CC BY
29
Попов П. В.
(Воронеж)
УДК 94(47)
ПОЯВЛЕНИЕ ПУШКАРЕЙ КАК СОЦИАЛЬНОЙ ГРУППЫ НАСЕЛЕНИЯ В ГОРОДАХ ЮГА РОССИИ И БЕЛГОРОДСКОЙ ЧЕРТЫ В КОНЦЕ XVI-XVII ВЕКАХ1
Актуальность избранной автором статьи темы обусловлена тем, что полное и глубокое изучение российской истории XVII века невозможно без изучения региональной истории и, в частности, такой важной её составляющей, как изучение истории провинциального общества, в том числе вопросов, связанных с его образованием или появлением отдельных групп населения. В связи с этим, автором было исследовано появление одной из групп служилого населения общества Юга России - пушкарей. Пушкари в южнорусских городах являлись довольно немногочисленной группой служилых «приборных» людей, которые обслуживали артиллерию. Цель статьи - рассмотреть процесс появления пушкарей как социальной группы населения в городах Юга России и Белгородской черты в XVI-XVII веках. Методологическая база исследования базируется на следующих основных исторических принципах и методах: принцип историзма, принцип объективности, сравнительно-исторический метод, историко-типологический метод, статистический метод. В целом, работа построена на основе применения проблемно-хронологического и системного методов, что позволяет рассматривать события в рамках единого общеисторического контекста. Работа опирается на широкий круг архивных и опубликованных источников. В результате проведенного исследования автор приходит к выводу, что появление пушкарей как группы населения городов Юга России и Белгородской черты в конце XVI-XVII веках было связано со строительством военных городов-крепостей для защиты южных рубежей государства и комплектованием их гарнизонов. Существовало три основных способа заселения новых городов: принудительное переселение («сведение») служилых людей из старых городов, добровольное переселение изъявивших желание служилых людей («сходство») и набор «вольных, охочих» людей. Однако, во второй половине XVII века, в связи с окончательным формированием гарнизонов южнорусских городов, пушкари фактически становятся замкнутой служилой группой население, так как основными способами пополнения рядов пушкарей остаются их перевод из других городов и набор из пушкарских семей.
Ключевые слова: Россия, XVII в., южное пограничье, Белгородская черта, служилые люди, пушкари.
The relevance of the topic chosen by the author of the article is due to the fact that a complete and in-depth study of Russian history of the 17 th century is impossible without studying regional history and, in particular, such an important component as studying the history of provincial society, including issues related to its formation or the emergence of certain population groups. In this regard, the author investigated the emergence of one of the groups of the service population of the society of the South of Russia - the gunners. The gunners in the southern Russian cities were a rather small group of service "instrument" people who served the artillery. The purpose of the article is to consider the process of the emergence of gunners as a social group of the population in the cities of the South of Russia and the Belgorod line in the 16th-17th centuries. The methodological base of the study is based on the following basic historical principles and methods: the principle of historicism, the principle of objectivity, the comparative historical method, the historical typological method, the statistical method. In general, the work is based on the use
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 21-18-00024) на базе ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет имени И. А. Бунина»
68
of problem-chronological and systemic methods, which allows us to consider events within a single general historical context. The work draws on a wide range of archival and published sources. As a result of the study, the author comes to the conclusion that the emergence of gunners as a population group in the cities of the South of Russia and the Belgorod line at the end of the 16th-17th centuries was associated with the construction of military fortress cities to protect the southern borders of the state and the recruitment of their garrisons. There were three main ways of settling new cities: forced relocation ("reduction") of service people from old cities, voluntary relocation of service people who expressed a desire ("similarity") and the recruitment of "free, willing" people. However, in the second half of the 17th century, in connection with the final formation of the garrisons of the southern Russian cities, the gunners actually become a closed service group of the population, since the main ways to replenish the ranks of the gunners remain their transfer from other cities and recruitment from the Pushkar families.
Keywords: Russia, 17th century, southern borderland, Belgorod line, military personnel, gunners.
