CC BY
39УДК 130.2 +167
ПОСТПРАВДА И СОЦИАЛЬНАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ В СОВРЕМЕННОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ
Д.Ю. Каюткин
Пермский государственный национальный исследовательский университет
Освещаются методологические проблемы в изучении цифровой социальной реальности, а также цифровой повседневности. Переход к Интернету вещей и практика самосовершенствования человека становятся вызовом антропологическим способам определения сущности и границ человека, поэтому столь важным становится анализ методологических оснований проекта цифровой антропологии, а также специфики антропологического подхода к анализу цифрового общества. В том числе предлагается постмодернистская интерпретация концепта «масс», исследуются механизмы продуцирования новой субъективности и современной социальной эпистемологии.
Ключевые слова: цифровизация, цифровое общество, современная культура, методология социального познания, социальная эпистемология, субъект.
Эра постправды продолжается, несмотря на окончание президентского срока Д. Трампа и разрешение Брекзита. Связывая постправду с именами Д. Трампа и Б. Джонсона, Запад рассчитывал на прекращение «post-truth policy» после отставки первого и после референдума 2016 г. Однако выборы в США 2020 г. показали, что причина фэйкньюз коренится не в конкретных личностях. В конечном счете, не только эти два события стали примерами постправды. Актуальные примеры приводит Славой Жижек [1]. Он обращает внимание на людей, поддержавших государственный переворот в Афганистане. Что интересно, среди них он находит как правых европейских националистов, так и леволиберальное сообщество. Шпионское ПО «Пегас», которое вызвало антисемитские волнения в медиа, и ситуация с ан-
© Каюткин Д.Ю., 2021 79
тивакцинацией, которая распространяется во всех развитых странах, также приводятся Славым Жижеком как примеры кризиса Лакановского «большого другого» — это явление по мнению Славоя Жижека ошибочно называют «постправдой», но мы полагаем - наоборот. Невозможность решения проблемы постправды через «новые медиа» демонстрирует Фэйсбук - социальная сеть с жесточайшим контролем сообщений пользователей оказалась втянутой в скандал, связанный с торговлей людьми. Медийная сфера на Западе давно связана с постправдой, о чем говорит признание войны в Ираке ранним проявлением постправды [2].
Постправда не обошла стороной и Россию, проявляя себя, в частности, в процессе выборов. Например, социальная сеть «Те-леграм», позиционирующая себя в качестве независимой, заблокировала бота «умное голосование», при этом оставив в свободном доступе достаточно радикальные в политическом отношении каналы. Еще один пример - фактическое игнорирование со стороны СМИ конфликта в Подмосковном Бужанино-во. Все это свидетельствует о том, что «вирус» постправды в определенной мере поразил и российскую журналистику.
Можно сказать, что всё мировое медиапространство заражено постправдой. Однако она сама не ограничивается рамками СМИ. На Западе давно сложился термин «post-truth politics», который приписывает постправду не только отражению политики в новостях, но и в самой политике как таковой видит ложь и абсурд. Когда в Техасе, где на 100 тыс. человек приходится 55 изнасилований [3] - при этом больше 90 % никогда не регистрируется [4] - запрещают аборты, а тем, кто пишет доносы на врачей дают внушительные вознаграждения, или, когда война начинается из-за фейка, представленного мировой общественности (с которым почти единогласно соглашаются), - тогда с уверенностью можно сказать о постправдивой природе современной политики.
Политические институты демонстрируют явные симптомы этой болезни. В числе примеров - и исполнительная власть в ряде стран, задерживающая блогеров за нарушения, которые были совершенны до введения соответствующих правовых норм. Или расследование массового отравления людей, которое,
по справедливости, должно было привести к выявлению всех ответственных лиц, а де-факто остановилось на работнике службы дезинфекции.
