CC BY
29
УДК 167(001.89)+001.32
йй! 10.25513/1812-3996.2018.23(3).183-186
ПОСТМОДЕРН И ДИАГНОЗ НАШЕГО ВРЕМЕНИ (интервью профессора М. Д. Купарашвили)
И. А. Кребель
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
POSTMODERN AND DIAGNOSIS OF OUR TIME (interview professor M. D. Kuparashvili)
I. A. Krebel
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
1. Можете ли Вы сказать, что сегодня постмодернистская стратегия - одна из самых эффективных в осмыслении многомерности событий современной культуры? А что Вы понимаете под «постмодерном» как стратегией?
Вопрос более чем неожиданный. Постмодернизм не может быть стратегией. «Пост» не стратегия, он - финал, конец времени. Какая стратегия у «после»?! «Пост» заканчивает время, а стратегия начинает его. Постмодерн - это реакция на происходящее, это рефлексия однократности состояния. Это диагноз нашего времени как состояния болезни культуры и общества в целом. А вот лечение ее и будет выглядеть как стратегия.
Конечно, не всё так просто. Главным содержательным аспектом постмодернизма нужно считать стратегию анализа текста. Но в этом качестве он является техникой разрушения всего того, что общепринято, что имеет укорененность в общественной жизни. В общей программе постмодернизма основным считается утверждение доказательство зависимости сознания индивида от языковых стандартов своего времени. Пресловутая свобода индивида сводится к свободе интерпретации, понимаемой крайне широко, что по замыслу самих постмодернистов предполагало не только реализацию многомерности бытия, но и искомый игровой принцип функционирования сознания.
Постмодернизм во всей своей негации видит современный мир таким, каков он есть, объективно. Деконструкция, децентрация, мозаичность, фрагментация, номадизация, нонселекция и т. д. - это не только слова, они описывают состояние мысли, социума, культуры. Через них, осознавая истинное положение вещей, читатель впадает в раздражение, и
он нередко экстраполирует негативный пафос времени на само направление постмодернизма. Всё осознается так, что пришли постмодернисты и привнесли этот хаос в головы, культуру, политику, экономику, в жизнь. На самом деле постмодернисты видели раньше и дальше, чем другие, они нашли способ описания того, что происходит, ввели терминологию, которая дает возможность описывать происходящее. Нам может быть симпатична или не очень плеяда замечательных современных французских философов (Ж. Деррида, Ж. Делез, Ж. Бод-рийяр, М. Фуко, Ф. Гваттари, Ж.-Ф. Лиотар, Ю. Кри-стева), но нельзя не отдать им должное за глубокое и многостороннее постижение судьбоносных проблем и вопросов современности, за безупречную, проникновенную экспликацию постмодернистской чувствительности и новых ощущений, за высветление опасной черты невозврата, за изумительное чувство юмора, помогающее сохранить здравый смысл в эпоху господства шизоидной личности. Пародийный модус повествования - единственный способ оформления экзистенциальной позиции мыслителя, своего рода предохранитель от разрушения, когда кругом все рушится, превращается в имитацию, в силу того, что всё потеряло смысл.
Однако они не предлагают противоядие разрушительным тенденциям, и нет печали по этому поводу. Они увлечены деконструкцией. Утраченного не жаль, его ценность не понятна, вопрос об этом вообще не ставится. Есть примеры яркого негативного пафоса ко всем метанаррациям как к «диктатуре разума», как к «маске догматизма». Поиск новых позитивных, созидающих направлений - не тренд.
Не то чтобы постмодернистам не хватила ума, им это было не интересно. Эти тенденции глобаль-
ного обвала они увидели первыми в современной европейской практике мысли, и они, скорее, наслаждались констатацией обнаруженного феномена. Постмодерн создавал удивительное ощущение вседозволенности в силу объективного рассеивания всего устойчивого, как отмечал Ж.-Ф. Лиотар. Всем тем объяснительным системам, которые упорядочивали социум и служили для него средством самоопределения, - а это религия, наука, история, искусства, психология, - был объявлен импичмент. На начальном этапе это выглядело как легкая, занимательная, в высшей степени интеллектуальная игра. И такая гибкость, такой кураж образовались во всём теле эпохи! Ведь всё было объявлено текстом. Однако тяжелое последствие такой стратегии развенчивания всего того, что до сих пор являлось средством организации и упорядочения мира, не заставило себя ждать, и сразу после того, как постмодерн констатировал «смерть автора», «смерть субъекта», мир заговорил о смерти самого постмодерна.
