CC BY
84
EPISTEMOLOGY & PHILOSOPHY OF SCIENCE • 2016 • T. XLVII • № 1
П
ОЗНАНИЕ И ЕГО СУБЪЕКТ В ЭВОЛЮЦИОННОМ ЭПИСТЕМОЛОГИИ
Элина Владимировна Ласицкая — Институт философии РАН, соискательница. E-maiL: eLina8605@maiL.ru
Исследуется содержание понятия субъекта с точки зрения эволюционной эпистемологии, которая сама ясного ответа на этот вопрос не дает. В связи с этим возникает ряд проблем, связанных с абсолютизацией адаптационизма, биологизма в познании, отсутствием четкой демаркации между познанием животного и познавательной активностью человека. Обосновывается, что субъектом познания в эволюционной эпистемологии может быть только человек, так как в противовес приспособлению к воздействиям среды он конструктивистки обогащает ее и сам становится фактором воздействия. Поэтому обнаруживается недостаточность адаптационистского понимания эволюции познавательной активности человека, которую предлагается рассматривать как саморазвитие через творческое преодоление внешних и внутренних ограничений конструктивной активности.
Ключевые слова: субъект, познание, конструирование, адаптация, эволюция, обучение, ограничение, творчество, саморазвитие.
C
V^OGNITION AND ITS AGENT IN EVOLUTIONARY EPISTEMOLOGY
Elina Lasitskaya — Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences, applicant.
The authorinvestigates the content of the notion of subject from the evolutionary- epistemoLogicaL point of view. She claims that evolutionary epistemology does not clarify this problem by itself and argues that this state of affairs raises a number of problems such as absolutization of adaptationism, biologism in knowledge, lack of a clear demarcation between animal cognition and human cognitive activity. It is argued that a man is the only subject of cognition in evolutionary episte-mology. Inasmuch as person constructs and enriches the environment he becomes a pressure factor by himself. This claim is argued to counter the thesis of adaptation. So adaptationist interpretation of the evolution of human cognitive activity is insufficient. The phenomenon of environmental change through the development of cognitive abilities by the person is represented in society, communication and culture. Cognition is determined by anticipating the result of purpose. In this connection, the constructive activity of the cognitive person confronted with the limitations of her own cognitive capabilities and environmental restricting factors. Thus, the evolution of man is considered as self-development, which is carried out through the creative overcoming external and internal constraints through the constructive activity of the agent of cognition. Key words: subject, cognition, construction, adaptation, evolution, training, constraint, creative, self-development.
В статье анализируются воззрения представителей эволюционной эпистемологии на природу познания и его субъекта. Выясняется, что к пониманию человеческого познания идеи эволюционной эпистемологии применимы в весьма ограниченной степени. Главное отличие человека как познающего
102 Vista
существа от животных заключается в том, что человек не приспосабливается к окружающей среде, а активно преобразует ее для достижения своих целей. Однако корни конструктивной деятельности человека можно обнаружить уже в активности животных.
1. Истолкование познания в эволюционной эпистемологии
В середине XX в. происходит натуралистический поворот в эпистемологии и проблема познания начинает рассматриваться с точки зрения биологии. Эволюционная эпистемология появляется как направление в биоэпистемологии и возводит свой концептуальный каркас на теории биологической эволюции Ч. Дарвина. Исходным пунктом исследований является положение о том, что познавательный аппарат и структуры восприятия живых организмов, в частности человека, являются продуктом биологической эволюции и обусловлены эволюционными механизмами. Ч. Дарвин высказал ряд идей, которые впоследствии стали ключевыми в эволюционной эпистемологии. Во-первых, это адаптация и естественный отбор. Дарвин утверждает: «Естественный отбор будет работать до тех пор, пока формы не станут настолько совершенно адаптированными к новым условиям, насколько это позволяет их наследственная основа» [Дарвин, 1999: 461]. Приспосабливаясь к своему местообитанию, вид в борьбе за существование вынужден вырабатывать новые адаптивные признаки, постоянно совершенствуя свои структуры в этом процессе. Во-вторых, «умственные» способности человека, полагал Дарвин, порождены теми же факторами, которые действуют уже на уровне низших животных. Он утверждал, что «в умственных способностях между человеком и высшими млекопитающими не существует коренного различия» [Дарвин, 1953: 187]. Таким образом, в биологической теории эволюции делается вывод, что умственные способности у всех имеют одинаковую природу и развиваются из одного источника у животного и у человека.
Руководствуясь этими установками Дарвина, австрийский ученый К. Лоренц сформулировал ключевые принципы эволюционной эпистемологии в своих фундаментальных работах «Оборотная сторона зеркала» и «Кантовская концепция a priori в свете современной биологии». Он утверждал, что суть познания сводится к адаптации, а формирование структур познания является способом приспособления организма к окружающей среде. Эволюционные принципы адаптации структурно-морфологических признаков организма переносятся на развитие познавательного аппарата. К. Лоренц подчеркивает: «Формы нашей интуиции и категории мышления "приспособлены"
И
к реально-сущему наподобие того, как ступни наших ног приспособлены к полу или рыбий плавник — к воде» [Лоренц, 2012а: 82].
Знание имеет биологическое происхождение, поскольку в ходе эволюции органы восприятия развились так, что познаются лишь те аспекты реальности, которые сообщают существенные для выживания сведения [Лоренц, 2012а]. Современные подходы эволюционной эпистемологии смещают исследовательский акцент к двигательной стороне познания, последнее рассматривается как действие, осуществляемое через двигательный акт, жизненная активность организма понимается как познавательная, поэтому происходит отождествление области познания и области выживания. Когнитивная ниша извлекается из среды действием, является ее двигательно освоенным модусом.
