CC BY
139
УДК 821.161.1
Большее А. О.
Постмодернистский империализм петербургских фундаменталистов
(к вопросу о роли эклектики в современной русской культуре)
В статье речь идет о присущей современной русской литературе специфической эклектичности, которая нередко принимает форму парадоксального совмещения иронии и пафоса: сплошь и рядом писатели-идеологи подвергают ироническому преломлению те концепты, которые сами же горячо популяризируют. Ярким примером подобного рода аксиологической двойственности является деятельность группы «Петербургские фундаменталисты».
The article is about the specific eclecticism of contemporary Russian literature, which often takes the form of a paradoxical combination of irony and pathos: writers-ideologists put their popularized concepts to the ironic refraction with enthusiasm. A striking example of such an axiological duality is the activities of the «Petersburg fundamentalists» group.
Ключевые слова: «Петербургские фундаменталисты», эклектика, постмодернизм, ирония, идеология, амбивалентность, эпатаж.
Key words: «St. Petersburg fundamentalists», eclectic, postmodern, irony, ideology, ambivalence, epatage.
На вопрос о том, в чем заключается главная особенность художественной философии постмодернизма, можно отвечать по-разному, но при любом подходе следует согласиться, что ключевую роль в системе постмодерных координат играет эклектика. Уже в манифестах Лесли Фидлера и Чарльза Дженкса, с которых фактически и началась история восприятия постмодернизма как полноправного психоидеологического образования, именно эклектика фигурировала в качестве первоосновы.
Надо сказать, что исследователи зачастую ограничивают постмодернистскую эклектику рамками эстетической сферы, то есть трактуют ее как совмещение различных, прежде считавшихся несовместимыми, стилей. Между тем пресловутое пересечение границ и засыпание рвов, практикуемое постмодерном в области художественной формы, всецело обусловлено его базовыми аксиологическими принципами - постмодернизм начинается с отказа от системы иерархического миропонимания, основанной на бинарных оппозициях: добро - зло, правда - ложь, сакральное - инфернальное и т.д. По существу, постмодернистское мироощущение, если вынести за скобки всякого рода детали и нюансы, есть, прежде всего, способность творческого индивида видеть в одном и том же объекте изображения и добро, и зло, и правду, и ложь, и сакральное, и инфернальное. Таким обра-
© Большев А. О., 2015
47
зом, постмодернистская эклектика представляет собой специфический сплав противоположных друг другу точек зрения.
Разговоры о кризисе литературного постмодернизма, который якобы изжил и исчерпал себя, в России начались почти два десятилетия назад, и ныне нет недостатка в прогнозах относительно того, какие направления («трансметареализм», «постпостмодернизм», «постреализм») вот-вот придут ему на смену. Представляется, однако, что подобного рода гадания малопродуктивны, и лучше опираться на эмпирическую реальность живого литературного процесса, чем заглядывать в туманное виртуальное будущее. Что же касается сегодняшних культурно-идеологических реалий, то даже поверхностный анализ убеждает: мы по-прежнему, нравится нам это или нет, существуем в пространстве постмодерна, основу которого составляет эклектика. И современная русская культура несет на себе отчетливый отпечаток постмодернистской, эклектической по своей природе, психоидеологии.
Характеризуя специфику эклектичности, присущей современной русской литературе, следует подчеркнуть, что она в большинстве случаев принимает форму парадоксального совмещения иронии и пафоса. Это в особенности характерно для произведений, имеющих политикоидеологическую направленность. Сплошь и рядом мы сталкиваемся с тем, что нынешние российские литераторы выступают в роли идеологов, принимают активное участие в публичных обсуждениях важных социальнополитических проектов, более или менее аргументированно озвучивая при этом соответствующие доктрины. Проблема, однако, заключается в том, что вся эта идеологическая деятельность, кажущаяся на первый взгляд вполне серьезной, зачастую приобретает - в сегодняшней постмодернистской атмосфере - игровой и провокативный характер: те концепты, которые современные писатели горячо популяризируют, они сами же подвергают пародийно-ироническому преломлению. При этом не следует полагать, что речь всякий раз идет о целенаправленном эпатаже. Похоже, что писатели, вступающие сегодня на политико-идеологическое поприще, порой вовсе не пытаются сознательно ввести общество в заблуждение -перед нами любопытное проявление все той же вполне органичной постмодернистской аксиологической двойственности.
