрал двухступенчатый путь: вначале он поручил существующему с 1993 г. Всемирному русскому народному собору (далее — Народный собор) — основанной Московским Патриархатом и действующей под его руководством и надзором православной неправительственной организации44 — заняться этой темой. Это вновь произошло при активном содействии Отдела внешних церковных связей и его руководителя митрополита Кирилла.
40 http://www.mospat.ru/ru/documents/social-concepts/i/
41 http://www.mospat.ru/ru/documents/dignity-freedom-rights/introduction/
42 Устав Русской православной церкви от 16 августа 2000 г. Раздел III. Ст. 1 // http://www.mospat. ru/archive/s2000r39.htm
43 Важнейшие пассажи находятся в разделах «Церковь и государство» (III.6) и «Христианская этика и светское право» (IV.6); критический взгляд на Социальную концепцию см.: Jennifer Was-muth. Sozialethik in der russisch-orthodoxen Kircheder Gegenwart (Дженнифер Васмут. Социальная этика в современной Русской Православной Церкви) // Evangelische Theologie. 2004. S. 37-51.
44 См. статью: Всемирный русский народный собор // http://ru.wikipedia.org.wiki/%
В качестве результата своей работы X Народный собор 6 апреля 2006 г. принял Декларацию о правах и достоинстве человека45. Она являет собой краткий текст, состоящий менее чем из трех страниц, в котором сформулированы основные положения русско-православного понимания прав человека. Частично это делается в довольно плакатном стиле. Одновременно видно, что декларация прав, собственно говоря, является декларацией оговорок в отношении прав и свобод человека и гражданина. В качестве иллюстрации процитируем один абзац: «Мы за право на жизнь и против "права" на смерть, за право на созидание и против "права" на разрушение. Мы признаем права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру, охраняют ее от внутреннего и внешнего зла, позволяют ей положительно реализоваться в обществе. В этом свете нами уважаются не только гражданские, политические права и свободы, но также социальные, экономические и культурные права».
Архиерейский собор спустя неделю после Народного собора принял решение о разработке Основ учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека (11 апреля 2006 г.) и разработку поручил комиссии, которую главнейшим образом направлял Отдел внешних церковных связей, т.е. митрополит Ки-рилл46. Во время почти двухлетней работы над Доктриной прав человека декларация Народного собора выполняла функцию теста на реакцию, которую могли вызвать центральные положения православного понимания прав человека у российской общественности, в других местных православных церквах, со стороны католической церкви и протестантских церквей, а также в Совете Европы.
Митрополит Кирилл в 2006 и 2007 гг. на многочисленных конференциях активно провозглашал основные идеи декларации. Кульминацией его агитационной деятельности стало выступление 30 октября 2006 г. в Страсбурге в рамках семинара «Эволюция моральных ценностей и прав человека в многокультурном обществе»47. Впрочем, текст принятой в 2008 г. Доктрины прав человека не содержит каких-либо положений, позволяющих скорректировать решительно антилиберальное понимание прав человека, выраженное в декларации Народного собора, соответствующих докладах митрополита Кирилла и публикациях иных православных авторов48.
Резюмируя вышеизложенное, а также оценивая его в сравнении с православием во всем мире? следует констатировать: РПЦ — первая и до сих пор единственная из всех автокефальных православных церквей православия, выразившая в официальных декларациях свою точку зрения на проблемы человеческого достоинства, права человека и свободу вероисповедания. Речь идет об Основах социальной концепции Русской православной церкви от 16 августа 2000 г. и об Основах учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека от 26 июня 2008 г. Оба эти документа были приняты Архиерейским собором, высшим руководящим органом церкви.
45 http://venec-vl.ru/vrns
46 Доклад Митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла о Доктрине прав человека во время ее вынесения на Архиерейский собор Русской православной церкви, 26 июня 2008 г. // http://www.mospat.ru/archive/41595.htm; Илья Архипов. Два мира — две морали. Церковь корректирует Всеобщую Декларацию прав человека // НГ-Религии. 2006. 19 апреля. С. 1, 3.
47 http://www.pravoslavie.ru/jurnal/610.htm
48 Особенно сильно нападает на светское понимание прав человека, либерализм, Запад и США Малер-Матязова Е. Православное переосмысление «прав человека» в докладе 26 июня 2007 г. // http://www.pravoslavie.ru/jurnal/070626004308.htm
III. Общие предварительные замечания относительно Доктрины прав человека
Доктрину прав человека РПЦ следует воспринимать как критический ответ на идею и этику светских — национальных, региональных и всеобщих — деклараций прав человека, принятых начиная с 1776 г. Она является религиозной контрдекларацией Русской православной церкви49. Вследствие этого доктрина отталкивается от христианского образа человека и развивает свое видение человеческого достоинства и прав человека в свете избавления и спасения человека от греха.
Пожалуй, в этом состоит и глубочайшая причина того неприятия, в котором пребывает РПЦ относительно светских прав человека, вследствие чего она неизбежно заблуждается относительно их специфического политического и одновременно правового смысла. Это очевидно на примере доклада «Православный подход к правам человека», который священник Георгий Рябых, и.о. секретаря по взаимоотношениям Церкви и общества Московского Патриархата, прочел в конце февраля 2008 г. в Виттенберге на традиционных богословских собеседованиях между РПЦ и Евангелической Церковью в Германии50. Он хочет мерить права человека лишь «главным вопросом»: «Что в теории и практике прав человека может содействовать спасению человека, а что создавать для него препятствия?» Но, действуя таким образом, естественно, невозможно найти доступа к верному пониманию функции прав человеке в мире, который уже окончательно структурирован на основе плюрализма. Более того, права человека, а также ведущие принципы правового государства (например, верховенство закона) у Г. Рябых получают отрицательную оценку.
На основе выраженного в Преамбуле сотериологического подхода Доктрина прав человека РПЦ пытается дать ответ на три вопроса5'.
1. Противоречит ли признание норм светской концепции прав человека и следование этим нормам замыслу Бога относительно человека?
2. В какой степени светские права человека позволяют христианину или вообще верующему (в Бога) человеку или насколько они мешают ему жить в согласии со своей верой?
3. Могут ли светские права человека иметь универсальное действие, будучи лишь продуктом «западного стандарта человеческого счастья»? Не имеют ли поэтому русский народ, русская цивилизация такое же право выносить свои основополагающие суждения о правах человека?
Из этих вопросов ясны те существенные позиции, которые характеризуют Доктрину прав человека, т.е. релятивирование и отрицание притязания светских прав человека на универсальность посредством двух оговорок — религиозно-этической оговорки о православии и национально-культурной об исторически сложившейся
49 Об отношении РПЦ к либерализму см. подробно: Виллемс Й. Насколько либеральна Русская Православная Церковь? (сноска 30).
50 Православный подход к правам человека // http://www.religare.ru/2_51756.html.
51 Митрополит Кирилл в 5-м абзаце доклада «Вера. Человек. Земля. Миссия России в XXI веке» на открытии Х Народного собора 2006 г. // http://venec-vl.ru/vrns; см. также его доклад во время вынесения проекта Доктрины прав человека на Архиерейский собор Русской Православной церкви 26 июня 2008 г. // http://www.mospat.ru/archive/41595.htm
русской цивилизации52. Одновременно эти и многие другие высказывания представителей церковной среды должны внушить мысль, что православие, народ и государство в России — это тождественные понятия53. Московский Патриархат использует все имеющиеся в его распоряжении пропагандистские, административные, политические возможности влияния, чтобы оказать соответствующее давление на мнение общества и уменьшить пропасть между этим стереотипом и социальной плюралистической действительностью страны54.
Отраженная в заглавии Доктрины прав человека очередность понятий достоинства, свободы и прав человека хотя и опирается на господствующую сегодня во всем мире концепцию светского понимания прав человека, однако это делается затем, чтобы этим правовым институтам и их внутреннему идейному содержанию противопоставить мнение православия и сформулировать оговорки систематического характера55. Светская концепция прав человека ставится в подчиненное положение, подобающее ей с православной точки зрения, и релятивируется с тем, чтобы сделать ее совместимой с христианским православным учением. Легитимность Всеобщей декларации прав человека 1948 г. подчас подвергается сомнению с тем (удивительным!) обоснованием, что традиции православного понимания прав человека будто бы не находят в ней своего выражения56.
52 Именно так у Кирилла, абз. 6—8.
