CC BY
200
Ю. В. Ирхин
ПОТЕНЦИАЛ ПОСТСТРУКТУРАЛИСТСКИХ ИДЕЙ И ДИСКУРСОВ ДЛЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА*
В статье проанализированы сущность, основные черты, особенности и значение структурализма и постструктурализма как научных парадигм, подходов и методов политической науки. Показаны их достижения и ограничения. Исследованы формы, понятийный аппарат и специфика постструктурализма, рассмотрены его возможности для политического анализа.
Ключевые слова: структурализм, постструктурализм, структурация, парадигма, теория, метод, габитус, эпистема, политический анализ.
Классический структурализм: достижения и ограничения
Структура (от лат. structura — строение, расположение, порядок) представляет собой совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих сохранение его основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях; выступает как основная характеристика системы, ее инвариантный аспект. В структурах выражается и отражается упорядочение элементов в определенные модели, роли, организации; раскрываются их взаимодействия и социо-динамика. Изучение структуризации окружающего мира и общественного бытия дает возможность глубже познавать закономерности развития природы, социума, политики, мышления и языка.
Структурализм — общее название для ряда направлений в гуманитарном познании XIX-XXI вв., связанных с обнаружением, выявлением и описанием структур, т. е. совокупности таких многоуровневых отношений между элементами целого, которые способны сохранять устойчивость при разнообразных изменениях и преобразованиях. В структуралистском анализе рассматриваются разнообразные структуры общества, политики, сознания, культуры и т. д.; обращается внимание на их содержание и различные смыслы, соотношения, социодинамику, функции.
Структурно-функциональный анализ — один из методов, подходов исследования общества, политики, культуры и т. д. как некоторой целостности, системы, обладающей сложной структурой, каждый элемент которой находится во взаимодействии с другим (другими) и предназначен для выполнения определенных функций. Под
* Статья подготовлена в рамках проекта Министерства образования и науки Российской Федерации и Национального Фонда подготовки кадров «Аристотель. Политологическое образование в XXI веке». © Ю. В. Ирхин, 2011
ним понимается совокупность операций, с помощью которых объект рассматривается как целостное образование, в качестве основного средства расчленения его выступает выявление различных функций, свойственных объекту. Известный аналитик Рассел Акофф обращал внимание на то, что «анализ сосредоточивается на структуре, он открывает, как работают вещи. Синтез акцентируется на функциях, он открывает, почему они действуют именно так. Поэтому анализ дает знание, а синтез — понимание. Первый позволяет нам описать, второй — объяснить. Анализ устремлен внутрь вещей, а синтез — из них» (Акофф, 1985, с. 21).
Развитие структурализма включает ряд этапов: а) становление структуралистского анализа в политической экономии, социологии, структурной лингвистике, антропологии (конец XX - первая треть XX в.); б) широкое распространение в гуманитарных науках, особенно как структурно-функционального анализа (1950-1970-е годы); в) формирование постструктуралистского подхода (с 1970-х годов).
В различных гуманитарных и иных дисциплинах структурализм имеет свои особенности и специфику использования. Так, в социологии структурализм рассматривает сущность социальных структур, их компонентов и различных соотношений, динамических процессов, функций и дисфункций, особенности структуризации общественного сознания и др. В политической науке в фокусе её внимания находятся структурные образования и феномены в политике: ее уровни (макро-, мезо- и микрополитика), иерархия субъектов, формы, содержание и функции политических институтов, систем и подсистем, структуры политических процессов, действий, сознания и участия, внешние и латентные формы воздействия на политических акторов и др. В лингвистике и культурологии — структурные особенности языка, синхронические отношения между лингвистическими элементами, символика, тексты (их глубинная структура), культуры (мифы, сознание) и т. д.
Сторонники структурно-функционального анализа представляют общество как систему, включающую в себя устойчивые элементы и способы связей между этими элементами. Каждый из элементов выполняет определенную функцию, которая является важной для поддержания системы в целостности. Структурализм вырабатывает методологию, позволяющую изучать устойчивые системно-институциональные образования, а также внешние и внутренние структуры массового сознания, регулирующие поведение людей.
В социологии и политической науке в разработку исходных начал структурализма существенный вклад внесли ряд известных исследователей XIX - начала XX в., в том числе основоположник социального позитивизма О. Конт (идеи о социальной статике и дина-
мике, дифференцирующих и интегрирующих факторах), К. Маркс (работы о структуре социальных отношений в обществе, общественно-экономических формациях, их составных элементах: базисе и надстройке, производительных силах и производственных отношениях, социодинамических и структурных моделях и др.), Э. Дюрк-гейм (идеи о механической и органической солидарности, существовании упорядоченных способов (типов) мышления и действия, существующих вне индивидов, не зависящих от них и оказывающих на них принудительное воздействие), М. Вебер (учение о понимающей социологии, истолковании тех регулярностей - устойчивых структур, которые обнаруживаются в типах человеческого поведения, — целерациональном, ценностно-рациональном, традиционном, аффективном; о субъективных значениях действия), Г. Спенсер (идеи о дифференциации функций общества по мере его развития, необходимой (государственной) координации частных структур, усложнении и многообразии регулирующих систем). Структурализм, как метод, позволяет «высвечивать» и объяснять различные структурно-составные части общества и политики, а также, как структурно-функциональный анализ, — их функции.
С точки зрения структурного анализа любое общество состоит из своеобразного комплекса как взаимосвязанных, так и в значительной степени самостоятельных сфер-структур: хозяйственно-экономической, социальной, политической и духовной. Каждая из них имеет свои границы, свою специфику.
1. Хозяйственно-экономическая (производственная) сфера общества обеспечивает его материальную инфраструктуру.
2. Социальная сфера охватывает совокупность общностей и устойчивых отношений между ними, обусловленных рядом социокультурных, цивилизационных и формационных факторов.
3. Духовная сфера включает производство идей, знаний, художественных ценностей и т. д.
