CC BY
37ЮЖНО-РОССИЙСКИЙ ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК. 2020 Т. 21. № 4. С. 6-23
I ПУБЛИЧНАЯ ПОЛИТИКА
ПОТЕНЦИАЛ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОТЕСТА МОЛОДЕЖИ РОССИЙСКИХ МЕГАПОЛИСОВ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ АНАЛИЗА КОММУНИКАЦИИ В ВКОНТАКТЕ1
О. В. Попова
Попова Ольга Валентиновна, Санкт-Петербургский государственный университет,
Университетская набережная, 7-9, Санкт-Петербург, 199034, Россия.
Эл. почта: [email protected], [email protected]. ORCID 0000-0002-0701-7767
Аннотация. В статье освещены результаты эмпирического исследования 2021 г., посвященного оценке влияния политической онлайн-коммуникации молодежи, проживающей в российских мегаполисах, на политическое онлайн-участие и протестные политические действия офлайн. Представляет интерес сочетание использованных методов сбора информации: онлайн-анкетирование молодежи из российских городов-миллионников (1700 респондентов, выборка квотная, не связанная с контролем признаков пола, возраста, уровня образования и города проживания) и анализ дискурсивных практик ориентированных на политическую тематику организационно не оформленных сообществ в ВКонтакте, в которых доминируют участники, относящиеся к молодежи мегаполисов (сетевой анализ на основе технологий Big Data). В результате проведенных исследовательских изысканий удалось выявить 17 устойчивых кластеров, активно обсуждающих политические проблемы. Каждый из кластеров в свою очередь включает от нескольких десятков до сотен групп. Максимально активны с точки зрения онлйан-коммуникации в настоящее время представители левых взглядов, националистических ориентаций и феминистских убеждений. Вместе с тем есть несколько отдельных больших кластеров и левых, и националистически ориентированных групп, которые не коммуницируют с носителями своих взглядов. Сообщества с либеральными взглядами также представлены в ВКонтакте, их участники более интегрированы в свои группы, цепочки связей плотнее (как и у носителей феминистских настроений), чем у представителей левых взглядов. Лоялистски настроенные группы обсуждают более узкий круг проблем, чем молодежные сообщества оппозиционно-протестного склада. Онлайн-опрос молодежи мегаполисов показал относительно невысокие параметры реальной протестной онлайн и офлайн политической активности. Наиболее высокий потенциал протеста в настоящее время наблюдается у молодежи Санкт-Петербурга, Екатеринбурга и Казани. Этот показатель массовых политических настроений молодежи Москвы несколько ниже за счет количественного баланса групп, различающихся по критерию «лоялизм — оппозиционность». Вместе с тем политическая активизация протестно настроенной молодежи в ближайшие несколько месяцев высоко вероятна.
Ключевые слова: молодежь, мегаполис, политическое поведение, потенциал политического протеста, несанкционированные публичные политические акции, каналы политической онлайн-мобилизации.
Введение. Исследовательская рамка
Новое поколение в современном обществе представляет собой исключительно интересный феномен с точки зрения проявления у молодежи гипертрофированно высоких показателей индивидуализма и запроса на удовлетворение гедонистических потребностей, склонности к перформансу, нестандартным моделям поведения и высокой толерантности к проявлениям различного рода социальных отклонений и провокативных явлений в своей среде. Свободно чувствующая себя в различных сверхактивных информационных потоках молодежь легко «назначает» лидеров
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта № 20-011-31753 «Молодежь мегаполисов как социальная основа публичного протеста: предпосылки, технологии, формы, риски и эффекты политической онлайн-мобилизации».
общественного мнения для своей группы, реагируя на яркую фразу и не особо прислушиваясь к логической аргументации альтернативных по отношению к своей позиции политических взглядов, без особых раздумий интегрируется в различные нестандартные модели поведения и участвует в неконвенциональных публичных политических акциях. Интеграция современной молодежи в пространство виртуальной реальности не может интерпретироваться как только проявление технологических аспектов цифровизации; речь идет о создании игровых форм политического онлайн-поведения и гражданского активизма, моделировании политической идентичности с виртуальными онлайн-сообществами, формировании определенного стиля жизни, подчас менее зависящего от уровня доходов, чем это наблюдается у предшествующих поколений.
В действительности далеко не все группы молодежи в современном российском социуме могут с достаточным основанием быть описаны именно таким образом, но протестный потенциал нового поколения, его склонность к неконвенциональному поведению в целом не вызывает особенных возражений у ученых. Именно эти характеристики в последние годы неизменно находятся в центре внимания различных исследовательских центров и аналитических групп2. Не в последнюю очередь исследовательский интерес к этой теме является проекцией тревоги политического истеблишмента нашего государства по поводу рисков политической дестабилизации за счет роста протестных настроений именно среди молодежи, особенно в период, предшествующий выборам регионального и федерального уровня (Грин, Робертсон, 2016, 1-16). Основание для подобного внимания политических акторов к молодежи, безусловно, носит объективный характер, поскольку анализ социально-демографических характеристик участников протестных акций последнего десятилетия (декабрь 2011 — февраль 2012 г., весна — лето 2014 г., лето 2017 г., лето и осень 2018 и 2019 г., январь 2021 г. в Москве и других крупных российских городах) однозначно свидетельствует о высоком присутствии среди них молодежи.
Современные российские поколения Y и Z в плане пластичности (неустойчивости) своих политических взглядов и склонности к более радикальным формам политического участия и протеста, чем другие возрастные когорты, по сути дела воспроизводят типичные характеристики социально-демографической группы, только что прошедшей стадию вторичной политической социализации или находящейся в своем развитии на этапе политической ресоциализации.
Некоторые исследователи склонны искать непосредственные причины молодежного протеста в экономических проблемах (Earl, Maher, Elliott, 2017 1-14) и считать его несанционированные виды в большей степени формой девиантного поведения, чем индикатором глубинных проблем государственного управления, реакцией на нарушения принципов справедливости в сфере политики, да и отношения политического класса к данной группе и обществу в целом. При этом молодежь может достаточно легко отреагировать в публичном пространстве на некое событие-триггер, но проигнорировать действительно значимые для социума и своего будущего процессы.
2 Молодежный протест: причины и потенциал // Центр экономических и политических реформ (ЦЭПР). - URL: Ы!р://серои/2017/05/18/российская-молодежь/ (дата обращения: 15.01.2021); Политические взгляды и протестный потенциал молодежи. - URL: http://fom.ru/Politika/13045# (дата обращения: 15.01.2021).