53 Этим достигается желаемый эффект: обращение русских к католицизму или, что еще хуже, к протестантизму для части населения приближается к измене отечеству. Об этом см.: Gerd Stricker. Orthodox — Katholisch (Герд Штрикер. Протестант — католик) // Glaube in der 2 Welt. 35 Jahrgang (2007). Heft 9. S. 16—19; очень скептически высказывается о привлекательности и успехе этой идеологии и пропаганды Московской Патриархии писатель Виктор Ерофеев; см. его статью «Russlands Weg zum Reich Gottes» («Путь России в Царство Божье) // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 20.12. 2007; скептическую оценку см. также: Reinhard Veser. Gläubige vor der Tür. Die Kirche ist in der Gesellschaft nur schwach verankert (Райнхард Везер. Верующие перед дверью. У церкви слабые корни в обществе) // FAZ vom 2.08.2003. S. 5; SonjaMargolina. Politik der Bergpredigt (Марголина С. Политика Нагорной проповеди) // Süddeutsche Zeitung vom 3.09. 2007. S. 14; иного мнения придерживается Керстин Хольм: Kerstin Holm. Massentrost in der Wüste. Gottes eigener Kontinent: Ru lands wiederentdeckte Orthodoxie (Керстин Хольм. Утешение масс в пустыне. Континент, принадлежащий Богу. Россия вновь открывает православие) // FAZ vom 27.08.2004. S. 39; см. также: Петер А. Фишер: Peter A. Fischer. Auf der Suche nach Identität entdecken viele Russen eine Orthodoxie, die sich vom Westen abgrenzt (Петер А. Фишер. В поисках своей идентичности многие русские открывают для себя православие, которое отмежевывается от Запада) // Neue Zürcher Zeitung (NZZ) vom 3.08.2007. S. 5.
54 Выступление адвоката Владимира Ряховского от Славянского правозащитного Центра во время дискуссии на Круглом столе 2007 г. в редакции «Независимой газеты» // НГ-Религии. 2007. 16 мая. С. 6.
55 При этом важнейшей проблемой является связь между позитивно-правовым, открытым для различных концепций, понятием человеческого достоинства и правами человека. Проблемой является не утверждение о том, что категория человеческого достоинства занимает прочное и почетное место в православии и русской философии религии XIX и XX вв., а осознание того, что права человека призваны служить защите человеческого достоинства и личной и политической свободы личности от неоправданного вмешательства государства. До этой ключевой проблемы, к сожалению, не додумывается Регула М. Цвален: Regula M. Zwahlen. Russisch-Orthodoxes Denken und die Menschenrechte (Регула М. Цвален. Русское православное мышление и права человека) // Glaube in der 2 Welt. 36 Jahrgang (2008). Heft 5. S. 12—15). В другой статье («Gedanken zur christlichen Menschenrechtsdebatte» (Регула М. Цвален. Размышления о христианских дебатах о правах человека) // G2W. 2010. № 5. S. 15—17) она все же касается этой проблемы, однако соответствующие замечания тонут в потоке многообразных и подчас смешанных друг с другом конфессионально-теологических, философских и политико-юридических точек зрения.
56 Архипов. Два мира (сноска 45).
Таким образом, РПЦ принимает юридическую концепцию прав человека отнюдь не положительно57. Наоборот, она воспринимает их светский характер как серьезную опасность и даже угрозу для своего религиозного притязания на обладание истиной и своего морального притязания на абсолютность. Универсальное историческое значение прав человека и их системное значение в качестве «основы свободы, справедливости и всеобщего мира» (Преамбула Всеобщей декларации прав человека 1948 г.) не упоминаются в Доктрине прав человека (что уж тут говорить об их должной оценке, исходя из имманентности их специфического политически-правового назначения!). То обстоятельство, что права человека имеют юридическую природу и поэтому находятся на ином уровне значимости и воздействия, чем религиозная истина, этика и морально-нравственные нормы, даже не тематизируется; это различие не принимается во внимание. В Социальной концепции и Доктрине прав человека право и нравственность, религиозное притязание на обладание истиной и практическая философия обеспечения свободы и мира на основе прав человека смешиваются друг с другом и таким образом запутываются58.
Само собой разумеется, что о правах человека делаются и официозные заявления, которые касаются как правого, так и нравственного измерений (например, интервью, которое заместитель председателя Русского Народного собора архиепископ Марк Егорьевский дал в 2006 г.): «Мы считаем, что проблематика прав человека особенно актуальна, поскольку имеют место попытки выдавать однобокое понимание ценности человеческой личности за общеприменимое и единственно возможное... Права человека — это лишь политико-правовой механизм, который может использоваться как во благо, так, к сожалению, и во зло»59.
Конечно, свободой можно злоупотребить, что и делается испокон веков. Поэтому важно правильное и эффективное противодействие этому с помощью религиозного и нравственного, христианского воспитания. Необходимо учить верному обращению со свободой, однако архиепископ Егорьевский полностью упускает из виду нравственную важность прав человека и их гуманное этическое содержание, когда видит в них «лишь» некий механизм политической техники. Такая позиция не только неоправданна, но и близорука, особенно если учесть, что в посткоммунистических православных странах (в частности в России) с нравственностью и
57 О критике Доктрины прав человека см. также: AlexanderAgadjanian. Russian Orthodox Vision of Human Rights: Recent Documents and Their Significance (Александр Агаджанян. Русское православное видение прав человека: Новейшие документы и их значение) // Erfurter Vorträge zur Kulturgeschichte des Orthodoxen Christentums.2008. № 7. Universität Erfurt, 2008; Frank Mathwig. Menschenrechte und Ökumene. Zur Diskussion zwischen ROK und der Gemeinschaft Evangelischer Kirchen in Europa (GEKE) (Франк Матвиг. Права человека и эйкумена. О дискуссии между РПЦ и Сообществом Евангелических церквей в Европе) // Glaube in der 2 Welt. 37. Jahrgang (2009). Heft 10. S. 22-24 (23).
58 Эта основная слабость Доктрины прав человека не попадает в поле зрения Барбары Хал-ленслебен: Barbara Hallensleben. Russische Beiträge zur Menschenrechtsdebatte (Барбара Халленсле-бен. Выступления русских в дебатах о правах человека) // Glaube in der 2 Welt. 37 Jahrgang (2009). Heft 10. S. 25-27. Неверной оценкой считаю следующее утверждение автора: «Позиция русского православия в его центральных утверждениях совпадает с западной традицией прав человека...». Именно «центральные утверждения» находятся в резком противоречии с этой традицией и такова цель русского православия!
59 Минин С. Проблема, требующая осмысления // НГ-Религии. 2006. 5 апреля. С. 1.
моралью дело обстоит не совсем хорошо60. Близко стоящие к РПЦ авторы, которые бывали на Западе и сохраняют критическое отношение к обеим сторонам, не без изумления вынуждены констатировать, насколько распространен и силен в западных обществах нравственно-моральный ангажемент граждан по собственному почину. Это наблюдение верное, а сам факт не случаен. Исходя из моего собственного опыта, моя оценка такова, что есть диалектическая связь между гарантией охраняемых правом светских свобод и социальной активностью на нравственных началах, независимо от того, с религиозной, гуманистической или эмоциональной мотивацией мы имеем дело.
С богословской точки зрения, глубоко проблематична открытость религиозно-христианского видения прав человека перед «традиционной моралью», нормы которой частично коренятся в воинствующем русском патриотизме и национализме. В политическом богословии митрополита и нынешнего Патриарха Кирилла русское православие, русский национализм и государственная державность образуют некое единство61. Это единство обозначается понятием «русская цивилизация». Оно охватывает и вбирает в себя одновременно признанные в России традиционными религии: ислам, иудаизм и буддизм. Все прочие религии и вероисповедания остаются за порогом и выставляются как чужие. Их общины рассматриваются как поздние гости на «канонической территории»62 РПЦ, «матушки России». Понятие «традиционные религии» подразумевает некий numerus clausus, т.е. некий в количественном смысле ограниченный круг мировых религий, в котором РПЦ является эксклюзивным представителем христианства. Она считает одну себя призванной представлять Церковь Иисуса Христа, чему, конечно, соответствует ее название и претензии на «православие».
IV. Понимание человеческого достоинства
Согласно учению РПЦ достоинство человека находит свое основание и оправдание единственно в религии, а именно в иудейско-христианском представлении об
60 Высокомерие, с которым русские православные иерархи нередко высказываются о «декадентском Западе», странным образом контрастирует с картиной морально-нравственного упадка их собственного общества, которую они сами же и рисуют. Об этой асимметрии см. также: Gerd Stricker. Russische Kirche, Islam und Westeuropa (Герд Штрикер. Русская церковь, ислам и Западная Европа) // Glaube in der 2 Welt. 34 Jahrgang (2006). Heft 1. S. 14-17.
