CC BY
216Modus vivendi
Постсоветский Казахстан
Пути формирования национальной идентичности
© Рыжичкин Н. Н.
© Ryzhichkin N.
Постсоветский Казахстан. Пути формирования национальной идентичности Post-Soviet Kazakhstan. The paths of building national identity
Аннотация. Описана основанная на сочетании этнического и гражданского компонентов модель национального строительства Республики Казахстан. Выделены такие ее компоненты, как героическая и «трагическая» память. В качестве примеров, отражающих этот курс, рассмотрено идейное содержание Дня независимости Республики Казахстан, 16—17 декабря, и Дня памяти жертв политических репрессий (и голода), 31 мая.
Annotation. The article attempts to describe Kazakhstanination-building model which is based on a combination of ethnic and civil approaches. Heroic and "tragic" modes of national memory are considered as separate components of the Kazakhstani leadership's course on social consolidation, with cases of Kazakhstan Independence Day and Day of Remembrance of Victims of Political Repression (and Hunger) being set as examples of its implementation.
Ключевые слова. Казахстан, нарратив, национальная идентичность, национальная память, праздники, памятные дни, голод 1932—1933 гг.
Key words. Kazakhstan, narrative, national identity, national memory, holidays, memorable days, the famine of the 1932—1933.
Минуло уже почти три десятка лет после распада Советского Союза. Однако процесс строительства наций в бывших союзных республиках не теряет актуальности и до сих пор далек от завершения. Хотя их постсоветская трансформация опиралась на консолидацию вокруг «титульного этноса», процессы нациестроитель-ства на постсоветском пространстве демонстрируют большое многообразие форм и методов такой консолидации, не сводимых к общему знаменателю [25. С. 77].
По своей сути любой проект национально-государственного строительства подразумевает создание общей идентичности, которая будет разделяться если не всеми, то, по крайней мере, большинством граждан. Поэтому так важна работа политических элит с коллективным прошлым, через общность которого выстраивается та или иная политическая идентичность. Одним из основных инструментов здесь выступают мифы — «разделяемые членами политического сообщества, упрощенные и эмоционально окрашенные нарративы, сводящие сложные
РЫЖИЧКИН Никита Николаевич — младший научный сотрудник сектора Центральной Азии Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН (г. Москва).
и противоречивые исторические процессы к редуцированным и удобным для восприятия схемам» [15. С. 10].
«Пригодность» прошлого для успешного его использования в деле на-циестроительства может быть оценена по ряду важных критериев. В их числе:
— закрепленность того или иного события, образа, символа или мифа прошлого в массовом сознании посредством каналов социализации;
— направленность на конструирование положительного образа «Нас»;
— отсутствие по его поводу в обществе взаимоисключающих оценок [16. С. 116].
Большой интерес в этом отношении представляет постсоветский опыт национального строительства в Казахстане.
Проблема выбора оптимальной модели нациестроительства
Строительство национальных государств на постсоветском пространстве и, в частности, в Средней Азии имело общую логику, когда с обретением независимости место русской культуры в качестве основы государственной культурной идентичности «заняла культура титульного этноса» [11. С. 46]. Несмотря на наличие общих черт по данному критерию с другими государствами, казахстанский случай обладал своей спецификой.
Она обусловлена фактом отсутствия в Казахстане, в отличие от других государств региона, выраженного численного перевеса представителей титульного этноса в национальном составе населения на момент провозглашения независимости. Так, для Казахской ССР этот показатель в период с 1989 г. составил всего 40% (меньше, чем в других республиках Средней Азии), в то время как доля русского населения составляла 37,6% (наоборот, значительно больше, чем в других республиках) [32. С. 133]. Остальные почти 20% населения составляли представители свыше 120 различных этносов и народностей.
Поиски национальной идентичности на фоне отказа от коммунистической идеологии привели к усилению в обществе ценностей «традиционного ареала» с присущими ему доминированием консервативного сознания и ориентацией на «этнические и субэтнические образы культуры» [11. С. 47]. Основными их носителями в Казахстане выступили сельские жители, а также многочисленная социальная группа городских маргиналов — недавно переехавших в город сельчан [17]. Именно эти социальные группы оказались наиболее благоприятной средой для возникновения и воспроизводства различных этноцентристских исторических мифов.
