CC BY
27
говорщиками программы совместных действий по нормализации положения на Ближнем Востоке без участия расположенных в нем стран дает основание предполагать перегруппировку сил в исламском мире, направленную на ослабление влияния этих государств с последующим захватом отвоеванных у них позиций. По существу, данное событие может оказаться переломным. Основным его результатом станет, таким образом, перераспределение сил от арабских стран в пользу наиболее активной и многочисленной исламской периферии. К тому же и сами участники переговоров озабочены не только судьбами исламского мира, но и вполне прагматичными интересами, связанными со смещением сфер влияния в нем в свою сторону. Доказательств тому немало. В частности, министр иностранных дел Индонезии X. Вираюда сообщил журналистам, что лидеры двух стран затронули вопросы усиления роли неарабских стран - членов ОИК. Как он высказался далее, это могло бы вдохнуть новую жизнь в процесс оздоровления обстановки на Ближнем Востоке.
Оценивая перспективы вполне вероятных баталий за лидерство в мусульманском мире, очевидно, нельзя сбрасывать со счетов и президента Ирана М. Ахмадинежада. Его претензии на этот счет уже звучали неоднократно. Борьба за первенство, власть и влияние в мусульманском мире, судя по всему, будет нарастать. Можно предположить, что одним из вариантов разрешения создавшейся ситуации в отсутствие харизматического лидера в исламском мире, способного приостановить разгорающееся соперничество, будет то, что этот мир окажется поделенным на сферы влияния. Основные игроки на этом поле названы в статье.
«Азия и Африка сегодня», М., 2007, № 8, с. 11-16.
Бернард Льюис,
профессор Принстонского университета, США ПОСЛЕДНЕЕ НАСТУПЛЕНИЕ ИСЛАМА?
Современная история Ближнего Востока началась в конце XVIII в., когда небольшое экспедиционное войско Франции под началом Наполеона завоевало Египет. Тогда многие были шокированы тем, что одну из ключевых стран мусульманского мира можно спокойно оккупировать и править ею, не встречая никакого сопротивления. Второе потрясение последовало несколько лет спус-
164
тя, когда французы были изгнаны из Египта не его коренными жителями или их турецкими покровителями, а небольшой эскадрой Королевских военно-морских сил под командованием адмирала Нельсона. С тех самых пор центральные страны исламского мира стали прямо либо косвенно подчиняться внешним державам, а иноземные войска и правительства являлись доминирующей силой в исламском мире. Мусульманским правительствам не оставалось ничего иного, кроме как выбирать между соперничающими западными государствами. Единственная доступная им политическая игра заключалась в том, чтобы попытаться с выгодой для себя использовать противоречия между внешними державами. Ближневосточные лидеры и правительства с переменным успехом вели эту игру в течение XIX и XX вв., во время двух мировых войн, «холодной войны» и даже в начале XXI в. Теперь игра закончена: Ближний Восток больше не управляется внешними державами. Эта историческая перемена сопоставима по масштабу с такими событиями, как падение Рима, открытие Америки и т.п. Новая эпоха наступила не только для мусульманских государств, которым трудно приспособиться к ситуации, требующей от них ответственности за свои действия и их последствия, но и для всего Запада.
Окончание эпохи внешнего господства привело к возрождению некоторых старых традиций Ближнего Востока и выходу на поверхность глубоких подземных течений, остававшихся незаметными или, по крайней мере, неявными при западном владычестве. Это прежде всего внутренняя борьба - этническая, религиозная и региональная. Конечно, междоусобица не затихала и в период империализма, но она не оказывала значительного влияния на развитие. Теперь же она явно разрастается, как это видно на примере противостояния суннитов и шиитов, которые до того не враждовали в течение нескольких столетий. В мусульманском мире набирает силу новый радикализм. Его самые яркие проявления - суннитский ваххабизм и иранская революция у шиитов. Ваххабиты опираются на престиж, влияние и мощь саудовской королевской династии, контролирующей исламские святыни и огромные нефтяные богатства. А вот иранская революция - это революция в полном смысле слова. Она оказала колоссальное влияние на соседние страны, точнее, на весь мусульманский мир.
