CC BY
134
УДК 070.1 ББК 76.0
Сацюк Ирина Георгиевна
кандидат филологических наук, доцент, кафедра журналистики и экономики СМИ, Байкальский государственный университет экономики и права,
664003, Российская Федерация, г. Иркутск, ул. Ленина, 11, e-mail: [email protected]
Irina G. Satsyuk
Baikal State University of Economics and Law, 11 Lenin St., 664003, Irkutsk, Russian Federation, e-mail: [email protected]
ПОСЛЕОКТЯБРЬСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА В.Г. КОРОЛЕНКО
Известно, что Владимир Галактионович Короленко был замечательным писателем. Поэтому, как правило, в исследованиях, посвященных его творчеству, рассматривались прежде всего его литературные произведения. Между тем В.Г. Короленко был хорошо известен современникам и как блестящий публицист и журналист. Наиболее изучено его ранняя журналистская деятельность: судебные очерки и статьи, с его именем связывают также развитие так называемой расследовательской журналистики в отечественной печати. Данная статья посвящена поздней — послеоктябрьской — публицистике В.Г. Короленко, которая до сих пор является недостаточно изученной и осмысленной. Однако многие из проблем, над которыми размышляет писатель в своих поздних статьях и очерках, оказываются актуальными и в настоящее время, поэтому рассмотрение его послеоктябрьской публицистики может расширить и углубить наши представления не только о творческом наследии В.Г. Короленко, но и об истории отечественной журналистики в целом.
Ключевые слова: журналистика, публицистика, жанры публицистики, история, современность
V.G. KOROLENKO'S POSTOCTOBER JOURNALISM
It is known that Vladimir Galaktionovich Korolenko was the remarkable writer. Therefore, as a rule, in the researches devoted to his creativity firstly of all its literary works were considered. Meanwhile V.G. Korolenko was well-known to contemporaries and as the brilliant publicist and the journalist. It is most studied its early journalistic activity: judicial sketches and articles, connected with his name also development of so-called investigative journalism in the domestic press. This article is devoted late — postoctober — journalism of V. G. Korolenko which still is insufficiently studied and comprehended. However many of problems over which the writer in the late articles and sketches reflects, are actual and now therefore consideration of its postoctober journalism can expand and deepen our ideas not only of a creative heritage of V. G. Korolenko, but also of history to domestic journalism in general.
Keywords: journalism, journalism genres, history, present.
© И.Г. Сацюк, 2014
55
Творчество В.Г. Короленко-публициста не так часто становилось предметом исследования. Между тем многие размышления Короленко — журналиста и публициста — остаются важными и для современности, помогают глубже понять процессы, происходившие в нашей стране в прошлом и настоящем. В данной статье рассматривается публицистика Короленко, созданная после Октября и практически не привлекавшая ранее внимание исследователей. Как известно, понятие «публицистика» вбирает в себя следующие непременные моменты: постановку актуальных проблем, обращение к аудитории (это могут быть статьи, письма и т.д.), а также четко обозначенную авторскую позицию. Все это характеризует многие публикации В.Г. Короленко, в том числе написанные после Октября.
«Для меня, — писал Короленко о своей деятельности публициста, — это не второстепенный придаток, а половина моей работы и моей литературной личности» [5, с. 78]. Почти в пятидесяти газетах и журналах появлялись корреспонденции, очерки истатьи Владимира Галактионовича — и уже это свидетельствует об огромном размахе публицистической деятельности писателя. Обычно принято говорить о В.Г. Короленко как мастере расследовательской журналистики. В этой связи рассматривались в основном его «Мултанское жервоприношение» и «Дело Бейлиса». Однако этой стороной далеко не ограничивалась его журналистская деятельность.
После революции особенно ярко проявился его талант публициста, имевшего на происходящие события свою точку зрения и отстаивавшего ее при любых обстоятельствах, при разных правительствах. А жил он на сломе двух эпох: царской и советской России.