В свою очередь, хотя основными мотивами таких мифов являются одинаково значимые для всех народов темы обретения родины, собственной государственности, национальных катастроф и великих побед [31. С. 18], группоцентристские трактовки одного и того же историческо-
го события могут приобретать противоположный и даже взаимоисключающий характер. При этом подобные элементы коллективной памяти обладают высокой степенью устойчивости и с трудом поддаются изменению извне, что связано с их конституирующей ролью для группы. Как отмечает теоретик культурной памяти Я. Ассман, «социальная группа, учреждающаяся как общность воспоминания», оберегает свое прошлое с точек зрения своеобразия и долговечности, с одной стороны, подчеркивая тем самым свое отличие от внешнего мира, а с другой — развивая и утверждая сознание неизменности собственной идентичности и преемственности своего исторического развития [4. С. 41].
Таким образом, вопрос определения вектора развития в Казахстане уже изначально не мог быть решен в пользу построения национального государства, основанного сугубо на этноцентристском историческом мифе и символах. Это не соответствовало количественным параметрам этнической ситуации и несло угрозу нарастающей политизации этнического фактора с дальнейшей деградацией ситуации в межэтнических отношениях. Наконец, доминирование во всех сферах общественной жизни русского языка и в то же время значительно меньшее распространение казахских языка и культуры (за рамками которых находились не только большинство представителей других этносов, но и часть самих казахов) предопределили значительно более низкий интегративный потенциал последних в масштабах страны в целом.
Ответом на сложившуюся в республике ситуацию стал сформулированный Н. А. Назарбаевым еще до провозглашения Казахстаном независимости политический курс, в основу которого легли принципы центризма. Речь шла о приоритете «обеспечения политической стабильности как важного фактора развития общества и государства и сохранения благоприятной атмосферы в межнациональных отношениях как одного из ключевых компонентов этой стабильности» [30. С. 39]. В национально-государственном строительстве все эти принципы нашли отражение в рамках модели, сочетающей в себе идею построения полиэтнической гражданской нации.
Государствообразующую роль при этом призван был играть казахский этнос. Это позволило руководству республики дистанцироваться от навязываемого казахскими националистами дискурса и в то же время учесть чаяния казахского народа. Как отмечает американский исследователь М. Б. Олкотт, «правительству хочется одновременно... превратить Казахстан в особое место для казахов и стимулировать чувство гражданской гордости у всех остальных национальностей» [22. С. 78].
Не будет поэтому далекой от истины характеристика казахстанского подхода к нациестроительству как «комбинированного» (или «гибридного»). Основан он на сочетании гражданского и этнического компонентов, что непосредственно проявилось, среди прочего, в двойственности политики национальной памяти на примере отмечаемых в Казахстане государственных праздников. Так, казахстанские эксперты отмечают неоднозначность введенного в 2016 г. в качестве государственного праздника Дня благодарности (1 марта), символизирующего
благодарность представителей народов Казахстана к титульной нации за терпимость и гостеприимство в годы массовых репрессий. Официально цель праздника заключается в воспитании у молодого поколения казахстанских граждан чувства взаимной терпимости и укреплении межэтнического согласия. Но существует и подтекст, состоящий в том, что «депортированные в годы сталинских репрессий на территорию Казахстана народы должны быть благодарны казахам, чем подчеркивается их особая роль, выделяющая их в ряду других народов» [25. С. 81—82].
Параллельное существование в рамках единого национального календаря подобных символов, ориентированных на разные ценностные компоненты нациестроительства, началось значительно раньше. Это может быть продемонстрировано на примере двух памятных дат и связанных с ними мифов идентичности: Дня независимости (16—17 декабря) и Дня памяти жертв политических репрессий (31 мая). Прежде, чем приступать к анализу столь чувствительной темы, как исторические мифы, подчеркнем: нельзя ограничивать советский опыт только негативными явлениями.
Как отмечал Н. Назарбаев, «было бы наивным закрывать глаза на те бесспорно позитивные моменты, которые были в недавней истории всех народов [СССР], в том числе и казахского. Неоспоримо, что за семь с лишним десятилетий — по существу, ничтожно малый отрезок времени — проведена грандиозная модернизация экономики и некогда патриархального образа жизни людей» [18. С. 7]. Без этого замечания упомянутый выше принцип исторического центризма был бы неполным и неверным.