2. Понимание познающего субъекта в эволюционной эпистемологии
Эволюционная эпистемология отталкивается от той идеи, что под познающим следует понимать не безразличного наблюдателя, созерцающего мир, но, напротив, живое, эволюционирующее существо, вынужденное выживать, обладающее определенными свойствами и предпочтениями, которые определяют процесс и результат познания. И субъективное в эволюционной эпистемологии понимается в контексте декодирующих процедур восприятия, осуществляемых при помощи когнитивного аппарата.
В связи с биологической интерпретацией познания встает вопрос: кто осуществляет познание? Взаимозаменяемыми в эволюционной эпистемологии оказываются обозначения «познающий организм» или просто «познающий», «живое существо», «когнитивный актор» или «когнитивный агент», «субъект познания». Неопределенность всех этих выражений порождает ряд затруднений и требует прояснения. Решение проблемы субъекта познания представляется одной из ключевых задач эволюционной эпистемологии, которая претендует быть философским направлением, так как биологическое толкование познавательного процесса стирает различие между животным и человеком. Изначальной целью эволюционной эпистемологии было натуралистическое обоснование формирования когнитивного аппарата человека, исследование его как продукта биологической и социальной эволюции [Кемпбелл, 2012]. Однако основное внимание сконцентрировалось на изучении познания животных, а анализ познавательной активности человека оказался оттеснен на периферию.
В эволюционной эпистемологии выделяют два подхода к проблеме субъекта познания.
«I
-Н
В основе традиционного подхода эволюционной эпистемологии лежит мысль о том, что любые формы адаптации являются познанием, так как адаптация предполагает усвоение определенного количества информации о среде [Лоренц, 2012б: 81]. Таким образом, оказывается, что любое адаптирующееся существо познает, познавательные способности присутствуют на всех эволюционных уровнях организмов. Лоренц подчеркивал, что устройство нервной системы даже у примитивных организмов позволяет им обладать «знанием». Землеройка овладевает местностью посредством серии характерных движений, кинестетически запоминая ее наизусть. В итоге этих повторяющихся действий землеройка вырабатывает адаптивную схему поведения, которой придерживается в дальнейшем, даже если существует более короткий маршрут. Среда для нее — это схема передвижения. Пространственно-временная и каузальная структуризации мира отсутствуют также у некоторых рептилий, млекопитающих [Лоренц, 2012б: 64-66]. Когда инфузория наталкивается на какой-либо объект, блокирующий ее перемещение, она, не обладая способностью вычисления выгодных траекторий движения, поступает произвольно. Но факт того, что она «знает» о невозможности двигаться в изначальном направлении, нельзя отрицать [Лоренц, 2012б: 81].
Эту позицию усиливает и четко формулирует Ф. Вукетич, делая вывод о том, что «с эволюционной точки зрения этот субъект, однако, больше не является только рациональным существом, на него можно смотреть как на всякий организм, собирающий и обрабатывающий информацию, т.е. знание» [Вукетич, 2012: 287]. Если сводить познание к адаптации, утверждая общее эволюционное происхождение познавательного аппарата всех организмов, то это дает основания считать землеройку и инфузорию-туфельку такими же субъектами познания, каким является человек.
Современные подходы эволюционной эпистемологии связаны с тем, что понятие «субъект познания» заменяется понятием «когнитивный актор» на основе отождествления познания и действия. Например, следующая фраза демонстрирует размывание содержания понятия субъекта: «субъект познания, или когнитивный агент, будь то человек или животное, рассматривается как активный и интрак-тивный» [Князева, 2012: 332]. Таким образом, познавательная активность человека рассматривается через призму телесных функций и движений тела, как и животного. Но тождественны ли понятия «когнитивный актор» и «субъект познания», даже если рассматривать познание в контексте теории эволюции? Возможно ли редуцировать человека исключительно к функционированию биологического тела и его ощущениям? Еще нужно учесть, что в современных подходах эволюционной эпистемологии познание животного, насекомого понимается как производство смысла из опыта действия. Оправданны
«I
ли сглаживание зазора между человеком и животным и выведение культурно-духовного измерения рефлексирующего человека, его смыслотворчества из телесной детерминации познания?
Эволюционную эпистемологию справедливо упрекают в том, что она не является собственно философским направлением, а относится к естественно-научному дискурсу, так как базируется на осмыслении биологических, нейрофизиологических, этологических исследований. И совершенно очевидно, что эволюционный подход, натуралистические основания познания несут в себе опасность утраты различия между животным и человеком, откуда и проистекают крайности либо наделения животного статусом субъекта и придания его неосознанным телодвижениям характер смыслопорождающей деятельности, либо сведения уникальной, творческой, познавательной активности человека к когнитивным действиям, направленным на встраивание в мозаику среды, чтобы функционировать как ее часть.
Однако эти опасности, на мой взгляд, побуждают нас к более глубокому философскому осмыслению человека и его познавательных способностей в эволюционном становлении с привлечением научных данных. Нужны философская рефлексия над теми истолкованиями познания человека, которые связаны с абсолютизацией адаптивной и биологической сторон его существования, формирование четкого содержания понятия «субъект познания» и анализ механизмов развития человеческого познания.
3. Абсолютизация адаптационизма и натурализма в истолковании познания
В связи с биологическим истолкованием познания в эволюционной эпистемологии встает ряд вопросов.