В.Г. Короленко, считая себя «беспартийным социалистом», отнесся к Февральской революции 1917 г.,
как к возможности демократического переустройства страны и во время Февральской революции встал на сторону Временного правительства. Так, 9 марта этого года публицист получил телеграмму от членов Государственной думы: к нему обращались как к одному из авторитетнейших людей в России с просьбой повлиять своим словом на сознание масс. «Временный комитет Государственной думы просит Вас прислать статью по вопросу о необходимости внешней победы для свободной России... Предложено напечатать Вашу и статьи видных членов Госдумы в виде отдельных выпусков для массового распространения» [5, с. 16-17]. 11 марта В.Г. Короленко избирается председателем митинга солдат Полтавского гарнизона и призывает их в «Русских ведомостях» к единению с народом и сохранению спокойствия и дисциплины. В начале мая в газете «Русские ведомости» напечатана статья В.Г. Короленко «Падение царской власти (Речь простым людям о событиях в России)», где Короленко указывал, что «царской власти уже нет места» в будущей России и Учредительное Собрание «установит будущую форму правления русским государством»: «Николаю II надо было честно выполнить обещания, данные в 1905 г. У царя было время сделать выбор между его министрами и Россией. Он выбрал министров и старый порядок. Теперь народу приходилось выбирать между царем и свободой отечества. Народ выбрал родину и свободу. Такие обещания народам нельзя давать на ветер. Кто сеет такой ветер, тот пожнет бурю. За Петроградом тронулась Москва, а за Москвой вся земля. Царь, не сдержавший обещания, уходит. Русская земля остается и берет свою судьбу в собственные руки. Нужно много мудрости, чтобы прекратить внутри страны разногласия, опасные споры из-за власти и междуусобия. Нужно, чтобы Россия единой душой и
единым сердцем стала на стороне своей независимости» [6, с. 55].
В статье «Война, отечество и человечество» в тех же «Русских ведомостях» в августе 1917 г. В.Г. Короленко выступил против «пораженцев» и доказывал, что «мы, русские люди, умели умирать и побеждать, защищая родину. Неужели не умеем теперь, когда защищать приходится не царскую, а свободную Россию. Стыдливо, несмело, прямо враждебно относимся мы к призыву защиты Родины в минуту смертельной опасности» [4, с. 55]. В этой статье он также предсказывает, что не исключена возможность в будущем еще одной войны: «Если и нынешний мир посеет только ненависть и жажду мести, то жатва созреет в виде новой войны, перед которой побледнеют даже ужасы нынешней» [4, с. 57]. Как показала дальнейшая история, Короленко оказался прав. Вообще, он обладал удивительной проницательностью, благодаря глубокому анализу действительности, которая разворачивалась перед ним.
О революционных преобразованиях в России В.Г. Короленко мечтал долгие годы, с демократией связывал свои надежды на лучшее будущее российского народа. Между тем Короленко в начале сентября 1917 г. замечает: «Вот мы и дожили до революции, о которой мечтали, как о недосягаемой вершине стремлений целых поколений. Трудновато на этих вершинах, холодно, ветрено...» [5, с. 514-515].
Октябрьский переворот писатель считал величайшим несчастьем для России, нарушившим естественный ход развития объективных исторических событий. Об этом он писал в петроградской эсеровской газете «Дело народа»: «Я заявляю, что не признаю вашей власти, и обращаюсь к вам с братским призывом: остановитесь!.. Не обманывайте же граждан, солдат и народ. Никто, кроме вас, не покушается на свободу в нашем крае. Откажитесь от поддержки
междоусобия и распада, и пусть дальше идет братская работа над сложным делом созидания нового строя» [7].
В ряде статей и очерков он протестовал против ограничения свободы печати, призывал «поставить интересы всего населения выше партийной борьбы». Свободу слова и печати В.Г. Короленко рассматривает в неразрывной связи со свободой мнений и убеждений, выражаемой путем печатного слова, а также в таких институтах демократии, как свободные и всеобщие выборы, деятельность политических партий, общественных объединений, проведение собраний, митингов. Приветствуя всеобщее общенародное голосование, В.Г. Короленко выступает за честные выборы, против их фальсификации и «насилования», особенно в условиях политической инертности народа, его неумения разбираться в политических идеях и направлениях. Писатель хорошо понимает «изнанку свободы выборов», в результате которой искажается народное мнение. Об этом он предупреждает в своем «Письме по поводу выборов».
