Научная статья на тему 'Позитивные смыслы негативной метафизики'

Позитивные смыслы негативной метафизики Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
532
80
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЕТАФИЗИКА / БЫТИЕ / ЧЕЛОВЕК / АБСОЛЮТ / НЕГАЦИЯ / ПОЗИТИВНОСТЬ / ОНТОЛОГИЯ / НЕГАТИВНАЯ МЕТАФИЗИКА / METAPHYSICS / BEING / HUMAN / PERSON / ABSOLUTE / NEGATION / POSITIVITY / ONTOLOGY / NEGATIVE METAPHYSICS

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Шатунова Т. М.

Статья о метафизических смыслах жизни современного человека, о том, как своими поступками и деятельностью он создает негативную метафизику. До сих пор метафизика оставалась последним оплотом позитивности, но по мере движения общества к современности возникает негативная метафизика. Однако она не есть преодоление метафизики. Негативная метафизика продолжает оставаться делом человека, спасает его бытийный потенциал, а человек, в свою очередь, встраивает бытие в метафизический мир и тем самым спасает метафизику в ее негативности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

POSITIVE MEANINGS OF THE NEGATIVE METAPHYSICS

The metaphysical meanings of being of the modern person are shown in the article. The mechanisms of action and activity that create negative metaphysics are disclosed. Metaphysics has remained the last stronghold of positivity, but in the process of the society’s movement to the present negative metaphysics is appearing. However, negative metaphysics doesn’t imply metaphysics’ overcoming. Negative metaphysics still remains Human Being’s affair. It saves the person’s ontological potential, and the person, in turn, incorporates the metaphysical world into Being and, thus, saves metaphysics in its negativity.

Текст научной работы на тему «Позитивные смыслы негативной метафизики»

ТЕОРИЯ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

УДК 111К

Позитивные смыслы негативной метафизики

Статья — о метафизических смыслах жизни современного человека, о том, как своими поступками и деятельностью он создает негативную метафизику. До сих пор метафизика оставалась последним оплотом позитивности, но по мере движения общества к современности возникает негативная метафизика. Однако она не есть преодоление метафизики. Негативная метафизика продолжает оставаться делом человека, спасает его бытийный потенциал, а человек, в свою очередь, встраивает бытие в метафизический мир и тем самым спасает метафизику в ее негативности.

Ключевые слова: метафизика, бытие, человек, Абсолют, негация, позитивность, онтология, негативная метафизика.

Метафизика есть основное событие в человеческом бытии. Она и есть само человеческое бытие.

М. Хайдеггер [20, с. 26]

Т. М. Шатунова

Доктор философских наук, профессор, профессор кафедры социальной философии Казанского федерального университета

Tatyana M. Shatunova Doctor of Philosophy, Professor, Professor of the Social Philosophy Department of Kazan Federal University E-mail: Shatunovat@ mail.ru

Сегодня тема негативности прочно утвердилась и обрела свое место в пространстве философского дискурса. Бергсон и Хайдеггер еще могли говорить о том, что философская мысль достаточно невинна и наивна, поскольку почти не прикоснулась к проблеме небытия или к теме Ничто. Оба автора как раз и закладывали эту традицию исследования природы Ничто и небытия. Анатолий Корчинский пишет, что «усилия обоих,

Как цитировать статью. Шатунова Т. М. Позитивные смыслы негативной метафизики // Ценности и смыслы. 2017. № 3 (49). С.35-47.

а также их многочисленных последователей...» были направлены на то, чтобы обнаружить в глубине Ничто «нечто большее, чем бесплодное отрицание, кружащее вокруг самого себя» [6, с. 117].

После Хайдеггера и Сартра, после «Негативной диалектики» Адорно были созданы негативная антропология и негативная герменевтика, а также атеология как попытка создания религии без Бога. Были написаны работы Дианы Гаспарян «Социальное как негативное» [2], Натальи Саенко «Нигитология культуры» [14], Юрия Разинова «Метафизика кривых троп» [13] о феномене и сфере ложного в общественной жизни, был издан сборник «Онтология негативности» [12]. Появился целый ряд новых дискурсов негативности: неистория, нефилософия.