4. Политическая сфера представляет собой совокупность феноменов самого разного плана, непосредственно связанных с властью, таких как институты, организации, отношения, нормы, идеи, программы, интересы, мотивы, установки и т. п. Она призвана обеспечить инфраструктуру государственно-политической организации и интересы всего сообщества.
Российский политолог Л. Н. Тимофеева, рассматривая данную проблему, справедливо замечала, что не случайно ученые все чаще рассматривают политику именно как «многомерную структуру в нескольких измерениях: институциональном, нормативном, процессуальном. Так, институциональное измерение установлено с помощью конституций, правового порядка и традиции, включает полити-
ческие институты (государство, партии, выборы и т. д). Нормативное (содержательное) измерение политики указывает на ее цели, задачи и предмет. Процессуальное измерение направлено на передачу и выражение интересов акторов с помощью конфликта и (или) консенсуса, согласия» (Тимофеева, 2001, с. 10).
В политике принято различать такие ее качественные структурные «уровни-срезы» или иерархические «этажи», как локальный, субнациональный (федеральные образования и единицы), национальный, супранациональный (региональные межгосударственные системы управляемости), глобальный (см., например: Ильин, 2004, с. 20).
П. А. Цыганков отмечал, что для понимания сущности мировой политики важное значение имеет структурное измерение. «Его содержание определяется тем, что на авансцене мировой политики появились новые в количественном и качественном отношении акторы: множится число государств, международных институтов, неправительственных организаций, международных мафиозных структур и преступных группировок, увеличиваются экономическая мощь и политический потенциал крупного бизнеса, интенсифицируются массовые миграционные потоки, усиливается воздействие на сознание людей крупнейших СМИ» (Цыганков, 2005, с. 45).
При структурном анализе политика может дифференцироваться на ряд связанных структурных образований, взаимодействующих по различным ее направлениям. В центре поля политики обычно находится государство и связанные с ним другие ее субъекты, проявляющие себя в политических отношениях, процессах, функционировании и деятельности через посредство коммуникации, в рамках определенного политического режима, политической культуры и сознания, а также воздействия неполитических сфер общества. Американский политолог Дж. Ф. Мэнли в этой связи замечал, что «структурный анализ не просто лучше соответствует многим эмпирическим реалиям американской политико-экономической системы, но и избавляет от сокрушений по поводу ее функционирования определяемого структурой капитализма» (Мэнли, 2006, с. 335).
В сфере конфликтологии, как известно, распространено понятие «структура конфликта», под которой подразумевается совокупность элементов конфликтного столкновения (основная причина, непосредственные участники, мотивы, представления, действия сторон, зона разногласий, социальная среда).
Классик американской и мировой политической науки Г. Лассу-элл (1902-1978) предложил многоуровневый метод исследования политики и одну из первых версий структурно-функционального анализа. Он писал, что «всякое действие — всегда действие от-
дельного лица, и когда мы говорим о "действии группы", под этим следует понимать ту устойчивую форму, которая образована индивидуальными действиями... Группы, организации, институты представляют собой лишь "сеть", "конфигурацию" индивидуальных актов поведения; различные общественные установления и учреждения суть интегрированные устойчивые формы реализации обычаев» (Lasswell, Сар1ап, 1963, р. 117).
Согласно введенному Лассуэллом «принципу констектуально-сти», значение каждой детали зависит от ее отношения ко всему тому целостному контексту, частью которого она является. Лассу-эллу обращал внимание на то, что политическая реальность далеко не всегда четко структурирована, однако мы, выбирая тот или иной ракурс наблюдения, выделяем в ней соответствующую структуру как конфигурацию событий, в одном случае одну, в другом — другую, в третьем — третью. «Структуры и функции понимаются как абстракции того, что эмпирически дано в виде процесса».
С точки зрения структурного анализа любой социальный (политический) институт включает пять следующих составных (структурных) элементов: 1) функции, 2) группы (организации), 3) ценности, 4) роли, 5) нормы (таблица).
Структура социальных (политических) институтов
Соци- Функции Группы и Ценности Роли Нормы
альный организа-
институт ции
1 2 3 4 5 6
Поли- Управле- Органы Жизнь, Президент, Права че-
тика ние, уста- власти, свобода, депутат, ловека и
новление само- независи- министр, граждани-
иерархии управле- мость, от- лоббист, на, право-
власти, ее ния, пар- ветствен- государст- вое и соци-
"обратная тии, груп- ность, венный альное го-
связь" с пы давле- собствен- служащий, сударство.
обществом ния, орга- ность и др. кандидат,
низации избиратель
граждан- и др.
ского об-
щества
Право Поддержа- Милиция, Суд при- Милицио- Определе-
ние соци- суды, сяжных, нер, судья, ны консти-
ального тюрьмы презумпция защитник, туцией и
порядка невиновно- юрист, над- правовыми
сти, право- зиратель докумен-
вое сознание тами
Окончание таблицы
1 2 3 4 5 6
СМИ Распро- ТВ и Ин- Оператив- Журна- Точность,
странение тернет, ность, по- лист, дик- объектив-
информа- радиостан- лезность, тор, про- ность, опе-
ции ции, изда- свобода ваидер, ративность
тельства СМИ автор,
пользова-
тель, изда-
тель
В середине XX в. Т. Парсонс (1902-1979), Р. Мертон (1910— 2003) и Д. Истон (1917) дополнили методологию структурного и функционального анализа.
Р. Мертон фокусировал свое внимание на отношениях, связывающих различные компоненты общества, и понимал под социальной структурой организованный, «смоделированный», повторяющийся характер контекста социальных отношений, в которые вовлечены члены общества или группы; выделял поверхностный и латентный (скрытый) уровни социальных образований, структур; разработал идею сдерживающего влияния, которое социальная структура оказывает на реальные социальные явления (поведение, убеждения, отношения, мотивации и т. д.).