Налицо и признаки возвращения современных мусульман к идее борьбы за мировое господство между христианством и исламом. Каждая из этих конфессий рассматривает себя как единствен-
165
ного наследника слова Божия и считает своим долгом нести его остальному человечеству, сметая с пути все возможные препятствия. Такое видение своего призвания обусловило длительное противостояние, которое тянется вот уже более четырнадцати столетий, а теперь вступает в новую фазу. Если для подавляющего большинства христиан уже не характерно стремление к торжеству христианства, то в мусульманском мире, как бы вернувшемся в начало XV в., желание добиться триумфа ислама по-прежнему является значимым фактором, что выразилось в появлении новых воинственных течений. Обе стороны довольно долго отказывались признавать сам факт религиозной борьбы. Лишь постепенно и неохотно мусульмане и христиане стали использовать применительно друг к другу религиозные понятия, да и то по большей части унизительные и неточные. На Западе вошло в обиход слово «магометане» - термин, основанный на абсолютно неверном предположении, будто мусульмане поклоняются Мухаммеду точно так же, как христиане - Христу. Война была объявлена с момента зарождения ислама. Существуют письма, якобы адресованные Пророком Мухаммедом христианскому императору Византии, персидскому царю и разным другим правителям, в которых говорилось: «Я принес вам последнюю весть Бога. Ваше время прошло. Ваши верования устарели. Примите мою миссию и мою веру, покоритесь либо откажитесь от своего престола - вам конец». Подлинность этих писем вызывает сомнение, но их содержание понятно и достоверно в том смысле, что отражает точку зрения, которая давно преобладает в исламском мире.
На внутренней стороне купола мечети Омара, возведенной в конце VII в. в Иерусалиме на святом для иудеев и христиан месте, имеется знаменательная надпись: «Он Бог, Он один, у Него нет спутников, Он не рождает Себе подобных и Сам никем не рожден» (см.: Коран IX, 31-3; СХП, 1-3). Это совершенно явный и прямой вызов некоторым главным принципам христианской веры. Атака мусульман на христианский мир и последовавшие столкновения были следствием скорее сходства, нежели различий двух религий. Первое наступление ислама ширилось по мере того, как новая вера распространялась за пределы Аравийского полуострова. После длительной и ожесточенной борьбы христианам удалось вернуть лишь часть утраченных территорий. В каком-то смысле нынешние границы Европы существуют благодаря успехам тогдашних христианских воителей. Но Северная Африка и Ближний Восток были
166
потеряны для христианского мира. Возвратить Святую землю не смогли несколько военных кампаний, известных как Крестовые походы. Вторая атака была проведена уже не арабами и маврами, а турками и татарами. В середине XIII в. поработившие Россию мон-голо-татары приняли ислам. Турки, уже завоевавшие Анатолию, продолжили наступление на Европу и в 1453 г. захватили древнюю цитадель христианства - Константинополь. Они завоевали большую часть Балканского полуострова и какое-то время правили половиной Венгрии. Турки дважды доходили до Вены. Свирепые корсары из Северной Африки совершали набеги на Западную Европу. Христианам удалось отвоевать Россию и Балканский полуостров и даже вторгнуться на территорию исламского мира, чтобы преследовать бывших оккупантов в тех землях, откуда они пришли. На этом этапе контрнаступление европейцев было охарактеризовано новым термином - «империализм». Интервенция народов Азии и Африки в Европе не была империализмом, но когда последняя атаковала Азию и Африку, это сочли империалистическими устремлениями. Тогда-то и начался новый, заканчивающийся на наших глазах этап: европейцы установили контроль над ключевыми ближневосточными странами.
Усама бен Ладен сделал ряд очень интересных заявлений по поводу войны в Афганистане, которая завершилась поражением Советской армии и способствовала развалу СССР. Согласно западной точке зрения, крушение Советского Союза означало победу Запада, и в частности Америки, в «холодной войне». По мнению же бен Ладена, советская империя исчезла под напором мусульманского джихада. С учетом последующих событий в Афганистане приходится признать, что эта интерпретация не так уж далека от истины. Если взглянуть на историю глазами Усамы бен Ладена, то ислам достиг крайней степени унижения в длительной борьбе, разразившейся после Первой мировой войны, когда распалась Османская империя, последняя из великих мусульманских держав, и бульшая часть ее территории была поделена между победившими союзниками. Тогда же был подавлен и упразднен халифат и изгнан последний халиф. Пройдя эти худшие времена в своей истории, мусульманский мир начал новое восхождение.
