CC BY
14
Е.М. Дринова
ПРАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ГЕОПОЛИТИКИ
Одной из сложнейших и трудноразрешимых проблем последнего десятилетия остается проблема морального и правового регулирования в конфессиональной сфере. Процессы глобализации и самоорганизации мирового сообщества привели к динамической нестабильности этноконфессиональной системы, состоящей из гетерогенных многомерных структур, каждая из которых представляет инвариант в вариантах. Состояние неустойчивости вызывают геополитические и религиозные угрозы. Они обостряют нестабильную обстановку в различных регионах мира, представляя опасность для общих интересов и ценностей человечества.
Суть проблемы заключается в том, что изначальная неустойчивость этноконфессионального пространства обусловлена наличием биоантропологических и культурно-духовных детерминант. Первые способствуют экспансивному простиранию конфессиональных форм в социуме. В отличие от них, культурно-духовные влияют на формирование социокультурных стереотипов этноса, создавая определенную стабилизацию процесса. Динамические изменения в этноконфессиональном пространстве происходят скачкообразно, что отражается на геополитическом фоне социума. Перманентные изменения этноконфессионального пространства являются предметом изучения конфессиональной геополитики.
В конфессиональной геополитике мы выделяем три уровня: теоретический, практический и прикладной. В данной статье остановимся на ее практическом, связанном с моральным и правовым регулированием, аспекте. В рамках практической конфессиональной геополитики говорится о необходимос-ти формирования и распространения новой позитивной модели этноконфессиональных отношений. Ее становление связано как с моделированием эффективных моделей по стратегическому партнерству на мировом и межгосударственных уровнях, так и с регламентацией и совершенствованием законодательства в государственно-конфессиональной сфере. Это институционно установленная нормативно-правовая форма регуляции государственно-конфессиональных отношений, выраженная в виде законов, кодексов, положений, деклараций.
Общеизвестно, что первые правовые механизмы зарождаются в мифологии, затем получают распространение в недрах социального института, религии. Представления о божественной справедливости нашли свое выражение в таких понятиях, как «рта» в древнеиндийской Ригведе, «дао» - в Древнем Китае, «дике» - в Древней Греции. Религия, функционируя в обществе, со временем стала сама нуждаться в этической и правовой регуляции. Так, в VI веке до н.э. древние греки обосновали идею о необходимости организации государственной и частной жизни в соответствии с требованиями философии. Согласно Гераклиту, знание о справедливости, законе - это часть знания о мире вообще, о космосе как «упорядоченной вселенной», «мировом порядке» [1, с. 39-52]. Этот божественный закон дает представление о человеческой справедливости. Идея получает свое развитие в положении Сократа о правлении знающих, затем она реализуется в концепции Платона об идеальном государстве, во главе которого находятся философы.
В немецкой классической философии идея получает развитие в категорическом императиве И. Канта о нормах долженствования в сфере морали, права, государства, а затем - в концепции Гегеля о тождестве разумного и действительного. Фихте обращает внимание на взаимозависимость права и морали [2, с. 165]. В русской философии право рассматривается в качестве «всеобщей организации
нравственности принудительного требования реализации определенного минимального добра, минимума нравственности» [3, с. 509]. По мнению русского правоведа А.Б. Франца, миссия права заключается «в ограничении безграничных самих по себе притязаний морали» [4, с. 9].
Сущностное различие между понятиями морали и права заключается в том, что мораль выступает в качестве внутреннего регулятора действий субъекта, а право является внешним регулятором, посредством которого регламентируется его поведение. Зачастую мораль и право в государственно-конфессиональной сфере вступают в противоречие, что находит свое место в системе современного законодательства. Принципы построения иерархии ценностей в конфессиональной геополитике строятся на основе взаимосвязи морали и права. К универсальным принципам относят такие, как: свобода совести, ликвидация дискриминации лиц или объединений на конфессиональной почве, взаимная терпимость верующих различных конфессий, уважение прав существующих религиозных объединений. Можно по-
разному интерпретировать эти принципы, но каждый из них получает конкретное толкование в зависимости от законодательства и реальной ситуации. Следует отметить, что принципы не являются обязательными для выполнения, но их нарушение влечет за собой карательные санкции, включенные в рамки закона.