Р. Мертон обосновал концепцию «структурного контекста и сдерживания» как ограничивающую эффективное поле деятельности. Он полагал, что структура сдерживает индивидов, помещенных в нее для развития культурных потребностей, моделей социального поведения и психологических склонностей. Поведение это не просто результат индивидуальных особенностей, но и продукт интеракции последних и смоделированных ситуаций (социальных контекстов), в которых оказывается индивид. Именно они оказывают значительное влияние на степень действительной реализации способностей индивида. Социальная структура отфильтровывает культурные ценности, делая поведение в соответствии с ними возможным для обладателей социальных статусов в рамках этого общества и трудным или невозможным для других. Она является барьером или, наоборот, открытой дверью для поведения согласно культурным мандатам.
Основу своего подхода Р. Мертон выразил комплексным понятием «функциональность» (Мертон, 1992, с. 34). Функция — это те наблюдаемые следствия, которые служат саморегуляции данной системы или приспособлению ее к среде. В проявлении функции могут быть две формы: явная и скрытая. В том случае, когда внутренняя смысловая мотивация совпадает с объективными следст-
виями, проявляется явная функция. Именно так она осознается участниками поведенческой системы или ситуации. Скрытая (латентная) функция этих проявлений не имеет. Мертон также ввел понятие «дисфункция», т. е. заявил о возможности отклонения системы от принятой нормативной модели, что, в свою очередь, должно привлечь за собой или новый этап приспособления системы к существующему порядку, или определенное изменение системы норм. Было показано, что механизмы функционирования и развития социальных и политических систем бесконечно сложны. Задача социолога и политолога состоит в том, чтобы рассматривать реальные, зримые, доступные для изучения и обобщения последствия функций различных частей и структур общества.
По мнению Мертона, социальная структура — это и психологическая категория. Структура состоит из двух фаз. Первая — из тех существенных целей, которые ставят перед собой социальные группы общества; вторая — это средства, которые употребляются в ходе достижения указанных целей для удовлетворения жизненных устремлений социальных групп общества. Сами средства можно подразделить на предписываемые (законные) и ведущие к результату кратчайшим путем. Законность и эффективность вовсе не обязательно совпадают применительно к избираемым средствам. Согласно теории социальной аномии, асоциальное поведение ощутимо возрастает в случае, когда в обществе превыше всего превозносятся определенные символы успеха, якобы общие для населения в целом, в то время как социальная структура этого общества ограничивает доступ к законным средствам овладения этими символами для его части.
Взгляды Мертона внесли существенный вклад в развитие структурно-функционального, системного анализа как статических, так и динамических процессов. Его алгоритм представлял попытку кодификации понятий, используемых в функциональном анализе: а) явление, с предписываемыми ему функциями (явными и латентными); б) субъективные предпосылки (мотивы, цели); в) объективные последствия (функции, дисфункции); г) функциональные требования и альтернативы; д) структурный контекст; е) динамика структур и процессов; ж) аномия; з) достоверность функционального анализа.
Значительную известность в 70-е годы XX в. приобрел структурно-функциональный подход к анализу политической системы общества (Д. Истон, К. Дойч и др.). Он представляет собой исследование взаимозависимости ее подсистем-структур (институционально-нормативной, ценностно-коммуникативной, участия-управления и др.), взаимодействующих между собой и с обществом. Несколько позже выяснился и определенный функциональный
детерминизм это подхода, возникла необходимость его дополнения разработкой и учетом характера управленческих (принятие решений) и современных поведенческих и коммуникативных подходов.
Структурно-функциональный подход широко используется в управлении. Актуально структурирование проблем, нахождение оптимальных путей их решения как структурированных задач.
Определенный интерес представляет анализ иерархических процессов (Т. Саати), представляющий собой методологию структурирования, измерения и синтеза факторов с целью оптимального выбора решений среди конкурирующих властных альтернатив в многокритериальной политической среде. Основные принципы следующие: 1) декомпозиция — структурирование сложной проблемы в иерархию групп и подгрупп, рассмотрение ее по «этажам»; 2) иерархическая композиция — мультиплицирование локальных приоритетов элементов в «глобальный» приоритет целевого элемента; 3) сравнительные суждения — осуществление парных сравнений всех комбинаций элементов в группе относительно целей другой группы; 4) иерархическо-модульный подход — обращение внимания на целостный тип системы.
Со временем структурно-функциональный подход в политике был дополнен новыми методами анализа (построением динамических моделей, учетом комплекса поведенческих теорий, принципа обратной связи, компьютерной имитации соответствующих процессов и др.). Структурные и функциональные подходы к управлению обогащаются психологическими, поведенческими и коммуникативными теориями.
В то же время классический структурализм, как правило, специально не рассматривает психологические структуры, структурно-лингвистические и дискурсные факторы, их роль в политике. Структурно-функциональный подход хорошо «работает» при анализе стабильных образований. Так, выделение демократических, авторитарных и тоталитарных политических систем, принятое в научной литературе, строится в своей основе на признании существенных различий в структурно-функциональной конфигурации системы политической власти в обществе. Вместе с тем методология структурно-функционального анализа не позволяет объяснить логику кардинальных изменений в политической системе, слабо раскрывает содержание политических процессов. Поэтому, как справедливо отмечается рядом учёных, эта методология применима только для объяснения относительно устойчивых систем (см.: Пушкарёва, 2007, с. 456).
Особое значение имеет анализ характера содержания политических структур, властных и иных факторов их формирования. В
этой связи известный политолог США, профессор Йельского университета, М. Паренти обращал внимание на то, что «большая часть происходящих событий... является результатом организации системы власти, благосостояния и богатства, общественных классов и институтов, которые и формируют господствующие политические структуры, экономику и само общество. Значение системы государственного управления заключается в конечном счете не в ее структуре как таковой, а в том, что она делает и как ее политика оказывает влияние на людей внутри страны и за рубежом» (Паренти, 2006, с. 11).
