CC BY
83
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2003, вып. 3 (№22)
С. М. Елисеев
ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ КАК ПРОБЛЕМА СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ
Конец XX в. ознаменовался бурным ростом интереса исследователей-компаративистов к проблемам перехода стран к демократии. Демократизация как процесс, на протяжении четверти века развивающийся одновременно во многих регионах мира, фундаментальным образом преобразил политическую и экономическую реальность, вызвал к жизни мощные позитивные и негативные тенденции, существенным образом изменил международные отношения.
В последнюю четверть XX в. совокупное действие определенных тенденций в семи регионах совершенно очевидно привело к изменению политического пространства мира. Это такие тенденции, как: 1) падение авторитарных режимов в Южной Европе в середине 1970-х; 2) смещение военных диктатур выборными гражданскими правительствами по всей Латинской Америке с 1970 до 1980-х; 3) снижение авторитарного правления в частях Восточной и Южной Азии, начиная с середины 1980-х; 4) падение коммунистических режимов в Восточной Европе в конце 1980-х; 5) крах Советского Союза и образование 15 постсоветских государств в 1991; 6) замена однопартийных режимов во многих государствах Субтропической Африки в первой половине 1990-х и 7) слабая, но ощутимая тенденция либерализации в некоторых странах Среднего Востока в 1990-х. Переход к демократии породил на разных континентах в 70-90-е годы множество надежд, смелых гипотез и предположений, заставил заново переосмыслить ряд прежних теоретических выводов.
В научном плане сформировалась новая сфера компаративного анализа, включающая в себя особую предметную область исследования, собственные научные парадигмы и школы, теоретические традиции и споры. Причины, формы и скорость развития тенденций существенно различаются. Но они представляют главную характеристику — одновременное движение по меньшей мере в нескольких странах в каждом регионе от диктаторского правления к более либеральному и часто более демократическому правлению. И хотя эти тенденции во многом отличаются, они подвержены взаимному влиянию и в некоторой степени опираются друг на друга. В результате всю совокупность изменений последней четверти XX столетия многие исследователи, особенно на Западе, стали интерпретировать как составляющую часть единого целого — глобальной демократической тенденции, которая благодаря С. Хантингтону стала известна как «третья волна» демократии. В настоящее время в сфере компаративных исследований проблемы посткоммунистического развития продолжают привлекать внимание специалистов философии, социологии, истории и политологии. Закономерности и последствия посткоммунистических трансформаций по-прежнему вызывают в гуманитарных науках острые дискуссии и споры.
Методологические проблемы исследования посткоммунистических трансформаций. Со всей очевидностью можно констатировать, что ни одна из социальных наук внутренне не была готова к такому повороту истории. Неожиданный крах коммунистической системы породил растерянность и замешательство в научном сообществе.
© С.М.Елисеев, 2003
Посткоммунистическое пространство — своеобразная «целина», которую тут же стали осваивать множество различных теорий, концепций, школ в надежде не только понять и объяснить происходящие изменения, проверить прочность собственных методологических принципов, но и укрепиться на новом месте. Но мало кто мог тогда предположить, что в исследованиях посткоммунистических трансформаций одни теоретические подходы вообще могут оказаться низкоэффективными, а использование других может дать такие результаты, которые с трудом можно будет признать в качестве научно достоверных. Однако в начальный период трансформаций эти проблемы как бы ушли на второй план. Как писал К. фон Бойме, «крах реального социализма поставил исследования трансформаций буквально на поток».1 Но чем больше росло число публикаций, посвященных трансформациям в бывших социалистических странах, тем очевиднее становился тот факт, что прежние методологические подходы, большинство из которых было создано в периоды социальной стабильности и идеологической конфронтации двух мировых систем, следует признать малопригодными для качественного научного анализа переходных процессов. По сути, в социальной науке в целом и в политической в особенности наметился методологический кризис.
Научное мышление продолжало работать, используя в основном макросоциальные теории и структурно-функциональные подходы, применение которых в условиях глобальных переходных процессов, особенно в их начальной фазе, не было продуктивным. Так, в зарубежных и отечественной научных изданиях появились многочисленные публикации, посвященные процессам посткоммунистических трансформаций, написанные с позиций макросоциальных теорий, претендующие на универсализм, выявление единых факторов развития, открытие общих закономерностей политических изменений: теории модернизации и неомодернизации, теории политического развития, теории ци-вилизационного развития, теории зависимости.2
По нашему мнению, по методологическому содержанию и в контексте процессов глобализации основные установки этих теорий выражают жесткий позитивизм, во многом линейный подход к истории и тенденциям развития современной цивилизации.
