CC BY
100
Философия 2003 год, (1)
А.А. Шестаков*
ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: ПУТИ ПРЕОДОЛЕНИЯ НАТУРАЛИЗМА
В современной философии активно дискутируется вопрос о месте и роли гносеологии в структуре философского знания. Объективно возникшие трудности и парадоксы гносеологической теории автор объясняет господством натуралистического подхода, когда когнитивная деятельность интерпретируется вне культурно-исторических и личностных параметров. Преодоление натуралистических тенденций в гносеологии автор видит, в первую очередь, в органическом взаимодействии философии познания и философской антропологии.
© Шестаков А.А., 2003.
*Шестаков Александр Алексеевич — кафедра философии естественных факультетов СамГУ
Ведущие факторы, задавшие новую конфигурацию познания, - это включение познавательной деятельности в социокультурный контекст и гносеологическое осмысление результатов, полученных такими новыми областями знания, как когнитивная психология, когнитология и исследования в области искусственного интеллект а. Осмысление возможных перспектив гносеологической теории требует предварительного рассмотрения ситуации в самой теории познания, в трактовке ее основных категорий и принципов. Приходится констатировать, что парадоксы и противоречия в отечественной теории познания не всегда осознаются сегодня при обращении к этой проблематике. Попробуем разобраться в этом вопросе. Как известно, гносеологическая теория покоится на двух взаимоисключающих парадигмах, которые условно можно назвать именами Дж. Локка и Гегеля. Локковский сенсуализм, как известно, придает фундаментальное значение непосредственному чувственному опыту познания эмпирического субъекта. Близость к этой парадигме просматривается в основополагающем высказывании В.И.Ленина об исходном в познании "живом созерцании", а также в его теории ощущения и отражения, до сих пор служащей фундаментом отечественной гносеологии.
Влияние учения о познании Дж. Локка в определенной степени проявляется и в том, что фундаментальное положение отечественной гносеологии - "познание есть отражение" - понималось не столько диалектико-материалистически, сколько с позиций материалистического сенсуализма. Это положение в значительной мере трактовалось сугубо мировоззренчески, в контексте основного вопроса философии и имело четко выраженную идеологическую окраску. Однако сегодня со всей очевидностью проявилась неполнота и проблематичность трактовки познания как непосредственного получения "копии", образа реального мира. Стремясь втиснуть представления о познавательном процессе в рамки идеологически заданной концепции, понятие " отражение" трактовали предельно широко, включая в него и не являющиеся отражательными процедуры и результаты. Тенденциозность такого расширения содержания понятия отражения проявилась уже в том, что в него одновременно включались и представления о структурном соответствии образа и объекта, достигаемом "непосредственным" воспроизведением объекта, и в то же время характеристики, получаемые с помощью выдвижения гипотез, задающих предметные смыслы чувственным данным, соответствующие способы категоризации, различные репрезентации и т.д. Парадокс состоит в том, что познание, имеющее своим результатом образы предметного мира, осуществляется преимущественно неотражательными по природе операциями. Нам представляется, что преодоление расширенного толкования отражения, сведения к нему всей познавательной деятельности возможно лишь при разграничении понимания отражения как базового свойства материи и как особой когнитивной операции, существующей наряду и во взаимодействии с другими.
Другая парадигма - гегелевская - по своим исходным принципам, провозглашая высокую активность развивающегося духа в его абсолютности и всеобщности, исходит, по сути дела, из предельной абстракции субъекта, редуцирует сущность индивида к сознанию и самосознанию. "Отдельный индивид есть несовершенный дух, некоторый конкретный образ, во всем наличном бытии которого доминирует одна определенность, а от других имеются только расплывчатые черты. ...Отдельный индивид должен и по содержанию пройти ступени образования всеобщего духа, но как формы, уже оставленные духом, как этапы пути, уже разработанного и выровненного" [1. С. 14-15]. Итак, "несовершенный дух" индивида, его переход к подлинному знанию возможны лишь путем усвоения духовных продуктов "всеобщего" субъекта; первично теоретическое отношение субъекта к миру, поэтому индивид с
необходимостью проходит все "ступени образования всеобщего духа". Эти идеи в отечественной теории познания, пройдя материалистическое переосмысление, интерпретировались как детерминация содержания индивидуального сознания общественным сознанием во всем многообразии его форм. Автономность индивида-субъекта, внутренний творческий потенциал, неповторимость его видения мира и понимания истины - все это, по сути дела, в гносеологии было обесценено, рассматривалось лишь как узкий психологизм. Условием "объективности" знания стало преодоление эмпирического индивида как "несовершенного духа", полный отказ от глубинных структур сознания как сугубо иррациональных, дологических форм.