В своем классическом формате постмодернизм весьма описателен. Неразборчивость в средствах, целях и ценностях - это его особенность, его фишка: не оценивать, не звать к цели, идеалам, оставаться нейтральным, незаинтересованным в исходе, быть индифферентным, либеральным и толерантным ко всему. Мир многообразен, всё имеет право на существование, т. е. всё, что есть, просто есть - и божественное, и сатанинское, и изысканное, и извращенное, и Сахаров, и Чикатило. Постмодернисты - истинные наследники Фридриха Ницше, который называл себя совестью нигилизма. Были и другие честные исследователи, диагностики времени, как Жорж Батай, Фридрих Гельдерин или Антонен Арто. Они создали философию трансгрессии, выхода «за» и «сквозь» предел, преодолевая все границы, установленные наличным состоянием разума. Отсюда постмодернистские оппозиции, которые совершенно необычны для рациональной парадигмы: цель - игра, иерархия - анархия, логос - молчание, тоталитаризм - деконструкция, чтение - письмо, присутствие - отсутствие, центрирование - рассевание, поиск истоков - игра различий, жанровые рамки - текст, вещь - знак и т. д. Путь в никуда... Приехали. Однако новая терминология выполнила свое предназначение, дала возможность осмыслить, диагностировать, подвести итоги и поставить точку.
Постмодернизм - это философия кризиса. Кризис - это утрата авторитетных и доступных разуму стандартов добра, истины, прекрасного, утрата, отягощенная потерей веры в Божье Слово, сомнение в
достоверности научного познания. Но постмодерн не только показывает хаос и пугает своим натурализмом, но еще указывает на моменты, которые могут не допустить скатывание к точке невозврата, которые могут стать «соломинкой» для спасения человечества и человечности. Он показывает и возможные точки прорыва в позитивное направление и способы сопротивления суицидальным позывам человечества.
2. А такое явление, как «смерть постмодерна» утратило свою актуальность? Или это перезагрузка?
Все перезагрузки закончились. Ориентация на подобные понятия, которые консервируют разложение крайней степени - весьма опасны. Даже американцы, которые ввели это слово в обиход, сегодня уходят в суверенизацию, выходя из всех возможных альянсов и депортируя «чужаков».
В конце 80-х годов прошлого столетия американский писатель египетского происхождения Ихаб Хассан писал: «Я не собираюсь заодно с постмодернистами выступить против (древнего) модерна. В эпоху безумных модных интеллектуальных поветрий ценности могут быть отброшены слишком опрометчиво, и завтра может быстро вытеснить сегодня или вчера. Но здесь не просто вопрос моды; ощущение, что для культуры последствия могут оказаться довольно ошеломляющими, дает надежде меньше место, чем страху».
И уже не так привлекателен феномен безумия, случайности, исторической несправедливости, всё то, что выявляет как «инаковость», «друговость» в мышлении человека, культуре и истории. Нет былого удовольствия в их разложении и рассеивании, все поняли, что всё уникально и однократно. Тайны нетождественности самому себе сегодня ставят человека за пределы «нормы» - психологической, нравственной, социальной, гендерной и само это -уже норма. Кому-то уже страшно: видя опасную черту, но сам трансцензус из человеческого облика, чтобы претендовать на оригинальность, более не цепляет. Все наелись и наигрались симулякрами, суррогатом (едой, информацией, эмоциями, бытовыми вещами и одеждой), когда всё не настоящее быстро надоедает, хочется настоящего, естественного, верного и ценного по определению, а не потому, что так договорились.
Эпоха нуждается не в перезагрузке, а в преображении. Наша действительность ждет своего вербального выражения, понятия, идеи, имени, которым будет названа грядущая эпоха. Вернадский от-
мечал, что основная сила, которая выглядит как организованная воля, есть разум человека. Вернадский в прямом смысле фундирует разум, организационную волю в «физическую» структуру земли: «Мы всё больше и ярче видим в действии окружающие нас геологические силы. Это совпало, едва ли случайно, с проникновением в научное сознание убеждения о геологическом значении Homo sapiens, с выявлением нового состояния биосферы - ноосферы - и является одной из форм ее выражения». Так, единство человечества - это планетарно-косми-ческая мера выражения разума, его связи с космосом. Человечество является единым целым, призванным действовать и мыслить в общепланетарном масштабе. В основные характеристики ноосферы помимо рационализма, роста научного знания, планирования и управления социальными процессами входят: единство человечества и биосферы, объединение людей под знаком равенства и независимости, гуманизация социальных процессов. «Увеличение вселенскости, спаянности всех человеческих обществ непрерывно растет и становится заметным в немногие годы чуть не ежегодно». Главный вызов времени - улучшение человеческой природы во всех смыслах; главная задача - стать космической величиной, принять за «малую родину» свою страну, осознать себя как землянина и принять в качестве своей родины планету Земля. Именно для этого необходимы теория нового планетарного мышления, теория всесторонней космизации и синтеза естественных и гуманитарных наук (синтез научного знания), которые принадлежат Вернадскому и фундированы на представлении о разуме как о закономерности Космоса.
3. Какие из постмодернистских инструментов на сегодня самые эффективные? И в чем их эффективность для Вашей исследовательской стратегии?
Нет таких.
