CC BY
52
УДК 323.2
С. В. Козлов
Сибирский институт управления — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Новосибирск, Россия)
ПОСТСОВЕТСКИЙ УКРАИНСКИЙ ТРАНЗИТ: ВАРИАНТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Автор интерпретирует украинскую политическую динамику последних полутора десятилетий, опираясь на концепции неопатримониализма и силы государства. Консолидированный неопатримониальный режим сложился в Украине в период президентства Л. Кучмы и распался в ходе «оранжевой революции». Последняя в рассматриваемой перспективе предстает как распад сложившейся модели неопатримониального господства, основанной на гегемонии президента, и «захват государства» коалицией руководителей ряда бизнес-групп второго порядка. В статье показано, как в украинских условиях соперничество коалиций политических предпринимателей, рентоориентиро-ванных бизнес-групп и неопатримониальных бюрократических клик, а также нежелание каждой из них допустить усиления любой другой группы привели к снижению автономности и дееспособности государства, что в конечном итоге способствовало обвалу государства и нарастанию гражданского противостояния, переросшего в вооруженный конфликт.
Ключевые слова: Украина, неопатримониализм, политический транзит, государственное строительство, «оранжевая революция», Евромайдан.
Наблюдаемый в последнее время коллапс украинского государства ставит перед политической наукой задачу теоретического объяснения происходящих с украинской политической системой изменений. В настоящей статье распад украинского государства будет рассмотрен через призму концепции неопатримониализма, которая, по мнению автора, обладает существенным эвристическим потенциалом для объяснения происходящих в Украине процессов. Понимание неопатримониальной природы украинского политического режима позволяет выявить особенности реализовавшегося на Украине варианта постсоветского транзита.
Концепция неопатримониализма была предложена неовеберианцами Г. Ротом, Ш. Эйзен-штадтом и Ж.-Ф. Медаром1, рассматривавшими политические системы, сформировавшиеся во многих странах третьего мира, как системы современного патримониализма или неопатримони-ализма. Неопатримониальная интерпретация постсоветских политических трансформаций использовалась М. Н. Афанасьевым, С. В. Бирюковым, Г. М. Дерлугьяном, В. Я. Гельманом, Х. ван Зоном, М. В. Масловским, М. В. Снеговой, А. А. Фисуном, А. И. Швырковым и др2.
ISSN 2412-8945. Развитие территорий. 2015. № 2.
© С. В. Козлов, 2015
1 См.: Roth G. Personal Rulership, Patrimonialism, and Empire Building in the New States // World Politics. 1968. № 20 (2). P. 194—206 ; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М. : Аспект Пресс, 1999 ; Medard J.-F. «The Underdeveloped State» in Tropical Africa: Political Clientelism or Neo-Patrimonialism? // Private Patronage and Public Power / Clapham Ch. (ed.). L. : Frances Pinter, 1982. P. 162—192.
2 См.: Афанасьев М. Н. Клиентелизм и российская государственность: Исследование клиентарных отношений, их роли
Институциональная специфика неопатримониальных режимов определяется набором следующих сущностных характеристик:
— частным присвоением права распоряжаться публичной политической властью во имя собственных интересов;
— слиянием власти и собственности, выражающимся в контроле политических и админи-
в эволюции и упадке прошлых форм российской государственности, их влияния на политические институты и деятельность властвующих групп в современной России. 2-е изд., доп. М. : Моск. обществ. науч. фонд, 2000 ; Его же. Невыносимая слабость государства: Очерки национальной политической теории. М. : Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), 2006 ; Бирюков С. В. Клиентела как модель политического порядка и политических изменений : моногр. М. : МГУ ; Теис, 2008 ; Гельман В. Я. Модернизация, институты и «порочный круг» постсоветского неопатримониализма : препринт М-41/15. СПб. : изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2015 ; Дер-лугьян Г. Кризисы неовотчинного правления // Логос. 2006. № 5. С. 154—160 ; Его же. Адепт Бурдье на Кавказе. Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М. : Территория будущего, 2010 ; Масловский М. В. Веберовская концепция патримониализма и ее современные интерпретации // Социол. журн. 1995. № 2. С. 95—109 ; Его же. Исследования советского общества в неовеберианской исторической социологии // Там же. 2001. N° 4. С. 5—14 ; Снеговая М. Неопатримониализм и перспективы демократизации // Отеч. зап. 2013. № 6 (57). С. 135—145 ; Фисун А. А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации : моногр. Харьков : Константа, 2006 ; Его же. Политическая экономия «цветных» революций: неопатримониальная интерпретация // Прогнозис. 2006. Т. 3. № 7. С. 211—244 ; Его же. Постсоветские неопатримониальные режимы: генезис, особенности, типология // Отеч. зап. 2007. № 6. С. 8—28 ; Его же. Помаранчева револю-щя i демократична консолщащя // Агора. Вип. 4 : Подолання розбiжностей — розвиток особливостей. Киев : Стилос, 2006. С. 52—57 ; Швырков А. И. Украина: закономерности распада // Полития. 2014. № 2 (73). С. 34—47 ; Zon van H. Political Culture and Neo-Patrimonialism Under Leonid Kuchma // Problems of Post Communism. 2005. Vol. 52. № 5. September-October. P. 12—22.