Что касается свободы слова и печати, то, по мнению В.Г. Короленко, советская власть пошла дальше царского самодержавия, так как эти принципы были объявлены «буржуазными предрассудками». Сразу же была введена предварительная цензура, стали закрываться независимые газеты, редакторы и сотрудники печатных изданий подвергались арестам за «контрреволюционность», многие типографии были закрыты. Эти явления были, по мысли В.Г. Короленко, логическим сопровождением всякого насилия.
На введение цензуры В.Г. Короленко моментально откликнулся статьей «Опять цензура» в защиту свободы печати. По мнению писателя, водворилась худшая и самая унизительная цензура, потому что эта цензура партийная и «самозваная», без всякого
права, это попытка одной партии наложить печать молчания на остальное, инакомыслящее и не разделяющее ее позиций. Цензура установлена без всякого права, но в интересах узкопартийных и односторонних. Факты убеждали В.Г. Короленко, что большевизм убил свободную печать. Факт ожесточенного преследования независимого слова, полагает В.Г. Короленко, глубоко знаменательный и симптоматичный. Как и самодержавие, большевистская власть говорит: только тот, кто признает и поддержит меня, имеет право на существование. Между тем отсутствие свободной печати, как убеждает писатель, «делает власть глухой и слепой на явления жизни».
Несмотря на цензуру и другие ограничения свободы слова и печати, В.Г. Короленко, обращаясь к съезду журналистов в Киеве в июне 1918 г., подчеркивал, что «роль печати в настоящее время особенно трудна и почетна». И далее он отмечает: «Торжествующая партия стремится по инерции, даже восстанавливая одно право, — нарушить другое. Торжество ее стихийно переходит в насилие произвола и мести. На этом пути она неизменно встречает независимое слово, которое стоит на страже терпимости, свободы и права, отравляя таким образом полноту торжества победителей» [7].
Начатый в 1917 г. большевистский эксперимент, направленный на немедленное строительство коммунистического общества, а также четырехлетняя братоубийственная война привели страну к разорению, полному уничтожению народного хозяйства и голоду. В.Г. Короленко предчувствовал и предсказывал надвигающуюся трагедию. Причину несчастья писатель видел, прежде всего, в ликвидации большевиками частной собственности на землю и внедрение продовольственной раскладки для крестьян — самого главного элемента политики «военного ком-
мунизма». Естественный товарообмен между промышленностью и сельским хозяйством заменили насильственным «извлечением» хлеба у крестьян. «Все будто столкнулось так, чтобы породить голод: самые трудоспособные элементы народа, самые разумные и знающие сельское хозяйство преследовались и убивались. Настоящий голод — не стихийный. Он порождение излишней торопливости: нарушен естественный порядок труда, вызваны вперед худшие элементы, самые нетрудоспособные, и им дан перевес, а самые трудоспособные подавлены» [3, с. 389].
В годы двух революций 1917 г. и гражданской войны В.Г. Короленко был непосредственным свидетелем событий в Полтаве, которая в те годы переходила «из рук в руки, от режима к режиму». Была она и под германской оккупацией, испытала власть «Рады», гетманцев, петлюровцев, большевиков... Все это сопровождалось «обоюдным озверением» — белым и красным террором. Всякая смена властей несла новую волну преследований, мести, жестокостей. Массовые аресты, расстрелы без следствия и суда, взятие в заложники, наплыв беженцев — все это было обычным явлением в условиях и красного, и белого террора. В.Г. Короленко писал 22 января 1919 г. А.Г. Горнфельду: «Все так перемешалось, что трудно что-нибудь отличить и, присматриваясь к среднему типу участника в междуусобной брани, я вижу, что тут преобладает некультурный русский человек, без твердых убеждений и веры. Петлюровец бьет гетманца, но, может быть, недавно сам был гет-манцем... Знаю, что «добровольцы», стоящие за «единую», — творили такие же безобразия, как и украинцы. С другой стороны, и у большевиков, и у петлюровцев порой удавалось затронуть человеческие струны. Все это определило мою четкую позицию: среди этой свалки я остаюсь нейтральным и
стараюсь только ослабить жестокости» [5, с. 250].