Формы политического протеста весьма разнообразны, молодежь весьма охотно включается в игровые формы. За последние годы можно было наблюдать про-тестное голосование или осознанный электоральный абсентеизм, публичные несанкционированные акции, финансовая поддержка политических акторов из числа несистемной оппозиции, лайки, репосты и комплиментарные комментарии в социальных сетях и различных интернет-каналах политических сообщений критического характера, одиночные пикеты, прогулки, пробежки, стрит-пати, сходы, митинги, пикеты, шествия, автопробеги, раздача листовок, флешмобы, сеансы живописи, рисование граффити, проведение дней памяти, вывешивание флагов, перекрытие дорог, призывы к бойкоту, голодовки и т.д. Но особый интерес для исследователей представляет оценка потенциала протестных публичных акций как наиболее дестабилизирующих систему власти форм политического поведения (Грин, Робертсон, 2016, 1-16; Robertson, 2013, 11-23). Дополнительным фактором роста интереса ученых к теме политического протеста молодежи выступают высокие показатели ее интернет-коммуникации, обеспечивающие дополнительные возможности политической онлайн-мобилизации. При этом некоторые исследователи однозначно утверждают, что «интерес молодежи к политическому контенту в сети носит эпизодический характер» (Самсонова, Наумова, 2020, 179), «протестные настроения распространяются главным образом в информационном пространстве или пространстве коммуникаций... в масс-медиа» (Франц, 2020, 62), но при этом подобная политическая коммуникация выполняет функцию клапана снятия политического напряжения с «последующим снижением потребности в инициировании реальных изменений» (там же).
При обсуждении темы политического протеста молодежи отечественные авторы нередко акцентируют внимание на высоких показателях электорального абсентеизма этой социально-демографической группы (Гладун, Клепикова, 2020, 18-22; Пырма, 2019, 188-204). В этом случае исследователи не берут в расчет то обстоятельство, что отказ от участия в выборах может быть следствием несформи-рованности политического сознания и гражданской ответственности молодежи, непонимания ею значимости института выборов для развития политической системы в стране. Далеко не во всех случаях абсентеизм целесообразно определять как осознанный целенаправленный отказ от участия в политической жизни, основанный на демонстрации отрицательного отношения к проводимому в стране политическому курсу, отказ в легитимности политическому режиму, институтам власти и политикам. Не следует забывать и о том, что многие политические игроки напрямую заинтересованы в том, чтобы молодежь не участвовала в выборах, поскольку ее голосование может существенным образом снизить процент поданных за них голосов, а потому сознательно играют на понижение электорального участия молодежи во время предвыборных кампаний.
Нет никаких оснований в информационном обществе отказываться от предложенных несколько десятилетий назад типологий политического протеста или политического участия. У. Милбрайт предлагал учитывать уровень политической активности (низкий, средний, высокий) и степень легальности (легальная, иллегальная, нелегальная). М. Каазе и А. Маршем в типологии политического участия помимо уровня политической активности фиксируется и показатель конвенциональности, готовности играть в соответствии с принятыми в конкретном социуме правилами.
С определенными поправками на современные формы политической коммуникации и более жесткий запрос современных государств к своим гражданам проявлять лоялизм или конформизм в отношении норм конкретного политико-административного национального института власти можно выделить следующие группы, различающиеся по типу политического участия:
а) пассивные, не проявляющие интереса к политике, крайне мало обращающие внимание на политическую информацию в онлайн- или офлайн-пространстве; они могут подписать какую-либо провластную или оппозиционную петицию, если это действие не доставит им неудобств и не создаст лично для них каких-либо рисков даже потенциально;
б) конформисты, избегающие политического участия, но способные проголосовать или принять участие в каком-либо ином варианте политической кампании; предпочитают конвенциональные варианты политического поведения;
в) реформисты, ориентирующиеся на изменение правил игры в политике, способные к участию в легальных и иллегальных формах индивидуального и массового неинституционализированного политического протеста, но все же в целом предпочитающие модели конвенционального политического поведения;
г) активисты, интенсивно участвующие в политической жизни, предпочитающие действовать в рамках различных организационных форм и делающие ставку на сплочение группы для своей поддержки или формирование сплоченных рядов последователей; они предпочитают конвенционные формы политического участия, но могут прибегнуть и к неконвенциональным;
д) активные участники публичных акций протеста, предпочитающие неконвенциональные формы демонстрации своего отношения к институтам власти и конкретным политикам в публичном пространстве не только онлайн, но и офлайн.
Нередко значимым фактором роста протестной политической активности выступает субъективное представление населения о невозможности повлиять на принятие политических решений конструктивными общепринятыми способами, ощущение игнорирования властью запросов и интересов граждан. Для молодежи в силу отсутствия у значительной ее части существенного социального опыта, вследствие непонимания механизмов принятия политических решений относительно значимых социально-экономических и политических проблем общества подобное восприятие ситуации оказывается особенно нетерпимым. Представители новых поколений склонны рефлексировать не об объективных проблемах своей страны, а, скорее, о несоответствии окружающей реальности своим представлениям о нормах политики. На наш взгляд, это снижает возможность прогнозирования эскалации роста протестных настроений и их проявлений именно у молодежи. «На сегодняшний день барьеры для политического участия молодежи являются проблемой скорее для молодежи, нежели для действующего политического режима» (Греков, 2020, 544), что провоцирует институты государственной власти и силовые структуры к достаточно жесткой линии поведения в отношении к протестующим.
Одной из наиболее фундаментальных макротеорий, объясняющих феномен политического протеста, является теория классовой борьбы в классическом марксизме, однако с 1960-х гг. в общественных науках наиболее популярными становятся теории среднего уровня. Одной из первых наиболее популярных концепций этого типа для объяснения причин политического протеста стала теория относительной депривации, в которой акцент сделан на субъективном восприятии группой
разрыва между целями (интересами) и доступностью средств их достижения, при этом потенциал протеста выше у социальных групп, не полностью лишенных таких средств, но оказавшихся в ситуации снижения эффективности их использования.
Для объяснения протестного политического поведения в последние десятилетия традиционно используют теорию коллективного поведения, теорию мобилизации ресурсов, теорию социального действия и теорию конфликта интересов. Если в первом случае считается нормой интеграция протестных настроений людей в системные политические и общественные организации и проявление недовольства в легальных формах, то во втором случае объяснительная схема акцентирует внимание исследователей на структуре политических возможностей, которые определяются степенью открытости политической системы для новых политических акторов, возможностями перегруппировки политических сил, наличием союзников движения внутри политической системы, степенью и проявленностью внутриэлитных расколов (Савенков, Щеглова, 2018, 555-563), на ресурсах, целях, стратегиях, реакции социальных и политических акторов на политический протест, изменения в политической системе и характеристиках политической жизни и т.д. Концепция социального действия декларирует направленность политического протеста на поддержание, регулирование и воспроизводство существующей системы социально-политических отношений. В последней из названных теорий объяснение протестных действий связывается с различием интересов групп, конкурирующих за реализацию своих потребностей (Франц, 2020, 64-65).
