2013 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 15 Вып. 3
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
УДК 7.038.6
A. Р. Карапетян
ПОСТМОДЕРНИЗМ: СБЛИЖЕНИЕ НАУКИ И ИСКУССТВА
Синтез научных и художественных ресурсов, использование представителями современного искусства последних достижений науки, привлечение новейших технологий позволили найти новые принципы интерпретации художественной формы, способствовали разнообразию стилей. Современное искусство — это зеркало, отражающее активный и многогранный процесс взаимопроникновения гуманитарной и математической культур мышления, это экспериментальное пространство переплетения естественнонаучного и гуманитарного знания. Наблюдаемая нами интеллектуализация всего содержания духовной культуры и рационализация процесса духовного производства позволяют современным художникам переносить поиски и эксперименты в новые плоскости, формируя тем самым особый облик самого художника — художника-исследователя, художника-ученого.
Анализируя современный этап взаимодействия науки и искусства, многие авторы отмечают разносторонность процесса их сближения: Е. Е. Бразгов-ская и Ф. С. Бразговский рассматривают визуально-образные формы познания как эффективные инструменты художественного и научного типов дискурсов [1];
B. А. Яковлев вводит понимание науки и искусства как «приборных ситуаций», посредством которых «происходит креативное осмысление информационного поля Универсума» [2, с. 120]. А. Ф. Яфальян отмечает эстетический потенциал науки как безусловный фактор, способствующий созданию не только завершенного образа научного исследования, но целостной научной картины мира [3, с. 122]. По мнению
C. В. Панова и С. Н. Ивашкина, во взаимодействии науки и искусства обозначилась настолько высокая степень взаимопроникновения и интегрированного влияния на общество, что стало возможным говорить об их «глобализирующем единстве» [4, с. 158]. Интересные идеи, объясняющие взаимосвязь науки и искусства как творческих процессов, мы находим в исследовании А. В. Волошинова. Идеи русских кос-мистов, Н. Ф. Федорова, К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, П. А. Флоренского —
Карапетян Алиса Рубеновна — старший преподаватель, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected]
© А. Р. Карапетян, 2013
о космической природе человеческого сознания позволили исследователю провести параллели между произведениями абстрактного искусства и скрытыми структурами микро- и макромира [5, с. 189-190].
Наблюдаемый в наше время процесс сближения науки и искусства весьма созвучен тому периоду античности, когда не существовало антагонистического понимания науки и искусства. Доказательством тому выступает общеантичный термин те^п, обозначающий и науку, и ремесло, и искусство. Обращаясь к работам Аристотеля, который, по замечанию А. Ф. Лосева, в большей степени, нежели Платон, дифференцировал эти сферы деятельности, мы обнаружим, что размежевание между ними философ проводил не по линии науки и искусства, а по их совместному противопоставлению ремеслам [6]. Эра специализации началась после эпохи Возрождения. Отдаление науки и искусства, их параллельное, изолированное развитие привело, в конечном итоге, к формированию в обществе «двух культур» — так Ч. П. Сноу описал сложившуюся в западноевропейском обществе середины XX в. атмосферу непонимания между представителями науки и искусства. Синтез двух культур в будущем, как видел это Ч. П. Сноу, способен не только преодолеть создавшийся кризис, но и стимулировать мощный научно-технический и в целом общекультурный прогресс общества [7].
Зарождение постмодернистского мировоззрения во второй половине XX в. открыло новые перспективы сближения науки и искусства. Исследователи постмодернизма неоднозначно трактуют это течение, их оценки порой занимают диаметрально противоположные позиции: от полного отрицания постмодернизма как целостного художественного явления (X. Летен, С. Сулеймен) до понимания его как механизма смены одной культурной эпохи другой (У Эко), или как эпохально новый тип западного мышления (Р. Тарнас). Распад предшествующего типа сознания, той «социокультурной матрицы», где наука выступала в роли ядра, «"гегемона" общественного сознания» способствовал быстрому распространению постмодернизма во всех сферах деятельности человека [8, с. 359]. С работами Германа Хакена, Ильи Пригожина, Тома Рене в 1970-1980-е годы в науке также утверждаются такие стилевые понятия постмодернизма, как «нелинейность», «вероятность», «хаос», «парадоксальность» и т. п. В это же время кардинальному переосмыслению подвергается и понятие научного знания, зарождается новый тип постнеклассического знания, сопровождающийся пересмотром классических характеристик объективности и истинности, повышается степень субъективности, гуманистичности, самокритичности науки. Постмодернистские характеристики столь глубоко проникли в онтологическую базу современной науки, что это позволило академику С. А. Лебедеву использовать термин «постмодернистская наука» для описания перехода современной науки к «качественно новому историческому таксону» [9, с. 11].