Согласно представлениям «террориста номер один», многовековая борьба между истинно верующими и неверными прошла несколько стадий. Поначалу неверными руководили различные европейские империи: Византийская, Священная Римская, Британ-
167
ская, Французская и Российская. На заключительной стадии этот мир разделился между двумя соперничавшими сверхдержавами -Соединенными Штатами и Советским Союзом. Мусульмане достойно ответили на вызов со стороны наиболее опасной и беспощадной из этих двух безбожных сил, уничтожив СССР. А разобраться с изнеженными, избалованными и мягкотелыми американцами, считает Усама бен Ладен, было делом техники. Этот взгляд на Соединенные Штаты нашел подтверждение в 90-е годы. Тогда американские базы и сооружения за рубежом подверглись ряду нападений, на которые, однако, не последовало никакого адекватного ответа за исключением гневных тирад и дорогостоящих ракет, выпущенных по удаленным и безлюдным территориям. Уроки Вьетнама и Бейрута были подкреплены событиями в Могадишо. Вот примерно та цепочка, которая привела к трагедии 11 сентября 2001 г. Атаки на Нью-Йорк и Вашингтон явно замышлялись как завершение первого этапа и начало второго, когда война должна была быть перенесена в самое логово врага. С точки зрения фанатично и решительно настроенных мусульманских меньшинств, уже началась третья волна атак на Европу. Она имеет множество форм, но прежде всего это миграция и террор.
Раньше мусульмане рассматривали добровольный переезд в немусульманскую страну как нечто невероятное. В шариатских учебниках и руководствах этой теме посвящены целые разделы. Позволительно ли мусульманину жить или даже посещать немусульманскую страну? И если да, что он должен там делать? Во-первых, военнопленные. У них, конечно же, нет выбора, но они обязаны сохранить веру и как можно скорее вернуться на родину. Во-вторых, неверные, живущие в стране неверных, но принимающие свет истины и истинную веру (то есть новообращенные мусульмане). Им следует быстрее переехать в мусульманскую страну. В третьем случае рассматривается посещение «неверных» государств. Долгое время единственной законной целью такого визита считался выкуп пленных, позже уже допускалось выполнение там дипломатической и торговой миссий. С началом контрнаступления европейцев эта неутихающая дискуссия пополнилась новыми вопросами. Как должен вести себя мусульманин, если его страна завоевана неверными? Может ли он остаться или должен уехать? Когда в конце XV в. христиане отбили у мусульман Испанию, те задались вопросом: позволительно ли там оставаться? В целом ответ был категорически отрицательным. А можно ли им остаться, если
168
христианское правительство будет проявлять терпимость? Нельзя, потому что в таких условиях искушение отступиться от веры окажется еще сильнее. Они должны покинуть страну и надеяться на то, что в свое время Всевышний поможет им отвоевать родные места и возродить там истинную веру.
Некоторые из законоведов, поначалу составлявшие меньшинство, а впоследствии более значительную группу, говорили, что остаться можно, но только при соблюдении определенных условий, главное из которых - иметь возможность свободно исповедовать свое вероучение.
В начале XVII в. мусульмане Испании, Португалии и Сицилии, составлявшие там большинство населения, были поставлены перед выбором: крещение, изгнание или смерть. В бывших османских владениях на юго-востоке Европы лидеры христианского контрнаступления проявили несколько бульшую терпимость. Мусульманские меньшинства остались в некоторых Балканских странах, и волнения там продолжаются и по сей день - достаточно упомянуть такие регионы, как Косово и Босния. В Османской же империи и других мусульманских землях немусульманские общины имели собственное, независимое самоуправление. У них была своя система налогообложения, и они жили по своим законам. В Османской империи существовало несколько христианских общин, и у каждой из них было свое политическое руководство, признанное государством. Эти общины имели свои школы и жили по своим законам в таких областях, как брак, развод, наследование и пр. Те же права имели и евреи.