В годы «обоюдного озверения», по мнению одного из современников писателя, авторитет писателя и публициста «был столь высок, а стремление к спасению невинных жертв было столь искренним и целеустремленным, его мужественная настойчивость была столь естественна и человечна, что каратели всех политических оттенков вынуждены были учитывать «фактор Короленко» [2, с. 524]. С позицией В.Г. Короленко вынуждены были считаться даже в Москве.
Он призывает новую власть к великодушию, к милосердию, постоянно хлопочет об арестованных и приговоренных к расстрелу перед властями в Ревтрибунале, в Чрезвычайной комиссии, отправляет телеграммы, пишет письма, записки высшим начальникам (Г.И. Петровскому, Х.Г. Раковскому и другим). Писатель сам замечает, что «одно время не выходил из чрезвычайки. В.Г. Короленко не видел большой разницы между новой, революционной, и жандармской охранкой. Жандармы, замечает писатель, не имели права расстреливать, а чрезвычайки «имеют это право и пользуются им с ужасающей свободой и легкостью», не считаясь с никакой судебной процедурой, без участия защиты и права проверки судов вынесению смертных приговоров» [5, с. 458]. Прежде в ходу была «неблагонадежность», теперь «контрреволюционность». Люди подвергались преследованию не только за поступки, действия, но и за образ мыслей, в том числе предполагаемый из-за классовой принадлежности.
22 июня 1919 г. в интервью корреспонденту РОСТА В.Г. Короленко утверждал: «Основная ошибка Советской власти — это попытка ввести социализм без свободы... Социализм придет вместе со свободой или не придет вовсе» [7].
«Вообще, — писал он в своем дневнике, — на русской почве стоят лицом к лицу две утопии. Одна желает вернуть старое. Утопии реакционной противостоит другая утопия — большевистского максимализма. Они сразу водворяют будущий строй на месте капиталистического, фальсифицируя и насилуя выборы, они стремятся сделать все декретами и приказами. Но явные неудачи в созидательной работе раздражают большевиков, и они роковым образом переходят к мерам подавления и насилия. Им приходится вводить социализм без свободы.» [5, с. 270].
В конце 1919 г. Советская власть третий раз была установлена на Полтав-щине. Будучи очевидцем первых двух периодов ее существования, говоря конкретно о большевизме, В.Г. Короленко сделал для себя общий вывод о природе любого тоталитарного режима: «На Украину пришел большевизм и утвердился надолго. Большевизм упразднил само понятие общей свободы и правосудия. Он прямо объявил диктатуру одного класса, вернее даже не класса, а беднейшей его части с ее вожделениями в качестве программы. С большевизмом наша революция сходит на мрачные бездорожья, с которых нет выхода» [3, с. 262]. С присущими ему откровенностью и бесстрашием писатель это свое мнение высказывал и в украинской (в России все печатные издания были национализированы), и зарубежной прессе, чем даже привлек внимание В.И. Ленина.
Учитывая огромный авторитет В.Г. Короленко среди российской интеллигенции, В.И. Ленин поручил А.В. Луначарскому завязать переписку с писателем и таким путемпопытаться склонить его к сотрудничеству с большевиками. Наиболее ярко отношение к Советской власти высказано у В.Г. Короленко в письмах к А.В. Луначарскому. 7 июня 1920 г. В.Г. Короленко лично познакомился с наркомом просвеще-
ния. Во время их встречи было принято решение, что в своих письмах писатель будет откровенно высказывать свое мнение относительно политических событий в России. А.В. Луначарский обещал напечатать эти письма в «Известиях» со своим ответом на них. Однако договоренность с Луначарским была выполнена односторонне. В письмах В.Г. Короленко к А.В. Луначарскому лейтмотивом звучит негативное восприятие писателем Советской власти, отрицательное отношение народа к коммунистической идеологии и к практике ее внедрения в жизнь, предсказание голода на Украине, а также «великого террора» конца 1930-х гг. При жизни писателя эти письма в России так и не были напечатаны. В 1922 г. они были опубликованы в парижском журнале «Современные записки».
