Научная статья на тему 'Поверхностные структуры-аттракторы в системе грамматики языка'

Поверхностные структуры-аттракторы в системе грамматики языка Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
136
21
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
SURFACE STRUCTURE / ATTRACTOR / ENTROPY / CHAOS / BIFURCATION / NATURAL LANGUAGE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Аматов Александр Михайлович, Аматова Ольга Анатольевна

В статье описывается информационная энтропия, представляющая собой неотъемлемый параметр системы языка (в частности, его синтаксиса) и способная приводить к конвергенции поверхностных структур. такие структуры рассматриваются как аттракторы, способные вызвать переориентацию всего грамматического строя языка в условиях нарастания энтропии и последующего перехода системы к динамическому хаосу.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

the paper deals with information entropy as a systemic issue underlying a natural language and its syntax in particular, where it can cause convergence of surface syntactic structures. such structures are treated here as attractors, which may redirect the development of the grammar of a language in the circumstance of increased entropy and ensuing dynamic chaos.

Текст научной работы на тему «Поверхностные структуры-аттракторы в системе грамматики языка»

УДК 81'367

ББК 81.2Англ-2.

А.М. Аматов, О.А. Аматова ПОВЕРХНОСТНЫЕ СТРУКТУРЫ-АТТРАКТОРЫ В СИСТЕМЕ ГРАММАТИКИ ЯЗЫКА

В статье описывается информационная энтропия, представляющая собой неотъемлемый параметр системы языка (в частности, его синтаксиса) и способная приводить к конвергенции поверхностных структур. Такие структуры рассматриваются как аттракторы, способные вызвать переориентацию всего грамматического строя языка в условиях нарастания энтропии и последующего перехода системы к динамическому хаосу

Ключевые слова: поверхностная структура; аттрактор; энтропия; хаос; бифуркация; естественный язык.

А.М. Amatov, О.А. Amatova ATTRACTOR SURFACE STRUCTURES IN THE GRAMMAR OF A LANGUAGE

The paper deals with information entropy as a systemic issue underlying a natural language and its syntax in particular, where it can cause convergence of surface syntactic structures. Such structures are treated here as attractors, which may redirect the development of the grammar of a language in the circumstance of

Key words: surface structure; attractor; entropy; chaos; bifurcation; natural language.

В лингвистике неоднократно предпринимались попытки формального описания языка как системы: и копенгагенская глоссематика, и генеративная грамматика Н. Хомского, и логическая грамматика Р. Монтегю, и целый ряд более поздних лингвистических школ и направлений, которые ставили перед собой задачу создания моделей и концепций языка, функционирование которых опиралось бы на строгие логические или даже математические закономерности. Интерес к таким исследованиям неслучаен, поскольку создание действенного формального описания языков сулит огромные перспективы в сфере, например, машинного перевода, а в дальнейшем, возможно, и в создании искусственного интеллекта.

Однако при решении задач формального описания языка встаёт ряд достаточно сложных вопросов, таких, как открытость языковой системы, соотношение в ней упорядоченности и беспорядка, а также взаимодействия структуры и семантики. Мы попытаемся осветить эти вопросы на примере анализа ряда предикативных синтаксических конструкций в современном английском языке.

Выбор именно английского языка неслучаен и обусловлен одной его важной особенностью, для рассмотрения которой необходим небольшой экскурс в историю этого языка. Изменения грамматического строя английского языка, связанные с разрушением некогда стройной флективной системы, ознаменовали переход от древнеанглийского к новоанглийскому периоду. Быстрая, даже скачкоо-

бразная смена синтетического строя на аналитический явилась, пожалуй, беспрецедентным случаем в истории не только английского, но и германских языков в целом. По времени эти изменения сопряжены с завоеванием Британии викингами (преимущественно датчанами и норвежцами) и следуют непосредственно за этим завоеванием. Именно в этот период (XI-XIII вв.) английский язык утрачивает большую часть флексий (сначала происходит их смешение и ослабление, а к концу XIV в. они почти совершенно исчезают), в нем разрушаются системы рода и падежа, исчезает согласование прилагательного с существительным. Все эти метаморфозы часто связывают со скандинавским адстратом и заимствованиями [Смирниц-кий, 1955; Ильиш, 1968]. Однако такой подход таит в себе ряд противоречий.