Размышляя о законодательных актах в социальном дискурсе, возможно, с одной стороны, следует исходить из того, что они есть своеобразные механизмы для внушения определенных стереотипов поведения. Но, с другой стороны, тексты законов предстают перед нами как объективная реальность. По этому поводу Ж. Деррида утверждал, что «чтение не должно ограничиваться удвоением текста, однако оно не имеет права и выходить за его рамки, обращаясь к чему-то другому - к внешнему объекту (метафизическая, историческая, психобиографическая и проч. реальность) или к внетекстовому означаемому, содержание которого бы возникло (или могло бы возникнуть) вне языка... Внетекстовой реальности вообще не существует» [5, с. 313]. Текст закона выступает в качестве закрытого объекта, дистанцирующего от субъекта, который контролирует его извне. Вместе с тем в тексте закона изложена воля диктующего закон. В зависимости от этого формируется текстовое поле закона, которое может быть либеральным, демократическим либо антидемократическим.
Посредством законодательства происходит регулирование государственно-конфессиональных отношений в социуме. Это позволяет нам выделить теократическо-экспансивную, государственноатеистическую, государственно-национально-традиционную и светскую полиэтноконфессиональную модели государственно-конфессиональных отношений.
Рассмотрим основные черты теократическо-экспансивной модели.
Во-первых, главой государства является религиозный лидер.
Во-вторых, модели присуща гомогенная структура этноконфессионального пространства, в силу чего активную роль играет одна главенствующая религия. Иные конфессии преследуются либо искореняются.
В-третьих, государственное и конфессиональное право в ней совпадают. Эта модель является типичной для стран исламского мира.
Государственно-национально-традиционная модель. Для нее характерно наличие государственной поддержки «национальной» религии (Англия, Израиль). Законодательство закрепляет определенный статус «господствующей» для данного этноса конфессии. Этой модели свойственна поливариантность, исходящая от идей полного либерализма в религиозной сфере до борьбы с инаковерием. Церковь имеет по отношению к государству определенные обязанности:
— организация церемоний коронации (Англия);
- оказание влияния на воспитание детей в государственных школах.
Привилегия церкви заключается в праве взаимодействовать с вооруженными силами. Функционирование модели предполагает наличие действующих религиозных партий, которые принимают активное участие в разработке законодательства, оказывают влияние на политическую жизнь страны. Государство со своей стороны финансирует деятельность церкви.
Процессы либерализации государственно-конфессиональных отношений способствовали проведению радикальных реформ, что привело к изменению построения фундаментальных принципов законодательства. В результате в начале XXI века, например, государственная Лютеранская церковь Швеции была отделена от государства. Если ранее граждане Швеции являлись членами церкви, а государство имело право вмешиваться во все церковные дела, то современное законодательство положило конец таким отношениям.
Государственно-атеистическая модель. Основными ее чертами стало отделение религиозных организаций от государства, которое диктует религиозным объединениям их права и обязанности. Вместе с тем законодательство предполагает нейтральное отношение к религии, закрепляя право граждан на свободу вероисповедания, но фактически государственная политика направлена на подавление функционирования социального института религии (Китай, Северная Корея).
Для большинства стран Западной Европы, США и России характерна светская полиэтноконфессиональная модель. Ей свойственно наличие гетерогенного этноконфессионального пространства. На законодательном уровне закрепляется равенство всех конфессий, право граждан на свободу вероисповедания и свободу совести. Полиэтноконфессиональная модель имеет следующие модификации: светско-либеральная, светско-демократическая и светская, тяготеющая к тоталитарной.
У светско-либеральной (Франция) и светско-демократической (США) моделей много общего. Им свойственны активно действующие принципы: свобода организации церкви, отказ от признания какой-либо религии в качестве официальной.
