CC BY
262
Филюшкин Александр Ильич,
д. и. н., заведующий кафедрой истории славянских и балканских стран Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург)
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЛИВОНЦА: ФРАНЦ НИЕНШТЕДТ О ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЕ
Судьба последней крупной хроники, написанной очевидцем Ливонской войны, хроники рижского бургомистра Франца Ниенштедта (1540-1622), примечательна. Она является одним из авторитетнейших источников по истории конфликта, хотя была написана не ранее 1604-1609 гг. При этом автор написал не мемуары, а историческое сочинение, опирающееся на личный 50-летний опыт. В этом сочетании несомненного персонального свидетельства с попыткой осмысления происходившего с Ливонией во второй половине XVI в., с учетом историографии — особенность хроники Ниенштедта как исторического источника.
Будущий хронист Франц Ниенштедт (Franz Nyenstaedt, Nyenstede) родился в 1540 г. в графстве Гоя в Вестфалии. В 1554 г. переехал в Дерпт, был торговцем, в том числе вел торговые дела с Россией. В 1571 г. перебрался в Ригу, с 1583 г. стал членом Рижского магистрата, с 1585 г. — бургомистром Риги (с перерывами до конца жизни). В 1590, 1594, 1598, 1605 гг. — бургграф Риги. Умер в 1622 г. и похоронен в своем поместье на г. Св. Анны.
К творческому наследию Ниенштедта относятся два его главных произведения. Это автобиографические заметки календарно-дневникового плана (Handbuch) и «Ливонская хроника». Оба произведения, написанные на немецком языке, были опубликованы в 1839 г. Г. Тилеманном в «Monumenta Livoniae Antiquae» (Nyenstadt F. Livlandishe Chronik // Monumenta Livoniae Antiquae: Saimnlung von Chroniken, Berichten, Urkunden und anderen schriftlichen Denkmalen und Aufsatzen, welche zur Erlauterung der Geschichte Liv-, Ehst- und Kurland’s dienen. Zweiter Band. Riga, Leipzig, 1839 (переиздание: Osnabriick, 1968). S. 1-128. Неполный русский перевод и публикация хроники были сделаны по этому же изда-
нию: Ниенштедт Ф. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей, относящихся к истории Прибалтийского края. Рига, 1880. С. 355-400; Рига, 1883. Т. 4. С. 7-124).
«Handbuch» охватывает период с 1571 по 1607 г. Изложение не всегда выдержано хронологически, автор периодически возвращается назад. В основном это заметки о делах и событиях в жизни членов семьи Ниенштедта (сестры Софии, брата Дитриха и т. д.). Немало записей о денежных и кредитных делах. Политика на страницах заметок отражается нечасто, например, Ниенштедта взволновало избрание королем Стефана Батория. Бюргер сообщает, что на свои деньги содержал несколько кнехтов в армии. Но в целом Ливонская война в его записях почти не оставила следа, исключая редкие упоминания о ее последствиях (например, ущерба от похода 1577 г.).
«Ливонскую хронику» Ниенштедта много привлекали в качестве исторического источника, особенно русскоязычные исследователи в силу существования перевода на русский язык, изданного в «Прибалтийском сборнике». Однако само по себе творчество Ниенштедта изучалось мало. Самым обстоятельным можно считать недавнее диссертационное исследование эстонского историка К. Райк (Raik К. 1) Franz Nyenstede Liivimaa ajalugu. Tartu, 1999; 2) Eesti- ja Liivimaa kroonikakiijutuse korgaeg 16. sajandi teisel poolel ja 17. sajandi alul. Tartu, 2004. L. 45-201).
«Ливонская хроника» не производит впечатления законченного произведения. Во-первых, в предисловии стоит дата его написания — 1604 г., а повествование на самом деле доходит до 1609 г. Значит, книга дописывалась после сочинения предисловия как минимум пять лет. Во-вторых, различается структура текста: первая часть, до 1557 г., разбита на 24 небольшие главы. Видно, что их структура и содержание хорошо продуманы и прописаны (исключая последнюю, 24-ю, где уже чувствуется некий хаос).
