CC BY
52
лении к доминированию на международной политической арене в XIX веке осуществлялась проверка на прочность наработанного культурного фундамента, т. е. ядра культуры. При этом тестировалась степень жизнеспособности революционных новаций, которые также были результатом культурных накоплений и пребывали в сфере профанного, претендуя на сакрализацию.
Доминирование полюсов оппозиции «сакральное - про-фанное» в разные десятилетия в Европе было различным, при этом конфликт религиозного-секулярного, сакрального-профанного не был элиминирован в культуре XIX века, но был интегрирован в политический, этнический, экзистенциальный конфликты, что оказывало определенное влияние на взаимодействующие культуры, например на культуру России. Усложнение культурной жизни европейских государств в связи с бурным развитием капитализма, сменой социальной, хозяйственной, этической парадигм и явной и имплицитной фигурацией сакрального-профанного в европейской культуре обращало российскую культуру к рефлексии конфликтных процессов, происходящих в ней самой. Результатом было рождение и бурное развитие русского национального театра и русской драмы как универсального и особенного способов осмысления конфликтности русской культуры.
1. Каган М. С. Философия культуры. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1996. 416 с.
2. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М.: Просвещение, 1974. 509 с.
3. Тэн И. Философия искусства. М.: Республика, 1996. 351 с.
4. Аникст А. ШекспирЖи http://www.romanbook.ru/book/ 1645002/?page=47 (дата обращения: 25.11.2015).
5. Фруассар Ж. Хроники Англии, Франции, Испани и соседних стран. URL: http://www.fanread.ru/book/7704095/ ?page=1 (дата обращения: 25.11.2015).
6. Словарь иностранных слов / под ред. И. В. Лехина и проф. Ф. Н. Петрова. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1954. 856 с.
7. Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. 3-е изд. М.: Сов. Энциклопедия, 1985. 1600 с.
8. Фихте И. Г., Шопенгауэр А. Немецкая классическая философия. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио», 2000. Т. 2. 832 с.
9. Нефедова Л. К. Онтология культурного конфликта в европейской драме: Античность - Новое время. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2013. 158 с.
10. Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999. 448 с.
11. Сомин Н. В. Стяжатели и нестяжатели. Узловое событие русской истории. URL: http://www.gumer.info/ bogoslov_Buks/comporative_bogoslov/http://wwwtextfighter. org/raznoe/History/Article/istoriya_somin_nv_styajateli_i_ nestyajateli.phpeliade (дата обращения: 25.11.2015).
© Нефедова Л. К., 2015
УДК 130.2
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И МИФИЗАЦИЯ В ДЖАЗОВОМ СТАНДАРТЕ
В статье рассматривается вопрос о специфике джазового стандарта с точки зрения проявления в его контексте оппозиции «повседневность - мифизация». За основу берется анализ музыкальных и поэтических текстов джазовых стандартов «My funny Valentine», «Autumn leaves», «Lullaby of Birdland». Выявляется доминирование, редукция, взаимопроникновение, взаимопоглощение и другие способы взаимодействия повседневности и мифизации в джазе. Таким образом, рассматриваемые полюса во всей художественной культуре и особенно в джазе реализуются через универсальные смыслы, благодаря чему возникает особый способ коммуникации джазового исполнителя и публики.
Ключевые слова: джаз, стандарт, повседневность, мифизация, оппозиция.
Е. Б. Новикова E. B. Novikova
EVERYDAYNESS AND MYTHIZATION IN JAZZ STANDARDS
The article discusses the specifics of the jazz standard from the point of view of its existence in the context of the opposition ''everydayness - mythization''. The research is based on the analysis of the musical and poetic texts of such jazz standards as "My Funny Valentine", "Autumn Leaves" and "Lullaby of Birdland". The article reveals the dominance, reduction, diffusion, and other ways of interaction between everydayness and mythization in jazz. Thus, the considered extremes are implemented through the universal senses in all artistic culture and especially jazz. This helps to create a special way of communicating between jazz performers and their audience.
