CC BY
55
РОССИЙСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ Everyday Life in Russia
Е.Н. Бадмаева
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА КАЛМЫКИИ В 1920-Е ГОДЫ
E.N. Badmaeva
Everyday Life and the Political Mood of the Peasantry of Kalmykia in the 1920s
В современной отечественной историографии одним из ведущих направлений стала история повседневности, прежде всего повседневности крестьянства, которое на протяжении многих веков составляло большинство населения страны. За последние два десятилетия различные аспекты повседневной жизни крестьянства в XIX-XX вв., влияние на крестьянскую повседневность модерниза-ционных процессов и социальной политики государства исследовались российскими специалистами как в формате монографий1, так и в формате журнальных статей2.
В данной статье ставится задача исследовать повседневную жизнь крестьянства Калмыкии в 1920-е гг. и в этой связи проанализировать политические настроения крестьян, восприятие ими социально-экономического и политического развития Калмыцкой автономной области (КАО).
Изучение отношения крестьян к проводимым экономическим и общественно-политическим мероприятиям Советской власти (нэпу, налоговой политике, избирательным кампаниям, борьбе с неграмотностью и т.д.), а также к протестным, антисоветским выступлениям поможет, на наш взгляд, хотя бы отчасти раскрыть повседневные реалии жизни калмыцкого крестьянства, выявить степень политической и гражданской активности сельских жителей.
В КАО ярко проявлялись все социально-экономические процессы, протекавшие в стране, но в то же время они имели свою специфику. Автономная область отличалась полиэтничностью крестьянского населения с преобладанием коренных жителей, что дает возможность раскрыть проявление национальных особенностей повседневной жизни крестьян.
Для написания статьи были использованы сохранившиеся пись-
менные свидетельства: письма, обращения, устные разговоры, отмеченные в различных информационных донесениях о политических взглядах простых крестьян, их суждения и мнения в контексте диалога с властью. Ценные сведения по теме статьи имеется в материалах обследований, проведенных в первое десятилетие Советского государства различными органами, комиссиями и экспедициями. Некоторые сведения о «жизненном мире» калмыцкого крестьянства имеются в публикациях ответственных работников КАО, вышедших в первое послеоктябрьское десятилетие.
* * *
1920-е гг. для крестьянства Калмыкии, как в целом для всего российского крестьянства, стали особым периодом в их жизни. Калмыцкий народ постигли тяжелейшие испытания во время Гражданской войны, отличавшейся на юге России особым ожесточением, и он понес большие людские и материальные потери3. В военное и послевоенное время по всей стране происходили коренные изменения в социальной структуре, материальной среде обитания и духовной сфере.
Однако до конца 1920-х гг. основные занятия калмыцких крестьян, способы ведения хозяйства, их образ жизни почти не претерпели изменений. Как трактует советская историография, калмыцкому скотоводу были присущи общие черты патриархального российского крестьянина: консервативность, приверженность исконным традициям в способе ведения скотоводческого хозяйства, быту и мировоззрении, узость интересов, замкнутость и ограниченность, молчаливая покорность, раздробленность на бескрайних степных просторах4.
Основная масса населения была пассивна, неграмотна и забита тяжелым непосильным трудом. Крестьянский образ жизни имел цикличность, отлаженный ритм труда и отдыха. У калмыка, по существу, в отличие от русского народа, праздничных дней в году было не так много5.
Вся повседневная жизнь простых калмыков проходила в будничном быту - выживании и социальном подчинении (они прекрасно понимали свою нишу в социальной иерархии), основанном на давних монгольских традициях. И отсюда - консервативный тип мышления и весьма настороженное отношение к новациям. Для калмыцкого крестьянина главной ценностью традиционного образа жизни являлось скотоводство как основа его жизнедеятельности и то, что он умел и имел - отличные навыки и способности по уходу и выращиванию четырех видов скота. Занятие земледелием, право работать на земле не являлось для калмыка главной ценностью.
После революции калмыки в массе своей продолжали заниматься кочевым скотоводством, практически круглосуточно жили в пере-
носных юртах и кибитках, которые легко собирались и разбирались, что было удобно для кочевой жизни. Временные поселения калмыков назывались «хотоны», объединявшие несколько семей, совместно ведших общее хозяйство. Основным продуктом питания кочевников-скотоводов оставались мясо и молоко. Лишь малая часть калмыцкого населения была занята земледелием и рыболовством. Земледельцы и рыбаки жили в кибитках, но вели оседлый образ жизни. Некоторые калмыки в оседлых поселениях строили глинобитные дома, построенные из самана с минимальным набором мебели и домашней утвари. Рацион питания оседло живущих калмыков состоял в основном из мяса и молока, иногда включал хлеб и рыбу.
Смена общественно-политического строя почти не повлияла на традиционные нормы поведения и образ жизни степняка. И даже такое значительное событие, как Российская революция 1917 г., не могло в одночасье изменить менталитет кочевника. В калмыцком обществе почитались и сохранялись многовековые обычаи, ритуалы, национальные обряды культуры, наряду с поклонением Степи, культивировался культ Семьи, уважения и беспрекословного подчинения старшим. Важнейшим содержанием сельской повседневности региона, как и прежде, оставался непрерывный физический труд крестьянина по обеспечению своей семьи. Калмыки традиционно бережно относились к созданию и сохранению семьи, к семейным ценностям. Так, брачная инициатива исходила от родителей, и сын не мог не согласиться с родительским выбором невесты для него. Дочь также не могла ослушаться родительского решения и покорно соглашалась с ним, зачастую выходя замуж за практически незнакомого ей мужчину. Родители подыскивали мужа или жену своим детям с учетом прежде всего их благосостояния и родовой принад-лежности6.
Советская власть в первые послеоктябрьские годы пыталась безуспешно отделить «кухню от брака» и строить семью не на «принципах семейственности», а на «принципах общественности». Но калмыцкая семья в 1920-е гг. оставалась патриархальной и ее никаким образом не затронули новые революционные идеи об институте семьи с их упрощенными взглядами на любовь, брак и семейные отношения. Важнейшая ячейка общества у калмыков в основном была моногамной, редко когда встречались полигамные семьи. Мужчина был главным кормильцем дома, вел крестьянское хозяйство, ему отводилась роль защитника и представителя интересов семьи и рода в общественных делах. Повседневная жизнь женщин в семье была всецело заполнена воспитанием детей, она была хранительницей домашнего очага и почти не участвовала в общественной жизни. В калмыцкой семье превалировали многовековые нравственные ценности, практически не было разводов и семейных конфликтов7.
В то же время, начиная с середины 1920-х гг. вчерашние кочевники, в особенности женщины, по инициативе властей, стали посте-
пенно втягиваться в новые общественные отношения.