61 Об этом см.: Портрет «политика» Кирилла Алексеевича Малашенко, проект «РПЦ». Консервативная модернизация Патриарха Кирилла // НГ-Религии. 2009. 23 декабря. С. 4. Со своим антизападным образом мысли и своими представлениями о консервативной модернизации РПЦ и общества Кирилл близок к авторам публикации «Русская доктрина. Сергиевский проект» (2005). Текст этой доктрины // http://rusdoctrina.ru/page95507.html. В своем интервью газете «Московские новости» от 6.10.2007 г. Кирилл подтверждает это, говоря о том, что общее направление доктрины верное // http://www.rusdoctrina.ru/page95785.html; см. также: Павел Круг. Кому ляжет на стол русская доктрина? Митрополит Кирилл благословил манифест нового консерватизма // НГ-Религии. 2007. 5 сентября. С. 4.
62 Раздел I пункт 3 действующего Устава РПЦ гласит: «Юрисдикция Русской Православной Церкви простирается на лиц православного исповедания, проживающих на канонической территории Русской Православной Церкви: в России, Украине, Белоруссии, Молдавии, Азербайджане, Казахстане, Киргизии, Латвии, Литве, Таджикистане, Туркмении, Узбекистане, Эстонии, а также на добровольно входящих в нее православных, проживающих в других странах».
образе человека как подобия Бога (Раздел I Доктрины прав человека)63. Исходя из Книги Бытия I, 26 и 27 Доктрина различает два измерения достоинства человека64: онтологически-статичное и этико-динамичное.
Согласно доктрине, каждый человек, как подобие Бога (imago dei), просто обладает достоинством, неотъемлемым, неотчуждаемым, безоговорочным. Однако как существо, которое развертывается в жизни, человек может иметь достоинство лишь тогда и постольку, поскольку он осознает свою нравственную ответственность перед Богом как своим прообразом и стремится к тому, чтобы оказаться достойным образа Бога, т.е. жить религиозно-нравственно, согласно Божьим заповедям. Напротив, грех, т.е. отдаление и отделение человека от Бога, искажает человека и делает его недостойным. Однако этим он не теряет достоинство, присущее ему уже потому, что он есть. Из-за свой греховности человек нуждается в постоянном наставлении Божьих заповедей, в постоянном напоминании и предупреждении, в покаянии и нравственной работе над самим собой, чтобы выполнить свое предназначение - быть подобным Богу. Согласно доктрине он может добиться этого, лишь будучи членом Церкви Иисуса Христа. Поэтому РПЦ свою главную задачу видит в воспитании человека подобным Богу для его спасения. Однако здесь церковь видит и основу легитимации своей миссии перед обществом в целом, состоящей в том, что она со своим происходящим от Бога духовным авторитетом должна охранять народ и государство от морального упадка и гибели65.
V. Отношение к свободе человека
У Доктрины прав человека амбивалентное отношение к свободе человека. Сначала свобода теснейшим образом связывается с человеческим достоинством, поскольку она приписывается человеку в силу его подобия Божьему образу. Характерная особенность свободы усматривается в возможности выбора между различными формами поведения. Поэтому в своей центральной области как forum internum (т.е. суд совести), согласно доктрине, свобода неприкосновенна.
Тем не менее Доктрина прав человека определенно не признает за свободой «никакой абсолютной ценности», так как человек может сделать выбор в пользу грeха (разд. II.1). Подлинная свобода человека состоит в его освобождении и сво-
63 См.: Устян В.Г. Достоинство человека в православной культуре // Социология. Экономика. Политика. 2009. № 1. Более раннее изложение см.: Ernst Benz. Menschenwürde und Menschenrecht in der Geistesgeschichte der Östlich-Orthodoxen Kirche (Эрнст Бенц. Достоинство человека и западное христианство) / Die russische Kirche und das abendländische Christentum (Русская церковь и западное христианство). München, 1966. S. 74—115; в антропологической перспективе см. также: B. Vysches-lavcev. Das Ebenbild Gottes im Wesendes Menschen (Б. Вячеславцев. Образ Бога в сущности человека) // Kirche, Staat und Mensch. Russisch-Orthodoxe Studien. Genf, 1937. S. 316-348.
64 О различии между Божьим образом и подобием, подчеркнутым православной церковью и опущенном в лютеровском переводе Библии в Бытии I, 26; см. также статью Теодора Николау в этом томе и дискуссию авторов рефератов.
65 Эта претензия прежде всего отражена в Социальной концепции и в самой цели миссиони-рования народа, декларируемой в Доктрине прав человека. Об этом см. также принятую на Архиерейском соборе 2006 г. «Концепцию миссионерской деятельности Русской Православной Церкви» // http://www.mospat.ru//ru/documents/church-mission/introduction. Этими своими представлениями РПЦ приближается к учению Владимира Соловьева об обществе в христианском государстве. См.: Соловьев В. Духовные основы жизни, 1882-1884.
боде от греха, т.е. в том, чтобы он воспользовался свободой выбора лишь на основе Божьих заповедей. Так «из-под полы» этическое понятие свободы, соответствующее нравственным нормам, накладывается на юридическое понятие свободы выбора и вытесняет его.
Доктрина прав человека РПЦ в принципе признает свободу выбора в правовом смысле, однако тут же отвергает выбор зла как проявление несвободы (разд. II.2): «Зло и свобода несовместимы». Это ведет к главному аргументу Доктрины прав человека против светской концепции прав человека: «Слабость института прав человека — в том, что он, защищая свободу выбора (aüre&voíov), все менее и менее учитывает нравственное измерение жизни и свободу от греха (éXevdepía). Общественное устройство должно ориентироваться на обе свободы, гармонизируя их реализацию в публичной сфере. Нельзя защищать одну свободу, забывая о другой».
Постоянное смешивание нравственного измерения с правовым не позволяет РПЦ понять юридическую комбинацию провозглашения свободы на основе прав человека и оговорку об основных правах в интересах равновесия конфликтующих друг с другом требований общественного блага с одной стороны и личности — с другой. Так же мало принимается во внимание, что ограничения прав человека и оговорки относительно основных прав в любом случае служат правовой гарантией некоего этического минимума.
Это тем более удивительно, что именно данная мысль — к тому же выделенная жирным шрифтом — высказывается в принятой в 2GGG г. Социальной концепции (разд. IV.2): «Право содержит в себе некоторый минимум нравственных норм, обязательных для всех членов общества. Задача светского закона не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад. Основополагающий принцип права — "не делай другому того, чего не желаешь себе"».
Эти верные выводы о сущности и функции права, созданного человеком, как кажется, были утеряны на пути от Социальной концепции к Доктрине прав человека. При этом именно здесь находится этическое и юридическое ядро сущности как современного государства, так и светской идеи прав человека. Плюрализм мировоззрений и религий в современных обществах и государствах, начиная с религиозных войн в Европе, ставший неоспоримым социальным фактом, неизбежно заставляет держать открытым вопрос об истине, о которой универсального консенсуса быть не может, и основывать как государство, так и человеческое достоинство и права человека на согласии между людьми. «Auctoritas, non veritas facit legem». Мало кто из мыслителей Нового времени изобразил исключительно светское происхождение государственного суверенитета и гражданских законов из воли людей вне зависимости от религиозного вопроса об истине с такой убедительностью и проницательностью, как Томас Гоббс во второй части своего «Левиафана» (17 и последующие главы). «Руководители государств и юристы, построившие современное государство как светское, секуляризированное, в религиозном плане нейтральное государство, лишь оплатили тот вексель, который им выдали богословы эпохи Реформации и гражданских религиозных войн», — пишет Эрнст Вольфганг Бекенферде, соглашаясь со знатоком международного права Альберто Джентиле и цитируя фразу последнего: «Silete theologi in munere alieno!»66
66 Свобода вероисповедания как задача христиан // Stimmender Zeit 9G (1964/65), напечатана б: Ernst Wolfgang Böckenförde. Kirchlicher Auftrag und politische Entscheidung. Freiburg im Breisgau, 1973. S. 172-19G (177).
