CC BY
135
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 58-61
УДК 82
«ПОРТРЕТ» Н.В. ГОГОЛЯ И «ПИКОВАЯ ДАМА» А.С. ПУШКИНА: ФРАГМЕНТ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЫ
© 2014 г. Н.М. Фортунатов
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского [email protected]
Поступила в редакцию 14.04.2014
Рассматривается одна из идей Пушкина, реализованная Гоголем. Особенностью этого творческого процесса является тот факт, что в повесть «Портрет» перенесена структура и варьированное содержание фрагмента «Пиковой дамы».
Ключевые слова: структура, художественное заимствование, сюжетно-образная параллель, герой.
Когда возникает вопрос о взаимодействии Гоголя и Пушкина, нередко говорится о «Мертвых душах» и «Ревизоре» как об идеях, предложенных Пушкиным, и как о неких заимствованиях. Но, во-первых, что такое «заимствование», если речь идет о совершенно самостоятельной разработке писателем образов, характеров, конфликта, сюжета будущего произведения? И, во-вторых, таких сопряжений у Пушкина и Гоголя значительно больше, и касаются они не только романа и пьесы.
Третий эпизод - программное стихотворение Пушкина «Мой Демон» («Демон»). Центральный герой повести Гоголя «Портрет» Чартков в первой редакции носил имя - Чертков (черт, дьявол, Демон). Позднее прямую связь своего героя со стихотворением Пушкина утвердил сам Гоголь уже непосредственно в тексте повести. Он полагал, что это произведение поэта несет в себе такое откровение мысли и отмечено таким совершенством формы, что его должны знать все, - и не называет стихотворения, хотя и вводит в канонический текст фрагмент характеристики героя: «Казалось, в нем олицетворился тот страшный демон, которого идеально изобразил Пушкин» [1, с. 115].
Почему об этом произведении так прочно забыли, трудно предположить. «Демон» (в первоначальной публикации «Мой Демон») написан в 1823 году, когда был начат «Евгений Онегин». В Болдинскую осень, завершая роман, поэт вспомнил о стихотворении в последней 8-й главе, где использовал яркую стилистическую фигуру - откровенную инверсию в перечне возможных масок Онегина, вновь неожиданно для всех появившегося в свете. Она откроется уже в 8-й строфе и закончится в 12-й:
Предметом став суждений шумных, Несносно (согласитесь в том) Между людей благоразумных Прослыть притворным чудаком, Или печальным сумасбродом, Иль сатаническим уродом... -
И вот она, эта итоговая строка: Иль даже Демоном моим [2, с. 146].
Инверсия обнажена, демонстративно подчеркнута: Мой Демон / Демоном моим. Гоголю, конечно же, не составило труда расшифровать ее, еще раз вспомнив любимое им пушкинское стихотворение, которое он так высоко ценил. Однако откровенной инверсии не заметили пушкинисты более поздней поры, не прокомментировав ее, а в середине 1950-х годов введя (Б.Томашевский и Д.Благой) в канонический текст произвольную конъектуру, безжалостно искалечившую его. Демона решили печатать не с прописной, как в пр и-жизненных изданиях (8-й главы и всего романа), а со строчной буквы: «Иль даже демоном моим.»
Воспоминание о «Моем Демоне» («Демоне») настолько отчетливо жило в душе поэта, что отразилось и в настроении, и в ритме, и в стилистике начальных строф стихотворения и 8-й главы романа: Демон
В те дни, когда мне были новы Все впечатленья бытия -И взоры дев, и шум дубровы, И ночью пенье соловья.. [3, с. 144.]
8-я глава «Евгения Онегина»
В те дни, когда в садах лицея Я безмятежно расцветал, Читал охотно Апулея, А Цицерона не читал. [2, с. 142].
Тогда же, в 1830-м году, в Болдинскую осень, была написана поэма «Домик в Коломне». Идея нового века, сменившего идеальные представления об искусстве грубо коммерческими интересами, была дана в такой блестящей манере, что ее оригинальности, масштабности и силы просто нельзя было не заметить, Гоголь же всегда с воодушевлением встречал такие пушкинские прозрения:
В отставке Феб живет, а хороводец Старушек муз уж не прельщает нас, И табор свой с классических вершинок Перенесли мы на толкучий рынок [4, с. 236].
