CC BY
54Modus vivendi
Позиция и роль РПЦ
в процессе гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений в РФ
© Пономарева Е. Г., Арляпова Е. С.
© Ponomareva E., Arlyapova E.
Позиция и роль РПЦ в процессе гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений в РФ
Position and role of the Russian Orthodox Church in the process of harmonization of interethnic and interreligious relations in Russia
Аннотация. Проанализирована позиция и роль РПЦ в государственной политике по гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений в РФ. Авторы впервые вводят в научный оборот данные эмпирических исследований, проведенных в 2015—2018 гг. в Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Нижнем Новгороде, Самаре и Уфе. Выявлена противоречивость восприятия церкви различными сегментами общества, что имеет прямую корреляцию с противоречивостью ее роли в вопросах межнационального и межконфессионального взаимодействия, а также в реализации государственной национальной политики. Показано, что РПЦ, несмотря на огромный потенциал влияния, остается «объектом ожиданий».
Annotation. The article examines the position of the ROC on the Russian state policy towards providing interethnic and interreligious peace and harmony in Russia, evaluates the role of the Church in practical implementation of national policy in this field. The authors introduce the results of empirical researches, conducted in the 2015—2018 in Moscow, Saint-Petersburg, Kazan, Nizhniy Novgorod, Samara and Ufa. The analysis revealed inconsistency of the assessments and perceptions of the ROC's activity by various parts of local society, which correlates well with the inconsistency of the role of the Church in the issues of interethnic and interreligious interaction, as well as in the mater of implementation of state national policy. The Russian Orthodox Church, despite huge resources, enormous potential for influence, still remains an "object of expectations".
Ключевые слова. Межнациональные/межконфессиональные отношения, РПЦ, национальная политика, межэтническое/межконфессиональное взаимодействие, толерантность, согласие.
Key words. Interethnic/interreligious relations, Russian Orthodox Church, national policy, interethnic/interreligious interaction, tolerance, consensus.
Россия — хрестоматийный пример полиэтничного и полирелигиозного общества, в котором межнациональное и межконфессиональное согласие является непреложным условием социального и политического развития. Отсутствие комфорта и взаимопонимания в данных сферах для любой из конфессиональных и этнических групп страны влечет за собой риск дестабилизации и потенциально является угрозой национальной безопасности. Работа по обеспечению атмосферы мира и согласия между представителями разных конфессий
ПОНОМАРЕВА Елена Георгиевна — профессор МГИМО(У) МИД России, президент Международного института развития научного сотрудничества (МИРНаС), доктор политических наук, . АРЛЯПОВА Елена Сергеевна — научный сотрудник Института системно-стратегического анализа (ИСАН), кандидат политических наук.
и этносов в РФ должна вестись непрерывно и с привлечением широкого спектра современных информационных и коммуникационных средств, стратегий и технологий.
Доктринальные основы государственных инициатив
Начиная с 2010-х гг. российской властью предпринят ряд более или менее эффективных усилий, «связанных с созданием условий для укрепления государственного единства, формирования общероссийского гражданского самосознания, этнокультурного развития народов России, гармонизации межнациональных (межэтнических) отношений, развития межнационального (межэтнического) и межрелигиозного диалога и предупреждения конфликтов» [17]. Приоритет поставленных Стратегией государственной национальной политики 2012 г. целей (среди которых абсолютно главенствующей видится «гармонизация») находит отражение во всех законодательных мерах по ее выполнению: от планов мероприятий по ее реализации до самостоятельных федеральных целевых программ.
В текущих исторических условиях, сопровождающихся новыми вызовами и рисками, стратегические принципы были дополнены и детализированы в документе 2018 г. В ряду приоритетных направлений государственной национальной политики РФ теперь отмечены «профилактика экстремизма и предупреждение конфликтов на национальной и религиозной почве; обеспечение межнационального и межрелигиозного мира и согласия, прежде всего в регионах с высокой миграционной активностью, со сложным этническим и религиозным составом населения, а также на приграничных территориях РФ» [18].
Ключевым в доктринальных документах в области национальной политики закономерно является вопрос управления и контроля, в данном случае речь идет о чрезвычайно сложном и чувствительном объекте приложения — этнополитических рисках. Первым и базовым инструментом реализации государственной национальной политики является сложившаяся система управления: Совет при президенте по межнациональным отношениям, профильные подразделения администрации президента и правительства, Межведомственная рабочая группа по вопросам межнациональных отношений, органы государственной власти субъектов Федерации и местного самоуправления. По решению президента наиболее важные, сложные и спорные вопросы реализации государственной национальной политики могут рассматриваться на заседаниях Совета безопасности и Государственного совета с участием Общественной палаты, совещательных и консультативных органов при Президенте РФ [18]. Таким образом, эффективность реализации государственной национальной политики должна обеспечиваться «непрерывной и согласованной деятельностью» государственных органов (федеральных и региональных), органов местного самоуправления, институтов гражданского общества. Хотя не стоит забывать о том, что зачастую местные власти и общественные институты имеют не так много
возможностей (как институциональных, так и материальных) для реализации положений Стратегии на местах.