DOI: 10.24888/2410-4205-2022-33-4-68-76
Появление пушкарей как группы населения Юга России обусловлено социально-экономической и военно-политической обстановкой на Юге страны в конце XVI века. Исторически к Югу России в рассматриваемый период относится и территория современного Центрального Черноземья. В документах рассматриваемой эпохи данные земли назывались «Полем» [7, с. 6]. В период политической раздробленности эта территория была далекой южной окраиной Рязанского княжества. Возможно, на этой территории находилось несколько городов и других населенных пунктов [12, с. 10-22]. Кроме того, на этой территории занимались промыслами: рыбной ловлей, охотой, бортничеством, собирательством. После монгольского нашествия русское население «Поля» резко сокращается, что и послужило причиной для такого названия этой территории. После образования русского централизованного государства в конце XV - начале XVI века здесь проходила посольская дорога в Крымское ханство, по реке Дон передвигались русские и турецкие послы, а русские люди по-прежнему занимаются здесь промыслами. Кроме того, через Поле в XVI веке проходили дороги, по которым крымские и ногайские татары совершали грабительские набеги на Россию. Российское государство вынуждено было вести здесь напряжённую борьбу с внешними противниками. С 1540-х гг. на территории Поля была организована станичная и сторожевая служба для предупреждения татарских набегов. Кроме того, вдоль южных границ к югу от Оки во второй половине XVI века была возведена сплошная линия оборонительных сооружений - засечная черта. Она протянулась на 500 километров через Переяславль-Рязанский, Венев, Крапивну, Одоев. В 1550-1560-е гг. на южной границе строились новые крепости: Михайлов (1551), Шацк (1553), Дедилов (1554), Болхов (1555), Ряжск (1557), Орёл (1566), Данков (1568). После смерти Ивана Грозного продолжилось укрепление русских южных рубежей и строительство новых русских городов-крепостей на Поле. Первыми из них были Воронеж и Ливны, которые были построены в 1585-1586 годах [7, с. 6-8]. В начале царствования Михаила Федоровича к русским «полевым» городам относились Воронеж, Ливны, Елец (1592), Белгород (1596), Курск (1596), Ос-кол (1596), Царев-Борисов (1599), Валуйки (1599) [6, с. 36]. Дальнейшие задачи внешней политики (борьба с крымскими и ногайскими татарами, «воровскими» черкасами с Речи Посполитой [35, л. 61-62, 109-118, 327, 376-382], борьба с Речью Посполитой за возвращение утраченных в годы Смуты земель) диктовали расширение российского присутствия на территории Поля. В середине XVII века здесь строится 800 километровая сплошная линия укреплений - Белгородская засечная черта. Во второй половине XVII века продолжается строительство новых городов на южной окраине России, в том числе и «за чертой». Все но-вопостроенные населенные пункты вошли в состав образованной в 1658 году административно-территориальной единицы - «городов Белгородского полка» или Белгородского раз-
ряда. Рассмотрим более подробно появление пушкарей как группы населения на южных рубежах России в конце ХУ1-ХУП веках1.
В ходе основания новых русских городов на южной окраине складывались основные группы их населения. Особенностью южных городов являлось то, что они основывались как военные города-крепости, вследствие чего основную массу населения составляли служилые люди: казаки, стрельцы, пушкари, затинщики, воротники, казенные плотники, казенные кузнецы. Преобладали служилые люди «по прибору», а служилые люди «по отечеству» были представлены в основном дворянами и детьми боярскими [4, с. 110]. Невоенного гражданского населения было очень мало. Постепенно вокруг вновь основанных городов появлялись села и деревни, основную массу населения которых составляли крестьяне и дети боярские [10, с. 90].
Существовало три основных способа заселения новых русских городов: «сведение» [3, с. 312-321], «сходство» [37, с. 29-38] и набор [3, с. 312-321]. Под сведением понимается принудительное переселение служилых людей из других русских городов [2, с. 275]. Рассмотрим этот способ более подробно.