В атмосфере неканоничности, асистематичности постмодернизма, его отказа от «приоритета разума» в культуре постнеклассическая наука оказалась в эпицентре противоречивых тенденций. Многие исследователи, признающие органическую связь постмодернизма с постнеклассической рациональностью, тем не менее отказывают постмодернистскому видению в способности выработать «целостную объясняющую мировоззренческо-теоретическую систему» из-за утверждения постмодернизмом множественности и субъективности истин, его неприятием позитивной онтологии и т. д. [10, с. 199]. Разрушение бинарных оппозиций (реаль-
ное — воображаемое, субъект — объект, рациональное — иррациональное и т. д.) поставило перед современной наукой сложную проблему выработки действенной системы рациональности постнеклассического типа. Разработка новой оппозиции «рационализм — плюрализм», считает В. Н. Порус, признание гетерогенности научной рациональности, с одной стороны, и отход от понимания ее как высшего вида рациональности, с другой стороны, стало первым шагом на пути переосмысления научной рациональности в рамках постмодернистских традиций [11, с. 245]. Таким образом, сближение между наукой и искусством идет и по осям рациональное — эмоциональное. Безусловно, эмоции остаются прерогативой искусства, но многие исследователи отстаивают важность эмоционального элемента и в науке, и отказ от эмоциональности, как полагает М. Ю. Плохотник, может привести ее к кризису [12, с. 162]. Как отмечает П. С. Гуревич, «научное мышление утрачивает свою монополию на "рациональность" и разум перестает быть определяющей характеристикой рационального» [13, с. 175].
В гносеологическом плане также наблюдается увеличение точек соприкосновения науки и искусства. Некоторые ученые, например Г. Г. Коломиец, отмечая появление схожих черт в научном и художественном способах познания, связывают подобные изменения с глобальными, «модальными» сдвигами в антропосоциогенезе, что свидетельствует о сближении разных системообразующих принципов [14, с. 75-76]. В современной неклассической эпистемологии постмодернизма наблюдается отход от противопоставления двух типов познания, научного и художественного, и проявляется тенденция к описанию двух сосуществующих когнитивных практик. По определению Л. А. Микешиной, первый тип когнитивных практик — эволюционная теория познания — имеет гносеологический и логико-методологический характер, что сближает ее с естественными науками; в основу второго — экзистенциально-антропологического — положены гуманитарные и художественные формы мышления [15, с. 161-162].
Изменения гносеологического порядка в науке и искусстве сопровождались очередным пересмотром демаркационного различия между научным и художественным способами познания — субъектно-объектных отношений. Перемещение в фокус исследования постнеклассической науки непрерывно усложняющихся человеко-размерных систем стало сигналом зарождения нового подхода к объекту научного познания, что оказалось созвучным, по замечанию Н. Б. Маньковской, «синергети-ческим трактовкам постмодернистского искусства как самоорганизующейся системы» [16, с. 201]. Рассмотрение человека в качестве объекта познания ведет к снятию традиционного объектно-субъектного дуализма. Отказ от их противопоставления, по мнению В. Франкла, вытекает из того положения, что коренной вопрос теории познания с самого начала был сформулирован неверно: в онтологическом смысле субъект и объект познания не соотносятся пространственными характеристиками «снаружи» и «внутри», между ними нет той пропасти, которую навязывает им теория познания [17]. В постмодернистском искусстве размывание субъектно-объект-ных границ привело к пониманию искусства как созидаемого единым безличным творцом. В связи с этим теоретики постмодернизма М. Фуко, Р. Барт, М. Бланшо формулируют теорию «смерти автора», когда познающая личность «растворяется», «опустошается», открывая «лицо мира», при этом происходит рождение зрителя, который предстает уже как сотворец, соавтор.