стративных предпринимателей над доходным бизнесом;
— комплектованием государственного аппарата вне принципов конституционно регулируемого законодательства или карьерного продвижения;
— инструментальным использованием права для реализации интересов власть имущих;
— монополизацией центральной власти, политических, экономических и символических ресурсов политическим центром;
— минимизацией доступа иных политических групп к таким ресурсам и контролю за ними;
— персонализацией власти и слабой рационализацией политического процесса;
— господством клиентарно-патронажных отношений;
— доминированием неопатримониальных правил политической игры, предполагающих асимметричный взаимообмен услугами и статусными позициями между обладающими неравными ресурсами участниками патронажных отношений.
По мнению британского исследователя Р. Теобальда, неопатримониальные системы политического господства возникают как результат переплетения рационально-бюрократических элементов современного государства и традиционных механизмов осуществления власти. Неразвитость рационально-легальных взаимодействий внутри политико-административной системы предопределяет то обстоятельство, что согласование патрикулярных интересов ее участников осуществляется через механизм клиентарно-патронажных отношений, асимметрично перераспределяющих ресурсы в соответствии со статусом участника подобных интеракций1.
Важная роль в неопатримониальной системе политического господства принадлежит новому классу рентоориентированных политических предпринимателей, которые инвестируют ресурсы в главу государства, политические партии, парламент и административные структуры для достижения экономических целей: получить политически мотивированные льготы, иметь доступ к бюджетному финансированию, государственным дотациям, льготному кредитованию, приватизации государственной собственности и пр.
Помимо концепции неопатримониализма существенным эвристическим потенциалом при анализе постсоветских трансформаций обладают представления о силе государства, складывающейся из его автономности (state autonomy) и дееспособности (state capacity). Эти понятия были введены в научный оборот Т. Скочпол2. Автономность предполагает способность государства формулировать собственные интересы даже вопреки воле различных социальных групп.
1 См.: Теобальд Р. Патримониализм // Прогнозис. 2007. № 2. С. 166—176.
2 См.: Skocpol T. Bringing the State Back in: Strategies of Analysis in Current Research // Bringing the State Back in / P. Evans et all (eds.). Cambridge : Cambridge Univ. Press, 1985. P. 3—37.
Дееспособность определяется как способность государства осуществлять стратегические решения по достижению своих целей в обществе. В рамках подобного подхода логично делить государства на сильные (те, которые способны реа-лизовывать национально-государственные интересы) и слабые (неспособные действовать независимо).
Консолидированный неопатримониальный режим складывается в Украине к концу первого десятилетия независимости. «Режим может считаться консолидированным, когда все основные акторы рассматривают (вынужденно или добровольно) данные правила игры в качестве единственно возможных»3. А. А. Фисун отмечает, что ведущую роль в консолидации подобных режимов играет глава государства, «который (1) контролирует наиболее важные ресурсные позиции на политическом поле и устанавливает на нем свои собственные (формальные и неформальные) правила игры, (2) опирается не столько на публично-политические, сколько на государственно-административные каналы и способы воздействия клиентарного типа — например, через назначение и смену региональных нотаблей, контроль ключевых позиций в государственном аппарате, силовых министерствах и основных отраслях экономики, (3) через патронажные сети обеспечивает себе поддержку большинства в большинстве социальных и экономических групп, а не влияние среди одной, численно наибольшей группы»4.
В украинском случае режим функционировал на основе политико-экономической гегемонии главы государства, контролировавшего рычаги силового и фискального воздействия на политико-экономическую ситуацию в стране. Во второй половине 1990-х гг. вокруг президента Л. Кучмы формируется мощная группа высшей государственной бюрократии, для которой государство является объектом частных интересов, а использование ресурсов государственной власти — способом личного обогащения. Украинский исследователь А. Осипян отмечает: «В случае Украины приходится констатировать, что национальное государство так и не возникло. Ибо государство (политическая элита) неподотчетна обществу и не отражает его интересов, но действует исключительно в своих корпоративных интересах. По сути, это отколовшаяся провинция империи, возглавляемая бывшей локальной имперской бюрократией («креолы» М. Рябчука), которая на данном этапе в своей риторике использует этно-центричную модель этатизма»5.