Героическая память как фактор внутриэтнической консолидации
Особое значение в рамках политики национальной памяти придается «мифу основания», призванному ответить на ключевые экзистенциальные и аксиологические вопросы данной социально-политической общности. Как отмечает И. Самаркина, главная функция политики памяти состоит в «формировании исторической компоненты политической картины мира, как основания национально-государственной идентичности» [12. С. 667].
Переосмысление национальной истории в Казахстане в постсоветский период во многом шло через отрицание позитивной роли предыдущего исторического опыта, связанного с периодами «колониальной политики царизма» и «советской тоталитарной системы». Историк Ж. Кундакбаева так излагает основную канву постсоветского наррати-ва Казахстана: «в центре Евразии жил свободолюбивый, гордый народ, имевший свои традиции и культуру, однако он был завоеван, а в дальнейшем идеологически подавлен другим народом, в результате чего утерял основные признаки национальной идентичности — язык, культуру, хозяйственный уклад» [20. С. 266]. Лейтмотивом данной концепции стала идея борьбы казахского народа за независимость, трактуемую как восстановление некогда утраченной государственности.
Наглядный пример сконструированного политическим руководством страны нового мифа — доклад президента Н. Назарбаева на торжественном собрании, посвященном 5-летию независимости Республики Казахстан 16 декабря 1996 г. В нем истоки национальной государственности возводились к временам создания на территории евразийских степей в середине VI в. Тюркского каганата и далее прослеживались до образования в середине XV в. Казахского ханства.
Затем, как заявлялось, этап поступательного развития казахского государства сменяется периодом борьбы с иноземными завоевателями — сначала джунгарами, а потом Российской империей. Он завершился потерей независимости, борьба за восстановление которой представлена в виде телеологически выстроенного повествования, объединившего воедино целый ряд исторических событий и периодов. Среди них — восстания против российской колонизации конца XVIII — первой половины XIX в., деятельность казахской национальной интеллигенции начала XX в., среднеазиатское восстание 1916 г. и национально-освободительное движение в Торгае под руководством А. Иманова, создание и деятельность партии «Алаш», крестьянские бунты и восстания в 1929—1931 гг. как ответ на силовую политику государства и, наконец, выступление казахской молодежи против диктата центра 17—18 декабря 1986 г. в Алматы [19. С. 70—90]. В основу всего этого повествования был положен героический нарратив борьбы за независимость, направленный на консолидацию представителей титульного этноса вокруг позитивного восприятия собственного прошлого.
Наряду со своей консолидирующей функцией, данный нарратив был призван опровергнуть утверждение, что независимость Казахстану досталась почти бескровно. Ведь массовые выступления 17—18 декабря 1986 г., будучи включенными в многовековую историю национально-освободительной борьбы, приобрели статус события, положившего начало возрождению некогда утерянной «истинно национальной» государственности, своего рода «возвращения к истокам» и восстановления «исторической справедливости». В связи с этим можно согласиться с Д. Ашимбаевым, который отмечает, что события 1986 г. в современной казахстанской государственной пропаганде и официальной историографии заняли «ключевое место в логически выстроенном ряде борьбы казахского народа за суверенитет». Это привело к их сакрализации и мифологизированной односторонней оценке в отрыве от реального внутриполитического контекста того времени [7].
В настоящее время День независимости Республики Казахстан, отмечаемый 16—17 декабря, является одним из символических инструментов, призванных закрепить описанный выше исторический миф в национальной памяти. Стоит отметить, что нынешний статус национального данный праздник получил не сразу. Изначально в качестве национального праздника в Казахстане был установлен День республики (25 октября), приуроченный к принятию 25 октября 1990 г. Декларации о государственном суверенитете Казахской ССР, а День независимости входил в перечень «праздничных дней». Но уже в принятом шесть лет спустя
Законе Республики Казахстан от 13 декабря 2001 г. № 267 «О праздниках в Республике Казахстан» ситуация сложилась обратная: День республики — имеет статус государственного праздника, День независимости — национального, различия между которыми конкретизируются на законодательном уровне. Государственными считаются праздники, «посвященные событиям, имеющим общественно-политическое значение, а также традиционно отмечаемые гражданами Республики Казахстан». Статус же национальных получают праздники, «установленные в Республике Казахстан в ознаменование событий, имеющих особое историческое значение, оказавших существенное влияние на развитие казахстанской государственности». Впоследствии, со вступлением в силу в апреле 2009 г. поправок в закон «О праздниках», День республики вовсе был отменен [10].