«Между первым открытым письмом к А.В. Луначарскому, написанным в 1917-м г. и ставшими ныне широко известными шестью письмами 1920 г. пролегли три года, — пишет исследователь русской гуманистической мысли А.А. Слинько, — и позиция Короленко за это время не осталась неизменной. От отрицания Советской власти писатель пришел к ее признанию де-факто. Однако в ряде отношений новый политический порядок по-прежнему вызывает у него резкую и непримиримую оппозицию» [8, с. 116]. Определяя важнейший пункт в политике, развернутой В.Г. Короленко в письмах к А.В. Луначарскому, А.А. Слинько приводит высказывание самого писателя: «Большевизм разделил неразделимое: он отделил социальную справедливость от свободы» [8, с. 118].
Желание обменяться мнениями о «болящих вопросах современности», которое подвигло В.Г. Короленко к обещанию написать письмо А.В. Луначарскому, отодвинулось на второй план перед событием, которое не могло не взволновать «исстрадавшуюся чужими
страданиями» душу писателя — расстрелом людей, арестованных ЧК в Полтаве. Смертные казни — наболевшая тема для писателя, но «казни без суда, казни в административном порядке» вызывают, считает публицист, ужас самим фактом своего существования. По глубокому убеждению автора писем к А.В. Луначарскому, «движение к социализму должно опираться на лучшие стороны человеческой природы, предполагая мужество в прямой борьбе и человечность даже к противникам» [5, с. 441].
Подобный произвол — тяжкое следствие неготовности России к социальному перевороту, которую В.Г. Короленко усматривает в ее экономической и политической отсталости на фоне Европы. Особенный акцент писатель делает на отсутствие какой бы то ни было политической свободы в стране, особенно отчетливо выразившейся в том факте, что до Февральской революции Россия совсем не знала легальных форм общественной борьбы, которые были нормой жизни для стран Европы и для Америки. Эта мысль звучит в письмах и очерках писателя неоднократно.
«Нужно много условий, — пишет публицист во втором письме к А.В. Луначарскому, — таких, как политическая свобода, просвещение, нужна выработка новых общественных сплетений на прежней почве, нужны растущие перемены в учреждениях и в человеческих нравах» [5, с. 447]. В.Г. Короленко призывает задуматься над тем, что при «переходе к будущему от настоящего не все подлежит уничтожению и разгрому» [5, с. 449].
«Огромной ошибкой» считает писатель политику военного коммунизма, в результате которой произошла замена «органической связи» между городом и деревней «принудительным отчуждением», «реквизициями при посредстве карательных отрядов». Результат не за-
медлил себя ждать — это голод, поразивший всю Россию. Причину всеобщего голода В.Г. Короленко видит в том, что новая власть, победив капитал («он лежит теперь у ваших ног, изувеченный и разбитый»), убила также производство, естественную связь обмена между городом и деревней. В результате, рассуждает далее писатель, приходится ее заменять «искусственными мерами», «принудительным отчуждением», реквизициями при помощи карательных отрядов.
Как неразвитость экономическая, опасна и неразвитость общественной нравственности. В.Г. Короленко приглашает своего собеседника «честно и с любовью к истине» поговорить о том, «что такое теперь представляет нам народ»: «Вы допустите, вероятно, что я не менее любого большевика люблю наш народ; допустите и то, что я доказал это всей приходящей к концу жизнью. По натуре, по природным задаткам наш народ не уступает лучшим народам мира, и это заставляет любить его. Но он далеко отстал в воспитании нравственной культуры. У него нет самоуважения, которое заставляет воздерживаться от известных поступков, даже когда этого никто не узнает. Это надо признать и надо вывести из этого необходимые последствия» [5, с. 455].