Деятельность Чарткова как раз и продиктована требованиями «толкучего рынка», а не законами искусства. И гибнет он в погоне за золотом, захваченный, как пушкинский Германн, маниакальной идеей обогащения.
Но в болдинской поэме есть еще один мотив, который будет перенесен в «Пиковую даму»: карточная игра уподобляется здесь смертельной схватке, ценой которой становится человеческая жизнь, а стихотворец.... Тамерлану или Наполеону, которые упорно стремятся к цели, хотя бы удача висела на волоске.
«Что? перестать или пустить на пе? (подчеркнуто автором. - Н.Ф.)», - завершает поэт один из кульминационных всплесков поэмы. Но для знатока это «на пе» звучало очень драматично. Это значило, что ставка механически удваивается в момент выигрыша или проигрыша. Либо триумф, либо катастрофа, когда в пору пустить себе пулю в лоб, что и происходило не раз с увлекшимися игроками.
Зловещий термин картежного арго перекочевал из «Домика в Коломне» в «Пиковую даму» и использован в одном из кульминационных эпизодов повести, где речь идет о тайне графини: Чаплицкий «загнул пароли, пароли-пе - отыгрался и остался еще в выигрыше» [5, с. 213]. Комментария к этой загадочной для нынешнего читателя фразы нет, между тем здесь, в момент завершения первой главы, замыкая ее, нагнетается напряженность ситуации, представленной в эпиграфе к ней, беря в кольцо всю главу:
Гнули - бог их прости! -От пятидесяти На сто.
Здесь каждое слово на вес золота, потому что идет крупная игра: гнуть (угол карты) -значит увеличивать ставку вдвое; играть паролями - тоже ставка увеличивается вдвое, паро-лями-пе - увеличивается вчетверо. Какая сила драматизма заключена в таких обращениях Пушкина к картежному арго! Издатели должны,
обязаны были прокомментировать такие тексты. Но мы знаем, что обязанности не всегда выполняются, а это тот случай, когда они не выполняются вовсе. Ведь Пушкин, к великому сожалению, до сих пор остается наименее прокомментированным автором по сравнению с другими русскими классиками.
Гоголь читал все, что выходило из-под руки Пушкина, и он не пропустил шуточную поэму с ее нешуточными идеями, а цепкая память схватывала их, чтобы воспользоваться ими и пустить их в ход, когда придет срок. (Следует вспомнить и пьесу Гоголя «Игроки», которая окончательно была завершена в 1842 году, когда заканчивалась вторая редакция «Портрета»).
Таким образом, гоголевская повесть испытала влияние «Пиковой дамы» сразу в нескольких направлениях. Нравственно-философская идея «Демона», восходившая, по признанию Пушкина, к Гете, подкрепленная финалом «Евгения Онегина». Как сумели ее перетолковать на свой лад Б. Томашевский и Д. Благой не согласно, а вопреки Пушкину, увидев в ней лишь самый банальный биографический смысл, трудно сказать. «Домик в Коломне» с мыслью о наступлении нового века, доминантой которого становится исключительно меркантильный интерес, и с терминологией картежного арго, использованного позднее в «Пиковой даме».
Наконец, «Пиковая дама»: разрушительная страсть к золоту и герой, словно скроенный по образу и подобию пушкинского Германна.
Но есть еще один эпизод: варьированное повторение сюжетного мотива и тождественное -структуры отдельного фрагмента «Пиковой дамы», перенесенные Гоголем в свою повесть.
Если во всех предыдущих случаях был ряд идей, сформулированных Пушкиным или самостоятельно открытых Гоголем в его произведениях и требовавших своего воплощения, то это случай совершенно уникальный: не целое, а часть.