* * *
В отличие от семейно-бытовой жизни, повседневная общественная жизнь крестьян в Калмыкии в 1920-е гг. была насыщена конфликтными ситуациями.
В период «военного коммунизма» они были вызваны острейшим хозяйственным кризисом, военным разорением и реквизиционными мероприятиями Советской власти и антибольшевистских сил. В результате чего степняки, как и все население юга России, испытывали невероятные материальные и продовольственные затруднения8.
Упадок животноводства и вызванное им бедственное положение калмыцкого населения обсуждалось на III съезде Советов депутатов трудового калмыцкого народа в декабре 1918 г. Об этом говорили руководители улусов (районов) Яндыко-Мочажного (С. Хадылов), Икицохуровского (Ш. Манджиев), Малодербетовского (М. Коси-ев), Харахусовского (П. Байчихаев), Багацохуровского (Э. Замбаев). Один из делегатов в своем выступлении на съезде с болью отмечал: «Население не имеет ни чая, ни хлеба, ни мануфактуры, ни табаку, ни рыболовецких, ни сельскохозяйственных орудий. Не выполняется распоряжение о вывозе хлеба из Ставропольской губернии вследствие бессистемных реквизиций подвод и фуража для военнопленных, войсковой части, военных грузов, беженцев, для поставки телеграфной связи и т.д. Распоряжения идут со всех сторон, все экстренные и безотлагательные. В случае невыполнения грозят расстрелом и арестами»9.
Поскольку территория Калмыцкой степи в годы Гражданской войны являлась ареной ожесточенных боев, калмыцкие крестьяне подвергались грабежу и реквизициям со стороны и Красной армии, и белых армий. Немаловажную роль в сложившемся драматическом положении крестьянства сыграл декрет «О разверстке между производящими губерниями зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства» (11 января 1919 г.)10. Государство сосредоточило в своих руках заготовку хлеба и его распределение. У крестьян отчуждались не только продовольственные излишки, но и часть продуктов, необходимых им самим. В результате всего произошло почти повсеместное разорение калмыцких хозяйств, влачивших жалкое существование. Калмыцкое крестьянство бедствовало, находилось на грани отчаяния и социального взрыва11.
Расстройство личных хозяйств, нехватка продуктов питания, неправомерные действия со стороны отдельных местных руководителей порождали у населения КАО, с одной стороны, апатию и безысходность, а с другой - недовольство новой властью и сопротивление ей вплоть до вооруженных выступлений. На территориях действовали вооруженные повстанческие отряды, именуемые орга-
нами партии большевиков и Советской власти «бандами»12.
Архивные документы отразили крайнюю напряженность социально-политической обстановки в КАО в самом начале 1920-х гг. Разорение от продразверстки, голод в автономии, как и во всем Поволжье, вызывали у крестьян враждебную реакцию на решения и действия властей. Происходили рост числа крестьянских мятежей против Советской власти, активные действия повстанческих отрядов.
«Политический бандитизм» в КАО представляли малочисленные и разрозненные группировки антибольшевистских сил, оставшиеся на ее территории после Гражданской войны. Их движущей силой была ненависть к большевистской диктатуре. В Калмыцкой степи на тот момент не было военно-политического лидера, способного поднять крестьянские массы на борьбу против большевиков, да и сама область находилась в недосягаемости от пограничных территорий, откуда враги новой власти могли воздействовать на психологию и поведение калмыцкого крестьянства.
Отдельные «бандитские» формирования, возглавляемые бывшими зайсангами (князья), атаманами и офицерами (О. Босхомджи-евым, бывшим атаманом Малодербетовского улуса; Корниловым, племянником генерала Л. Г. Корнилова; О. Шануновым, бывшим хорунжим, выходцем из зайсангов) являлись ярыми врагами новой власти и выступали под лозунгами «За свободные Советы!», «За победу настоящей революции!»13. Хотя и сами главари «банд» до конца не понимали, за какую же революцию и Советы им надо бороться и проливать кровь. Повстанческие отряды состояли преимущественно из бывших офицеров и помещиков, но находились в их рядах и обиженные Советской властью зажиточные крестьяне и даже бедняки. Одной из основных причин многочисленности крестьянства в «бандах» стало принудительное изъятие продовольствия на основе разверстки, полное разорение личных хозяйств и безысходность, толкавшие их на путь вооруженного грабежа и воровства с целью обеспечения пропитания для себя и своей семьи.
Бандиты запрещали населению поддерживать Советскую власть, то есть подчиняться ее органам, участвовать в ее мероприятиях, нести повинности, а после перехода к нэпу - оплачивать продовольственный и прочие государственные налоги. Запреты сопровождались угрозами разорения крестьянского хозяйства, даже убийствами, как самих крестьян, так и членов его семьи14.
Так, в декабре 1921 г. «банда Маслакова» (после гибели в июле 1921 г. самого Г. С. Маслакова, донского иногороднего, героя Первой конной армии, в 1920 г. повернувшего оружие против большевиков, этот повстанческий отряд возглавил бывший поручик Сычев) совершила дерзкий налет на Эркетеневский улус. Банда сожгла и разграбила полностью ставку Эркетеневского улуса, отняла у крестьян скот: 22 верблюда, 12 лошадей, 70 голов крупного рогатого скота,
11 овец и 64 козы15 Погиб 21 крестьянин, кроме того бандиты изъяли 55 млн руб., выделенных властями в помощь голодающим. Чуть позже на рыбных промыслах Джиликтинской группы на Морской полосе Эркетеневского улуса члены банды угнали 12 подвод, изъяли все запасы муки и товары повседневного спроса. Крестьяне Эрке-теневского улуса были полностью разорены, жилища их сожжены. сами они в ужасе бежали из улуса16.
Запуганные бандитами, некоторые крестьяне, опасаясь за свою жизнь, скот и имущество, в открытую или тайно саботировали мероприятия властей.
По мере укрепления Советской власти банды на территории Калмыцкой степи постепенно утрачивали свое «политическое лицо» превращались в чисто разбойничьи шайки, вырождались в уголовную преступность. Основной костяк таких групп составляли безработные, лишенные средств к существованию, озлобленные из-за личной бытовой неустроенности, голода. Они не ставили политических целей, а общими усилиями решали проблемы собственного выживания. Скрываясь в степи или уходя от преследования в соседние губернии, такие уголовные банды промышляли в основном воровством скота, которых пускали на пропитание, а породистых скакунов и рабочих лошадей сбывали по сходной цене вдали от тех мест, откуда они были угнаны. На территории КАО действовали не только местные банды уголовников, но и бандитские отряды из соседних регионов.