На сегодняшний день едва ли не самым любопытным компонентом российской интеллектуально-идеологической жизни является дискуссия «империалистов» (то есть апологетов имперского формата российской государственности) и либералов. «Империалисты» построили свое идеологическое позиционирование на развенчании либерально-западнической доктрины. С их точки зрения, эгалитарно-гуманистические принципы постиндустриальной европейско-американской цивилизации несовместимы с духовно-мистическими основами российского исторического бытия: только имперская форма государственности способна нацеливать Россию
48
на решение сверхзадач, требующих сверхусилий, таким образом обеспечивая великой стране полноценное и адекватное ее природе существование.
Что касается отношения «империалистов» к советской государственности, то они, в большинстве своем, решительно отказываются от какой бы то ни было идеализации коммунистических ценностей, а также и от любых попыток приукрашивания СССР на заключительной, «застойной» стадии его существования. В фокусе их благожелательного внимания чаще всего оказывается героический период советской истории, когда страна в сжатые сроки осуществила модернизацию, позволившую затем одержать победу над фашистской Германией, а затем совершила научнотехнологический прорыв, обернувшийся освоением космоса. При этом к сталинским репрессиям, жертвами которых стали миллионы советских людей, нынешние идеологи империи относятся весьма негативно. Таким образом, можно уверенно утверждать, что на сегодняшний день камнем преткновения в споре «империалистов» и либералов является отнюдь не коммунистические доктрины, а идея российской государственности. Либералы - прежде всего противники государственности, за укрепление которого так активно ратуют их оппоненты.
Группа «Петербургские фундаменталисты» возникла в конце 1990-х годов как сообщество писателей, однако ее деятельность с самого начала вышла за чисто литературные рамки. Основатели группировки - П. Круса-нов, А. Секацкий, С. Носов, В. Рекшан, Н. Подольский, С. Коровин -предъявили общественности весьма радикальный проект реставрации в России имперской государственности. Разумеется, главным своим противником, препятствующим реализации имперских планов, Петербургские фундаменталисты объявили отечественный либерализм.
Суть историософско-геополитической доктрины Петербургских фундаменталистов четко и обстоятельно изложена в статьях философа А. Се-кацкого, главного идеолога группы. С его точки зрения, все неудачи, поражения и кризисы, случавшиеся в российской истории, неизменно имели общую причину, именуемую «дефицитом сверхзадачи». «Самые славные периоды российской истории (необязательно самые комфортные для граждан) связаны с реализацией имперского начала, которое неизменно демонстрировало свою удивительную жизнеспособность: империя многократно восстанавливалась после чудовищных катаклизмов» [8]. Между тем любые попытки отечественных правителей, махнув рукой на метафизику имперских амбиций, поставить во главу угла резонные, на первый взгляд, прагматические цели (прежде всего связанные, разумеется, с заботой об уровне и качестве жизни подданных) заканчивались плачевно. Ярким примером подобного рода является, по мнению Секацкого, и недавнее крушение советской государственности: «Проект “зрелого социализма”
провалился не из-за трудностей с колбасой и растворимым кофе, а из-за дефицита сверхзадачи. Из-за восторжествовавшего принципа “как бы чего не вышло”, из-за того, что получили отставку и комиссары в пыльных
49
шлемах, и физики-бородачи, готовые как к звёздным войнам, так и к состязаниям мирных атомных колесниц. Сегодня это понимают многие, но немногие видят, как губительно воздействует на российское общество этот дефицит сегодня: полная беспомощность в отношении высших смыслов обернулась выплеском державного нигилизма» [9]. Секацкий доказывает, что привычный для Европы «бюргерский», лишенный сакральномистического ореола формат государственности, не смог и не сможет утвердиться в России.