По своему содержанию оба праздника отражают общий нарратив о борьбе за независимость. День независимости 16—17 декабря приобрел больший символический вес, поскольку был непосредственно хронологически привязан к принятию Конституционного закона от 16 декабря 1991 г. № 1007-ХП «О государственной независимости Республики Казахстан», появившегося спустя ровно пять лет после пленума ЦК компартии Казахстана, ставшего прологом к декабрьским событиям 1986 г. и, кроме того, самим этим событиям. Таким образом, закрепление статуса национального праздника за Днем независимости можно интерпретировать как пример формирования нового «места памяти» (П. Нора), в основу которого положен этноцентристский исторический миф.
«Трагическая» память как фактор национальной консолидации
Формирование национальной памяти постсоветского Казахстана, как было отмечено, не могло быть ограничено исключительно этноцентристскими символами. В связи с этим руководство страны вынуждено было искать и такие, которые могли бы обеспечить консолидацию всего казахстанского общества на основе ценностей гражданской нации. Одним из таких символов стала память о жертвах массовых депортаций и политических репрессий, объединенных под общей памятной датой — Днем памяти жертв политических репрессий и голода, 31 мая, утвержденным в соответствии с Указом Президента Республики Казахстан от 5 апреля 1997 г.
Концептуальные положения, составившие смысловое содержание Дня памяти, изложены президентом Н. Назарбаевым на IV сессии Ассамблеи народов Казахстана 6 июня 1997 г., приуроченной к памятным мероприятиям в рамках Года общенационального согласия и памяти жертв политических репрессий. Свой подход к теме репрессий в СССР Н. Назарбаев основывает на трех принципах, которые он называет «черными уроками тоталитаризма». Во-первых, сохранение памяти о жертвах репрессий — это нравственный долг каждого казахстанца перед
жившими ранее поколениями. Во-вторых, это возможность понять причины социально-экономического отставания Казахстана и осознать необходимость форсированного проведения реформ во всех сферах жизни казахстанского общества «как возвращение к тому пути развития и историческому выбору, который был сделан национальной интеллигенцией в начале XX века» и «прерван тоталитарным режимом». Наконец в-третьих, память о прошлом служит предостережением от ошибок в будущем, что требует проведения новой национальной политики [18. С. 8—19]. Таким образом, все три урока «тоталитаризма» символизируют полный разрыв с наследием «тоталитарной системы» и являются наставлением будущим поколениям, которое может быть сформулировано в виде императива «Это не должно повториться!».
Если в случае с Днем независимости конструируется героический нарратив, повествующий о многовековой борьбе казахского народа за независимость, то в данном случае речь идет о жертвах. Стоит сказать, что проблема жертвенности как ресурса нациестроительства рассматривалась еще французским философом и историком религии Ж. Э. Рена-ном (1823—1892), который утверждал, что общий траур для национальной памяти имеет даже большее значение, чем общие победы. Поэтому одно из его определений, данных понятию нации, гласит, что она есть «великая солидарность, устанавливаемая чувством жертв, которые уже сделаны и которые расположены сделать в будущем» [26. С. 101]. В этом смысле идея жертвенности не меньше относится и ко Дню независимости. Так, по мнению одного из бывших депутатов Верховного Совета Казахстана 12-го созыва А. Перегрина, это особый праздник, который сочетает в себе как триумф, так и траурный оттенок, являясь тем самым одновременно и днем памяти [24].
В этом смысле концепт «жертвы» требует уточнения. Как отмечает немецкая исследовательница А. Ассман, в современном дискурсе исторической памяти семантика жертвы характеризуется поляризацией понятий «sacrificium» (англ. sacrifice) и «victima» (англ. victim). Если первое подразумевает добровольное самопожертвование во имя какой-либо высокой цели и связано с героической и религиозной сферой (героическая память), то второе, напротив, обозначает жертву как пассивный и беззащитный объект асимметричного насилия (травматическая память) [3. С. 75—76]. Принимая во внимание это различие, можно ответить на вопрос о том, формой институционализации какого типа памяти, с точки зрения казахстанского руководства, является День памяти жертв политических репрессий.