Можно сказать, что классический структурализм (наряду с бихе-виорализмом и институционализмом) сыграл и продолжает оставаться важным подходом в изучении процессов индустриального общества или сходных с ними, но является недостаточным для анализа условий постиндустриального, информационного развития вне связи с другими классическими и постклассическими подходами изучения политики.
Лингвистический структурализм и начала постструктурализма
Основателем школы лингвистического структурализма является известный швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (1857-1913). Основной труд — «Курс общей лингвистики», в котором рассмотрены важные аспекты семиологии (наука о всех знаковых системах, включая и язык). Ценность и статус каждой лингвистической единицы, по Соссюру, определяются только по отношению к другим единицам, скорее во внутреннем контексте, чем внешнем (дискурсе). Соссюр проводит различие между речью (языком-поведением — parole) и языком как системой регулярностей — langue. Смысл языка определяется структурой взаимно детерминирующих единиц, которые представляют собой самореферентную и условную систему. Лингвистическая единица, или знак, имеет два измерения: означающее и означаемое. Необходимо учитывать различие между термином (его звуковой или письменной формой) и обозначаемым им понятием (идеей): signifier-signified.
Интерес к структуре перерос интерес к просто языку, распространился на всю знаковую систему, как направление исследований выражаться в семиотике, которая вышла за рамки структурной лингвистики и стала изучать не только языки, но и другие знаки и символы, включая выражение лица, телодвижения, практически все формы коммуникации и литературные (научные) тексты.
К. Леви-Стросс (1908-2010) изучал символику социокультурных систем как совокупность логичных принципов. Он исследовал миф как лингвистическую трансформацию, конструируемую из челове-
ческой мысли, а также роль подсознательных структур и их отражение в научной логике. В своих работах «Структурная антропология» (1958), «Структурная антропология-2» (1973), «Мифологики» (19641971) и др. К. Леви-Стросс представил следующие, ставшие актуальными принципы методологии современного структурализма: а) изучая явления культуры, необходимо обращать преимущественное внимание не только и не столько на их элементы, сколько на объединяющие и направляющие структуры; б) исследуя культурные феномены, необходимо делать это синхронно, одновременно, а не диахронно, т.е. последовательно; в) в целом приоритет в исследовании должен принадлежать структурам (системам), а не субъектам, отдельным элементам.
Г. Лассуэлл высказал ряд принципиальных соображений о роли политических символов, символического контекста и воображаемого пространства в организации политической реальности; понятии «система личности» и ее влиянии на политическое поведение (Лас-суэлл, 2005, с. 220-239). Он показал качественную разделенность различных уровней политики, сложности и проблемы переноса методов макроанализа на микроуровень, изучения межуровневых отношений. Важнейшая функция логико-семантического анализа, по его мнению, заключается в том, чтобы «перевести одну структуру символов в другую, один язык описания заменить другим, соответствующим данному уровню» (Lasswell, 1948, р. 234).
Французский психоаналитик Ж. Лакан (1901-1981) изучал сферы распознавания и сознания (включая защитные сферы) на основе структурно трансформированной страсти. По его мнению, субъект почти всегда вовлечен в дискурсы, которыми он не управляет и которые могут легко проникать в его сознание. Р. Барт (1915-1980) в рамках структурализма пытался сочетать социологию, семиологию, антропологию, изучал структуру и смысл текстов, идеологию в сферах, представлявшихся свободными от нее (афиши вин, маргарина). Он рассмотрел миф как систему знаков, в которых мы признаем себя и отражаем («Мифология», 1957), проанализировал моду как систему значений и место ее обладателя в мире символов («Основы семиологии», 1964).
Общеевропейский кризис рационализма в конце 1960-х годов, формирование постиндустриального общества привели к изменениям в парадигме научных представлений. В результате структурализм в ряде областей (лингвистике, философии, социологии, политологии) стал дополняться новыми — постструктуралистскими — подходами. Они отличаются между собой по школам и дисциплинам, отношению к «старому» структурализму («разрыв» или «развитие») и выступают в качестве своеобразной современной пара-
дигмы объяснения общества и политики, через семиотические и коммуникативные методы.
Постструктуралистский анализ: через сомнения к новым смыслам
Своим возникновением постструктурализм обязан ряду обстоятельств. Речь идет о таких изменениях в духовной культуре Запада, как падение престижа науки, снижение веры в социальный прогресс общества, его дегуманизация. Постструктурализм представляют социальные теоретики, которые пытаются сущность социального и политического мира рассматривать как определенный текст, истолковывая его с помощью инструментария, прежде всего семиотики (наука о знаках и знаковых системах), и других подходов.
Постструктурализм — совокупное обозначение ряда подходов в социогуманитарном познании с 1970-1980 гг., ориентированных на семиотическое истолкование реальности («текстуализован-ный мир»), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на «внеструктурных» параметрах («изнанке») структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. Постструктурализм обычно связывают с именами Ж. Дерриды, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, Ж. Бодрийара, Ю. Кристевой, Ж. Ф. Лиотара, К. Касториадиса, «позднего» Р. Барта, М. Фуко, а также ряда других исследователей (Постструктурализм, 2003, с. 706-707).
Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно сказать о таких его направлениях, как критика западноевропейской метафизики с ее логоцентризмом; раскрытие, возникающих на разных уровнях власти стратегий принуждения, скрытых под оболочкой бессознательного; поиск особых зон, находящихся за пределами структуры, не всегда контролируемой силами власти (аффекты, желание, «хаосмос», тело, жест и т. д.).
На базе постструктурализма выстраивается ряд концепций (постмодернизм, децентризм, деконструктивизм), отличающихся лишь исследовательскими приоритетами и имеющими выраженный практический характер анализа, нацеленный на изучение литературы, языка, культуры, социума, политики. В разных концепциях постструктурализма прослеживается различное отношение к структурализму: от негативного до сопрягаемого или параллельно существующего, отраженное в трудах Э. Гидденса, Ю. Хабермаса и др.
Постструктурализм выступает в качестве теоретико-методологической основы постмодернизма и конструктивизма (см. подробнее: Ирхин, 2006, с. 136—161).