Работающие инструменты сегодня нужно искать в русской философии. Это и идеи симфониза-ции культур, всеединства, соборности (а не пошлая глобализация), и уникальная разработка концепции планетарного мышления, и глубокий анализ космической сущности человека, и оригинальное видение проблем пола и гендера, и весьма актуальные сегодня идеи иммортализма. Это те идеи, которые составляют фундамент современной науки, философии и мировоззрения, это те идеи, которые всё еще ждут реализации, которые еще не получили ни морального, ни физического износа. Ясно, что постмодернистские инструменты для указанных задач не-
пригодны, да и сам постмодерн в указанном контексте - вчерашний день.
4. Ваша авторская, автономная исследовательская стратегия - как Вы ее квалифицируете для себя? Как задаете в пространстве?
Вопрос типа «а ты кто»?
О всех своих притязаниях в философии я довольно подробно писала в монографиях. Там же описаны все авторские исследовательские стратегии.
В свое время (лет 25 назад), глубоко погрузившись в историю русской философии, я не без удивления обнаружила, что я русский философ. Все онтологические и гносеологические предпочтения, философский вкус и примат христианских ценностей русской философской традиции разделяю полностью, я их нашла в сфере моего духовно-нравственного равновесия.
Новый целостный взгляд на универсум, новый стиль мышления может строиться только на примате этической системы ценностей. Кроме того, так как центром любой философской или мировоззренческой системы является особая концепция познания и возможность реализации мыслительных способностей человека, новая философия нуждается в особой переработке основных принципов формирования всеобщего стиля мышления. Потребуется сосуществование в единой системе нравственных принципов и гносеологических законов, сознательных и бессознательных способов познания. Гносеологические проблемы должны обнаружить укорененность в онтологии и найти непосредственное осуществление, применение в действительной жизни людей. Такая теория познания в этической парадигме приобретает принципиально иной характер. Приоритетными становятся те формы и закономерности мышления, которые не были актуализированы в рамках любой другой парадигмы. Этическая система ценностей, религиозная терминология, онтологизация и этизация гносеологии создают уникальную репрезентативную систему, которая осуществляется введением новой речевой интуиции и материализуется в категориальной сетке, укомплектованной терминологическими находками русской православной философии.
Принципы построения такой системы просты: субъектно-субъектная структура коммуникации, разумное обоснование всеединства всех систем ценностей (эстетической, религиозной, научной, этической) и открытие, скорее постижение, нового временного интервала.
Еще Сократ и Перикл утверждали, что этика заключается не в буквальном следовании поведению
предшественников, а в том, чтобы быть в состоянии дать моральный ответ на изменяющиеся условия.
Сегодня такой ответ возможен только на основе православных ценностей. И дело не в вере в Бога, а во вполне осознанном и рациональном постижении положения человечества. Превосходными примерами переоткрытия базовых ценностей можно ознакомиться в трудах русских философов Киреевского, Карсавина, Хомякова, Франка, Флоренского, Розанова и мн. др., в которых переосмысление православных принципов под необходимость организации образа жизни и мысли выглядит как перманентный труд в процессе пояснения целесообразности и назначения бытия конкретного человека и человечества в целом.
Онтологический статус формата Разума осуществим только при сохранении, культивации и перманентной реализации общечеловеческих ценностей, которые сегодня ярче всего выражены в православных культурах. Содержательная, сущностная (а не
формальная) реализация христианских ценностей утверждает примат человека, способного на разумно-отформатированный вид указанных ценностей с их этическим приоритетом и суммой неотре-флексированных трансценденталий христианского мировоззрения. Гносеологический статус формата разума предлагает не слепую веру в Бога или потусторонние сказочные идеалы, а софиологический анализ положения человека во Вселенной и культивацию человеко-охраняющих ценностей.
У постмодернизма есть диагноз эпохи! У меня есть способ лечения, я его вижу в разумности разума и в примате нравственности. Но не спрашивайте, как нужно вернуть их, как переоткрывать. Не знаю. В одном детском анекдоте рассказывается, как бедные, всеми обижаемые мыши плакали безутешно. Сверху наблюдая сцену, мудрая сова прониклась и решила помочь им, предложив стать ежиками, мыши обрадовались и спросили: как это сделать? На что сова ответила: не знаю, я стратег.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Кребель Ирина Алексеевна - доктор философских наук, профессор кафедры философии, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а; e-mail: krebel@rambler.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Кребель И. А. Постмодерн и диагноз нашего времени (интервью профессора М. Д. Купарашвили) // Вестн. Ом. ун-та. 2018. Т. 23, № 3. С. 183-186. DOI : 10.25513/1812-3996.2018.23(3).183-186.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Krebel Irina Alexeevna - Doctor of Philosophical Sciences, Professor of the Department of Philosophy, Dos-toevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: krebel@rambler.ru.
FOR CITATIONS
Krebel I.A. Postmodern and diagnosis of our time (interview professor M. D. Kuparashvili). Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2018, vol. 23, no. 3, pp. 183-186. DOI: 10.25513/1812-3996.2018. 23(3).183-186. (in Russ.).