Во-первых, можно ли все формы жизненной активности организма отождествлять с познавательной активностью? Помимо познания организм еще питается, играет, размножается и проч. Эволюцион-но-эпистемологическая формула «жизнь есть познание» чрезмерно обедняет жизнь и вместе с тем упрощает понимание познавательной деятельности человека. Эта формула исходит из идеи, что эволюция мозга, в том числе человеческого, рассматривается как продолжение биологической эволюции. Когнитивные процессы мозга неразрывно связаны с биологическими. Мозг развивается как орган, служащий выживанию организма, и когнитивные функции, которые он выпол-^ няет, направлены на обеспечение адекватного реагирования на воздействия окружающей среды. Однако хорошо известно, что у человека познание приобретает характер особой формы деятельности. Научно-теоретическое познание — это целенаправленный процесс про-
изводства знаний, не имеющий прямого адаптивного значения, не связанный с выживанием.
Во-вторых, в пределах одной и той же среды существования разные животные вырабатывают разные способы приспособления. Уже у представителей самой эволюционной эпистемологии появляются сомнения насчет пассивного приспособления. Как отмечает Ф. Вуке-тич, «другие животные решили "проблему степи" совершенно другим образом, вспомните змей, например, которые совершенно точно не имеют никаких копыт, но тем не менее способны совладать со степью» [Вукетич, 2012: 295]. Таким образом, насколько структуры организма, в том числе познавательные, детерминированы именно условиями внешней среды? Идея пассивной адаптации структур организма к свойствам окружающей среды оказывается слишком узким объяснением развития познавательного аппарата, тем более познавательной активности человека. Существует и внутренне обусловленная активность организмов, которая направлена на сохранение целостности, выделенности из среды. Ф. Варелаи У. Матурана обосновывают в концепции автопоэзиса наличие структурного детерминизма организмов, который связан с нацеленностью на самовоспроизводство и сохранение стабильности жизненных процессов организма на фоне возмущений среды. Именно существование активной направленности на поддержание собственной организационной целостности системы позволяет рассматривать ее как живую. Паттерны внутренней динамики живой системы, сетевые процессы самовоспроизводства обусловливают характер ее активности в среде [Варела, Матурана, 2001].
В-третьих, в попытке объяснить формирование интеллекта человека эволюционная эпистемология предлагает вместо морфологической эволюции идею нейроэволюции. И.П. Меркулов отмечает, что антропогенез шел в сторону совершенствования нейронной системы мозга, позволяющей более эффективно перерабатывать когнитивную информацию. Нейроэволюция, по его мнению, «оказалась гораздо более значимой для адаптации, изменения поведения людей, для выживания человека как биологического существа, чем адаптивно ценные структурно-морфологические новации в строении его различных органов (за исключением мозга)» [Меркулов, 2006: 67]. Человек не бросает все ресурсы на формирование копыт для приспособления к грунту, он направляет активность на приспособление грунта под свои ноги, освобождая энергию для формирования и развития мозга.
Однако идея нейроэволюции строится на все той же идее адаптации и изменения своих нейроструктур в ответ на вызовы среды. В культуре срабатывает тот же адаптивный механизм, только в форме селекции. Меркулов говорит о том, что в связи со способностью человека менять окружающую среду, с развитием науки, техники, куль-
И
турных достижений, средств коммуникации появляются новые факторы естественного отбора. Возникает новая социокультурная среда, к которой также необходимо адаптироваться, только вырабатывая новые нейронные связи. Например, «город предъявляет свои требования к когнитивной системе — к образованию, к умению читать, считать и запоминать полезную информацию, ориентироваться в пространстве улиц и площадей. Жители крупных городов должны адаптироваться к новому для них стилю общения, к работе в больших коллективах» [Меркулов, 2006: 118]. В результате адаптации к этим новым условиям, когда человеку приходится существовать в изобилии культурной информации и многообразии социальных отношений, под давлением культурной эволюции «происходит приобретение новых селективно ценных фенотипических признаков» [Меркулов, 2006: 117]. Действие естественного отбора, влияющего на биологическое строение тела и органов ослабляется, а вот основное воздействие культуры направлено на формирование нейроструктур мозга человека для приспособления к новым факторам.
Адаптация, безусловно, присутствует в жизни человека, является необходимым ее элементом. Однако выводимы ли неадаптивные феномены в жизни человека, к которым относятся альтруизм, риск, самопожертвование, многие формы религиозной практики, из адаптивного механизма и поступательного течения эволюции? Более того, натуралистическая, адаптационистская интерпретация познания может быть применима для понимания выработки пригодных схем-действий животного, но научно-теоретическое познание человека, построение и использование понятий, суждений, умозаключений, теорий едва ли объяснимы в привычных терминах эволюционной эпистемологии.
Вместе с тем вызвавшая бурный интерес и принявшая грандиозные масштабы, особенно в США и Японии, нейронаука сегодня подвергается серьезной критике. Нейрофизиологический фундамент подводится под социальные, философские, исторические концепции. Культура и социальные особенности индивидов рассматриваются через призму нейронауки. Культура и мозг связываются генно-культур-ной коэволюцией. В.А. Бажанов предлагает современное представление о культурной обусловленности архитектуры мозга: «Культура оказывает существенное влияние на объективные биохимические процессы, протекающие в мозге» [Бажанов, 2015: 137]. Экспериментальные данные подтверждают, что носители разных культур имеют различия в организации нейроструктур мозга. Замечается, что архиве тектура мозга и когнитивные способности зависят от социально-экономических факторов, куда входят доходы семьи, социальный статус, образование. Благоприятные социально-экономические факторы
влияют на долю серого вещества в мозге. Мне все это представляется весьма сомнительным.