Прямого апеллирования к институту церкви определяющие государственную национальную политику документы не содержат. Религиозные организации фигурируют в документе в трех измерениях. Речь идет о деятельности по развитию межнационального и межконфессионального диалога, возрождению семейных ценностей, противодействию экстремизму, национальной и религиозной нетерпимости, о деятельности многофункциональных культурно-образовательных интеграционных центров (миграционная тема), а также в контексте взаимодействия со СМИ по вопросам реализации государственной национальной политики. Отдельная тема — учет религиозных (и этнических) аспектов в работе с личным составом Вооруженных сил РФ, органов внутренних дел РФ и иных силовых ведомств.
Умеренным присутствием религиозная компонента отмечена в работе законодателей. Так, на парламентских слушаниях в декабре 2013 г., т. е. через год после принятия Стратегии-2012, религиозная тематика была вложена преимущественно в уста присутствовавших на заседании религиозных деятелей: председателя отдела Московского патриархата по взаимодействию церкви и общества В. Чаплина и заместителя председателя Совета муфтиев России Р. Аббясова. Основной темой для светских участников такого рода дискуссий сегодня, как и шесть лет назад, по-прежнему является миграция. В частности, Федеральная миграционная служба России (ФМС) в рамках работы по адаптации и интеграции иностранных граждан в РФ регулярно отчитывается, помимо прочего, о тесном взаимодействии с десятками религиозных организаций. С учетом религиозной принадлежности большинства трудовых мигрантов, речь идет о контактах преимущественно с местными мусульманскими организациями. С апреля 2013 г. ФМС и РПЦ объединили усилия по «социально-культурной адаптации иностранных граждан и лиц без гражданства.. , их интеграции в российское общество на основе уважения и соблюдения традиционных ценностей и устоев народов Российской Федерации», а также «по предупреждению и (или) преодолению межнациональных, межэтнических, межконфессиональных конфликтов» [16].
Важным уточнением к проблеме участия религиозных организаций в государственной национальной политике является то, что вовлечению подлежат исключительно традиционные российские религии — в том виде, как это было представлено в программной статье В. В. Путина «Россия: национальный вопрос», предварившей все последующие государственные инициативы в изучаемых сферах и определившей их основные направления. Наряду с последовавшим 7 мая 2012 г. Указом Президента РФ № 602 «Об обеспечении межнационального согласия», статья была и остается концептуальным ядром деятельности государства в вопросах гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений. В отличие от Указа и последующих документов, статья важна не призывом к сотрудничеству, но обозначением ожиданий государства от всех четырех «российских традиционных» религий, хотя
и не артикулировала содержательное наполнение этих ожиданий: «в основе православия, ислама, буддизма, иудаизма... лежат базовые, общие ценности: милосердие, взаимопомощь, правда, справедливость, уважение к старшим, идеалы семьи и труда. Эти ценностные ориентиры невозможно чем-либо заменить, и их нам надо укреплять» [14].
Программные заявления были адресованы к различным аудиториям. В них дано прямое разрешение представителям государства широко привлекать представителей главных российских религий, объявлять совместную работу желательной и, собственно, дать ей официальный старт. Представители духовенства1, помимо приглашения к союзу с государством в реализации национальной политики, получили своего рода карт-бланш на форму и степень этого участия: это российская система образования и просвещения, социальная сфера, Вооруженные силы. Наконец, аудиторией этой статьи стали не упомянутые автором нетрадиционные религии в России — с прямо противоположным посылом о непривлечении, неучастии или исключении их из этого процесса.
Деление на традиционные и нетрадиционные религии — самостоятельная тема. Мы коснемся ее только в контексте рисков, неизбежно, на наш взгляд, сопряженных с активным вовлечением религиозных институтов в дела государства, особенно в плоскости госрегулирования национальных и (меж)конфессиональных отношений. Не оспаривая тезис об общности нравственных, моральных и духовных ценностей всех традиционных религий России, напомним, что ни одной из них не принадлежит исключительное право на их трансляцию в российском обществе. И укреплять их со стороны государства вполне реально и с позиции поддержки общих гуманистических идеалов, коими упомянутые «ценностные ориентиры» в полной мере являются, и согласно прописанным в Конституции положениям о светском характере РФ.