Позицию Секацкого можно принимать или же не принимать: анализ данной концепции на предмет ее историософско-политологической аутентичности не входит в мои задачи, ограниченные скромными рамками филологического исследования. Мне же хотелось бы обратить внимание на следующее важное обстоятельство: деятельность Петербургских фундаменталистов, вставших на путь пропаганды и популяризации этой весьма серьезной «имперской» идеи, с самого начала приобрела ярко выраженный пародийно-игровой характер. В результате же «фундаменталисты», лидером которых стал прозаик, редактор и издатель П. Крусанов, необыкновенно органично соединили в себе респектабельность вполне солидной культурной и общественно-политической группы со скоморошеством и юродством. Петербургские фундаменталисты организовали ряд эпатажных публичных акций, которые с одинаковым успехом можно интерпретировать и как шаги, направленные на реализацию имперского проекта, и как действия по его иронической профанации и дискредитации.
Публичное позиционирование петербургских фундаменталистов фактически началось с открытого письма Владимиру Путину. Это послание, которое впервые огласил Крусанов 16 апреля 2001 года, целиком посвящено имперскому проекту и начинается уже знакомыми нам по публикациям Секацкого тезисами, касающимися важности и необходимости выдвижения для российской государственности сверхзадач - их актуальность обусловлена ситуацией “заката Европы”: «Мы будем говорить об империи так, как о ней следует говорить - пренебрегая правилами хорошего тона, именуемыми ныне политкорректностью, которые требуют замалчивать основные конфликты коллективного бессознательного и его архетипов <...>. Замалчивание, как известно, приводит к появлению комплексов и в итоге к неврозу. Коллективный невроз вины, причём в крайне тяжёлой форме, уже давно поразил Европу. <...> Дело в том, что право первородства обеспечивается только чётко поставленной и интуитивно очевидной сверхзадачей. Таковой был зов Последнего моря, звучавший в ушах нукеров Чингисхана, освобождение Гроба Господня, захват Босфора с Дарданеллами или хотя бы идея Мировой революции. Сверхзадача сама по себе ещё не гарантирует успеха, но империя, озабоченная лишь чечевичной похлёбкой, обречена на поражение в любом случае» [11].
Надо признать, что эта часть письма, несмотря на некоторые стилистические вольности, вполне может быть воспринята в серьезном ключе.
50
Однако далее петербургские фундаменталисты обращаются к Путину с предложением, носящим весьма провокативный характер - речь идет о проекте овладения Дарданеллами и Константинополем: «В связи с этим было бы не только весьма уместно, но и чрезвычайно конструктивно вновь возвести идею овладения Царьградом и проливами в ранг русской национальной мечты и негласно закрепить её на государственном уровне в качестве чаемой политической перспективы. Сделать это требуется не столько в силу исторического и конфессионального пристрастия титульной нации к Константинополю и не столько в силу стратегической важности контроля над Босфором и Дарданеллами, сколько по соображениям метафизического свойства: не имея впереди сверхзадачи, трансцендентной цели, государство не в силах добиться целей реальных. Как показывает практика, государство в принципе бессильно в решении хозяйственных задач -это зона ответственности гражданского общества, государству достаточно лишь гарантировать устойчивые правила игры. Идея государственности погружена, прежде всего, в символическое и эстетическое измерения и оттого лучше видится художнику, чем политику. В настоящее время аннексия проливов и Константинополя с прагматической точки зрения может показаться абсурдом. Но эстетически эта идея безупречна, и Вы, господин Президент, должны иметь её в виду - не как ультиматум сегодняшнего дня, а как символический ориентир для долгосрочной и не подлежащей пересмотру государственной воли. Только твёрдость этой воли позволит решить и все попутные задачи» [11].