Вне зависимости от выбора теоретического основания объяснения политического протеста при его анализе необходимо учитывать не только формальные характеристики публичных протестных акций (периодичность, численность, социально-демографический состав, место (пространство) проведения, причины, повод, лозунги, цель, задачи, стратегия и тактика действий, формы, (не)готовность к кооперации с другими протестующими, степень конфронтации по отношению к объекту протеста, использование/отказ от использования насилия и т.д.), но и протестировать потенциал протестных настроений. Соотношение потенциальной и реальной протестной активности позволяет оценить степень политической стабильности; при высокой устойчивости политического режима и реальная, и протестная виды активности будут невысокими, но разрыв между ними будет все же существенным.
Разделение политического протеста на высокий и низкий по степени институ-ционализации представляется в современном обществе не вполне корректным, поскольку высокотехнологичными, хорошо скоординированными и т.д. могут быть и несанкционированные акции протеста, мобилизация участников которых проходит в интернет-пространстве. Особенностью публичного политического протеста, возникшего вследствие политической онлайн-мобилизации, считается относительно невысокая роль лидеров-организаторов и децентрализованный характер протестных действий.
Исследовательский вопрос и метод исследования
Основной исследовательский вопрос — выявление протестного потенциала с учетом политической коммуникативной активности молодежи российских мегаполисов в социальной сети ВКонтакте.
Метод исследования — онлайн-опрос молодежи российских мегаполисов с целью изучения: особенностей ее политической онлайн-коммуникации в интернет-пространстве; включенности в конкретные сети, мессенджеры; использования материалов интернет-каналов и обращения к блогам политического характера; участия в политических группах — онлайн-сообществах, а также выявления характера действий в сетях (лайки, репосты, комментарии, участие в обсуждениях), определения наиболее авторитетных для респондентов авторов, выявления политических ценностей и ориентаций молодежи, потенциальной и реальной политической активности офлайн. В данной статье будут представлены некоторые материалы данного исследовательского проекта, которые позволяют оценить потенциал наиболее видимой формы политического протеста молодежи — участия в несанкционированных акциях протеста.
Исследование проведено в конце января — начале февраля 2021 г. Объем выборки — 1700 респондентов^. Выборка охватывала молодежь в возрасте от 14 до 30 лет из российских мегаполисов (Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, Нижний Новгород, Казань, Челябинск, Омск, Самара, Ростов-на-Дону, Уфа, Красноярск, Пермь, Воронеж, Волгоград, Краснодар и Саратов)4.
Кроме того, был проведен анализ политической коммуникации молодежных неформализованных (не объединенных в конкретные группы) интернет-сообществ молодежи мегаполисов в сети ВКонтакте5. С этой целью создана база данных на PostgreSOL. Была разработана архитектура для хранения данных, разработаны программы для парсинга социальных сетей. На базе обработчика процессов сформированы модули для сбора отдельных сущностей. Для социальной сети ВКон-такте были собраны: а) подробная информация об обсуждающих политические проблемы группах/сообществах/встречах, использован метод API groups.getByld (https://vk.com/dev/groups.getById); б) все записи в этих группах/сообществах/ встречах за 2020 и 2021 гг. на основе метода wall.get (https://vk.com/dev/wall.get); в) комментарии на политическую тему с использованием метода wall.getComments (https://vk.com/dev/wall.getComments); г) лайки под сообщениями на политическую тематику на основе метода likes.getList (https://vk.com/dev/likes.getList); д) данные о пользователях проанализированы методом users.get (https://vk.com/dev/ users.get); е) данные о друзьях пользователей с использованием метода friends. get (https://vk.com/dev/friends.get).
В качестве дополнения для перечисленных модулей был написан функционал обновления информации.
Таким образом, было получено большое количество данных, прежде всего текстовых.
Для сети ВКонтакте, используя алгоритм HITS из небольшой выборки сообществ, связанных, по экспертному мнению, с обсуждением политических проблем, был получен динамически растущий граф. Узлами выступали сообщества, а связями
3 Автор статьи благодарит своих коллег-политологов и социологов из университетов и исследовательских центров российских мегаполисов, которые оказали неоценимую помощь в создании электронной базы молодежи.
4 Учитывались 15 официальных городов-миллионников и еще 2, в которых количество населения фактически приблизилось к данному показателю.
5 Автор статьи благодарит участника исследовательского коллектива С.И. Суслова, разработавшего компьютерную программу и осуществившего эту часть исследовательского проекта.
между ними — так называемый перепост, когда группа распространяет запись другой группы. Согласно исследовательской гипотезе, рост числа выгруженных сообществ способствует выгрузке максимально релевантных групп на основе публикационной активности. В результате с помощью алгоритма Лайдена (Leiden algorithm) были выделены кластеры на основе информационного обмена публикациями. Множество публикаций каждого сообщества сформировали ключевые слова, на основании которых удалось разметить кластеры на принадлежащие к политическому дискурсу и остальные. С помощью ряда специально разработанных алгоритмов были идентифицированы относящиеся к конкретным мегаполисам и конкретным возрастным группам молодежи сообщества. Дальнейшие работы были связаны с описанием ключевых тем обсуждения групп, выявлением их характеристик, включая политические ориентации и систему связей с другими группами.
Результаты исследования
Исследование показало, что молодежь российских мегаполисов проводит в интернет-пространстве избыточное количество времени: от 4 до 8 часов — 42,7%, более 8 часов — 25,7%. Безусловным лидерами с точки зрения широты охвата молодой аудитории и регулярности использования молодежью российских мегаполисов различных онлайн-площадок выступают ВКонтакте (91,4%), YouTube (74,9%), Instagram (70,6%), WhatsApp (66,4%) и Telegram (59,2%). Постепенно набирает популярность Tik Tok (38,8%) и ЯндексДзен (14,0%), но теряет Viber (25,0%). Уровень интереса молодежи российских городов-миллионников к мессенджерам и сетям Twitter (11,7%), Facebook (10,8%), «Одноклассники» (10,1%) и Skype (8,5%) остается традиционно невысоким. Оценка связи между активностью использования каналов, сетей и мессенджеров и уровнем доверия им показала, что при фактическом отсутствии ограничений доступа к конкретному каналу коммуникации его порождает дополнительное доверие за счет эффекта привыкания.
Практики так называемого информационного целенаправленного потока, ме-мификация текстов, таргетированная политическая агитация, целенаправленная дискредитация конкретных политических деятелей, программ и проектов, переместившаяся из области обыденной онлайн-коммуникации в зону политического троллинга, персонализация сообщений, предоставление недостоверных данных о политических событиях и политиках, драматизация информации, фрагментарность публикуемых сведений, фреймирование — все эти манипулятивные приемы в равной степени активно применяются в интернет-пространстве (социальных сетях, интернет-каналах, мессенджерах) и провластными, и оппозиционными политическими акторами.
