CC BY
51Н. В. Ревякина
ПОРТРЕТ ГУМАНИСТА (ДЖАНОЦЦО МАНЕТТИ)
Не о каждом гуманисте написано так много и подробно, как о флорентийце Манетти (1396-1459 гг.). Пространные воспоминания о нем оставили современники: книжник и автор биографий известных итальянцев Веспасиано да Бистиччи (14211498 гг.), знавший Манетти в молодости и написавший его «Жизнеописание» и более пространный «Комментарий к жизнеописанию Джаноццо Манетти», посвященный Бернардо дель Неро, а также современник Бистиччи гуманист Нальдо Нальди (ок. 1435 - между 1513 и 1521 гг.), оставивший «Жизнеописание Джаноццо Манетти»1. Нальди, несомненно, знал воспоминания Бистиччи, многие факты в них совпадают с теми, что указаны и Бистиччи, но вряд ли это переделка его работы; авторы, как мы увидим из дальнейшего, рассказывают о Манетти по-разному. Интересные данные о Манетти приводит в своей книге современный исследователь Лауро Мартинес2, они основаны прежде всего на архивных документах (Статутах республики, посланиях Синьории, налоговых кадастрах, документах цехов и Комиссий и др.), касающихся государственной и общественной деятельности гуманиста и его посольских миссий, а также его торговоэкономических дел, эти данные подтверждают, дополняют или корректируют оценки и факты авторов воспоминаний.
© Ревякина Н. В., 2008
1 Vespasiano da Bisticci. Le vite. Vol. 1 / A cura di A. Greco. Firenze, 1970; Vespasiano da Bisticci. Commentario della vita di Gianozzo Manetti используется в издании: Vespasiano da Bisticci. Vite di uomini illustri del sec. XV. Vol. 2. Bologna, 1893; Vita Jannotii Manetti a Naldo Naldi florentino scripta // Rerum italicarum scriptores. T. XX. 1731. Ссылки на источники будут даны в самой статье с сокращенными обозначениями работ (Бистиччи: Le vite - Vit., Commentario - Com.; работа Нальди - Nal.) и указанием страниц.
2 Lauro Martines. The social world of the Florentine humanists. London, 1963. P. 131-138, 176-191.
Итак, каким же был Манетти в глазах своих современников?
Нальди пишет, что он происходил из старинной купеческой семьи, многие члены которой избирались в высшие магистраты города и стяжали за свою деятельность высокую похвалу (Nal., 529). У Мартинеса можно узнать о подробностях. Отец Манетти, унаследовав не очень большое состояние, значительно увеличил его благодаря торговым операциям в Испании, Португалии, Неаполе и входил в первую десятку самых богатых людей Флоренции. Дед Манетти был в Приорате. Отец мало участвовал в гражданской жизни города, но избирался несколько раз в законодательные комитеты и только в позднем возрасте достиг высокой должности подеста, был еще доверенным лицом в университете3. Отец хотел, чтобы сын пошел по его стопам, он отдал его учиться чтению и письму, и мальчик в краткое время освоил то, что надлежит знать будущему купцу; затем он отправил его в школу абако, и в немногие месяцы Джаноццо освоил эту науку. Уже в десять лет его определили на работу в банк и поручили кассу (il conto della cassa). А спустя некоторое время перевели на другую должность: он обязан был заботиться о торговых книгах. Проработав в банке немало лет, Джаноццо начал задумываться о смысле своей деятельности. Он уже вышел из юношеского возраста, стал крепче умом и после долгих размышлений решил, что все тщетно и кратковременно, кроме занятий наукой (studium litterarum), только эти занятия существуют ради того, чтобы человек обессмертил себя. Влияние гуманизма с его культом знания, образованности, культуры в выборе Джаноццо несомненно. Известно, что путь, вступая на который становятся гуманистами, уже был проложен Петраркой: по настоянию отца сын вынужден был учиться юридическим наукам, но после его смерти отдался любимым studia humanitatis. Возможно, похожее произошло и с Манетти, Бистиччи пишет, что он из уважения к отцу не мог следовать своей воле (Vit., 487). Но в отличие от Петрарки, Манетти не оставил отцовского дела, а с другой стороны, активно занимался, как это будет вид-
3 Lauro Martines. Op. cit. P. 177.
102
но из дальнейшего, государственными делами, выступая таким образом сразу в трех ипостасях - гуманиста, государственного деятеля, купца. Впрочем и здесь он вполне отвечал требованиям раннего гуманизма - соединять активную деятельность с созерцанием; примеры канцлеров-гуманистов Салютати, Бруни, Поджо Браччолини хорошо известны.