Согласимся, что адресованное главе государства предложение аннексировать территории, которые никогда ранее не принадлежали России (притом что мотивировка аннексии, чреватой как минимум локальной атомной войной, носит всецело метафизический характер), при всем желании трудно рассматривать в качестве серьезного политического проекта. Напрашивается предположение, что «фундаменталисты» решили высмеять современных отечественных ура-патриотов, подвергнув пародийной инверсии их фантазийно-реакционные прожекты, продиктованные тоской по «сильной руке», - приблизительно так и действовали полтора века назад создатели образа Козьмы Пруткова. Однако планы овладения проливами и Константинополем изложены с достаточной долей серьезности и мало похожи на розыгрыш или троллинг.
Показательна сугубая амбивалентность комментариев, озвученных Крусановым в связи с этим письмом. В интервью, опубликованном на страницах газеты «Литературная Россия», лидер петербургских фундаменталистов без видимой иронии объяснил, что обретение проливов надо воспринимать не в качестве злободневной военно-политической задачи, но как некую трансцендентную национальную мечту. Но в очевидное противоречие с подобным истолкованием вступает следующее далее высказывание Крусанова о том, что одной из приоритетных для современной России задач петербургские фундаменталисты считают «возможность нанести
51
Америке непоправимый ущерб» [6]. Согласимся: агрессивные планы нанесения Америке непоправимого ущерба трудно интерпретировать в отвлеченно-метафизическом ключе. Впрочем, сразу после этого Крусанов переключается на откровенно иронический регистр и, отвечая на вопрос интервьюера:«А что нужно России, чтобы максимально приблизить её к вашему идеалу?», - недвусмысленно дает понять, что основным регулятором поведения петербургских фундаменталистов является все же игровое начало: «Прислушиваться как к конкретным, так и к стратегическим рекомендациям петербургских фундаменталистов. Мы люди хорошие, пусть и слегка больные, и дурного не посоветуем. Кроме того, умеренная доля позитивной шизофрении в эстетическом плане изрядно украшает нашу жизнь. Не только частную, но и политическую жизнь государства в целом» [6].
Итак, лидер петербургских фундаменталистов именует себя и своих товарищей «слегка больными» людьми, которые привносят в жизнь «умеренную долю позитивной шизофрении». Здесь обращает на себя внимание прежде всего специфическое выражение «позитивная шизофрения», которое отсылает нас к тексту романа Крусанова «Американская дырка» (2005): там его использует один из главных героев - легендарный питерский рок-музыкант, «гений провокации» [2, с. 15] Сергей Курехин. Подобного рода самопрезентацией Крусанов, очевидно, стремился подчеркнуть, что деятельность «фундаменталистов» следует рассматривать как продолжение и развитие той карнавальной, пародийно-игровой традиции петербургского культурного андеграунда, которая связана с эстетической практикой М. Красильникова («филологическая школа»), хеленуктов, митьков, С. Курехина.
Как известно, В. Топоров в своем знаменитом трактате о Петербургском тексте назвал северную столицу родиной российского хулиганства: «Москва еще не знала слова хулиган <...>, когда в Петербурге уже было и слово, и обозначаемое им новое и достаточно интересное явление, свидетельствующее о становлении нового социального типа.» [7, с. 34]. (Курсив В. Топорова. - А. Б.). Трудно судить о том, насколько широко распространилось в Северной Пальмире, по сравнению с прочими отечественными городами, обычное бытовое хулиганство, но в плане эстетского озорства и всякого рода интеллектуальных провокаций Петербургу в России в самом деле не было и нет равных.