При анализе сообщений политического характера в группах в ВКонтакте с помощью алгоритма Лайдена (Leiden algorithm) были определены кластеры на основе информационного обмена публикациями участниками, которые были идентифицированы как принадлежащие к определенной возрастной группе и проживающие в российских мегаполисах (рис. 1).
Множество публикаций каждого сообщества сформировали ключевые слова, на основании которых удалось разметить кластеры как содержащие политический дискурс.
1 — Самый крупный кластер по количеству групп — 2418. Включает в себя в основном группы некоторых СМИ и информационных сообществ, оппозиционные
V
Рис. 1. Визуализация политических сообществ в ВКонтакте (результат применения
алгоритма Лайдена (Leiden algorithm)) Fig 1. Visualization of political communities on VKontakte (the result of applying the Leiden
algorithm)
группы (левого и националистического толка). Анализ активной аудитории позволяет сказать, что кластер включает население всех российских мегаполисов, 12% из Москвы и 10% из Санкт-Петербурга, менее 5% представляют другие российские города-миллионники. Медианный возраст участников составляет 33 года. Примерно половина миллиона участников сообществ данного кластера относится к молодежи. Из тем, полученных на основе LDA, можно выделить следующие значимые: а) топик активности КПРФ; б) топик по поправкам в Конституцию (освещение проблемы оказалось для коммуникаторов гораздо более важным, чем мобилизация на протест, так как слово протест последнее по частотности в этом топике); в) топик, посвященный действиям правоохранительных органов в период самоизоляции; г) топик внешней политики по отношению к Украине и Белоруссии. Как мы видим из анализа текста, сообщества в кластере в значительной степени связаны с информированием, а также выработкой протестного восприятия реальности.
3 — Данный кластер базируется на большом количестве религиозных сообществ, а также антикоммунистических, тяготеющих по темам обсуждения к «белому» движению. Молодежи тут меньше, средний возраст составляет 43 года (т.е. только старшая возрастная группа молодежи, приближающаяся к 30-летию, массово тяготеет к этому сообществу). 4% из Санкт-Петербурга, 3,7% из Москвы, сотые доли процента — из других российских городов-миллионников. По сравнению
с предыдущим кластером население крупных городов представлено здесь в значительно меньшей степени. Кроме религиозных топиков присутствует несколько политических тем: топик русского мира, где фигурируют проблемы взаимодействия России и Украины, а также топик внешней политики.
19 — Большой кластер из 418 феминистических сообществ. Большинство участни-ков(иц) из Москвы и Санкт-Петербурга. Средний возраст — 26 лет. Из интересных тем можно назвать топик, связанный с домашним насилием и действиями МВД, топик локдауна, затрагивающий реакцию на действия правительства и президента, а также топик защиты женских прав.
43 — Кластер, включающий в себя 293 группы ЛГБТ+ тематики. Средний возраст — 23 года. Большинство участников — из Москвы и Санкт-Петербурга. Можно назвать единственный протестный топик в данном сообществе — против гомофобии, которую участники видят в некоторых принятых российских законах.
48 — Кластер из 312 сообществ, заинтересованных темой улучшения городского пространства. Средний возраст участников — 34 года, т.е. молодежь представлена в данном сообществе очень активно. Большинство участников из Москвы, Санкт-Петербурга, Челябинска и Нижнего Новгорода. Основные топики: транспортная политика города, благоустройство территорий, защита старого жилищного фонда.
54 — Кластер из 235 сообществ с социалистическими и коммунистическими взглядами. Активная аудитория из Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Екатеринбурга и Новосибирска. Средний возраст — 33 года, т.е. уровень представленности молодежи в этих сообществах высокий. Топики данных сообществ имеют мобилизационный потенциал: протестное восприятие поправок в Конституцию, агитационная активность по раздаче листовок и проведению публичных протестных мероприятий. Также в этих сообществах есть топики, объясняющие марксистскую теорию и внутреннюю политику современной России через призму этой идеологии.
83 — Кластер со 178 националистическими и антиисламскими группами. Средний возраст участников — 23 года. Большинство участников — из Москвы и Санкт-Петербурга. Топики в основном посвящены криминальным сводкам, проблемам с мигрантами в Европе, обсуждению судебных процессов против националистов.
95 — Кластер со 161 сообществом левого толка, связанным с движением «Рабочая партия». Средний возраст — 41 год, однако молодежные группы здесь также приставлены. В топиках есть призывы к организации забастовок, налицо мобилизационный посыл.
111 — Кластер из 133 сообществ, выстроенных вокруг партии Лимонова. Средний возраст — 35 лет. Активная аудитория из Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Екатеринбурга и Красноярска. В топиках есть темы, связанные с мобилизацией к уличной политической активности, а также объяснение существующей экономической ситуации через призму марксистской теории.
113 — Националистический кластер из 113 групп. Средний возраст — 35 лет. Топики включают привычные для националистических групп криминальные сводки, а также тему «русского мира».
138 — Демократический кластер, созданный вокруг общественно-политического движения «Весна». Включает 112 групп. Средний возраст — 39 лет. В топиках есть тема борьбы на муниципальных выборах, а также криминальные сводки.
200 — Кластер, включающий 72 группы, которые ориентированы на консервативную полемику. Средний возраст — 39 лет. Активна аудитория из Москвы, Санкт-Петербурга, Перми. Есть топик, посвященный «русскому миру».
266 — Кластер либертарианских сообществ. Центр данного кластера — Либертарианская партия. Средний возраст — 31 год. В топиках этого кластера прослеживаются отчетливые мобилизационные темы: голосование по поправкам в Конституцию РФ, обсуждение действий сотрудников МВД как нарушающих свободу, партийные собрания и функционирование партии.
275 — Националистический кластер. Средний возраст — 29 лет. Топики включают привычные для националистических групп криминальные сводки, а также тему международных отношений.
278 — Кластер демократических движений. Средний возраст — 29 лет. Здесь отчетливо прослеживается несколько топиков, посвященных мировой политике и международным отношениям. Это прежде всего взаимоотношения России и США, России и ЕС, России и КНР. Есть топик обсуждения протестов.
327 — Кластер монархического сообщества. Средний возраст — 27 лет. Среди топиков популярна тема истории, а также Третьего рейха.
415 — Кластер, образованный вокруг партии «Яблоко». Средний возраст — 38 лет. Присутствует несколько топиков, посвященных выборам. Есть обсуждения уличной политической активности, а также топик петербургской политической жизни.
В целом молодежь воспроизводит достаточно типичный спектр политических ориентаций и установок российского общества, но привносит в политическую среду и новые запросы, ожидания, мотивацию, модели политической коммуникации и практики политического поведения.
Высокий интерес к политической жизни в России в городах-миллионниках проявляют 22,4% молодежи; интересна она лишь в некоторой степени 58,5% респондентов. При этом достаточно большая доля молодежи фиксирует свое внимание в интернет-пространстве на материалах, содержащих призывы к политической борьбе. Совершенно индифферентен к теме призывов к политической борьбе и протестам каждый четвертый молодой житель мегаполисов (в ходе опроса они заявили, что информации на эту тему в интернете или мессенджерах не видели, не обращали на нее внимание).