Keywords: jazz, standard, everydayness, mythization, opposition.
Повседневность (нем. Altaeglichkeit, англ. everydayness, лийским эмпиризмом, позднее освоенное феноменологией common sense) - понятие, введенное в философию анг- и лингвистической философией. Повседневная реальность,
повседневное сознание и философия здравого смысла -три компонента составляющих понятие повседневность [1, с. 1]. Также это понятие связано с рядом фундаментальных оппозиций, таких как заблуждение и истина, сущее и должное, профанное и сакральное. В результате образования этих полюсов познавательного процесса, морального сознания и религиозного культа, в культуре обозначаются два измерения: повседневность и миф.
Миф (от греч. mythos - предание) - сказание как символическое выражение некоторых событий, имевших место у определенных народов в определенное время на заре их истории. В такой связи Бакофен называет миф «эксегезой символа», «изображением событий народной жизни в свете религиозного верования». В настоящее время говорится о мифизации известных понятий [2, с. 1].
Разговор о мифизации и повседневности в контексте джазового стандарта представляется весьма актуальным, поскольку затрагиваются вопросы универсализации восприятия художественной культуры, на примере джазовой музыки. В современном мире мифологизируются такие известные понятия, как государство, народ, техника и т. д. В искусстве, в том числе и в искусстве джазовой музыки, процесс мифизации всегда имел место и активно продолжается. Одновременно в джазовой музыке идет процесс оповседневнивания. Как эти полюса сосуществуют, где возникает конфликт, а где компромисс, рассмотрим в данной статье.
Повседневность и миф нашли свое выражение в джазе, хотя применительно к джазовой культуре точнее будет говорить о мифизации. Искусство джаза, его возникновение, история исполнительства, биографии самих джазовых музыкантов (Бесси Смит [3, с. 103], Гленн Миллер [4, с. 363), сопряжено с множеством правдивых и выдуманных историй, ставших мифами. Повседневность и мифизация в джазе соседствуют, начиная с самых первых шагов джаза. Непосредственно эту оппозицию можно рассмотреть на примере текстов джазовых стандартов.
Оппозиция «повседневность - мифизация» так или иначе присутствует в разных видах программной музыки. Программность репрезентирована в инструментальной музыке и осуществляется разными способами. Нередко автор дает некую содержательную направленность слушателю посредством названия музыкального произведения. Таковы пьесы из «Детского альбома» Чайковского: «Марш деревянных солдатиков», «Болезнь куклы», в которых соседствует мифизация с повседневностью ребенка. Ведь кукла, в языческой культуре (а деревянные солдатики также являются разновидностью куклы) - это некий фетиш, сакральное изображение Бога. Игрушкой становилось то, что вышло из взрослого употребления, либо было сломано, либо потеряло религиозную ценность. Происходил процесс десакра-лизации, демифологизации, куклу отдавали детям, и она становилась частью повседневности ребенка. Подобных примеров можно приводить бесконечное множество.
Программные произведения могут иметь четко прописанное содержание. Например, Римский-Корсаков - опера «Садко». Фантастические и реальные образы тесно переплетены. Невероятные события с точки зрения повседневной реальности и здравого смысла происходят по содержанию в реальном месте (стольный Киев-град). В та-
ких произведениях мифологическая сторона усиливается, а повседневность становится частью мифической реальности. Получается парадокс: внутри мифа возникает своя реальность, соответствующий ей здравый смысл и повседневное сознание. Иногда, ссылаясь на сюжет, композитор считает достаточным указать всем известный литературный источник, как Чайковский указал на «Ромео и Джульетту», а Шостакович на «Гамлета». Фантазия слушателя поставлена этим указанием в определенные рамки, но картины, мысленно воспроизводимые слушателем, будут возникать как на основе самого литературного источника (и здесь имеет место мифизация всем известных персонажей), так и в соответствии с собственной повседневной реальностью, повседневным сознанием и здравым смыслом.