Особо надо сказать о гегелевской традиции, развитой А. Кожевым [5], поскольку негативность здесь не просто была вброшена в философию, но и представлена как положительная социальная сила, разрушающая все отжившее и созидающая нечто новое и продуктивное для человека и общества. Гегелевская диалектика, замешенная на отрицании, все же не стала негативной. У Гегеля, как известно, отрицание отрицания порождает новую ступень развития, антитезис ведет к синтезису, противоречие разрешается в единство противоположностей, взаимодействующих на более высоком уровне и т.д. Иначе говоря, само отрицание «работает» на созидание и, в итоге, на утверждение. Кроме того, Гегель разбудил ницшеанский гераклитизм. У Ницше негация пронизывает все тексты, не случайно с его творчеством связан «европейский нигилизм», но и здесь в итоге всегда находится момент созидания: «только там, где есть могилы, есть и воскресение» [11, с. 99]; «нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду» [10, с. 11].

Негативной диалектика становится лишь у Адорно и некоторых его современников. Это связано, с одной стороны, с объективным социальным контекстом, в котором писались работы создателей негативной диалектики (Хоркхаймер, Маркузе, отчасти Лукач), с другой стороны — со стремлением авторов продемонстрировать логический предел диалектики, который, естественно, достраивает ее до собственной абсурдной формы.

С возникновением негативной диалектики философская теоретическая метафизика остается последним оплотом позитивности. Отчасти

этому способствует тот факт, что метафизика в гегелевской трактовке всегда понималась как антидиалектика, всегда «отвечала» за готовые, законченные предметы и формы, за ставшее.

Эта теоретическая метафизика является философским выражением реального со-бытийного содержания человеческого бытия, реальных человеческих метафизических характеристик. В своем единстве они представляют бытие как ближайшее по отношению к человеку, потому что оно делает каждого из нас просто человеком, не богачом или бедняком, не немцем или французом и т.п. По Канту, это область человеческих антиномий, мир идей, который никак не укладывается в русло какой-либо теории. Антиномии не разрешаются разумом, а только формулируются им как проблемы. Решать их человек будет не теоретически, а самой своей жизнью, а иногда и смертью, своими реализуемыми в жизни верой, волей, действием, поступком. Пространство антиномий — это область важнейших вопросов человеческого бытия, на которые нет последнего, окончательного ответа. Своего рода вещь в себе, тайна, которая, по Хайдеггеру, есть а-летейя, тайна-непотаен-ность, могущая открыться любому, кто готов к встрече с ней. Кто готов любить, верить, дружить, помнить, искать истину, делать добро, создавать и хранить красоту. Эта готовность — метафизическая природа человека, некоторый его метафизический минимум. Например, Хайдеггер признает за человеком этот минимум уже хотя бы потому, что человек разумен. Разумность сверхфизична, и этого достаточно.

В то же время существует некоторый максимум метафизики — мир человеческих абсолютов или просто Абсолют. В нем преодолевается узость метафизики рационального плана, демонстрируется ограниченность метафизики субъекта, которому мир предлежит как объект. Возникает «метафизика метафизики» [18, с. 181]. Это как раз и есть Абсолют, или, иначе, мир абсолютов, который питается почвой бытия в его истине, почвой онтологии. Именно из этой почвы, по Хайдеггеру, растет корень любого философствования: «Истина бытия может поэтому называться почвой, на которой держится метафизика как корень дерева философии, из которой она питается» [19, с. 27].

Для современного человека эта область «метафизики метафизики» может его собственными усилиями содержательно совпасть с онтологией. Если онтология как таковая — почва или основание всего, то мир человеческого бытия, метафизика, в которую человеческой деятельно-

стью встраивается онтология, чистое бытие, становится основанием именно его, человеческой, жизни. Это, по Хайдеггеру, «ближайшее к человеку». Здесь ищутся ответы на вопрос, почему есть сущее, а не Ничто, и только сама Жизнь то и дело заслоняет от человека бытие. Вот почему судьба бытия — забвение. Однако человеку приходится вспоминать о нем, когда, вечно неготовое, бытие захватывает человека врасплох и он должен быть готов к тому, что на него «сваливается» любовь или дружба; или замучивает совесть; или требуют действий странные, как бы эфемерные причины, подсказанные «всего-то» внутренним чувством долга. Бытие в таком контексте прорастает, поднимается в мир человеческих абсолютов или, иначе, Абсолюта с его ипостасями: истиной, добром, красотой, совестью, памятью... Бытийный исток рождает самодостаточность и независимость Абсолюта от человека. У всех его ипостасей свои законы, по отношению к человеку они объективны, они выше человека, и он не в силах их изменять или отменять. Например, мысль приходит и уходит, когда захочет, как муза. Ее нельзя получить или выработать в нужном месте в нужное время, она всегда остается неприрученной. Человеку приходится подстраиваться под вполне объективный «ход мысли». Или, например, закон совести состоит в том, чтобы мучить, тревожить человека. Как говорил Владимир Соловьев, если у человека спокойная совесть, это значит, что он уже умер. Абсолют — ядро всей человеческой метафизики, к нему тяготеет все то небо, которое начинается от земли.