Таким образом, субъект познания в соответствии с доминирующими локковской и гегелевской парадигмами был представлен в отечественных гносеологических штудиях одновременно и как абстракция индивидуального эмпирического субъекта, осуществлявшего "живое" созерцание, непосредственно чувственное познание-отражение, и как "сознание вообще", т.е. предельно абстрактный субъект, лишенный каких бы то ни было индивидуально-чувственных либо конкретно-исторических характеристик. Представляется парадоксальной и еще одна ситуация. Признавая как догму известное положение марксизма о социально-исторической природе познания, субъекта и субъект-объектных отношений, отечественные философы вместе с тем полностью отвлекались от этой обусловленности, отождествляя теорию познания лишь с абстрактным гносеологическим подходом. На то имеются, безусловно, и объективные причины, прежде всего связанные с тем, что учет социокультурных и ценностных факторов познания требовал существенного усложнения учения о познании, пересмотра целого ряда его фундаментальных положений.
Подчеркнем, что отечественный вариант теории познания унаследовал, скорее, схоластически понятые традиции сенсуализма и рационализма, нежели аутентичные идеи Гегеля и Маркса в трактовке социокультурной обусловленности когнитивного акта. Первые, как известно, трактовали познание как некий внеисторический процесс, в котором социально-исторические факторы представали лишь как "фон" или " помеха" [призраки, идолы по Бэкону]. В свою очередь, Гегель и Маркс, отказавшись от понимания сознания в качестве неизменной естественной априорной способности человека, видели задачу исследования познания в осмыслении социально-исторического процесса развития когнитивного опыта человечества. Нельзя не отметить, что не учитывались также поиски и несомненные достижения другой традиции, возникшей параллельно с немецкой классической философией, - традиции герменевтики, мощно подпитанной немецким романтизмом, ставившей культурологические аспекты познания и методологии наук о культуре в центр внимания (Ф.Шлейермахер, В.Дильтей).
В конце XX столетия отечественные теория познания и философия науки поставили перед собой цель - найти, как и в каких формах социальный и культурно-исторический фон входит в само содержание знания и влияет на способы и результаты познавательной деятельности, как осуществляется превращение внешних социокультурных, ценностных факторов во внутренние когнитивные и логико-методологические детерминанты. Обращение к социальной природе самого познания с необходимостью выводит на глубинные уровни анализа и понимания природы и структуры знания, когнитивные идеи, логические формы и ценностные предпосылки которого оказываются укорененными в культуре общества.
При внимательном рассмотрении можно обнаружить еще один парадокс, присущий уже не только отечественной гносеологии. Общая теория познания на самом деле не возникла как генерализующая теория и, следовательно, не была учением о познании в целом, в отличие, скажем, от учения о научном, специализированном познании. Как свидетельствуют исследования по истории науки и философии, прежде всего выделилось учение о принципах, методах, способах научного познания, которые затем были распространены на познание в целом. Так, Платон перенес пифагорейский теоретизм на оценку человеческой познавательной деятельности в целом и тем самым преобразовал его в общегносеологическую концепцию рационализма.
В начале хуИ в. Ф.Бэкон, как известно, занялся разработкой гносеологии "эмпирической" науки. Дж.Локк позже посчитал возможным распространить принципы бэконовского эмпиризма на человеческое познание в целом. Так, собственно, и была построена первая общегносеологическая концепция сенсуалистического типа. Как видим, за пределами общей теории познания осталась весьма существенная область внерационального, вненаучного знания. Иначе говоря, всего того, что должно быть предметом внимания теории познания, но выпало из ее поля зрения, поскольку не соответствовало исторически ограниченным критериям объективности естественнонаучного знания, на которых базировалась гносеология.