Это, во-первых, означает рассмотрение общественных проблем, возникающих в процессе посткоммунистических трансформаций, осуществляющихся в полном отрыве от этических ценностей, от моральных норм и ограничений; во-вторых, ориентация на выявление универсальных причин, как правило, сопровождается забвением культурного и исторического контекста, невниманием к особым механизмам и характеристикам переходных процессов, присущих отдельным регионам и странам; в-третьих, выделение исключительно объективных ключевых структурных факторов переходных процессов (экономических, социальных, политических) и освобождение теории от этики приводит к умалению роли субъекта трансформации, снимает с него ответственность за действия, совершенные в процессе трансформации; в-четвертых, само трансформирующееся общество превращается в некую абстракцию, по сути, перестает быть предметом исследования. Изучается не общество как система, а только проблемы системы, от решения которых зависит успех или неудача переходных процессов (либерализация, демократизация, приватизация, обуздание инфляции и т.д.).
В методологическом плане необходимо напомнить, что существуют два вида теорий: макросоциальные и микросоциальные. Первые строятся на основе объективных долгосрочных структурных факторах и предпосылках; общественного развития. Вторые обращаются к краткосрочным факторам развития, уделяя самое пристальное внимание деятельности субъекта.
Макросоциальные теории (речь идет прежде всего о структурно-функциональном
анализе, системной теории и марксистской теоретической традиции), несмотря на все существенные различия в методологии, содержании и понятийном аппарате, роднит то, что они положительно решают проблему эмерджентности, т. е. исходят из того, что целое нечто большее, чем сумма его частей. Поэтому в этих теориях общество есть нечто большее, чем сумма отдельных индивидов и их действий. Оно (общество) изменяется по определенным общим законам в независимостй~от национальных, исторических, религиозных, культурных традиций. Последние оказывают своеобразное сопротивление универсальным законам развития, но не могут его остановить. Целью развития является достижение социального прогресса. Под «прогрессом» чаще всего понимают, пишет П. Штомпка, «направленный процесс, который неуклонно подводит систему все ближе либо к более предпочтительному, лучшему состоянию (или, другими словами, к реализации определенных ценностей этического порядка, таких, например, как счастье, свобода, процветание, справедливость, достоинство, знания и т.д.), либо к идеальному состоянию общества, описанного в многочисленных социальных утопиях. Чаще всего идея прогресса устанавливает, как такое общество должно выглядеть согласно взглядам того или иного автора, его мировоззрению».3
Теории, основанные на отрицательном ответе на вопрос об эмерджентности, исходят из того, что общество — производный результат поведения и действий отдельных людей. Такие теории называются микросоциальными. В социологии к ним относятся, например, теория социального поведения и теория социального действия, в политологии—теория политической культуры, теории политического участия и электорального поведения, теория рационального выбора, теория политических элит и т.д. По нашему мнению, к.этому типу теорий также относятся и основные тран-зитологические концепции. Транзитологическая парадигма возникает на рубеже 70-80-х годов XX в., с одной стороны, как своеобразная реакция на господствующие в 60-70-е годы в академической среде макросоциальные теории, с другой —из потребности осмысления особого типа политических процессов — процессов перехода от авторитаризма к демократии. Эти процессы отличаются от процессов стабильно функционирующей общественной системы следующими признаками: усилением социальной напряженности, кризисом легитимности власти, падением эффективности политической системы, снижением степени предсказуемости социального поведения индивидов и групп, ростом неопределенности и потребности коллективного выхода из кризиса.
Следовательно, транзитологический подход изначально был ориентирован на исследование особого рода объектов, отличающихся от объектов макросоциальных теорий неустойчивостью связей и отношений, институциональной неопределенностью, кризисом в системе ценностей социума, ростом индивидуализма и корпоративизма. Поэтому транзитология всегда довольно скромно и критически оценивала свои возможности в осмыслении происходящих процессов, понимая всю сложность и противоречивость переходных процессов. Но в то же время она никогда не претендовала на создание универсальной теории в духе марксистской или системной методологии.