Искусство и культура не меньше страдают от постправды. Современные кинорежиссеры выпускают фильмы, намеренно очерняющие все слои населения: например, «Левиафан» (2014), «Паразиты» (2019). А также с завидной регулярностью в прокат выходит кино, перевирающее и оскорбляющее историю странны, в которой оно снималось. Имеет место и желание ряда режиссеров добавлять в историческое кино леволиберальную повестку, отсюда чернокожий князь Ростов в «Великой» 2020 г, и судебные разбирательства шахматистки Ноны Гаприндашвили с компанией «Netflix». Красочный манифест о леволиберальной культуре написал К. Богомолов [5]. Однако и он сам, к примеру, в своей постановке «Кармен» для пермского театра оперы и балета действует подобно осуждаемым им надзирателям из фильма «Заводной апельсин», демонстрируя безосновательную пошлость на сцене классического театра. Вообще, тема меньшинств тесно связана с постправдой. В американской студенческой среде до сих пор развивается дискурс, начатый Беном Шапиро, который именуется «facts don't care about your feelings», что отсылает к определению из оксфордского словаря: «постправда — это обстоятельства, при которых объективные факты являются менее значимыми при формировании общественного мнения, чем обращения к эмоциям и личным убеждениям». Данное движение выступает против леволиберальных идей со стороны про-трампистской политики, что уже прочно связанно с постправдой. В конечном счете, постправда охватывает и науку. В 2009 г. была взломана электронная почта Университета Восточной Англии, которая открыла широкой общественности глаза на по сути ложную, «подкрученную», выставленную в нужном свете статистику, на намеренно ошибочные доказательства и на пробелы в понимании проблемы изменения климата [6]. Сама тема экологических проблем, которой пользовались для вынесения за рубеж вредных производств, также не вызывает полного доверия. Достаточно вспомнить знаменитый доклад Римскому клубу, пророчивший катастрофическое сокращение ресурсов на полет в космос как раз на тот год, в который компания SpaseX 81
запустила Crew Dragon. А С. Фуллер [7, с. 23] приводит пример серьёзной научной борьбы между эволюционистами и сторонниками разумного замысла - и это в XXI веке!
Делая промежуточные выводы, мы обязаны признать, что постправда влияет на всё современное общественное сознание. Это, безусловно, актуализирует проблему и заставляет ученых во всем мире искать истоки постправды. Р. Макдермотт [8] предполагала, что её основание лежит в человеческой психологии и предложила, чтобы выйти из постправды, необходимо «сделать истину такой же ясной, как и ложь» [8] и даёт следующий пример: «Описывать русских как противостоящую спортивную команду, которую никто не хотел бы приглашать на игру» [8]. Т. Андина [9] связывает постправду с леволиберальной идеологией, заключая: «Перспектива пост-правды преследует цель ослабить истину, заменив ее [собой] во имя терпимости, демократии и уважения» [9]. Д. Харсин [10] видит причину появления пост-правды в потребительском капитализме. Он исходит из представления, что пост-правда является результатом неправильного политического курса - классической либеральной демократии, которая в свою очередь, привела мир к «неудачам растущего экономического неравенства, постоянной постколониальной эксплуатации, патриархальным реакциям и разрушениям окружающей среды» [10]. Мы также можем отметить попытку связать постправду с теорией кризиса глобализации [11].
Стоит заметить, что не все исследователи выступают против постправды, давая ей негативную оценку. С. Фуллер подметил, что это ничто иное, как постправдивое определение постправды [7, с. 5]. Б. Латур и С. Фуллер являются редкими представителями дискурса, которые могут называть себя защитниками постправды. Их позиция строится на специфическом понимании отношений науки и современного общества. Так Б. Латур [6] выступает за постправду в том смысле, что она есть вынужденная мера для борьбы с антинаучным большинством: сторонниками плоской земли, отрицателями глобального потепления и т.д. То есть методы постправды - это ответный удар ученых на наступление бытовых мифов. Вместе с тем он отмечает, что кабинетная наука исчезает и ученый должен отстаивать свою гражданскую и научную позицию буквально на баррикадах. При
этом, используя все манипулятивные методы. С. Фуллер же остаётся на позиции элитарного, закрытого научного сообщества. Он ставит постправду в центр своей социальной эпистемологии, утверждая, что постправда существовала всегда. В 2018 г. С. Фуллер выпускает книгу «Постправда: знание как борьба за власть», а в 2021 г. выходит её русский перевод.