Как при помощи такого подхода объяснить жизнь и творчество Альберта Эйнштейна? Он родился в небогатой семье, жил крайне бедно, плохое и нерегулярное питание в молодом возрасте вызвало у него заболевание печени. В школе он считался отстающим учеником и даже не получил аттестата, долгое время не мог реализовать себя в науке, потому что для него не было места в научных заведениях. Однако все эти явно неблагоприятные социально-экономические факторы не помешали ему стать гениальным физиком. Поэтому ней-роредукционизм и его проникновение в гуманитарные науки сегодня уже мало кто поддерживает. С. Кон, критикуя социальную нейробио-логию, полагает, что экспериментальный акцент ставится на изучении индивидуального мозга, в то время как «социальное» предполагает акцент на пространстве отношений и том, что происходит между людьми, а не внутри черепной коробки [Cohn, 2008: 100]. Нейронау-ка, например, не в состоянии дать убедительное объяснение такому человеческому феномену, как эмпатия. Для его анализа был поставлен эксперимент, для чего взяли 16 пар, у которых были романтические отношения. Одного из пары помещали в специальный сканер для считывания сигналов мозга, а второго отводили в другую сторону и давали ему болевой раздражитель. Когда второй человек испытывал боль, у человека, находящегося в сканере, в мозге активировались аналогичные участки, отвечающие за чувство боли [Fitzgerald, Matusall, Skewes, Roepstorf, 2014].
Для понимания человека недостаточно изучить его биологический и нейронный субстраты. Человеческий разум и познавательные способности являются чем-то большим, нежели материальный носитель — мозг, хотя, безусловно, он находится в развитии. Но биологический и нейроредукционизм не объясняет многих феноменов человеческой жизни.
В-четвертых, нужно учитывать, что отношение человека к среде коренным образом отличается от отношения к ней животного, так как человек не столько приспосабливается, сколько сам создает среду своего существования, приспосабливая естественные природные условия к себе.
Животное принимает все условия среды, человек сам активно создает эти условия. Познающий человек относится к миру конструктивно, рассматривает его как поле своей деятельности. Люди создают города с развитой инфраструктурой, активно меняют природные ландшафты, осушая болота, расчищая леса, строя водопроводы, ирригационные сооружения, живут в домах, отапливают свои жилища, вместо того чтобы спать под деревьями, и, изменяя свой генотип, покрываться шерстью. Человек освещает улицы, а не развивает ночное
И
Êë
зрение, изобретает полезные приборы, повышающие его познавательные возможности. Более того, человек конструирует самого себя, чтобы продлить молодость, изменить внешность и даже пол.
Сам феномен адаптации приобретает существенные человеческие черты, так как делает это человек конструктивистски. Интеграция в новую среду не предполагает изменение генома или морфологических признаков, но связана с осознанным развитием и достраиванием собственной уникальности. Человек может не стать частью этой среды, но способен выработать эффективные способы существования в ней, используя адаптивный механизм для реализации собственной уникальности.
Таким образом, традиционная адаптационистская интерпретация познания, пригодная для животных, как и холистическая модель современных подходов эволюционной эпистемологии, обосновывающих слияние организма и среды, их тесную взаимоподгонку, не объясняет становления целенаправленного характера познавательной активности человека, его конструктивного отношения к среде. Человек является биологическим организмом, но механизм его развития, становление его как субъекта познания носят принципиально иной характер, нежели у животного.
4. Механизмы развития человека как познающего субъекта
Животное существует в своей когнитивной (экологической) нише, человек - в специально созданной искусственной, культурной среде. Животное, эволюционно развиваясь за счет адаптации, по принципу наименьшего сопротивления подгоняется к среде, упрощает мир в виде когнитивной ниши. Как отмечается в самой эволюционной эпистемологии, организм не копирует мир, а создает упрощенную модель опытной реальности [Лоренц, 2012б: 50-51]. Познание как отражение осуществляется с помощью грубо упрощающих когнитивных форм. Отсюда неточность образа среды, так как ее кванти-фикация зависит от устройства тела и способа выживания организма. Животное способно эмпирически воспринять лишь то, что его центральная нервная система смогла упростить [Лоренц, 2012б: 62], т.е. адаптируясь, организм редуцирует многообразие среды к пригодному для выживания, биологически обусловленному образу.
Но в результате познания человека осуществляются обогащение среды, ее усложнение, надстраивание искусственного культурного измерения. Если элемент конструирования присутствует у животного в форме схематизации двигательных реакций, тривиализации потока физико-химических воздействий среды, то в познании человека обна-
«I
-Н
руживается резкий рост конструктивной активности. Познание животного направлено на самосохранение и защиту от воздействий внешней среды, подчинение ее процессам, тогда как человек, напротив, свободно ставит перед собой цели и в процессе их достижения реализует свои творческие способности, преобразуя окружающую среду в мир культуры.
Становление субъектности человека предполагает существование особых (не связанных с адаптацией и подгонкой) механизмов, которые ложатся в основание его развития.
Во-первых, в контексте нерасторжимости действия и познания, познания и адаптации сложно объяснить феномен самореферентно-сти нервной системы, необходимости ее некоторой обособленности от функций прямого выживания, что обеспечивает нормальное протекание умственного процесса. Например, нейробиологический конструктивист Г. Рот посредством экспериментальных данных в области сенсорной физиологии обосновывает мысль о том, что процессы мозга не подчиняются диктату биологии: «Автономия мозга подразумевает — что очень важно — освобождение от функции поддержания собственного существования: отныне мозг может заниматься вещами, которые имеют непрямое или не имеют вообще никакого отношения к процессу выживания (либо могут даже на протяжении какого-то времени им противодействовать). Это свойство лежит в основе специфического функционирования человеческого мышления, а именно: конструирования действительности, что дает возможность осуществлять планирование поступков, т.е. заниматься чем-то таким, что пока для организма не приносит никакой пользы» [цит. по: Цоколов, 2000: 266-267]. Таким образом, эмпирически подтверждается, что развитие мозга направлено в сторону обособления его процессов от биологических функций и это является необходимым условием мышления и конструктивной активности. Поэтому отождествление действия с познанием является заблуждением в отношении человека, так как не вся двигательная активность имеет результатом знание и само развитие познавательного аппарата направлено на все большее обособление от непосредственного, биологического выживания.