Во-первых, к моменту завоевания Британии викинги находились на более низкой ступени социального развития, нежели англичане, так что едва ли есть смысл говорить о господстве скандинавских языков (норвежского и датского) и адстрате как таковом. Во-вторых, язык викингов (его прямой «наследник» - исландский) сохранил свою систему окончаний почти в первозданном виде, и считать его «виновником» разрушения флексии в английском языке - явный парадокс [Бондаренко, 1996].

С другой стороны, весьма сомнительно утверждение, что в утрате флексии «виноват» исключительно перенос ударения на первый корневой

© Аматов А.М., Аматова О.А., 2009

14 Язык. Культура. Коммуникация

слог. Действительно, такой перенос имел место в означенный период, вследствие чего значительно ослабла артикуляция слогов, наиболее удаленных от ударного, и в первую очередь окончаний, что могло привести к их редукции. Однако здесь мы сталкиваемся с другим парадоксом: фиксация ударения на первом корневом слоге была общегерманской тенденцией, затронувшей все без исключения языки этой группы. При этом большинство германских языков все же сохранили флективную систему (немецкий, исландский, отчасти шведский) или же выработали новые синтетические формы, утратив часть старых (датский, норвежский). Утверждение о том, что какие-то языки (например, немецкий) внутренне сильнее сопротивлялись утрате флексий, а другие (английский) слабее, звучит неубедительно и вообще требует введения неких метафизических сущностей и параметров: «внутренней логической формы», «стремления языка к совершенству» и т.п.

На наш взгляд, источник столь радикальных изменений следует искать в сочетании двух факторов: ослабление артикуляции флексии и взаимодействие близкородственных языков. Именно близкородственных, поскольку, например, французский язык, занявший впоследствии господствующее положение в английском обществе, все же не оказал существенного влияния на грамматический строй английского языка, хотя и сильно обогатил его лексический состав.

Со скандинавским языком ситуация была иной. Процент скандинавских заимствований (по сравнению с французскими) относительно невелик. Это объясняется не только тем, что язык викингов не стал господствующим в Англии, но и большим количеством общих корней слов. Корень, как известно, является наиболее стабильным элементом морфологической системы языка, флексия же, напротив, наименее устойчива. При наложении английского и скандинавского языков часто возникали слова со сходными или даже общими корнями, но разными окончаниями, которые к тому же слабо артикулировались. Различия между флексиями в сочетании с их ослабленной артикуляцией оказались губительными для всей флективной системы языка, что и повлекло столь кардинальную смену его строя.

Для сравнения любопытно привести пример с нидерландским языком, сложившимся приблизительно в тот же период (1Х-Х1 вв.) на основе нижнефранкского, но под влиянием саксонских и фризских диалектов. Условия здесь примерно те же, что и в английском: взаимодействие близкородственных языков на фоне ослабления флексии. Результаты также поразительно совпадают: в обоих языках отсутствует система падежей существи-

тельного, нет согласования, два падежа (субъектный и объектный) у личных местоимений, и в итоге - аналитический строй. И все это при том, что и в нижне франкском, и в саксонском, и во фризском языках были хорошо развитые флективные системы.

Таким образом, причину разрушения системы флексий в английском языке в IX-XI вв. и перехода к аналитизму следует, видимо, искать не в отдельных факторах (контакт языков или перенос ударения на начало слова), а в их взаимодействии, которое как раз имело место в английском языке в тот период.

Разумеется, было бы слишком поспешным утверждение о том, что только рассмотренные два факта в совокупности обусловили переход системы английского языка в режим с обострением, из которого он вышел радикально изменившимся -возможно, свою роль сыграли какие-то ещё, неучтённые здесь, факторы. Но то, что ломка синтетической системы и создание принципиально иной, аналитической системы - это результат нарастания энтропии с последующей бифуркацией и переходом на новый эволюционный путь подтверждается как принципиальной разницей строя древнеанглийского и среднеанглийского языка, так и временем, которое занял этот переход. Ведь примерно 200 лет - это совсем немного по меркам исторического развития языка.

Обобщая, можно сказать, что конец древнеанглийского периода ознаменовался нарастанием энтропии в системе языка, что повлекло переход к состоянию неустойчивого равновесия (бифуркация), выход из которого на новый этап развития был обусловлен «ослаблением контроля» над языком в связи с Норманнским завоеванием Англии (флуктуация). Самоорганизация языка нового типа происходила уже не на морфологической основе - в качестве аттракторов служили синтаксические структуры.