Тема несправедливых или незаконных действий властей (42,8%) является наиболее важной для поколения Z; этот показатель коррелирует с выбором молодежью справедливости как наиболее важной ценности (43,8%). 40,5% обращают внимание на информацию о борьбе с коррупцией. 28-30% молодежи читают сообщения о нарушении социальных прав граждан, прав избирателей во время предвыборной кампании и голосования. 18% молодежи мегаполисов чувствительны к теме борьбы с цензурой; вопросы противодействия ущемлению прав меньшинств привлекают внимание менее чем 9% респондентов.
В целом, вопреки общественному мнению, политическая онлайн-активность молодежи мегаполисов нельзя оценить как высокую. За прошедший год 35,6% вообще не предпринимали никаких политических действий в интернет-пространстве. Около 45% этой группы «лайкали» материалы о политических событиях, около 25% коммуницировали по поводу политических тем. От 14% до 16% участвовали в электронных голосованиях, делали репосты острых политических материалов. Чуть больше 12% участвовали в сборе подписей в поддержку публичных акций, включая
протестные, около 6% материально поддерживали политиков и их проекты. Доля политических блогеров среди молодежи, организаторов волонтеров для участия в политических акциях или сборе денег в политических целях не превышает 3%.
Количество участников сообществ в социальных сетях демонстрирует привлекательность онлайн-групп, которая не в последнюю очередь связана с необязательностью участия во всех инициируемых данной группой мероприятиях, возможность относиться к пребыванию в онлайн-пространстве как к игре, а к онлайн-коммуникации как к игровому форуму, отсутствие нормы быть экспертом для участия в её работе и следовать определенным жестким правилам. Мобильные и гибкие правила онлайн-сообществ способствуют развитию различных форм эмоциональной привязанности, ощущению сообщества как своего (Larson, Nagler, Ronen, Tucker, 2019, 690-705). Вопреки достаточно распространенным представлениям исследователей, политиков и политтехнологов (Steinert-Threlkeld, Mocanu, Vespignani, Fowler, 2015, 1-9; Siegel, 2009, 122-138) ряд исследований показывает, что напрямую членство в интернет-сообществе, обсуждающем политические проблемы и проявляющем идеологическую привязанность к каким-либо идеям, к участию в публичных массовых акциях не ведет (Blommaert, 2017); это в равной степени относится и к лоялистским, и к протестно настроенным группам в социальных сетях (Lievrouw, 2011). Среди исследователей встречаются также и те, кто настаивает на прямом влиянии участия в политических онлайн-сообществах на формирование определенной линии политического поведения (González-Bailón, Borge-Holthoefer, Rivero, Moreno, 2011, 1-7; Jost, Barbera, et cetera, 2018, 85-118).
Однако некоторые формы политической онлайн-коммуникации заслуживают внимания в качестве инструмента мобилизации. Популяризация в политической интернет-коммуникации хэштег-активизма (лайки, комментарии, репосты, публикации, подписки на политизированные интернет-ресурсы и т.д. с помощью использования хэштегов), который воспринимается как способ проявления определенных эмоций и чувств людей (Xiong Cho, 2018, 10-23; Romero, Meeder, Kleinberg, 2011, 695-704), реагирующих на определенных персон, события или ситуации, связана с возможностью мгновенной демонстрации своих эмоций и обмена информацией о сходстве политической позиции («мы с тобой одной крови») (Kaun, Uldam, 2017, 2099-2106). Некоторые исследователи убеждены, что при определенных обстоятельствах (Blommaert, 2017) таких реакций с эффектом «психологического заражения», особенно если речь идет о попранном чувстве справедливости, может оказаться достаточно, чтобы спровоцировать публичные протестные акции офлайн (Won, Steinert-Threlkeld, Joo, 2017, 786-794; Wolfsfeld, Yarchi, Samuel-Arzan, 2016, 2096-2115; Tufekci, Wilson, 2012, 363-379; Steinert-Threlkeld, 2017, 379-403). Подобная активность определяется как политическое участие (Theocharis, 2015; Theocharis, 2015, 1-14) и связывается с возможностью проявления демократических взглядов (Bode, Vraga, Borah, Shah, 2014, 414-429). Функция мессенджеров несколько отличается в трансформации политического онлайн-активизма в публичные действия; при наличии значительных информационных потоков эти инструменты скорее выполняют функцию информирования и координации действий (Keen, 2012, Tsai, Men, 2018, 419-429).
Безусловно, целый комплекс психологических характеристик возрастной группы от 14 до 30 лет (склонность к неоправданному риску, нонконформизм, максимализм, повышенная эмоциональность) выступает своеобразным катализатором протест-
ных настроений молодежи. Молодежь своими действиями демонстрирует максималистское неприятие несовершенства социальных и политических отношений, завышенные притязания к окружающим, представление о своей исключительной субъектности в системе социально-политических отношений, хотя в повседневных практиках достаточно часто сталкивается с невозможностью в значительной степени реализовать свой интеллектуальный потенциал и активность.
К наиболее существенным факторам роста вовлеченности молодежи в политический протест, в том числе радикального характера, можно отнести отсутствие достаточного социального опыта, влияние пропаганды престижного потребления, высочайший запрос на справедливость (онлайн-анкетирование показало, что в настоящее время ее ценность воспринимается молодежью мегаполисов чуть ниже, чем требование соблюдения прав человека и реализации принципа свободы), отсутствие прочной символической базы национально-государственной идентичности, позитивного устойчивого образа будущего страны и своей социальной группы, а также влияние политической мифологии (Murphy, 2018, 255-259).
Определенным спусковым крючком для роста протестных настроений на какой-то период может стать неоправданно жесткая реакция региональных и местных властей на участие молодежи в несанкционированных акциях протеста и случаи привлечения к судебным разбирательствам политических онлайн-активистов за информацию в Сети, которая самой молодежью рассматривается как просто критика политических деятелей и порядка в стране. Определенное значение имеют доминирование и популярность в массмедиа и блогосфере критически настроенной несистемной оппозиции.
Наличие в массовом сознании молодежи представлений о высокой результативности протестных акций при одновременном непонимании рисков и последствий неконвенционального политического поведения для решения проблем этой группы ведет к более высоким, чем у других социально-статусных сообществ, показателям ее политической мобилизации. Молодежь мегаполисов неплохо информирована о политических событиях и персонах, политическое сознание определенной ее части более сформировано.
Результаты онлайн-опроса показали 4 основные модели реакции молодежи российских городов-миллионников на политическую онлайн-мобилизацию.
