CC BY
85
М.В. Каиль
ПОСЛЕВОЕННОЕ ПРАВОСЛАВИЕ: ЕПИСКОПАТ, ДУХОВЕНСТВО И ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ В СССР (1943 - 1953 годы)*
M.V. Kail
Post-war Orthodoxy: Episcopate, Clergy, and State Regulation of Church Life in the USSR (1943 - 1953)
В историографии известно, какие глубокие изменения в государственной вероисповедной политике Советского государства повлекли события 1943 г., а именно встреча И.В. Сталина с архиереями, созыв Архиерейского собора с избранием патриарха и легализацией определенных церковно-управленческих институтов и практик1.
При этом секулярное государство, ранее действовавшее декре-тивно, меняя курс вероисповедной политики в 1943-1945 гг., создает соответствующие в бюрократической практике институты реализации государственной вероисповедной политики, а именно Совет по делам Русской православной церкви, действовавший в 1943-1965 гг. Структура Совета в первые годы постепенно расширялась, с пяти членов и 10-12 сотрудниками в 1943 г. до 43 сотрудников в 1947 г.2 Эта тенденция свидетельствовала как о расширении объема подведомственных Совету дел, так и, косвенно, о признании государственным аппаратом необходимости расширения своего административного присутствия в церковной сфере.
Совет привлекал внештатных экспертов, но, главное, сформировал сеть своих чиновников-представителей - уполномоченных Совета на уровне краев, областей и республик. Сегодня существует яркий кинематографический образ взаимоотношений местного православного сообщества и уполномоченного Совета - фильм «Чудо» (реж. А. Прошкин), позволяющий представить условия и практику работы уполномоченных.
К 1946 г. уполномоченные были назначены уже повсеместно, но зачастую, будучи назначенцами областных исполкомов, они были далеки от религиозной проблематики. Часто на эту работу «ссылали» проштрафившихся на более ответственном участке «социалистического фронта» чиновников, нередко назначались люди, не способные к тяжелой исполкомовской работе, о чем свидетельствовал сам председатель Совета Г. Карпов. В результате центральному ап-
* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда «Институты православия и православное общество в новейшей истории России 1914 - 1964 гг.: церковная традиция и идентичность в эпоху модернизации» (проект № 19-78-00120).
22
парату приходилось постоянно инспектировать региональных уполномоченных и разбирать сложные случаи непосредственно, проводить методические и обучающие мероприятия.
Но если коллективный портрет региональных уполномоченных в общих чертах написан в современной историографии3, то церковная иерархия эпохи остается слабо исследованным поколением в церковной жизни, в истории иерархии. Связано это как с децентрализацией и фрагментарностью архивных сведений (церковные архивы недоступны, персональные дела в государственных - находятся на особом режиме хранения), так и с рядом вопросов этического свойства. Известно, что легализация (обеспечение возможности законного церковно-иерархического управления) имела для церкви свою цену: государство отныне непосредственно влияло на кадровую политику патриархии и епархиальных епископов, причем нередко не по линии Совета по делам РПЦ, а в силу установок МГБ, МИДа и других влиятельных политико-административных и силовых структур.
* * *
Положение церковно-административных структур к 1943 г. было сложным, с 1935 г. не действовал Синод, и именно вопрос о высшей церковной власти был поставлен местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием (Старогорским) на встрече со Сталиным 4 сентября 1943 г. На свободе и не на оккупированных территориях находилось всего 19 архиереев, которые и приняли участие в соборе и избрании патриарха. Это положение дел определило необходимость инфраструктурной и кадровой реконструкции РПЦ. Потребность в этом была огромной: только за первый месяц работы Совета по делам РПЦ поступило 517 заявлений по вопросу открытия церквей из 39 регионов. В первой половине 1944 г. таких ходатайств поступило 3 0454.