Исчезновение субъекта познания в науке привело к резкой критике объективности научных исследований. Для выхода из создавшейся ситуации философия постмодернизма начинает разработку программы «воскрешения субъекта» посредством интерпретации его через «Другого». Поиск нового подхода к субъекту познания привел к новому пониманию человека познающего как такового. Он предстает, как подчеркивает Л. А. Микешина, не просто как «отражающий» субъект познания, а «интерпретирующий и самоинтерпретирующийся», задающий и одновременно расшифровывающий глубинные смыслы [15, с. 23]. Из искусства постмодернизм привнес в субъект науки элемент свободы. Л. А. Микешина в пособии «Философия науки» приводит слова Ж.-П. Сартра о том, что современные когнитивные практики неклассической эпистемологии требуют освобождения человека познающего от «логического диктата» методов классической теории познания, которые замыкают человека в рамки ответственности и выбора [15, с. 21]. Постнеклассическая наука, отказавшись от «абсолютного наблюдателя», сможет высвободить творческую личность ученого, расчистив, таким образом, еще одну магистраль сближения науки и искусства как видов творческой деятельности.
С повышением творческого критерия в науке увеличивается и значимость ценностной ориентации научных исследований. Важность ценностного вектора научного познания отмечает, например, В. И. Аршинов: именно сопоставляя полученное знание с ценностноцелевыми структурами, субъект научного познания «эксплицирует связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями» [18, с. 6].
Появление новых художественных направлений в XXI в. свидетельствует, если не о переходе к новому этапу нонклассики, который некоторые ученые, в частности Н. Б. Маньковская, называют постпостмодернизмом, то о новых реалиях развития постмодернизма в XXI в. Постмодернизм изначально позиционировал себя как протест против модернистских и авангардистских взглядов, устремленных на постижение чего-то нового с верой в истинность добытых знаний. Постмодернизм XXI в. сохраняет такие стилеобразующие черты, как эклектичность, мозаичность, нежелание деления искусства на элитарное и массовое и т. д., но вместе с тем современный период характеризуется формированием новой, по Т. Вермойлену и Р. Аккеру, структуры чувств: от постмодернистской иронии намечается сдвиг к «новой искренности», от меланхолии к надежде, от апатии к эмпатии и т. д. [19]. Н. Б. Маньковская в отношении русского варианта постпостмодернизма обрисовывает такую же парадигму ценностей: новая искренность и аутентичность, новый гуманизм, новый утопизм, открытость будущему, сослагательность, «мягкие» эстетические ценности. Происходит возврат к ценностным ориентирам, идеалам эпохи модернизма. Постпостмодернизм очищается от постмодернистского налета иронии и «усталости» от культуры и мира. В поисках гармонии, совершенства, симметрии постмодернизм обращается к идеалам классической античности, возврат к которой, по мнению, Н. Б. Маньков-ской, не может быть осуществлен, так как постпостмодернизм живет ориентирами «красоты диссонансов», «гармония мыслится лишь как дисгармоничная, симметрия — как асимметричная, пропорции — диспропорциональные и т. д.» [16, с. 165].
Постмодернизм предоставил в распоряжение постпостмодернизму ряд новых технических методов и приемов работы с культурным и внекультурным элементами, выработал специфический многогранный характер, позволяющий совмещение
различных практик. Все это многообразие приемов легло в основу художественных идей постпостмодернизма, сохранившего плюралистическую направленность предыдущего периода. Переняв «положительные» качества постмодернизма, художественные практики постпостмодернизма, как отмечает Д. А. Лаврентьева, могут преодолеть «присущую постмодерну стагнацию образов» [20, с. 203]. Возможное объяснение этому мы найдем в стремлении постпостмодернизма создать новую плоскость для нового взаимодействия основных участников художественного процесса — объекта, автора и зрителя, используя для этого виртуальную реальность. В отличие от постмодернизма, создающего третью реальность посредством киберпространства, симулякров, гиперреальности, постпостмодернизм не отражает реальность, он сам, как полагает Н. Б. Маньковская, создает гиперреальный мир, где реальные объекты заменены дублями, лишенными онтологической основы [16, с. 325].