Социальная концепция, кратко обращаясь к правам человека (разд. IV.6 и IV.7), теряет из виду правильное понимание функции светского государства и светского права, поскольку юридическая свобода самоопределяющейся личности толкуется теологически как греховный бунт против Бога: «В системе современного светского гуманистического понимания гражданских прав человек трактуется не как образ Божий, но как самодостаточный и самодовлеющий субъект. Однако вне Бога существует лишь человек падший, весьма далекий от чаемого христианами идеала совершенства, явленного во Христе».
VI. Оговорки Доктрины прав человека о правах человека
С богословской точки зрения и точки зрения теории права, РПЦ признает лишь обязанности человека перед Богом, которые находят свое продолжение в обязанностях перед другими людьми и народом (нацией), но могут принять также форму прав и правопритязаний. Вследствие этого Доктрина прав человека мало что может извлечь из провозглашения светских прав человека, зато довольно много — из оговорок. Им посвящен целый раздел III доктрины. Поэтому не случайно, что православные авторы цитируют из Всеобщей декларации прав человека ООН только лишь ч. 2 ст. 29: «При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе». Не менее характерно и то, что православные авторы все время игнорируют, что главный акцент в этом положении делается на гарантии прав и свобод и что принципы морали имеют (могут иметь) эффект ограничения свободы не непосредственно, а лишь согласно воле государственного законодателя67.
Упрек в индивидуалистическом, эгоистичном, крайне вольнодумском и гедонистическом понимании свободы и права, предъявляемый Западу и зачастую полемически заостренный, прямо ведет к подчеркиванию оговорок о сообществе и выделению приоритета интересов государства, народа и отечества68. При этом РПЦ со своей Доктриной прав человека выступает как бы усилителем конституционно-правовых ограничений основных прав, когда отдает предпочтение перед правами человека не только заповедям христианской этики, но и принципам «традиционной морали» русского общества. Каково содержание этих принципов, больше ли их «Десяти заповедей», изложены ли они в письменной форме и если да, то где их можно прочесть, - все эти вопросы остаются открытыми69. Отсюда следует вывод, что речь идет об открытой оговорке, которую руководство РПЦ конкретизирует гибко, в зависимости от обстоятельств. Выбрав эпитет «традиционный», церковь
67 Речь Митрополита Кирилла 30 октября 2006 г. в Страсбурге // http://www.pravoslavie.ru/ jumal/610.htm
68 См., напр., речь Митрополита Кирилла на VI Народном соборе 2001 г. // http://vrns.ru/syezd/ detail/php?nid=147; об этом комплексе также: Gerd Stricker. Russische Kirche, Islam und Westeuropa (Герд Штрикер. Русская церковь, ислам и Западная Европа) // Glaube in der 2 Welt. 34 Jahrgang (2006). Heft 1. S. 14-17 (15).
69 Оговорка о традиционной морали находится в центре речи Патриарха Алексия II перед Парламентской Ассамблеей Совета Европы 2 октября 2007 г. // http://www.mospat.ru/archive/38033.htm.
явно хочет привлечь также представления других «традиционных религий» России о морали, подчеркнуть сходство между ними и произвести на общественность впечатление о существовании широкого альянса. Таким образом РПЦ не только делает себя защитницей соблюдения религиозно обоснованных моральных заповедей, но и возводит себя в ранг всеобщей представительной моральной инстанции в России.
Помимо религиозно обоснованной оговорки о правах человека на арену выступает некая национально-культурная оговорка, основанная на предположении о существовании некоей русской цивилизации10. Своей духовностью, моралью, своими ценностями и накопленным опытом она, согласно доктрине, несмотря на некоторое сходство, существенно отличается от западной цивилизации, но стоит рядом с ней на равноправных началах. РПЦ видит себя как учреждение и инстанцию, координирующие обе оговорки. Универсальность светских прав человека ставится под двойную партикулярную оговорку11.
Доктрина прав человека толкует оправданную идеей светской свободы возможность реализации прав и свобод при некоторых обстоятельствах в противоречии с христианскими заповедями как имеющее обязательную силу оправдание и сознательное одобрение греховного поведения со стороны государственно-светского права. Тот, что государственные законы не всегда и не безусловно санкционируют этические заповеди или запреты церкви посредством административных и уголовно-правовых предписаний и таким образом принимают и разрешают аморальное, греховное поведение, толкуется как его поддержка и одобрение со стороны государства. Тем самым Доктрина прав человека обнаруживает глубокое непонимание функции и принципа действия прав человека в либеральном правовом и конституционном государстве. Восходящее к И. Канту принципиальное различие между легальностью и моральностью не учитывается; оба эти комплекса норм сливаются друг с другом. Поэтому РПЦ с ее критикой прав человека и ее оговорками относительно этического содержания светских прав человека находится на некоей исторической ступени, которую католическая церковь и протестантские церкви занимали частично с теми же или похожими аргументами до Второй мировой войны.
VII. Классификация и иерархия прав человека. Проблема свободы вероисповедания
С оговоркой о совместимости с ее эсхатологическим притязанием на обладание истиной и этическим притязанием на правильность, РПЦ готова признать светские права человека. Это происходит таким образом, что права человека и гражданина вначале классифицируются с точки зрения той роли, которую они могут играть для создания благоприятных внешних условий для усовершенствования личности на ее пути к спасению (разд. IV. 1).
70 Речь Митрополита Кирилла на Х Народном соборе 2006 г. (абз. 8) // http://venc-vl.ru/vrns
71 Относительно основной проблемы взаимоотношений между партикулярностью религии (исповедания) и универсальным характером (светских) прав человека подробнее см.: Honecker. Menschenrechte in der Deutung evangelischer Theologie (Хонекер. Права человека... ) (сноска 2, особенно тезисы 3 и 4).
Фундаментальным правом человека является право на жизнь. На втором месте — свобода совести, которая в России, а затем и в Советском Союзе (ср. ст. 52 Конституции СССР 1977 г.) заменяла свободу вероисповедания. За ними следуют свобода слова и свобода печати, свобода художественного творчества и право на образование. После этих как бы духовных прав и свобод Доктрина прав человека обращается к гражданским и политическим правам и к социально-экономическим правам. В самом конце стоят «коллективные права», под которые подпадают охрана семьи, право создания различного рода объединений, а также церковь. Доктрина прав человека стремится легитимировать все эти права по меньшей мере, относительно своей главной задачи, цитатами из Библии72. Однако она и здесь делает главный акцент на нравственных границах осуществления права.
Бросается в глаза и одновременно удивляет, что Социальная концепция и Доктрина прав человека говорят исключительно о свободе совести, хотя Конституцией России наряду со свободой совести гарантирована и свобода вероисповедания (ст. 28), а закон 1997 г., выходя за пределы своего заглавия, особенно регулирует именно свободу вероисповедания (ст. 1). Понятие религиозной свободы находит короткое упоминание скорее в негативном контексте: «Некоторые идеологические интерпретации религиозной свободы настаивают на признании относительными или "равноистинными" всех вероисповеданий. Это неприемлемо для Церкви», — осуждающе сказано там (разд. IV.3). Правда, свобода совести вместе с ее защитным действием в пользу верующих в светском государстве выделена в позитивном смысле, а принуждение в вопросах веры признается недопустимым, но полное содержание свободы религии в Доктрине прав человека не изложено.
При внимательном рассмотрении оказывается, что в качестве гарантийного содержания религиозной свободы трактуется в индивидуальном смысле лишь forum internum, а в коллективном — институционное право церкви. Не упоминается свобода вероисповедания, включая свободу смены религии, и право объединяться в религиозные организации. Конечно, это не случайно. Наоборот, Доктрина прав человека РПЦ явно представляет некую концепцию религиозной свободы, которая стремится абсорбировать свободу личности относительно принятия решений и их исполнения в религиозных делах в пользу церкви73. В соответствии с этим особо подчеркивается религиозно-нравственная оговорка о свободе совести.
Понимание свободы совести, нашедшее свое отражение в Доктрине прав человека, представляет собой антитезу понятию и концепции свободы совести в марксистско-ленинской идеологии советской эпохи. Там она означает «свободу от призрака религии» (Карл Маркс «Критика Готской программы», 1875), т.е. освобождение человека от «лжесознания» религии и его воспитание в атеистическом духе, а также (с институциональной точки зрения) «отмирание» религии и в «переходный период» отделение церкви от государства74. Сейчас православие как
72 К принципиальной теологической проблематике этого подхода критически и подробно обращается Хонекер (сноска 2).
73 Это меткое замечание см.: Квирквелия О. Право сильного. Государство замечает только религиозные организации, игнорируя рядовых верующих // НГ-Религии. 2003. 17 декабря. С. 3.