Основной для военного времени 1943-1945 гг. была проблема освобожденных от оккупации территорий, в том числе областей Центральной России. Известно, что оккупационные власти проводили довольно тонкую вероисповедную политику: в стремлении снискать лояльность верующего населения и разобщить его с «властью советов» повсеместно открывались приходы, оккупанты не препятствовали возрождению православия «снизу». Таким образом, после освобождения возникала проблема действующих в оккупации храмов и определение их юридического статуса. В большинстве случаев там, где приходы были сформированы и приходская жизнь развивалась еще в оккупационное время, приходы побуждали к регистрации в соответствии с советским законодательством (преемственности в делопроизводстве с оккупационными бургомистрами не было, их документы изымались органами МГБ), в иных случаях активные
члены приходов и организаторы общин попадали под следствие как пособники оккупантов (тогда приходы могли быть рассеяны). Имел место и «уход с немцами» отдельных представителей духовенства, и в этом случае оставшаяся без попечения община могла ходатайствовать перед советскими властями об открытии прихода и назначении священника.
Во всех случаях основной заботой церковного центра и светской власти в 1943-1945 гг. стала кадровая проблема - назначение на новооткрытые приходы священников, коих практически не осталось. С той же остротой стояла и проблема администрирования диоцезов: недостаток в епископах был еще более острым. В результате последние военные годы стали временем реконструкции церковной инфраструктуры, массовых священнических и епископских хиротоний. Очевидно, назначения были спешными, а назначаемые нередко не вполне соответствовали традиционным не только для имперской России, но и для первых советских десятилетий критериям (опытное монашество, высшее богословское образование, долгое вдовство для авторитетного протоиерея).
Так, решение Синода о замещении Смоленской кафедры (Смоленск был освобожден от оккупации 25 сентября 1943 г., а область - в течение октября) состоялось 16 ноября 1944 г. со следующей формулировкой: «Кандидатом на эту епископскую кафедру мог бы быть настоятель Георгиевской церкви села Матвеева Спировского района Калининской обл. Претендент Смирнов Александр Викторович 1883 года рождения, окончивший С.-Петербургскую духовную семинарию, вдовый с 1939 года. Протоиерею Смирнову А.В., по пострижении в монашество, быть епископом Смоленским и Дорогобужским с тем, чтобы наречение и хиротония были совершены в Москве по указанию Патриаршего Местоблюстителя»5. В данном случае необходимые критерии (вдовство) соблюдались, да и хиротонисанный был опытным священником, хотя и не без белых пятен в биографии.
В собственноручно заполненной анкете епископ Сергий писал о том, что священствовал с 1914 г. последовательно на двух приходах, но в 1939 г. «вышел в заштат, при наступлении немцев эвакуировался в Иркутск, где работал в научной библиотеке, 1944 г. был священником в селе Матвееве Спировского р-на Калининской обл.»6.
В автобиографии епископ раскрывает некоторые детали своей биографии. Становится понятно, что родился он в семье дьякона церкви при Институте гражданских инженеров, однако стал к 1940-м гг. вполне советским человеком, определяя местом рождения «Ленинград», а адресом службы отца «Международный пр.». Окончив семинарию в 1908 г., будущий архипастырь не стал священником, но начал преподавать в церковно-приходской школе (отец умер ранее, и его место сын не унаследовал, что было нередко в ту пору) и лишь в 1910 г. был назначен священником в Лужский уезд. Болез-
ненную историю 1939 г. он описал так: «Ушел в заштат и находился на иждивении детей, проживавших в Малой Вишере под Ленинградом... В 1939 году я овдовел, в семействе имел 3-х детей, двух дочерей и сына. Старшая дочь Нина Александровна Данилович с сыном будучи одинокой в настоящее время проживает со мной, а сын Викторин, по окончании средней полной школы и поступлении в Ленинградский строительный институт в 1939 году был призван на действительную военную службу и в начале Отечественной войны пошел защищать свою Родину»7.
Та же автобиография раскрывает и специфику церковного управления послевоенной Смоленщины: «В 1944 году возвратился из эвакуации и был назначен Архиепископом Калининским и Смоленским Василием священником в село Матвеево Спировского района Калининской обл. В этом же году был вызван в Московскую Патриархию и указом Священного Синода при Московском Патриархе от 23 ноября 1944 года за № 1974 был назначен на кафедру Епископа Смоленского и Дорогобужского»8.