Возможно, именно поэтому сегодня транзитологические исследования стали одними из перспективных направлений развития сравнительной политологии.4
Посткоммунистические трансформации и перспективы развития тран-зитологии. Одной из первых работ, подвергших критическому анализу господствовавшие в академической среде в 50-60-е годы XX столетия макросоциальные теории и, в частности, концепцию необходимых условий демократии С.Липсета, стала теория Д. Растоу, основы которой были изложены в журнале «Comparative Polities» в
1970 г. Д. Растоу считал необходимым проводить различия между процессами генезиса и функционирования демократии, процессами функционирования стабильных политических систем и процессами ее становления. Методологические положения, которые он отстаивал в своей статье, заключались в следующих тезисах.
1. Факторы, обеспечивающие устойчивость демократии, не обязательно равнозначны тем, которые породили данную форму устройства политической системы: при объяснении демократии необходимо проводить различия между ее функционированием и генезисом.
2. Корреляция — это не то же самое, что причинная связь: теория генезиса должна концентрировать внимание на выявлении корреляций.
3. Вектор причинной обусловленности не всегда направлен от социальных и экономических факторов к политическим.
4. Вектор причинной обусловленности не всегда идет от убеждений и позиций к действиям.
5. Процесс зарождения демократии не обязательно должен быть единообразным во всех регионах земного шара: к демократии может вести множество дорог.
6. Процесс зарождения демократии не обязательно должен быть единообразным по временной протяженности: на длительность каждой из последовательно сменяющихся его фаз решающее воздействие могут оказать разные факторы.
7. Процесс зарождения демократии не обязательно должен быть единообразным в социальном плане: даже когда речь идет об одном и том же месте и одном и том же отрезке времени, стимулирующие его позиции политиков и простых граждан могут отличаться друг от друга.
8. Эмпирические данные, положенные в основу теории генезиса демократии, должны для каждой страны охватывать период с момента, непосредственно предшествовавшего началу процесса, и вплоть до момента его окончательного завершения.
9. При исследовании логики трансформации внутри политических систем можно оставить за скобками страны, основной толчок к трансформации которых был дан из-за рубежа.
10. Модель, или идеальный тип, процесса перехода может быть получена на основе тщательного изучения двух или трех эмпирических примеров, а затем проверена путем приложения к остальным.5
Д. Растоу сформулировал еще ряд важных положений, заслуживающих, по нашему мнению, особого внимания в свете анализа посткоммунистических трансформаций и дальнейшего развития транзитологии. Он совершенно правильно отметил необходимые условия создания теории перехода от авторитаризма к демократии: а) требуются диахронические данные, относящиеся не к некоему единичному моменту, а охватывающие определенный временной континуум, б) подобная теория должна строиться на основе анализа тех случаев, где процесс генезиса уже, по существу, завершен.6
Из этого утверждения следует, что, во-первых, построение модели перехода от авторитаризма к демократии применительно к отдельно взятой стране или группе стран возможно только по завершении процесса и маловероятно во время его осуществления, во-вторых, хронологически длительность процесса перехода к демократии может быть различной даже тогда, когда речь идет об одном и том же регионе или группе схожих стран, в-третьих, созданная теоретическая модель должна объяснять не только эмпирические данные успешного генезиса демократии, но и данные неудачных попыток перехода к демократии в рамках единого пространственно-временного континуума.
Исследуя процессы демократизации или переходы к демократии в различных ре-
гионах мира, ученые-транзитологи исходят из убеждения, что процесс зарождения демократии не обязательно должен быть единообразным и универсальным в социальном плане, по временной протяженности и по доминирующим факторам, поскольку поведение и действия политических акторов в период демократического транзита во многом определяются комбинацией внутренних (эндогенных) и внешних (экзогенных) факторов.7 Иными словами, алгоритм успешного перехода к демократии для каждого периода демократизации и каждого региона свой собственный. Но в алгоритме управления переходными процессами можно выявить общие корреляционные (положительные и отрицательные) связи, знание которых может быть полезно при осуществлении перехода к демократии. Транзитологические теории, по сути, есть теории среднего уровня, не претендующие на открытие единых универсальных законов.