Преодоление подобной "родовой" ограниченности теории познания осуществляется сегодня в исследованиях различных форм заблуждений человеческого разума, а также при изучении иных бытующих в культуре типов практического и практико-духовного знания. В контексте сказанного как особые системы и виды знания исследуются обыденное, религиозное и мифологическое знание, изучаются магия, мистика, алхимия и астрология. Однако когнитивное своеобразие этих областей знания и опыта еще не оценено в должной мере современной теорией познания. Нам представляется, что перед ней остро стоит задача разработать философско-гносеологические основания, эксплицировать природу этого человеческого опыта и признать за ним статус нормального знания. Опыт такого рассмотрения был осуществлен автором данной статьи, где в контексте исследования соотношения научного и вненаучного ставилась задача более общего плана: переосмыслить феномен рациональности, эксплицировать исторические формы последней [См.: 2].
Анализ литературы убедительно доказывает, что в современной духовной культуре идет поиск новых представлений о рациональности, ее целостном образе, преодолеваются оценочные смыслы самого понятия, предполагавшего жесткое противопоставление рационального иррациональному. Классическая трактовка рациональности исходит из того, что разум неизменен, тождествен самому себе. Такую позицию хорошо описал Ст.Тулмин: "Неизменный разум господствует над неизменной природой согласно неизменным принципам" [3. С.36]. В этом контексте рациональное одновременно предстает как целесообразное, а рационалистическое мышление и разумно-целесообразное действие осуществляются универсальным субъектом, обладающим рефлексивным сознанием, не признающим никаких границ в познании себя и окружающего мира.
Научная рациональность в значительной мере соответствует идеалам классической рациональности. Она предполагает существование нормативов и критериев, позволяющих отличить научное знание от знания обыденного, вненаучного или заблуждения, псевдознания. Отметим, что существенным признаком научной рациональности считается наличие особого метода исследования как строго определенного и единственно возможного в разумном начинании. В такой трактовке отвергаются эмоциональное, мировоззренческое - вообще ценностное влияние как " ненаучное", искажающее познавательную активность ученого. Однако история науки свидетельствует, что научная рациональность в традиционном, классическом понимании оказывается слишком узкой, не охватывающей реальный процесс исследования, который с необходимостью включает факторы иного порядка, в частности, культурно-исторические. В связи с этим в литературе позиционирован новый тип рациональности, который может быть назван социокультурным [См.: 4. С. 8-28].
Рациональность в названном выше контексте понимается как обусловленность научной деятельности социальными институтами, определяющими и оценивающими ее формы на основании конкретных социальных и культурно-исторических стандартов. Последние предстают в форме мировоззренческих, ценностных предпосылок, различных убеждений, парадигмальных устанок. Как видим, трактовка рациональности в таком контексте исходит из антропологических характеристик субъекта и социальных условий его деятельности. Рациональность предстает как понятие, отражающее границы конструктивной человеческой деятельности, лежащие в самом человеке и в создаваемом им мире.
Новые аспекты в трактовке рациональности свидетельствуют и о нетривиальном соотношении ее с иррациональностью в современной европейской культуре, что находит также свое отражение в соответствующих текстах. Противоречивость самого рационального подметил еще Гегель, у которого впервые встречается истолкование категорий рационального и иррационального как проявление диалектики рассудка и разума: "то, что мы называем рациональным, принадлежит на самом деле области рассудка, а то, что мы называем иррациональным, есть, скорее, начало и след разумности . Науки, доходя до той же грани, дальше которой они не могут двигаться с помощью рассудка..., прерывают последовательное развитие своих определений и заимствуют то, в чем они нуждаются извне. из области представления, мнения, восприятия или каких-нибудь других источников" [5. С. 415416].
Как видим, научное творчество трактуется здесь не просто как проявление рассудка, но как начало разумности, выступающей в форме иррациональности. Разработка такого подхода к иррациональному представляется наиболее перспективной сегодня, поскольку этот когнитивный феномен лишается своей отрицательной оценки; оно понимается как интуитивные, схватываемые фантазией, чувством, неосознаваемые грани самого разума. Иррациональное предстает, стало быть, как новое, еще неотрефлектированное, допонятийное, не принявшее логически определенные формы знание. Оно еще, если можно так сказать, проблематично, необоснованно, но уже присутствует как необходимый творческий компонент познавательной деятельности.