74 Об этом подробнее см.: Otto Luchterhandt. Die religiöse Gewissensfreiheit im Sowjetstaat. Teil I: Rechtstheoretische Untersuchung der Gewissensfreiheit (Отто Лухтерхандт. Религиозная свобода совести в советском государстве. Ч. I: Теоретико-правовое исследование свободы совести) // Be-
бы снова вселяется в совесть людей и развертывается, будучи юридически защищенным правом человека на свободу совести, как церковь в институциональном смысле. В силу своего притязания на обладание религиозной истиной православие не очень склонно уважать индивидуальную свободу вероисповедания человека и гражданина, зато оно стремится в лице церкви использовать все возможности для того, чтобы превратить Россию, ее народ и общество вновь в страну православия.
Уже в Социальной концепции 2000 г. заложено критическое отношение РПЦ к светскому праву человека на свободу совести, однако она не замалчивает его положительную сторону для церкви: «Утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу Церкви и к победе над грехом. Но этот принцип оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющим ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества» (разде. Ш.6). Из высказываний митрополита Кирилла, сделанных во время создания Социальной концепции, которые направлены на некое согласие относительно светских прав человека, напрашивается вывод, что Московский Патриархат в путинскую эпоху усилил свои оговорки относительно прав человека. Во всяком случае Доктрина прав человека 2008 г. более бескомпромиссна в отношении идеи светских прав человека.
Еще одним свидетельством этого является отношение к равноправию религий. Доктрина прав человека отвергает равный подход ко всем религиозным общинам со стороны государства и права (разд. 1К3). Косвенно отклоняется и требование нейтралитета государства в вопросах религии. Напротив, РПЦ придерживается мнения, что общество имеет право «свободно определять содержание и объем взаимодействия государства с разными религиозными общинами в зависимости от их численности, традиционности для страны или региона, вклада в историю и культуру, от гражданской позиции» (разд. 1У.3). В отличие от этого Социальная концепция скорее положительно высказывается о принципе нейтралитета: «Религиозно-мировоззренческий нейтралитет государства не противоречит христианскому представлению о призвании Церкви в обществе. Однако Церковь должна указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению тотального контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной или общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни» (разд. Ш.6).
Таким образом, отрицательная позиция РПЦ относительно принципа равенства религиозных общин перед законом почти незавуалированно вошла в Доктрину прав человека. В соответствии с выделением «особой роли православия в истории России при возникновении и развитии ее духовности и культуры» в преамбуле
richte des Bundesinstituts für ostwissenschaftliche und internationale Studien (BlOst). Köln, 1976. № 37. S. 18 ff.; Joseph Lecler. Die Gewissensfreiheit. Anfänge und verschiedene Auslegung des Begriffs (Ho3e$ HeKAep. K HCTopHH TepnuMOCTH h cboöoä^i BepoHcnoBegaHHa (1966)) // Heinrich Lutz (Hrsg.). Zur Geschichte der Toleranz und Religionsfreiheit. Darmstadt, 1977. S. 331—371 (Wege der Forschung, Band CCXLVI).
закона о свободе совести и религиозных объединениях от 26 сентября 1997 г. РПЦ требует привилегированного статуса для себя как учреждения и для православия как религиозного, нравственного учения во всех важных сферах общественной жизни15.
Начиная с конца 1990-х годов ей удается этого добиваться во все большей мере благодаря поддержке заинтересованного в укреплении основ ее легитимности центрального правительства в Москве. В сфере образования и в вооруженных силах РПЦ смогла значительно усилить свое присутствие, несмотря на то что федеральное законодательство ей такого полномочия не дает76. Учреждение деятельности православных священников по спасению душ военнослужащих произошло на основе договоренностей между Московским патриархатом и Министерством обороны Российской Федерацией. Организация преподавания православной религии в общеобразовательных школах имеет место на основе регулирования, принятого примерно в 10 российских регионах (субъектах Федерации) благодаря данному им федеральным законом об образовании полномочию учитывать в народном образовании региональные особенности77. Ввиду того что православие не является особенностью некоторых регионов, а деятельность церкви даже не ограничивается территорией России, такое поведение регионов означает явное злоупотребление законом.
Привилегированное положение православия вызвало бурную критику во всей стране и побудило другие религиозные общины потребовать такого же отношения и к себе, в связи с чем оговорка относительно регионов в 2009 г. была вычеркнута из закона. В результате длящаяся уже более 10 лет практика преподавания православной религии в региональных школах в качестве обязательного предмета лишилась правовой основы. Теперь его место во всей России должна занять иная модель преподавания религии, а именно — учебный предмет «Основы духовно-нравственной культуры». Его должны были ввести с начала учебного года в 2010 г. сперва в виде эксперимента в 18 регионах (из 82) страны. Этот предмет состоит из модулей (1) «История религии», (2) «Основы светской этики» и (3) «"Учения" четырех "традиционных религий" России (православие, ислам, иудаизм и буддизм)», для которых предусмотрено по одному модулю, из которых ученики могут выбирать78. Совершенно неясно, кто должен преподавать данный предмет и на основе каких учебных
75 См.: Доклад Митрополита Кирилла в Московской Церкви Христа Спасителя 2 ноября 2007 г. об oсновных духовных и моральных ценностях как основе единства общества, церкви и государства, в котором этот подход Московского Патриархата программно развернут. Уполномоченный по правам человека России Владимир Лукин отвергает текст преамбулы Закона о религии 1997 г. и сделанные оттуда выводы РПЦ. См. его интервью: НГ-Религии. 2008. 4 июня С. 4-5.
76 См. обзор: Хаустов Д. Сюрприз ко Дню Знаний // НГ-Религии. 2006. 6 сентября. С. 3; (Круглый стол) Клерикализм или культурология?; Минин С. Президент высказался, вопрос закрыт? // НГ-Религии. 2007. 19 сентября. С. 5; Круг П. Временное отступление // НГ-Религии. 2007. 4 декабря. С. 1, 2.
77 Подробнее см.: Joachim Willems. Religionsunterricht «Grundlagen Orthodoxer Kultur» (Йоахим Виллемс. Преподавание учебного предмета «Основы православной культуры») // Glaube in der 2 Welt. 35 Jahrgang (2007). Heft 9. S. 12-15; Joachim Willems. Religiöse Bildung in Russlands Schulen. Orthodoxie, nationale Identität und die Positionalität des Faches «Grundlagen der Orthodoxen Kultur» (Религиозное образование в школах России. Православие, национальная идентичность и место учебного предмета «Основы православной культуры»). Münster, 2006.
78 Минин С. Русское поле экспериментов // НГ-Религии. 2009. 9 декабря. С. 4. Правовой основой является распоряжение Президента Российской Федерации.
материалов. Велика возможность, что значительная часть выпускников духовных учебных заведений РПЦ будет зачислена преподавателями в школы, чтобы преподавать «Основы духовно-нравственной культуры».
VIII. Русская православная церковь как неправительственная организация в защиту прав человека
«С древних времен и до сего дня Православная Церковь печалуется перед властью за людей, несправедливо осужденных, униженных, обездоленных, подвергаемых эксплуатации». Этим предложением открывается последний раздел Доктрины прав человека о «Принципах и направлениях правозащитной деятельности Русской православной церкви» (разд. У1). Церковь понимает свою доктрину как руководство по духовно-нравственному поведению как каждого отдельного верующего, так и всей церкви (вначале, конечно, для защиты себя самой, однако это руководство должно распространяться на всю Россию). Поэтому доктрина имеет еще и цель миссионировать народ.
Еще в 2006 г. Московский Патриархат проявил инициативу, основав некий «Правозащитный центр» в качестве органа направляемого ею Всемирного русского народного собора. Этот Центр в своей работе делал акцент, с одной стороны, на отпор противоправным и противоречащим общепринятым нормам морали действиям и мероприятиям со стороны государственных учреждений и общественных организаций, с другой стороны, на защиту тех групп населения, которые, как показывает опыт, находятся в особенно опасном положении. Речь идет о противодействии публичным оскорблениям религиозных чувств верующих, в частности в СМИ, о борьбе с преступностью, коррупцией, проституцией, торговлей людьми, наркоманией, азартными играми; о заботе о заключенных, солдатах, лицах, помещенных в социальные учреждения, детях, жертвах «деструктивных сект» и т.д. Центр вообще намеревается выступать в защиту «прав наций и этнических групп на их религию, язык и культуру», за «отстаивание свободы вероисповедания и права верующих на свой образ жизни»79.