В джазовой музыке, а точнее в джазовых стандартах, заложен спектр различных образов, как мифических, так и повседневных. Ведь джазовые стандарты - это те же песни со своей стилистикой и широким диапазоном тематики.
Как известно, миф и повседневность присутствуют во многих видах искусства: литературе, живописи, графике, танце, архитектуре, дизайне, кинематографе. Мы найдем множество примеров тому в джазовых текстах. Например джазовый портрет, популярнейший хит Майлса Дэвиса на стихи Л. Харта «My funny Valentine»
My funny Valentine, sweet comic Valentine You make me smile with my heart Your looks are laughable, unphotographable, Yet, you'r my favorite work of art.
Is your figure less then Greek, is your mouth a little weak, When you open it to speak, are you smart? But don't change a hair for me, not if you care for me, Stay little Valentine, stay. Each day is Valentine's day.
Мой забавный Валентин, милый, комичный Валентин, Благодаря тебе я улыбаюсь от сердца. Ты выглядишь смехотворно, нефотогенично, И ты мое любимое произведение искусства.
Твоя фигура далека от греческой,
рот слегка безвольный, Когда ты открываешь его, соображаешь ли ты,
что говоришь? Но не меняйся ни на волосок, ради меня, Оставайся маленьким Валентином, оставайся!
Каждый день, это Валентинов день.
Невероятно трогательный, необычный и вместе с тем гармоничный образ возникает в результате сопряжения мифа и повседневности в данной джазовой балладе. С одной стороны, развенчание, демифологизация, оповседнев-нивание героя: «Твоя фигура далека от греческой», герой обладает чертами обычного человека, несовершенного, далекого от образов греческих богов. Но в этом-то оказывается и его достоинство: «Не меняйся ни на волосок, ради меня». И тут же мы видим создание нового мифа «Ты мое любимое произведение искусства». То есть в рамках повседневности возникает новый образ, который становится
новым эталоном и основой для нового символа, из которого вырастет новый миф о любви.
Тесное взаимодействие с силами природы, так ярко проявленное в традиционных мифах, нашло свое выражение и в джазовых текстах. Картины природы, ассоциации, параллели, очеловечивание сил природы и сравнение человека с природными явлениями всегда привлекали мастеров слова. Например, в джазовом шлягере на текст Д. Мерсера мы наблюдаем ассоциативную параллель с падающими листьями.
Autumn leaves
The falling leaves drift by the window,
the autumn leaves, of red and gold. I see your lips, the summer kisses,
the sunburned hands I used to hold. Since you went away the days grow long,
and soon I'll hear old winter's song. But I miss you most of all, my darling,
when autumn leaves start to fall.
Осенние листья
Падающие листья кружатся за окном,
осенние листья, багряные и золотые. Я вижу твои губы, легкие поцелуи,
согревшие на солнце ладони, что я пожимал. С тех пор, как ты ушла, дни стали длиннее,
и скоро я услышу старую зимнюю песню. Но я сильнее всего скучаю по тебе, моя дорогая,
когда осенние листья начинают падать.
Здесь мы видим классическое использование образов природы и человеческих чувств в ассоциативном взаимодействии. Такой прием использовался широко еще в древнем народном творчестве, в том числе в преданиях, сказаниях, мифах. Состояние и чувства человека подчеркивались картинами природы, поскольку это наиболее понятная и близкая человеку ассоциация. В данном конкретном примере образ падающих осенних листьев раскрывает всю полноту грусти героя о своей возлюбленной. Листья багряные и золотые напоминают разные оттенки чувств героя, напоминают о том, что ушло лето и ушла возлюбленная и что все проходит, особенно остро это воспринимается осенним днем, поскольку зима, как доктор, усыпляет все чувства и успокаивает, все застывает, а осенью тоска и сожаление охватывают всю душу. Листья становятся символом разлуки, тоски, потерянной любви. Казалось бы, повседневный образ осенних листьев мифологизируется, становится центральным образом джазового стандарта. Опять-таки этот образ подкрепляется музыкально-выразительными средствами. Мелодия протяжная, лирическая, щемящее-тоскли-вая. Гармоническая сетка стандарта дает дополнительные пронзительно-грустные краски. Небольшая, но очень яркая и образная джазовая баллада, с возможностью дать волю своей собственной фантазии. Но кроме погодных явлений и растительного мира, в мифах нас окружает множество животных и птиц. Здесь с точки зрения соседства мифологизации и повседневности ярким примером может послужить джазовая композиция на стихи Б. Форстера.