Необходимо учесть, что самореферентность мозга не говорит о его закрытости и девальвации информации, идущей от внешней среды, замкнутости на собственные структуры. Известно, что цикличность и замкнутость ведут систему к регрессу и деградации. Поэтому самореферентность и сохранение организационной инвариантности обеспечиваются направленным отбором необходимых сигналов из среды на основании собственных оценок обратных связей, необходимых для конструирования системой себя. В связи с этим важно понять, что самореферентность предполагает не просто пребывание
«I
системы внутри своих построений и замкнутость разума внутри черепной коробки. Самореферентной системе принадлежит собственный диапазон среды [Soto-Andrade, Jaramillo, Gutierrez, Letelier, 2015; Cardenas, Letelier, Gutierrez, Cornish-Bowden, Soto-Andrade, 2010]. Отсюда следует, что мозг и человеческий разум не редуцируются исключительно к материальному субстрату, они необходимо включают в себя сообщение с внешним, динамические связи. Следует еще раз подчеркнуть, что разум человека является чем-то большим, чем серое вещество - его носитель. Работа самореферентного мозга человека раскрывается в контексте отношений, лежащих за пределами его собственных материальных границ.
Во-вторых, эволюционно-эпистемологические представления, связывающие человеческое мышление с более развитой, чем у животного, нейронной сетью и все тем же механизмом адаптации, не учитывают существования феномена нейропластичности. Критики ней-роредукционизма указывают на то, что в нейрофизиологии обоснован феномен пластичности мозга. Он выражается в том, что в случае поражения каких-либо отделов мозга, их ампутации или потери вследствие травмы (многочисленные случаи зафиксированы во время Великой Отечественной войны), даже отсутствия одного полушария другие отделы мозга берут на себя его функцию, при этом сохраняются мышление, речь и проч. [Дойдж, 2011], т.е. принципы работы человеческого интеллекта не сводятся к нейронному субстрату мозга и его адаптивному развитию.
На эту тему проводятся целые серии исследований, в том числе по философии науки, философии сознания. Например, подтверждается, что способность человека к рациональным обобщениям не сводится к нейронному субстрату мозга, отвечающему за эту способность. Так, изучение медицинского опыта показывает, что у людей даже при обширных двусторонних повреждениях гиппокампа и прилегающих к нему структур медиально-височных долей сохранялись способности к рациональным обобщениям и определениям, принятию и оценке решений на основе моделирования будущего, несмотря на неврологические нарушения и поражения, а также нарушения памяти у индивидов [Kwan, Craver, Green, Myerson, Gao, Black, Rosenbaum, 2015: 439].
Американский ученый К. Кравер, анализирующий данные нейро-науки с точки зрения философии сознания, развивает критику генетического редукционизма и стремления ученых непременно отыскать нейронные основания человеческого поведения и мышления. Он полагает, что понять человека и его развитие можно только через комплексный подход, где гены и нейроны занимают свое место. Методологической редукцией, по его мнению, выглядят эксперименты ней-ронауки, где вмешательство в низкий уровень процессов нацелено на
обнаружение изменений на высоком уровне. Кравер называет это «прыжком в поведение из молекул». Дело в том, что механистический уровень, всецело определяющий примитивный организм, у человека встроен в более высокие уровни процессов (включая уровни управления, описания, теоретического мышления и самореализации). Поэтому генетический и нейроредукционизм, создавая весьма упрощенную версию явлений, вызывают «дисциплинарную близорукость», производя обманчивое впечатление, что одна точка зрения может дать исчерпывающее описание сложных феноменов человеческого мышления. Генетический и нейроредукционизм таят в себе опасность автоматического масштабирования информации о мелких деталях организма человека на рассмотрение его поведения в целом [Craver, 2007].
В-третьих, принципиальным является то, что человеческое познание связано не только с адаптацией к физическому миру и телесным действиям, человек черпает знания из культуры. Становление высших познавательных способностей и мышления человека неразрывно связано с целенаправленным приобретением знаний. Обучение играет в развитии человека большую роль. Изменение феномена окружающей среды, представленного социальными взаимодействиями и культурными значениями, предполагает контекстуальную модификацию его познавательной активности и формирование способности оценивать, интерпретировать информацию в соответствии с контекстом.
Культурный контекст познания и директивное обучение позволяют сужать поле исследования, направлять по эффективному пути, контролировать процесс усвоения знаний и являются неотъемлемыми условиями развития человеческого интеллекта. И все это связано не столько с наполнением человека информацией, сколько со становлением целеполагания в его познавательной активности. В. Кристен-сен и К. Хукер, развивающие интерактивный подход к познанию, утверждают, что «интеллект понимается как формирующийся за счет увеличения собственной направленности самоуправляемых систем для предвидения и оценки взаимодействия с потоком, директивно изменяя процесс взаимодействия таким образом, чтобы достичь целей» [Christensen, Hooker, 2000: 152]. Таким образом, важную роль в познании человека играют социокультурные взаимодействия как среда существования человека, откуда человек приобретает знания, а также феномен обучения, лежащий в основании целенаправленности человеческой активности, умения взаимодействовать с социокультурным контекстом. Человек познает мир социокультурных значений, который находится между ним и физическим миром.