Подчеркивая направление защиты этнических групп и религий в своей деятельности, православный правозащитный Центр косвенно дает понять, что считает себя обязанным придерживаться одного из главных подходов РПЦ в сфере религиозной политики — особой защиты православия и трех других «традиционных религий». Таким образом, Центр собирается защищать не просто свободу вероисповедания, а лишь права тех религиозных граждан, которых считает заслуживающими эту защиту80.
Доктрина прав человека Патриархата подхватила подходы православного правозащитного Центра, однако в своем стремлении миссионировать народ она идет намного дальше. Каталог предусмотренных мероприятий по защите религиозно-нравственных прав человека и христианина очень длинный, он демонстрирует уверенность в своей правоте и способен впечатлить читателя.
79 Пункт 2.1.2 Устава Правозащитного Центра от 5 декабря 2006 г. // http://vrns.ru/pravo_center/ index.php
80 Меткое замечание см.: Верховский А. Свобода совести для избранных // НГ-Религии. 2005. 13 июля. С. 3.
Впрочем, РПЦ при этом изображает себя и свою роль в недавнем прошлом в свете социально-этических идей слишком гладко и красиво; выражаясь жестче, она искажает историю с целью создания церковной легенды. Не может не вызвать возражения, например, следующее предложение: «Наконец, в годы богоборческих гонений православные иерархи, священнослужители и миряне обращались к власти и обществу, защищая свободу исповедания веры, отстаивая право на широкое участие религиозных общин в жизни народа» (разд. У1) То, как РПЦ изображает себя здесь задним числом, не имеет ничего общего с настоящим поведением церкви и ее сегодняшних представителей, с более или менее вынужденным, но, конечно, трагическим сотрудничеством с советской властью. Слишком красиво звучит также выраженная в конце Доктрины прав человека готовность РПЦ, защищая права человека, опираться также на своих союзников, которых она собирается выбирать, руководствуясь словами Иисуса Христа из Евангелия по Марку 9, 40: «...кто не против вас, тот за вас».
Было бы недоразумением понимать эту максиму как выражение широкой либеральной готовности к сотрудничеству со всеми группами общества с целью защиты прав человека в России. Напротив, ее следует толковать в свете чисто православного, антилиберального понимания прав человека. Лишь в таком случае это предложение не окажется в противоречии с острой критикой и отрицанием светских организаций по защите прав человека и их активистов в России и во всем мире, с которыми выступает Московский Патриархат81. Как и в советские времена, это отношение выражается в том, что слова «правозащитные организации» берутся в кавычки, а это представляет собой попытку умалить деятельность этих организаций.
Московский Патриархат явно не тревожит то обстоятельство, что он бросает камень в те организации и личности, которые при советском режиме подвергались административным и уголовным преследованиям также и за выступления в пользу соблюдения права человека на свободу вероисповедания. Московский Патриархат не признавал тогда действовавшие в СССР светские организации по защите прав человека и гражданина и боролся с ними по причине своей «патриотической лояльности» в отношении враждебно настроенного к правам человека режима компартии. Сегодня Патриархат по-прежнему не принимает их в силу своей антилиберальной религиозно-нравственной Доктрины прав человека. С психологической точки зрения, эта последовательность понятна. Однако позиция Патриархата понятна с политической точки зрения — светские организации по защите прав человека не могут не препятствовать достижению цели РПЦ иметь преимущественный правовой статус перед всеми другими религиозными общинами, а православие вновь сделать государственной идеей России как мировой державы82. Отрицая подобные устремления как несовместимые с правами человека и Конституцией страны, правозащитники, разумеется, не могут рассматриваться как партнеры РПЦ по защите прав человека.
81 Цит. по: Верховский А. Указ. соч. Этого не замечает Дженнифер Васмут в ее апологии Доктрины прав человека. См. ее статью: Die Russische Orthodoxe Kirche und die Menschenrechte (Русская Православная Церковь и права человека) // Glaube in der 2 Welt (G2W). 2010. № 5. S. 12-14 (13).
82 Александров П. Религиозная вражда угрожает целостности государства // НГ-Религии. 2000. 1 июня. С. 3.
IX. Предполагаемые функции Доктрины прав человека
Митрополит Кирилл, вынося Доктрину прав человека на Архиерейский собор, высказал ряд принципиальных соображений о функциях доктрины и ожидаемого от нее воздействия:
Доктрина прав человека преследует миссионерские цели; она должна служить охране христианских ценностей в различных сферах общественной жизни;
Доктрина должна служить упрочению общей точки зрения «всего православного мира» относительно прав человека;
она должна содействовать диалогу с инакомыслящими, между РПЦ и государственной властью в различных странах, а также с неправительственными и международными организациями;
представленные в Доктрине прав человека позиции будут положительно восприняты со стороны традиционных религиозных общин во всем мире и будут рассматриваться как полезные в их общей полемике с «агрессивным нерелигиозным секуляризмом».
Вряд ли возможно достичь обозначенных Кириллом целей Доктрины прав человека, тем более их всех в равной степени. Они не только слишком разнородны, но и отношение между ними характеризуется напряжением, даже конфликтом. Впрочем, Московскому Патриархату это должно быть ясно. Во всяком случае очередность этих целей основана на иерархии. Поскольку, по мнению РПЦ, именно она представляет «правильную веру», важнейшей является названная на первом месте миссионерская цель доктрины.
X. Выводы и критика Доктрины прав человека
Для официальной позиции РПЦ в отношении светских прав человека характерны сдержанная осторожность и отрицание, доходящие до враждебности у значительной части духовенства и прихожан. Встречающееся прежде всего у православной интеллигенции положительное отношение к зиждящимся на свободе правам человека имеет маргинальный характер. Общественные группы, являющиеся носителями такого отношения, в отличие от 1990-х годов сегодня не имеют заметного влияния в РПЦ.
Обобщая, скажем, что отрицание прав человека РПЦ и ее враждебное отношение к ним объясняется главным образом следующими причинами.
Индивидуалистические права человека воспринимаются как партикулярные, как идеологический продукт и политическая концепция западной цивилизации, которая чужда коллективному мышлению русской, евразийской цивилизации и угрожает ей.
Тот факт, что светские права человека с их внерелигиозным определением из-за одностороннего секуляристического, антиклерикального и лаицистического толкования приобретают облик антирелигиозного мировоззрения и могут стать программой политических групп в обществе и государстве, вообще отождествляется с либеральной идеей прав человека и расценивается как потенциальное нападение на образ человека в православии, на православное понимание человеческого достоинства и свободы, как угроза для призвания церкви.
Светские права человека якобы гарантируют безграничную свободу и лишенное нравственных устоев самоопределение индивидуума, следовательно, они разрушают основы христианской этики и традиционной морали в русском обществе.
Доктрина прав человека ничего не говорит об институциональной надстройке прав человека. Гуманная цель конституционного государства, состоящая в гарантировании свободы и прав человека посредством разделения властей, ограничения и сдерживания государственной власти, не тематизируется и даже не попадает в поле зрения. Конституция России от 12 декабря 1993 г, которая в ст. 1 выражает приверженность к «демократическому правовому государству» и по сравнению с другими конституциями необычно сильно выделяет права человека, не упоминается ни в Социальной концепции, ни в Доктрине прав человека. Восходящее к И. Канту принципиальное различие между легальностью и моральностью не учитывается83; оба эти комплекса норм сливаются друг с другом в Доктрине прав человека. Поэтому РПЦ с ее критикой прав человека и оговорками относительно этического содержания светских прав человека находится на некоей исторической ступени, которую католическая церковь и протестантские церкви занимали частично с теми же или похожими аргументами где-то до Второй мировой войны.
Учитывая масштабные принципиальные оговорки руководства РПЦ в отношении светской идеи и правового содержания прав человека, в особенности в отношении юридического притязания на их универсальность, нельзя считать убедительным попытку Александра Агаджаняна расценить Доктрину прав человека как «parado-xally acceptance-through-refusal»*4. Большой вес делаемых церковью оговорок как раз свидетельствует об отсутствии такого признания! Тем не менее можно надеяться, что это не последнее, не окончательное слово РПЦ относительно прав человека. Эта надежда опирается на пример других христианских церквей — сестер РПЦ — и их богословский путь к одобрению концепции светских прав человека.