Формирование светской модели, тяготеющей к тоталитарной форме, прослеживается в настоящее время в России. Это связано, на наш взгляд, с периодом демократического транзита. Особенность данного периода в правовом аспекте заключается в появлении новой тенденции, закрепляющей существование несоответствия содержания правовых документов по отношению к быстроменяющимся условиям реальности.
Согласно законодательству, Россия является светским государством, в котором церковь отделена от государства. Однако в стране в последнее десятилетие возникла тенденция сделать церковь государственной, на что указывают следующие обстоятельства:
- в России активно формируется религиозная система образования, появились учреждения профессионального религиозного образования, которые занимаются подготовкой служителей культа. Православные радикалы активно вмешиваются в учебный процесс;
- в государственных и муниципальных школах стали проводить уроки православной культуры. В ряде государственных университетов создаются кафедры православной культуры и наблюдается административное внедрение факультативного преподавания православия. Существующие нарушения законодательства приводят к искажению принципа светскости образования;
- аналогичные проявления наблюдаются в сфере Вооруженных сил России. Происходит вмешательство церковных деятелей в армейские дела. Представители религиозных организаций проводят воспитательную работу в воинских частях, выполняют церемонии по освящению военных объектов.
Эти нововведения стали прямым нарушением действующего законодательства. Уникальность России заключается в том, что в течение всего ее развития на государственном уровне официально закреплялось существование той или иной модели. Так, в стране длительное время существовала государственно-национально-традиционная модель, затем ее сменила государственно-атеистическая модель. В настоящее время в России функционирует светская полиэтноконфессиональная модель. Какой будет следующая форма - покажет будущее.
Во всех вышеописанных моделях имеются проявления религиозного терроризма, который рассматривается с позиций законодательства как уголовное преступление. Вместе с тем надо отметить, что независимо от формы государственно-конфессиональной модели на законодательном уровне не выделяется такое понятие, как религиозный терроризм, речь идет о терроризме вообще. Мы полагаем, что эта проблема тесно связана с морально-этическим и нормативно-правовым аспектами регулирования в государственно-конфессиональной сфере. Ее появление углубили существующие дисфункции в системе религиозных норм морали. В данном случае речь идет о драматическом выборе, который совершают адепты различных конфессий, которые в целях борьбы с «инакомыслящими» пропагандируют и развивают террористическую деятельность. Деструктивные процессы приводят к созданию парадоксальной ситуации, когда, с одной стороны, свободно осознанный выбор в рамках определенной конфессии должен быть связан с ответственностью за совершаемый поступок, но, с другой - эта ответственность либо отсутствует, либо переносится в сферу трансцендентного. В то же время в современном мире моральный выбор и рациональное обоснование действий религиозных террористических организаций осуждаются мировой цивилизацией.
Известно, что первой попыткой победить международный терроризм стало принятие Лигой Наций в 1937 году Конвенции о предотвращении и наказании за террористические деяния. Спустя почти пятьдесят лет Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о международном терроризме, которая призывала страны воздерживаться от помощи терроризму и участия в терактах. Действующее международное право в области регулирования конфликтов и терроризма несколько устарело и не соответствует современным реалиям. В последнее десятилетие появилось новое понятие «неконвенциональная война», что значительно усложняет понимание различий, существующих между акциями представителей национальноосвободительных движений и террористическими актами экстремистских религиозных групп. В современном законодательстве представлены различные формы и методы антитеррористической деятельности в целом, что значительно усложняет решение проблемы религиозного терроризма, в частности.
Позитивное разрешение этой проблемы видится в рамках конфессиональной геополитики. Мы предлагаем выделить две рабочие модели нормативно-правового регулирования в государственноконфессиональной сфере: условно-тоталитарная (США, Россия) и условно-демократическая
(Великобритания).
Первыми активными действиями в формировании правовой базы конфессиональной геополитики стал Закон РФ «О противодействии терроризму» (2005 г.), установивший правовые и организационные основы и определивший направления, формы и методы противодействия терроризму. Закон основывается на
принципах и нормах международного права, в числе которых утверждаются защита прав лиц, подвергшихся террористической опасности, и наказание за осуществление террористической деятельности. Следует отметить, что среди мероприятий по противодействию экстремизму впервые было выделено урегулирование межконфессиональных и межэтнических конфликтов.