Разберём основные аргументы С. Фуллера в пользу обще-историчности постправды, а затем опровергая их, четко обозначим границы разбираемого феномена. Основной аргумент С. Фуллера - отсылка к государству Платона, в котором философ обозначает необходимость сосредоточения сакрального знания в руках правящей элиты, соответственно недопущение к нему большинства [12]. Вот, что пишет сам Платон: «если у философа возникнет необходимость позаботиться о том, чтобы внести в частный и общественный быт людей то, что он усматривает наверху, и не ограничиваться собственным совершенствованием, думаешь ли ты, что из него выйдет плохой мастер по части рассудительности, справедливости и всей вообще добродетели, полезной народу?» [13]. И правда, элитарность истины предполагается в идеальном государстве Платона. С. Фуллер расширяет аргументацию, заявляя: «Согласно Платону, единственная реальность, с которой большинство людей может иметь дело, - это та, которую они непосредственно переживают» [13]. Т.е. отсылая к оксфордскому определению постправды, человек судит о явлениях не исходя из фактов, а исходя из собственных переживаний. С. Фуллер реконструирует идею Платона следующим образом: так как есть люди, не способные познать истину и есть люди, способные к этому, то одни ограничивают от истины других и эти другие «должны знать только то, что соответствует их образу жизни и опыту, и в этих знаниях они должны быть уверены.». Однако, у самого Платона мы видим общественную пользу от образованных представителей элиты. Эти люди, помимо самого познания истины, устраивают жизнь других по законам этой истины: «увидев благо само по себе, взять его за образец и упорядочить и государство, и частных лиц, а также самих себя - каждого в свой черед - на весь остаток своей жизни. Большую часть времени они станут проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут тру-83
диться над гражданским устройством» [13]. Рассказывая миф о пещере, Сократ выступает против элитаризма философов. Те, кто познал истину, но не пойдут к узникам пещеры, поступят несправедливо по отношению к ним. «Закон ставит своей целью не благоденствие одного какого-нибудь слоя населения, но благо всего государства.» [13], - следовательно, Платон утверждает опосредованное владение истиной большинством населения. Этот анализ подтверждает несправедливость приписывания Платону постправды, доказывая, что С. Фуллер в этом случае производит неправомерную «модернизацию» взглядов философа.
Однако постправда действительно предполагает отрешенность человека от знаний. Пример с вакцинацией от коронави-руса подтверждает это. Аргументы значительной части сторонников и противников вакцинации строятся на одинаковом незнании существа вакцины и побочного влияния её на организм. В этом пункте раскрывается противоречие постправды: мы получаем всё больше информации, при этом де-факто ничего не узнаем. Отсюда и кажущееся превосходство нашего непосредственного чувственного опыта над различными рациональными построениями. Мы читаем оценочные суждения и сами их продуцируем от того, что не владеем фактами. Дж. Ронсон в книге «Итак, вас публично опозорили» приводит множество примеров, когда «незнакомцы в социальных сетях превращаются в палачей» [14]. Среди его кейсов встречается множество ситуаций, построенных на незнании: Адриа Ричард, неправильно истолковавшая случайно подслушанную шутку, из-за чего пострадала как она, так и авторы шутки [14, с. 35], Джон Лерер, который приписал Бобу Дилану слова, не принадлежащие ему [14, с. 15], или Жюстин Сакко, потерявшая работу из-за шуточного твитта, который был написан по незнанию возможной реакции на него [14, с. 52].Преодолеть отрешенность не даёт и открытый доступ к информации. Так, С. Фуллер называет Википедию средневековым сборником знаний, в котором больше внимая нужно обращать на источники, нежели на сами статьи [7, с. 230]. Соответственно проблема коренится не в са-кральности знания, но в нашей неспособности его освоить.
Следующий аргумент С. Фуллера строится на разделении людей на лис и львов. Львы стремятся к сохранению «правил
игры» в то время, как лисы стараются выиграть, изменив их. «Если использовать философский жаргон, ситуация постистины сводится к тому, чтобы занять метапозицию. Вы пытаетесь выиграть, не просто играя по правилам, но и определяя само содержание правил» [7, с. 7]. Эту модель он перекладывает на выборы президента США 2016 г., сравнивая сторонников Трампа со львами. С. Фуллер предполагает, что если в социальной сфере происходит вечный антагонизм, то любой истиной можно пренебречь, ради победы. Понятно, что Галилей, в глазах С. Фуллера становится убежденным прагматиком: ««предварительное обязательство», в котором человек свободно принимает решение действовать так, словно бы мир управлялся каким-то альтернативным образом, чтобы получить соответствующие выгоды. Вероятно, именно такой была стратегия Галилея» [7, с. 160]. Однако предполагать, что безразличие к истине - атрибут всей истории знания неверно. Даже интерпретация отношений Платона с софистами как конкурирующих учителей знания, демонстрирует настоящую борьбу за истину. Помимо этого, основная функция института науки - это открытие истины для дальнейшего преобразования действительности. Нельзя не согласиться с наличием социальной борьбы, но её основание не зиждется на выгоде, как это пытается показать С. Фуллер вслед за Ч. Пирсом [15]. В конечном счете, история показывает, что истина всегда побеждает, соответственно победа в борьбе определяется не хитростью её участников, а правильностью выбранной стороны.