Из биографических документов преосвященного Сергия становится известно, что немногие из действовавших в 1943-1944 гг. архиереев совмещали управление несколькими историческими кафедрами. Так, упомянутый Сергием архиепископ Василий (Ратмиров) возглавлял одновременно Калининскую (исторически - Тверскую) и Смоленскую епископские кафедры. История с хиротонией Сергия обнаруживает и механизм рекомендации, с которой выступали действующие архиереи в отношении известных им клириков, чье положение не препятствовало епископской хиротонии. При этом рекомендация архиепископа Василия свидетельствовала далеко не о высоких нравственных качествах кандидата. Ведь сей архиерей без духовного образования (бездоказательно писавший об окончании Киевской академии) почти два десятилетия проведший в обновленчестве (то возлагая, то низлагая с себя сан), в июле 1941 г. принесший покаяние и получивший назначение на Калининскую кафедру, в годы войны помогал советской разведке на оккупированной территории и тем снискал поддержку властей. Передав в 1944 г. Смоленскую кафедру рекомендованному им Сергию, он возглавил9 церковь Белоруссии, завершив церковную карьеру в 1947 г. скандалом на почве кражи средств.
* * *
Каково же было положение типичной центрально-российской епархии в послевоенные период? С какими проблемами сталкивалось священноначалие? Какие вопросы стояли перед церковным обществом той поры?
Нельзя не отметить, что общество, особенно на только что освобожденных территориях, к коим относилась и Смоленская область,
испытывало массу социально-бытовых проблем. Так, в частности, жилищное положение послевоенных смолян описывает тот факт, что в первые годы после оккупации и по завершении войны некоторые смоляне жили под сводами Смоленской крепостной стены, которая и сама находилась в плачевном состоянии. В таких экономически ослабленных регионах вопросы администрирования церковной жизни в восприятии исполкома не могли быть осмыслены как значимые и существенные. Вероятно, в силу этого обстоятельства Смоленская область не была в числе первых, назначивших регионального уполномоченного Совета по делам РПЦ, а первые систематические отчеты чиновника начинают поступать в Москву только в 1945 г. и вызывают почти постоянную критику (порой переходящую в трудно скрываемое даже в официальной переписке раздражение). Да и на пост уполномоченного в регионе был назначен Н. Митин, переведенный на «религиозный участок» с сельского хозяйства, при этом чиновник имел замечание по службе. Стиль и лексика его отчетов и оперативного делопроизводства свидетельствует о том, что смыслы религиозной жизни, административное устройство церкви и ее корпоративные правила были известны и понятны администратору не вполне.
При этом недостаточно опытный чиновник не спешил посыпать голову пеплом и нередко вступал в полемику с центральным аппаратом Совета по делам РПЦ, который стремился дисциплинировать Митина: «Совет считает необходимым еще раз обратить Ваше внимание на отмеченные ранее недостатки, состоящие в том, что у Вас имеет место в некоторых случаях формальный подход к проверке и рассмотрению заявлений верующих. Так, например, касаясь рассмотрения ходатайства об открытии церкви в селе Соколино, Вы ссылаетесь на решение об отклонении этого ходатайства, которое было три года тому назад. В этом-то и состоит формальный подход к вопросу, т.к. верующие продолжают настаивать на своем ходатайстве, а за 2-3 года обстановка могла значительно измениться, и вынесенные решения, возможно, следует пересмотреть»10.
Совет отмечал управленческие слабости, стремление избежать ответственности и со стороны епископа Сергия, требуя в этой связи решительности от своего представителя: «Совет обращает Ваше внимание на тот факт, что в отдельных случаях мотивировка епископа Сергия об отклонении ходатайства верующих не является самостоятельной и ответственной. Так, например, по ходатайству верующих гор. Велиж он пишет: "По содержанию отношения Вашего. судя по переписке ... учитывая малочисленность верующих в г. Велиж." Подобная мотивировка не выражает собственно мнения епископа, а является ссылкой на Вас. Так и выходит, что в отдельных случаях Вы ссылаетесь на епископа, а епископ ссылается на Вас. Между тем верующие остаются неудовлетворенными и могут распространять нездоровые разговоры»11.
Член Совета Иванов заключал: «Сведение о движении ходатайств об открытии церквей за все время Вашей работы показывает, что из 42 церквей, об открытии которых ходатайствовали верующие, разрешено открыть только одну церковь. Епископом отклонены ходатайства по 13 церквам, а остальные ходатайства были отклонены Облисполкомом и Вами». И затем ставил конкретную задачу повысить ответственность за принимаемые представителем Совета ре-шения12.