Об эпатажных, действительно на грани хулиганства, выходках поэтов, принадлежавших к так называемой филологической школе (середина 1950-х годов), достаточно подробно рассказал Л. Лосев в статье «Тулупы мы» [5, с. 211-212]. В конце концов, Михаил Красильников, лидер «филологической школы», был арестован после демонстрации 7 ноября 1956 года: «Он шел среди знамен и портретов и вопил: "Свободу Венгрии!" и "Утопить Насера в Суэцком канале!" и еще что-то в этом роде. Его повязали, дали четыре года, которые он и просидел в Мордовии от звонка до звонка. Миху
52
судили за политическую демонстрацию - и кому мы могли объяснить, что для этого обаятельнейшего и безобиднейшего человека его демонстрация была - эстетической» [5, с. 212].
В дальнейшем эстафету эпатажного эстетского юродства подхватили А. Хвостенко, В. Эрль, А. Миронов, Д. Шагин, А. Флоренский и другие представители питерской андеграундной богемы. Но все же прямым и непосредственным предшественником Петербургских фундаменталистов можно считать знаменитого рок-музыканта Сергея Курехина (1954-1996). Дело в том, что если поначалу Курехин, «виртуозный питерский проказник» [2, с. 13], подобно всем прежним эстетствующим хулиганам северной столицы, возмущал своими эскападами спокойствие советских обывателей, то затем, в последние годы жизни, он, сблизившись с национал-большевистской партией Э. Лимонова и подружившись с идеологом НБП А. Дугиным, бросил вызов российскому либерализму. В своих предсмертных интервью Курехин говорил о позитивных основах коммунистической государственности и о собственном категорическом неприятии капитализма: «Запад меня лично разочаровал и заставил по-новому посмотреть на историю России. Путешествия по миру сделали меня русским патриотом. <...> Во время советской власти моим врагом была не её идеология. Я только сейчас это начинаю понимать. Не то, чтобы понимать. Я всегда это чувствовал. Просто сейчас решил себе в этом признаться. Врагом была не сама власть. Врагом была какая-то усреднённость. В основе же социализма, я повторяю, лежат очень близкие мне идеи. <.> Поэтому всё, что связано с Америкой - это ужасно. <.> И это общество, несомненно, развалится, хотя оно как бы и обладает цельной идеологией. Достаточно одного человеческого позыва и человеческой идеи, чтобы всё это рухнуло» [1].Здесь уместно привести ту восторженную характеристику, которая дана Курехину в романе лидера петербургских фундаменталистов: «Он регулярно и непринужденно устраивал затейливые мистификации - обаятельный бедокур, он, уподобляясь провидению, отчаянно провоцировал людей на поступки или хотя бы на подобия поступков, никому не позволяя прозябать в грехе уныния. В плане широты жеста и безумия порыва он мог позволить себе все» [2, с. 15].
Разумеется, печатью все той же постмодернистской эклектичности и амбивалентности отмечены произведения «фундаменталистов», ориентированные на формат идеологического романа. В ряду подобного рода текстов выделяется прежде всего романистика Крусанова, где на первом плане неизменно оказывается имперская проблематика. Любопытно также, что в большинстве художественных текстов Крусанова очень велика роль групповой семантики, связанной, прежде всего, с содружеством петербургских фундаменталистов. В особенности же часто читатель в романах Крусанова сталкивается с фигурой А. Секацкого и пересказом оригинальных концепций этого философа. Практически во всех крусановских сюже-
53
тах, наряду с человеческими существами, задействованы также и всякого рода могущественные мистические силы.
Главный герой крусановского романа «Бом-бом» (2002) молодой петербуржец Андрей Норушкин, приобщившись к мистическим тайнам своего древнего аристократического рода, вступает в борьбу с Мировым злом. Порой противостояние добра и зла, в котором особенно активно участвуют сверхъестественные силы, может показаться всецело серьезным, но внимательное чтение помогает повсюду обнаружить знакомые иронические интенции. Так, например, главным магическим заклинанием, которое помогает положительным героям преодолевать любые преграды (против него не могут устоять даже самые могущественные демоны), Крусанов сделал широко известный в современном Петербурге слоган болельщиков футбольной команды «Зенит»: «Раз, два, три, зенитушка, дави» [3, с. 240]. Особого внимания заслуживает финал романа «Бом-бом»: в полном соответствии с принципами постмодернистской аксиологической эклектичности, автор романа предложил читателю два противоположных друг другу варианта завершения истории Андрея Норушкина.