В-четвертых, субъектность человека связана с тем, что его познавательная активность направляется не необходимостью приспосо-
«I
«I
-Н
биться, а собственным интересом, даже любознательностью. Как было отмечено выше, идентичность человека связана с достижением, реализацией некоего образа, желаемого результата. Дело в том, что познание детерминируется не только адаптацией и реакциями тела, но существованием некоего конечного результата, предвосхищающим ожиданием. Рядом экспериментальных исследований, проведенных отечественными учеными П.К. Анохиным и Ю.И. Александровым, обосновывается значимость в обеспечении целостной работы функциональной системы организма так называемых опережающих настроечных активаций [Александров, 1989: 24].
По мнению ученых, именно существование у системы собственной нацеленности на определенный ожидаемый результат выделяет организм из всеобщего потока среды, является фактором, который обеспечивает целостность функционирования системы и непротиворечивость ее поведения. В этом смысле зачатки целенаправленности присутствуют уже у животных, но осознанным этот механизм становится у человека, тем более что опережающий результат у человека связан с культурной стимуляцией и достижением определенного качества жизни.
В-пятых, человек отличается от животного тем, что он не нивелируется средой, не полностью детерминирован ее процессами, не является пассивной марионеткой ее воздействий, но активно вторгается в среду, подчиняет ее условия своим целям. Целенаправленная активность человека не предполагает приспособление к вызовам среды и изменения под их воздействием. Сам субъект бросает вызов среде, становится фактором воздействия. Однако среда также не всегда пластична, она сопротивляется. Реализация желаемой цели наталкивается на препятствия.
По словам С.Л. Рубинштейна, «исходным всегда является взаимодействие человека с действительностью как "сопротивляющейся" действиям человека... Исходно существуют не объекты созерцания, познания, а объекты потребностей и действий человека, взаимодействие сил, противодействие природы, напряжение» [Рубинштейн, 1973: 258]. Таким образом, человек в окружающей среде не просто выживает, он движется к реализации своих целей, но возможности их достижения ограничены. Например, ученый хочет исследовать поверхность Марса, но ограничен расстоянием до него, притяжением Земли, собственными перцептивными и физическими возможностями, системой убеждений, сложившейся в культурно-исторической ситуации. Но именно эти ограничивающие факторы заставляют его разрабатывать нетривиальное решение, конструировать творческий ответ на поставленную задачу.
5. Преодоление ограничений как фактор развития
Проблему ограничений как фактора эволюции с точки зрения философии биологии исследует американский ученый Р. Амандсон. Он полагает, что ограничение — эволюционный феномен, определяющий развитие, являющийся ключевым фактором, влияющим на разнообразие и изменение [Ашипёвоп, 1994: 558]. Амандсон развивает представление о существовании внешних и внутренних ограничений. Внешние ограничения относятся к особенностям окружающей среды, они ограничивают доступность пищевого ресурса, связаны с климатическими условиями, опасностями и угрозами. Внутренние видовые ограничения организма определяют рамки возможных морфологических изменений. Этим Амандсон объясняет отсутствие промежуточных особей и границы разнообразия видов. Внутренние ограничения касаются природы познавательного аппарата, его особенностей и передаются по наследству. Они обладают адаптивной ценностью, но вместе с тем ограничивают познавательные возможности и поведение [АшипёБОп, 1994: 560]. Организм в поисках оптимальной схемы поведения сопоставляет внутренние и внешние ограничения и на этой основе вырабатывает компенсаторный ответ. Таким образом, способность организма к производству нетривиальных решений появляется на фоне поиска комфортного состояния и компенсации «ограничивающих факторов» среды, внутривидовых ограничений, ограничений перцептивного аппарата. Поэтому ограничения позитивны, так как становятся эволюционным фактором развития.
Однако для познавательной активности человека ограничения приобретают несколько иное значение, поскольку их преодоление становится основанием развития его мышления, познавательных способностей и творчества. Реализация культурной цели человека, наталкиваясь на сопротивление среды, узость собственных возможностей, оказывается одновременно позитивным фактором его саморазвития. Поэтому формирование познавательной активности человека базируется не на приспособительном, а на преодолевающем отношении к среде. Достижение цели через преодоление внутренних и внешних ограничений познания осуществляется через преобразование, усовершенствование, конструирование среды и самого себя, своего разума. Творческое саморазвитие становится решающим в становлении субъектности человека и неотделимым элементом целенаправленной, познавательной активности.
Творческое саморазвитие проявляется в конструировании дополнительных устройств, направленных на преодоление телесных ограничений познания, расширяющих мезокосмические ограничения.
И
Конструируются приборы и аппараты, позволяющие исследовать недоступные ранее области мега- и микромира. Это оптические, акустические приборы, летательные, космические аппараты, медицинские приборы, вычислительные машины и проч. Творческое саморазвитие связано с целенаправленным конструированием теоретических структур, специального абстрактно-логического инструментария познания, который расширяет перцептивные возможности, позволяет сделать познавательный процесс более эффективным. Интеллектуальное творчество обнаруживает свое очевидное преимущество в достижении познавательных целей по сравнению с адаптацией.