Местная власть в Калмыкии и карательные органы активно боролись с бандформированиями. Президиумом ЦИК КАО «за время с III по IV общекалмыцкий съезды в 1922 г. с июня по декабрь проведено 11 заседаний по вопросам, связанным с бандитизмом; в 1923 г. с января по сентябрь - 7 заседаний»17. В борьбе с бандитизмом союзниками власти выступало зажиточное крестьянство, заинтересованное в прекращении хаоса и возможности развивать свои хозяйства, разоренные в ходе Гражданской войны. Особенно пострадали от военных действий и бандитских нападений скотоводческие хозяйства. Крестьяне считали, что «главное зло в уменьшении крупного рогатого скота заключается в бандитизме», в действиях местных банд и банд, приходящих с территории Дона, Воронежской, Тамбовской и других губерний18.
* * *
Напряженность в отношениях между властью и крестьянами создавалась и задержкой решения неотложных хозяйственных вопросов крестьян, ухудшавших их и без того трудное экономическое и материальное положение.
Так, крестьяне с. Элиста Манычского уезда Пастарнаков, Денисенко и Малиев, владельцы мелких промышленных заведений, об-
ратились в Президиум Совнархоза Калмобласти с вопросом, «могут ли они распоряжаться своими ветряными мельницами по собственному усмотрению, как полные хозяева и должны ли сдавать какую-либо часть с помола в Заготконтору?». В своем пояснении в том же письме сами же крестьяне пишут, что «на основании декрета Совнаркома "О порядке натуральной оплаты за переброску зерна и о порядке эксплуатации мукомольных и крупяных предприятий" [22 июля 1921 г.] Астраханский губисполком постановил все мельницы, крупорушки и просорушки крестьянского типа, не находящихся в ведении Совнархозов, передавать в полную эксплуатацию их владельцам <...> установлен натуральный промысловый сбор из расчета 2 фунта с пуда средней годовой производительности предприятия, каковой сбор вносить в заготовительную контору». Волостным исполкомом, в нарушение предписаний центральной и губернской властей, «мелкие промышленные заведения были поставлены на учет, и натуральный промысловый сбор устанавливался в повышенной ставке, из расчета с каждого молотого пуда по 4 фунта19. Владельцы ветряных мельниц выказывали свое недовольство неправомерными действиями Элистинского волостного исполкома, с их стороны недовольство было обусловлено проблемами материального характера и нелегкой повседневной жизнью. Власть не шла на уступки, нарочито усложняя ситуацию, тем самым вызывая справедливый гнев отчаявшихся сельчан. В основе самоуправных действий местной власти лежало стремление партийно-советских чиновников любыми, даже противозаконными действиями, увеличить поступление натуральных и денежных сборов в бюджеты всех уровней, выслужиться перед вышестоящими органами и в то же время свидетельствует об их желании экономически «задавить» нарождающихся нэпманов.
Говоря о конфликтах с властью, наполнявших трудовой быт крестьян Калмыкии в 1920-е гг., следует отметить их разнообразие, многомерность и разноуровневость. Участниками конфликтов, вызвавших недовольство у крестьян, были представители самых разных социальных и профессиональных групп, но чаще всего - работники партийно-советских учреждений и органов.
Так, крестьянин Д.Н. Коротецкий, проживавший в Ремонтнен-ском уезде (единственном в КАО, поскольку он был населен преимущественно русскими), в своем письме в ЦК РКП(б) остро критикует стяжательство, вседозволенность, моральное разложение руководителей-коммунистов: «Почему крестьянство недовольно коммунистами? Потому, что в глухих углах творится такой произвол, что честному человеку нет места среди политической партии, так что, которые были, и те повышли из таковой, лишь бы не переносить позора других. Члены партии, имеющие стаж по 5-ти [Более пяти лет. - Е.Б.], не только не защищают интересы трудящихся и не будут лишь по следующим обстоятельствам. Каждый партийный
член, стоящий у власти, имеет живой капитал, даже у некоторых по 100 шт. рогатого скота и он дело имеет с таким кулаком-буржуем, как и сам, скрывает и другого от всех налогов общественных так государственного и страхового, и многие побросали своих детей и жен, и понабрали буржуазно-поповских детей и жен, и этот элемент требует больше расходов. Также каждый старается привиться к ку-лацко-буржуазному классу, буржуй-кулак, как пиявка, впившийся к какому-либо комиссару, ведь это тот же сладкий пирог, а комиссары, как по лестницам или в театре артисты один другого сменяют, горяченькие места передают один другому <...> Я уверен, что открыл бы больше скрытого имущества, облагаемого государственным налогом, чем есть в КАО, как у калмыков-кулаков и их прихвостней комиссаров, так и у русских <.> Если центру так надобно знать, то пусть в центр [меня] затребуют»20.
Как явствует из этого эмоционального и выразительного письма русского крестьянина Д.Н. Коротецкого, партийно-советское начальство Ремонтненского уезда бесчестным поведением и «буржуазным» образом жизни подрывало авторитет партии большевиков и Советской власти на местах, вызывало недовольство и возмущение простых крестьян.
Отрицательные деловые и моральные качества руководителей разного уровня негативным образом влияли на повседневную жизнь калмыцкого крестьянина, порождали большие трудности в их жизнеустройстве. По словам Д.Н. Коротецкого, крестьяне, видя барское поведение и разгульный образ жизни руководителей, всерьез считали, что «все собранные с нас налоги дальше кармана местных властей от УИКа [Исполнительный комитет Ремонтненского уездного Совета. - Е.Б.] до областного центра, не идут. Они живут хорошо, даже пьянствуют, а наш брат только гнет шею на них. На этом построена вся советская власть»21.
* * *
В повседневной жизни крестьянства КАО большой проблемой являлись преступления, связанные со скотокрадством и конокрадством.
Традиционно угон лошадей у калмыков, как у всех кочевых народов, не относился к преступным деяниям. В сознании калмыка-скотовода лошадь была верным и бескорыстным спутником, любимым другом и почти членом семьи. Угон лошадей из соседней деревни или улуса не прекращался и в годы Советской власти, конокрад по-прежнему считался смелым, храбрым удальцом и пользовался большим уважением у родственников и однохотонцев (односельчан).
Калмыки не столь негативно относились к конокрадам, хотя потеря лошадей и тем более породистого скакуна не могла быть безболезненной для самих хозяев. Поэтому они тщательно охраняли
свои табуны, относились к коню как самому ценному животному в своем хозяйстве, и выкрасть у них лошадей было очень трудно. Большей частью конокрады из числа калмыков воровали у русских крестьян, у которых не было культа коня, как у кочевников. На почве скотокрадства часто возникали межнациональные споры, правда, до вооруженных столкновений дело редко доходило.