В начале 90-х годов XX в. вновь обострилась дискуссия между сторонниками мак-росоциального (глобального) и микросоциального (локального) подходов к процессам посткоммунистических трансформаций. Попытки первых объяснить с помощью макро-социальных теорий неожиданный крах коммунистической системы и определить причины и закономерности посткоммунистических трансформаций не получили положительной поддержки ни со стороны научного сообщества, ни со стороны практических политиков. В связи с неспособностью макротеорий дать удовлетворительные объяснения происходящим переменам в мире, прежде всего посткоммунистическим трансформациям, многие ученые и политики в надежде выявить смысл современных процессов стали обращаться к теориям среднего уровня. Так, на рубеже 80-90-х годов XX столетия в политической науке и практической политике в моду входят транзитологические теории. С их помощью ученые, политики, государственные чиновники начинают осмысливать почти все происходящие изменения в различных регионам мира. Одновременно с ростом транзитологических исследований происходит своеобразная ревизия исходных методологических принципов теории среднего уровня.
Постепенно транзитологическим теориям придается обобщающий и универсальный характер, что проводит к размыванию границ транзитологической парадигмы, ее понятийный аппарат принимает все более обобщенную и идеализированную форму. Аналитические модели, созданные в процессе обобщения конкретного опыта перехода к демократии в странах Латинской Америки и Южной Европы, неожиданно для самих транзитологов становятся моделями идеального типа, с помощью которых уже пытаются не только осуществить анализ посткоммунистических трансформаций, но и дать содержательную критику политики, проводимой в странах бывшего социализма. В результате сознательного повышения уровня абстракции транзитологических теорий в науке и политике складываются ложные представление о том, что любая страна, движущаяся от диктаторского правления, может рассматриваться как переходящая к демократии. Особенно это было характерно в первой половине 1990-х, когда политические изменения ускорились в ряде регионов мира и многие ученые, политики, лидеры международных организаций стали относить любую бывшую авторитарную страну, которая пыталась провести некую политическую либерализацию, к «переходной стране». Эти существенные изменения в принципах и содержании транзитологических теорий ни только не способствовали увеличению их познавательных возможностей, но скорее привели к подрыву доверия ко всей транзитологической парадигме, особенно представленной в ее советологической интерпретации.
Не следует забывать и тот факт, что вместе с крахом «реального социализма» советология как исследовательское направление утратила свое влияние прежде всего в
американской политической науке, что подвигло советологов к поиску новых теоретических схем. Потребность обновления теоретического арсенала привела многих ученых к необходимости освоения новых подходов, в том числе транзитологических теорий, применение которых часто имело чисто формальный характер. Реакцией транзитоло-гов на этот процесс была критика неадаптированного использования постсоветологией транзитологических моделей, созданных на основе обобщения опыта перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке и Южной Европе, к анализу посткоммунистических трансформаций.
В 90-е годы западная постсоветология сохранила интеллектуальное лидерство в теоретическом изучении не только российского общества, но и всего посткоммунистичс-ского пространства. Одной из причин этого стало то, что ее представители лучше знали историю и традиции не только СССР, но и стран Восточной Европы, владели эмпирическим материалом. Страны Восточной Европы в социалистический период их истории очень редко становились объектом компаративных исследований. Ученых-компаративистов гораздо чаще интересовали проблемы сравнения политических институтов и политического поведения в других регионах мира, чем в странах бывшего социалистического блока. Это было связано и с объективными причинами, возможностями проведения сравнительных исследований в условиях господствующего политического и идеологического строя.
Но очевидным является тот факт, что исходная транзитологическая парадигма никогда не сводилась и не может быть сведена к ее советологической интерпретации. Наметившийся во второй половине 90-х годов отказ многих постсоветологов от транзито-логического анализа посткоммунистических трансформаций, в частности применительно к России, не должен означать конец всей транзитологической традиции. Поэтому, по нашему мнению, звучащая у нас в последнее время критика в адрес транзитологии, опирающаяся в основном на работы советологов и постсоветологов, не справедлива.8 Потенциал исследования посткоммунистических трансформаций в рамках сравнительной политологии и транзитологической парадигмы еще далеко не исчерпан.9 Необходимо только преодолеть инерцию мышления, отказаться от. механического перенесения концептуальных схем, созданных на основе обобщения эмпирического опыта перехода от авторитаризма к демократии в 70-80-е годы XX столетия, и, сохранив и развив основные принципы транзитологического подхода, обогатив их теоретическими достижениями последних десятилетий, осуществить обобщение эмпирического опыта посткоммунистических изменений.
В этой связи одной из реальных исследовательских стратегий в рамках сравнительной политологии видится проведение кросс-региональных сравнений процессов посткоммунистических трансформаций в странах Восточной Европы и России, России и государств СНГ. Это позволит, в частности, вывести исследования политического развития российского общества и стран СГ'' в последние 10-15 лет на иной, более высокий уровень, преодолеть своеобразный этноцентризм и наметившееся движение теоретической мысли по кругу.