В качестве финального аргумента С. Фуллер ставит под сомнение саму концепцию истины. Действительно, если истины не существует, то вся наука представляет собой постправду. Относя корреспондентную концепцию истины к постправде, он ссылается на христианское представление истины: «Первоначально «истина» в этом смысле означала верность источнику. То есть речь шла о лояльности инстанции, уполномочивающей того, кто высказывает истину, и такой инстанцией могли выступать как христианское божество, так и римский военачальник.» [7, с. 34]. Однако история этой концепции восходит к диалогу Платона «Кратил», где Сократ говорит следующее: «тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит 85
истину» [16], после чего Сократ выводит, что «сущность вещей составляет некую прочную основу их самих» [16]. Соответственно корреспондентая концепция истины избавлена от релятивизма постправды прочной основой внутри самих вещей.
Однако вопрос истины для эры постправды отошёл на второй план, эту особенность хорошо объясняет польский католический философ С.Варзински: "Пост-правда демонстрирует определенное существенное свойство сегодняшнего Запада. Речь идет о безразличии - безразличии к истине. Это уже не вопрос отрицания, не какой-то скептицизм источников или их бесполезность. Это уже неприятие во внимание [правды], неприятие во внимание фактического положения дел" [17]. Действительно, современную эпистемологию интересует не вопрос истинного в нашем знании, но проблема его обоснованности. Проблема Гет-тиера в 1963 г. поставила под сомнение классическое платоновское определение знания как «justified true belief» - буквальный перевод: справедливо истинное убеждение. Многие способы решить эту проблему акцентируют своё внимание именно на моменте обоснованности. Так, С. Хетерингтон решает ее следующим образом: «знание есть истинное обоснованное мнение, при условии, что осознаётся всякое в эпистемическом смысле специфическое обстоятельство, то есть обстоятельство, неосознание которого исключает знание» [18]. Или Д. Притчард [19], поддерживающий «anti-luck virtue epistemology», которая исключает удачу в качестве возможности знания, основывая его на когнитивных способностях познающего субъекта.
Соответственно, эпистемология разделяет наше знание на истинное содержание и его субъективную форму, заключающуюся в обоснованности содержания. Данное разделение схоже с романтическим определением правды у Н. Михайловского как «единство истины и справедливости» [20]. И действительно, в ситуации постправды мы встречаем невозможность одного без другого. Справедливость, в нашем случае, следует трактовать как обоснованность веры во что-то как в истину. Вспоминая оксфордское определение постправды, нам следует задать вопрос, почему у нас сформировалось такое мнение, почему мы так эмоционально привязываемся к нашей вере в нашу правду? Данный вопрос, который можно назвать вопросом правды, явля-
ется центральным вопросом современной социальной эпистемологии. Действительно, почему люди принимают определенные истины, а не другие?
При таком взгляде на социальную эпистемологию, постправда перестаёт быть неожиданной болезнью, которая подобно covid-19 напала на нас, а мы поспешно создаём против неё вакцину. Постправда - это закономерный этап развития социальной эпистемологии в современных социокультурных условиях. С. Фуллер отчасти прав, когда подводит всю историю философии под постправду, так как именно вся предшествующая история нашего отношения к знанию и подготавливала постправду. Отсюда мы делаем вывод, что выход из постправды - это не возвращение в эру правды, но снятие современной социальной эпистемологии. Вместе с тем мы заключаем, что решение проблемы постправды требует изучения истории правды, то есть нашего отношения к истине. Постправда продолжает движение правды. И как справедливо показал С. Фуллер, не стоит относиться к постправде постправдиво.
Библиографический список
1. Жижек С. Талибан* является доказательством того, что модерн -незавершенный проект I Центр политического анализа. 2021.
10 сент. URL:
https://centerforpoliticsanalysis.ru/position/read/id/taliban-javljaetsja-dokazatelstvom-togo-chto-modern-nezavershennyj-proekt (дата обращения: 10.09.2021).