Кроме того, это позволит избежать дополнительных рисков, связанных со степенью присутствия православия, ислама, буддизма, иудаизма в предполагаемых сферах в различных (по национальному и религиозному составу населения; по уровню распространения и влияния религиозных организаций; по способности соседствовать друг с другом без конфронтации) регионах страны. Очередное ранжирование — в государственном, региональном и т. д. масштабе — неизбежно приведет к созданию «новых, теперь уже религиозных меньшинств» [1. С. 124]. Угрозу такого же характера таит в себе первичное деление религий на традиционные и нетрадиционные для России, если на базе этой градации закрепляется то, что одни обладают большим объемом прав, чем другие.
Конечно, исторический опыт и политическая реальность дают множество более или менее эффективных примеров отношений церкви и государства: от США и Канады с практикой строгого разделения рели-
1 Применительно ко всем религиям термин используется условно — для простоты изложения.
гии и государства до Ирландии, Норвегии и Великобритании с государственной поддержкой религии. Поиск Россией собственной рабочей модели — не исключение. Другое дело — плоскость, в которой предполагается наладить эффективное взаимодействие (не только церкви и государства, но религий между собой) и, главное, получить результат совместных усилий — укрепление «исторического государства», «государства-цивилизации, которое способно органично решать задачу интеграции различных этносов и конфессий» [14]. И здесь встает вопрос о консолидирующем потенциале российских традиционных (впрочем, и остальных) религий. Сложность в том, что специфика неизменных задач любой из религиозных общин по целому ряду критериев не совпадает с интересами полиэтничного государства в стремлении сохранить имеющееся разнообразие на своей территории и при этом не допустить его разгармонизации. Отсюда мы постоянно имеем дело с «магией цифр» в статистике российской религиозности, сталкиваемся с перманентной борьбой за ресурсы на местах и борьбой против доступа к таким ресурсам конкурирующих религиозных организаций и т. п.
Не менее сложным на деле оказывается и соблюдение заявляемой на бумаге приверженности принципу равноудаленности государства от всех конфессий: деление на традиционные и нетрадиционные религии с различным объемом прав и полномочий — яркий тому пример. В силу указанных и иных причин более узкого характера (внутриконфесси-ональная и/или региональная специфика и т. п.) думается, что идея общегражданского единения и работа по его обеспечению являются площадкой, где эффективное взаимодействие религиозных и светских структур на постоянной основе вряд ли возможно, по крайней мере в текущих условиях.
Русская православная церковь: с государством или без
Присутствие и роль Русской православной церкви (РПЦ) в истории России сложно переоценить. Мы видим объяснения устойчивости российского государства сквозь призму связи территории и православия [3. С. 16], видим ожидания современной России в отношении РПЦ, видим, что по-прежнему российское «общественное мнение имеет склонность предоставлять РПЦ большой кредит доверия, а ее политические демарши пропускать мимо ушей» [19], — хотя часть этого иммунитета, несомненно, утрачена за последние несколько лет. Сама РПЦ устами ее главы характеризует церковно-государственные взаимоотношения в странах канонической ответственности следующим образом: «Деятельность Русской Православной Церкви имеет ярко выраженный наднациональный характер. Это проявляется, в частности, в том, что она осуществляет свое служение не в одном государстве и окормляет не один народ или этнос, но включает в сферу своего канонического попечения более полутора десятка разных стран... В каждой отдельной стране церковно-государст-венные и церковно-общественные отношения выстраиваются особым образом» [4].
Приведенный отрывок красноречиво демонстрирует серьезные различия между «видением» рассматриваемой проблематики РПЦ и российским государством (в докладе церковно-государственные отношения в РФ предстают лишь одним из кейсов). Кстати, Межрелигиозный совет России упоминается в докладе один раз и то вкупе с взаимодействием традиционных религий. Показательно, что и в отчете о деятельности совета ключевыми остаются вопросы защиты нравственных и семейных ценностей, а также развития в стране теологического образования. В фокусе внимания РПЦ находятся проблемы развития самого этого института с большим интересом к общецерковной статистике; социальная, благотворительная деятельность — сквозь призму волонтерства (с акцентом на помощь бездомным, алко- и наркозависимым, оказавшимся в трудной жизненной ситуации); миссия среди молодежи; духовное образование; религиозное образование и воспитание; монастыри и монашество; миссионерская деятельность (в том числе противосек-тантская работа и миссия среди коренных малочисленных народов); информационная работа; епархиальное управление и взаимодействие в митрополиях; дальнейшее развитие института помощников благочинных и настоятелей крупных приходов; финансы и хозяйство; церковь и культура (с вопросами кощунства и богохульства, открытия и поддержания православных библиотек, сохранения памятников). Как видим, проблематика межнационального и межконфессионального взаимодействия в РФ не является на данном этапе центральной для РПЦ.