Писатель с горечью пишет о всеобщей распущенности и развращенности. Привычка к пьянству и воровству, которую отмечает писатель, слишком крепко укоренилась в нравах — «и никакими расстрелами вы с этой стихией не справитесь». Но дело обстоит значительно серьезнее — за проблемой явных социальных и нравственных пороков для В.Г. Короленко стоит другая, куда более сложная: мечтатели утопического коммунизма должны неизбежно согласиться с тем фактом, что новые формы жизни требуют перерождения души человека — не злодея и не жулика, а самого что ни на есть нормально-
го и порядочного. «Дело, конечно, не в руках, а в душах, — подводит В.Г. Короленко. — Души должны переродиться. А для этого нужно, чтобы сначала перерождались учреждения. А это, в свою очередь, требует свободы мысли и начинания для творчества новых форм жизни. Силой задерживать эту самодеятельность в обществе и в народе — это преступление, которое совершало наше недавнее павшее правительство. Но есть и другое, пожалуй, не меньшее зло — это силой навязывать новые формы жизни, удобства которых народ еще не сознал и с которыми не мог еще ознакомиться на творческом опыте. Инстинкт вы заменили приказом и ждете, что по вашему приказу изменится природа человека. За это посягательство на свободу самоопределения народа вас ждет расплата» [5, с. 477]. Как справедливо замечает А.А. Слинь-ко, «через суждения Короленко проходит не формулируемый прямо, но, тем не менее, очевидный вывод: самая радикальная революция не может не принимать окраски той среды, в которой она произведена» [8, с. 371]. Итогом революции в такой крестьянской полуазиатской стране, как Россия, могут быть такие бедствия, «перед которыми померкнет все, что мы испытываем теперь» [5, с. 472].
Писатель подчеркивает необходимость тесной связи вождей революции и правительства с народом и историей России. И он предостерегает большевиков: «За посягательство на свободу самоопределения народа вас ждет расплата. Социальная справедливость — дело очень важное, и вы справедливо указываете, что без нее нет и полной свободы. Но и без свободы невозможно достигнуть справедливости» [5, с. 472]. И в заключение публицист выражает надежду: «Понадобилось бы все напряжение честности и добросовестности, чтобы признать свою огромную ошибку. По-
давить свое самолюбие и свернуть на иную дорогу — на дорогу, которую вы называете соглашательством. Сознаю, что в этом предложении много наивности. Но я оптимист и художник, а этот путь представляется мне единственным, дающим России достойный выход из настоящего невозможного положения» [5, с. 478].
С огромным интересом к идеям писателя отнесся В.И. Ленин, мечтавший сделать В.Г. Короленко своим идеологическим сторонником или, в противном случае, наказать его за «непокорность» новому строю. На восприятии А.В. Луначарским и В.И. Лениным писем В.Г. Короленко хотелось бы остановиться подробнее. Так,
A.В. Луначарский в своей книге «Силуэты» составил на В.Г. Короленко характеристику, где в самом начале выказал публицисту свое расположение и восхищение, а затем быстро перешел от слов «он по-товарищески относился к руководящей нашей партии» — к резкой критике позиции писателя.
B.Г. Короленко — считает А.В. Луначарский — «плоть от плоти русской интеллигенции», «незапятнанный праведник». Эти слова как нельзя более точно характеризуют политику большевиков в отношении всех деятелей современной культуры и мыслителей.
Кроме данной в своей книге характеристики В.Г. Короленко, А.В. Луначарский не преминул написать даже пьесу, прототипом главного героя которой сделал публициста. Она называлась «Освобожденный Дон Кихот» и содержала весьма своеобразную трактовку образа В.Г. Короленко. Нетрудно догадаться какую. Исследователь В. Багно в статье «Лики русского донкихотства» отметил, что «в открытую полемику с В.Г. Короленко А.В. Луначарский вступить не счел возможным, а после смерти писателя, выведя его в образе Дон Кихота, изгнал своего героя, пытающегося быть «над схваткой»
в стране, устремленной к светлому будущему, за пределы отечества» [1]. Таким образом, А.В. Луначарский как бы подытожил, что все-таки такие независимые личности, как В.Г. Короленко, остаются за пределами политической жизни, и наверняка удовлетворил этим самолюбие всех противников писателя, не сумевших открыто вступить с ним в полемику.