В уже упомянутом выступлении Н. Назарбаева в 1997 г. он озвучивает положение: «обращаясь к прошлому, мы можем начать поиски виновных, в том числе виновных наций», согласно которому далее формулирует свою позицию: «мы должны четко расставить все акценты. И только тогда перед нами откроется вся историческая правда: ни один народ не является виновником этнического Апокалипсиса уходящего столетия. Это вина системы» [18. С. 6]. Анализ других выступлений Н. Назарбаева разных лет, в которых затрагивалась тема репрессий, дает основания
сделать вывод об отсутствии принципиальных изменений в подходе руководства республики к данным историческим событиям — в роли обвиняемой стороны, как правило, выступает «тоталитарная система», что связано с последовательным проведением курса на поддержание межэтнического мира и согласия в республике.
Интересно мнение Н. Лапина, который на основании количественного анализа использования слова «история» в выступлениях президента республики на сессиях Ассамблеи народа Казахстана (АНК) с 2006-го по 2015 г. выявил, что самые высокие показатели (17 раз в 2011 г., 16 — в 2013-м, 15 — в 2015-м) приходились на такие «исторические» и «юбилейные» годы, как 20-летие Независимости, проведение 20-й сессии АНК и 20-летие создания АНК. Наиболее низкие показатели (2 раза) были зафиксированы в 2008-м и 2012 г., на последний из которых пришлись 80-летие голода начала 1930-х гг. и 75-летие пика массовых политических репрессий. Казахстанский исследователь связывает это с «позитивным восприятием Президентом истории»: «Так, если исторические события носят явный позитивный след, частота упоминания в тексте слова "история" возрастает, .а если исторические события трагичные, то, наоборот, частота использования или сопровождения заметно снижается» [14. С. 121—122].
Это логично с точки зрения конструирования позитивной национальной идентичности, основанной на положительной оценке исторического опыта и перспектив страны. При ней даже критический настрой к собственному прошлому не приобретает характер саморазрушения, когда «самоидентификация с национальным сообществом оборачивается безоговорочным отрицанием его опыта» [12. С. 410]. Таким образом, День памяти жертв политических репрессий направлен в первую очередь на формирование инклюзивной общенациональной идентичности, претендующей на интеграцию коллективного исторического опыта этнических групп, проживающих в Казахстане. В свою очередь, идея жертвы в данном случае приобретает героические коннотации мученичества, поскольку рассматривается через призму высокой цели сохранения мира и недопущения ошибок прошлого для будущих поколений.
^Т-1 с/
Травматическая память как вызов национальной консолидации
Таким образом, власти страны стремились соблюсти определенный баланс между двумя группами символов, одни из которых были ориентированы на внутриэтническую консолидацию (казахская нация), а другие — на консолидацию общегражданскую (казахстанская нация). Однако процесс национально-государственного строительства при опоре на консолидирующую роль титульной нации неизбежно сопровождался казахизацией общественно-политического и информационного пространства республики, причем ее потенциал еще далеко не исчерпан.
Так, новая национальная историография критически переоценила период пребывания Казахстана в составе Российской империи и Советского Союза с позиций ущемления прав казахов. И. Орлова, говоря об общих особенностях формирующихся на постсоветском пространстве новых национальных историй, указывает на их антироссийскую направленность [23. С. 126—127]. Одной из превалирующих тем этноцентристского нарратива стали темы политических репрессий, а также голода.
Голод 1932—1933 гг., ставший трагедией для народов Казахстана, был частью общесоюзного голода. Его жертвами, согласно последним оценкам, в целом в стране стали около 5,6 млн человек [13. С. 422]. В казахстанской историографии отсутствует единство мнений относительно числа жертв среди казахского населения. В разное время потери оценивались в 1750 тыс. человек [1. С. 67], 2020 тыс. погибших и 616 тыс. безвозвратно откочевавших [29. С. 124], 2,5 млн погибших и 616 тыс. безвозвратно откочевавших [5], 1840 тыс. человек, или 47,3% от численности этноса в 1930 г. [2]. Причины столь масштабных потерь среди казахов были связаны главным образом с разрушением хозяйственно-экономической основы их существования — кочевого животноводства. Как пишет
B. Кондрашин, «принудительное "оседание" кочевников в стационарных крупных поселках, гибель скота от бескормицы и ненадлежащего ухода за ним в наспех и насильно созданных колхозах, его непомерное изъятие в счет обязательных госпоставок обрекли казахов на голод и голодную смерть. Но не потому, что они были казахами, а потому что были скотоводами-кочевниками» [13. С. 412].