В то же время нельзя сказать, что РПЦ отдает на откуп кому-либо тему единства в ином, нежели у государства, видении и масштабе. «Мир людей тоскует о единстве и всегда ищет единства. Единство, являемое Церковью, пролегает поверх преходящих барьеров и разделений. Это единство вечное и вневременное, нетленное, всегда актуальное и никогда не устаревающее.» [4]. Еще более отчетливо это прозвучало в проповеди Патриарха Кирилла в подмосковной Кашире в июле 2018 г.: «Две тысячи лет! Какие только общественные формации не сменились! Какая только власть не существовала! Какие только этносы не брали верх, а потом уходили в небытие! Что только не происходило на культурной арене — даже перечислить всего невозможно! И все это не работало на единство, а Церковь свое единство сохранила.» [13]. При этом во всех выступлениях руководителей РПЦ гармонизации отношений между представителями различных этнических и религиозных групп посвящено, как правило, несколько строк констатирующего характера, в общем и целом повторяющих заявления В. Путина и транслирующих выбранный вектор в государственной национальной политике.
С точки зрения РПЦ, из более 35 поправок и нескольких подзаконных актов, внесенных за последние годы, особого внимания «заслуживают законодательные новеллы, касающиеся восстановления прав студентов духовных учебных заведения на отсрочку от призыва на военную службу в период обучения, изменения юридического статуса религиозных организаций, осуществления реставрации памятников архитектуры, находящихся в собственности религиозных общин, на средства госу-
дарственного финансирования, включения в законодательство понятия религиозно-исторического места» [12]. Особое внимание также уделяется присутствию РПЦ в Вооруженных силах РФ и системе ФСИН. Как видим, РПЦ последовательна в своих интересах и приоритетах. Ключевые направления ее деятельности подкреплены структурой синодальных учреждений (синодальные отделы по тюремному служению, по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами, по делам молодежи, Синодальный отдел по монастырям и монашеству, Синодальный отдел религиозного образования и катехизации, Синодальный миссионерский отдел и т. д.). К числу более или менее имеющих отношение к рассматриваемой проблематике могут быть отнесены: Синодальный отдел по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ, Отдел внешних церковных связей и Синодальный комитет по взаимодействию с казачеством.
Взаимодействие с иными религиями и конфессиями институционально закреплено за двумя из четырех секретариатов Отдела внешних церковных связей: по межхристианским и по межрелигиозным отношениям. Основные направления внешней деятельности Московского патриархата, с одной стороны, лежат за пределами России, с другой — касаются сферы межправославных, межхристианских и межрелигиозных отношений.
В видении и позиции РПЦ тема межрелигиозного взаимодействия доминирует над темой межнационального. Хотя публичная риторика высших иерархов часто выводит их в крепкой сцепке, но содержательно (меж) этническая составляющая представляет собой своего рода «довесок», «приложение» к основной — межрелигиозной, что вполне оправдано с учетом специфики РПЦ как института. Однако ее представители довольно дисциплинированно принимают участие в работе структур, ответственных за формирование межнациональных отношений в РФ и реализацию государственной национальной политики, а также в мероприятиях, так или иначе связанных со сферой межэтнического взаимодействия и общения (открытие музеев, выставок, форумы, фестивали и др.).
Ни светские, ни церковные структуры, впрочем, не делали и не делают тайны из изначальной специфики государственно-церковных отношений в России. Еще до старта основного массива инициатив государства в (меж) национальной сфере в соответствующем департаменте Министерства регионального развития отмечали, что «и покойный патриарх Алексий II, и Святейший Кирилл последовательно проводили и проводят линию на автономию Церкви от государства, подчеркивая, что у Церкви есть интересы, которые порой не совпадают с интересами государства» [11], справедливо отсылая к Основам социальной концепции РПЦ, где сформулирована ее четкая позиция относительно государства и цер-ковно-государственных отношений. В частности, там зафиксировано, что «Церковь как богочеловеческий организм имеет не только таинственную сущность, неподвластную стихиям мира, но и историческую составляющую, входящую в соприкосновение с внешним миром, в том числе с государством». А поскольку государство в силу своей светскости
«не связывает себя какими-либо религиозными обязательствами», то «его сотрудничество с Церковью ограничено рядом областей и основано на взаимном невмешательстве в дела друг друга» [9].