Остальное же повествование не имеет разбивки на главы, текст сплошной, иной раз весьма подробный, но под конец все больше похожий на стиль телеграфных сообщений. Видимо, начало своего сочинения Ниенштедт писал обстоятельно, с опорой на другие хроники. А вот потом излагал свои личные записки и не смог (или не захотел) придать повествованию первоначальный вид с разбивкой на главы (выделял лишь отдельные разделы — условия сдачи Дерпта, конфликт в Риге и т. д.). Ниеншдент и сам об этом пишет: «Если бы я захотел описывать дальнейшие события, которые произошли между королями польским и шведским, и описывать.
что происходило... если бы я захотел все это рассказывать, то потребовалось бы много времени, а так как все это находится в “ревельской хронике”, то я, ради краткости, удовольствуюсь следующим...». И далее следует беглое перечисление событий. В конце хроники помещены исторические дополнения, черновые заметки, которым, видимо, предполагалось в дальнейшем найти место в основном тексте.
В отличие от Реннера и Геннинга, Ниенштедт в период Ливонской войны не имел доступа к официальным бумагам. Поэтому он не очень осведомлен и делает ошибки — например, Ниенштедт добросовестно воспроизводит распространенный миф о 50-летнем русско-ливонском перемирии, предшествовавшем войне. То есть, о существовании других русско-ливонских договоров в первой половине XVI в. он просто не знает. Равно как и не имеет представления о размерах и условиях возложенной на Ливонию в 1554 г. «Юрьевской дани», и даже замечает по этому поводу: «...осведомлюсь об этом и впоследствии напишу». Ошибочна у него и дата первого русского вторжения в Ливонию в 1558 г. (25 января, у Геннинга — 22 января). Ниенштедт утверждает, что Стефан Баторий «... вторгся в Россию, все грабил и жег и без всякого сопротивления подошел близко Москвы». Масштабы Псковского похода Батория были все же поскромнее...
Для Ниенштедта характерно «ролевое мышление». Его герои ведут себя в соответствии с определенной, предписанной им ролью, нередко театрально и даже картинно. Например, русский посол Келарь Терпигорев, приехавший утверждать договор 1554 г., вел себя символично: «.. .он поднес гоф-юнкерам, провожавшим его от замка, водки, по русскому обычаю, и, вынув грамоту из-за пазухи, передал своему служителю, велев завернуть ее в шелковую ткань и положить в обитый сукном ящик, причем сказал: “Смотри, береги и ухаживай за этим теленком, чтобы он вырос велик и разжирел!”».
Символики у Ниенштедта много. Он в какой-то степени мистик. В конце хроники он приводит перечень чудесных знамений, символических событий, смысл которых проявился в ливонской истории. Например, первым епископом Дерпта был Герман Буксгевден (1224-1248), и при нем в 1230 г. (на самом деле в 1224 г.) русские (на самом деле эсты и славяне во главе с князем Вячко) были изгнаны из Дерпта. И последним епископом в 1558 г., когда русские вернулись, был тоже Герман Везель (1552-1560). Ниенштедт упоминает кометы в 1556 и 1576 гг., символические повреж-
дения храмов в Ревеле, Риге и т. д. После наступления мира в Ливонии «...рыцарство в 1582 году собралось на совещание в дом Ганса Баумана, на который как раз в это самое время сели журавли, которых никогда не видели ни много лет раньше, ни много лет позже в Ливонии, что, конечно, всех собравшихся дворян чрезвычайно изумило».
Протестантская этика Ниенштедта очень озабочена идеей воздаяния. Негодяи у него, как правило, получают по заслугам. Наемники, предавшие и ограбившие магистра Фюрстенберга, сначала были ограблены русскими, а потом, когда нагимы и босыми вышли к своим в Ригу, «их всех перевешали на деревьях». Виновники и праздно любопытствующие в отношении казни графа Иоанна фон Арца мрут как мухи.
С идеей воздаяния был тесно связан вопрос «Кто виноват в несчастьях Ливонии?», характерный, впрочем, не только для Ниенштедта. Этот мотив периодически возникает на страницах хроники. Она описывает печальное заседание в Дерпте в 1558 г., когда дерптский бургомистр Антоний Тиле обратился к епископу Герману Везелю: «.. .прошу вашу высокодостойную милость дать мне письменное изъяснение: кто учинил эту сдачу, сделали ли то вы, ваша высокодостойная милость, или рыцарство, или капитул, или высокопочитаемый магистрат, или община, или Теннис Тиле, чтобы я мог оправдаться по крайней мере от напрасных клевет и сохранить свое доброе имя». Ответ епископа и капитула звучал сакраментально: не виноват никто, «... все это было сделано только вследствие неизбежной и крайней необходимости».