Не могут не вызывать беспокойства попытки последних лет политизировать тему голода 1930-х гг. в Казахстане. И. Орлова отмечает, что некоторые казахские историки «вбрасывают в массовое сознание мифологемы о том, .что голод 1932—1933 гг. был "специально" организован с целью полного уничтожения казахского этноса» [23. С. 131]. Эффект от таких вбросов мультиплицируется усилиями казахоязычных интернет-СМИ. Рост их популярности обеспечивался за счет массово переселяющихся в города казахских сельских жителей. А они «являются носителями традиционной культуры с выраженной этнокультурной идентичностью», что делает их более восприимчивыми к националистическому дискурсу [8. С. 10]. Как отмечает С. Бейсембаев, усилиями казахоязычных масс-медиа «среди казахов массово транслируется комплекс жертвенности и уязвленного национального достоинства. Чрезвычайно популярным является мнение о многострадальном казахском народе, который живет в окружении внешних и внутренних врагов» [8.
C. 25].
В отличие от чисто дискурсивных тенденций в информационном пространстве республики, гораздо большие опасения связаны с уже имеющими место конкретными политическими импликациями. Только в период 2007—2013 гг. в мажилисе Республики Казахстан отмечены четыре депутатских запроса, в которых в том или ином контексте
поднимается вопрос политической переоценки голода. Так, в 2007 г. группа мажилисменов во главе с депутатом А. Смайылом призвала «на республиканском уровне» почтить память жертв голода 1930-х гг. в Казахстане [28]. Спустя два года мажилисмен И. Елекеев указал на необходимость установления в Казахстане мемориала жертвам голода и более подробного изучения этого периода истории в рамках школьной программы [33]. В мае следующего года от группы парламентариев по главе с А. Смаилом прозвучало предложение переименовать День памяти жертв политических репрессий, 31 мая, в День памяти жертв массовых репрессий и голода [6]. В 2013 г. в официальном запросе группы депутатов от парламентской фракции Демократической партии Казахстана «Ак жол» была подвергнута критике деятельность правительства, которое в рамках памятных мероприятий по случаю Дня памяти жертв политических репрессий не уделяет должного внимания теме голода. В документе также была отмечена необходимость создания мемориального комплекса жертвам политических репрессий и «искусственно организованного Голода, уничтожившего почти половину казахского народа». Такая необходимость рассматривается как важное событие с точки зрения «патриотического воспитания молодежи» [27].
В результате еще накануне 80-летней годовщины голода президентским указом от 20 октября 2011 г. 31 мая стало именоваться Днем памяти жертв политических репрессий и голода. А уже в 2012 г. в Астане и Павлодаре были установлены первые памятники, посвященные жертвам голода 1932—1933 гг. В 2017 г. аналогичный памятник открыли в Алматы [9].
В последние годы участились политически инспирированные попытки продвигать в казахстанском обществе «геноцидную» интерпретацию голода. Так, членами созданной в апреле 2018 г. в Брюсселе организации «Форум "Новый Казахстан"» уже спустя месяц был обнародован «Меморандум о признании геноцида казахов», в котором признание голода геноцидом подается как «акт покаяния» перед жертвами голода и первый шаг на пути к «настоящей информационной безопасности» и возможности сформировать новую казахстанскую идеологию, «свободную от советского прошлого» [21]. 30 января 2019 г. в кинотеатре «Арман» города Алматы был показан фильм «Зулмат», в котором голод пытаются преподнести именно как геноцид в Казахстане. В тот же день фильм был загружен на видеохостинг YouTube, где к середине апреля он собрал 440 тыс. просмотров и более 7,5 тыс. комментариев. Примечательно, что
в его создании активное участие принимали украинские специалисты.