При этом к началу 1947 г. на Смоленщине действовало 69 приходов. Служили епископ, 58 священников, 8 диаконов и 58 псаломщиков13. Как видим, в эту пору расширения административного контроля в каждом приходе существовал «штатный» псаломщик, его связь с литургической жизнью храма фиксировалась, очевидно, с целью контроля за любой формой участия верующих в богослужениях. Примечательно и разделение священнослужителей на «указных» и служащих «по найму»14.
Сами отчеты уполномоченного обнаруживают нездоровую обстановку среди духовенства епархии, высокую динамику штатов священства в связи с несоответствиями по службе. За один только квартал 1947 г. «выбыло и снято с регистрации» 6 священников, из которых 1 отправился на обучение в Москву (богословские курсы), 1 ушел за штат по болезни и 1 умер, еще 1 ушел за штат по возрасту, а 2 священника были «уволены епископом» «за пьянство и бытовое разложение». При этом пополнился клир лишь двумя священниками через рукоположение дьякона и псаломщика, четверо священников прибыли из других регионов страны.
Вероятно, сам того не понимая, уполномоченный взял на вооружение принцип «разделяй и властвуй»: так, уволенным за неканоничное поведение священникам он рекомендовал жаловаться на епископа в патриархию. Нередко и сами члены причта, и верующие не вспоминали о христианских заветах и добродетелях: староста когда-то единственного открытого (и потому, очевидно, наиболее обеспеченного) храма Смоленска - Окопной церкви - жаловался «на незаконные действия епископа», «выразившиеся в содержании за счет церкви больного священника бывш. в этой церкви Зверева Б.Б.» - уполномоченный и тут рекомендовал обращаться (понимай: жаловаться) в патриархию15. Председатель ревизионной комиссии Ольшанской церкви Смоленского района жаловался на то, что священник потратил 2 000 руб. на встречу епископа (по традиции, в случае епископского богослужения храм украшался, на приходе накрывался стол, нередко епископу подносили какой-то подарок). Как видим, дух доносительства, жалоб распространился и на православные общины, представители которых вполне освоили приемы разбирательства «по-советски», вошедшие в обиход в 1930-е гг.16
Не могут не обратить на себя внимание и отношения между уполномоченным и епископом. Уполномоченный явно не питал уваже-
ния к главе епархии, позволяя себе в его отношении и иронические уколы, и надменность. Епископ же испытывал такую неуверенность и опасливость, что без всяких требований уполномоченного передавал ему все материалы епархиального делопроизводства (протоколы совещаний и собраний, тексты посланий и проповедей), благодаря чему ныне они оказались в распоряжении исследователей. Митин так охарактеризовал епископа: «Управляющий епархией мало интересуется церковной жизнью своей епархии, церквей не посещает вследствие слабого здоровья, однако там, где хорошо встречают, -он, несмотря на слабое свое здоровье, делает выезды и на довольно приличные расстояния.» Примечательно и указание на отношение к архиерею ближайших его помощников: «Выражает недовольство его личный секретарь протоиерей Поликарпов Валентин, обвиняя епископа в бездеятельности и алчности, называя его ограниченным человеком»17.
Епископ Сергий был столь не уверен в дозволенном формате общения со своей паствой, что пасхальное послание 1946 г. ограничил пятью строками общих поздравительных возгласов. При этом он составлял относительно пространные обращения к благочинным, священству и пастве в отношении патриотической работы (в период завершения войны) и подробно обосновывал экстраординарные общепархиальные сборы, например, на восстановление зданий соборного двора Смоленска.
К 1949 г. отношение к правящему архиерею даже такого далекого от церковного контекста уполномоченного, как Н. Митин, эволюционировало до полного неуважения и презрения: «Смирнов весьма ограничен, как епископ и как человек абсолютно не пользуется авторитетом среди духовенства и мирян. В разрешении и постановке вопросов безинициативен, непоследователен. Часто поставленные им вопросы, тут же, в силу их несерьезности, снимаются обратно. Например, Смирновым неоднократно ставились вопросы передо мной об организации курсов по переподготовке служителей культа. Однако на мой вопрос - какие у вас имеются для этого возможности, - он отвечал - я еще этого вопроса не продумал, - и через два-три дня снимал этот вопрос обратно и так повторялось несколько раз. В высшей степени, до мелочей, алчен (доходит дело до того, что сам торгует свечами из склада собора)»18.