Таким образом, характерной особенностью современного искусства выступает сочетание художественного и научного знания, стремление художников осваивать новые типы пространства, выводя художественные произведения на междисциплинарную плоскость. Современный этап сближения науки и искусства происходит на фундаменте постмодернистских идей. Проникновение постмодернистского воззрения во все сферы человеческой жизни позволило науке и искусству найти новые точки соприкосновения и в онтологическом, и в гносеологическом планах. Постмодернизму XXI в. присущи новая искренность и аутентичность, новый гуманизм и открытость будущему. Сохранив неклассическую направленность своей эстетики, он будет стремиться преодолеть ироничность и сформировать новую для себя систему ценностей.
Литература
1. Бразговская Е. Е., Бразговский Ф. С. Между общим и единичным: Ргтаршш 1пс1тс1иа1юш8 в художественной интерпретации Чеслава Милоша // Научное искусство: Тезисы I Междунар. науч.-практ. конф. МГУ им. М. В. Ломоносова, 04-05.04.2012 / под ред. В. В. Миронова. М.: МИЭЭ, 2012. С. 55-56.
2. Яковлев В. А. Наука и искусство — креативные модули информационного поля Универсума // Там же. С. 120-121.
3. Яфальян А. Ф. Эстетический образ как интеграция опыта личности и форма научного исследования // Там же. С. 122-123.
4. Панов С. В., Ивашкин С. Н. Условия культуры, эстетический аутизм и прагматика согласия // Там же. С. 158-159.
5. Волошинов А. В. Структуры абстрактного искусства в микро- и макрокосме науки // Там же. С. 189-190.
6. Лосев А. Ф. Аристотель и поздняя классика // Лосев А. Ф. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. М.: Искусство, 1975. 776 с.
7. Сноу Ч. П. Две культуры и научная революция // Сноу Ч. П. Портреты и размышления. М.: Прогресс, 1985. С. 195-226.
8. Философия культуры / под ред. М. С. Кагана, Ю. В. Перова, В. В. Прозерского, Э. П. Юровской. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. 448 с.
9. Философия науки: общий курс / под ред. С. А. Лебедева; авторы: А. Н. Авдулов, В. Г. Борзеков, Г. В. Бромберг, В. В. Ильин, Ф. В. Лазарев, Л. В. Лесков, Э. М. Мирский, Б. Г. Юдин. М.: Академический Проект; Альма Матер, 2007. 731 с.
10. Добрынина В. И. Философия XX века: учеб. пособие. М.: ЦИНО общества «Знание» России, 1997. 288 с.
11. Порус В. Н. Рациональность. Наука. Культура. М.: Гриф и К, 2002. 351 с.
12. Плохотник М. Ю. Эмоции в науке и искусстве // Научное искусство: Тезисы I Междунар. науч.-практ. конф. МГУ им. М. В. Ломоносова, 04-05.04.2012 / под ред. В. В. Миронова. М.: МИЭЭ, 2012. С. 162-163.
13. Гуревич П. С. Поиск новой рациональности // Рациональность как предмет философского исследования. М.: Институт философии РАН, 1995. С. 174-187.
14. Коломиец Г. Г. О тенденции сближения научного и художественного способов познания // Научное искусство: Тезисы I Междунар. науч.-практ. конф. МГУ им. М. В. Ломоносова, 04-05.04.2012 / под ред. В. В. Миронова. М.: МИЭЭ, 2012. С. 75-76.
15. Микешина Л. А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб. пособие. М.: Прогресс-Традиция, МПСИ, Флинта, 2005. 992 с.
16. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. СПб.: Издательство «Алетейя», 2000. 347 с.
17. Франкл В. Воля к смыслу. Основы и применение логотерапии. — URL: http://krotov.info/ library/21_f/ra/nkl_01.htm
18. Аршинов В. И. Субъектность в контексте этапов развития науки (от классической к постне-классической науке) // Проблемы субъектов в постнеклассической науке / препринт под ред. В. И. Ар-шинова и В. Е. Лепского. М.: Кошто-Центр, 2007. С. 6-9.
19. Vermeulen Timotheus, van den Akker Robin. Notes on metamodernism. — URL: http://www. metamo dernism.com/2010/07/15/what-is-metamo dernism/
20. Лаврентьева Д. А. Научное искусство: дефиниции и границы // Научное искусство: Тезисы I Междунар. науч.-практ. конф. МГУ им. М. В. Ломоносова, 04-05.04.2012 / под ред. В. В. Миронова. М.: МИЭЭ, 2012. С. 202-204.
Статья поступила в редакцию 4 марта 2013 г.