Интересными в Основах представляются видение нации и позиция РПЦ по отношению к ней. «В современном мире понятие "нация" употребляется в двух значениях — как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства. Взаимоотношения Церкви и нации должны рассматриваться в контексте как первого, так и второго смысла этого слова. Христианин призван сохранять и развивать национальную культуру, народное самосознание. Когда нация, гражданская или этническая, является полностью или по преимуществу моноконфессиональным православным сообществом, она в некотором смысле может восприниматься как единая община веры — православный народ» [9].
Действия РПЦ в межнациональной и межконфессиональной сферах, степень и форма ее участия в реализации государственной национальной политики согласуются с выраженной в церковных документах и публичных выступлениях иерархов позицией. Демонстрируя готовность и стремление к диалогу с государством, она интенсивно развивает сотрудничество с государственными структурами по направлениям, находящимся в зоне ее постоянного интереса. Иные направления должного (ожидаемого) развития, как правило, не получают. Представляется, что тема (меж)национальных и (меж)религиозных отношений в российском обществе, скорее, относится к группе последних. Поддержка и активность РПЦ в этой области на данном этапе вряд ли будет соответствовать имеющимся ожиданиям. В то же время при необходимости у нее всегда остается возможность участие нарастить — это вопрос доброй воли и правильно заданной мотивации.
Роль РПЦ в гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений: восприятия и оценки
Одним из ключевых показателей для оценки эффективности деятельности в плоскости межнациональных и межконфессиональных отношений являются социологические опросы, выявляющие общие настроения и долю граждан, положительно оценивающих состояние межнациональных/межконфессиональных отношений, а также глубинные интервью. Систематический мониторинг общественного мнения в данной сфере и, что важно, финансирование таких проектов — один из значимых положительных итогов усилий государства по регулированию межнациональных отношений в российском социуме. Материалом для анализа стали серия репрезентативных социологических проектов, реализованных АНО КПЦ «Люди» в период с 2015-го по 2017 г. в городах с полиэтничным составом населения (Москва, Санкт-Петербург, Казань, Нижний Новгород, Самара, Уфа), а также глубинные интервью, прове-
денные авторами с представителями духовных миссий всех российских традиционных религий в период с 2015-го по 2018 г. Данные проектов «Комплексная программа формирования межконфессиональной толерантности, через всестороннее изучение и освещение аспектов деятельности РПЦ» (2015), «Формирование и поддержание межконфессионального согласия как условия стабильности и безопасности российского общества» (2016), «Роль православия в гражданско-патриотическом воспитании и укреплении дружбы между народами РФ» (2017) с выборкой в каждом случае по 3 тыс. человек рассматриваются на фоне общероссийских результатов в схожие или близкие годы.
Результаты общероссийских опросов и названных социологических исследований выявляют менее оптимистичную картину, чем это регулярно подается в публичной риторике. «Если треть населения страны оценивает межнациональные отношения как "внешне спокойные, но внутренне напряженные", а 4—16% видят их напряженными и на грани открытых столкновений, то на чем держится межнациональное согласие?» [5. С. 119].
Указанная треть фигурирует в разных опросах, проводившихся в последние годы в различных регионах. Так, например, определяя собственное отношение к представителям иных национальностей, проживающих в России (без учета мигрантов), респонденты Москвы, Санкт-Петербурга и Нижнего Новгорода в 2014—2015 гг. в большинстве своем характеризовали его как положительное или нейтральное — 41% и 21% соответственно. При этом более трети опрошенных признавали, что испытывают неприязнь к определенным этническим группам, а 7% — к большинству из них.
Наименьшую степень толерантности проявили жители Нижнего Новгорода: 15% нижегородцев недружелюбны почти ко всем «чужакам». Близкая картина с ответами на вопрос о «готовности принять человека другой национальности» в Астраханской и Калининградской областях, а также Москве: как партнера по работе — это готовы сделать 68—82%, как начальника — 57—68%, как соседа — 73—84%; готовность к межэтническому общению в деловой и неформальной сфере обозначают 62% респондентов в Астраханской области, 63% — в Калининградской, 44% — в Москве, 43% — Саха (Якутия) и 37% — в целом по РФ [5. С. 114—115]. Более определенную позицию россияне занимают в вопросе применения насилия в межнациональных спорах: в пользу его недопустимости высказались 54% россиян (при этом самый высокий показатель продемонстрировали жители Астраханской области — 80%, далее с 75% — Калининградская область, 67% — Москва, 57% — Саха) [5. С. 115].