Основанию города предшествовали издание царского указа и приговора Боярской думы об основании города, а также разведка местности и определение места для строительства города. Часто место определялось примерно. Например, так было с основанием Воронежа. Во фрагменте указа царя Федора Ивановича и приговора Боярской думы воеводам-основателям Воронежа Семену Федоровичу Сабурову, Василию Григорьевичу Биркину и Ивану Григорьевичу Судакову-Мясному указывалось, что город нужно построить «на Дону, на Воронеже, не доезжая Богатого Затону два днища». Конкретное место постройки должны были определить воеводы [19, с. 368].
Ресурсы и люди для строительства города брались из других русских городов. Сначала людские и материальные ресурсы концентрировались в сборном пункте, в роли которого выступал один из городов. Так, базой для строительства Валуек (1599) был выбран город Оскол. Сюда прибывали воевода, служилые люди (дети боярские, стрельцы, казаки, служилые черкасы и так далее), в том числе 12 пушкарей и даже священнослужители. Весь отряд состоял почти из 400 человек. Необходимая для нового города артиллерия и военные запасы были доставлены из Ливен и Серпухова [16, с. 1-3]. Собрав все необходимое, отряд во главе с воеводой отправлялся в поход. Деятельность отряда по постройке нового города четко регламентировалась распоряжениями из Москвы. Служилые люди должны были участвовать в строительстве города. Скорее всего, часть из них после постройки города отправлялась назад на свои места и заменялась новыми [23, л. 65-67, 80], а часть оставалась служить в новом городе на постоянной основе [17, с. 25].
Вслед за постройкой города к нему отводилась, отмежевывалась земля. Каждая служилая группа населения получала землю для строительства двора. Служилые люди в городах селились в особых слободах по роду службы, например, пушкари, жили в Пушкарских слободах. Причем место под слободу отводилось даже, если на момент постройки города еще не было того или иного разряда людей. Так, в Воронеже до 1624 года не было ямщиков, но земля под слободу была выделена. По соседству с ней были земли воронежских пушкарей и других служилых людей, которые эти земли захватили. Когда в городе появились ямщики, то возникла конфликтная ситуация между ямщиками и другими служилыми людьми, в том числе и пушкарями. Последовал царский указ с требованием произвести розыск по этому делу [8, с. 2-3].
Сохранились довольно подробные сведения о том, как происходило переселение на «вечное житье», то есть «сведение». В одной из отписок Мещовского воеводы Степана Щербачева от 20 марта 1648 года узнаем, что воеводе было велено прислать на вечное жи-
1 См. подробнее историю строительства Белгородской черты - Загоровский, В. П. (1968). Белгородская черта. Воронеж: Изд-во ВГУ. 291 с.
70
тье в город Болховой самых лучших, «семьянистых и прожиточных» служилых людей с женами, детьми и всем имуществом. Для переселения было выбрано 30 человек. После выбора составлялись особые списки переселенцев, которые отправлялись в Разряд и воеводе в город, в который «сведенцы» переселялись. Переселение обычно происходило не сразу. Сначала на новое место отправлялись главы семейств и старшие дети «для того, чтобы им дворами устроиться, указные свои пашни пахать... и хлебом посеять». Их жены и младшие дети оставались временно на старых местах, чтобы убрать хлеб и приготовиться к переселению по первому зимнему пути. Воеводам предписывалось оберегать семьи этих служилых людей, не судить их без царского указа и следить за тем, чтобы им «ни от каких людей налоги и тесноты и изгоны никакия не были». Выселявшиеся получали поддержку деньгами и продовольствием («подмогу») от оставшихся служилых людей их чина. Правительство также старалось поддержать переселенцев: выделяло землю под дворовое строение [28, л. 245, 275-276] и для ведения хозяйства [27, л. 466, 491-493]; выдавало хлебное и денежное жалованье [21, л. 104-163], в том числе, так называемое «селитебное» или принимало на свой счёт постройку двора [33, л. 346-352, 382, 406-407]; выдавало вначале семена для посева [34, л. 99-103, 105]; снабжало оружием [32, л. 64-68]. Так же правительство предписывало воеводам следить за тем, чтобы переселенцы сразу начинали пахать пашню, а если они не хотели делать этого добровольно, то нужно было заставить их пахать «в неволю» [17, с. 152-157].