Переселяясь в сегодняшнюю Европу, мусульмане ожидают в ответ такой же терпимости. Они получают одновременно и больше, и меньше ожидаемого. Европейские страны дают им не только работу, социальное обеспечение и образование, но и свободу самовыражения. Все это является весьма мощным стимулом к иммиграции, учитывая усиливающееся обнищание в большинстве мусульманских стран. В Европе и до некоторой степени в Америке у переселившихся на Запад террористов возможности готовить диверсии значительно шире, чем в большинстве исламских государств. Налицо парадокс: исламский радикализм или терроризм куда больше угрожают Европе и Америке, чем Ближнему Востоку и Северной Африке, где местные власти гораздо эффективнее сдерживают экстремистов, чем мы в своих странах. Но в то же время переселенцы из мусульманских стран получают значительно
169
меньше того, что давалось иноверцам в традиционных исламских государствах. Учитывая характер современного государства, было бы нереалистично ожидать подобных привилегий, но у мусульман свое мнение на этот счет: «Мы позволяли вам практиковать моногамию; почему вы отказываете нам в праве на полигамию?». Ислам охватывает широкий спектр житейских вопросов, таких как брак, развод и наследование. В западнохристианском мире они считаются прерогативой светского общества. Утвердившемуся в христианском мире принципу, согласно которому церковь отделена от государства, духовное - от материального, а миряне - от клириков, не было места в прошлом ислама, и даже в наше время его трудно объяснить мусульманам. Эта ситуация, и особенно полигамия, порождает важную дискуссию практического характера. Вправе ли иммигрант, получивший вид на жительство во Франции либо Германии, привезти с собой семью? И что именно представляет собой его семья?
Мусульмане всё чаще требуют и получают разрешение привозить с собой нескольких жен. То же самое все в большей степени относится и к выплате социальных пособий, и к другим благам западного общества. Но применение шариата, тесно связанного с положением женщины, несовместимо с принципами западной жизни. В этом вопросе проявляется одно из основных различий между христианским и исламским обществами. Надо отметить, что американский и европейский подходы к ассимиляции и миграционной политике значительно отличаются друг от друга. Чтобы стать американцем, надо изменить политическую лояльность, превращение же во француза или немца - это вопрос смены этнической идентичности (что, конечно, гораздо труднее). При этом в Германии, где живут мусульмане преимущественно турецкого происхождения, последние часто склонны сравнивать себя с евреями в том смысле, что они теперь тоже оказались жертвами немецкого расизма и преследований. «За тысячу лет немцы не смогли примириться с существованием у себя 400 тыс. евреев. Можно ли надеяться на то, что они примут 2 млн. приезжих из Турции?» - вопрошают турецкие мигранты. Мастерски играя на свойственном немцам чувстве вины, они не дают возможности принять действенные меры по защите целостности немецкой нации, которая, на мой взгляд, находится под угрозой, равно как и целостность других европейских наций.
170
В Европе, как и в США, принято терпимое отношение к разным культурам (т.е. политкорректность). В мире мусульман подобных комплексов не существует. Там прекрасно отдают себе отчет в том, кто они и чего желают добиться, - качество, которое мы, похоже, в значительной степени утратили. Для одних это источник силы, для других - источник слабости. Иногда используется термин «конструктивное вовлечение (constructive engagement). Давайте говорить с мусульманами, давайте сядем за один стол и посмотрим, что можно сделать. Конструктивное вовлечение имеет давние традиции. Овладев в 1187 г. Иерусалимом и другими территориями в Святой земле, султан Саладин не выдворил европейских купцов-христиан из портовых городов. Объясняя мотивы этого шага, он писал багдадскому халифу: купцы приносят пользу, поскольку «среди них нет ни одного, кто бы не привозил и не продавал нам вооружение в ущерб себе и к выгоде для нас». Эта политика сохранялась в период Крестовых походов и после них, а также во время наступления турок-османов на Европу, где последние всегда находили европейских купцов, готовых продавать им оружие, и банкиров, которые были не прочь финансировать эти закупки. Сегодня мы столкнулись с удивительным и пугающим современным вариантом этого сотрудничества и стали свидетелями необычного зрелища, когда Папа Римский извинился перед мусульманами за Крестовые походы. Я не сторонник того, чтобы оправдывать поведение крестоносцев, которое во многих отношениях было чудовищным и варварским. Но надо же иметь хотя бы какое-то чувство меры!