Об остроте проблемы свидетельствуют письма русских крестьян из с. Элиста в центральные учреждения страны. В целом положительно оценивая политику Советского государства, они требовали решительной борьбы с калмыцким скотокрадством. Тот же Д.Н. Коротецкий писал: «Мы приветствуем все мероприятия центральной власти, направленные к братству и равенству. Но прекратить сильное скотокрадство - меры ни УИК [Ремонтненский уездный исполком. - Е.Б. ], ни улусный исполком не принимает. На этой почве скоро дело дойдет до вооруженного столкновения. Калмык не хочет работать, хотя он очень способный, но он занимается грабежом. Просим принять незамедлительные меры»22.
Сами власти понимали взрывоопасность ситуации со скотокрадством в области, могущей вылиться в межнациональные конфликты. Как отмечал в своем докладе Ш.Н. Ибрагимов, «ответственный инспектор» ЦК РКП(б), проверявший деятельность областной партийной организации в 1925 г., неразрешенность вопроса со скотокрадством в области значительно портила взаимоотношения между добрососедскими народами, а эта ситуация активно используется кулаками23.
Жалобы в областные органы власти и управления писали в основном крестьяне русской национальности (очевидно, больше владеющих культурой письма), сообщая об имеющихся финансовых и прочих нарушениях улусного руководства. Калмыцкие крестьяне редко жаловались в силу своей природной замкнутости и абсолютной неграмотности. Областное партийно-советское руководство не всегда реагировало и зачастую покрывало должностные преступления улусных и уездных властей, и крестьянам приходилось напрямую обращаться в центральные органы партии и государства.
О полном недоверии к местной власти свидетельствует просьба, содержащаяся в письме крестьянина Д.Н. Коротецкого в Москву: «Прошу мое заявление держать втайне, даже от областного члена ЦИК»24.
Центральная власть не могла не реагировать на подобного рода обращения, поступающие с мест, и пыталась найти формы сотрудничества между местными властями и крестьянством. Так возник документ «Лицом к деревне», где акценты расставлялись на оживление местных Советов и создание советского беспартийного крестьянского актива. По инициативе ЦК РКП(б) в союзных республиках, в областях, краях, национальных автономиях РСФСР были проведены специальные обследования политического и экономиче-
ского положения, состояния «социалистической законности» в деревне, проверка местных партийных ячеек. По его результатам многие партийные работники были отстранены от своих должностей и некоторые даже отданы под суд. Так, в апреле 1924 г. за финансовые нарушения был отстранен от работы партийный и государственный деятель Калмыцкой автономной области А. Чапчаев25.
Выявляя и наказывая проворовавшихся чиновников, власть старалась тем самым поднять авторитет партии большевиков и Советского государства в глазах населения.
Существовавшая определенная напряженность между органами власти и крестьянским калмыцким населением КАО внешне никак не проявлялась, она была скрыта от посторонних глаз. По этой причине «ответственный инспектор» ЦК РКП(б) Ш.Н. Ибрагимов, находясь в 1925 г. в области, не смог выявить настроение крестьян калмыцкой национальности и их отношение к советской власти: «Масса темна и они Советской власти не знают, либо знают очень плохо и поэтому относятся к ней безразлично. Вероятно, помимо темноты сохранилась и теперь некоторая боязнь представителей власти. Ведь калмыцкая масса в царское время была зажата приставами, нойо-номи, зайсангами и гелюнгами <...> у меня осталось самое безотрадное чувство. Слышался вопль обнищалой, темной калмыцкой
массы»26.
Приезжий ответственный работник ЦК партии большевиков не знал тонкостей психологии калмыков, которые никогда не выражали своего недовольства властью в силу своей восточной ментальности, природной замкнутости и традиционной культуры, а также изолированности от внешнего мира. Сами крестьяне понимали, что назревшие социальные вопросы можно решить только при поддержке центральной и местной администрации. В частности, об этом говорил крестьянин Либнев из Манычского улуса: «У нас мало грамотных, неграмотных - 99 %. Нужно принять на государственный бюджет,
если не все школы, то хотя бы аймачные»27.
* * *
Повседневная жизнь калмыцкого крестьянства резко изменилась после принятия, согласно указанию из Москвы, II общекалмыцким съездом Советов в 1921 г. решения о переходе калмыцкого народа на оседлый образ жизни: «о приближении калмыцкого народа к оседлой жизни, путем группировки отдельными хотонами, не менее 50 кибиток в постоянные оседлые поселки»28.
Процесс обоседления калмыцкого крестьянина проходил с надломом, иногда насильственным образом. Не последнюю роль в затягивании перехода к оседлости играла система хозяйствования калмыцкого крестьянина-скотовода, в корне отличавшаяся от крестьян-землепашцев соседних губерний. Калмык - кочевник по духу
и скотовод по своим убеждениям и роду занятий - не был привязан к одному месту.
Процесс обоседления начался, в основном за счет калмыков-переселенцев из других губерний и областей РСФСР. Если в 1920 г. оседлым хозяйством занималось всего 365 калмыцких семей, то уже в 1921 г. 150 семей переселилось из Оренбургской губернии в Боль-шедербетовский улус, а в 1922 г. только в Яндыко-Мочажном улусе КАО к оседлости перешли 2 503 калмыцкой семьи29.
В 1922 г. кумские калмыки переселились в Большедербетовский улус, расположившись в 2 км от улусного центра с. Башанта и образовав так называемый Кумский аймак, получив бесплатно земельные участки30. В годы нэпа из других местностей в Большедербетов-ский улус переселилось донских калмыков - 3 400 человек, оренбургских - 456, терских - 807, из Астраханской губернии - 50, всего 4 713 крестьян31.
В декабре 1922 г. Совнарком РСФСР в качестве поддержки выделил им 200 тыс. руб.32. Жилые и хозяйственные постройки переселенцев размещались в местах, удобных для земледелия: по берегам степных речек, вокруг небольших озер у колодцев и других водных источников33.
Тяжелое состояние скотоводства, трудности ведения пастбищного животноводства толкали значительную часть скотоводов к переходу на оседлый образ жизни, и Советская власть активно поощряла их. Так создавались условия для трансформации калмыка-скотовода в земледельца и рыбака. Со временем эти занятия становились не только подсобными, но и зачастую главными и единственными источниками существования вчерашних скотоводов.
* * *
Одним из факторов в повседневной жизни крестьянства Калмыкии, осложнявшим его взаимоотношения с властью, являлся непосильный пресс налогов.
Уплата продовольственных налогов крестьянами КАО в течение 1921 г. проходила как добровольно, так и под воздействием силового нажима, о чем свидетельствуют архивные документы: «К неплательщикам частично применялись меры воздействия, реже - арест. Население охотнее всего сдавало мясомолочные продукты. Налоги выполнялись маслом, салом, мясом. Тяжелее всего, из-за неурожая для населения в 1921 г., происходила уплата сена и хлеба, которую крестьяне старались скрыть. Очень обременителен был молочный налог на «однокоровников». Областной продовольственный комитет просил об освобождении «однокоровников» от обложения молочным налогом. На вопрос «Считаете ли вы правильным обложение пашни или посевной единицы?» крестьянство Калмыкии «обложение пашни при исчислении хлебного налога посчитало правиль-
ным»34.