Известно, что наиболее распространено сравнение регионов, т. е. группы стран, избранных в силу относительной похожести их экономических, культурных, политических и иных характеристик. Исследователи подчеркивают плодотворность подобного изучения, поскольку оно дает возможность решить ряд проблем сравнения, в частности сравнимости, эквивалентности.10 Стратегия зонального рассмотрения (area study) позволяет наиболее естественно контролировать те переменные, которые мы хотели бы сохранить в качестве постоянных, с тем чтобы иметь возможность лучше проанали-
зировать переменные, представляющие для нас особый интерес.11 Это сохраняет надежду на глубокое проникновение в сущность предмета. В данном случае речь идет о процессах посткоммунистических трансформаций, содержание, темпы, направленность, наконец, внешнеполитические последствия которых все еще остаются далеко не исследованными.
Сегодня как никогда актуальной становится задача разработки и принятия комплексной программы исследований социальных и политических изменений, произошедших в странах СНГ за последние два десятилетия. Она позволит не только решить сугубо теоретические задачи, но и дать практические рекомендации по дальнейшему совершенствованию интеграционных процессов, наметить возможные пути сближения институциональных и социокультурных систем. Осуществление программы изучения посткоммунистических трансформаций в рамках сравнительной политологии невозможно, на наш взгляд, без совершенствования методологических и теоретических основ дисциплины, ее обогащения достижениями синергетического и неоинституционального подходов, создания адекватного историческим и культурным особенностям этих стран категориально понятийного аппарата.
Summary
The investigators of post-communist democratic transformations face numerous problems, mostly of methodological character. The available research tools were developed to analyze democratic transits essentially different from modern post-communist patterns. To study the empirical data on East European democracies, one needs new approaches and methodological schemes, and this is what the present article is focused on.
1 Бойме К. Фон Теория трансформации — новая междисциплинарная отрасль знания? // Государство и право. 1994. №7. С. 148.
2 Мухаев Р. Т. Модернизация посткоммунистических режимов: ее специфика и возможности в России (опыт сравнительного анализа) // Вестн. Моск. ун-та. 1993. Сер. 12. N«3; Ковалев А. М. Азиатский способ производства и особенности развития России // Вестн. Моск. ун-та. 1993. Сер. 12. №1; Пастухов В. Б. Будущее России вырастает из прошлого. Посткоммунизм как логическая фаза развития европейской цивилизации // Полис. 1992. №5-6; Согрин В. В. Российская цивилизация на переломе: причины, характер, следствия // Общественные науки и современность. 1994. №1; Цимбурский В. Л. Остров Россия (перспективы российской геополитики) // Полис. 1993. №5; Випсе V. Should Transito-logists Be Grounded? // Slavic Review. Vol.54, N1. 1995; Bartlett D., Hunter W. Comparing Transitions from Authoritarian Rule in Latin America and Eastern Europe: What Have We Learned and Where Are We Going? The Paper presented at the Annual Meeting of the American Political Science Association, 2-5 September 1993. Washington, DC; Sztompka P. Dilemmas of the Great Transition 11 Sisyphus 2 (1992): 9-27; Terry S. Thinking About. Post-Communist Transitions: How Different Are They? // Slavic Review 52. N2 (Summer 1993); Ekiert G. Democratization Processes in East Central Europe: A Theoretical Reconsideration // British Journal of Political Science 21 (July 1991).
3 Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 26.
4 Ильин М. В., Сморгунов Л. В. Сравнительная политология. Политическая наука. 2001-2 // Зарубежная политология в XX столетии. М., 2001. С. 142.
5 Растоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. №5. С. 5.
6 Там же. •
7 О'Донпел Г. Делегативная демократия // Предель! власти. 1994. №2-3; Растоу Д. Указ. соч.
8 Капустин Б. Конец «транзитологии»? (О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия) // Полис. 2001. №4.
9 Васович В. Переход к демократии в посткоммунистических странах (парадоксы перехода-демо-кратизации) // Вестн. Моск. ун-та. 1998. Сер. 18. Социология и политология. №2.
10 Сморгунов Л. В. Сравнительная политология. Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С. 50-51.
11 Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология М., 1994. С. 186.
Статья поступила в редакцию 26 марта 2003 г.