Нам предлагают поверить в то, что Крестовые походы были незаконным актом агрессии против мирного мусульманского мира. Так ли это? Первый папский призыв снарядить Крестовый поход прозвучал в 846 г., когда арабский экспедиционный корпус отправился под парусами из Сицилии к Тибру и разграбил собор Святого Петра в Риме. Французское духовенство обратилось к христианским монархам с призывом вместе противостоять «врагам Христа», и папа Лев IV посулил награду на небесах тем, кто погибнет, сражаясь с мусульманами. Воины Христа появились на Ближнем Востоке только два с лишним века спустя (в 1096 г.) после многочисленных сражений. Крестовые походы представляли собой запоздалую, ограниченную и безуспешную имитацию джихада - попытку посредством одной священной войны вернуть утраченное в результате другой священной войны. Исламским радикалам всегда удава-
171
лось найти союзников в Европе. Описывая их, я вынужден использовать общепринятые термины «левые» и «правые», которые становятся все менее точными и которые трудно применить к нынешнему Западу и абсолютно невозможно - к различным направлениям в современном исламе. Исламские радикалы находят отклик и понимание у левых антиамериканских сил Европы, с точки зрения которых они заменили собой Советы в качестве борцов за права униженных и оскорбленных. Они также встречают поддержку у правых антисемитски настроенных политиков, заменяя в их глазах гитлеровскую коалицию. По-видимому, взоры некоторых европейских деятелей настолько затуманены ненавистью, что они забывают о своих корнях и национальной принадлежности.
Приведу еще один пример псевдоуважительного отношения к разным культурам. Выступая 8 октября 2002 г. с речью в Национальном собрании Франции, тогдашний премьер-министр Ж.-П. Раффарен, убежденный католик, прокомментировал положение в Ираке. Он заметил, что султан Саладин, родившийся в Тик-рите, был одним из кумиров Саддама. При этом господин Раффа-рен пояснил, что именно Саладин сумел «победить крестоносцев и освободить Иерусалим». Когда глава французского правительства описывает захват Иерусалима и изгнание из него преимущественно французских крестоносцев как акт освобождения, то это уже совсем крайний случай подмены терминов.
Неужели третья атака исламского мира принесет плоды? Это не столь уж невероятный сценарий, поскольку мусульмане обладают рядом явных преимуществ. У них есть рвение и сила убеждения, которые в большинстве западных стран либо слабы, либо вовсе отсутствуют. Мусульмане уверены в своей правоте, тогда как мы тратим бульшую часть времени на самоуничижение и самокритику. Они преданы своему делу и дисциплинированны. Но, пожалуй, самое главное заключается в том, что на их стороне демография, сочетание естественного прироста и результатов миграции, что в обозримом будущем может привести к тому, что в некоторых европейских городах или даже странах мусульмане буду составлять большинство. Но у нас есть свои преимущества, самые важные из которых - знание и свобода. Мусульмане, в далеком прошлом славившиеся своими научными достижениями, остро и болезненно сознают свою относительную отсталость и хватаются за любую возможность исправить положение. Менее очевидна, но не менее сильна притягательность свободы. В прошлом мусульмане
172
относили это понятие не к политической, а к юридической категории. У них существовал институт рабства, поэтому не быть рабом значило быть свободным. Теоретически, а в немалой степени и практически ислам до начала современной эпохи традиционно отвергал и осуждал деспотичных правителей либо тиранов. Однако, в отличие от нас, мусульмане не использовали слова «свобода» и «рабство» как метафору, определяющую соответственно хороших и плохих властителей. Для них свободное общество - это справедливое общество, а хорошее правительство - правительство справедливое, которое строго соблюдает святой закон, включая ограничение верховной власти. Идея свободы в западном понимании прокладывает себе дорогу в мусульманском мире. Она становится все понятнее, все ценнее и все желаннее. Наверное, в долгосрочной перспективе это наша единственная надежда на выживание в разворачивающейся борьбе.
«Россия в глобальной политике», М., 2007 г., № 5, с. 162-172.
Виталий Наумкин, доктор исторических наук ФЕХТОВАНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ: ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ ЛЕКЦИИ БЕРНАРДА ЛЬЮИСА
В течение многих лет востоковеды всего мира с восхищением произносили имя историка-арабиста и исламоведа Б. Льюиса, и среди западных специалистов по истории арабо-мусульманской цивилизации долгое время не было человека более авторитетного. Его книги издавались миллионными тиражами, ими зачитывались, оценки Льюиса формировали представление о предмете у огромной массы читателей. Эрудиция, владение историческим материалом, полет мысли автора находили почитателей не только на Западе, но и в исламском мире. Увы, труды Льюиса последних лет всё в большей степени отмечены печатью идеологизации, политической ангажированности, агрессивной тенденциозности, а выводы всё дальше уходят от академической объективности. В лекции «Последнее наступление ислама?» Льюис окидывает взглядом историю взаимоотношений христианско-иудейской западной цивилизации и арабо-мусульманского мира через призму введенной им в прошлом
173