В 1921 г. крестьянин КАО только в местный бюджет обязан был, кроме уплаты основных налогов, дополнительно внести денежные средства: с пригоняемого на рынок скота для продажи в размере 300 руб. и от дохода от ярмарок в размере 465 руб.35 Хотя при установлении указанных налогов и сборов, по мнению самого населения, не оговаривались мотивы и основания их введения; властями не были определены ставки и правила взимания этих денежных сумм. Кроме того, дополнительно необходимо было вносить «сбор со скота и арендную плату за пользование выпасными и сенокосными участками в местную казну»36.
Сами крестьяне КАО, судя по опросным листам Астраханского губернского комиссариата земледелия, считали единственно верным и оправданным налогом для улучшения экономического положения области денежный подворный налог, охватывающий круг плательщиков не только городских, но и сельских поселений. Все остальные налоги сельчане считали ненужными и направленными против них, поэтому не оплачивали их, а также не платили за услуги общегосударственного характера - выдачу записей о рождении и смерти, заключении и расторжении брака. Они не спешили получать регистрационные документы: то ли по причине незнания, но в основном из-за отсутствия финансовых средств. По этой причине затруднялось ведение демографического учета населения в области, который велся на местах не на должном уровне.
Наличие большого количества налогов было обременительно для крестьянина и государства. Поэтому в марте 1922 г. был установлен единый натуральный налог с единой весовой мерой - в пудах ржи или пшеницы. Введение единого натурального налога в целом положительно повлияло на развитие сельского хозяйства в КАО. Об этом свидетельствуют архивные документы: «Введение продналога повлияло на подъем сельского хозяйства весьма значительно <...> калмыцкое население, вторично взявшееся за полеводство, быстро к нему охладело лишь потому, что работая и имея урожай - не могло им распоряжаться, что непонятно культурно отсталому калмыку. Русские крестьяне во время разверстки сокращали посевы полей. С отменой разверстки и введением продналога сразу замечается стремление улучшить свое хозяйство путем засева техническо-цен-ных культур и продовольственных злаков, а также в улучшении и обработки почвы»37.
Но в течение 1922 г., кроме единого натурналога, были введены еще два общегражданских налога - подворно-денежный и трудгуж-налог. И отношение калмыцких крестьян к налогам стало отрицательным, более того - враждебным. Многие из них не знали о своих налоговых обязательствах: «По вопросу о степени правильности поступления государственных налогов налоговой службе приходится констатировать <.> что население сознательно не усвоило истины
о необходимости налогов и туго поддается налоговой работе фининспекторов и улусных исполкомов»38.
Отсутствие средств связи, бездорожье в степи, весенняя и осенняя распутица затрудняли своевременный сбор налогов. Неудовлетворительная работа налоговых органов, острый дефицит грамотных фининспекторов являлись причинами недоимок: «Налоговый аппарат недостаточно налажен по взиманию продналога <...> отсутствие опытных работников на местах, плохие способы передвижения по обширной степной территории». И как результат: «Налоги поступают в автообласть очень медленно, а регистрация и вылавливание плательщиков проходят чрезвычайно затяжно, и по всей вероятности, период этот будет изжит не так скоро. Достаточно сказать, что даже популярный общегражданский налог к настоящему времени фактически поступил в кассу Облфинотдела пока лишь с одних служащих Автообласти»39.
В апреле 1923 г. на XII съезде партии большевиков были приняты решения, реформирующие систему налогообложения деревни. В дальнейшем они были закреплены декретом ВЦИК и Совнаркома «О едином сельхозналоге», который устанавливал единый сельскохозяйственный налог взамен всех существующих сельскохозяйственных налогов. Как официально заявляла центральная власть, учитывались пожелания крестьян, сумма налога, падающая на хозяйство, должна была согласовываться с размерами его доходов и достатком40. Незамедлительно последовала реакция населения, что подтверждается архивными документами: «Особое недовольство крестьян вызывало изменение срока уплаты налога, причем сократились сроки платежа»41.
Обложение скота в форме перевода на землю вызывало острое недовольство сельских жителей КАО, поскольку негативно повлияло на их повседневную жизнь. Возможность своевременной уплаты всех видов налогов калмыцким крестьянином зависело от состояния животноводства в личных хозяйствах скотоводов, от погодных условий и урожайности полей, в целом от экономической обстановки в области и т.п. Власть, видя недовольство крестьян в целом по стране, их неспособность оплачивать все причитающиеся налоги, приняла ряд организационно-политических документов, связанных с проведением налоговой кампании. В марте 1924 г. Нарком-фин РСФСР рекомендовал Наркомфинам автономных республик, областным и губфинотделам закончить кампанию по сбору сельхозналога к 1 апреля и совсем отказаться от применения таких мер, как арест плательщиков, конфискации имущества и проведение выездных сессий суда. Также предлагалось отказаться от кампании по «зачистке довзысканий остатков сельхозналога» в связи с началом полевых работ42.
Некоторые представители местной власти Калмыкии, ощущая негативное настроение крестьян, пытались популистскими метода-
ми завоевать доверие сельских жителей. Так, член ЦИКа Г.М. Ман-киров на встрече с жителями в с. Долбан заявил о том, что «Калмо-бласть отнесена к району голодающих и никаких налогов не должно быть»43. Такого рода безответственные заявления одного из руководящих работников области подрывали авторитет власти и фининспекторов, а в результате сельское население, зачастую ссылаясь на партийных руководителей из области, отказывалось платить налоги. Хотя для голодающих районов были сделаны некоторые налоговые послабления и то на короткий срок. В целом в 1924 г. в силу разных причин произошло значительное уменьшение поступления налогов в областной бюджет. Если за декабрь 1922 г. в бюджет области поступило 2 847 049 руб., то за сентябрь 1924 г. доходы составили 1 592 244 руб.44
В 1925 г. в СССР был осуществлен переход к денежному обложению деревни. Произошло это благодаря укреплению крестьянского хозяйства, увеличению посевных площадей, количества скота и росту покупательской способности крестьянства. На деле происходило фактическое снижение налогового гнета на крестьянское хозяйство. По факту источником недовольства в среде крестьянства стали низкие «лимитные» цены и установление твердых цен на рожь и пшеницу. Вызывало неодобрение налогоплательщиков денежная форма взыскания налога, «так как цены на хлеб низки, а эквивалент по налогу высокий и крестьянству приходится продавать 1-2 пуда ржи, чтобы внести стоимость одного пуда в кассу ГФО по единому
налогу»45.