Однако сначала Манетти, действительно, тщательно и упорно учился. И так как ему казалось, что он потерял уже бесполезно много времени, работая в банке, он, решив, что нельзя откладывать, со всем пылом отдался изучению наук: «Поскольку много времени он провел в делах ничтожных, как он сам говорил, то, словно страстно желая утолить долгую жажду, он так старательно предался тем занятиям, к которым вообще прежде себя предназначал, что лишил себя всех наслаждений, которым прочие смертные охотно предаются» (Nal., 531). На занятия Ма-нетти тратил все свое время, не теряя ни часа, спал не более пяти часов, и никто никогда не находил его в постели (Com., 85). Учился он девять лет. Изучал литературу, логику, естественную и моральную философию, физику, геометрию, читал Петра Ломбардского, Августина («О граде Божьем»). Все науки, кроме геометрии, преподавали ему в монастыре Сан Спирито Ванд-желиста да Пиза и Джироламо ди Наполи, первый обучал его логике и философии, позже, когда Манетти познакомился со свободными искусствами и решил изучать теологию, Джирола-мо ди Наполи читал ему Августина «О граде Божьем». В Сан Спирито, своеобразном гуманистическом центре, душой которого был монах-гуманист Амброджо Траверсари, собиралось много ученых мужей и шли горячие споры относительно той или иной науки, в спорах участвовал и Манетти, и это, видимо, для него тоже было хорошей школой. Он изучал еще греческий язык у Амброджо Траверсари. Знал и теологию, Бистиччи так пишет об этом: «В теологии он имел знания, как всякий, кто жил в то время, и был христианином и словом, и делом». Но подчеркивается его пылкое отношение к христианской вере, которую «он называл не верой, а достоверностью (certezza)». Может быть, поэтому он решил выучиться еврейскому языку, чтобы пылко защищать христианскую веру против иудеев, чтобы по-
нять, как отмечается в воспоминаниях, основание божественных законов и чтобы написать книгу против иудеев, что он и осуществил позже. В еврейском он имел двух учителей, один - ученейший в языке Мануелло и другой - тот, кто его обучал и давал основы (имя его Бистиччи не называет). Знание еврейского языка было редкостью среди гуманистов в первой половине XV в., еще не наступило время «трехязычных» людей, знающих латинский, греческий и еврейский, и потому авторы воспоминаний обращают на изучение еврейского языка особое внимание (Vit., 486-487).
Как видим, образование Манетти было не традиционно гуманистическое, а более широкое, включавшее знание естественных наук и теологии, и это подчеркивают авторы воспоминаний (Nal., 532). А то, что он получил образование не в университете, не должно удивлять: будущие гуманисты с недоверием относились к средневековым университетам, считая их оплотом схоластического знания.
Из всех авторов он более всех христианских писателей почитал Августина, а среди древних философов - Аристотеля (Nal., 532-533; Com., 87) и в своих ученых трудах он пытался сочетать античные традиции и христианскую мысль. В его библиотеке кроме книг по гуманитарным наукам и философии, которые Нальди не называет (видимо, их было много и они были общеизвестны), имелись книги по юридическим наукам, по медицине, книги на греческом и еврейском (palestino) языках. Библиотека, видимо, была очень большой, так как, по словам Наль-ди, «кажется, ни по одной дисциплине не был лишен он книг» (Nal., 601). А Бистиччи сообщает, что книги, которых у него не было, он заставлял переписывать; что у него было много еврейских книг по любой науке и более всего Библии и еврейских комментаторов Библии. Книги он постоянно покупал и тратил на них немало тысяч флоринов. Его намерением было создать библиотеку во Флоренции в Сан Спирито, но он не успел относительно этого распорядиться перед смертью (Com., 187).
Образованность Манетти не осталась незамеченной, и флорентийцы просили его перевести «Этику» Аристотеля и почитать им эту книгу, и «при обсуждении трудных мест из философии» участвовали Аньоло Аччайуоли, Антонио Барбадоро,
Алессандро Арриги, Маттео и Бенедетто Строцци и «многие другие из благородных» (Nal., 536). Он прочитал также часть аристотелевой «Политики» Якопо да Лукка, который стал затем кардиналом Павии (Com., 92). Манетти славился своей образованностью и ораторскими способностями, был страстным диспутантом. Неизменно участвовал в диспутах в Сан Спирито; известен его диспут по теологии с прокуратором английского короля у папы. Когда он был в Неаполе у Альфонса Арагонского, тот устроил ради доказательства его обширных познаний диспут, на котором каждый задавал Манетти вопросы по трудным проблемам моральной философии, теологии и по свободным искусствам, и Манетти разрешал все трудности и был в большом почете (Vit., 493). Он участвовал и в других диспутах в Неаполе. Охотно спорил с иудеями, с которыми, пишет Бистиччи, не может спорить тот, кто не знает их языка, а он хотел спорить с ними, используя их оружие, как он сказал одному иудею. И посрамлял невежд среди них. Ведь он знал Библию на еврейском и комментарии к ней евреев, таких как Рабе Моисее (Vit., 486; Com., 178) Известен его диспут с евреями в Римини, продолжавшийся шесть часов.