В романе «Американская дырка», действие которого перенесено в не слишком отдаленное будущее (2010-2011 годы), в роли основного средоточия вселенского зла выступает Америка, и именно с ней, с целью нанесения «непоправимого ущерба» (см. выше), ведут борьбу положительные герои во главе с «трансцендентным человеком» Сергеем Курехиным. В соответствии с фантазийной логикой произведения, легендарный питерский музыкант, инсценировав в 1996 году свою смерть, переквалифицировался в руководителя фирмы под названием «Лемминкяйнен», которая, пользуясь по-сказочному безграничными возможностями, весело мистифицирует друзей и беспощадно карает врагов. Реализовав, с необыкновенной легкостью, в течение нескольких месяцев, хитроумный план, герои ввергают США, «самый меркантильный человечник» [2, с. 42], в тотальный политико-экономический и морально-психологический кризис и с удовольствием наблюдают за агонией бывшей сверхдержавы: «Техас заявил о выходе из Союза Американских Штатов. Лузиана, Южная Каролина, Арканзас, Джорджия, Алабама, Миссисипи и Флорида опубликовали совместную декларацию о независимости и создании нового государства на конфедеративной основе. Калифорнийский лидер латиносов Хуан Пансо призвал жителей штата к референдуму по поводу досрочных перевыборов губернатора и одновременно - к гражданскому неповиновению, вооруженному восстанию и присоединению штата Калифорния к Мексике. Вместе с тем в северных штатах на скот напал мор, а посевы зерновых пожрала невесть откуда взявшаяся саранча - федеральное правительство, фактически уже не способное управлять страной, попросило у мирового сообщества гуманитарную помощь. Россия и Великая Британия изъявили готовность ее предоставить. Однако после неудачной, с сотнями трупов, попытки спецназа федералов захватить телецентр в бунтующей Атланте, гражданской
54
войны было, видимо, уже не избежать...» [2, с. 363]. Впрочем, и уничтожение главного противника не сулит положительным героям романа, апологетам великой России, спокойной жизни, поскольку, как объясняет в финале романа Курехин, империи во что бы то ни стало необходимы враги: «Как угодно, но без врагов нам нельзя - мы же империя» [2, с. 379].
Сюжет «Американской дырки» является яркой и наглядной иллюстрацией к вышеупомянутым прожектам, касающимся обретения Российской империей небывалой мощи, а также нанесения Америке непоправимого ущерба, которые содержатся в манифестах, программных статьях и интервью петербургских фундаменталистов. Прямые цитаты из этих текстов вложены в уста главного героя-идеолога романа Сергея Куре-хина, заявляющего, что «Россия - империя, и она не может быть ничем иным, кроме империи» [2, с. 381]. Рассуждая о задачах, стоящих перед Россией, крусановский Курехин вскользь, как о само собой разумеющемся, упоминает и «исторически неизбежный захват Царьграда и Босфора с Дарданеллами» [2, с. 381].
Однако именно то обстоятельство, что в роли рупора имперской идеологии выступает в «Американской дырке» Курехин, великий мистификатор, «гений провокации», невольно заставляет читателя усомниться в сугубой монологической серьезности декларируемого великодержавного прожектерства. Разрушение Америки, которая мгновенно превратилась в зону тотального дефицита, где чуть ли не по карточкам распределяют соль, спички и спиртное, носит в романе слишком уж водевильный характер. Кстати, выясняется, что и атака террористов на нью-йоркские небоскребы и Пентагон в сентябре 2001 года тоже была делом рук Курехина - причем, заказчиком карательной акции стал некий питерский оптовик, не поделивший с американскими дольщиками «куриные окорочка» [2, с. 74]. Еще раньше Курехин собирался наказать «самый меркантильный человечник» «путем отвода от Америки Гольфстрима» [2, с. 87].