По отношению к метафизике Абсолюта важную задачу выполняет эстетика: абсолюты человеческого бытия притягиваются и протягиваются в повседневность. Они не могут прийти в жизнь как-то помимо эстетической формы. Так, истина, по Хайдеггеру, полагает себя в художественное творение. Добро должно быть искусством. Безыскусное добро — то самое, о котором говорят «благими намерениями.». Или «не хочешь зла — не делай добра». Любовь должна быть искусством. Не искусственной или искусной, а именно высоким искусством. Даже нравственный поступок предполагает возможность соответствующей его значимости эстетической формы. Истине уютно жить в эстетической форме, иначе ее ни до кого не удастся донести. Будет голая правда. Правда-матка, которую «режут» и которой режут людей [13, с. 122-126].

Однако в повседневной жизни абсолютам нелегко: разбиваются

о быт. Тогда эстетическая форма (искусство, рассказовая структура) до последнего сберегает их, а потом, если не удастся сохранить в здешнем мире, относит «земные» проявления абсолюта к Абсолюту как таковому. И тогда мы говорим: любят, как Ромео и Джульетта. Или «гений чистой красоты», или «Любить — это значит: вглубь двора / Вбежать и до ночи грачьей...».

Все это — совершенно классическая ситуация, классическая философия, классическая эстетика, классическая картина мира в целом. Эстетическая форма здесь — мировая скрепа, соединяющая Абсолют с повседневностью.

С позиций этой картины мира казалось, что ипостаси Абсолюта — Разум, Истина, Добро, Красота, Совесть, Память — будут сиять вечно. Даже «переоценка всех ценностей» на первых порах не смогла поколебать их незыблемость.

Но сегодня ипостаси Абсолюта поставлены под вопрос самой социально-исторической ситуацией. Над ними продолжает производиться операция переоценки ценностей, она стала уже перманентной. Кризис западноевропейской культуры пролонгируется, но, правда, при этом культура живет (через сто лет закат Европы, по-видимому, так и не состоялся). Под знаком трагических событий драматической истории ХХ века, продолжающихся и углубляющихся в двадцать первом, Абсолют как феномен западноевропейской культуры очень существенно меняется. Представление о вечном и неизменном, «абсолютном» Абсолюте уходит в прошлое.

Какую бы ипостась Абсолюта мы ни рассматривали, обнаружим некоторое ее оплывание, вплоть до переворачивания.

Приведу пример с разумом. В Абсолюте должен жить и находиться «чистый разум». И все разумное традиционно считалось действительным. Так, наше поколение помнит слова «ты поступил нерационально», которые казались когда-то серьезным упреком.

А сколько модификаций разума мы имеем сегодня! Конечно, обозначить все формы разума и разумности, логоса и рациональности — это отдельная большая задача. Ее решали после Канта и Гегеля С. С. Аверинцев, М. К. Мамардашвили, создана огромная традиция изучения многообразных форм разума. В логике этой традиции хорошо видно, что феномен чистого, абсолютного разума попадает как бы в пространство платоновской Хоры, «отвечающей» за

много- и разнообразие вещей, порожденных одной и той же идеей. Постмодернисты нередко сравнивают Хору с борхесовским садом расходящихся тропок. Здесь звучат мотивы раз-личения, рас-суждения (дискурса), раз-бегания. Хора подобна множеству кусочков разбитого кривого зеркала, и каждый осколок порождает особое превращенное отражение, призрак ипостасей Абсолюта. Поэтому его судьба в современном мире поставлена под вопрос: его ипостаси двоятся, оплывают, раскалываются, теряют привычный смысл. Например, есть разум, в том числе абсолютный, мировой, но в то же время есть ведь и рассудок, здравый смысл, смекалка, публичное и частное применение разума. В результате некоторого сдвига, параллакса, который в нашей метафоре порождается кривизной осколков зеркала Хоры, феномены «группы разума» постепенно смещаются в область полного антипода Абсолюта: холодный, даже ледяной расчет, коварный преступный замысел, непробиваемое благоразумие.