Прежде чем перейти к рассмотрению примеров синтаксических структур-аттракторов, следует сказать несколько слов об информационной энтропии в применении к языку. Пользуясь интуитивно понятными выражениями, можно сказать, что информационная энтропия - это степень неопределённое™ сигнала или, применительно к речи, высказывания (англ. uncertainty - термин К. Шеннона). В качестве примера возьмём ящик с одинаковыми по размеру и массе шариками, на которых проставлены разные номера. Будем считать, что в ящике лежат 1000 шариков с номерами от 1 до 1000, а некто случайным образом извлекает их из ящика один за другим. При первой попытке неопределённость номера извлечённого шарика максимальна, т.е. вероятность извлечения лю-

бого из шариков одинакова и равна 1/1000. Допустим, при первой попытке был вынут шарик под номером 345. Это значит, что он выпал из системы и в следующей попытке участвовать не будет. Соответственно, при втором извлечении вероятность случайного выбора любого другого шарика несколько возрастёт, составив 1/999, и будет увеличиваться при последующих попытках: 1/998, 1/997 и т.д., а энтропия системы будет снижаться, пока не останется последний шарик (скажем, с номером 102) и вероятность его извлечения будет равна 1. Если же после каждого извлечения шарик возвращать обратно в ящик, то энтропия будет сохранять максимальное значение для данной системы, т.к. все варианты из тысячи возможных будут равновероятными. Наконец, если предположить, что в ящике всё те же 1000 шариков, однако 100 из них имеют номер 100, а далее - по нарастающей от 101 до 1000, то энтропия системы не будет максимальной, поскольку при первой попытке результаты не будут равновероятными: вероятность извлечь шарик с номером 100 будет существенно выше (1/10), чем у любого другого шарика (1/1000).

Отметим основные характеристики информационной энтропии системы:

• Если все возможные результаты в заданной системе имеют одинаковую вероятность (как извлечение шариков с номерами 1 - 1000 из описанного выше примера), то энтропия системы максимальна.

• Если вероятность какого-либо результата равна 1 (результат точно определён), то энтропия системы равна 0.

• Изменение вероятности события на определённую величину изменяет количество энтропии также на определённую величину

К. Шеннон [Shannon, 1948] формализовал эти положения и выразил информационную энтропию системы через дискретную переменную X, у, для которой возможен ряд СОСТОЯНИЙ Xj... хп, в следующей математической формуле:

(1)

H{X) = Yjp{xi) log.

Pi*,).

= ~YJp{xi) !og2 р(х,\

где р(х) - вероятность /-того события в системе X. Согласно приведенной формуле, можно сказать, что энтропия в системе X - эта сумма произведений вероятностей всех результатов г, умноженных на двоичный логарифм (т.е. логарифм по основанию 2) обратной вероятности события г.

Говоря о языке, следует постоянно помнить о том, что это незамкнутая система. Можно сказать, что язык получает «подпитку» энергией извне, поскольку взаимодействует с другими системами (языками, обществом), и здесь вопрос уже выходит за рамки языкознания. Нам в этой связи стоит отметить, что энтропия в системе языка вовсе не обязательно должна нарастать, как это бывает, например, в замкнутых термодинамических системах. Соответственно, энтропия применительно к языку показывает уровень беспорядка при порождении и/или интерпретации высказывания с учётом фонетики, словаря и грамматических правил.

Теперь перейдём к определению понятий порядка и беспорядка в системе естественного языка. Безусловно, беспорядок не следует понимать в повседневном смысле слова. В повседневности этот термин имеет весьма размытое значение, поскольку нет и чёткого определения того, что такое порядок. Ну а без чёткого определения порядка невозможно определить и беспорядок.

Применительно к современному языкознанию ситуация напоминает скорее повседневность, нежели научную точность. Действительно, как определить, что в системе языка следует считать порядком, а что беспорядком? Говоря о микросостояниях системы, мы попросту не имеем никаких сколько-нибудь строгих критериев упорядоченности. Например, что следует считать более упорядоченным в подсистеме существительного: наличие нескольких морфологически маркированных падежных форм или выражение семантических ролей через порядок слов и служебные слова? Если первое, то сколько падежных форм будет «в самый раз»: четыре, как в немецком, шесть, как в русском, или более 10, как, например, в финноугорских языках? Если второе, то какой порядок слов будет более «упорядоченным»: 8УО, 80У, У80 или вообще свободный?