Критик С. Дмитриев в 1990 г., незадолго до краха советского государства, оценивает «Письма к Луначарскому», «сверкнувшие», по его выражению, «на небосклоне литературных новинок яркой неугасающей кометой», замечая следующее: «Стремление видеть в Короленко оторванного от жизни мечтателя, идеалиста, проповедника закрывало глаза на разумные, идущие от его опыта и знания народной среды, открыто высказываемые критические суждения в адрес коммунистов. Критика им наиболее «кричащих» провалов и несуразностей в политике пролетарского государства, особенно на местах, воспринималась как полное отрицание новой власти» [2, с. 176].
Особый акцент критик сделал на исследовании отношения Ленина к высказываниям Короленко. Так, С. Дмитриев считает, что наиболее сочувственно и вместе с тем осторожно В.И. Ленин отнесся к высказыванию о максимализме большевистской политики и цитирует места из последних писем и статей В.И. Ленина: «Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству. Мы должны проявить в величайшей степени осторожность для сохранения нашей рабочей власти» [2, с. 187]. Сам исследователь с горечью признает, что то, что писал В.И. Ленин в 1922-1923 гг., так и осталось на бумаге, благодаря особенностям большевистской идеологии, которая «в своей самонадеянности подвергла
вытравливанию национальных корней, животворных вековых традиций, самобытности и гармонии крестьянской цивилизации» [2, с. 188].
В.И. Ленин принимал и соглашался далеко не со всем, сохраняя в определенной степени свою былую настороженность по отношению к писателю и отвергая, видимо, ту почти крайнюю меру осуждения им большевиков, которая присутствует в «Письмах к Луначарскому».
Но В.Г. Короленко — публицист и журналист — уже не мог противостоять этим новым и все более сумрачным перспективам развития России. Он умер в декабре 1921 г. И что характерно, А.В. Луначарский сразу же после его смерти писал: «Тот дух великого миролюбия и братолюбия, которым был полон Короленко, он-то, конечно, переживет всех нас, и ему отпраздну-ется триумф, когда придет его время» [2, с. 190]. И нужно сказать, что многие мысли В.Г. Короленко оказались не только верными в то революционное время, но и сегодня.
В.Г. Короленко как-то писал своему другу: «Тон моей жизни, очевидно, будет выдержан до конца: писатель при всяких условиях нецензурный. Мне суждено стоять в оппозиции ко всем до сих пор сменявшим друг друга властям» [5, с. 514]. Ни при какой власти он не старался показаться лояльным, а всегда смело, открыто и прямо говорил и писал то, что думал, о чем болело его сердце. А сердце, как видим, у него было горячее, отзывчивое. Даже болея или переживая личное горе, он не мог заставить себя смотреть на беду отечества и других людей равнодушно. За это он получил признание и любовь народа. Даже его оппоненты всех политических окрасок в душе уважали его. В том числе и В.И. Ленин, которого вначале очень раздражал непокорный В.Г. Короленко, нашел что-то полезное в его размышлениях для себя.
В.Г. Короленко называли великим публицистом-гуманистом, ему даже прочили роль президента в Российской республике, если бы таковая установилась после революции. Понятно неприятие писателя А.В. Луначарским, который когда-то прислушивался к публицисту: но затем он больше не подходил под идеологические рамки, очерченные большевиками. Для В.Г. Короленко на первом месте была свобода, а любые рамки душили ее. Свобода и достоинство человека — вот основные принципы В.Г. Короленко-журналиста и публициста.
При этом его нельзя назвать оторванным от жизни мечтателем, идеалистом. В.Г. Короленко понимал, что текущий момент — очень острый, кровоточащий период в истории России, который определит ее дальнейшую судьбу. И он правильно оценил те беды, которые принесет директивная диктатура: изоляция России, отторжение российского народа от духовных ценностей, накопленных за многие века. Думается, публицист и предположить не мог огромного размаха последующих репрессий и того, что крестьяне так и будут голодными и обобранными, но не по своей воле; что независимая пресса будет казаться только мечтой, а люди долгое время будут бояться свободно мыслить и говорить.