«Контент» анти-Абсолюта претерпевает и другие неожиданные смещения: в нем всегда ютилось зло, гнездились безобразное, ложь, глупость, подлость, ненависть. Хора множит и рассеивает и эти негативные феномены, пропуская их тоже по своим расходящимся тропкам. Здесь антиподы Абсолюта обретают собственные и тоже перевернутые отблески и тени. Так, ложь может оказаться «во благо» или вообще святой, безумству храбрых будут петь славу, о безумии влюбленных расскажут в поэмах. Напротив Божественного Слова, сияющего в мире Абсолюта, выстроятся безмолвие народа и молчаливость большинства, бессловесность твари и немотствующий зов бытия, потеря дара речи и торжественная тишина.

Пространство Хоры — это метафора мира социального, в котором встречаются два культурных потока: некоторые ипостаси Абсолюта дробятся, множатся, и их искаженные осколки дрейфуют в противоположную сторону, в направлении анти-Абсолюта. А из недр анти-мира в пространство Хоры проникают смещенные (превращенные) формы, которые уже никак не обозначить в категориях чистой отрицательности, чистого АНТИ, и занимают место в пространстве Абсолюта. Интересный вариант такого перевертыша показал Н. Н. Трубников в «Притче о Белом Ките», когда охарактеризовал двух героев-антиподов: Ахава, капитана китобойного судна, одержимого страстью погони за огромным китом-альбиносом, убившим многих китобоев, и Старбека,

его помощника, ни во что не вмешивавшегося, не желавшего взять на себя никакой ответственности, не совершившего никакого греха. Грех святости — это о Старбеке. Святость греха — об Ахаве [16].

Наступает момент, когда мы почти не в состоянии понять, где находится тот или иной феномен человеческой жизни и куда он дрейфует. Например, хитрость — явно не момент Абсолюта, но что делать, например, с хитростью разума? Ведь это неотъемлемая черта человеческого рода, антропологическая сущность Homo Sapiens, его метафизическая характеристика. Да и сам разум: так ли уж незыблемо его место в пространстве Абсолюта? Просто разум был первым провозглашен в качестве специфической человеческой природы, поэтому и антиподы абсолютов проявились в первую очередь по отношению к этой главной метафизической ценности нововременного человека. Однако вспомним, что уже Декарт обнаружил: человек — не хозяин своему разуму. А Сократ это знал всегда.

Неоднозначность «позитивности» разума хорошо чувствовал Кант: рассудок, практический разум, здравый смысл. Потом — неокантианцы, например Дильтей, ощущавший плюсы и минусы исторического разума. Философия в своем развитии обнаружила массу «модификаций» разума: цинический разум (П. Слотердайк), авантюрный разум (Ю. А. Разинов). Но это еще не все: преступный замысел, гадкий расчет — это ведь тоже работа ума. Таким образом, Разум как ипостась Абсолюта оплывает, дробится, трансформируется и, наконец, обнаруживает свои проявления в прямо противоположной области — в сфере анти-Абсолюта.

Примерно то же самое происходит и с добром. Оговоримся, что неразрывность и оборачиваемость добра и зла понимали практически всегда. Августин, как известно, считал, что зло — это недостаток добра. Со времен Ветхого Завета человечество знает о существовании Мирового Зла, которое иногда выполняет на земле положительные, созидательные задачи. Однако никому и никогда не приходило в голову поместить зло в пространство Абсолюта. Но вот рассуждение Василия Васильевича Налимова: «В те страшные годы в православных церквях молились за здравие Деспота, а мы — репрессированные — ждали, когда же он сгинет. Духовенство не могло поступать иначе — ибо сказано в Новом Завете, что всякая власть от Бога. Отсюда следует, что они совершали благо. Но это благо было зловещим для страдающих и гиб-

нущих безвинно в тюрьмах и лагерях. За нас, отверженных, никто не молился в церквях. Так было ли благо благом или злодеянием? Можно ли утверждать, что молитва, обращенная к Богу, может нести зло?» [10, с. 284].