Наконец, уполномоченный упоминает (в ряде синхронных источников епархиального происхождения сведение подтверждалось): «имеются сведения, что Смирнов наркотик, странность его поведения подтверждает вышесказанное». Епископ-морфинист с парализованной волей - шокирующая характеристика послевоенной цер-ковно-управленческой сферы.
При этом «слабый» и немало критикуемый архиерей пробыл на Смоленской кафедре до апреля 1955 г., провел на покое два последних года своей жизни. При нем развивалось и привычное для иерар-
хической среды кумовство (зачастую пресекаемое советскими корпоративными влияниями). Так, в 1953 г. епископ без особого сопротивления уполномоченного и исполкома провел назначение своего родного брата священником в Смоленский кафедральный собор19. В попытке создания лояльной среды епископ предпринимал и попытки смены своего окружения: в том же 1953 г. он назначил освобожденного из заключения В. Поликарпова (и это назначение свидетельствует об определенной свободе кадровой политики епископа).
Не был смоленский архиерей ограничен и в праве выезда. Так, в отчете уполномоченного за первый квартал 1953 г. есть упоминание о визите епископа в Ригу, где он обращался к латвийскому архиерею с просьбой помочь вверенной епархии священническими кадрами. В комплексе документов (ГА РФ. Ф. 5446), содержащем данные о всех официальных делегациях РПЦ, сведений о поездке Сергия в Ригу нет, что позволяет полагать, что такой визит мог быть частным либо паломниче ско-туристиче ским20.
В начале 1950-х гг. в Смоленской области сменился уполномоченный совета: им стал Г. Галинский, показавший себя более деятельным и корректным чиновником. В своей работе он действовал прагматично, безэмоционально, по всем сложным и спорным вопросам консультировался с сотрудниками МГБ. Только по рекомендации органов госбезопасности он позволял себе «не рекомендовать» назначение того или иного священника, но у каждого из таких назначений, как правило, была своя внутрицерковная подоплека, нередко вскрывающая внутренние конфликты и противоречия.
При уполномоченном Галинском епископ Сергий предстает уже не столь беспомощным и бездеятельным: он совершает поездки, рекрутирует священников, полагаясь при этом исключительно на их уровень образования и опыт. Однако попытка епископа перевести в Смоленск образованного священника из Пинской области обернулась конфликтом с соборным настоятелем, который обратился к уполномоченному с заявлением о «недовольстве действиями епископа, который особенно в последнее время стал тянуть с запада священников» и он «этим западникам, воспитанникам пильсудской Польши не доверяет», клоня к тому, что кандидат-де явный шпион и о поведении епископа стоит задуматься в данном контексте21. В результате переговоров епископ пошел на попятную, но свою идею об обновлении соборного клира и смене епархиального секретаря не оставил, реализовав ее с новым кандидатом буквально через два месяца.
Галинский вникал в положение дел в районных городах, каждый квартал старался посетить один из райцентров, встречался и беседовал с духовенством, собирал сведения о нем во время поездок. При этом и визиты свои обставлял не как инспекции, но как деловые поездки с целью деловой помощи, а районное священство и не стеснялось обращаться к уполномоченному, в том числе и за решением
своих социальных проблем (назначением пенсий, восстановлении на работе членов семьи и т.п.). Даже в начале 1950-х гг. некоторые приходские советы-«двадцатки» проявляли волю, жаловались на архиерея и настоятеля, требовали смены старост (эта позиция контролировалась исполнительными органами и МГБ в силу влияния на хозяйственные дела, на экономику прихода).
Некоторые священники возвращались в те годы на службу из мест заключения. При этом большинство из них были осуждены во второй половине 1940-х гг. не за антигосударственную деятельность, а за «деятельность в период оккупации». Такие священники чувствовали свою уязвимость и нередко шли на причудливый штурм уполномоченного. Так, побывав зимой 1953 г. в Рославле, уполномоченный Галинский возмущался попыткой одного из местный священников вручить ему взятку22.