Проблему порядка и беспорядка в системе языка, в принципе, можно решить, если учесть, что беспорядок возрастает с уменьшением вероятности конкретного события. Скажем, беспорядок при бросании кости (6 событий, вероятность каждого - 1/6) выше, чем при бросании монеты (2 события, вероятность каждого - 1/2). С языком всё обстоит значительно сложнее, и не только потому, что количество рассматриваемых событий существенно выше, но и потому, что взаимодействие языка с другими системами подразумевает непрерывное вмешательство извне, как если бы у бросаемой кости кто-то поочерёдно делал ту или иную сторону тяжелее, тем самым увеличивая вероятность конкретного события, впрочем, никогда не доводя её до 1.

1

1=1

(=1

Итак, в уравнении (1) необходимо, прежде всего, определить значение термина х.. По сути, это должен быть показатель уровня неопределенности языкового знака. Применительно к живому языку, мы можем выразить этот показатель через отношение суммы планов содержания к сумме планов выражения, зафиксированных в языке на тот или иной момент времени, или

U =

Для какой-либо подсистемы языка, состоящей из п элементов, имеющих т значений,

Тс,

и = —

7=1

где U - показатель неопределенности языкового знака (от uncertainty), С - план содержания (от content), a F - план выражения (от form). В диахронии же уместно будет рассмотреть динамику роста показателя U, т.е. ^ ^

dt

Теперь, если подставить U в формулу (1), мы увидим, что при JJ> 1 энтропия языка будет больше О (H(L) > 0), при U = 1 энтропия будет нулевой (H(L) = 0), а при U < 1 энтропия будет отрицательной (H(L) < 0).

Язык, в котором одному плану содержания соответствует один и только один план выражения (энтропия равна 0), следует считать идеально упорядоченным языком. Если отвлечься от естественного языка, то можно заметить, что в искусственных знаковых системах энтропию часто стремятся свести к нулю. Скажем, система дорожных знаков - это тоже своеобразный язык, в котором каждому знаку соответствует строго одно чтение. Если бы знак можно было трактовать по-разному, это было бы чревато неприятными ситуациями на дороге (которые и без того не редкость). Язык же, в котором одному плану содержания соответствует более одного плана выражения (энтропия отрицательна), будем считать избыточно упорядоченным. Здесь с примерами несколько труднее, но можно вспомнить денежную систему, в которой (обычно так бывает ограниченное время) имеют хождение разные денежные знаки с одним и тем же номиналом: скажем, старые и новые стодолларовые купюры, обычные и «юбилейные» монеты и т.п. Тут как раз и получается, что двум (а возможно и более) планам выражения (вид монет или купюр) соответствует один план содержания (количество товаров и услуг, которые можно, на эту

купюру приобрести). Разумеется, для конкретного естественного языка сложно вычислить точный показатель энтропии, но сложно - не значит невозможно. Пока же сделаем интуитивное предположение, что показатель энтропии любого естественного языка выше 1, и, скорее всего, такое предположение будет правильным.

Для иллюстрации правильности (или, по крайней мере, непротиворечивости) нашей гипотезы из всех подсистем языка удобнее всего рассматривать лексику. Так, в идеально упорядоченном языке одному слову соответствует строго одно лексическое значение, но если мы откроем толковый словарь любого языка, то обнаружим, что дело обстоит совершенно иначе. Полисемия распространена повсеместно, и отношение количества слов к количеству выражаемых ими значений - один из аспектов общей энтропии языка. Действительно, энтропия всей системы не может снижаться, если растёт энтропия её подсистем. Изореферент-ные предложения также могут служить примером тождественных (или близких) смыслов при существенном расхождении форм.

Теперь перейдёмкповерхностным структурам-аттракторам, рассмотрев в качестве примера синтаксические предикативные конструкции, строящиеся по модели NP - VP-link - А - to-VP, то есть предложения, в состав которых входят группа существительного, личный глагол-связка (be), прилагательное и инфинитивный оборот с частицей to.