Постструктурализм критически относился к формальному структурализму, развивался по следующим направлениям: а) структурность и новые аспекты ее понимания; б) знак и дискурс; в) интегральная коммуникативность; г) целостность субъекта; д) деконструкция и реконструкция.
1. Структурность и новые аспекты ее понимания и изучения.
Для постструктурализма характерно недоверие к целому, к универсальному знанию. Любой предмет фиксируется в виде узла становлений, бесконечного процессуирования без предпочтений. Социальная и политическая жизнь, с точки зрения постструктуралистов, все больше партикулируется, фрагментируется. Пространством познания становится микроуровень, история и политика превращаются в микрособытия, в них участвуют микроагенты, решающие локальные проблемы.
Постструктуралисты в целом негативно относятся к рациональности, тяготеют к анализу фрагментарности, случайности, нестабильным процессам, релятивизму. В противовес понятию структуры, представляющей собой жестко систематизированный, иерархически упорядоченный принцип организации природных, культурных, социальных и научных явлений, французские постструктуралисты Ж. Делёз и Ф. Гваттари ввели понятие ризомы (заимствовано из ботаники), не имеющей единого корня, связующего центра. Постструктуралисты противопоставляют ризому и дерево как два совершенно разных способа мышления; для них понятия «центр», «целостность», «единство», «власть», «политика», «мораль», «религия», «тотальность» по содержанию синонимичны. Подобная ризома «полипарадигматически» более всего соответствует современному (постмодернистскому) положению действительности.
Постструктурализм проявляется как утверждение принципа «методологического сомнения» по отношению ко всем «позитивным истинам», установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в западном обществе и применяющимся для его легитимации, т. е. самооправдания и узаконивания (см., подробнее: Ильин, 1996, с. 4—26).
Постструктурализм характеризуется негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры. Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию «универсализма», т. е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логи-
ческое обоснование закономерностей действительности, как «маску догматизма», называют деятельность подобного рода проявлением «метафизики» (под которой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее «роста», или «прогресса», в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением «империализма рассудка», якобы ограничивающим «спонтанность» работы мысли и воображения, исходят из влияния бессознательного.
Некоторые постструктуралисты критикуют принцип «структурности структуры», в основе которого и лежит понятие «центр» структуры как некоего организующего начала, того, что управляет структурой, организует ее и в то же время само избегает структурности. Так, для Ж. Дерриды этот «центр» — не объективное свойство структуры, а якобы фикция, субъективно постулированная наблюдателем.
Согласно воззрениям постструктуралистов, наступает конец эпохи метанарративов (метарассказов, основных философских, экономических и политологических теорий и т. п.), таких, например, как дискурс освобождения, дискурс прогресса знания (науки) и иных, которые обеспечивали единый коммуникационно-объяснительный код, давали иллюзорную возможность коммуникации без какого-либо верифицированного отнесения к подлинности, многим реалиям политической жизни. Единственный выход для развития объективной коммуникации, по их мнению, не создавать метаправил, обращать внимание на расхождения, инаковость и т. п.
2. Постструктуралистское понимание знака и дискурса.
Предметом постструктуралистской критики является традиционная концепция знака. Ж. Деррида считал невозможным разделение ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака в версии Ф. де Соссюра. По мнению Ж. Деррида, любой способ знакового обозначения ведет к оппозиции вещей и законов, которые ими управляют. «Понять», «расколдовать текст» — означает присвоить его, подчинить господствующим в обществе стереотипам. Ведь в разных контекстах слова имеют различные значения. Р. Барт обращал внимание на то, что «любой политический режим располагает своим собственным письмом, чью историю еще предстоит написать» (Барт, 1983, с. 317).
Постструктуралисты не приемлют выдвинутое Ф. де Соссюром господство устной речи над речью письменной, полагая, что первая легко создает ложное представление о предмете. Ж. Деррида обращал внимание на то, что слово может терять свою непосредст-
венную связь с обозначаемым, с референтом, со своим «происхождением», т. е. с причиной, вызвавшей его порождение. «Ризомное мышление» породило теорию шизофренического дискурса — языка, отвергающего общепринятую логику и причинно-следственные связи, языка абсурда и парадоксальности (Деррида, 1999, с. 46-50; 2000, с. 23-30).
Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей «пересекать», «координировать», «прерывать» любые социальные структуры и установления. В этом смысле широко понятый текст представляет собой авансцену борьбы множества сил, дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это «интертекст», предполагающий соответствующую «революционную» процедуру чтения (Ф. Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р. Барт, М. Фуко). Поиск «истинного уровня языка» (Ж. Деррида), не подвластного общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость внесистемных элементов, расширяет наши представления о политическом сообществе.
Согласно постструктурализму, обязательным условием всякой власти является ее выражение в языке, а политика есть не что иное, как кодифицированные знаки, развертываемые при помощи акта высказывания в социально-семиотический процесс — дискур-сию. Власть проявляет себя не только через институт государства, аппарат принуждения, законы, но обязательно и через тексты, коммуникацию.
Т. Ван Дейк понимал под дискурсом не просто связный текст, а «сложное коммуникативное явление. Кроме собственно информационных символов (кодов), оно обязательно включает в себя социальный контекст, дающий представление как об участниках коммуникации (их характеристики), так и о процессах производства и восприятия» (Ван Дейк, 1989, с. 13).
Указанный подход позволяет углубиться в структуру процессов, происходящих в сознании носителя языка, принадлежащего к определенному направлению общественной мысли (идеологии), при производстве им текста, а также процессов, обусловливающих понимание текста и зависимость восприятия от избранных форм речевого воздействия.
3. Интегральная коммуникативность.
Критика традиционной теории коммуникативности осуществляется постструктуралистами на выявлении трудностей адекватного понимания «текста» из-за языковых, метафорических и иных проблем перевода, возможностей бесчисленных интерпретаций и др.