Однако нельзя не учитывать, что рамочные духовные и политические условия для соответствующей перемены во взглядах РПЦ намного менее благоприятны, чем в случае католической и протестантских церквей. Права человека и разделение властей, правовое государство и демократия, в лучшем случае, имеют очень слабые корни в прошлом России, в ее духовной истории, политической культуре и общественном развитии. Этим страна до сегодняшнего дня глубочайшим образом отличается — и данное отличие проявляется во всех сферах жизни — от Запада, от Западной и Центральной Европы. Правда, основы Конституции России особо подчеркивают приверженность правам человека, но «надстройка» государственного устройства не соответствует этим декларациям. Прежде всего это проявляется в принципе разделения властей (ст. 10). Разделение властей и в институциональном, и в организационном плане слишком слабо оформлено в Конституции, чтобы возможно было предотвратить его маргинализацию со стороны de facto всесильной президентской исполнительной власти. К этому добавляется и то, что идею прав человека в государстве вообще убежденно разделяет всего лишь небольшое мень-
83 Барбара Халленслебен, напротив, считает, что Доктрина прав человека соответствует «Основоположению к метафизике нравов» И. Канта. См.: Халленслебен Б. Выступления русских в дебатах о правах человека (сноска 57). S. 25.
84 Russian Orthodox Vision of Human Rights (сноска 56) (Русское православное видение прав человека). S. 6.
шинство. Согласно постоянным социологическим исследованиям речь идет максимально о 15% населения.
Столь большой скептицизм РПЦ в отношении светских прав человека в высшей степени удивителен, если учесть, что церковь, как и все другие религиозные общины, в советскую эпоху, когда царило воинствующее атеистическое тоталитарное мировоззрение (т.е. режим несвободы и нигилизма в области прав человека), к концу 1930-х годов была как учреждение почти уничтожена85, а в последующие десятилетия подвергалась массивному подавлению, контролю, манипулированию со стороны партии и КГБ, подорвавших ее устои86.
Из своего исторического опыта существования в условиях тоталитарного государственного строя, отрицавшего права человека, из своих страданий от насилия, гонений и притеснений РПЦ не сделала никаких решительных выводов относительно своей позиции по вопросу прав человека. Ее опыт не привел к безусловному уважению идеи светских прав человека и необходимости гарантии личной свободы со стороны в религиозном отношении нейтрального демократического правового (конституционного) государства8. Как раз наоборот! Церковь даже подчеркивает свой принципиальный нейтралитет в отношении любой формы государственного устройства. Лишь в отдельных случаях, пользуясь осторожными общими формулировками, она выражает свое неприятие таких режимов, которые делают для церкви невозможным свободное выполнение ее призвания.
85 Период с 1917 до 1940 г. в обзоре: Luchterhandt О. Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche (Лухтерхандт О. Советское государство и Русская Православная Церковь) (сноска 9). S. 60 ff.; 90 ff.; Luchterhandt О. Die Phase der Errichtung der kommunistischen Herrschaft in der Sowjetunion, (Лухтерхандт О. Фаза построения коммунистического господства) / Peter Maser, Jens Holger Schj0r-ring (Hrsg.). Zwischen den Mühlsteinen. Protestantische Kirchen in der Phase der Errichtung der kommunistischen Herrschaft im östlichen Europa (Петер Мазер, Йенс Хольгер Шеринг. Между жерновами. Протестантские церкви в фазе построения коммунистического господства в Восточной Европе) // Erlangen. 2002. S. 25-62; Arto Luukanen. The Party of Unbelief. The Religious Policy of the Bolshevik Party 1917-1929 (Арто Лууканен. Партия безверия. Религиозная политика партии большевиков в 1917-1929 гг.). Helsinki, 1994; Arto Luukanen. The Religious Policy of the Stalinist State (конкретный пример: ЦИК о вопросах религии). Helsinki, 1997; Ludwig Steindorff (Hrsg.). Partei und Kirchen im frühen Sowjetstaat. Die Protokolle der Antireligiösen Kommission beim Zentralkomitee der Russischen Kommunistischen Partei (Bol'seviki) 1922-1929 (Людвиг Штайндорф (изд.). Партия и церкви в раннем советском государстве. Протоколы Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б) в 1922-1929 гг.). Berlin, 2007.
86 Luchterhandt О. Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche (Лухтерхандт О. Советское государство и Русская Православная Церковь) (сноска 9). S. 123 ff.; Luchterhandt О. Geknebelt und dennoch lebensfähig. Die Russisch-Orthodoxe Kirche in der Ära Breschnew (Лухтерхандт О. С кляпом во рту, однако жизнеспособная. Русская православная церковь в брежневскую эпоху) // HerderKorrespondenz. 1982. № 5. S. 232-237.
87 Отношение сегодняшней РПЦ к гонениям религии со стороны тоталитарного советского режима Дженнифер Васмут в своей апологии Доктрины прав человека изображает слишком некритично, даже приукрашивая. С недоумением читаешь ее утверждение, что «марксистско-ленинская пропаганда оправдывала антицерковные мероприятия как борьбу за права человека». В связи с этим автор считает понятными скепсис и отрицание классической, либеральной, светской Доктрины прав человека со стороны РПЦ. Рекомендуем автору ознакомиться с упомянутой в последующих примечаниях литературой, чтобы приобрести необходимые сведения о взаимоотношениях между советской идеологией и правами человека на уровне пропаганды и «научного коммунизма» и исправить свои досадные ошибки!
Социальная концепция лишь вскользь затрагивает советскую эпоху и то, что пережила церковь в эту эпоху, а в Доктрине прав человека об этом вообще не упоминается.
О причинах можно лишь догадываться.
1. Важнейшую роль, по-видимому, сыграло то обстоятельство, что руководящие церковные деятели и РПЦ в целом в десятилетия, последовавшие за Второй мировой войной, были глубоко втянуты в реальные структуры власти советского государства и что в церкви не произошла смена элит.
2. РПЦ парадоксальным образом считала себя опорой государства даже в Советском Союзе.
3. В то время, когда разрабатывались основополагающие документы, значительная часть русского народа с сильными ностальгическими чувствами вновь вспоминала о советской эпохе.
4. Россия вернулась к авторитарному режиму, который в отличие от ельцинской эпохи не столь жестко отмежевывается от советского государства и в этом тоже находит поддержку у Московского Патриархата.
XI. Заключение. Структурное сходство между православной Доктриной прав человека и советской доктриной основных прав
По сравнению с ситуацией в тоталитарном коммунистическом однопартийном государстве (при советском режиме) положение и статус РПЦ полностью изменились и в России, и на остальном постсоветском пространстве. После гонений и притеснений ее крутой институциональный подъем и превращение в самую значительную неправительственную организацию в России позволяют видеть в ней ecclesia triumphans, т.е. победоносную церковь. Принятие Социальной концепции и Доктрины прав человека демонстрирует уверенность в себе перед обществом и государством и подчеркивают притязание РПЦ на право не только высказываться и быть выслушанной по всем существенным вопросам общественной жизни, но и пользоваться в государстве признанием хранительницы нравственности и морали.
Очевидное стремление Московского Патриархата иметь привилегированный статус перед всеми другими религиозными общинами в России и иметь особенно тесные и эксклюзивные отношения с государством, с одной стороны, и готовность государства более или менее идти навстречу желаниям церкви — с другой, заставляют думать, что РПЦ и русское государство, несмотря на все резкие цезуры, возникавшие в их взаимоотношениях в XX в., движутся в потоке некоего духовного континуума, который характеризуется некими константами и отмечен их печатью. Решительно антилиберальная и открыто антизападная направленность православной Доктрины прав человека подтверждает предположение о существовании некоей идеологической непрерывности во все политические эпохи.
Этот феномен тем более поразителен, что Конституция России полностью восприняла идею светских прав человека и безусловно находится в русле западной, либерально-демократической конституционной традиции. Вследствие этого отмеченный большой разрыв между Доктриной прав человека РПЦ и доктриной прав человека в Конституции России приводит к вопросу: нет ли между православной Доктриной прав человека и представленной советским режимом коммунистической концепцией
основных прав некой непрерывности в том смысле, что между ними существует структурная общность? Для рассмотрения этого вопроса с надлежащей тщательностью понадобилась бы самостоятельная статья. В рамках данной статьи нам придется ограничиться несколькими краткими, тезисными замечаниями и ссылками.
На поставленный вопрос следует дать положительный ответ. В самом деле, между православной Доктриной прав человека и советской концепцией основных прав существует общность88. Правда, она касается не их материального, духовного и политического содержания, а некоторых структурных элементов. Это видно из следующего каталога.