* * *
Политика национальной консолидации полиэтнического казахстанского общества в республике оказалась более сложной, чем в соседних государствах Средней Азии. Исходя из принципа центризма в оценке исторических событий, она «изначально опиралась на двойственную систему ценностей» в рамках дилеммы этническая/гражданская нация [8. С. 17]. Однако в силу роста доли казахского населения республики и инструментализации темы голода политическими силами внутри и
вне республики существующая модель балансирования между двумя системами символов может потерять свою релевантность.
Нынешний казахстанский режим может противостоять провокациям, направленным на дестабилизацию политической ситуации путем искусственного раздувания комплекса жертвенности у казахского народа. Однако задача сохранения бесконфликтного существования полиэтнического казахстанского общества как в рамках системы «титульная нация/национальные меньшинства», так и внутри самой титульной нации крайне сложна. Ее решение будет зависеть от способности руководства страны сохранить за собой доминирующее право на интерпретацию коллективного прошлого и способности поддерживать общественный консенсус относительно значимых и актуальных элементов этого прошлого, не нарушая ранее намеченного курса на формирование позитивного восприятия национальной истории.
Литература
1. Абылхожин Ж. Б., Козыбаев М. К., Татимов М. Б. Казахстанская трагедия // Вопросы истории. 1989. № 7.
2. Алексеенко А. Н. Демографические последствия голода в Казахстане начала 30-х годов (оценка потерь казахского этноса)// Демоскоп Weekly. 2003 № 101—102. — http://www.demoscope.ru/ weekly/2003/0101/analit02.php (дата обращения: 30.11.2019).
3. Ассман А. Длинная тень прошлого : Мемориальная культура и историческая политика / пер. с нем. Б. Хлебникова ; 2-е изд. М. : Новое литературное обозрение, 2018.
4. Ассман Я. Культурная память : Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / пер. с нем. М. М. Сокольской. М. : Языки славянской культуры, 2004.
5. Асылбеков М. Внешняя миграция и ее влияние на национальную структуру Казахстана в ХХ в. // Уроки отечественной истории и возрождение казахского общества : материалы научной сессии ученых Министерства науки — Академии наук Республики Казахстан, посвященной году народного единства и национальной истории. Алматы, 4 июля 1998 г. Алматы, 1999.
6. Атамыз цазацтьщ ары-берп тарихында б^рын-совды дал осындай нэубет болган емес // К^азацстан Республикасы Парламент Мэжшсшщ ресми сайты. 2010. 19.05. — http://www.parlam.kz/ kk/mazhilis/news-details/id4458/1/15 (дата обращения: 30.11.2019).
7. Ашимбаев: Нельзя вырывать декабрьские события из контекста эпохи // CA-portal. 2016. 21.10. — http://www.ca-portal.rU/article:30640 (дата обращения: 30.11.2019).
8. Бейсембаев С. Феномен казахского национализма в контексте сегодняшней политики: от отрицания к пониманию : Программа для молодых исследователей в области публичной политики Фонда Сорос-Казахстан, 2015. — https://www.soros.kz/wp-content/uploads/2015/09/kazakh_ nationalism.pdf (дата обращения: 30.11.2019).
9. В Алматы открылся памятник казахским жертвам голодомора // Центр-1. 2017. 31.05. — https:// centre1.com/kazakhstan/v-almaty-otkrylsya-pamyatnik-kazahskim-zhertvam-golodomora/ (дата обращения: 30.11.2019).
10. В Казахстане отменили День Республики // Nur.kz. 2009. 04.27. — https://www.nur.kz/123969-v-kazahstane-otmenili-den-respubliki.html (дата обращения: 30.11.2019).
11. Звягельская И. Д. Становление государств Центральной Азии: политические процессы / науч. ред. К. Л. Сыроежкин. М. : Аспект Пресс, 2009.
12. Идентичность : Личность, общество, политика : энциклопедическое издание / отв. ред. И. С. Се-мененко / ИМЭМО РАН. М. : Весь мир, 2017.
13. Кондрашин В. В. Голод 1932—1933 годов: трагедия российской деревни / 2-е изд., доп. и пе-рераб. М. : Политическая энциклопедия, 2018.
14. Лапин Н. С. Президент Республики Казахстан Н. А. Назарбаев и формирование исторического сознания казахстанцев. Астана : БиКА, 2017.