Отсюда проистекает понятие «смысловая неразрешимость» или появление множественности смысловых толкований любого текста, документа, теории, понятия и т. д.
Ю. Хабермас, представляющий рациональное направление в современной социальной философии, обращал внимание на то, что коммуникация в обществе, политике и ее структурах действительно искажена и непрозрачна. Соответственно, необходимо предпринять серьезные усилия для преодоления этого негатива. Он определяет характеристики и критерии измерения свободной, добровольной, ненасильственной и рациональной коммуникации. На уровне логической процедуры — аргументы должны быть понятны как говорящему, так и слушающему. На уровне риторики - необходима процедурная справедливость всех общающихся. На уровне речевой ситуации — все должны иметь возможность изложить свои доводы и возражения. С точки зрения диалектики — желательны широкие возможности критики повседневного опыта (Хабермас, 2000; 2004, с. 24).
4. Роль, место и целостность субъекта.
Постструктуралисты обращают особое внимание на роль и место субъекта. Итогом их рассуждений о том, что субъект в известном смысле неизбежно находится внутри «текста», в рамках господствующих норм, в границах определенного исторического или политического сознания, стало представление о его «исчезновении» («смерть субъекта»).
Самосознание субъекта, с точки зрения постструктуралистов, в известном смысле есть лишь совокупность различных текстов и смыслов, воспроизводящих мир культуры. Показывая принципиальное отличие современного общества от традиционного, Ж. Деррида прибегает к сравнению роли Автора в традиционном и современном театрах. В первом случае «текст спектакля» представляет нечто неприкосновенное. Автор всецело определяет смысл произведения, режиссеры и артисты являются «порабощенными интерпретаторами» пьесы, публика представляет собой пассивных наблюдателей. Это — «теологический театр». В театре постмодерна и постконструктивизма многое решается без автора, вне его или за него.
5. Постструктуралистская деконструкция и реконструкция.
Смысл деконструкции состоит в том, что она выступает как специфическая постструктуралистская методология исследования любого социального текста. Этот метод предполагает выявление скрытых в социальном тексте, по словам Ж. Дерриды, «спящих смыслов», перешедших в современный текст из первоначального письма, распространенных стереотипов сознания, дискурсивных практик прошлого.
Ж. Деррида является автором ряда работ о грамматологии с постструктуралистской точки зрения. При таком подходе письменность трактуется вне принудительной каузальности между буквами алфавита и звуками речи, а как программа, определяющая содержание процессов (графема или генетический код, задающий развитие качеств человека, кибернетическое программирование и т. д.). Постструктуралистская грамматология, по его мнению, позволяет показать культурно-пространственную и временную ограниченность логоцентризма западной науки, традиционного детерминизма, обосновывающего универсальность общественных законов, доказать невозможность единственной интерпретации текста и относительности, субъективности любого прочтения.
Деконструкция выступает как критика метафизического способа мышления от Платона до Гуссерля и Рикера. Общая стратегия деконструкции связывается в основном с двумя основными логическими операциями, это: 1) переворачивание (любая бинарная оппозиция предполагает иерархическую структуру), которое означает «не просто отменить всякую иерархию, ведь анархия всегда лишь упрочивает существующий строй, метафизическую иерархию, не изменить или поменять местами термины определенной иерархии, но преобразовать саму структуру иерархии» (Деррида); 2) реконструкция — осмысление иерархии предикатов и понятия обобщения. В результате появляются понятия, которые в рамках метафизического дискурса не мыслились и не формулировались (см.: Алексеева, 2009, с. 304).
Постструктуралисты полагают, что власть — это господство любых ментальных структур, таких, например, как «государство» или «университет», которые, обретая мистическое содержание, могут выступать как самостоятельные силы, манипулирующие сознанием людей. Структуры борются за влияние над сознанием людей, что неизбежно порождает плюрализм производимых и потребляемых смыслов, отличных от бытия. Соответственно, осуществляется мистификация сознания. Деконструкция же предполагает работу по выявлению природы различных смыслов (см.: Деррида, 1996, с. 45; Лиотар, 2001, с. 145).
Постструктурализм актуален в связи с возможностью использования его подходов для анализа системы символов и символических обменов. Социальные и политические институты и отношения с точки зрения символического структурализма рассматриваются не только как реально осознаваемые и понимаемые, но и как бессознательно (подсознательно) воспринимаемые индивидами и обществом (т. е. имеющие как бы «бессознательный характер»). Речь идет о том, что существующая система общественных отношений,
действительная структура отражаются как на уровне подсознания, так и «мыслимого порядка». «Действительные структуры, — писал К. Леви-Стросс, — предполагают всегда другие, которые необходимо учитывать для понимания не только их самих, но и способа, каким каждое общество пытается их все включить в стройную общую систему» (Леви-Стросс, 1983, с. 292). Это структуры уже не «действительного», а «мыслимого» порядка.
Речь идет о том, что различные структуры образуют «структуру структур», или «порядок порядков», например: реальные структуры и их подсознательное и сознательное восприятие; отношения коммуникации и отношения субординации, отраженные в структурах предсознания и сознания; объективные реалии, выраженные в структурах права, искусства, религии, мифологии, идеологии и т. д.). Положение о двойном структурировании, о коллективных бессознательных структурах, об эффективности символов в процессе политической и социальной коммуникации широко используется для понимания особенностей социального и политического поведения людей.
Анализируя механизм воздействия системы символов на общество в историческом и в неисторическом аспекте, К. Леви-Стросс обнаруживает определенное сходство мифологии и идеологии. «Миф, — замечает он, — объясняет в равной мере как прошлое, как настоящее, как будущее. Так и историк, упоминающий о Великой французской революции, ссылается на целый ряд прошедших событий, отдаленные последствия которых ощущаются нами. Но для политика последовательность прошлых событий остается схемой, сохраняющей свою жизненность и позволяющей объяснить общественное устройство, его противоречия и предугадать пути его развития» (Там же, с. 186).