В начале 1950-х гг. в целом по-деловому с участием уполномоченного вне политико-идеологического контекста решались хозяйственные и даже инфраструктурные вопросы епархии. Так, епископ Сергий инициировал строительство 8-квартирного жилого дома для клира кафедрального собора. Получил содействие городского Совета, согласившегося на выделение участка земли, и одобрение патриархии. Ныне такая амбициозная просьба не вызвала бы такого раздражения, которое вызвала в 1947 г. инициатива приобретения автомобиля для епископа и епархиального управления. Уполномоченный отмечал: «Считаю, что произвести постройку жилого дома вполне целесообразно, это с одной стороны увеличит жилой фонд, в котором город очень нуждается и, с другой стороны, служители культа не будут связаны с частным жильем»23.
При этом и контроль за деятельностью епархиального управления и его управлением приходами был принципиальным и жестким. В случае, когда уполномоченный узнавал о практике единоличного смещения священником хотя бы одного из членов «двадцатки», особенно таких «облеченных властью», как казначей или староста (с ними у священников и были связаны основные конфликты и недопонимания), он добивался от епископа «снятия с работы» такого священника. Уполномоченный вникал в налоговые недоимки приходов (и через епископа требовал срочного погашения долгов перед финорганами), проверял инвентарные книги, вполне ответственно рассматривая церковное имущество в качестве социалистического и пресекая любые попытки его несанкционированной передачи, сокрытия и т.п. С той же ответственностью пресекались попытки злоупотребления или хищения церковных денег (вплоть до возбуждения уголовных дел). Из типичных адаптационных приемов церковной администрации уполномоченным отмечался такой: «Свечи покупаются не в епархиальном управлении, а в магазинах по дешевым государственным ценам, которых не приходуют и продают их в церкви по весьма высоким ценам, а вырученные суммы присваива-
ют себе»24. Уполномоченный отмечал и напряжения по хозяйственным вопросам внутри церковной среды. Так, епархиальное управление проводило ревизии с целью взыскания недоимок по взносам в епархиальный совет.
Но и при повышении административной дисциплины в начале 1950-х гг., судя по некоторым оговоркам уполномоченного, становится ясно отношение обкома КПСС и облисполкома к церковной проблематике: весной 1953 г. обком КПСС направил уполномоченного «в командировку по весеннему севу», в результате чего его основная работа была фактически приостановлена.
* * *
Епархиальные реалии второй половины 1940-х - начала 1950-х гг. с убедительностью демонстрируют массу противоречий и деструктивных для развития собственно религиозной жизни и церковных институтов процессов и явлений.
Институционально возрожденная в 1943 г. церковная организация сразу оказалась под жестким, хотя на местном уровне нередко и не вполне компетентным, контролем. Зависимость епископата и священства, их заискивание перед уполномоченными Совета по делам РПЦ и даже членами «двадцаток» (от позиции которых нередко зависела сама возможность службы священника) серьезно повлияли на атмосферу, моральный климат в православном сообществе эпохи.
Произошел очевидный поколенческий слом, когда к епархиальному управлению и на священнические места пришли люди не всегда безупречных личных качеств и даже ясной веры (нужно принять во внимание расхожие представления о том, что священник живет сыто, а дефицит священнических кадров, неполновластие и несвобода епископов не позволяли принимать на места действительно подготовленных кандидатов).
Резко упал уровень религиозного образования, что проявлялось на всех уровнях и во всех практиках церковной жизни, от текстов посланий архиереев и проповедей приходских священников до уровня проблем, их волновавших и возглашаемых ими перед церковным обществом.
Разумеется, в церкви изучаемой поры были и высокообразованные архипастыри и пастыри. Они-то и были рекрутированы на выполнение главной публичной миссии церкви послевоенного периода - внешнеполитической25. Но облик и настроения в церкви определяли все же епархиальные реалии.
Примечания Notes
1 Васильева О.Ю. Русская православная церковь в политике Советско-
го государства в 1943 - 1948 гг. Москва, 2001; Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939 - 1964 годах). Москва, 2005.
2 Онищенко А.Б. О роли и значении Совета по делам Русской Православной Церкви в 1943 - 1953 годах // Церковь и время. 2011. № 2(55). С. 133-156.
3 Гераськин Ю.В. Уполномоченный Совета по делам Русской православной церкви: Исторический портрет // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2008. № 3. С. 48-53; Гераськин Ю.В. Возникновение и становление института уполномоченного Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР // Известия Алтайского государственного университета. 2008. № 4-4(60). С. 45-51.