Особый интерес представляет текст второй редакции (разумеется, в сопоставлении с предыдущей) повести «Портрет». Как уже было отмечено, стихотворение по ассоциации связывалось самим Пушкиным с образом Мефистофеля, т.е. имело глубокий философский смысл, который и уловил Гоголь. Одновременно «нравственная цель» (Пушкин) стихотворения объединилась с еще одной центральной темой «Пиковой дамы» - с темой сумасшествия героя. Чартков по-своему повторит судьбу Германна: из талантливого художника, подававшего надежды в искусстве живописи, он превратится в отрицателя искусства и в жестокого преследо-
60
Н.М. Фортунатов
вателя талантов, погибнув в приступе самого безнадежного сумасшествия.
«Пиковая дама» опубликована в 1835 году, в том же году вышли «Арабески» с «Портретом». Гоголь не читал и не мог читать повести Пушкина и воспользовался только «Демоном». Невольное напоминание о стихотворении он мог найти в 8-й главе в остроумной инверсии (строфа XII), отразившей название стихотворения в первой его публикации. Гоголь, увлекавшийся «Моим Демоном» («Демоном»), расшифровал скрытую веселую шутку Пушкина, когда тот, оставив эпический тон романного повествования, вдруг заговорил о себе, Пушкине, вспомнив молодую пору Кишеневской ссылки и свое стихотворение.
Добавим здесь еще раз, что конъектура, введенная Б. Томашевским и Д. Благим, для текстологов такого уровня ошибка непростительная [6]. Не потому только, что это канонический пушкинский текст, с которым следует обращаться с сугубой осторожностью, но и в связи с тем, что это редкий случай авторской поэтической рефлексии, реконструктирующей идею стихотворения, где центральной является тема демонизма, воспринимаемая в широком философском, а не в биографическом плане, важная и для стихотворения, и для романа, и для «Пиковой дамы». Недаром же Гоголь воспринимал это стихотворение как пророческое.
Но отдельный фрагмент, да еще перенесенный в новый текст не парафразно, а прочти тождественно. Может ли такое быть?
Однако вот этот отрывок из «Пиковой дамы», остановивший внимание Гоголя. Германн, потрясенный сценой прощания с мертвой графиней, просыпается глубокой ночью: «В это время кто-то с улицы 1/ взглянул к нему в окошко - и тотчас же отошел. Через минуту услышал он, что 2/ отпирали дверь в передней комнате. Германн думал, что это денщик его, пьяный по своему обыкновению, возвращается с прогулки. Но он услышал незнакомую походку: кто-то 3/ ходил, тихо шаркая туфлями. 4/ Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье... белая женщина, скользнув, очутилась перед ним, - и Германн узнал графиню!» [5, с. 232].
Далее следует разговор о тайне трех карт и условиях игры и наступает финал, повторяющий экспозицию: «С этими словами она тихо повернулась, 4/ подошла к дверям и скрылась, 3/ шаркая туфлями. Германн слышал, как 2/ хлопнула дверь в сенях, и увидел, что кто-то опять 1/ поглядел к нему в окошко» [5, с. 233].
Кульминационный эпизод, начинающий новый виток в судьбе героя в «Портрете» Гоголя, представляет собой своего рода кальку, снятую с фрагмента «Пиковой дамы». Глубокой ночью к ужасу Чарткова вдруг оживает ростовщик: «У него захолонуло сердце. И видит старик пошевелился и вдруг уперся в раму обеими руками. Наконец приподнялся на руках и, высунув обе ноги, 1/ выпрыгнул из рам. 2/ По комнате раздался стук шагов, который наконец остановился все ближе и ближе. и вот он 3/ глянул, точно, за ширмы.» [1, с. 89].
Затем следует эпизод, где оживший ростовщик почти у ног Чарткова пересчитывает свои золотые монеты. И финал сцены: «Он собрал все свертки свои, уложил их все снова в мешок и, не взглянув на него, 3/ ушел за ширмы. он услышал, как 2/ раздавался пор комнате шелест удалявшихся шагов. Он видел. как старик 1/ ушел в рамки» [1, с. 90].
В черновой редакции, предшествовавшей каноническому тексту, такой структурной упорядоченности не существовало. Там описательная часть была краткой: «Он видел, как поверхность старика отделялась и сходила с портрета, так же как снимается с кипящей жидкости верхняя пена, поднималась на воздух и неслась к нему ближе и ближе, наконец, приближалась к его кровати». Затем следовал монолог ростовщика, советующего герою забыть свои идеальные представления об искусстве и стать холодным ремесленником, «браться за все, что ни закажут».