Как видим, В. Налимов не готов однозначно отнести молитву, обращенную к Богу, к миру анти-Абсолюта. Она остается благом, но для узников ГУЛАГа это благо зловеще, и в такой кентаврической форме, паразитируя на благе, зло тем не менее проникает в Абсолют.

Истина, как основная ипостась Абсолюта, также переживает различные приключения в Хоре современного социума. Хайдеггер пишет о том, что истина «в своей сущности есть неистина» [17, с. 292], и тогда, по Данте, «мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами» [3, с. 84].

О «голой правде» мы уже говорили, эту тематику разработал Ю. А. Разинов, исследовавший странности правды. Она должна быть чистой, но тогда получается, что есть нечистая правда [13]. Найдет ли она свое место в поле Абсолюта?

Но зато «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». В мире Абсолюта живут прекрасные иллюзии, которые иногда побуждают человека достичь таких высот духа, совершить такие поступки и даже подвиги, каких не заставит достичь и совершить ни одна истина. Об амбивалентности истины хорошо пишет Слотердайк: «Цинизм осмеливается выступать с голыми истинами, которые — в том виде, в котором они преподносятся,— содержат в себе нечто неистинное» [15, с. 4].

Истина не может быть чистой, голой, обнаженной. Хайдеггер говорит, что истина не есть сцена с вечно поднятым занавесом. Напротив, факты обнаженности, неприкрытости истины, добра, красоты задают ситуацию необходимости их оправдывать, а сама эта необходимость оправдания говорит об их неабсолютной абсолютности.

Со всех этих простых моментов начинается многократно катализируемое современными социальными процессами вытеснение ипостасей Абсолюта за его пределы. А «освободившееся пространство» начинают занимать очень странные феномены. Например, Подвиг — абсолютный героизм, абсолютно нравственный поступок, и, конечно же, его место в сфере Абсолюта, но подвиг абсурден, и вслед за подвигом, на волне подвига в пространство Абсолюта пробирается абсурд.

Говоря о граничной природе человеческого сознания, М. К. Мамар-дашвили однажды сказал, что это граница человеческого бытия. А мы изучаем сознание тоже сознанием, попадая на границу границы, а это есть ноль. Поэтому сознание есть нечто нулевое. Значит, в Абсолюте живет не позитив, а нулевая метафизика сознания [8, с. 76].

В Абсолюте должно бы жить божественное Слово, которое было в начале всех начал. Однако слово, как известно, серебро, а молчанье — золото. Молчанье тогда «абсолютнее» слова.

Безумство храбрых, безрассудство влюбленных — их место также среди ипостасей Абсолюта, хотя это явные отрицания разума, разумности, рациональности. Любовь земная в Абсолюте по праву занимает место божественной любви. На место признанного герменевтикой ХХ века экзистенциала понимания встает ценность непонимания как начала любого вопрошания и поиска, как возможность и право каждого человека сохранить тайны своей души, право быть непонятым.

Рядом с красотой вырастает выразительность и обаяние некрасивых. Главным героем кинематографа нередко становится «Случайный герой».

Так сквозь чистую позитивность классически понятого Абсолюта прорастает негативная метафизика. Не могу найти другой фразы: негативная — не значит плохая. Негативность — термин более мягкий, чем, например, отрицание или отрицательность. Поэтому можно говорить о положительности негативного. Здесь не будет оксюморона. Это негативность гегелевско-кожевского толка, необходимая человеку, чтобы быть вечным проектом, быть всегда впереди и больше самого себя, уметь отрицать себя прежнего, ставшего. Этой негативностью бытие отличается от Бога, а Бог от бытия.

Негативность небытия чревата бытием. От ненависти до любви один шаг. Кьеркегор, например, обнаруживает положительность греха: «... грех—это нечто положительное; его позитивность состоит как раз в том, чтобы быть перед Богом» [7, с. 323]. И далее: «Ничто так не отличает человека от Бога, как то, что он — грешник, в этом — весь человек.» [7, с. 323].

В итоге мы получаем:

- пространство Абсолюта, заполняемое странными негативно-положительными квази-объектами;

- пространство анти-Абсолюта, в котором живут ответвле-

ния чистого бытия, смещенные до такой степени, что стали его перевертышами.