Концентрации ресурсов в руках политического центра способствовала специфика украин-
3 Фисун А. Политическая экономия «цветных» революций: неопатримониальная интерпретация. С. 223.
4 Фисун А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации. С. 194.
5 Осипян А. Л. Образ империи в исторических гранд-нарративах и политике памяти Украины: прошлое в контексте национального строительства // Перекрестки. 2010. № 3/4. С. 53.
ского институционального дизайна. У президента оказался контроль над ключевыми позициями в государственном аппарате включая назначение глав областных администраций, а также возможность распределять различные экономические преференции (доступ к дешевым энергоносителям, участие в приватизации крупнейших предприятий, налоговые льготы).
В то же время, несмотря на то что президент и его окружение сконцентрировали значительные политические, административные и экономические ресурсы, дееспособность украинского государства была невысокой. Это было связано с дефицитом того, что М. Манн назвал «инфраструктурной властью», которую он определил как «способность государства проникать в гражданское общество и обеспечивать выполнение политических решений на всей своей территории»1. Подобное состояние во многом объясняется стремительным обвалом советской институциональной структуры и возникновением на ее обломках множества мелких патронатов, контролируемых представителями местной партийно -хозяйственной номенклатуры второго-третьего эшелона, а иногда и криминалитета. Как справедливо отмечает Г. М. Дерлугьян, «стоило разрушиться всеобъемлющей формальной структуре коммунистической партии, как государственная власть оказалась разделенной вдоль ведомственных линий и административных границ. <.. .> Вся « 2
политика стала местной» .
На местном уровне формируются формальные и неформальные группы влияния, апропри-ировавшие государственную машину и концентрирующие административные, экономические и силовые ресурсы. Важное место среди этих групп занимают клиентелы, складывающиеся вокруг государственных и муниципальных чиновников. Последние, занимая публичные должности, приватизируют выполняемые ими функции для извлечения административной ренты. Характеризуя положение персонала, обслуживающего институты государственной и муниципальной власти на Украине, Х. ван Зон пишет: «Украина не имеет консолидированного, современного государственного аппарата, а является скорее неопатримониальным государством, в котором каждый государственный служащий имеет свой фьеф (феодальное владение). Государственный аппарат напоминает паутину отдельных институций, преимущественно озабоченных защитой своих привилегий, а не служением обще-ству»3. В условиях острой конкуренции между различными группами влияния происходит усиление одних групп и исчезновение других.
1 Манн М. Автономная власть государства: истоки, механизмы и результаты // Масловский М. В. Социология политики: классические и современные теории : учеб. пособие. М. : Новый учебник, 2004. С. 111.
2 Дерлугьян Г. Адепт Бурдье на Кавказе. Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. С. 333.
3 Цит. по: Мациевский Ю. Политический режим Украи-
ны после «оранжевой революции» // ПОЛИТЭКС. 2008. N° 4.
С. 24.
Отметим, что нормативные представления, центрированные на демократическом и правовом устройстве государственных институтов, и те понятия, которыми они описываются в политическом дискурсе, слабо подходят для понимания особенностей украинского неопатримониализма. «Перенесенные на постсоветскую почву основные элементы современной демократической системы (политические партии, выборы, парламент) в неопатримониальном обществе подвергаются существенной трансформации, становясь оболочкой, прикрывающей патримониальные и полупатримониальные общественные связи. Скрепленные между собой в значительной мере не современными, легально-рациональными связями гражданского типа, а отношениями патронажа и клиентелы, современные политические институты становятся удобным каркасом, в рамках и под ширмой которых происходит процесс воспроизводства традиционных форм патримониального господства»4. Когда говорят об украинских «президенте», «партиях», «парламенте», нужно иметь в виду, что украинский президент — не глава легально-формального государства, проводящего в жизнь национально-государственные интересы, а глава коалиции бизнес-групп, которые через клиентарно-патронажную эксплуатацию публичных ресурсов претендуют на контроль над государственной властью во имя достижения собственных бизнес-интересов; украинские партии — это не часть гражданского общества, отражающая интересы разных его сегментов, а «политические машины, выстроенные вокруг бизнес-структур или лидеров»5; украинский парламент — это клуб политических предпринимателей, аффилированных с различными олигархическими кланами.
Обусловленная атомизацией общества и множественностью полуавтономных групп влияния, слабость украинского государства, созданного выходцами из рядов партийно-советской номенклатуры и технократии, заставила президента Л. Кучму и его окружение искать опору в тех группах, которые усилились в конкурентной борьбе и оказались способны сконцентрировать значимые ресурсы. К концу 1990-х гг. такими группами становятся олигархические кланы. Каждый из них формировался на базе больших бизнес-групп, чья экономическая мощь основывалась чаще всего на посреднических операциях с энергоносителями и участии в «большой приватизации». Каждый такой клан представлял собой конгломерат бизнесменов, чиновников и публичных политиков, связанных между собой патрон-клиентскими отношениями. «Клановая система предусматривала наличие целой иерархии клиен-тел и патронажных отношений, построенных на патримониальных общественных привычках и инстинктах и на протекторате власти, силовых
4 Фисун А. А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации. С. 173—174.