Начиная с «Укуса ангела», в романах Крусанова значительное место занимают философско-идеологические диалоги и монологи персонажей. Увлечение философско-идеологической риторикой, превращающее в рупоры имперско-патриотических доктрин самых разных персонажей (в том числе и не очень подходящих для философствования и проповедничества), вызвало достаточно резкие и язвительные замечания со стороны некоторых критиков. Так, по словам А. Степанова, в романах Крусанова «разговоры о судьбах России ведутся в магазинных очередях, во время купания на даче, чуть ли не в постели, и троечницы из института им. Герцена философствуют не хуже А. К. Секацкого» [10]. Особенно серьезные претензии этого рода вызвал роман «Мертвый язык» (2009). Здесь и в самом деле масштабы идеологической риторики персонажей решительно противоречат нормам реалистического правдоподобия - тем более что Рома Тарарам, выступающий в роли главного проповедника-гуру и претендующий на статус безусловной моральной авторитетности, имеет весьма скромное обра-
55
зование (три курса университета) и не очень адекватный род занятий («в качестве приработка криминально приторговывал для узкого круга знакомых травкой» [4, с. 17]).
Отметим, что даже самые глубокие и проницательные критики порой склонны воспринимать художественные произведения Крусанова в духе канонически-традиционной одноидейности: «Отовсюду так и ломит правая квазиимперская идеология - вплоть до призывов к римской доблести. О сегодняшнем Крусанове уже никто не будет гадать - это он всерьез или стебется? - как гадали об авторе “Укуса ангела”. Всерьез» [10].
А между тем похоже, что на вопрос о серьезности или ироничности писателя-постмодерниста далеко не всегда возможно дать однозначный ответ. Есть все основания полагать, что совмещение квазиимперского пафоса и откровенного скоморошества соответствует целевым установкам Крусанова. Петербургские фундаменталисты отстаивают империализм с эклектически-постмодерным лицом. И следует смириться с тем, что их «позитивная шизофрения» не укладывается в привычные монологические рамки и ее истолкование, ускользая от фиксированных форм, сохраняет всецело гипотетический характер.
Список литературы
1. Жвания Д. Сергей Курехин: национал-большевизм - это свежий ветер и подвижничество. - [Эл. ресурс]: http://www.sensusnovus.ru/interview/2012/07/09/ 13959.html.
2. Крусанов П. Американская дырка: [роман]. - СПб.: Амфора; ТИД Амфора, 2005. - 396 с.
3. Крусанов П. Бом-бом: [роман]. - СПб.: Амфора, 2002. - 268 с.
4. Крусанов П. Мертвый язык: [роман]. - СПб.: Амфора; ТИД Амфора, 2009. -
320 с.
5. Лосев Л. Тулупы мы // Новое лит. обозрение. - 1995. - № 14. - С. 209-215.
6. Незримая империя - полигон для испытаний государственных стратегий // Литературная Россия. - 2005. - № 4. - С. 3.
7. Топоров В. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. СПб.: Искусство - СПб, 2003. - 617 с.
8. Секацкий А. Шанс для империи и современный социогенез. - [Эл. ресурс]: www.topos.ru/article/6715.
9. Секацкий А. Дефицит сверхзадачи // Санкт-Петербургские ведомости. - 2012. -№111. - С. 4.
10. Степанов А. Роман П. Крусанова «Мертвый язык». - [Эл. ресурс]: http://prochtenie.ru/texts/24393.
11. Открытое письмо Президенту Российской Федерации господину В. В. Путину. - [Эл. ресурс]: http://www.kultpro.ru/item_33/#1.
56