1. Ярко выраженным признаком православной Доктрины прав человека является ее фиксированность на ограничении прав человека, своими корнями уходящая в глубокое (теологически обоснованное) недоверие церкви к свободе индивидуума, ее скепсис касательно правильного пользования индивидуальной свободой. Для советской системы это недоверие было конститутивным и поэтому оказывало радикально негативное влияние на все области жизни.
2. Параллельно с фиксированием на ограничениях прав человека следует обратить внимание на особое значение и особый вес, которые Доктрина прав человека придает обязанностям человека. Обязанности человека и гражданина, будучи облаченными в образ оговорок относительно свобод, имеют преимущество перед правами человека. Это соприкасается с советской концепцией основных прав, которая в действительности являлась концепцией основных обязанностей89 с некоторыми подчиненными элементами субъективных прав.
3. Фиксирование на ограничениях свобод и обязанностях человека приводит к тому, что Доктрина прав человека с особенной настойчивостью подчеркивает неделимое единство прав и обязанностей. Единство прав и обязанностей было одним из центральных принципов советского учения об основных правах90 и считалось в советской идеологии важнейшим признаком, отличающем его от буржуазно-либерального понимания прав человека.
88 В последующем изложении автор основывается на своем многолетнем изучении положения основных прав и свобод человека в советской системе. Хочу особо выделить следующие тексты: Entwicklung und Schwerpunkte der sowjetischen Grundrechtsdiskussion (Развитие и основные темы в советской дискуссии об основных правах) // Berichte BIOst. Köln, 1977. № 54; Moskaus Argumentation in der Menschenrechtsfrage (Аргументация Москвы в вопросе прав человека) Osteuropa. 1978. S. 1072-1077; UN-Menschenrechtskonventionen - Sowjetrecht - Sowjetwirklichkeit. Ein kritischer Vergleich (Конвенции ООН о правах человека - советское право - советская действительность. Критическое сравнение). Baden-Baden, 1980; Der verstaatlichte Mensch. Die Grundpflichten des Bürgers in der DDR (Огосударствленный человек. Основные обязанности гражданина в ГДР). Köln/ Berlin/Bonn/München, 1985.
89 См. подробное обоснование: Otto Luchterhandt. Allgemeiner Status des Staatsbürgers (Отто Лухтерхандт. Общий статус гражданина) // Bürger und Staat. Eine vergleichende Untersuchung zur Recht und Praxis der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik (Materialen zur Lage der Nation, hrsg. vom Bundesministerium für Innerdeutsche Beziehungen). Köln, 1990. S. 5-22 (21).
90 Об этом подробнее: Otto Luchterhandt. Grundpflichten als Verfassungsproblem in Deutschland. Geschichtliche Entwicklung und Grundpflichten unter dem Grundgesetz (Основные обязанности как конституционная проблема в Германии. Историческое развитие и основные обязанности под Основным Законом). Berlin, 1988. S. 532-542; Otto Luchterhandt. Der verstaatlichte Mensch. Die Grundpflichten des Bürgers in der DDR (Огосударствленный человек. Основные обязанности гражданина в ГДР) (сноска 87). S. 60-106.
4. Отрицание равенства всех религиозных общин перед законом, претензия РПЦ на преимущество перед всеми другими религиозными общинами в России и гарантирование этого преимущества в государственном праве, равно как и вообще
правовая многоступенчатость статусов религиозных общин являются еще одним ярко выраженным признаком православной концепции прав человека.
В настоящее время существует следующая иерархическая лестница.
1) Русская православная церковь.
2) «традиционные» религии.
3) «нетрадиционные» признанные религиозные общины.
4) прочие (легальные) «нетрадиционные» религиозные объединения.
5) подлежащие запрету (по причине экстремизма, фанатизма и общественной несовместимости) религиозные и псевдорелигиозные объединения.
Своим отрицанием религиозного равноправия РПЦ находится в неразрывной связи как с ситуацией в Российской царской империи, так и (в структурном смысле) с ситуацией в советском государстве (основанной на одном мировоззрении)91. В царской империи ниже Русской православной церкви как господствующей государственной церкви стояли: а) терпимые иностранные конфессии; б) запрещенные на основе уголовного права суеверные секты. В коммунистическом советском государстве также существовала такая тройственная градация — во главе стояла КПСС как защитница господствующей государственной идеологии. Ей были подчинены: а) признанные по закону, но лишь вынужденно терпимые и притесняемые религиозные общины, среди которых РПЦ все-таки имела некоторое привилегированное положение; б) не допущенные по закону (незарегистрированные) и поэтому как таковые запрещенные религиозные объединения, подвергавшиеся административному и уголовному преследованию (секты и т.п.).
5. Доктрина прав человека отличается равнодушием в отношении светского права, его устанавливающих мер и гарантирующих свободу функций и приемов. Безразличию РПЦ к праву соответствует принижение права и закона и пренебрежение ими при советской власти и типичная для КПСС инструментальная позиция в отношении права.
6. Доктрина прав человека РПЦ является легитимным образом документом партикулярной конфессиональности и религиозности. Сверх этого она является также документом православной «партийности», поскольку церковь свою деятельность по охране прав человека ограничивает защитой прав православных христиан и распространяет ее в лучшем случае на членов других традиционных религиозных общин. В структурном смысле такой избирательный подход к соблюдению конфессиональных интересов соответствует принципу в мировоззренческом смысле суженной коммунистической партийности в советском государстве.
7. РПЦ предана идеалу православия духовно и морально объединенного народа и по-прежнему склоняется к идеалу православного христианского государства. Она отождествляет себя с русской государственностью и считает православие духовным ядром своей национальной идеи92. РПЦ полностью дистанцируется от феномена плю-
91 Подробнее см. Otto Luchterhandt. Staat und Kirche im Zarenreich und in der UdSSR. 1887—1987. Eine Gegenüberstellung (Государство и церковь б царской империи и б СССР. 1887—1987. Сопоставление) / Kasack Wolfgang (Hrsg.). Tausend Jahre Russische Orthodoxe Kirche. München, 1988. S. 1G7—121.
92 Обстоятельно и метко об этом см.: AlexanderAgadjanian. Revising Pandora's Gifts: Religious and National Identity in the Post-Soviet Societal Fabric (Александр Агаджанян. Пересматривая дары Паи-
ралистического общества как неизбежного и лишь вынужденно принимаемого зла. Соответствующее ее богословско-церковному структурному принципу соборности представление о прочном духовно-религиозном единстве общества, церкви и государства заставляет РПЦ искать симбиозной близости с российским государством, с его органами и учреждениями, властью. Этим самым она, исходя из своих традиций, отвечает в обществе России традиционно широко распространенной и глубоко коренящейся потребности социального единства и политической прочности93.
Приверженность церкви к государству приняла извращенные черты, когда коммунистическое, воинствующе антирелигиозное советское государство под лозунгом отделения церкви от государства сделало чуть ли не все, чтобы уничтожить РПЦ, а Московская Патриархия из «патриотической лояльности» участвовала в программе по превращению России в атеистическую страну.
В посткоммунистической России акценты в отношениях между РПЦ и российским государством, разумеется, значительно сместились. С тех пор как Московский Патриархат избавился от опеки государства, он пытается доказать свое право выступать в качестве главной нравственно-моральной инстанции, оказывающей влияние на все сферы политики, и формальным и неформальным образом институционализировать это право.
доры: Религиозная и национальная идентичность в постсоветском общественном устройстве) // Europe-Asia Studies. Vol. 53 (2001). № 3. S. 473—488 (475 ff.). Московский Патриархат и советское государство особенно «симфонически» сотрудничали в области международных отношений. Это тесное сотрудничество продолжается и поныне, однако при этом церковь ставит свои, иногда отличающиеся акценты (например, в вопросе юрисдикции в отношении православных общин в Республике Абхазия). Об этом комплексе проблем см.: Церпицкая О.Л. Взаимодействие Русской Православной церкви и Российского государства в мировом сообществе. СПб., 2006.
93 Учитывая это социо-психологическое состояние значительной части населения, безграничность понятий «безопасность» и «концепция безопасности», выражающих официальную точку зрения государства, не стоит удивляться, что в России вполне серьезно появляется «научный труд» под названием «Духовная безопасность российской цивилизации». Это сочинение даже имеет статус «учебника», который используется в преподавание социологии. См.: Викторов А.Ш. Духовная безопасность российской цивилизации: учеб. пособие. М., 2009 (Издательство МГУ им. М.В. Ломоносова!).