5 Гарань А. Украина: плюрализм «по умолчанию», революция, термидор // Pro et Contra. 2011. Т. 15. № 3/4. С. 73.
и фискальных структур»1. Возникновение олигархических кланов, с одной стороны, имело под собой причины социально-экономического характера (разложение системы извлечения ренты «красными директорами»), а с другой — было вызвано стремлением главы государства опереться на крупных игроков, которым он предоставлял доступ к тем или иным экономическим ресурсам в обмен на лояльность и политическую поддержку.
Кланы формируются во 2-й половине 1990-х гг. на региональном уровне и в дальнейшем предпринимают попытки распространить свое влияние на всю территорию страны, прежде всего через получение доступа к рычагам принятия решений. Крупнейшими кланами рубежа веков были днепропетровские бизнес-группы «Интерпайп» В. Пинчука и «Приват» И. Коломойского, киевская Г. Суркиса и В. Медведчука, харьковская А. Ярославского и Э. Галиева и ряд донецких бизнес-групп, наиболее значительными из которых были «System Capital Management» Р. Ахме-това, «Индустриальный союз Донбасса» В. Гайдука и С. Таруты.
Основными инструментами распространения своего политического влияния для олигархических кланов служили:
— организация собственных или «приватизация» уже существующих политических партий для отстаивания собственных интересов в Верховной Раде (так, «Социал-демократическая партия Украины (объединенная)» (СДПУ (о)) была политическим прикрытием киевского клана, «Партия регионов» — ряда донецких, «Трудовая Украина» — одного из днепропетровских и т. д.);
— продвижение собственных представителей на ключевые государственные посты (в частности, в 1996—1997 гг. премьер-министром был глава днепропетровского клана П. Лазаренко, в 1995—1996 и 2002—2004 гг. эту должность занимали ставленники донецких кланов Е. Марчук и В. Янукович, пересевший в кресло премьер-министра из кресла донецкого губернатора);
— вхождение в существующие клиентарно-патронажные сети и получение доступа к президенту через неформальные контакты с лицами, входящими в его непосредственное окружение (например, такими, как И. Бакай, С. Левочкин, А. Волков).
Следует отметить, что вплоть до 2002 г. отношения между кланами носили относительно мирный характер, позволявший избегать острых конфликтов и «войн» за раздел и передел собственности. Происходило это во многом благодаря тому, что ключевую роль в политической системе — роль арбитра, вето-игрока и распределителя ренты — сохранял за собой президент Л. Кучма. Именно в его руках находились возможности предоставлять крупным игрокам различные экономические преференции в обмен на
1 Касьянов Г. В. Система владних вщносин у сучаснш Укршш: групи штересу, клани та олшармя // Укра1н. юторич. журнал. Ки1в : Дieз-продукт, 2009. Вип. 1. С. 167.
политическую поддержку. Украинский исследователь Г. В. Касьянов отмечает: «Система узаконивала широкомасштабную коррупцию, поскольку не могла бы действовать без слияния (персонального или институционного) государственной власти и бизнеса... Эта система строилась на принципах лояльности к центральной фигуре»2. Помимо экономической заинтересованности основных агентов политического и экономического процесса в сохранении существующих правил игры слабость украинских государственных институтов компенсировалась механизмами «шантажистского государства» (blackmail state). Этот термин был введен американским политологом К. Дарденом для обозначения практик контроля ключевых политических и экономических акторов, осуществляемых главой государства с помо-
3
щью компромата .
Сложившаяся система начала давать сбой к концу второго президентского срока Л. Кучмы. К этому времени часть экономических и региональных элит стала тяготиться гегемонией Л. Кучмы и начала проявлять желание выйти из-под его патронажа. Речь идет о некоторых бизнес-группах второго порядка (в частности, Ю. Тимошенко, П. Порошенко и Е. Червоненко), которые находились на периферии клиентарно-патронажной сети президента Л. Кучмы и не могли рассчитывать на равный с более крупными игроками доступ к редистрибутивным механизмам. Обеспечить пересмотр сложившихся правил игры и повысить свое влияние на политическом и экономическом поле эти группы могли, лишь используя доступные стратегии, ресурсы и виды капитала. В условиях недостатка ресурсов ставка ими была сделана на союз с национал-демократами, апелляцию к избирателям и внешнюю поддержку. Новые линии внутриэлитных размежеваний начинают складываться в первые годы XXI столетия. Первые попытки пересмотреть существующие правила игры были предприняты в ходе «кассетного скандала», парламентских выборов 2001—2002 гг., акций «Украина без Кучмы» и «Восстань, Украина!». Накануне президентских выборов 2004 г. недовольные сложившимся положением элитные группировки консолидировались вокруг двух знаковых фигур: В. Ющенко и Ю. Тимошенко. Имевшиеся в распоряжении этих групп финансовые, организационные и медийные ресурсы были инвестированы в массовую протестную мобилизацию.