Данные опросов фиксируют устойчивую связь возраста респондентов и их лояльности по отношению к представителям иных этнических групп: чем старше — тем лояльнее. Интересные наблюдения сделаны в отношении социальных сетей: так, аудитория «Одноклассников» показала 11% нетерпимых против 7% в целом по массиву; а наибольшую толерантность проявили те, кто не зарегистрирован ни на одном из ресурсов, — 45% против 41% в целом по массиву (проект Фонда С. Саровского).
Эти тенденции нашли отражение в отдельных глубинных интервью с представителями православного духовенства. «В соцсетях очень агрессивное отношение, но тот же человек, выходящий на улицу, который встретит священника, например, в транспорте, он вполне спокойно относится и даже может подойти с вопросами, которые его волнуют» [10]. То, что существенная роль в активизации конфликтного потенциала в поликонфессиональной среде принадлежит СМИ, в том числе сетевым медиа, в частности показал телефонный опрос, проведенный в 2017 г. в Санкт-Петербурге [15. С. 16].
Опрошенные в Москве, Нижнем Новгороде и Санкт-Петербурге не выразили уверенности в том, что межнациональных конфликтов в стране можно избежать: только 17% посчитали это вероятным, тогда как 27% убеждены, что противостояние неизбежно. Еще 34% признают сложность регулирования этого вопроса, однако не отрицают возможности предотвращения конфликтов. При этом москвичи выдают максимальный пессимизм: 45% настаивают на неизбежности столкновений и/или прочих проблемных ситуаций на национальной почве.
Ответы на вопрос «Приходилось ли Вам лично испытывать дискриминацию по национальному или религиозному признаку в течение года?» распределились следующим образом: «нет» — 65%, «в единичных случаях» — 10%, «многократно» — 2%. В данном контексте стоит обратить внимание на 23% затруднившихся с ответом на этот вопрос, хотя он относился к их личному опыту. Причина таких ответов прежде всего в том, что некоторым респондентам был не вполне понятен смысл термина «дискриминация», вследствие чего им оказалось трудно соотнести с ним события собственной жизни. Поэтому «подвергшихся дискриминации» на деле могло быть больше зафиксированных 12%. В ответах на вопрос «С какими именно проявлениями дискриминации Вы сталкивались?» лидировал ответ: «Оскорбительные высказывания о моей национальности или религии», далее шло «физическое насилие, примененное ко мне из-за моей национальности или религии», «несправедливое отношение», «грубое обращение», «угрозы», «порча имущества» (перечислены в порядке убывания).
К числу наиболее влиятельных общественных институтов, участвующих в формировании климата межнациональных отношений в российском социуме, респонденты отнесли образовательные учреждения, семью, РПЦ. Их благотворную роль отметили 59, 56 и 51% соответственно. Таким образом, РПЦ в общественном мнении уверенно занимает нишу акторов, способствующих улучшению общения между представителями разных национальностей. Лишь 10% посчитали ее роль «препятствующей улучшению общения». Еще 19% отказали РПЦ во влиянии на эти процессы и 19% затруднились с ответом.
Позиции государства в восприятии респондентов по той же шкале заметно слабее церковных. Если в «положительном секторе» разрыв не такой большой — 48% против 51%, то в «отрицательном» («препятствует улучшению общения») он гораздо существеннее — 25% против 10%. В каком-либо влиянии государству отказали 14%, затруднились с от-
ветом 13%. Позиции других религиозных организаций (из числа традиционных, за исключением РПЦ) замыкают перечень факторов, оказывающих влияние на формирование межнациональных отношений в России, и выглядят следующим образом: 21% — «способствуют улучшению общения», 4% — «препятствуют улучшению общения», 8% — «никак не влияют» и 68% — «затрудняюсь ответить».
РПЦ уверенно лидирует и в ежемесячных измерениях одобрения деятельности общественных институтов, проводимых ВЦИОМ, уступая (правда, с существенным отрывом) только российской армии: стабильно одобряет деятельность РПЦ устойчивое большинство (от 68,8% в марте 2019 г. до 64,7% в июне). Неодобрение деятельности РПЦ, хотя и остается одним из самых низких (вторая позиция после армии), однако в последние месяцы показывает устойчивый рост: март 2019 г. — 17,2%; апрель — 19,5%; май — 22,3%, июнь — 21,1%. И итоге у церкви один из самых высоких индексов одобрения, который колеблется от 52 до 41%. Для сравнения: у армии он составляет от 80 до 72%. Следующую после РПЦ строчку в индексировании занимают правоохранительные органы: от 31% в марте 2019 г. до 19% в июне [2].