Такое принудительное «сведение» практиковалось довольно часто, например, в 1637 году при строительстве Усерда на вечное житьё было поселено 24 пушкаря [16, с. 22-27].
Очень часто принудительное переселение не нравилось переселявшимся, так как приходилось разрушать старое хозяйство и заводить новое, что вряд ли было приятно для тех зажиточных и «семьянистых» служилых людей, которых правительство хотело видеть на окраине [17, с. 152-157]. Сохранилось большое количество дел по челобитным лиц, не желавших переселяться в новые места [30, л. 280, 282-283]. Правительство неохотно удовлетворяло такие челобитные, а если это и случалось, то только тогда, когда правительство было уверено, что те лица, которые предлагаются челобитчиками вместо себя, также являются достаточно состоятельными, чтобы устроиться на новом месте [33, л. 408-416] или тогда, когда выбранные для переселения оказывались слепы, ранены и так далее. Кроме легального уклонения практиковались и нелегальные способы избежать переселения (и, очевидно, гораздо чаще): взятки воеводам и головам, ответственным за переселение новых служилых людей. Кроме того, многие просто уклонялись от переселения. В таком случае правительство требовало от воевод принимать суровые меры, так, в одной из грамот лебедянскому воеводе Коптеву предписывалось «сыскав жен и детей их, посадить их в тюрьму, пока мужья их не съищутся», а затем выслать их в Карпов «с наказанием за поруками». «А всяких чинов людям велено было сказать и в торговые дни бирючу велети кликать не по один день: которые Карповские или иных которых городов сведенцы. их дети и братья и племянники учнуть жить на Лебедяни или в уезде у родимцев своих, или у друзей» и последние не скажут об этом воеводе, а он узнает об этом от сторонних людей, то за такую вину их, у них будут отняты их поместья и будут отданы тем, которые доведут до воеводы информацию о нежелающих переселяться [17, с. 152-157]. Также частым явлением было бегство сведенцев из новых городов [29, л. 301-303].
Однако, кроме принудительно переселенных служилых людей были и те, кто добровольно хотел переселиться, таких служилых людей называли «сходцы». В уже упомянутой отписке Мещовского воеводы Степана Щербачева было отмечено, что 30 человек для переселения были выбраны «на вечное житье по их сказке и по выбору» [17, с. 152-157]. В 1654 году в Нежегольске пожелало добровольно поселиться 115 служилых людей из разных ук-раинных городов: Белгорода, Болхова, Корочи, Карпова. Они записывались на службу в различные группы служилых людей, в том числе, в пушкари [37, с. 29-38]. Что могло привлечь «сходцев»? Скорее всего, это возможность повысить свой социальный статус (запи-
саться в более высокий разряд служилых людей, что не было редкостью [36, л. 89]), получить земли и жалованье от правительства и, тем самым, улучшить своё материальное положение.
Бывали также случаи переселения не только групп населения, но и отдельных лиц, в том числе крестьян. Правительство иногда освобождало их из-за преступлений, которые совершали их помещики. Так, в 1650 году «указал Государь иноземца Петрушкина крестьянина Глебова Осташку Иванова, прозвище Тимошку, с женой и с детьми, от него Петрушки, за его, Петрушкино воровство от крестьянства освободить и послать за черту в новые украинские города... из Разряда» [17, с. 166].
Еще одним способом заселения новых русских городов «на Поле» был набор желающих служить людей. Сразу после Смутного времени и в середине XVII века во время строительства Белгородской черты воеводы новых городов испытывали острую потребность в желающих записаться на военную службу, поэтому правительство относительно лояльно относилось к записи в служилые люди даже тех, кто законного права на это не имел. Например, в 1637 году был построен город Усерд. Царским указом было предусмотрено, что здесь будет поселено 1000 служилых людей, в том числе, 25 пушкарей и затинщиков. Однако набор шел медленно, и в 1639-1640 году в Усерде было 609 служилых людей, а в 1651-1652 году - 744 человека [18, с. 304].