Символы обнаруживают необыкновенную социокультурную эластичность, позволяющую им стать основой смысловой интеграции индивидуального опыта в опыт группы или общества в целом. Трансформация схем может позволить объективировать субъективные состояния, сформулировать неосознанные впечатления и включить личный опыт каждого в единую социальную, культурную или политическую систему (структуру). Различные толкования политических фактов в индивидуальном сознании с трудом подвергаются объективному анализу, существуют в нем в качестве взаимно дополнительных следствий тех смутных, до конца не сформулированных установок, которые каждый из нас занимает по отношению к фактам, полагая, что основывает их на личном опыте, по сути, пытаясь понять личное отношение к действительности (ее отражению и искажению в символьной системе) как посредством общеприня-
тых схем, так и зафиксированном прежде в субъективном сознании соответствующих правил и представлений об обществе и политике.
В развитии позитивного социологического постструктурализма важную роль сыграл видный французский политический социолог П. Бурдье (1930-2002). Он уделял существенное внимание рассмотрению социальной действительности — «социального пространства», состоящего из реального положения (позиции) в нем индивида (или «агента») и его представления о своем положении (диспозиции), в соответствии с которым он организует и преобразует это пространство. Совокупность диспозиций действия, система прочных приобретенных предрасположенностей, структур, предназначенных для функционирования, составляют габитус. Данное понятие характеризует совокупность черт, которые приобретает индивид, свойства, результирующие присвоение некоторых знаний, опыта, вытекающего из социального статуса, других позиций.
Габитус — это структурированное социальное (политическое) отношение, система долговременных групповых и индивидуальных установок, ориентаций, функционирующих как матрицы восприятия, постановки социальных целей, действий и поведения. Он представляет собой слепок объективных структур, воспринятых индивидом, глубоко укоренившихся в его сознании и «забытых», недоступных рациональному осмыслению.
В целом габитус консервативен, стремится поддерживать самого себя и способен на обновление, которое производится в соответствии с его собственными принципами. Габитус представляет собой структуру когнитивных и мотивационных систем, продукт наличных исторических условий. Он инкорпорирован в сознание индивида и в этом смысле является неотделимой частью агента социального действия. Габитус, структурируя и опосредуя восприятие, мышление и поведение, воспроизводит культурные и социально-политические правила, стили жизни и существования различных социальных, в том числе и этнических, групп.
П. Бурдье разработал теорию социального поля. Социальное пространство включает в себя множество полей, и агент может занимать позиции одновременно в нескольких из них. Поля представляют собой структурированные пространства позиций, определяющие их основные свойства. Соответственно, выделяются: поле политики, поле экономики, поле религии и др. В каждом поле действуют свои закономерности, особенности, борьба за статусы и господство его агентов. Поле в концепции П. Бурдье — место отношений сил и борьбы, направленной на трансформацию этих отношений, как следствие, это место непрерывного изменения. Конфронтация классов приводит к появлению совокупности полей власти.
Стремясь понять мотивацию действий агентов, Бурдье анализировал не только структуру полей и практик (деятельности) субъектов, но и систему диспозиций (субъективных предрасположенно-стей индивида), которые побуждают его к тем или иным действиям.
П. Бурдье ввел понятия «символическое насилие» и «символический капитал» (Бурдье, 1993, с. 54). Символическое насилие — навязываемая властью определенная система значений, иерархия ценностей, которые, с одной стороны, обязательны для всех, с другой — во многом бессознательно (автоматически) воспринимаются людьми и могут служить для осуществления господства над многими из них. С помощью символического насилия производятся трансформация восприятия, кристаллизация отношений «господство-подчинение». П. Бурдье определяет термин «незнание» как искаженное, неполное, мистифицированное знание, бессознательное принятие людьми господствующих ценностей и установок.
Российский психолог Н. П. Сащенко справедливо отмечает, что «структурная мистификация включает в себя механизмы мистификации, которые не осознаются самими субъектами» (Сащенко, 2006, с. 281). Речь идет о сознательном обмане, скрытом, социально-психологически заданном, с использованием механизмов габитуса, мифологизации. В известном смысле обманываются и сами мистификаторы. Свобода субъекта во многом иллюзорна.
Символическая власть существует при соучастии управляемых ею людей, признающих ее легитимность. Символический капитал — все то, что имеет субъект в социальном пространстве, что он может купить (продать) или то, что может быть ему полезным. Агентам необходимо располагать определенными капиталами — специфическими знаниями, навыками, признанным статусом, авторитетом, связями и т. д., чтобы добиваться каких-либо результатов в своих социальных действиях. В различных полях постоянно ведется борьба за обладание этим капиталом.
П. Бурдье предложил также понятие «культурный капитал» — богатство в форме знаний или идей, которое узаконивает обладание статусом и властью. Он также рассматривал проблему политического отчуждения, связанного как с лишением ряда агентов символического капитала, так и тем, что группа определяется только через одного или немногих, выступающих от ее имени.
Существенное внимание раскрытию роли структурных и генетических связей в «знании-власти» и их возможном контроле над людьми уделял М. Фуко (1917-1984) (Фуко, 1996, с. 56-70; 1999, с. 23-46). Основной его постулат состоит в том, что определенная форма знания проявляет власть над другой и тем самым утверждает социальный контроль в обществе. Археология знания обос-
новывает связь между знанием и властью, что предполагает анализ структурных отношений между дискурсом и властью — генеалогию власти (Foucault, 1980, p. 131). Эпистема (современный научно-правовой комплекс), структура знания, дискурс-формирование во многом определяют или предопределяют способ, которым мир представляется или «видится». Легитимация существующего порядка может происходить не только за счет внедрения «нужных» идей в сознание масс — она осуществляется и за счет более тонких механизмов, благодаря которым одновременно «контролируется, подвергается селекции, организуется и перераспределяется» производство дискурса. В идеале, используя деконструкцию дискурса и переходя от неё к формированию представления об эпистеме, в итоге можно получить незаангажированные представления о характере власти в конкретный исторический период, о специфике отдельно взятых сфер жизнедеятельности общества. Соответственно, один и тот же дискурс может быть идеологическим в одном контексте и неидеологическим в другом. В свете новых интерпретаций концепта могут быть переосмыслены многие его функции.