4 Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма: 1917 - 1953 гг. Москва, 2014. С. 308, 311.
5 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 6991. Оп. 7. Д. 108. Л. 6.
6 Там же. Л. 3об.
7 Там же. Л. 5об.
8 Там же. Л. 5.
9 Василий (Ратмиров) // Православная энциклопедия. Т. VII. Москва, 2004. С. 93, 94.
10 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 204. Л. 2.
11 Там же. Л. 3об.
12 Там же. Л. 3.
13 Там же. Л. 8.
14 Там же. Л. 5.
15 Там же. Л. 7.
16 Общество и власть: 1930-е годы: Повествование в документах. Москва, 1998; Крестьянский мир в эпоху Большого террора: Письма смоленских крестьян в редакцию «Крестьянской газеты», 1917 - 1939 гг. Смоленск, 2018.
17 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 204. Л. 9, 10.
18 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 108. Л. 7.
19 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1046. Л. 19.
20 Там же. Л. 2.
21 Там же. Л. 3.
22 Там же. Л. 9.
23 Там же. Л. 20.
24 Там же. Л. 17.
25 Якунин В.Н. Внешние связи Московской Патриархии и расширение ее юрисдикции в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Самара, 2001; Каиль М.В. «Православный фактор» в советской дипломатии: Международные коммуникации Московского Патриархата середины 1940-х гг. // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2017. Т. 35. № 1. С. 19-40.
Автор, аннотация, ключевые слова
Каиль Максим Владимирович - канд. ист. наук, доцент, Смоленский государственный университет (Смоленск)
В статье комплексно рассматривается вопрос о епархиальном управлении и организации приходской жизни в центральной России после освобождения от немецкой оккупации в 1943 г. В качестве ключевого фактора влияния на деятельность институтов церковного управления и течение религиозной жизни рассматривается радикальное изменение вектора государственной политики в отношении православия. Это изменение произошло в 1943 г. после встречи И.В. Сталина с иерархами Русской православной церкви, проведения архиерейского собора с избранием патриарха и последовавшей легализацией органов общецерковного управления.
За этим событием последовала, по сути, реконструкция церковных институтов как общецерковного, так и епархиального уровня, проявившаяся в восстановлении органов епархиального управления, назначении на места правящих архиереев и приходского духовенства. При этом по-слеоккупационные реалии характеризовались «зачисткой» священства, сотрудничавшего с германскими властями, что определило приход в церковное управление новых кадров. Этот процесс приобрел масштаб смены поколений. При этом новая генерация священноначалия разительно отличалась от довоенной иерархии и священства по своему церковному опыту, образованию и мировоззрению, что прослеживается по биографическим данным епископата и священства 1943-1953 г. Епархиальное управление с 1943 г. было поставлено под непосредственный административный контроль института уполномоченных Совета по делам РПЦ при Совете министров СССР. В статье рассматривается основной спектр действий, практик администрирования различных вопросов церковной жизни новыми уполномоченными, стиль и характер влияния уполномоченных на течение церковной жизни, профессиональные характеристики самих уполномоченных. Также рассматриваются взаимоотношения внутри православного сообщества.
В целом церковная жизнь послевоенного времени характеризуется противоречивостью и рядом болезненных влияний, искажающих традиционные ценности христианской общины, дореволюционные практики церковного управления. Эти вторжения в церковную повседневность были продиктованы переходом церковно-управленческого звена под контроль государственных органов в обмен на легализацию церковного управления.
Великая Отечественная война, немецко-фашистская оккупация, «послевоенный» сталинизм, Русская православная церковь, православие, религиозная политика, церковная иерархия, епархиальное управление, епископ Сергий (Смирнов).
References (Articles from Scientific Journals)
1. Geraskin, Yu.V. Upolnomochennyy Soveta po delam Russkoy pravo-slavnoy tserkvi: Istoricheskiy portret [The Commissioner of the Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church: A Historical Portrait.]. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: Istoriya i politicheskie nauki, 2008, no. 3, pp. 48-53. (In Russian).
2. Geraskin, Yu.V. Vozniknovenie i stanovlenie instituta upolnomochenno-go Soveta po delam Russkoy pravoslavnoy tserkvi pri Sovete Ministrov SSSR [The Emergence and Establishment of the Institution of the Commissioner of the Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church of the Council of Ministers of the USSR.]. Izvestiya Altayskogo gosudarstvennogo universiteta, 2008, no. 4-4(60), pp. 45-51. (In Russian).