Модель «пассивный потребитель информационного политического призыва к протесту». Представители этой группы более склонны относить себя к социальному слою между средним и низшим, ориентированы на либеральные и социал-демократические принципы организации жизни в своем государстве, достаточно положительно относятся к участникам протестных акций, но сами не участвуют в публичных акциях протеста, приоритетными мотивами участия граждан в неконвенциональных формах поведения считают ущемление прав и ограничение гражданских свобод, а также недоверие к органам власти и политическим лидерам. Модель «пассивный потребитель информационного политического призыва к протесту» более характерна для молодого поколения Краснодара.
Модель «организаторы политического процесса онлайн». Эта часть молодежи более склонна относить себя к социальному слою между высшим и средним, позитивно относится к социал-демократическим принципам организации жизни в государстве, однозначно положительно относится к участникам протестных акций и к своему собственному протестному поведению, предельно болезненно
реагирует на информацию об ущемлении прав и ограничение гражданских свобод. В течение последнего года они достаточно активно вели блоги на политические темы, делали репосты наиболее интересных политических материалов, занимались организацией волонтеров для участия в политических акциях, оказывали материальную поддержку политикам и их проектам, организовывали сбор средств в политических целях, участвовали в сборе подписей для поддержки или протеста, но лично не участвовали в публичных акциях протеста. Модель «организаторы политического процесса» распространена среди молодежи городов Воронеж, Пермь и Санкт-Петербург.
Модель «абсентеисты». Представители этой группы затрудняются со своим статусным самоопределением, не задумываются о предпочтительных принципах организации жизни в своем государстве или заявляют, что это для них не имеет никакого значения, затрудняются или дают отрицательную или скорее отрицательную оценку участникам протестных акций. По их представлениям, ведущие мотивы участников акций протеста следующие: «интерес, за компанию, «новый опыт», «стремление оказать поддержку». Модель «абсентеисты» характерна для молодых людей Волгограда, Нижнего Новгорода, Ростова-на-Дону и Саратова.
Модель «участники протеста». Эти представители молодежи склонны относить себя к социальному слою между высшим и средним, предпочитают либеральные принципы организации жизни в своем государстве, исключительно положительно относятся к участникам протестных акций, приоритетным мотивом участия граждан в акциях протеста для модели «участники протеста» считают недоверие к органам власти и политическим лидерам, в течение последнего года они вели блоги на политические темы, делали репосты наиболее интересных политических материалов, занимались организацией волонтеров для участия в политических акциях, оказывали материальную поддержку политикам и их проектам, организовывали сбор средств в политических целях, участвовали в сборе подписей для поддержки или протеста, участвовали в публичных акциях протеста. Модель «участники протеста» более явно наблюдаются среди молодежи Екатеринбурга и Санкт-Петербурга.
Вместо заключения
Идея политического протеста остается привлекательной для части российского общества, в том числе молодежи. Наибольший потенциал протестной активности в российских мегаполисах наблюдается в возрастной группе 18-24 года, преимущественно в студенческой среде.
Молодежь в качестве субъекта политического протеста ориентирована на темы, вызывающие сильную эмоциональную реакцию возмущения как примеры нарушения принципа справедливости. Политическая онлайн-коммуникация в социальных сетях осуществляется в относительно устойчивых неформальных сообществах, где за счет эффекта эхо-камеры у участников группы возникает ощущение безусловной правоты собственной точки зрения на любые происходящие в государстве события. Однако толчком к трансформации политической деятельности в интернет-пространстве в публичный политический протест является «рекрутирующее событие». Возможен вариант включения в протестную деятельность через механизм «рекрутирующих связей» в ближнем круге общения. В отношении молодежи, у которой сохраняется достаточно высокая способность вовлечения
в бурные политические процессы в рамках «негативной коалиции» (вокруг критической идеи без позитивной программы развития), оба этих варианта работают
в равной степени эффективно.
Библиографический список
Гладун, А. Н., Клепикова, О. Г. (2020). Абсентеизм как модель электорального поведения молодежи. Выборы: теория и практика, 2(54), 18-22.
Греков, И. А. (2020). Факторы и особенности политической активности российской молодежи. В Н. В. Кефнер, Ю. В. Попова (ред.) Развитие политических институтов и процессов: зарубежный и отечественный опыт (с. 538-545). Омск: Изд-во Омского гос. ун-тета им. Ф. М. Достоевского.
Грин, С. А., Робертсон, Г. Б. (2016). Способность к протесту сохраняется. Контрапункт, 3, 1-16.
Пырма, Р. В. (2019). Электоральная активность молодежи в США, Великобритании, Франции, Германии и России (сравнительное исследование). Полития, 4(95), 188-204. DOI: 10.30570/2078-5089-2019-95-4-188-204.
Савенков, Р. В., Щеглова, Д. В. (2018). Теории коллективного поведения и мобилизации ресурсов: развитие концепций анализа политического протеста. Вестник РУДН. Серия: Политология, 4, 555-563.
Самсонова, Т. Н., Наумова, Е. С. (2020). Роль СМИ в политической социализации современной российской молодежи. Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология, 26(1), 166-187. DOI: 10.24290/1029-3736-2020-26-1-166-187.
Франц, В. А. (2020). Особенности распространения протестных настроений в среде российской молодежи в условиях информационного общества (на примере Екатеринбурга). Философия и гуманитарные науки в информационном обществе, 3(29), 61-80.
Blommaert, J. (2017). Ludic Membership and Orthopractic Mobilization: On Slacktivism and All That. TilburgPapers in Culture Studies, Paper 193. URL: https://www.tilburguniversity.edu/sites/ tiu/files/download/TPCS_193_Blommaert_2.pdf (Дата обращения: 24.07.2020).
Bode, L., Vraga, E. K., Borah, P., Shah, D. V. (2014). A New Space for Political Behavior: Political Social Networking and Its Democratic Consequences. Journal of Computer-Mediated Communication, 19, 414-429.
Earl, J., Maher, T., Elliott, T. (2017). Youth, Activism, and Social Movements. Sociology Compass, 11(4), 1-14.
González-Bailón, S., Borge-Holthoefer, J., Rivero, A. et al. (2011) The Dynamics of Protest Recruitment through an Online Network. Scientific Reports, 197, 1(1-7). DOI: https://doi.org/10.1038/srep00197.
Jost, J. T., Barbera, P., Bonneau, R. et al. (2018). How Social Media Facilitates Political Protest: Information, Motivation, and Social Networks. Advanced in Political Psychology, 39, S1, 85-118. DOI: https://doi.org/10.1111/pops.12478.
Kaun, A., Uldam, J. (2017). Digital Activism - After the Hype. New Media & Society, 20, 2099-2106.
Keen, A. (2012). Digital Vertigo: How Today's Online Social Revolution Is Dividing, Diminishing, and Disorienting Us. New York: St. Martin's Press.