Желающих поступить на военную службу можно разделить на две категории: те, кто имел право добровольно и легально поступить на службу («охочие вольные и гулящие люди») и те, кто такого законного права не имел, но их записывали в служилые люди, так как в противном случае страдала бы боеспособность украинных городов.
Если говорить об «охочих вольных и гулящих людях», то к ним, как правило, относились родственники служилых людей и посадского торгово-ремесленного населения, которые не были ещё записаны ни в какое тягло (отцы, утратившие работоспособность, дети, племянники, братья и так далее). Однако, это могли быть и не родственники, а люди, которые не были ни в каком тягле и жили тем, что работали у других людей. Они не имели определенных занятий и постоянного местожительства, «кормились походя» переходя с места на место, живя и работая, то у одних людей, то у других. Так же, к «вольным и гулящим людям» относились нищие и бродяги, которые жили на милостыню [11, с. 86-87].
Если же говорить о тех, кто не имел законного права записываться в служилые люди, но воеводы вынуждены были их записывать в силу нехватки служилых людей, то здесь картина была чрезвычайно пёстрая: это были беглые частновладельческие крестьяне [31, л. 131-133], монастырские крестьяне, крестьяне-раскольники, холопы [14, с. 29-31], беглые служилые люди [26, л. 15] и посадские люди и другие группы беглого и тяглого населения [14, с. 29-31]. Так, в 1635 году в Чернавский острог записалось 10 пушкарей: отпущенный на свободу крестьянин; торговец из города Мценска; казак из Новосили; два бывших пушкаря из Ельца, которые передали свою службу родственникам; елецкий сын боярский, который еще не был повёрстан; три стрелецких родственника (братья); холоп сына боярского из Ельца [5, с. 247-248]. Пушкари таких наборов не всегда добросовестно несли службу. Например, пушкари в Обояни, набранные из «охочих вольных и гулящих людей», построили далеко от города и от других пушкарей свои дворы («на сторонних землях») и не являлись в город в случае набегов крымских татар [13, с. 178].
О каких-либо требованиях к лицам, набираемым в пушкари, неизвестно. Но скорее всего, это были люди, которые умели обращаться с пушками. Эта ситуация, как видится, не была редкостью: практически в каждый южный город-крепость отправлялись наказы воеводам о том, как нужно «сидеть в осадное сиденье». Подготовка к «осадному сиденью» подразумевала, в том числе и роспись по крепостным стенам и пушкам пушкарей и городских жителей им в помощь [15, с. 5-13]. На Юге России в XVII веке каждый житель, будь то военный служилый человек или гражданский, умел обращаться с оружием и по большому счёту, являлся воином.
Из-за такого набора всех желающих в гарнизоны новых городов-крепостей часто старые города лишались большой части своего прежнего служилого населения. Москва вынуждена была принимать меры для решения данной проблемы. Так, усердскому воеводе Ивану Бутурлину в 1637 году в воеводском наказе приказывалось не принимать на службу тех людей, которые не имели на это право по закону, в том числе, беглых служилых людей других городов («новый город строить, а старых не пустошить») [18, с. 304]. А бегство служилых людей было обычным делом на южной окраине Российского государства в XVII веке из-за тяжелой службы [24, л. 478-486] и податей [22, л. 284-286]. Кроме того, бегство могло быть вызвано тяжелым материальным положением и, в силу этого, невозможностью нести тяжелую военную службу [25, л. 374-375], а также желанием убежать в новые города, чтобы получить государево жалованье. В 1679 году орловский воевода получил указ, в котором сообщалось, что в городе Черни служилые люди, в том числе и пушкари, сбежали со службы со своими детьми и женами в разные новопостроенные города, из-за чего в Черни осталось очень мало служилых людей. Указ строго запрещал принимать кому-либо беглецов и оказывать им содействие, кроме того, орловскому воеводе предписывалось поставить на дорогах крепкие сторожи и послать «посыльщиков» для поимки беглецов. Если беглецы попадались, то их нужно было наказать битьем батогами и выслать на прежнее место службы за поруками [14, с. 80-81].