3. Kail, M.V. "Pravoslavnyy factor" v sovetskoy diplomatii: Mezhdunarod-nye kommunikatsii Moskovskogo Patriarkhata serediny 1940-kh gg. [The "Orthodox Factor" in Soviet Diplomacy: The International Communications of the Moscow Patriarchate in the mid-1940s.]. Gosudarstvo, religiya, tserkovv Rossii i za rubezhom, 2017, vol. 35, no. 1, pp. 19-40. (In Russian).
4. Onishchenko, A.B. O roli i znachenii Soveta po delam Russkoy Pravoslavnoy Tserkvi v 1943 - 1953 godakh [On the Role and Significance of the Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church, 1943 - 1953.]. Tserkov i vremya, 2011, no. 2(55), pp. 133-156. (In Russian).
(Monographs)
5. Odintsov, M.I. Russkaya pravoslavnaya tserkov nakanune i v epokhu sta-linskogo sotsializma: 1917 - 1953 gg. [The Russian Orthodox Church before and during the Era of Stalinist Socialism, 1917 - 1953.]. Moscow, 2014, 424 p. (In Russian).
6. Shkarovskiy, M.V. Russkaya Pravoslavnaya Tserkov pri Staline i Khrush-cheve (Gosudarstvenno-tserkovnye otnosheniya v SSSR v 1939 - 1964 goda-kh) [The Russian Orthodox Church under Stalin and Khrushchev: State-Church Relations in the USSR, 1939 - 1964.]. Moscow, 2005, 425 p. (In Russian).
7. Vasilyeva, O.Yu. Russkaya pravoslavnaya tserkov v politike Sovetskogo gosudarstva v 1943 - 1948 gg. [The Russian Orthodox Church in Soviet State Policy, 1943 - 1948.]. Moscow, 2001, 214 p. (In Russian).
8. Yakunin, V.N. Vneshniye svyazi Moskovskoy Patriarkhii i rasshirenie ee yurisdiktsii v gody Velikoy Otechestvennoy voyny 1941 - 1945 gg. [The Foreign Relations of the Moscow Patriarchate and the Expansion of its Jurisdiction during the Great Patriotic War, 1941 - 1945.]. Samara, 2001, 211 p. (In Russian).
Author, Abstract, Key words
Maksim V. Kail - Candidate of History, Senior Lecturer, Smolensk State University (Smolensk, Russia)
The article offers a complex analysis of diocesan administration and orga-
nization of parish life in central Russia after liberation from the German-fascist occupation in 1943. A radical change in the state policy in relation to the Russian Orthodox Church is seen as the key factor of affecting the administration of the Church institutions and clerical life. This change took place in 1943 after J. Stalin's meeting with the hierarchs of the Russian Orthodox Church, the Bishop's Council which elected the Patriarch and the following legalization of institutions of Church administration.
This was followed by the actual reconstruction of clerical institutions of the highest as well as diocesan level which was manifested by the restoration of the diocesan administration institutions, nominations of bishops and parish clergy. The post-occupation reality was characterized by the "clean-up" of the clergy collaborating with the German-fascist authorities, which led to the intake of new staff. This process had a generational change character, with the new generation of top clerics widely differing from the pre-war priesthood by their religious experience, education and outlook, which was reflected in the biographical data of the bishops and priests in the period of 1943-1953. Starting from 1943 the diocesan administration was put under the administrative control of the Council for the affairs of the Russian Orthodox Church under the USSR Council of Ministers. The article examines the main spectrum of administrative activities and practices undertaken by the new commissioners in dealing with different issues of the church life, the style and character of their influence on the administration of the Church, and the commissioners' professional qualifications. The relations within the Orthodox community is also analyzed.
In general, the post-war church life is marked by controversy and some painful influence distorting the traditional values of the Orthodox community and the pre-revolutionary practices of church administration. These intrusions into the church's everyday life were due to the state control over church administration in exchange for the legalization of church administration.
Great Patriotic War, German-fascist occupation, "post-war" Stalinism, Russian Orthodox Church, Orthodoxy, religious policy, Church hierarchy, diocesan administration, Bishop Sergiy (Smirnov).