В то же время РПЦ была лишена внимания респондентов в опросе ВЦИОМ, приуроченном ко Дню народного единства 2018 г., где в числе главных символов России прозвучали «народ» и «любовь к родине и патриотизм». Впрочем, причина этого, по словам митрополита Волоколамского Иллариона, в некорректной постановке вопроса — «таким образом, чтобы люди об этом не вспомнили» [8]. Он дал и свою оценку текущему положению дел в межконфессиональной сфере. «Если говорить о вере в Бога, то подавляющее большинство людей в России верующие. Около 70% нашего населения отождествляет себя с Православной Церковью. Есть большой процент мусульманского населения, также есть буддисты, иудеи, представители иных христианских конфессий. А вот людей, которые не отождествляют себя ни с какой религией, у нас достаточно мало. Поэтому, конечно, в целом мы можем говорить, что у нас народ верующий в своем подавляющем большинстве. В то же время наше государство не дискриминирует людей из-за их убеждений, поэтому у нас имеют право на высказывание и верующие, и неверующие. Сейчас происходят интересные диалоги в публичном пространстве между людьми религиозными и теми, кто придерживается атеистического мировоззрения, и никто никакую веру другим не навязывает. Думаю, что на сегодня это лучшая модель, которая может существовать в отдельно взятой стране» [8].
Представляется, что здесь мы, с одной стороны, имеем дело с определенной магией цифр, как минимум легко аффилируя с РПЦ даже весьма экзотические группы, например, так называемых православных атеистов. С другой стороны, с характерным для россиян феноменом этно-доксии — «системой верований, которая жестко связывает этническую идентичность группы с ее доминирующей религией» [21. Р. 644]. В результате в России определяющие себя как православные — это не всегда верующие. «Называя себя "православными", люди либо обозначают
свою идентичность через подданство государству, либо подчеркивают национальный и этнический компоненты своей идентичности» [6. С. 35].
Интересно, что респонденты разных возрастных категорий, вероисповедания и места проживания фиксируют ощущаемое ими повышение уровня общей религиозности в российском обществе, тогда как духовенство (всех традиционных религий), наоборот, утверждает его однозначное понижение в последние 5—10 лет. Отмеченная разница дополняется разрывом в численном восприятии пропорций «верующий/неверующий»: среди категории, которая собирательно и условно (т. к. в разделении респондентов по оси «духовенство и не духовенство» сюда вошли также и приверженцы атеизма) была обозначена как «миряне», процент в пользу верующих против атеистов достигал 80% и даже 90%, тогда как представители духовенства в среднем оценили его не выше 50%.
Противоречивость оценок и восприятий соотносится с неоднозначностью и противоречивостью позиции и роли РПЦ в проблематике межнационального и межконфессионального взаимодействия, а также в реализации государственной национальной политики. Церковь остается «объектом ожиданий» [20] со стороны государства и общества. Одному из главных общественных институтов выдан беспрецедентный карт-бланш на ведение деятельности в данной сфере, но пока РПЦ эту опцию использует лишь частично. Пассивность церкви в данном вопросе на фоне исключительной активности по целому ряду других направлений объясняется слабой мотивацией ввиду явного отсутствия интереса к местной межнациональной проблематике.
Форсировать эту инертность могут резонансные общественно-политические события, имеющие под собой (меж)национальную и/или (меж)религиозную почву, попытки других религиозных общин перехватить спящую пока инициативу у РПЦ либо решение (имитация решения) государства передать полномочия в межнациональной сфере другому игроку. Попытки первых и возможные действия главного политического игрока по перераспределению полномочий в крайне чувствительной среде межнациональных и межконфессиональных отношений могут стать не гармонизатором, но триггером ситуации. Поэтому крайне важным видится необходимость модернизации и активизации политики РПЦ.
* * *
Понимание важности, а равно и сложности задачи по гармонизации межнациональных и межконфессиональных отношений в современной России отражено в официальной риторике. Дорога к пониманию вопроса этнической/религиозной идентичности, их связи с текущей реальностью, непреходящей актуальности и значимости, в том числе в управленческих задачах, была долгой и непростой. За последние годы политика государства в сфере межнациональной и межконфессиональной гармонизации позволила добиться довольно многого.
Однако предстоит сделать еще больше, поскольку и сейчас «российское публичное пространство пронизано противоречиями и конфликтами» [7. С. 265], в том числе в его (меж)этническом срезе. В связи с этим исследование позиции и роли РПЦ в названных процессах, изучение ожиданий государства и общества от действий данного игрока являются крайне важными не только с научной, но и с практической точки зрения. Ответ на вопрос «Каким будет российское единство в XXI веке, и будет ли оно вообще?» во многом зависит от выстраивания межнационального и межконфессионального диалога.