Использование коллективных понятий в процессе социализации позволяет осваивать ценный опыт человечества. Однако перед человеком как субъектом встает задача самостоятельного мышления. А сегодня в информационном обществе, где информация используется как оружие, средство манипуляции и подавления, это становится необходимостью. Сохранение биологического существования животного в дикой природе сменяется в социальной среде угрозой личностной автореферентности. Осуществляется экспансия на внутреннее пространство человека, которое намеренно застраивается специфическими конструктами мышления, представляющими собой рычаги управления психикой, в результате чего познавательная активность становится формальной, мнимой, ограниченной. Таким образом, проблема саморазвития связана со становлением личностного творчества, критического анализа потока информации и умением преодолевать общепринятые форматы интерпретации. В.Ф. Петренко отмечает: «Проблемы не решаются в том языке, в котором поставлены. Необходим выход в новую систему языковых средств» [Петренко, 2008: 27]. Становление субъекта связано с индивидуальным саморазвитием, преобразованием системы готовых значений, конструированием новых форм видения реальности для реализации желаемого результата.
Таким образом, развитие познавательных способностей человека, его разума понимается как встречное тенденциям среды движение, порождающее субъектное, конструктивное отношение к ней. Ибо сама цель потому и формируется, что отсутствует в наличной данности. Необходимо подчеркнуть, что человеческое познание связано с творчеством, ибо само обогащение среды, ее надстраивание есть процесс творческий. Однако формирование творческого отношения к среде человека базируется на его конструктивной позиции в отношении к среде. Именно творчество встает в оппозицию адаптации, подгонки к среде в развитии человеческого познания.
Анализ показывает, что из адаптационистской трактовки познания, а также двигательного холизма современных подходов эволюци-
^ онной эпистемологии невозможно выйти к пониманию субъектности
и высших познавательных способностей человека. Субъектом познания не может быть животное, так как оно, приспосабливаясь к среде, лишь упрощает ее в восприятии. Субъектом познания является только человек, ибо меняется сам характер его взаимоотношений со средой — от приспособления к преодолению и конструированию. Отсюда развитие разумного человека как субъекта познания происходит через творческое саморазвитие, которое осуществляется в процессе преодоления внешних и внутренних ограничений при реализации желаемой познавательной цели.
Библиографический список
Александров, 1989— Александров Ю.И. Психофизическое значение активности центральных и периферических нейронов в поведении. М..: Наука, 1989.
Бажанов, 2015 — Бажанов В.А. Современная культурная нейронаука и природа субъекта познания: логико-эпистемологические измерения // Эпистемология и философия науки. 2015. Т. XLV, № 3. С. 133-149.
Вукетич, 2012 — Вукетич Ф.М.Эволюция и познание. Парадигмы, перспективы, проблемы // Эволюционная эпистемология: антология. М.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. С. 275-314.
Варела, Матурана, 2001 — Варела Ф., Матурана У.Древо познания. Биологические корни человеческого познания. М.: Прогресс-Традиция, 2001.
Дарвин, 1999 — Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. Л. : Наука, 1999.
Дарвин, 1953 — Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. Выражение эмоций у человека и животных. М.: Изд-во Академии наук, 1953. Т. 5.
Дойдж, 2011 — ДойджН. Пластичность мозга. М. : ЭКСМО, 2011.
Кемпбелл, 2012 — Кемпбелл Д. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология. Антология. М.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. С. 141-178.
Князева, 2012 — КнязеваЕ.Н. Телесное и энактивное познание: новая исследовательская программа//Эпистемология: перспективы развития. М.: Ка-нон+, 2012. С. 315-351.
Лоренц, 2012а — Лоренц К. По ту сторону зеркала// Эволюционная эпистемология. Антология. М.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. С. 75-109.
Лоренц, 2012б — Лоренц К. Кантовская концепция a priori в свете современной биологии // Эволюционная эпистемология. Антология. М., 2012. С. 43-74.
Меркулов, 2006 — Меркулов И.П. Эволюционная эпистемология (когнитивно-эволюционный подход). Т.2. СПб.: РХГА, 2006.
Петренко, 2008 — Петренко В.Ф. Дискуссия // Конструктивизм в теории познания. М.: ИФ РАН, 2008.
Рубинштейн, 1973 — Рубинштейн С.Л. Человек и мир // Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1973. С. 253-385. "5l
Цоколов, 2000 — Цоколов С.А. Дискурс радикального конструктивизма. Мюнхен: Педагогика, 2000.
Amundson, 1994 — Amundson R. Two Concepts of constraint: adaptationism and the challenge from developmental biology // Philosophy of Science. 1999. Vol. 61, no. 4. P. 556-578.
Cardenas, Letelier, Gutierrez, Cornish-Bowden, Soto-Andrade, 2010. — Cardenas M., Letelier J., Gutierrez C., Cornish-Bowden A., Soto-Andrade J. Closure to efficient causation, computability and artificial life // Journal of Theoretical Biology. 2010 Vol. 263, no.1. P. 79-92.
Christensen, Hooker 2000. — Christensen W.D., Hooker C.A. Autonomy and the emergence of intelligence: Organised interactive construction. Communication and Cognition // Artificial Intelligence. 2000. Vol. 17, no. 3-4. P. 133-157.
Craver, 2007 — Craver C. Explaining the Brain: Mechanisms and the Mosaic Unity of Neuroscience. Oxford: Clarendon Press, 2007.
Cohn, 2008 — Cohn S. Making objective fact from intimate relations: the case of neuroscience and its entanglements with volunteers // History of the Human Sciences. 2008. Vol. 21. P. 86-103.
Fitzgerald, Matusall, Skewes, Roepstorf, 2014. — Fitzgerald D., Matusall S., Skewes J., Roepstorf A. What's so critical about Critical Neuroscience? Rethinking experiment, enacting critique // Frontiers in Human Neuroscience. 2014. Vol. 8.