Нельзя не отметить, что в последнее время внесены серьезные коррективы в понимание природы такой фундаментальной формы познания, как ощущение. Выявлена, в частности, своего рода гетерогенность сенситивного познания, включающего не только образные, но и знаковые компоненты, что вносит существенные уточнения в прежние представления о познании как отражении, выявляет репрезентативный характер многих элементов и структур когнитивной активности. В литературе, в частности, обосновано, что чувственные модальности ощущений -звук, вкус, цвет, ощущения тепла - холода и другие, определяясь природой анализаторов, являются в то же время знаковыми обозначениями физической природы раздражителей. Последняя недоступна непосредственно чувственному познанию и раскрывается лишь опосредованно логическими и теоретическими средствами.
Приведенный выше материал стал предметом философской оценки в работе В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм", идеи которой десятки лет рассматривались как основополагающие для отечественной теории познания. В.И. Ленин, как известно, занял противоположную изложенной ранее позицию, рассматривая ощущения лишь как субъективный чувственный образ действительности, категорически отрицая утверждения Гельмгольца о их знаковой природе [6. С. 322, 246]. В результате не получил осознания тот факт, что в сенситивном познании имеет место диалектика чувственного и образного, что модальности ощущений, представляющие собой форму чувственного отражения, детерминируются функциональной организацией анализаторов, не содержат сведений о физической природе воздействующих на органы чувств стимулов и, следовательно, являются своеобразной системой внутренних
знаков. Здесь происходит кодирование физических параметров в естественных знаках - психических модальностях. Отрицание знаковой формы сенситивного отражения приводит к наивно-реалистическому отождествлению чувственной картины объективной действительности с самой этой действительностью.
Принципиально иные трактовки чувственного познания складываются под воздействием исследований в области теории восприятия, где разрабатываются различные подходы к анализу перцептивной динамики. Наиболее значимыми для теории познания стали субъектный, конструктивистский, прогностический и когнитивно-структурный подходы. Эти исследования, в частности, показали, что сенсорные данные, будучи результатом воздействия предмета на органы чувств, вместе с тем недостаточны для разграничения реальности и иллюзий, не являются собственно когнитивным образом, знанием как таковым. Как показали исследования Р. Грегори, " из одних и тех же данных можно "вывести" совершенно разные объекты", "любой паттерн может отвечать бесконечному числу возможных трехмерных форм" [7. С. 9, 27]. Именно поэтому сенсорные данные - это лишь материал, в котором субъекту презентируется предметное содержание и который в процессе восприятия подвергается различным способам переработки уже неотражательного характера - выбору, категоризации, интерпретации и т.д. Принципиальным является то, что познание предстает здесь, скорее, как процесс выдвижения перцептивных гипотез и затем их апробации, а также предсказания новых объектов, свойств, процессов. Это означает, что познание отнюдь не является "копированием" действительности, но предстает, по преимуществу, как процесс выдвижения субъектом предположений, т.е. принципиально иной процедурой, фундаментальным условием которой становится система личностных, культурно-исторических, предметно-практических предпосылок, установок, характеризуемых в целом как ценностные ориентации субъекта.
Таким образом, познавательный процесс, не сводимый к отражательным процедурам получения сенситивного образа как "слепка" вещи (по Дж.Локку), предстает сегодня в системе гипотетико-селективной, творчески-проективной деятельности субъекта, опосредованной различными по природе — знаковыми и предметными репрезентациями, содержащими, как и сама деятельность, квинтэссенцию социального и культурно-исторического опыта. Логично предположить, что в таком случае на передний план выступают иные параметры и характеристики познавательной деятельности, а некоторые прежние, в частности адекватность, соответствие, уточняют свое содержание. Адекватность чувственного познания, предполагая соответствие сенсорных данных параметрам объекта, вместе с тем непосредственно зависит от имеющихся у субъекта наборов категорий или объект-гипотез, а также перцептивных установок и предвосхищающих когнитивных схем. Все эти средства, особенно выдвижение объект-гипотез, обеспечивают процедуру интерпретации, или осмысления, в результате чего сенсорные данные получают предметные смыслы, а восприятие, таким образом, оказывается непосредственно связанным с феноменом понимания.