«Оранжевая революция» стала комбинацией целенаправленного использования технологий протестной мобилизации и массового эмоционально-политического возбуждения, вылившегося прежде всего в протестные акции на Майдане
2 Касьянов Г. В. Система владних вщносин... С. 171.
3 См.: Darden К. A. Blackmail as a tool of state domination: Ukraine under Kuchma // East European Constitutional Review. 2001. Vol. 10. № 2—3 (Spring-Summer 2001). P. 67—71. См. также: Рябчук М. Возможно ли пошатнуть «шантажистское государство»? // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2004. № 1. С. 35—40.
Незалежности в Киеве. Однако, как справедливо отмечает Д. Лэйн, «демонстраторы не были частью автономного революционного движения; их активность была формой аудиторного участия. С точки зрения контрэлиты, окружающей Ющен-ко, демонстрации были легитимирующим механизмом в поддержку государственного переворота, который имел значительную поддержку со стороны правящих политических элит (включая мэра Киева и отделения полиции безопасности), иностранную поддержку и поддержку дипломатического давления. Финансовые ресурсы были обеспечены, и не только иностранными сторонниками, но и "высшими слоями возникающего в стране среднего класса и новыми миллионера-ми"»1. При этом цели участвовавших в протестах, с одной стороны, организаторов и спонсоров протестов — с другой, радикально различались. Как отмечает А. А. Фисун, первые стремились к переходу от монополии к открытому политическому рынку и радикальной смене правил игры, вторые — к тому, чтобы занять центральные позиции в клиентарно-патронажной системе нового президента2.
Результатом событий 2004—2005 гг. стал распад сложившейся модели неопатримониального господства, основанной на гегемонии президента. По сути, произошел «захват государства» коалицией руководителей ряда бизнес-групп второго порядка3. Спонсоры «оранжевой революции», вошедшие в состав выигрышной коалиции (Ю. Тимошенко, П. Порошенко, Д. Жвания), стали использовать полученные властные полномочия для максимизации своего влияния как на политическом поле, так и в экономической сфере. Устранение ключевого вето-игрока значительно снизило затраты на получение выигрыша. Хотя правительство Ю. Тимошенко осуществило ряд мер, направленных на борьбу с теневыми доходами, прекращение налоговых махинаций, в целом ситуация, при которой близкий к власти крупный бизнес получал определенные преференции, сохранилась. Изменились лишь ключевые «благополучатели». Более того, контроль, полученный участниками новой выигрышной коалиции, над ресурсами государственной власти был использован ими для ослабления позиций своих политических противников и экономических конкурентов. «Все крупные бизнес-группы и клановые образования, которые недавно имели протекцию высшей власти, стали беззащитными. Часть донецкого клана (группа Р. Ахметова) временно потеряла "свое" правительство и премьера. В. Пинчук утратил персональную протекцию своего тестя-президента. Киевский клан, потеряв позиции в администрации президента, быстро
1 Лэйн Д. Оранжевая революция: «народная революция» или революционный переворот? // Полис. 2010. № 2. С. 50.
2 См.: Фюун О. Помаранчева револющя i демократична консолщащя. С. 56—57.
3 В публичном дискурсе это отразилось в виде метафорического обозначения «оранжевой революции» как восстания миллионеров против миллиардеров.
развалился. <.> Доходы всех трех групп в 2005 г. уменьшились»4. Кампания по реприватизации ряда активов, принадлежавших проигравшим кланам5, а также административное давление на их руководителей6 заложили основу для реализации циклического сценария «игры с нулевой суммой», когда каждая новая «захватывающая государство» коалиция, старалась использовать ресурсы государственной власти для реванша над своими оппонентами.
Поскольку условием разрешения кризиса 2004 г. была конституционная реформа, перераспределявшая властные полномочия от президента к парламенту, возможности главы государства по регулированию отношений между крупнейшими бизнес-группами существенно сократились. В силу этого, а также по причине слабости В. Ющен-ко как политического лидера он к осени 2005 г. фактически устранился от подобного арбитража, что обернулось всплеском рейдерства7. По сути, крупнейшие бизнес-группы ушли в «автономное плавание», делая ставку не столько на доступ к президенту, сколько на доступ к законодательной власти через поддержку и «раскручивание» собственных олигархических партий и фракций в Верховной Раде.