Существенный вклад в структуралистский анализ внес известный британский политический социолог Э. Гидденс (1938), выдвинувший теорию структурации. Она указывает на приоритет социальных практик как над действиями, так и над структурами (см.: Аберкомби и др., 2004, с. 472). Э. Гидденс полагает, что производство, воспроизводство и трансформация социальной структуры происходят в ходе и посредством практики. Идея структурации связывается с понятием «двойственность структуры» — дихотомия деятельности и структур. При этом обращается внимание на дуальность структур, например структура и индивидуальная воля, структура и деятельность, структура и способность деятелей к познанию.
Интересен анализ Э. Гидденсом современной демократии с точки зрения ее структуры. Он выделяет в устойчиво функционирующей демократии «три опорные структуры: государство, экономику, гражданское общество. Если что-то одно из них преобладает, последствия будут печальны» (Гидденс, 2004, с. 92).
Выделяется также современный неофункционализм (Дж. Алек-сандер и др.). Основные принципы: рассмотрение общества, как состоящего из элементов, взаимодействующих друг с другом и образующих структуры; анализ как макро-, так и микроуровней объектов исследования; представление об интеграции, скорее, как возможности, а не реальности; учет роли культурной составляющей структур и ее влияния на них (конфликт, идентификация); анализ последствий постоянных социальных, культурных и личностных дифференциаций в развитии политических систем и структур.
Итак, современному постструктурализму (особенно его крайним формам) присущи упущения и ограничения: а) «разрывы» с классическим структурализмом; б) отказ от мегатеорий: социально-классовой дифференциации и борьбы, классического политико-экономического анализа и др.; в) политическое поведение людей рассматривается как производное от их функционального статуса, недооцениваются самостоятельность и активность политических акторов, влияние социальных и экономических факторов; г) недооценка направляющей или организующей (контролирующей) роли центра и элит в социально-политических структурах; д) неполное рассмотрение причин и механизмов конфликтов, путей их урегулирования; е) недостаточность постструктуралистского понятийного аппарата для объяснения противоречий глобализации, причин глобальных финансовых кризисов и выходов из них.
Сам по себе постструктурализм не может служить в качестве теоретико-методологической основы для экспертного политического или политологического анализа, для этого ему не хватает теоретической цельности, завершенности, субъектно-объектной определенности и др. Однако ряд его идей и смыслов могут быть полезны для более глубокого понимания и изучения политики. Среди них: двойная структурация, структурная мистификация, дискурс-анализ и дискурс власти, власть и эпистема, габитус, символический капитал и обмен, деконструкция и реконструкция, роль знака и интертекст, система диспозиций индивида и др.
Структуралистский и постструктуралистский подходы — неотъемлемая составная часть современной методологии изучения политического сообщества. Они должны использоваться в логической связи, критически анализироваться и дополняться всем богатством и многообразием идей, методов и подходов методологии познания политики.
Литература
1. Аберкомби Н., Хилл С., Тернер Б. С. Структурация // Социологический словарь / Пер. с англ. М., 2004.
2. Акофф Р. Планирование будущего корпорации. М.: Прогресс, 1985.
3. Алексеева Т. А. Современные политические теории. М.: МГИМО, 2009.
4. Барт Р. Нулевая степень письма //Семиотика. М., 1983.
5. Бурдье П. Социология политики /Пер. с фр. М., 1993.
6. Ван Дейк Т. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
7. Гидденс Э. Ускользающий мир. М., 2004.
8. Деррида Ж. Страсти // Socio-Logos. Альманах Российско-французского центра социологических исследований РАН. М., 1996.
9. Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999.
10. Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2000.
11. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Посмодернизм. М.: Ин-трада, 1996.
12. Ильин М. В. Типы и разновидности политики мирового развития // Политическая наука. 2004. № 1.
13. Ирхин Ю. В. Постмодернистские теории: достижения и сомнения // Полития. Анализ. Хроника. Прогноз, 2006. № 4.
14. Лассуэлл Г. Д. Психопатология и политика. М., 2005.
15. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1983.
16. ЛиотарЖ. Ф. Феноменология. СПб., 2001.
17. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. 1992. № 2-4.
18. Мэнли Дж. Ф. Неоплюрализм: анализ двух видов плюрализма с позиций классовой теории // Теория и практика демократии / Пер. с англ; Под ред. В. Л. Иноземцева. М., 2006.
19. Паренти М. Демократия для избранных / Пер. с англ. М., 2006.
20. Постструктурализм // Социология: Энциклопедия / Сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин и др. Минск: Книжный Дом, 2003.
21. Пушкарёва Г. В. Политическая система // Политология: Лексикон / Под ред. А. И. Соловьёва. М.: РОССПЭН, 2007.
22. Сащенко Н. П. Социально-психологические факторы управления // IV Всероссийский конгресс политологов «Демократия, безопасность, эффективное управление: новые вызовы политической науке». М., РАПН, 2006.
23. Тимофеева Л. Н. Политика, политические отношения //Актуальные проблемы политики и политологии в России / Под ред. В. С. Комаровского. М., 2001.
24. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. М., 1996.
25. Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999.
26. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Пер. с нем. СПб., 2000.
27. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне и постмодерне / Пер. с нем. М., 2004.
28. Цыганков П. А. Мировая политика: как распознать понятие? // Международный журнал. 2005. Т. 3. № 1.
29. Foucault M. Power/Knowledge: Selected Interviews and Other Writings. Brighton, 1980.
30. Lasswell H. D. Power and Personality. New York, 1948.
31. Lasswell H. D., Caplan A. Power and Society: A Framework for Political Inquiry. New Haven; London, 1963.