Поступления сельхозналога в 1925/26 хозяйственном году тоже признались неудовлетворительными. Областной финотдел отмечал, что сельхозналог за 1925/26 г. и погашение недоимки прошлых лет осуществлялись медленными темпами46. Бюджет автономной области на 1925/26 г. был сведен в 2 600 тыс. руб. (при своих доходах в 200 тыс. руб.) и поступления из федерального бюджета на сумму 3 488 тыс. руб. В результате общая сумма федерального и местного бюджетов составила 6 088 тыс. руб. Огромная дефицитность областного бюджета объяснялась слабой экономической базой территории, падением налогооблагаемой численности поголовья скота. Если в 1916 г. крупного и мелкого скота было 909 725 голов, то в 1925 г. стало 634 615 голов (цифры даны в 1925 г. с учетом Ремонт-ненского уезда, переданного в Ставропольскую губернию)47.
Дефицитность бюджета препятствовала социально-экономическому развитию автономной области, отрицательно сказывалась на материальном положении калмыцкого крестьянина, повседневная жизнь которого была наполнена проблемами выживания.
Налоговая политика являлась своеобразным отражением большевистского принципа социальной справедливости: все налоги на бедняков, как прямые, так и косвенные, постепенно снижались и упразднялись, а основное их бремя ложилось на плечи более за-
житочного крестьянства. Это было связано с тем, что налог стал взиматься по совокупности доходности крестьянских хозяйств, с применением более резкой прогрессии. Усиление прогрессивного налогообложения в 1926-1927 гг. привело к тому, что бедняцкие хозяйства (около 70 %) налогом не облагались, середняцкие (23 %) облагались в облегченном варианте, а вся тяжесть налога ложилась на плечи зажиточного слоя крестьянского населения (6,14 %), которому предстояло выплатить 87 % всей суммы единого сельхозналога за 1928/29 г. В Калмыкии было собрано 548 276 руб., из них зажиточные совместно с кулацкими внесли 195 330 (41,6 %), каждый в среднем внес по 131 руб. 08 коп.; кулацкие - 269 652 руб. (45,4 %) каждый по 1 009 руб. 93 коп.; маломощные середняцкие - 83 294 руб. (13 %), по 10 руб. 10 коп. каждое48.
Некоторая часть состоятельных крестьян пыталась скрыть от обложения налогами и землю, и скот и ей это зачастую удавалось: «Местами замечается задержка выплаты налога. Со стороны кулачества заметно стремление уклониться от внесения налогов и скрыть действительное количество скота, посевов и имущества; выжидание в уплате налога <...> замечаются случаи распределения скота зажиточными крестьянами на несовершеннолетних членов семьи и скрытие его в соседних батрацких хозяйствах»49.
Налоговая политика Советского государства стала источником социального напряжения в обществе, сдерживала предпринимательскую инициативу предприимчивых граждан, способствовала все большему расслоению калмыцкого крестьянства, уничтожению дееспособных крестьянских хозяйств. Ужесточался контроль не только за зажиточными слоями деревни, но и частью середняков. По этой причине часть зажиточного крестьянства стремилась понизить свой социальный статус и сфальсифицировать свое социальное положение и причислить себя к классу середняков. У преобладающей части крестьянства Калмыкии отношение к более богатым односельчанам варьировалось от зависти и ненависти до скрытой неприязни. Также неоднозначным отношением было отношение к бедноте: вместе с жалостью к ним испытывали и презрение, в тоже время, надеясь на наступление «светлого будущего для всего крестьянства», ориентируясь на вековой «идеал уравнительности» в народной культуре и социальной психологии50.
* * *
Подводя итоги, можно сказать, что социальные, экономические и политические процессы, протекавшие в калмыцком обществе в 1920-е гг., определенно повлияли на трудовые и бытовые отношения внутри неграмотного и не знающего русского языка калмыцкого крестьянства, на его образ жизни. В калмыцком обществе произошла трансформация традиционных форм жизнедеятельности насе-
ления Калмыкии, в результате которой произошло приобщение вчерашних кочевников к новым видам социальной и культурной жизни. Крестьяне постепенно втягивались в новые общественные отношения, в перестройку сельской местности, образа жизни и быта, инициатором и идеологом которых выступала большевистская государственность.
Новое, инициированное властью, не всегда получало поддержку среди крестьянского сообщества, и в силу консервативности мышления сельских жителей, существовавшего сильнейшего расслоения, и по причине непродуманности отдельных решений партийно-государственной власти, желавшей добиться своего быстрым «кавалерийским наскоком» и зачастую топорными методами.
Для партийно-государственной власти Калмыцкой автономной области одним из важнейших показателей политических настроений калмыцкого крестьянства в 1920-е гг. были, с одной стороны, различные формы пассивного и активного сопротивления, с другой - проявление доброжелательного отношения крестьян к практическим мероприятиям новой власти, способствовавших развитию крестьянского хозяйства, улучшению их повседневной жизни. Калмыцкие крестьяне, в массе своей неграмотные, ограниченные интересами своего хозяйства и жизнью деревни, были индифферентны к политическим лозунгам Советской власти. Они воспринимали происходящее в обществе в основном не по указке органов власти и управления, а через призму собственного миропонимания и личных интересов.
В калмыцком обществе, несмотря на сильнейшее давление власти с целью добиться реализации своих решений, в ряде случаев даже жесткие меры, по-прежнему оставались сильны народные традиции, выраженные в определенных общественных установках, обычаях, обрядах, нормах поведения. Калмыцкое крестьянство в основном занималось индивидуальным личным хозяйством.
Примечания Notes
1 Безгин В.Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала XX века). Москва; Тамбов, 2004; Мищенко Т.А. Образ жизни крестьянства юго-западных губерний Центра России в 1921 - 1927 гг.: Традиции и новации. Брянск, 2009; Бадмаева Е.Н. Нижнее Поволжье: Опыт и итоги реализации государственной политики в социально-экономической сфере (1921 - 1933 гг.). Элиста, 2010; Мухина З.З. Семейный быт и повседневность крестьян Курской губернии: Традиции и динамика перемен в пореформенной России. Москва, 2012.
2 Гатауллина И.А. Крестьянская повседневность: Быт средневолжской деревни в 1920-е годы // Ученые записки Казанского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2008. Т. 150. № 1. С. 156-163;
Скрябин И.В. Воздействие модернизационных процессов на крестьянскую повседневность во второй половине XIX века на примере Тульской губернии // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2013. № 3-1. С. 122-128; Фурсов В.Н., Перепелицын А.В., Плотникова Л.И. Социальная психология и пореформенная крестьянская повседневность // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2012. № 1 (120). С. 139-144.
3 Очиров У.Б. Калмыкия в период Гражданской войны (1917 - 1920 гг.). Элиста, 2006.
4 Амур-Санан А. Вымирающая степь // Жизнь национальностей. 1922. № 4 (10). С. 9.