Ниенштедт повторяет характерные для прибалтийских хронистов рассуждения о легкомысленности ливонцев, которая привела к катастрофе. Особенно несимпатичен Ниенштедту Ливонский орден. Мало того, что он в военном отношении оказался несостоятельным, не смог защитить свою землю. Ниенштедт обвиняет его руководство в расхищении имущества горожан (русские выпустили их из Дерпта с вещами, «.. .а что эти бедные люди и могли вывезти из Дерпта, то все дорогой у них отобрал и разграбил магистр со своими помощниками»). Орденские фогты бегут, бросая замки на произвол судьбы. Наемники предают, и даже не стыдятся выдать московитам самого бывшего магистра Фюрстенберга.
Ниенштедт воспроизводит традиционные негативные дискурсы в отношении русских. Они невежественны — с самого Крещения Руси, больше 500 лет хранят ценнейшую библиотеку книг, которые сами не могут читать в силу незнания языков. Они лентяи, не хотят переводить эти книги. Тиран-царь убивает сына за критику своих полководческих талантов.
Но, в отличие от других авторов, Ниенштедт не столь негативно настроен по отношению к русским. Он, конечно, говорит об их агрессии и военных жестокостях («Как только перешли они границу, сейчас засверкали топоры и сабли, стали они рубить и женщин, и мужчин, и скот, сожгли все дворы и крестьянские хаты и прошли знатную часть Ливонии, опустошая по дороге все»). Но при этом подчеркивает корректное поведение оккупационных войск в Дерпте. Таких пассажей нельзя найти у других авторов, в отличие от Ниенштедта, писавших о русских «на большом расстоянии» и не сталкивавшихся с ними лично. В этой разнице повествований отчетливо видно, какой хронист следовал за стереотипами («кровавые картины» С. Геннинга), а какой основывался на личном опыте очевидца.
Именно многочисленные зарисовки очевидца являются главной ценностью хроники Ниенштедта как исторического источника (например, обсуждения ливонцами условий кабального договора 1554 г., обстоятельств сдачи Дерпта в 1558 г., событий мятежа в Дерпте в 1571 г. и т. д.). Что же касается отраженных на страницах его сочинения дискурсов, то перед нами оптика бюргера, «Ливонская хроника» Ниенштедта — это взгляд бюргера, узнававшего о происходившем из многочисленных слухов и добросовестно пересказывающего их в своем сочинении. Его хроника содержит целый ряд историй, пересказа различных сюжетов и т. д. Их происхождение стоит искать не столько в книгах, сколько в устных рассказах, ходивших по Ливонии. Бюргерские предпочтения видны и в объяснениях, часто сугубо житейских, повседневных. Например, нападение Ивана Грозного на Полоцк в 1563 г. он в первую очередь объясняет тем, что «.. .ему отказала в руке своей принцесса Екатерина», и только во вторую — тем, «что король польский присвоил себе Ливонию».
Сюжетность повествования (в тексте много зарисовок, миниатюрных новелл — о Курбском, графе фон Арце, пасторе Веттермане и т. д.) приводит к тому, что на страницах хроники оказываются представлены разные социальные роли: бюргер, рыцарь, крестьянин, пастор, перебежчик, неудачник, авантюрист, не состоявшийся король, предатель, заговорщик, мятежник, палач и жертва, подвижник и т. д. В этом сочинение Ниенштедта дает нам важные сведения о стиле мышления и восприятия действительности ливонских бюргеров во время войн за Ливонию во второй половине XVI в.
Работа выполнена по темплану НИР СПбГУ, Мероприятие 2 «Проведение фундаментальных научных исследований по областям знаний, обеспечивающим подготовку кадров в СПбГУ», проект 5.38.62.2011 «Россия и Балтийский мир в Средние века и Новое время».
Ключевые слова: Франц Ниенштедт, Ливонская война Information about the article:
Author: Filyushkin, Aleksandr Il’ich, Doctor in History, St.-Petersburg State University, ilich [email protected]
Title: Last word from Livonians: Franz Nienshtedt about the Livonian War Summary: Analysis chronicle of Franz Nienshtedt about the Livonian War Key words: Franz Nienshtedt, Livonian War