Отметим, что обращение к проблеме понимания в познавательной деятельности - также явный признак нового видения познания. Методология и философия понимания, разрабатываемые традиционно герменевтикой, не распространялись на гносеологию и чувственное познание, в частности. В последние десятилетия феномен понимания эксплицирован и исследуется и в этих областях философского знания. В семантической концепции понимание рассматривается как интерпретация, т.е. приписывание, придание смысла тем объектам, которые им не обладают, как, например, явления природы, или выявление смысла в тех случаях, когда смыслы уже заданы при создании того или иного объекта, как в случае языка, текстов, произведений искусства. И поскольку любое восприятие предполагает предметную осмысленность сенсорных данных, постольку мы постоянно имеем дело с этим элементарным уровнем понимания уже в самих исходных актах чувственного познания.
Изложенные выше подходы и трактовки чувственного познания, как представляется, в определенном смысле возрождают и переосмысливают уже забытые идеи, которые, как правило, в неадекватной форме интерпретировали существенные моменты познавательной деятельности. В частности, это идея апперцепции, введенная еще Г.Лейбницем, стремившимся показать влияние "прошлого сознания" и опыта на познание в противоположность идее tabula rasa, в виде которой Дж.Локк представлял познающую душу субъекта. Переосмысленная Кантом в концепции априорных форм, идея апперцепции обрела самостоятельную жизнь в психологии (И.Гербарт, В.Вундт), где она воплотилась в констатации того факта, что всякое восприятие интерпретируется на основе прежнего опыта в зависимости от сложившихся интересов и накопленного запаса представлений. Отдаляясь от представлений о знании - "воспоминании" по Платону или "врожденности" идей, системы кантовского априоризма, идея апперцепции все более сближалась с идеей активного воздействия знаний, умений, ценностей личности, ее мировоззрения, образования, жизнедеятельности, социального опыта в целом (понятия гештальта, установки, парадигмы, объект-гипотезы и т .п.).
Если вести разговор уже в контексте абстрактно-логического познания, то отечественная гносеологическая теория на определенном этапе как бы перестала нуждаться в категориях рассудка и разума, широко представленных в традиционной гносеологии. Это связано прежде всего с обобщением этих понятий в категории "рациональное" [в отличие от чувственного], а также с тем, что понятие разума было обеднено, сведено лишь к действию по нормам и правилам, т.е. к рассудку. По существу, была забыта идея Канта о единстве теоретического и практического разума, о нравственных и эстетических предпосылках и принципах целеполагания, укорененности разума в культуре.
Четкое разведение понятий рассудка и разума, понимание необходимости их взаимодействия,
взаимодополнительности -неотъемлемое условие современной трактовки абстрактно-логического познания. Она получила возможность опереться на данные нейрофизиологии, полученные в результате открытия функциональной асимметрии мозга и выявления двух типов мышления: лево- и правополушарного. Очевидно, что эти два типа мышления тесно взаимосвязаны и координируют в творческом мышлении. Данные о лево- и правополушарном мышлении в определенном смысле подтверждают правомерность подхода к познанию с позиций взаимосвязи рассудка и разума, категорий, давно используемых в философии. Рассмотрение структурных особенностей абстрактно-логического мышления как дифференциации и взаимодействия рассудка и разума, что коррелирует с лево- и правополушарным мышлением, а также понимание чувственного познания как взаимодействия знаковых и образных компонентов, сенсорных данных и культурно-исторически обусловленных схем мышления - все это приводит к мысли о том, что традиционное, так называемое "ступенчатое" деление познания на чувственное и логическое, - это весьма грубая и очень приблизительная абстракция. Речь, как нам представляется, должна идти не столько о "ступенчатости" и поэтапности - "от живого созерцания к абстрактному мышлению, от него к практике... " (В.И.Ленин), сколько о взаимодополнительности, органическом слиянии непосредственных и опосредованных, знаковых и образных, логически-рассудочных и интуитивно-смысловых, "понимающих" моментов в каждом акте и виде когнитивной активности.