Публицистическая деятельность В.Г. Короленко, безусловно, имеет важное значение также для нашего времени, для современной России. Вероятно, публицист и здесь бы не потерял свое лицо, нашел бы причины кризисов и провалов и обозначил их, не страшась своих мыслей, потому что многое, о чем он писал в своих статьях и очерках, является во многом актуальным и в наши дни.
В минуту отчаяния писатель выразил две поразительно точные мысли: «Русский народ не способен к осознанному сопротивлению безрассуд-
ным действиям властей или каких-либо организованных групп, направляющих Россию в пропасть. Наша психология — это организм без костяка, мягкотелый и неустойчивый. У всякой власти, опирающейся на насилие, нет никакой опоры в населении» [5, с. 514]. Думается, что В.Г. Короленко был бы и сейчас современен. Он верил, что Россия не погибнет, а расцветет, пережив многое. У России, по его мнению, имеются великие возможности для роста и прогресса. И хотя В.Г. Короленко понимал,
что в стране мало культуры, особенно нравственной, все же дело это наживное, «а натура у русского человека хорошая.» [5, с. 533]. Так писал В.Г. Короленко, веря в Россию, предвидя ее испытания, но не теряя надежды на ее «надежные народные корни и свойственную ей историческую разумность» [5, с. 523]. И эти слова можно смело назвать духовным завещанием великого российского мыслителя, гуманиста, писателя и публициста Владимира Галактионовича Короленко.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Багно Вс. Лики русского донкихотства / Вс. Багно // Вестник Европы. — 2005. — № 16. — URL: http://www.utoronto.ca/tsq/22/stefanov 22.shtml.
2. Дмитриев С. Завет терпимости / С. Дмитриев // Наш современник. — 1990. — № 4. — С. 174-190.
3. Короленко В.Г. Была бы жива Россия. Неизвестная публицистика (1917-1921 гг.) / В.Г. Короленко. — М., 2002.
4. Короленко В.Г. Война, отечество и человечество / В.Г. Короленко. — М., 1917.
5. Короленко В.Г. Дневник. Письма. 1917-1921 / В.Г. Короленко. — М., 2001.
6. Короленко В.Г. Падение царской власти / В.Г. Короленко. — Иркутск, 1917.
7. Негретов П.И. Летопись жизни и творчества. 1917-1921 / П.И. Негретов, В.Г. Короленко. — URL: http://www.i-u.ru/biblio/07.aspx.
8. Слинько А.А. Литература и публицистика. Очерки русской гуманистической мысли / А.А. Слинько. — Воронеж, 2001.
REFERENCES
1. Bagno Vs. Faces of Russian quixotic. Vestnik Yevropy = Newsletter of Europe, 2005, no. 16. (In Russian). Availeble at: http://www.utoronto.ca/tsq/22/stefanov 22.shtml.
2. Dmitriyev S. Testament tolerance. Nash sovremennik = Our contemporary, 1990, no. 4, pp. 174-190. (In Russian).
3. Korolenko V.G. Byla by zhiva Rossiya. Neizvestnaya publitsistika (1917-1921gg.) [Russia would still be alive. Unknown journalism (1917-1921)]. Moscow, 2002.
4. Korolenko V.G. Voyna, otechestvo i chelovechestvo [War, homeland and humanity]. Moscow, 1917.
5. Korolenko V.G. Dnevnik. Pis'ma. 1917-1921 [Diary. Letters. 1917-1921]. Moscow, 2001.
6. Korolenko V.G. Padeniye tsarskoy vlasti [The fall of imperial power]. Irkutsk, 1917.
7. Negretov P.I., Korolenko V.G. Letopis' zhizni i tvorchestva. 1917-1921 [Chronicles the life and creativity. 1917-1921]. Availeble at: http://www.i-u.ru/biblio/07.aspx.
8. Slin'ko A.A. Literatura i publitsistika. Ocherki russkoy gumanisticheskoy mysli [Literature and journalism. Essays on Russian humanist thought]. Voronezh, 2001.