А между мирами Абсолюта и анти-Абсолюта лежит пространство Хоры. Хора в древнегреческом мире — это область сельскохозяйственной деятельности, которая располагается вокруг городской зоны. Здесь возделывают, культивируют и землю, и — вместе с землей, конечно же,—человека, живущего на этой земле. В пространстве Хоры между двумя полюсами абсолютного человек шлифуется и ранится осколками кривых зеркал в бесконечной погоне за моментами истины, обломками правды, крупицами добра, отягощенного злом. Расходящиеся тропки ведут его окольными путями призрачной положительной негативности.

Хора, как пространство социального, этот сад расходящихся тропок, как раз и продуцирует всевозможные параллаксы, результатом чего становится, на наш взгляд, феномен негативной метафизики. К феноменам абсурда и хитрости разума, лжи во спасение и ценности непонимания добавляется огромный пласт феноменов общественного бытия.

Сюда попадают очень странные явления, например не подчиняющиеся уже никому, совершенно объективные движения мировых капиталов и финансов, то, что З. Бауман, Дж. Агамбен и Сл. Жижек называют «призраком капитала». То же самое происходит сейчас с призраком социализма, вернее социализм существует сегодня в призрачном состоянии. Это состояние двойственно: с одной стороны, оно представлено бесконечно возвращающимися идеями социализма и коммунизма (в самых разных формах, от мифологической ностальгии по принципу «раньше было лучше» до умных философских работ типа «Призраки Маркса» Ж. Деррида).

С другой стороны, мы наблюдаем поэтизацию и «метафизацию» социализма. Это происходит и в результате просмотров советских фильмов, и в процессе создания «парка советского периода» (если это не только индустрия по производству вещей с советской символикой, но и одноименный фильм, музей социалистического быта и счастливого детства, серьезные работы Жижека о советском искусстве, переоценка эстетического феномена и художественного направления социалистического реализма). В странах бывшего социалистического лагеря возникло целое направление жизни и умонастроение ностальгии: жители

ФРГ ностальгируют по Берлинской стене и ГДР, сербы — по Югославии. Ликвидным товаром становятся вещи, предметы домашнего обихода с логотипами предприятий социалистических государств. Результат подобной мифологической метафизации — призрак социализма, или призрачное существование социализма, и это тоже феномен негативной метафизики. За призраками нередко гонятся, и иногда призрачное становится реальным.

Негативная метафизика что-то производит, создает в жизненном мире современного человека. За счет попадания в метафизическое пространство странных негативных феноменов метафизика кардинально радикализируется. И, заметим, все возможные «негативности» проводятся в Абсолют человеком. Однако человек — не просто вечная негация, вернее, будучи таковой, он не перестает быть бытийным существом. Внося в Абсолют диссонанс своих негативностей, он и сам является диссонансом и все же действует от имени бытия, а не от имени Ничто. Метафизика не преодолевается и не уничтожается. Благодаря поступкам и усилиям современного человека, ощущающего на себе всю неоднозначность и противоречивость мира, а еще — ответственность за его бытие,—метафизика лишь становится негативной и тем самым — спасается. Человек спасает метафизику как область сущего, оставаясь «привязан к непонятному различию между сущим и бытием» [18, с. 178], иногда в своих деяниях каждый раз заново воссоединяя их.

Становясь негативной, метафизика продолжает быть миром событий человеческого бытия: побед, иногда больше похожих на поражения, и поражений, которые стоят иных побед. Подвигов, которые совершают случайные герои. Нравственных и творческих взлетов, порожденных энергией несбыточных иллюзий. Именно здесь, в области негативной метафизики, пока она есть, человек носится со своими истинами, нелепыми с точки зрения чистой рациональности; неумело творит добро, оступаясь, ищет новые современные лики красоты, создает эстетические формы своей любви. Здесь он может проявлять и растить свою человечность, какими бы изломанными ни были ее ростки и непростыми — пути становления.

Проводя негативность в метафизику, человек делает мир Абсолюта динамичным, гибким и подвижным, и в такой странной форме — он спасает метафизику. В ответ негативная метафизика спасает современного человека.