Распад клиентарно-патронажной сети президента привел к деконсолидации неопатримониального режима. Именно «сильный президент» был, по сути, единственным гарантом соблюдения существующих правил игры, которые навязывались всем акторам. В его отсутствие ведущие игроки делают ставку на максимизацию собственного присутствия на политическом и экономическом поле с использованием в числе прочего и неконвенциональных стратегий8.
Отметим, что важный и до сих пор недооцененный в литературе аспект политической динамики украинской постсоветской трансформации был связан со сменой поколений в украинской элите. Речь идет о масштабной чистке государственного аппарата, предпринятой «оранжевым» правительством. Уволив значительную часть представителей позднесоветской партийно-советской номенклатуры и технократии, сохранявших по-
4 Касьянов Г. В. Система владних вщносин... С. 174.
5 Крупнейшим из них стал металлургический комбинат «Криворожсталь», принадлежавший консорциуму, созданному группами «Интерпайп» В. Пинчука и «System Capital Management» Р. Ахметова, и подвергшийся реприватизации в 2005 г.
6 В частности, такому давлению подвергся Р. Ахметов, который был вынужден на некоторое время уехать за границу (См.: Касьянов Г. В. Система владних вщносин... С. 174).
7 Символическим событием, ознаменовавшим самоустранение главы государства, стала последовавшая после отставки Ю. Тимошенко встреча В. Ющенко с представителями крупного бизнеса 14 октября 2005 г., на которой он заверил олигархов в том, что административное давление на бизнес — дело прошлого, и призвал их к прозрачному ведению дел.
8 Наиболее яркими примерами подобных действий являются неконституционный роспуск Верховной Рады В. Ющенко в апреле 2007 г., политически мотивированное судебное преследование Ю. Тимошенко и Ю. Луценко, а также использование оппозицией вооруженного мятежа для свержения В. Яну-ковича в феврале 2014 г.
мимо личных корыстных мотивов ориентацию на служение государству, «оранжевые» власти в массовом порядке заменили их представителями нового поколения — поколения «семиде-сятнутых» (как называет его исследователь из Европейского университета в Санкт-Петербурге Д. Я. Травин1). В государственный аппарат на среднем уровне пришли рентоориентированные политические предприниматели и бизнесмены.
Таким образом, «оранжевая революция» стала не столько триумфом демократии и гражданского общества, сколько изменением модели неопатримониального государства, обернувшимся снижением автономности и дееспособности последнего. Несмотря на перфекционистские отзывы ряда исследователей об «оранжевой революции» как настоящем демократическом прорыве2, неопатримониальные практики ресурсоизвлече-ния после событий 2004—2005 гг. не претерпели изменений. Многочисленные патронаты сохранились. Происходила лишь смена персонала при неизменности самой неопатримониальной модели. Украинская политическая жизнь 2005—2013 гг. представляла собой непрерывную борьбу олигархических кланов за политическое доминирование и установление контроля над ключевыми государственными постами.
Конкуренция соперничающих коалиций происходила на фоне общественной пассивности. Д. Лэйн указывает на неэффективность украинских автономных ассоциаций гражданского общества: «Участие в ассоциациях "гражданского общества" на Украине является одним из самых низких в Европе — 84 % населения не имело никакого членства ни в какой ассоциации в 2005 г. — охват ниже, чем в 1994 г. "Показатель прочности НПО за 2003 г." (ШАГО) сообщал, что на Украине неправительственные организации были лишь на "переходной" стадии и находились в высокой степени зависимости от иностранных спонсоров»3.
Важным фактором, обеспечивающим влияние олигархических группировок, был контроль, который они имели над ведущими украинскими средствами массовой коммуникации4. Последние становились рупорами, используемыми стоящими за ними финансово-промышленными группами (ФПГ) для максимизации своего влияния в политическом поле. Даже позитивно оценива-
1 См.: Травин Д. Я. Семидесятнутые — анализ поколения : препринт М-25/11. СПб. : Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2011.
2 См., например: Макфол М. Пути трансформации посткоммунизма // Pro et Contra. 2005. Т. 9. № 2 (29). С. 92—107 ; Aslund A., McFaul M. Revolution in Orange: The Origins of Ukraine's Democratic Breakthrough. Washington, DC : Carnegie Endowment for International Peace, 2006.
3 Лэйн Д. Указ. соч. С. 51—52.
4 Важнейшим средством массовой коммуникации в украинском «обществе телезрителей» является телевидение.
80 % телевизионного рынка Украины контролирует четыре бизнес-группы. Из пяти самых рейтинговых украинских телеканалов каналы «СТБ» и «ICTV» принадлежат структурам В. Пинчука, «Интер» — Д. Фирташа, «1+1» — И. Коломой-ского, «Украина» — Р. Ахметова.