За новоприбранного пушкаря давалась поручная запись всех уже находящихся на службе пушкарей города. В этой поручной записи упоминалось, что пушкарь, который принимается на службу, должен хорошо служить, не убегать в другие государства (в Крым, к ногайским татарам, в Литву, к немцам и так далее), не красть, не играть в азартные игры, не пить, казне государевой убытка не принести и прочее. Провинившегося ждало суровое наказание, вплоть до смертной казни, а на поручиков накладывалась пеня [1, с. 320-322].
Такая форма набора служилых людей, в том числе и пушкарей, практиковалась в первой половине XVII века, до окончания строительства Белгородской черты. Однако после того, как гарнизон городов Белгородского разряда был сформирован, правительство, до этого сквозь пальцы смотревшее на запись в пушкари тех, кто по закону право на это не имел, резко ужесточает свою политику [36, л. 59-61]. На Белгородской черте даже проводятся массовые сыски беглых крестьян (Воронежский уезд - 1660, 1666; Усманский уезд - 1660 и так далее) [9, с. 252-253]. Во второй половине XVII века остаётся два основных способа комплектования пушкарей - перевод из старых городов и набор в пушкари из семей самих пушкарей (сыновей, племянников и других родственников). Пушкари, по сути, становятся замкнутой служилой группой южнорусского населения [13, с. 178].
Таким образом, появление пушкарей как группы населения на Юге России в конце XVI-XVII веках было связано со строительством военных городов-крепостей для защиты южных рубежей государства и комплектованием их гарнизонов. Существовало три основных способа заселения новых городов: принудительное переселение («сведение») служилых людей из старых городов, добровольное переселение изъявивших желание служилых людей («сходство») и набор «вольных, охочих» людей. Часто воеводы вынуждены были принимать на службу всех желающих, в том числе и тех, кто законного права на это не имел. Однако, во второй половине XVII века, в связи с окончательным формированием гарнизонов южнорусских городов, такая практика практически прекращается. Основными способами пополнения рядов пушкарей остаются их перевод из других городов и набор из пушкарских семей. Пушкари становятся замкнутой служилой группой южнорусского населения.
Список источников и литературы
1. Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства. СПб.: Тип. II-го Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1838. 509 с.
2. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 8. СПб.: Тип. В. В. Пратц, 1875. 442 с.
3. Анпилогов, Г. Н. (1967). Новые документы о России конца XVI - начала XVII в. Москва: МГУ. 544 с.
4. Багалей, Д. И. (1887). Очерки из истории колонизации степной окраины Московского государства. Москва: Университетская типография. 615 с.
5. Волков, В. А. (2004). Войны и войска Московского государства. Москва: Эксмо, 2004. 571 с.
6. Глазьев, В. Н. (1989). История южнорусских стрельцов (конец XVI - начало XVIII вв.): автореф. дис. ... канд. истор. наук: 07.00.02. Воронеж.
7. Глазьев, В. Н. (2018). Очерки истории города Воронежа и Воронежского уезда в конце XVI-XVII веках. Воронеж: Издательский дом ВГУ. 270 с.
8. Древние грамоты и другие письменные памятники, касающиеся Воронежской губернии и частью Азова. Кн. 2. Собр. и изд. Н. Второвым и К. Александровым-Дольником. Воронеж: Тип. губернского правления, 1852. 301, VIII с.
9. Загоровский, В. П. (1968). Белгородская черта. Воронеж: Изд-во ВГУ. 291 с.
10. Загоровский, В. П. (1982). История Воронежского края от А до Я. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство. 309 с.
11. Ключевский, В. О. (2004). История сословий в России: Полный курс лекций. Минск: Харвест. 208 с.
12. Ковалевский, В. Н. и др. (2015). Археологическое открытие древнего Воронежа. Научный редактор В. Н. Глазьев. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное изд-во. 127 с.
13. Левыкин, А. К. (1985). Русские городовые пушкари второй половины XVII века // Вопросы истории. № 3. С. 176-180.
14. Материалы для истории Воронежской и соседних губерний. Кн. 1. Изд. М. Ф. Де-Пуле. Воронеж: Тип. губ. Правления, 1861. 474 с.
15. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губернии) в XVI-XVШ столетии, собранные в разных архивах и редактированные Д. И. Багалеем / Д. И. Багалей. Харьков: Тип. К. Л. Счасни, 1886. 398 с.
16. Материалы для истории колонизации и быта Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерний. Т. II. / Д. И. Багалей. Харьков: Тип. К. Л. Счасни, 1890. 456 с.
17. Миклашевский, И. Н. (1894). К истории хозяйственного быта Московского государства. Ч. I. Заселение и сельское хозяйство южной окраины XVII в. Москва: Тип. Д. И. Иноземцева. 310 с.
18. Новосельский, А. А. (1948). Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. Отв. ред. член-корр. АН СССР С. В. Бахрушин. Москва, Ленинград: Изд-во института истории АН СССР. 570 с.
19. Разрядная книга 1475-1598 гг. / В. И. Буганов, М. Н. Тихомиров. Москва: Институт истории АН СССР, Наука, 1966. 614 с.
20. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 12.
21. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 18.
22. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 92.
23. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 105.
24. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 107.
25. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 117.
26. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 131.
27. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 139.
28. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 170.
29. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 219.
30. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 236.
31. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 258.
32. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 274.
33. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 328.
34. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 354.
35. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 471.
36. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Д. 772.
37. Холмогоров, В. И. (1885). Акты, относящиеся к Малороссии // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Кн. 2. Москва: Университетская типография. 456 с.
References
1. Akty yuridicheskie ili sobranie form starinnogo deloproizvodstva [Legal acts or a collection of ancient records management forms]. St. Petersburg, Tip. II-go Otdeleniya Sobstvennoy E. I. V. Kantselyarii. 1838. (in Russian).
2. Akty, otnosyashchiesya k istorii Yuzhnoy i Zapadnoy Rossii, sobrannye i izdannye Ark-heograficheskoy komissiey. T. 8. [Acts relating to the history of Southern and Western Russia, collected and published by the Archaeographic Commission. T. 8.]. St. Petersburg, Tip. V. V. Pratts. 1875. (in Russian).
3. Anpilogov, G. N. (1967). Novye dokumenty o Rossii kontsa XVI - nachala XVII v. [New documents about Russia in the late 16th - early 17th centuries]. Moscow, MGU. (in Russian).
4. Bagalei, D. I. (1887). Ocherki iz istorii kolonizatsii stepnoy okrainy Moskovskogo gosu-darstva [Essays from the history of the colonization of the steppe outskirts of the Moscow State]. Moscow, Universitetskaya tipografiya. (in Russian).
5. Volkov, V. A. (2004). Voyny i voyska Moskovskogo gosudarstva [Wars and troops of the Moscow State]. Moscow, Eksmo Publ. (in Russian).
6. Glaziev, V. N. (1989). Istoriya yuzhnorusskikh strel'tsov (konets XVI - nachalo XVIII vv.) [The history of the South Russian archers (late 16th - early 18th centuries)]. (doctoral dissertation abstract). Voronezh.
7. Glaziev, V. N. (2018). Ocherki istorii goroda Voronezha i Voronezhskogo uezda v kontse XVI-XVII vekakh [Essays on the history of the city of Voronezh and the Voronezh district in the late XVI-XVII centuries]. Voronezh, Izdatel'skiy dom VGU. (in Russian).
8. Drevnie gramoty i drugie pis'mennye pamyatniki, kasayushchiesya Voronezhskoy gu-bernii i chast'yu Azova. Kn. 2. [Ancient letters and other written monuments relating to the Voronezh province and part of Azov. Book. 2] in N. Vtorov i K. Aleksandrov-Dol'nik. Voronezh, Tip. gubernskogo pravleniya. 1852. (in Russian).
9. Zagorovsky, V. P. (1968). Belgorodskaya cherta [Belgorod line]. Voronezh, Izd-vo VGU. (in Russian).
10. Zagorovsky, V. P. (1982). Istoriya Voronezhskogo kraya ot A do Ya [History of the Voronezh region from A to Z]. Voronezh, Tsentral'no-Chernozemnoe knizhnoe izd-vo. (in Russian).