5 Бадмаева Е.Н. Индустриальная модернизация в Калмыкии (конец XIX в. - 1930-е гг.) // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2017. № 4 (44). С. 29.
6 Эрдниев У.Э. Калмыки: Историко-этнографические очерки. Элиста, 1985.
7 Эрдниев У.Э., Максимов К.Н. Калмыки: Историко-этнографические очерки. Элиста, 2007.
8 Очиров У.Б. Последствия Гражданской войны 1918-1920 годов для экономики Калмыкии // Отечественная история. 2006. № 1. С. 73-84.
9 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 г. - апрель 1919 г.): Сборник документов. Элиста, 1973. С. 172.
10 Декреты Советской власти. Т. 4. Москва, 1968. С. 292-294.
11 Очиров У.Б. Последствия Гражданской войны 1918-1920 годов для экономики Калмыкии // Отечественная история. 2006. № 1. С. 73-84.
12 Очиров У.Б. Особенности борьбы с «политическим бандитизмом» в Калмыкии в период Гражданской войны (1917 - 1920 гг.) // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. 2014. № 4. С. 51-55.
13 Национальный архив Республики Калмыкия (НА РК) Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 2. Л. 220; Д. 5. Л. 58-59; Д. 8. Л. 89.
14 Очиров У.Б. Особенности борьбы с «политическим бандитизмом» в Калмыкии в период Гражданской войны (1917 - 1920 гг.) // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. 2014. № 4. С. 51-55.
15 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 9. Л. 37, 37об.
16 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 14. Л. 118.
17 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 389. Л. 50.
18 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 245. Л. 43.
19 НА РК. Ф. Р-23. Оп. 1. Д. 65. Л. 21.
20 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. 17. Оп. 84. Д. 720. Л. 36-37.
21 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 902. Л. 127.
22 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 720. Л. 106-107.
23 Там же. Л. 108.
24 Там же. Л. 37.
25 Там же. Л. 21.
26 Там же. Л. 106.
27 Там же. Л. 105.
28 НА РК. Ф Р-3. Оп. 1. Д. 25. Л. 10.
29 Бадмаева Е.Н. Миграционные процессы в истории формирования населения Калмыкии в годы нэпа // Государственная служба. 2008. № 1 (51). С. 112.
30 НА РК. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 88. Л. 187-188.
31 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1923. Л. 29.
32 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 257. Л. 9, 15.
33 Бадмаева Е.Н. Миграционные процессы в Калмыкии в годы новой экономической политики // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. 2008. № 1. С. 12-15; Бадмаева Е.Н. Миграционные процессы в истории формирования населения Калмыкии в годы нэпа // Государственная служба. 2008. № 1 (51). С. 111-113; Бадмаева Е.Н. Социально-политическая обстановка в Нижнем Поволжье в 1920-х гг. // Власть. 2010. № 10. С. 19-23.
34 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 245. Л. 44.
35 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 2. Д. 17. Л. 28.
36 Там же.
37 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 245. Л. 44.
38 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 1. Д. 159. Л. 12.
39 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 1. Д. 159. Л. 25.
40 Мищенко Т.А. Образ жизни крестьянства юго-западных губерний Центра России в 1921 - 1927 гг.: Традиции и новации. Брянск, 2009.
41 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 902. Л. 123.
42 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 2. Д. 17. Л. 45.
43 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 1. Д. 159. Л. 23.
44 НА РК. Ф. Р-82. Оп. 1. Д. 159. Л. 27; Оп. 5. Д. 11. Л. 71.
45 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 902. Л. 123.
46 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 727. Л. 189.
47 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 720. Л. 95.
48 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии: 1918 -1940-е гг. Москва, 2004. С. 34.
49 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 902. Л. 128.
50 Доброноженко Г. Ф. От идеологемы «Кулак» к реальной социальной группе репрессированных крестьян (1918 - 1920 годы) // Вестник Удмуртского университета. Серия История и филология. 2012. № 3. С. 117.
Автор, аннотация, ключевые слова
Бадмаева Екатерина Николаевна - докт. ист. наук, ведущий научный сотрудник Калмыцкого научного центра Российской академии наук (Элиста)
en-badmaeva@yandex.ru
В статье рассматривается повседневная жизнь калмыцкого крестьянства в неразрывной связи с его политическими настроениями в 1920-е гг. Проанализированы экономические, социальные и политические факторы,
которые влияли на повседневную жизнь и политические настроения калмыцкого крестьянства. Такими факторами стали антибольшевистское повстанческое движение, организованная уголовная преступность, деятельность партии большевиков и Советского государства по переводу калмыков на оседлый образ жизни, новая экономическая политика и налоговая политика. Социально-экономические и политические перемены в Калмыкии влияли на трудовые и бытовые отношения внутри крестьянства, меняли его образ жизни. Крестьяне активно втягивались в новые общественные отношения, в перестройку сельского образа жизни и быта. Однако перемены, происходившие по инициативе центральной и местных властей, далеко не всегда получали поддержку сельского населения. Крестьяне доброжелательно воспринимали те мероприятия Советского государства, которые способствовали восстановлению и развитию их хозяйства и улучшению их повседневной жизни. Однако нередко социально-экономические мероприятия властей и работа партийно-государственного бюрократического аппарата давала поводы для недовольства крестьянства. Это недовольство становилось почвой, на которой возникало скрытое и открытое противодействие крестьян мероприятиям центральной и местных властей. Наиболее распространенными формами этого противодействия были неисполнение законов и распоряжений органов власти, уклонение от уплаты налогов. Порой скрытое противодействие перерастало в открытое вооруженное сопротивление. В целом же калмыцкие крестьяне, ограниченные интересами своего хозяйства и повседневной жизнью своей семьи и своих населенных пунктов, были равнодушны к политическим лозунгам Советской власти.
Калмыкия, Калмыцкая автономная область, калмыки, крестьянство, скотоводство, кочевой образ жизни, оседлая жизнь, новая экономическая политика (НЭП), политические настроения, повседневность.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Badmayeva E.N. Industrialnaya modernizatsiya v Kalmykii (konets XIX v. — 1930-e gg.) [Industrial Modernization in Kalmykia (from the End of the 19th Century to the 1930s).]. VestnikNIIgumanitarnykh naukpri Pravitelstve Respubliki Mordoviya, 2017, no. 4 (44), pp. 24-36. (In Russian).
2. Badmayeva E.N. Migratsionnyye protsessy v istorii formirovaniya nas-eleniya Kalmykii v gody nepa [Processes of Migration in the History of the Formation of the Population of Kalmykia during the Years of the NEP.]. Gosu-darstvennaya sluzhba, 2008, no. 1 (51), pp. 111-113. (In Russian).