Литература
1. Арляпова Е. С. Размышления к научно-практическому семинару по обсуждению статьи В. Путина «Россия: национальный вопрос» // Вопросы национальных и федеративных отношений. 2012. № 1(16).
2. ВЦИОМ. Деятельность общественных институтов. — https://wciom.ru/news/ratings/odobrenie_ deyatelnosti_obshhestvennyx_institutov/ (дата обращения: 03.09.2019).
3. Гуня А. Н., Ефимов А. Б. Региональное разнообразие и различия в освоенности территории России как факторы ее современного развития : религиозно-философский аспект // Культурное наследие России. 2018. № 2.
4. Доклад Святейшего Патриарха Кирилла на Архиерейском Соборе РПЦ // Официальный сайт Московского Патриархата. — http://www.patriarchia.ru/db/text/ 5072994.html (дата обращения: 03.09.2019).
5. Дробижева Л. М. Межнациональное согласие в политике государства и массовом сознании // Вестник Российской нации. 2015. № 5(43).
6. Емельянов Н. Н. Парадокс религиозности: откуда берутся верующие? // Мониторинг общественного мнения. 2018. № 2. — https://cyberleninka.ru/article/n/paradoks-religioznosti-otkuda-berutsya-veruyuschie (дата обращения: 03.09.2019).
7. Малахов В., Летняков Д. Ислам в восприятии российским обществом: сравнительно-политический анализ // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2018. № 2.
8. Митрополит Волоколамский Иларион: Терроризм — заразительная идеология // Официальный сайт Московского Патриархата. — http://www.patriarchia.ru/db/text/5306560.html (дата обращения: 03.09.2019).
9. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Официальный сайт Московского Патриархата. — http://www.patriarchia.ru/db/text/419128.html (дата обращения: 03.09.2019).
10. Отношение к Церкви: Настороженное, восторженное и саркастичное... // Фома. 2015. 03.09. — https://foma.ru/otnoshenie-k-tserkvi-nastorozhennoe-vostorzhennoe-i-sarkastichnoe.html (дата обращения: 03.09.2019).
11. Православие и русские ценности // Фома. 2011. 06.06. — https://foma.ru/pravoslavie-i-russkie-czennosti-video.html (дата обращения: 03.09.2019).
12. Предстоятель Русской Православной Церкви рассказал о развитии церковно-государственно-го диалога в России // Официальный сайт Московского Патриархата. — http://www.patriarchia.ru/db/ texV5073223.html (дата обращения: 03.09.2019).
13. Проповедь Святейшего Патриарха Кирилла в Преображенском соборе подмосковной Каширы // Официальный сайт Московского Патриархата. — http://www.patriarchia.ru/db/text/5241500. html (дата обращения: 03.09.2019).
14. Путин В. В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета. 2012. 23.01. — http://www. ng.ru/politics/2012-01-23/1_national.html (дата обращения: 03.09.2019).
15. Родионова Е. В. Конфликтогенный потенциал религиозных установок жителей мегаполиса : по материалам исследования в Санкт-Петербурге // Мониторинг общественного мнения. 2018. № 2.
16. Соглашение о взаимодействии Русской Православной Церкви и Федеральной миграционной службы России. — http://www.patriarchia.ru/db/text/2917828.html (дата обращения: 03.09.2019).
17. Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года. — https://zakonbase.ru/content/part/1293590 (дата обращения: 03.09.2019).
18. Указ Президента РФ о внесении изменений в Стратегию государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года от 06.12.2018. — http://static.kremlin.ru/media/ events/files/ru/zb8ne3ZCBHvIwztJfgKM3BHPo7AOVG3j.pdf (дата обращения: 03.09.2019).
19. Филатов С. Б. Политическое православие патриарха Кирилла. — https://russiaforall.ru/ materials/1391954503 (дата обращения: 03.09.2019).
20. Филатов С. Б. Православие в контексте посткоммунизма: «Государственная церковь» и свобода совести // Век ХХ и мир. 1992. № 1. — http://old.russ.ru/antolog/vek/1992/01/filat.htm (дата обращения: 03.09.2019).
21. Karpov V., Lisovskaya E., Barry D. Ethnodoxy: How Popular Ideologies Fuse Religious and Ethnic Identities // Journal for the Scientific Study of Religion. 2012. Vol. 51. № 4. — https://doi.org/10.1111/ j.1468-5906.2012.01678.x (дата обращения: 03.09.2019). ♦