РОЗТБСШРТиМ

Представленная вниманию читателя статья — не о Хайдеггере, и автор — не хайдеггеровед. Один из лучших переводчиков М. Хайдеггера, В. В. Бибихин, написал однажды, что философы как персонажи многотысячелетней философской драмы часто оказываются в фокусе обостренного философского внимания и после их смерти [1, с. 9]. Таким персонажем оказался и Мартин Хайдеггер. По-видимому, сегодня «дело Хайдеггера» принимает новый оборот. В печати появляется все больше публикаций, вызванных выходом в свет «Черных тетрадей» Хайдеггера, публикуемых в 94-97 томах собрания его сочинений. По мнению авторитетных философов из разных стран, известные обвинения Хайдеггера в национал-социализме и антисемитизме получили в этих публикациях новые подтверждения. Ситуация породила множество откликов и вынуждает нас так или иначе включиться в этот диалог, тем более когда речь заходит о проблеме метафизики в пространстве философии ХХ-ХХ1 вв.

Сущность метафизики как основного события в человеческом бытии обстоятельно проанализирована Хайдеггером, и в этом плане любые рассуждения о метафизике будут нуждаться в обращении к его философскому наследию. Обозначенный Ницше и осмысленный Хайдеггером онтологический поворот западноевропейской философии во многом определяет формат неклассического способа философствования в целом. В этой связи перед философским сообществом встает непростой вопрос: нивелирует ли содержание «Черных тетрадей» известную читателю философию Хайдеггера? Это вопрос об объективной ценности мысли, способной жить своей жизнью, отдельной от того, кто ее помыслил.

В свете сказанного возникает необходимость неоднократного возвращения к наследию философа. Н. В. Мотрошилова предлагает серьезную исследовательскую проблему: «Наследие Хайдеггера против ,Черных тетрадей"» и справедливо полагает, что: «... если сомнения в высоком значении лучшего, новаторского в философии Хайдеггера зашли так далеко — и превратились, по моему мнению, в опасное для философии чисто негативистское, всё и вся сметающее поветрие,—то философы не имеют права не противостоять этому» [9].

Статья попала в ситуацию осмысления и, возможно, отчасти — решения этой проблемы.

Литература

1. Бибихин В. В. Дело Хайдеггера // Время и бытие: ст. и выступления / сост., пер. с нем., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993. С. 3-14.

2. Гаспарян Д. Э. Социальность как негативность. М. : КДУ, 2007. 256 с.

3. Данте Алигьери. Божественная комедия. М. : Интерпракс, 1992. 624 с.

4. Евлампиев И. И. Неклассическая метафизика или конец метафизики?: европейская философия на распутье // Вопросы философии. 2003. № 5. С. 159-171.

5. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля. М. : Логос, 1998. 208 с.

6. Корчинский А. В. Форманты мысли: литература и философский дискурс. М. : Языки славянской культуры, 2015. 288 с.

7. Кьеркегор С. Болезнь к смерти // Страх и трепет / пер. с дат. М : Республика, 1993. 383 с.

8. Мамардашвили М. К. Сознание — это парадоксальность, к которой невозможно привыкнуть // Как я понимаю философию: сб. М. : Прогресс, 1990. С. 72-85.

9. Мотрошилова Н. В. И снова о «Черных тетрадях» Мартина Хайдеггера (к дебатам лета — осени 2015 г.) // Вопросы философии. 2016, № 7. С. 39-55.

10. Налимов В. В. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье. 2-е изд., испр. СПб. : М. : Центр гуманитарных инициатив, 2015. 384 с.

11. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1990. 302 с.

12. Онтология негативности : сб. науч. тр. / отв. ред. Е. Г. Драгалина-Черная. М. : «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2015. 376 с.

13. Разинов Ю. А. Метафизика кривых троп: очерки об экзистенциальной природе истины и заблуждения. Самара : Самарский университет, 2011. 308 с.

14. Саенко Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения). Волгоград : ВГПУ «Перемена», 2010. 218 с.

15. Слотердайк П. Критика цинического разума / пер. с нем. А. В. Перцева. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2001. 584 с.

16. Трубников Н. Н. Притча о Белом Ките // Вопросы философии. 1989. № 1. С. 57-82.

17. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Зарубежная эстетика и теория литературы Х1Х-ХХ вв.: трактаты, статьи, эссе. М. : Изд-во МГУ, 1987. С. 264-313.

18. Хайдеггер М. Преодоление метафизики // Время и бытие: ст. и выступления / сост., пер. с нем., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993. С. 177-192.

19. Хайдеггер М. Введение к «Что такое метафизика?» // Время и бытие : ст. и выступления / сост., пер. с нем., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993. С. 27-36.

20. Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Время и бытие: ст. и выступления / сост., пер. с нем., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993. С. 16-27.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.