3. Badmayeva E.N. Migratsionnye protsessy v Kalmykii v gody novoy ekonomicheskoy politiki [Processes of Migration in Kalmykia during the New Economic Policy.]. Vestnik Kalmytskogo instituta gumanitarnykh issledovaniy RAN, 2008, no. 1, pp. 12-15. (In Russian).
4. Badmayeva E.N. Sotsialno-politicheskaya obstanovka v Nizhnem Povo-lzhye v 1920-kh gg. [The Social and Political Situation in the Lower Volga Region in the 1920s.]. Vlast, 2010, no. 10, pp. 19-23. (In Russian).
5. Dobronozhenko G.F. Ot ideologemy "Kulak" k realnoy sotsialnoy gruppe repressirovannykh krestyan (1918 - 1920 gody) [From the Ideologeme of the "Kulak" to the Actual Social Group of Repressed Peasants (1918 - 1920).]. Vestnik Udmurtskogo universiteta. Seriya Istoriya i filologiya, 2012, no. 3, pp. 114-118. (In Russian).
6. Fursov V.N., Perepelitsyn A.V., Plotnikova L.I. Sotsialnaya psikhologiya i poreformennaya krestyanskaya povsednevnost [Social Psychology and the Daily Life of the Post-Reform Peasantry.]. Nauchnyye vedomosti Belgorodsk-ogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya, 2012, no. 1 (120), pp. 139-144. (In Russian).
7. Gataullina I.A. Krestyanskaya povsednevnost: Byt srednevolzhskoy derevni v 1920-e gody [Peasant Daily Life: The Way of Life of the Middle-Volga Village in the 1920s.]. Uchenyye zapiski Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarnyye nauki, 2008, vol. 150, no. 1, pp. 156-163. (In Russian).
8. Ochirov U.B. Osobennosti borby s "politicheskim banditizmom" v Kalmykii v period Grazhdanskoy voyny (1917 - 1920 gg.) [Some Features of the Struggle against "Political Banditry" in Kalmykia during the Civil War (1917 - 1920).]. Vestnik Kalmytskogo instituta gumanitarnykh issledovaniy RAN, 2014, no. 4, pp. 51-55. (In Russian).
9. Ochirov U.B. Posledstviya Grazhdanskoy voyny 1918-1920 godov dlya ekonomiki Kalmykii [The Consequences of the Civil War of 1918 - 1920 for the Economy of Kalmykia.]. Otechestvennaya istoriya, 2006, no. 1, pp. 73-84. (In Russian).
10. Skryabin I.V. Vozdeystviye modernizatsionnykh protsessov na kresty-anskuyu povsednevnost vo vtoroy polovine XIX veka na primere Tulskoy gu-bernii [The Impact of the Processes of Modernization on Peasant Everyday Life in the Second Half of the 19th Century: The Example of Tula Province.]. Iz-
vestiya Tulskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnyye nauki, 2013, no. 3-1, pp. 122-128. (In Russian).
(Monographs)
11. Badmayeva E.N. Nizhneye Povolzhye: Opyt i itogi realizatsii gosu-darstvennoy politiki v sotsialno-ekonomicheskoy sfere (1921 - 1933 gg.) [The Lower-Volga Region: The Experience and Results of the Implementation of State Policy in the Socio-Economic Sphere (1921 - 1933).]. Elista, 2010, 544 p. (In Russian).
12. Bezgin V.B. Krestyanskaya povsednevnost (traditsii kontsa XIX -nachala XthX veka) [Peasant Everyday Life (The Traditions of the Late 19th -Early 20th Centuries).]. Moscow, Tambov, 2004, 304 p. (In Russian).
13. Maksimov K.N. Tragediya naroda: Repressii v Kalmykii: 1918 - 1940-e gg. [A People's Tragedy: Repressions in Kalmykia: 1918 - 1940s.]. Moscow, 2004, 311 p. (In Russian).
14. Mishchenko T.A. Obraz zhizni krestyanstva yugo-zapadnykh guberniy Tsentra Rossii v 1921 - 1927 gg.: Traditsii i novatsii [The Way of Life of the Peasantry of the South-Western Provinces of Central Russia in 1921 - 1927: Traditions and Innovations.]. Bryansk, 2009, 224 p. (In Russian).
15. Mukhina Z.Z. Semeynyy byt i povsednevnost krestyan Kurskoy guber-nii: Traditsii i dinamika peremen v poreformennoy Rossii [The Family Lifestyle
and the Daily Life of the Peasants of Kursk Province: The Dynamics of Tradition and Change in Post-Reform Russia.]. Moscow, 2012, 299 p. (In Russian).
16. Ochirov U.B. Kalmykiya v period Grazhdanskoy voyny (1917 - 1920 gg.) [Kalmykia during the Civil War (1917 - 1920).]. Elista, 2006, 448 p. (In Russian).
17. Erdniev U.E. Kalmyki: Istoriko-etnograficheskiye ocherki [The Kalmyks: Historical and Ethnographic Essays.]. Elista, 1985, 282 p. (In Russian).
18. Erdniev U.E., Maksimov K.N. Kalmyki: Istoriko-etnograficheskiye ocherki [The Kalmyks: Historical and Ethnographic Essays.]. Elista, 2007, 428 p. (In Russian).
Author, Abstract, Key words
Ekaterina N. Badmaeva - Doctor of History, Leading Researcher, Kalmyk Scientific Center, Russian Academy of Sciences (Elista, Republic of Kalmykia, Russia)
en-badmaeva@yandex.ru
The article examines the everyday life of the Kalmyk peasantry in close connection with its political mood in the 1920s. It highlights economic, social and political factors which affected their life and political mood. These factors comprise anti-Bolshevik insurgency, organized criminal activity, the policies pursued by the Bolshevik party and the Soviet government to bring the Kalmyks to the settled way of life, the new economic and taxation policies. Social, economic and political changes transformed the relations among the peasants in their labour and everyday activities, in their lifestyle. The peasantry actively entered into new social relationships and the transformed rural way of life. Nevertheless, the changes initiated by the central and local authorities were not always supported by the rural population. Whereas the peasants approved of the measures performed by the Soviet government aimed at restoring and developing their economy, it was not a rare occasion when the social and economic work of the authorities and bureaucracy made the Kalmyks dissatisfied. This dissatisfaction triggered both hidden and open counteraction on the part of the peasants against the central and local authorities, the most common acts being failure to observe the laws and orders adopted by the state as well as tax evasion. Sometimes concealed opposition gave way to open military resistance. Generally, the Kalmyk peasants, limited by the needs of their own households and their families' routine in their locality, were indifferent to the political appeals of the Soviet power.
Kalmykia, Kalmyk Autonomous Region (Oblast), Kalmyks, peasantry, cattle breeding, nomadic way of life, settled way of life, New Economic Policy (NEP), political mood, everyday life.