Необходимо сказать об особом влиянии на текст закона событий, вызвавших его к жизни. Существует такое понятие, как комментарии к закону. На наш взгляд, именно они отражают субъективный смысл закона. В законе «О противодействии терроризму» описываются условия использования Вооруженных сил Российской Федерации для пресечения террористических акций, разрешающие уничтожение наземных, воздушных и морских судов в случае, если они были захвачены террористами и используются ими для проведения террористических акций [6]. Таким образом, закон не дает возможности в экстремальной ситуации воспользоваться правом на сохранение жизни мирных граждан, оказавшихся в таких условиях. На этом примере видно, как мораль и право вступают в непримиримое противоречие. Следовательно, комментарий к закону может нивелировать сам закон, развивая его тоталитарный характер.
Обратимся к законодательству США, согласно которому к террористам применяется высшая мера наказания, если в результате, например, захвата самолета были случаи смерти. При этом нет особого закона, в соответствии с которым действует такое же наказание в случае убийства заложников при иных обстоятельствах. Американское законодательство разрешает разыскивать лиц, подозреваемых в терроризме, используя Интернет: обязанностью провайдеров сети стало предоставление
правоохранительным органам электронных сообщений лиц, подозреваемых в терроризме. Для усиления мер безопасности на воздушном транспорте закон дает возможность задерживать рейсы и снимать с них подозреваемых людей. После принятия столь жестких мер в США не было зарегистрировано ни одного террористического акта. Действующее законодательство заметно пошатнуло основы демократии как в США, так и в России, ограничило свободу средств массовой информации. Вместе с тем следует отметить, что в рамках функционирования условно-тоталитарной модели достигается наибольший эффект в предупреждении экстремистской религиозной деятельности.
Формирование условно-демократической модели хорошо прослеживается на примере Великобритании. В свое время этноконфессиональный конфликт в Ирландии привел к созданию системы мер по борьбе с терроризмом, и в 1989 году был разработан ирландский «Закон о противодействии терроризму». Однако после того, как возникла угроза международного терроризма, в 2000 году в Великобритании было разработано антитеррористическое законодательство, регулировавшее порядок предотвращения конкретных правонарушений, которые могли способствовать совершению терактов и осуществлению мероприятий в террористических целях. Законодательство предусматривало жесткие меры по отношению к террористам. Оговаривалось право бессрочного ареста без суда и следствия с последующей депортацией иностранных граждан, подозреваемых в террористической деятельности. Позднее, в 2005 году, в стране был принят новый закон о предотвращении терроризма, положения которого одинаково действовали как для британских подданных, так и для граждан иностранных государств. Закон о терроризме 2006 года установил ответственность за правонарушения, связанные с подстрекательством к терроризму, подготовкой террористических актов, а также правонарушения, связанные с обучением террористов. Следует отметить, что в первую очередь британское законодательство было направлено на профилактику и предупреждение террористической деятельности*. Положения нового закона стали едиными и для британских подданных, и для граждан иностранных государств.
В заключение отметим, что текст закона - это только стремление человека подойти к пониманию того, что же есть в истинном значении право гражданина в окружающем его этноконфессиональном пространстве. Существующая бивекторность этноконфессиональных процессов в современном мире нуждается, на наш взгляд, не только в активно действующем правовом регулировании, но и морально обоснованном, что может найти свое подтверждение в рамках конфессиональной геополитики.
Литература
1. Материалисты Древней Греции. М., 1955.
2. Фихте И. Г. Соч. Т. 2.
3. Соловьев В.С. Соч. Т. 7.
4. Франц А.Б. Мораль и власть // Философские науки. 1992. № 3.
5. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.
6. Федеральный закон РФ № 35-ФЗ от 6 марта 2006 г. «О противодействии терроризму». М.: ГроссМедиа, 2006.