Lullaby of Birdland
Lullaby of Birdland that's what I always hear when you sigh. Never in my wordland could there be ways to reveal
in a phrase how I feel! Have you ever heard two turtle doves,
bill and coo when they love? That's the kind of magic music
we make with our lips when we kiss.
колыбельная птичьего острова
Колыбельная птичьего острова, вот что я всегда слышу,
когда ты вздыхаешь. Никогда у меня не будет слов, способных выразить,
что я чувствую. Ты когда-нибудь, слышал двух голубков милующихся, любящих?
Это вроде волшебства, музыки наших губ, когда мы целуемся.
Сразу стоит отметить, что сюжет данной композиции вырос из одноименного названия Нью-Йоркского джазового клуба, названного «Birdland» в честь знаменитого Чарли Паркера [3, с. 257], у которого был сценический псевдоним Bird, что означает Птица. Джазмены, стремясь к популярности, довольно активно использовали мифизацию собственной персоны. Очень многие имели довольно яркие значимые, ассоциативные сценические псевдонимы, а точнее прозвища. Например, Диззи (Гиллеспи) - Головокружительный, или Дюк (Эллингтон) - Князь. Создание вокруг себя ореола таинственности, иллюзорности, ощущение нереальности существования - часть повседневной деятельности почти каждого джазового музыканта. Если же говорить о тексте стандарта, то образ двух влюбленных голубков как символ влюбленной пары несомненно является элементом мифизации. Некая колыбельная птичьего острова всплывает в сознании лирического героя, когда возлюбленная вздыхает, то есть романтическая ситуация, которая является частью повседневной жизни влюбленных, заставляет их мечтать, вспоминать некие предания или даже придумывать собственные. Музыка в данном произведении подкрепляет образ птичьего щебетания, трепетания крыльев. Легкая, полетная мелодия, яркие динамические оттенки, изначально заложенный автором быстрый темп, создают живой образ перелетающих с места на место голубей.
Таким образом, повседневность и мифизация ярко и широко представлены в джазовых текстах. Соответственно очень широк простор и возможности для увеличения образного диапазона восприятия. Смысловая, образная сторона в аудиальном искусстве музыки несет отнюдь не последнюю, а, скорее, одну из главенствующих ролей. Попытки привести восприятие к объективному общему знаменателю обречены на неуспех, однако некий собирательный символический образ, придающий универсальный смысл индивидуальному явлению, способен объединить публику и настроить на единую волну, к чему всегда и стремится любой джазовый исполнитель. Однако на основе неких архети-пических образов у каждого слушателя в сознании будут возникать свои собственные образы, символы будут складываться в свой собственный уникальный узор. Причем
символом в контексте джазового стандарта является и сама мелодия, тема стандарта. Например, мелодия всем известного «Каравана» (как и любая другая джазовая тема) может возникнуть неожиданно в любом другом джазовом произведении в момент импровизации, что вызывает бешеный восторг у публики. Происходит мифизация самой мелодии, звуковое сочетание работает как определенный символ, хорошо знакомый слушателю. Таким образом, в результате оппозиции «повседневность - мифизация», возникают разные взаимоотношения между этими полюсами. Доминирует то один, то другой полюс. Возникает взаимопроникновение, взаимоподдержка, взаимопоглощение. Это универсальная оппозиция имеет место во всей художественной культуре, и, возможно столь, активное ее включение именно в джазе дает возможность универсальным смыслам реализовывать-ся через игру этих полюсов. Возможно, именно во взаимодействии повседневности и мифизации лежит ключ к разгадке столь стремительного развития джазовой культуры, особого настроя джазовой публики, особой коммуникации
публики и исполнителя. И возможно, именно здесь открывается путь к свободе и красоте музыкального восприятия.
1. Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООП «Реабилитация». И. Т. Касавин, 2009. URL.: http://www.epistemology_of_science.academic.ru/595/ повседневность (дата обращения 05.11.2015).
2. Философский энциклопедический словарь, 2010. URL.: http://www.dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/733/ МИФ (дата обращения 07.11.2015).
3. Коллиер Дж. Л. Становление джаза. Популярный исторический очерк; пер. с англ. М.: Радуга, 1984. 392 с.
4. Верменич Ю. Джаз: история. Стили. Мастера. СПб.: Изд-во «Лань»; Изд-во «ПЛАНЕТА МУЗЫКИ», 2007. 608 с.
© Новикова Е. Б., 2015
УДК 165. 194
ФИЛОСОФИЯ ПРОТИВ ОЧЕВИДНОГО
Философия в своих теоретических построениях нередко отходит от общепринятых норм мышления. В основе философской конструкции всегда имеется нечто реальное, но то, что зафиксировано другими видами познания, доводится до предела. При этом становятся явными эвристические возможности и слабые стороны исходной идеи.
Ключевые слова: философия, логика, диалектика, экзистенция, дифференциальное исчисление, литература.
fl. M. 0edaeB D. M. Fedyaev
PHILOSOPHY AGAINST EVIDENCE
Philosophy in its theoretical structures often deviates from generally accepted norms of thinking. There is always something real in the basis of the philosophical constructive, but something that is fixed by the other types of cognition reaches the limit. Thus, the heuristic possibilities and weak sides of the root idea become obvious.
Keywords: philosophy, logic, dialectic, existence, differential calculus, literature.
Мир философии отличается известной сумасшедшинкой. Многие философские идеи ничуть не удивляют тех, кто в этом мире живет, но явно противоречат обыденному знанию, здравому смыслу, привычной логике. Между тем все они имеют своей основой определенный материал, взятый из жизни или ее отражений.
Причастность конкретного материала философской идее не всегда очевидна. Некоторые авторы склонны широко и активно оперировать материалом в философском тексте, другие же убирают его, как убирают леса после того, как дом построен, оставляя в завершенном трактате рассуждения общего характера, производящие иной раз впечатление чисто спекулятивных.
Восстановление «строительных лесов» представляет значительный интерес, поскольку оно позволяет понять первоначальный смысл идеи, который нередко существенно дополняется и искажается в ходе ее распространения. Речь не идет о каком-либо подобии историко-философского следствия, предполагающего оперирование письмами, свидетельствами очевидцев, подробностями биографии авторов, а всего лишь о поиске адекватного конкретного материала, который, во-первых, мог послужить рождению
и распространению идеи, во-вторых, такого, к которому она применима.
Одним из ярких примеров может служить гегелевская диалектика. В свое время Ф. Энгельс ясно и убедительно изложил причины становления и распространения диалектики в Новое время: наука в первом приближении познакомилась с предметами, а потому смогла обратиться к связям и процессам, чему особенно содействовали «три великих открытия» [1, с. 303-305]. Тем не менее задача осмысления развития и связей, великие открытия (клетка, превращение энергии, эволюционная теория) едва ли являются основанием столь жесткой критики формальной логики, которая развернута Гегелем в его известном труде.
Так, по поводу закона тождества, согласно которому А есть А, Гегель пишет: «Если утверждают, что хотя этот закон не может быть доказан, но каждое сознание действует согласно ему и, как показывает опыт, тотчас же соглашается с ним, как только оно его услышит, то этому мнимому школьному опыту следует противопоставить всеобщий опыт, что никакое сознание не мыслит, не образует представлений и т. д., не говорит согласно этому закону, что нет ни одной вещи, какого бы рода она не была, которая существовала