Можно утверждать, что преодоление парадигмы "познание есть отражение" предполагает прежде всего уточнение и ограничение содержания самого понятия отражения . Одно из значений этого понятия - отражение как всеобщее свойство материи, о чем писал В.И.Ленин: "... Логично предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения..." [6. С.91]. В современной литературе было установлено, что операция отражения сопровождается многими другими приемами, существенно дополняющими ее или самостоятельно реализующими познавательные функции, но не являющимися отражательными по своей природе. Отражение во многих случаях носит опосредованный характер и с необходимостью предполагает операцию репрезентации как представления сущности познаваемого явления с помощью особых посредников - моделей, символов, а также знаковых, логических и математических систем. Известный методолог М.Вартофский подчеркивает, что если репрезентация "будет основываться на практической деятельности по производству вещей, социального взаимодействия и коммуникации, то в ней появится надежда на подлинно историческое, нередукционистское описание роста знаний и эволюции когнитивных средств этого роста" [8. С.5, 20]. Иными словами, исследователь видит в репрезентации эффективный и корректный способ описания культурно-исторического влияния на содержание познания и способы его представления.
" Общепринятость" норм репрезентации в конкретной культуре, их явный конвенциональный характер говорят о том, что конвенция как важнейший момент репрезентации вводится в основания познавательной деятельности, и тем самым коммуникативность признается как базисное условие познания в целом. В традиционной гносеологии как теории отражения конвенциям отводилась незначительная и, по преимуществу, негативная роль как субъективистской процедуре, что не соответствует их действительному значению в познавательной деятельности. Более того, конвенция - это универсальная процедура познания, предполагающая введение норм, правил, знаков, символов, языковых и других систем на основе соглашения, договоренности субъектов познания. В научном познании конвенции должны быть рассмотрены как особый когнитивный прием, основанный на объективных предпосылках и порожденный коммуникативной природой науки, социально-историческим характером познавательной деятельности.
Морально устаревшие позиции наивного реализма и "отражательной" концепции познания часто не позволяют корректно оценить высказывания ученых о роли конвенций в познании. Это проявилось, в частности, в оценке взглядов известного ученого А.Пуанкаре В.И. Лениным в работе "Материализм и эмпириокритицизм" и догматическом следовании этим оценкам в статьях и монографиях ряда отечественных авторов. Размышления Пуанкаре о научном познании, природе гипотез, законов, принципов близки современному пониманию конвенций и должны, с нашей точки зрения, получить более конструктивную оценку. Известный физик констатирует, что "замаскированные соглашения", или условные (гипотетические) положения, представляют собой продукт свободной деятельности нашего ума. Они налагаются на науку (не на природу!), которая без них была бы невозможна. Однако они вовсе не произвольны, опыт не просто предоставляет нам выбор, но руководит нами, помогая выбрать путь, наиболее, если можно так выразиться, " удобный".
Конвенции в познаватепьной деятельности, отражая ее коммуникативный характер, могут приобретать статус научных понятий, гипотез, принципов только при коллективном их принятии, т.е. требуется как бы социальная санкция для того, чтобы конвенции смогли выполнять познавательную функцию. Методолог науки Ст.Тулмин подчеркивает, что индивидуальная инициатива может привести к открытию новых истин, но развитие новых понятий - это уже дело коллективное. Прежде чем такое предложение станет реальной "возможностью", оно должно быть коллективно воспринято как заслуживающее внимания, т .е. достойное экспериментирования и разработки [См.: 3. С.53-56].
Среди когнитивных операций одно из главных мест занимает интерпретация, пронизывающая всю духовную деятельность и особенно познание. Ее необходимость и всеобщность обусловлены прежде всего универсальной языковой деятельностью человека, в которой он имеет дело с различными текстами. В этом случае интерпретация предстает как процедура выявления смыслов и значений, содержащихся в текстах. Особенность текста как единицы
знания состоит в том, что в нем синтезируются лингвистический, семиотический, семантический и когнитивно-логический подходы к знанию, представленному в вербальной форме. Нетрудно увидеть, что в этом случае теория познания тесно смыкается с философской герменевтикой, в которой интерпретации прида культурно-исторический и онтологический смыслы, связанные с бытием субъекта. Так, П.Рикер полагает задачей герменевтики показать, что существование достигает смысла лишь путем непрерывной интерпретации всех значений, которые проявляются в мире культуры; человеческим и зрелым существование становится, лишь присваивая себе тот смысл, который первоначально заключается в произведениях, памятниках культуры, где объективируется жизнь духа. Интерпретация предстает как "работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, спрятанного в очевидном смысле, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении..." [9. С.315].