11. Klyuchevsky, V. O. (2004). Istoriya sosloviy v Rossii: Polnyy kurs lektsiy [History of Estates in Russia: A Complete Course of Lectures]. Minsk, Kharvest. (in Russian).
12. Kovalevsky, V. N. and others. (2015). Arkheologicheskoe otkrytie drevnego Voronezha [Archaeological discovery of ancient Voronezh]. Nauchnyy redaktor V. N. Glaz'ev. Voronezh, Tsentral'no-Chernozemnoe knizhnoe izd-vo. (in Russian).
13. Levykin, A. K. (1985). Russkie gorodovye pushkari vtoroy poloviny XVII veka [Russian city gunners of the second half of the 17th century] in Voprosy istorii, 3, 176-180. (in Russian).
14. Materialy dlya istorii Voronezhskoy i sosednikh guberniy. Kn. 1. [Materials for the history of the Voronezh region and the accumulation of provinces. Book. one.] in M. F. De-Pule. Voronezh, Tip. gub. Pravleniya. 1861. (in Russian).
15. Materialy dlya istorii kolonizatsii i byta stepnoy okrainy Moskovskogo gosudarstva (Khar'kovskoy i otchasti Kurskoy i Voronezhskoy gubernii) v XVI-XVIII stoletii, sobrannye v raznykh arkhivakh i redaktirovannye D. I. Bagaleem [Materials for the history of colonization and life of the steppe outskirts of the Moscow state (Kharkov and partly Kursk and Voronezh provinces) in the 16th-18th centuries, collected in various archives and edited by D. I. Bagalei] in D. I. Bagalei. Kharkiv, Tip. K. L. Schasni. 1886. (in Russian).
16. Materialy dlya istorii kolonizatsii i byta Khar'kovskoy i otchasti Kurskoy i Voro-nezhskoy guberniy. T. II. [Materials for the history of colonization and life of Kharkov and partly Kursk and Voronezh provinces. T. II.] in D. I. Bagaley. Kharkiv, Tip. K. L. Schasni. 1890. (in Russian).
17. Miklashevsky, I. N. (1894). K istorii khozyaystvennogo byta Moskovskogo gosudarstva. Ch. I. Zaselenie i sel'skoe khozyaystvo yuzhnoy okrainy XVII v. [To the history of the economic life of the Moscow state. Part I. Settlement and agriculture of the southern outskirts of the 17th century]. Moscow, Tip. D. I. Inozemtseva. (in Russian).
18. Novoselsky, A. A. (1948). Bor'ba Moskovskogo gosudarstva s tatarami vpervoy polo-vine XVII v. [The struggle of the Muscovite state with the Tatars in the first half of the 17th century], otv. red. chlen-korr. AN SSSR S. V. Bakhrushin. Moscow, Leningrad, Izd-vo instituta istorii AN SSSR. (in Russian).
19. Razryadnaya kniga 1475-1598 gg. [Discharge book 1475-1598] in V. I. Buganov, M. N. Tikhomirov. Moscow, Institut istorii AN SSSR, Nauka. 1966. (in Russian).
20. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv drevnikh aktov (RGADA). F. 210. Op. 12. D. 12. (in Russian).
21. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 18. (in Russian).
22. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 92. (in Russian).
23. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 105. (in Russian).
24. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 107. (in Russian).
25. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 117. (in Russian).
26. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 131. (in Russian).
27. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 139. (in Russian).
28. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 170. (in Russian).
29. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 219. (in Russian).
30. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 236. (in Russian).
31. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 258. (in Russian).
32. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 274. (in Russian).
33. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 328. (in Russian).
34. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 354. (in Russian).
35. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 471. (in Russian).
36. RGADA. F. 210. Op. 12. D. 772. (in Russian).
37. Kholmogorov, V. I. (1885). Akty, otnosyashchiesya kMalorossii [Acts relating to Little Russia] in Chteniya v Imperatorskom obshchestve istorii i drevnostey Rossiyskikh pri Moskovs-kom universitete, kn. 2. Moscow, Universitetskaya tipografiya. (in Russian).