В каноническом тексте возникают варьированные повторения «Пиковой дамы»: явление рокового героя после смерти то ли во сне, то ли наяву, характерные подобности: шаркающая старческая походка, призрак, ставший вдруг ожившим существом. И абсолютная тождественность архитектуры эпизода-кульминации с выразительным его композиционным решением - обратной симметрией.
У Пушкина 1 - 2 - 3 // 3 - 2 - 1
У Гоголя
1- 2 - 3 - 4 // 4 - 3 - 2 - 1
Но этим приемом воспользовался поэт и в самом «Демоне», встречается он и в его прозе: например, в «Гробовщике».
Завершил последнюю редакцию «Портрета» Гоголь спустя 7-8 лет после выхода в свет «Пиковой дамы». Он прекрасно знал к этому времени повесть. Можно представить себе, как завороженно вглядывался он в пушкинский фрагмент, пытаясь понять его тайну. И художественное решение им кульминационного эпизо-
да «Портрета» важно в том отношении, что оно дает возможность яснее увидеть самого Пушкина, его приемы.
Это встречный поток усилий, но не в обратном направлении или идущий параллельно, а в сопряжении творческих устремлений двух гениев, когда Гоголь освещает светом своей работы особенности приемов Пушкина. Причем это, как видим, не предположения о гипотетических возможностях писательского труда, а реальность творческого процесса двух гениальных мастеров, отложившаяся в законченных текстах. У Гоголя это еще и правка рукописи, т.е. непосредственно творческий процесс.
В технике литературоведческих исследований, которая пребывает сейчас в состоянии глубочайшего кризиса, бесконечно повторяя старые методики, где по-прежнему доминируют социологические идеи, сюжет и диктат языка, такой подход, пожалуй, близок идее Поля Рике-ра о культурной трансмиссии, когда традиция проходит через творчески интегрирующую активность людей, которые помещают знакомые знаки и символы в новый культурный контекст,
расширяя их смысловую сферу. Но даже и в узкой сфере «заимствований» эта идея продуктивна, так как открывает не два, а несколько обращений Гоголя к Пушкину.
Список литературы
1. Гоголь Н.В. Портрет // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 14 т. Т. 3. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. С. 77-137.
2. Пушкин А.С. Евгений Онегин: Роман в стихах // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 5. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. С. 5-184.
3. Пушкин А.С. Демон // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 2. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. С. 144.
4. Пушкин А.С. Домик в Коломне // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 4. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. С. 234-244.
5. Пушкин А.С. Пиковая дама // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Т. 6. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. С. 210-237.
6. Фортунатов Н.М. Филологический детектив. Пушкин: загадки Болдинской осени. Б. Болдино / Саранск: [б./и.], 2011. С. 74-91.
N.V. GOGOL'S «PORTRAY» AND A.S. PUSHKIN'S «THE QUEEN OF SPADES»
N.M. Fortunatov
Considered one of Pushkin's ideas, realized by Gogol. Feature of this artistic process is fact, that into the «Portray» novel moved the structure and varied plot of part of «The Queen of Spades».
Keywords: structure, artistic borrowing, plot-shaped parallel, hero.
References
1. Gogol' N.V. Portret // Gogol' N.V. Poln. sobr. soch.: v 14 t. T. 3. M.; L.: Izd-vo AN SSSR, 1938. S. 77-137.
2. Pushkin A.S. Evgeniy Onegin: Roman v stikhakh // Pushkin A.S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 5. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1978. S. 5-184.
3. Pushkin A.S. Demon // Pushkin A.S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 2. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1977. S. 144.
4. Pushkin A.S. Domik v Kolomne // Pushkin A.S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 4. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1977. S. 234-244.
5. Pushkin A.S. Pikovaya dama // Pushkin A.S. Poln. sobr. soch.: v 10 t. T. 6. L.: Nauka. Leningr. otd-nie, 1978. S. 210-237.
6. Fortunatov N.M. Filologicheskiy detektiv. Pushkin: zagadki Boldinskoy oseni. B. Boldino / Saransk: [b./i.], 2011. S. 74-91.