ющий результаты «оранжевой революции» немецкий политолог А. Умланд признает, что «после 2004 года... в телерадиовещании и прессе произошли и негативные перемены, в частности усилилось искажение информационного потока, а также произошла частичная депрофессионализация журналистской деятельности ("политейн-мент"), в чем, безусловно, сказалось растущее влияние финансовых магнатов»5.
Обострение конкуренции между основными финансово-промышленными группами не в последнюю очередь было вызвано тем, что исчез верховный арбитр, устанавливавший и обеспечивавший поддержание правил игры. Можно сказать, что с уходом Л. Кучмы период мирного сосуществования неопатримониально-олигархических кланов закончился, сменившись периодом острой конфронтации. Ее основные вехи можно охарактеризовать следующим образом.
Развал «оранжевой» коалиции почти сразу после «революции» и острые конфликты среди ее участников привели к массовому разочарованию электората в «оранжевых» партиях. Итогом этого стало то, что на парламентских выборах 2006 г. победу одержала «Партия регионов», являющая политическим прикрытием конгломерата донецких олигархических кланов. Теперь уже она, сформировав вместе с коммунистами и социалистами «антикризисную коалицию», предприняла попытку «захвата государства». «Партия регионов», получив должности премьер-министра, всех вице-премьеров и 14 министерских портфелей из 19, вернулась к практике предоставления экономических льгот собственным клиентарным группам.
Впрочем доминирование донецких кланов было не слишком продолжительным. Последовавший в апреле 2007 г. роспуск Верховной Рады на время приостановил их экспансию. Однако досрочные выборы, состоявшиеся 30 сентября 2007 г., в целом не изменили ситуацию. Новый политический расклад привел лишь к переделу сфер влияния между различными бизнес-кланами и бюрократическими группировками. Можно сказать, что выборы 2006 и 2007 гг. закрепили клановую децентрированность украинской политики.
Эта ситуация сохранилась в период второго пребывания Ю. Тимошенко во главе правительства и начала меняться после победы В. Янукови-ча на президентских выборах 2010 г. и «Партии регионов» на парламентских выборах 2012 г. Реванш «донецких» обернулся мощнейшим давлением на бизнес, ухудшением делового климата, новой чисткой госслужащих на среднем уровне с заменой их на выходцев с востока Украины (преимущественно из Донецка). Однако главным обстоятельством, вызвавшим недовольство украинских ФПГ и аффилированных с ними политических и медийных структур, стало то, что прези-
5 Умланд А. «Оранжевая революция» как постсоветский водораздел: демократический прорыв в Украине, реставрационный импульс в России // Континент: литератур., публицист. и религиоз. журнал. 2011. № 147 (январь — март). С. 470.
дент В. Янукович начал активно создавать собственную бизнес-группу и агрессивно продвигать ее интересы1. Это вызвало раздражение как бизнес-групп, вошедших в выигрышную коалицию президента (в частности, групп Р. Ахметова и Д. Фирташа — Ю. Бойко — С. Лёвочкина), так и групп, не вошедших в нее (например, группы И. Коломойского). Все они оказались солидарны в нежелании восстановить позицию президента как доминирующего актора и ключевого вето-игрока, поскольку видели в этом угрозу собственной безопасности. События рубежа 2013— 2014 гг. стали олигархическим ответом на попытку одной из бизнес-групп восстановить систему доминирования президента.
Фронда олигархических кланов соединилась с массовым недовольством, поводом для которого послужили отказ В. Януковича от подписания Соглашения об ассоциации Украины с Европейским союзом и силовые акции против сторонников евроинтеграции. Более глубинные причины были связаны с тем, что группировка, оказавшаяся у власти, эксплуатировала ее ресурсы в частных интересах, игнорируя производство общественных благ. Все это в результате и вызвало социальный взрыв. Массовая протестная мобилизация, получившая условное название Евромай-дан, и давление со стороны западных правительств в конечном счете привели не только к свержению и бегству В. Януковича, но и к фактическому провалу украинского государства.
За политическим «маятником», попеременно отдававшим власть в стране то «оранжевым», то «бело-голубым» правительствам, стояла борьба не партийно-идеологических платформ или стратегических программ развития страны, а коалиций политических предпринимателей, рентоори-ентированных бизнес-групп и неопатримониальных бюрократических клик за установление контроля над ресурсами государственной власти. Перехода к демократическим правилам политической игры на Украине так и не произошло. Украинский исследователь Ю. Мациевский отмечает: «Вместо компромисса и сотрудничества главные политические игроки предпочли "игру до победного конца", т. е. "игру с нулевой суммой", закончившуюся взаимным проигрышем. Парадоксальное поведение элит объясняется логикой эскалации конфликта: цена победы (пост президента с усиленными полномочиями) кажется выше цены участия в конфликте. Возможность использования ресурсов (общенационального богатства) в этой борьбе не ограничена какими-либо формальными или неформальными прави-лами»2. При анализе причин неизменного возвращения украинских элит к игре «с нулевой суммой» нельзя не учитывать специфику личного
1 Ключевую роль в формировании этого бизнес-клана, получившего название «семья», играл сын президента — А. Янукович.