Прежде всего, выделим построения, в которых инфинитив играет роль подлежащего в постпозиции к прилагательному при замене его в основной позиции «пустым подлежащим» it (так называемый dummy subject). Примерами могут служить такие предложения:

1. It was useless to even try to find the way in such a fog.

2. It's good to be free and easy at last.

Совершенно очевидно, что данные предложения трансформируемы, соответственно, в 3 и 4:

3. То try (trying) to find the way in such a fog was useless.

4. To be (being) free and easy at last is good.

Речь здесь идёт вовсе не о сложных предикатах, а о простых именных сказуемых с прилагательными при инфинитиве в роли подлежащего. Сравним эти предложения с такими:

5. The country was hard to conquer.

6. We are ready to start.

В этих случаях мы определённо имеем дело со сложными предикативными структурами, однако их различие на те кто грамматическом уровне очевидно как минимум по двум параметрам.

Во-первых, действие, выраженное инфинитивом, приписывается разным актантам. Если в предложении (6) действие to start осуществляет (предположительно) субъект самого данного предложения (т.е. we), то в (5) действие to conquer относится к актанту, выходящему за рамки высказывания - некая сила (государство, правитель и т.п.), которая может попытаться завоевать данную страну.

Во-вторых, различие проявляется в ходе преобразования данных синтаксических структур. Так, если предложение (5) без проблем трансформируется в (7), сходное с приведёнными выше примерами (1 -2), то некорректность высказывания (8) не вызывает никаких сомнений:

7. It was hard to conquer the country.

Покажем это различие на деревьях непосредственных составляющих:

[The country’ was hard to conqner\s

wasiv-iink [hard to conqiter\№

to conquerxv

[We are ready’ to start] s

weN

to startIVp

areIV-iink

ready a

На схемах видны разные ветвления, связанные с тем, что фраза '1 he country was hard не может рассматриваться как самостоятельное предложение, расширенное с помощью инфинитива, тогда как We are ready - может. Кроме того, если в состав предложения (5) и однотипных ему конструкций входит инфинитив переходного глагола (с распространением переходности на сам субъект), то в построениях типа (6) инфинитив всегда непереходный (или же переходность его погашается специальным дополнением, например: We are ready to start the experiment).

На основании вышесказанного можно утверждать, что данный тип фенограмматической формы представляет собой один из аттракторов, к которому на определённом этапе развития языка (по всей видимости, период неустойчивости в среднеанглийский период) устремились сразу несколько типов конструкций, совершенно различных на глубинном уровне. В условиях разрушения флектив-

ной системы древнеанглийского языка такой способ самоорганизации языковой системы на основе совершенно новых (синтаксических, а не морфологических) принципов представляется наиболее логичным. В самом деле, отсутствие флексий позволяет упростить способы выражения предикативных связей, но требует за это определённой «платы» - ужесточения синтаксической структуры и переход к гораздо более жёсткому порядку слов. В такой ситуации в грамматическом строе языка образуются несколько (относительно небольшое число) жёстких структур, к которым впоследствии редуцируются другие модели, имеющие формальное сходство, но совершенно разную базовую организацию.

В заключение также следует сказать, что данные примеры (хотя они и не исчерпывают в полной мере особенностей конструкций даже только подобной синтагматики) однозначно указывают на количественную диспропорцию между поверхностными и глубинными структурами. Диспропорция вызвана, на наш взгляд, стремлением к экономии, вследствие чего сокращается набор синтаксических средств выражения, что ведёт, в свою очередь, к возникновению параллелей внешних форм при существенном различии внутренних структур.

Библиографический список

1. Бондаренко, Е.В. Морфологические трансформации в системе древнеанглийского имени [Текст] : дис. ... канд. филол. наук / Е.В. Бондаренко. - Белгород, 1996.

2. Плыпи, Б.А. История английского языка [Текст] / Б.А. Ильиш. - М. : [б.и.], 1968.

3. Смирницкий А.II. Древнеанглийский язык [Текст] / А.И. Смирницкий. - М. : [б.и.], 1955.

4. Shannon, С.Е. A Mathematical Theory of

Communication [Text] / C.E. Shannon // Bell System Teclmical Journal- 1948. - Vol. 27. - July and

October. - P. 379 - 423, 623 - 656. ’

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.