2. Stanley J. How 9/11 Ushered in a New Era of Conspiracy Theories // Scientific American. 2021. Sep. 10. URL:
https://www.scientificamerican.com/article/how-9-11-ushered-in-a-new-era-of-conspiracy-theories/ (accessed: 10.09.2021).
3. Texas ranked 15th most dangerous state for rape, sexual assault // KSBY. 2021. Sep. 6. URL:
https://www.ksby.com/national/newsy/texas-ranked-15th-most-dangerous-state-for-rape-sexual-assault (accessed: 10.09.2021).
4. Chute N., O 'Donnell A. Gov. Greg Abbott wants to eliminate rape. More than 90% of sexual assault cases in Texas are never reported // Austin American-Statesman. 2021. URL:
https://www.statesman.com/story/news/2021/09/08/greg-abbott-rape-
* Организация, запрещенная в РФ.
statistics-texas-abortion-law/5769709001/ (accessed: 10.09.2021).
5. Богомолов К. Похищение Европы 2.0. Манифест режиссера // Новая газета. 2021. 10 фев. URL:
https://novayagazetaru.turbopages.org/novayagazeta.ru/s/articles/202 1/02/10/89120-pohischenie-evropy-2-0 (дата обращения: 10.09.2021).
6. Kofman A. Bruno Latour, the Post-Truth Philosopher, Mounts a Defense of Science // The New York Times Magazine. 2018. Oct. 25. URL: https://nyti.ms/2JeiObb (accessed: 10.01.2021).
7. Фуллер С. Постправда: Знание как борьба за власть / пер. с англ. Д. Кралечкина; под науч. ред. А. Смирнова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом ВШЭ, 2021. 368 с.
8. McDermottR. Psychological Underpinnings of Post-Truth in Political Beliefs // PS: Political Science & Politics. 2019. Vol. 52, iss. 2.
P. 218-222.
9. Condello A., Tiziana A. Post-Truth, Philosophy and Law. Abingdon; N.Y.: Routledge, 2019. 172 p.
10. Harsin J. Post-Truth and Critical Communication. Oxford: Oxford University Press USA, 2018. 36 p.
11. Каюткин Д.Ю. Проблема пост-правды: истоки, значение и решение // Новые идеи в философии. 2021. Вып. 8(29). С. 186-195.
12. Fuller S. Post-Truth // Serious Science. 2017. Dec. 17. URL: http://serious-science.org/post-truth-8875 (accessed: 10.01.2021).
13. Платон. Государство. М.: Академ. проект, 2015. 398 с.
14. Ронсон Дж. Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей. М.: Бомбора, 2021. 320 с.
15. Пирс Ч. Начала прагматизма. Т. 1. СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ; Але-тейя, 2000. 318 с.
16. Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1 / общ. редакция А.Ф. Лосева и др. М.: Мысль, 1990. 860 с.
17. Gudonis M. How useful is the concept of post-truth in analysing genocide denial? Analysis of online comments on the Jedwabne massacre // Zoon Politikon. 2017. Vol. 8. P. 141-182.
18. Прись И.Е. Знание как истинное обоснованное мнение и случаи Геттиера // Философская мысль. 2018. № 6. С. 41-52.
19. Pritchard D. Knowledge, luck and virtue: resolving the Gettier problem // New Essays on the Gettier Problem / ed. by C. de Almeida,
R. Borges, P. Klein. Oxford: Oxford University Press, 2017. P. 5773.
20. Михайловский Н.К. Что такое счастье. Письма о правде и неправде. Критика утилитаризма. М.: Директ-Медиа, 2011. 94 с.
THE POST-TRUTH AND THE SOCIAL EPISTEMOLOGY IN CONTEMPORARY SOCIO-CULTURAL SITUATION
D.Yu. Kayutkin
Perm State University
The article is a continuation of the development of the post-truth problem within the framework of the Russian theory of truth. The main question that is being solved in this work is the question of the place of post-truth in history. Based on current events in the media and modern epistemological discourse- in particular, starting from the ideas of Steve Fuller, the author of the article proves the hypothesis of the transitory nature of post-truth. The result of the research is the discovery of the connection between modern social epistemology and the theory of truth, as well as the discovery of new features of the post-truth era.
Keywords: truth, post truth, social epistemology, contemporary culture, post truth politics, knowledge.