2 Мациевский Ю. Смена, транзит или цикл: динамика
политического режима в Украине в 2004—2010 гг. // Полис (Полит. исслед.). 2010. № 5. С. 25.
опыта акторов, вовлеченных в украинский политический процесс. Многочисленные ситуативные альянсы, попытки взаимного уничтожения и, что немаловажно, сформировавшийся в 1990-х гг. габитус, определяющий конфронтационные практики акторов, не способствуют формированию доверия к своим оппонентам.
Падение правительства В. Януковича и радикальное ослабление государства открыло новую страницу противостояния олигархических кланов. В частности, донецкие кланы попытались использовать протестную волну на востоке Украины для того, «чтобы пересмотреть статус Донбасса в составе Украины, получив больше прав и гарантии сохранности своего бизнеса»3. Глава днепропетровского клана И. Коломойский решил воспользоваться гражданским конфликтом для передела активов в Донбассе в свою пользу. Именно он финансировал создание первых добровольческих батальонов (таких, как «Донбасс», «Азов» и «Айдар»). Это означало появление на Украине «частных армий», которые лишь частично подчинялись приказам вышестоящего командования. Действия этих сил способствовали эскалации конфликта в Донбассе. Избрание президентом Украины одного из крупнейших украинских бизнесменов П. Порошенко тоже не способствовало укреплению государства. По сути, произошел очередной «захват государства» одной из бизнес-групп с целью последующей эксплуатации ею ресурсов распадающегося государства.
Несмотря на риторику, преподносящую и превозносящую события рубежа 2013—2014 гг. как «революцию достоинства», радикально обновившую украинское общество, неопатримониальные практики не претерпели сколько-нибудь заметных изменений. Исходя из классических, восходящих к построениям М. Вебера и П. Бурдье, представлений о государстве как о монополии физического и символического насилия, можно констатировать недостаточность силовых и символических ресурсов, которыми располагает украинское государство для недопущения «захвата государства», преодоления критической зависимости от внешних акторов, а также обеспечения культурной гомогенизации общества.
Оценивая траекторию трансформации постсоветской Украины за последнее десятилетие, можно утверждать, что одними из основных факторов, определявших динамику ее развития, были слабость украинского государства и неопатримониальный характер политического режима. Консолидированный неопатримониальный режим, сложившийся в период президентства Л. Кучмы, распался в ходе «оранжевой революции». Результатом олигархического «захвата государства» и частного присвоения права распоряжаться публичной властью во имя собственных интересов
3 Гужва И., Короткое Д. История донецкой бойни. Как Донбасс погружали в войну: реконструкция событий весны-2014 // Вести. Репортер. 2015. № 14 (78). URL: http://reporter. vesti-ukr.com/art/y2015/n14/14642-istoriya-doneckoj-bojni.html#. VTcDgZNWpoM (дата обращения: 11.10.2015).
в ущерб производству общественных благ стало снижение автономности и дееспособности украинского государства. Соперничество коалиций политических предпринимателей, рентоориенти-рованных бизнес-групп и неопатримониальных
бюрократических клик и нежелание каждой из них допустить усиления любой другой группы в конечном итоге вызвали обвал государства и нарастание конфликтов, приведших к гражданской войне.
S. V. Kozlov
POST-SOVIET UKRAINIAN TRANSITION: POSSIBLE INTERPRETATION
The author considers the Ukrainian political dynamics of the past fifteen years based on the concept of neopatrimonial-ism and state power. A consolidation of the neopatrimonial regime in Ukraine developed during Leonid Kuchma's presidency, which broke up during "the orange revolution". The latter can be defined as a disintegration of the existing model of neo-patrimonial domination based on presidential hegemony as well as "the state capture" by of the leaders' coalition of the second echelon business groups. The article shows how rivalry between coalitions of political entrepreneurs, reoriented business-groups, and neopatrimonial bureaucratic cliques and also their unwillingness to allow the strengthening of any group led to the decline of autonomy and capability of the state in Ukraine. It finally led to a collapse of the state and an increase in the civil opposition that caused the armed conflict.
Keywords: Ukraine, neopatrimonialism, political transition, state-building, "orange revolution", Euromaidan.