Larson, J. M., Nagler, J., Ronen, J., Tucker, J. A. (2019). Social Networks and Protest Participation: Evidence from 130 Million Twitter Users. American Journal of Political Science, 63(3), 690-705. DOI: https://doi.org/10.1111/ajps.12436.
Lievrouw, L. (2011). Alternative and Activist New Media, Polity, Cambridge. The Digital Divide: Arguments for and Against Facebook, Google, Texting, and the Age of Social Networking. New York: Tarcher.
Murphy, M. T. (2018). Youth in Front: Supporting Youth-Led Social Action. Social Education, 5, 82, 255-259.
Robertson, G. (2013). Protesting Putinism: The Election Protests of 2011-12 in Broader Perspective.
Problems of Post-Communism, 60(2), 11-23. DOI: 10.2753/PPC1075-8216600202. Romero, D. M., Meeder, B., Kleinberg, J. M. (2011). Differences in the Mechanics of Information Diffusion Across Topics: Idioms, Political Hashtags, and Complex Contagion on Twitter. Proceedings of the 20th International Conference on World Wide Web, WWW2011, 695-704. New York: ACM. DOI: https://doi.org/10.1145/1963405.1963503. Siegel, D. A. (2009). Social Networks and Collective Action. American Journal of Political Science,
53(1), 122-138. DOI: https://doi.org/10.1111/j.1540-5907.2008.00361.x. Steinert-Threlkeld, Z. C. (2017). Spontaneous Collective Action: Peripheral Mobilization During the Arab Spring. American Political Science Review, 111(2), 379-403. DOI: https://doi.org/10.1017/ s0003055416000769.
Steinert-Threlkeld, Z. C., Mocanu, D., Vespignani, A., Fowler, J. (2015). Online Social Networks and Offline Protest. EPJData Science, 4(1), 1-9. DOI: https://doi.org/10.1140/epjds/s13688-015-0056-y. Theocharis, Y. (2015). The Conceptualization of Digitally Networked Participation. Social Media+Society, 2, 1-14.
Tsai, W.-H. S., Men, R. L. (2018). Social Messengers as the New Frontier of Organization-Public
Engagement: A WeChat study. Public Relations Review, 44(3), 419-429. Tufekci, Z., Wilson, C. (2012) Social Media and the Decision to Participate in Political Protest: Observations from Tahrir Square. Journal of Communication, 62(2), 363-379. DOI: https://doi. org/10.1111/j.1460-2466.2012.01629.x. Wolfsfeld, G., Yarchi, M., Samuel-Arzan, T. (2016). Political Information Repertoires and Political
Participation. New Media & Society, 18, 2096-2115. Won, D., Steinert-Threlkeld, Z. C., Joo, J. (2017). Protest Activity Detection and Perceived Violence Estimation from Social Media Images. Proceedings of the 25 th ACM International Conference on Multimedia. Association for Computing Machinery, 786-794. DOI: https://doi. org/10.1145/3123266.3123282. Xiong Cho, B. (2018). Hashtag Activism and Message Frames among Social Movement Organizations: Semantic Network Analysis and thematic Analysis of Twitter During the #MeToo movement. Public Relations Review, 45(1), 10-23.
Статья поступила в редакцию 15.11.2020 Статья принята к публикации 15.12.2020
Для цитирования: Попова О. В. Потенциал политического протеста молодежи российских мегаполисов через призму анализа коммуникации в ВКонтакте. — Южно-российский журнал социальных наук. 2020. Т. 21. № 4. С. 6-23.
POTENTIAL OF POLITICAL PROTEST OF YOUTH IN RUSSIAN MEGAPOLISES THROUGH THE PRISM OF COMMUNICATION ANALYSIS IN VKONTAKTE O. V. Popova
Olga V. Popova, Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education
"St. Petersburg State University", Universitetskaya naberezhnaya, 7-9, St. Petersburg, 199034,
Russia.
E-mail: [email protected], [email protected]. ORCID 0000-0002-0701-7767
Acknowledgements. The reported study was funded by RFBR and EISR, project number 20-01131753 "Youth of Metropolis as a Social Basis for Public Protest: Prerequisites, Technologies, Forms, Risks and Effects of Political Online Mobilization".
Abstract. The article highlights the results of an empirical study of 2021 on the assessment of the impact of political online communication of youth living in Russian megametropolises on
political online participation and protest political actions offline. A combination of the methods used to collect information is of interest: online questionnaire of young people from Russian million-plus cities (1700 respondents, quota sampling, unrelated to the control of gender, age, level of education and city of residence) and analysis of discursive practices of politically oriented unformed communities in VKontakte, which are dominated by participants belonging to the youth of megacities (network analysis based on Big data). Research has led to the identification of 17 sustainable clusters actively discussing political issues. Each of the clusters in turn includes from several tens to hundreds of groups. Representatives of left-wing views, nationalist orientations and feminist beliefs are currently as active as possible from the point of view of online communication. At the same time, there are several separate large clusters of both left and nationalist groups that do not communicate with bearers of views. Communities with liberal views are also represented on VKontakte, their participants are more integrated into groups, the chains of connections are denser (as with carriers of feminist sentiments) than with representatives of left-wing views. Loyalists-minded groups discuss a narrower range of problems than youth communities of the opposition-protest constitution. An online survey of youth of megametropolises showed relatively low parameters of real protest online and offline political activity. The highest protest potential is currently observed among youth in St. Petersburg, Yekaterinburg and Kazan. This indicator of mass political sentiment of Moscow youth is slightly lower due to the quantitative balance of groups that differ in the criterion of "loyalism-oppositionism". At the same time, the political activation of protest-minded youth in the next few months is highly likely.
Keywords: youth, megametropolis, political behavior, political protest potential, unauthorized public political actions, online political mobilization channels. DOI 10.31429/26190567-21-4-6-23
References
Blommaert, J. (2017). Ludic Membership and Orthopractic Mobilization: On Slacktivism and All That. TilburgPapers in Culture Studies, Paper 193. Retrieved from https://www.tilburguniversity. edu/sites/tiu/files/download/TPCS_193_Blommaert_2.pdf.
Bode, L., Vraga, E. K., Borah, P. et al. (2014). A New Space for Political Behavior: Political Social Networking and Its Democratic Consequences. Journal of Computer-Mediated Communication, 19, 414-429.
Earl, J., Maher, T., Elliott, T. (2017). Youth, Activism, and Social Movements. Sociology Compass, 11(4), 1-14.
Franz, V. A. (2020) Osobennosti rasprostraneniya protestnykh nastroyeniy v srede rossiyskoy molodezhi v usloviyakh informatsionnogo obshchestva (na primere Yekaterinburga) [Features of the Spread of Protest Sentiments among Russian Youth in the Information Society (the Case of Yekaterinburg)]. Filosofiya i gumanitarnyye nauki v informatsionnom obshchestve [Philosophy and Humanities in the Information Society], 3(29), 61-80.