Kwan, Craver, Green, Myerson, Gao, Black, Rosenbaum, 2015 — Kwan D., Craver C., Green L., Myerson J., Gao F., Black S., Rosenbaum R. Cueing the Personal Future to Reduce Discounting in intertemporal Choice: Is Episodic Prospection Necessary? // Hippocampus. 2015. Vol. 25. P. 432-443.
Soto-Andrade, Jaramillo, Gutierrez, Letelier, 2015 — Soto-Andrade J., Jaramillo S., Gutierrez Cl., Letelier J.C. Ouroboros avatars: A mathematical exploration of Self-reference and Metabolic Closur. Boston: MIT Press, 2015. P. 763-770.
References
Aleksandrov Ju.I. Psihofizicheskoe znachenie aktivnosti central'nyh i perife-richeskih nejronov v povedenii (Psychophysiological meaning of the activity of central and peripheral neurons in behavior). Moscow, 1989.
Amundson R. Two concepts of constraint: adaptationism and the challenge from developmental biology. Philosophy of Science, 1999, vol. 61, no. 4, pp. 556-578.
Bazhanov V. Modern neuroscience and comprehension of subject of cognition nature in logico-epistemology studies (Sovremennaya kul'turnaya neyronauka i priroda sub"ektapoznaniya: logiko-epistemologicheskie izmereniya). Epistemolo-gy and Philosophy of science. Moscow, 2015, vol. XLV, no. 3, pp. 133-149.
Cardenas M., Letelier J., Gutierrez C., Cornish-Bowden A., Soto-Andrade J. Closure to efficient causation, computability and artificial life. Journal of Theoretical Biology. 2010, vol. 263, no. 1, pp. 79-92.
Christensen W.D., Hooker C.A. Autonomy and the emergence of intelligence: Organized interactive construction. Communication and Cognition —Artificial Intelligence, 2000, vol. 17, no. 3-4, pp. 133-157.
Cohn S. Making objective fact from intimate relations: the case of neuroscience and its entanglements with volunteers. History of The Human Sciences. 2008, vol. 21, pp. 86-103.
Craver C. Explaining the Brain: Mechanisms and the Mosaic Unity of Neuroscience. Oxford : Clarendon Press, 2007.
Darvin Ch. Proiskhozhdenie vidov putem estestvennogo otbora (Darwin Ch. On the Origin of Species by Means of Natural Selection). Leningrad, 1999.
«1 JB
Darvin Ch. Proiskhozhdenie cheloveka i polovoy otbor (Darwin Ch. The Descent of Man and Selection in Relation to Sex). Moscow, 1953, vol. 5.
Doydzh N. Plastichnost' mozga (Doidge N. The Brain is Plastic). Moscow, 2011.
Fitzgerald D., Matusall S., Skewes J., Roepstorf A. What's so critical about Critical Neuroscience? Rethinking experiment, enacting critique. Frontiers in Human Neuroscience. 2014, vol. 8. DOI: 10.3389/fnhum.2014.00365.
Kempbell D. Evolyutsionnaya epistemologiya (Evolutionary epistemology). Evolyutsionnaya epistemologiya: Antologiya (Evolutionary epistemology: an anthology). Moscow, 2012, pp. 141-178.
Knyazeva E.N. Telesnoe i enaktivnoe poznanie: novaya issledovatel'skaya programma (Physical and enactive cognition: a new research program). Epistemo-logiya: perspektivy razvitiya (Epistemology: prospects of development). Moscow, 2012, pp. 315-351.
Kwan D., Craver C., Green L., Myerson J., Gao F., Black S., Rosenbaum R. Cueing the Personal Future to Reduce Discounting in intertemporal Choice: Is Episodic Prospection Necessary? Hippocampus, 2015, vol. 25, pp. 432-443.
Lorents K. Po tu storonu zerkala (Lorenz K. Behind the Mirror). Evolyutsion-naya epistemologiya: Antologiya (Evolutionary epistemology: an anthology). Moscow, 2012, pp.75-109.
Lorents K. Kantovskaya kontseptsiya a priori v svete sovremennoy biologii (Lorenz K. Kant's Lehre vom Apriorichen im Lichte gegenwärtiger Biologie). Evolyutsionnaya epistemologiya: Antologiya (Evolutionary epistemology: an anthology). Moscow, 2012, pp. 43-74.
Merkulov I.P. Evolyutsionnaya epistemologiya (kognitivno-evolyutsionnyy podkhod) (Evolutionary epistemology (Cognitive-evolutionary approach). St.-Pe-tersburg, 2006, vol 2.
Petrenko V.F. Diskussiya (Discussion). Constructivism in the theory of knowledge (Konstruktivizm v teorii poznaniya). Moscow, 2008.
Rubinshteyn S.L. Chelovek i mir (Man and World). Problems of General psychology (Problemy obshchey psikhologii). Moscow, 1973, pp. 253-385.
Soto-Andrade J., Jaramillo S., Gutierrez Cl., Letelier J.C. Ouroboros avatars: A mathematical exploration of Self-reference and Metabolic Closur. MIT Press. Boston, 2015, pp. 763-770.
Tsokolov S.A. The discourse of radical constructivism (Diskurs radikal'nogo konstruktivizma). Munich, 2000.
Varela F., Maturana U. Drevo poznaniya. Biologicheskie korni cheloveches-kogo poznaniya (Varela F.J., Maturana H. The tree of human understanding). Moscow, 2001.
Vuketich F.M. Evolyutsiya i poznanie. Paradigmy, perspektivy, problem (Evolution and cognition. Paradigms, perspectives, problems). Evolyutsionnaya epistemologiya: Antologiya (Evolutionary epistemology: an anthology). Moscow, 2012, pp. 275-314.
«I