Изложенные выше представления существенно, как кажется, расширяют и содержательно изменяют представления об интерпретации, господствовавшие в специальной литературе по теории познания и методологии науки. Интерпретация традиционно понималась в узком смысле как логико-методологическая операция перевода математических символов и понятий на язык содержательного знания, как отыскание объектов, на которых могут быть выполнены, реализованы исследуемые теории или к которым они могут быть сведены посредством метода моделей. В дедуктивных науках интерпретация выступает как форма отображения одной формальной системы или теории на какой-либо более конкретной теории (так называемая семантическая интерпретация). Вместе с тем интерпретации в современной теории познания начинают придавать и более широкое значение как операции, обратной абстракции, а главное - как универсальной процедуре любой деятельности субъекта и в особенности познавательной, в которой знаковые, языковые системы - тексты занимают доминирующее место.
Было бы существенным упущением не упомянуть еще одну важную особенность современного анализа познания -интерес к основаниям и предпосылкам знания, к диалектике рефлексивного и нерефлексивного в познавательной деятельности. Предметом внимания здесь становятся именно те компоненты, которые не представлены в явном виде, существуют как подтекст, скрытые основания и предпосылки знания, образующие нерефлексируемый до поры до времени слой в структуре знания. Анализ неявной компоненты познавательной деятельности, различных форм ее присутствия и функционирования в знании позволяет выявить и изучить скрытые, неосознаваемые способы введения в познание различного рода ценностных ориентаций субъекта, определить их когнитивную значимость. В современной философской литературе достаточно широкое распространение получила концепция неявного знания, определяющим моментом которой является понимание знания как индивидуального опыта данной личности. Такое знание приобретается только в практических действиях и в значительной мере представляет собой жизненно-практический опыт, а также знание о своем теле, его пространственной и временной ориентации, двигательных возможностях, выступающее своего рода "парадигмой неявного знания", поскольку во всех наших взаимоотношениях с миром вокруг нас мы используем свое собственное тело как инструмент.
В данной статье мы, по необходимости, остановились лишь на отдельных "точках роста" современной отечественной теории познания. На самом деле их гораздо больше, что, несомненно, является фактом позитивным. Задача же данной статьи изначально была скромной: указать лишь на наиболее принципиальные, с нашей точки зрения, моменты .
Библиографический список
1. Гегель Г.-В.-Ф. Система наук. Ч.1. Феноменология духа // Гегель Г.-В.-Ф. Соч.: В 14 т. М.: Изд-во соц-эконом. литературы, 1959.
2. Шестаков А.А. Многообразие человеческого опыта и основания познания. Автореф. дис. ...д-ра филос. наук. Самара, 1991.
3. Тулмин Ст. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984.
4. Касавин И.Т., Сокулер З.А. Рациональность в познании и практике. Критический очерк. М.: Наука, 1989.
5. Гегель Г.-В.-Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1. Наука логики. М.: Мысль, 1975.
6. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 18.
7. Грегори Р. Разумный глаз. М., 1979.
8. Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М.: Прогресс, 1988.
file:///F|/По работе/Евгений. Журнал/Архив самого первого вестника/public_html/gum/2003web1/phyl/200310501.html[07.07.2014 21:14:26]
9. Рикер П. Существование и герменевтика // Феномен человека. Антология. М.: Высшая школа, 1993.
A.A. Shestakov
COGNITIVE ACTIVITY: THE PATH TO OVERCOME NATURALISM
Modern philosophers briskly discuss the problem of the epistemology (gnoseology) status within philosophy. Current problems and paradoxes in contemporary epistemology (gnoseology) the author keen to explain by the absolute dominance of naturalistic approach, notable for the interpretation of cognitive activity without taking into account cultural, historical, and personal aspects. The author suggests surmount of naturalistic trends in epistemology due to enriching of cognition philosophy by the philosophical anthropology, and otherwise.