Gladun, A., Klepikova, O. (2020) Absenteizm kak model' elektoral'nogo povedeniya molodezhi [Absenteeism as a Model of Electoral Behavior of Young People]. Vybory: teoriya i praktika [Elections: Theory and Practice], 2(54), 18-22.
González-Bailón, S., Borge-Holthoefer, J., Rivero, A. et al. (2011) The Dynamics of Protest Recruitment through an Online Network. Scientific Reports, 197, 1(1-7). DOI: https://doi.org/10.1038/ srep00197.
Green, S. A., Robertson, G. B. (2016) Sposobnost' k protestu sokhranyayetsya [The Ability to Protest is Preserved]. Kontrapunkt [Counterpoint], 3, 1-16.
Grekov, I.A. (2020) Faktory i osobennosti politicheskoy aktivnosti rossiyskoy molodezhi [Factors and Peculiarities of Political Activity of Russian Youth]. In N. V. Kefner, Yu. V. Popov (Ed.) Razvitiye politicheskikh institutov i protsessov: zarubezhnyy i otechestvennyy opyt [Development of Political Institutions and Processes: Foreign and Domestic Experience] (pp. 538-545). Omsk: Publishing House of Omsk State University named after F. M. Dostoevsky.
Jost, J. T., Barbera, P., Bonneau, R. et al. (2018). How Social Media Facilitates Political Protest: Information, Motivation, and Social Networks. Advanced in Political Psychology, 39, S1, 85-118. DOI: https://doi.org/10.1111/pops.12478.
Jost, J. T., Barbera, P., Bonneau, R. et al. (2018). How Social Media Facilitates Political Protest: Information, Motivation, and Social Networks. Advanced in Political Psychology, 39, S1, 85-118. DOI: https://doi.org/10.1111/pops.12478.
Kaun, A., Uldam, J. (2017). Digital Activism — After the Hype. New Media & Society, 20, 2099-2106.
Keen, A. (2012). Digital Vertigo: How Today's Online Social Revolution Is Dividing, Diminishing, and Disorienting Us. New York: St. Martin's Press.
Larson, J. M., Nagler, J., Ronen, J., Tucker, J. A. (2019). Social Networks and Protest Participation: Evidence from 130 Million Twitter Users. American Journal of Political Science, 63(3), 690-705. DOI: https://doi.org/10.1111/ajps.12436.
Lievrouw, L. (2011). Alternative and Activist New Media, Polity, Cambridge. The Digital Divide: Arguments for and Against Facebook, Google, Texting, and the Age of Social Networking. New York: Tarcher.
Murphy, M. T. (2018). Youth in Front: Supporting Youth-Led Social Action. Social Education, 5, 82, 255-259.
Pyrma, R. V. (2019) Elektoral'naya aktivnost' molodezhi v SSHA, Velikobritanii, Frantsii, Germanii i Rossii (sravnitel'noye issledovaniye) [Electoral Participation of Youth in the USA, Great Britain, France, Germany, and Russia. Comparative Study]. Politia [Politia], 4(95), 188-204. DOI: 10.30570/2078-5089-2019-95-4-188-204
Robertson, G. (2013). Protesting Putinism: The Election Protests of 2011-12 in Broader Perspective. Problems of Post-Communism, 60(2), 11-23. DOI: 10.2753/PPC1075-8216600202.
Romero, D. M., Meeder, B., Kleinberg, J. M. (2011). Differences in the Mechanics of Information Diffusion Across Topics: Idioms, Political Hashtags, and Complex Contagion on Twitter. Proceedings of the 20th International Conference on World Wide Web, WWW 2011, 695-704. New York: ACM. DOI: https://doi.org/10.1145/1963405.1963503.
Samsonova, T. N., Naumova, E. S. (2020) Rol' SMI v politicheskoy sotsializatsii sovremennoy rossiyskoy molodezhi [The Role of the Media in the Political Socialization of Modern Russian Youth]. VestnikMoskovskogo universiteta [Moscow University Bulletin], 26(1), 166-187. DOI: 10.24290 / 1029-3736-2020-26-1-166-187.
Savenkov, R.V., Shcheglova, D. V. (2018). Teorii kollektivnogo povedeniya i mobilizatsii resursov: razvitiye kontseptsiy analiza politicheskogo protesta [Collective Behavior and Resource Mobilization Theories : Developing Concepts for Analyzing Political Protest]. Vestnik RUDN [RUDN Bulletin], 4, 555-563.
Siegel, D. A. (2009). Social Networks and Collective Action. American Journal of Political Science, 53(1), 122-138. DOI: https://doi.org/10.1111/j.1540-5907.2008.00361.x.
Steinert-Threlkeld, Z. C. (2017). Spontaneous Collective Action: Peripheral Mobilization During the Arab Spring. American Political Science Review, 111(2), 379-403. DOI: https://doi.org/10.1017/ s0003055416000769.
Steinert-Threlkeld, Z. C., Mocanu, D., Vespignani, A., Fowler, J. (2015). Online Social Networks and Offline Protest. EPJData Science, 4(1), 1-9. DOI: https://doi.org/10.1140/epjds/s13688-015-0056-y.
Theocharis, Y. (2015). The Conceptualization of Digitally Networked Participation. Social Me-dia+Society, 2, 1-14.
Tsai, W.-H. S., Men, R. L. (2018). Social Messengers as the New Frontier of Organization-Public Engagement: A WeChat study. Public Relations Review, 44(3), 419-429.
Tufekci, Z., Wilson, C. (2012) Social Media and the Decision to Participate in Political Protest: Observations from Tahrir Square. Journal of Communication, 62(2), 363-379. DOI: https://doi. org/10.1111/j.1460-2466.2012.01629.x.
Wolfsfeld, G., Yarchi, M., Samuel-Arzan, T. (2016). Political Information Repertoires and Political Participation. New Media & Society, 18, 2096-2115.
Won, D., Steinert-Threlkeld, Z. C., Joo, J. (2017). Protest Activity Detection and Perceived Violence Estimation from Social Media Images. Proceedings of the 25th ACM International Conference on Multimedia. Association for Computing Machinery, 786-794. DOI: https://doi. org/10.1145/3123266.3123282.
Xiong Cho, B. (2018). Hashtag Activism and Message Frames among Social Movement Organizations: Semantic Network Analysis and thematic Analysis of Twitter During the #MeToo movement. Public Relations Review, 45(1), 10-23.
Received 15.11.2020 Accepted 15.12.2020
For citation: Popova O. V. Potential of Political Protest of Youth in Russian Megapolises through
the Prism of Communication Analysis in VKontakte.— South-Russian Journal of Social Sciences.
2020. Vol. 21. No. 4. Pp. 6-23.
© 2020 by the author(s). This article is an open access article distributed under the terms and conditions of the Creative Commons Attribution (CC BY) license (http://creativecommons.org/licenses/by/4.0/).