15. Малинова О. Ю. Актуальное прошлое : Символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентичности. М. : Политическая энциклопедия, 2015.
16. Малинова О. Ю. Проблема политически «пригодного» прошлого и эволюция официальной символической политики в постсоветской России // Политическая концептология: журнал метадис-циплинарных исследований. 2013. № 1.
17. Масанов Н. Э. Национально-государственное строительство в Казахстане: анализ и прогноз // Вестник Евразии. 1995. № 1.
18. Назарбаев Н. А. Историческая память, национальное согласие и демократические реформы — гражданский выбор народа Казахстана : доклад на IV сессии Ассамблеи народа Казахстана. Алматы : Казахстан, 1997.
19. Назарбаев Н. А. Уроки истории и современность : доклад на торжественном собрании, посвященном 5-летию независимости Республики Казахстан. Алматы : Казахстан, 1997.
20. Национальные истории на постсоветском пространстве — II / под ред. Ф. Бомсдорфа, Г. Бор-дюгова. М. : Фонд Фридриха Науманна : АИРО-ХХ1, 2009.
21. О признании геноцида казахов : Правовые основы и политическая оценка // Матрица.^. 2018. 21.05. — http://www.matritca.kz/news/54004-o-priznanii-genocida-kazahov-pravovye-osnovy-i-politicheskaya-ocenka.html (дата обращения: 30.11.2019).
22. Олкотт М. Б. Казахстан: непройденный путь / Московский Центр Карнеги. М. : Гендальф, 2003.
23. Орлова И. Б. Этнизация исторического знания в постсоветских государствах // Социологические исследования. 2009. № 10.
24. Почему в Казахстане тихо отменили праздник Дня республики — 25 октября // Радио «Азат-тык». 2010. 25.10. — https://rus.azattyq.org/a/kazakhstan_independence_day/2198231.html (дата обращения: 30.11.2019).
25. Регулирование этнополитической конфликтности и поддержание гражданского согласия в условиях культурного разнообразия: модели, подходы, практики : аналитический доклад / отв. ред. И. С. Семененко. М. : ИМЭМО РАН, 2017.
26. Ренан Э. Собрание сочинений : в 12 т. / пер. с фр. под ред. В. Н. Михайлова. Киев : Б. К. Фукс, 1902. Т. 6.
27. Саяси к^ын-одт к^рбандарын, тарихымыдаы цаарет жылдарын зерттеп, урпада к^нды магл^мат цалдыру женшде Уюмет тарапынан ат^арылып жат^ан ^мыстарымен хабардар ету тура-лы. № исх: ДС-107 от 31.05.2013 // Цаза^стан Республикасы Парламентi Мэжшсшщ ресми сайты. — http://www.parlam.kz/ru/mazhilis/question-details/5583 (дата обращения: 30.11.2019).
28. Смайыл Алдан Зейнолл^лы: ^аза^стан Республикасыньщ Премьер-Министрi К. 1^. Мэамов-ке // К^за^стан Республикасы Парламент Мэжшсшщ ресми сайты. — http://www.parlam.kz/%2c/ blogs/smail/Details/8/1207 (дата обращения: 30.11.2019).
29. Татимов М. Б. Социальная обусловленность демографических процессов. Алма-Ата : Наука, 1989.
30. Чеботарев А. Е. Политическая мысль суверенного Казахстана: динамика, идеи, оценки : монография. Астана ; Алматы : ИМЭП при Фонде Первого Президента, 2015.
31. Шнирельман В. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов. М. : Гендальф, 2000.
32. Шустов А. В. Формирование этнонациональной структуры независимых государств Средней Азии: 1990-е — начало 2010-х гг. М. : Товарищество научных изданий КМК, 2016.
33. Уюмет тарапынан аштыц пен з^лмат жылдарын нады зерттейтш мемлекеттж комиссия к^ры-луы керек — И. Елекеев / МИА Казинформ. 2009. 10.07. — https://www.inform.kz/kz/ukimet-tarapynan-ashtyk-pen-zulmat-zhyldaryn-nakty-zertteytin-memlekettik-komissiya-kuryluy-kerek-i-elekeev_a2203025 (дата обращения: 30.11.2019). ♦