Красноречие Манетти и его выдающиеся ораторские способности флорентийское правительство активно использовало. В связи со смертью канцлера Флоренции Леонардо Бруни Синьория поручила Манетти произнести надгробную речь и посмертно короновать гуманиста лавровым венком. Известно, что он произнес речь при восшествии на папский престол Николая V, она продолжалась 1 час 15 мин., произвела сильное впечатление и стяжала оратору почет (Vit., 501, Nal., 557-558). В Неаполе в 1450 г. Манетти произнес речь о сохранении мира (Com., 140), в Риме - при коронации императора в 1451 г. (Com., 148).
Качества Манетти как человека очень способствовали его успешным занятиям и в дальнейшем - его общественной деятельности. Авторы воспоминаний неоднократно говорят об особо бережном отношении Манетти ко времени. В этом он был сыном своей эпохи, начавшей ценить время и воздвигшей на коммунальных башнях часы, отбивавшие время. Манетти не терял никогда ни часа и осуждал людей праздных, которые рас-
ходуют время бесполезно. Обычно он говорил, что за время, которое мы имеем в этой жизни, придется давать отчет в конце, основываясь на тексте Евангелия, гласящего: не уйдешь отсюда, т. е. из этой жизни, до тех пор пока не отчитаешься за малейший квадрант, т.е. за минимальный грех. Знакомые Манетти торговые аналогии он применяет в отношении Бога: всемогущий Бог поступает как купец, который, давая кассиру деньги, заставляет его их поставить в приход (fa mettere a entrata), затем он хочет видеть, как они потрачены. Так и всемогущий Бог хочет видеть отчет людей о времени, которое он дал людям, знать, как они израсходовали его вплоть до мгновения (uno sguardare d’occhio; Vit., 490-491, Com., 158, Nal., 582). Манетти был достаточно суровым по натуре человеком, не смеялся легкомысленно, порицал вольные игры (Nal., 582). Сильно не любил игроков, считал игру вещью вредной и пагубной; среди предававшихся ей, говорил он, мало было тех, кто не пришел к своему краху. По природе своей он был любвеобилен (amorevole) и не только в отношении детей, но и людей вообще (Com., 93), «обладал такой человечностью (humanitas), таким милосердием, что не презирал никого из людей, даже низшего положения, но ко всем относился благожелательно, считая их достойными любви. Всем давал добрые обещания и очень охотно оказывал всем благодеяния, столь искренние и выражающие его любовь ко всем, что всех сразу же охватывали уважение к человеку и пылкая (ответная) любовь» (Nal., 534); на посту «официала продаж» (должностного лица по торговле) помогал бедному люду (Vit., 494-495). Еще отмечается его честность: ему было чуждо говорить одно вместо другого, лгать и притворяться (Vit., 488).
Уже в 1429 г. Манетти вошел в важный государственный орган Dodici Buonomini (Двенадцати добрых людей). Но затем до 1435 г. он не участвовал в государственных делах Республики. В эти годы он, видимо, продолжал учиться, затем женился, принял отцовское наследство вместе с братом, вступил в гильдию торговцев шелком, возможно даже пытался продолжать торговые занятия отца. Но с 1435 г. он активнейший участник политической жизни Республики.
Принимать участие в политической жизни было и необходимо в обстановке непрерывного соперничества богатых се-
мейств Коммуны, держать в своих руках все комиссии и комитеты Республики было мощным средством воздействия на соперников. А Манетти и его брат Филиппо унаследовали большое состояние. Их отец Бернардо, по отчету, составленному для кадастра 1427 г., был вторым по богатству в своем дистрикте Сан Спирито и входил в десятку самых богатых людей Флоренции. Его капиталы были вложены в коммерческие и финансовые операции (63%), в ценные бумаги (36%) и в землю (1%)4. Когда в 1430 г. Джаноццо и Филиппо составили после смерти отца (в 1429 г.) список его капиталов, они не нашли в нем особых изменений в отношения вложения капиталов. С 1433 г. братья, разделив наследство, стали вести свои дела отдельно. Филиппо разорился в силу разных обстоятельств и, возможно, прежде всего козней политических противников из своего же дистрикта - Луки Питти и Никколо Содерини. Манетти сохранил свои капиталы, но структура капиталовложений у него с 1433 по 1442 гг. менялась в сторону большего вложения денег в землю и ценные бумаги, а не в торговые и финансовые предприятия5. Возможно, это было связано с его занятием государственными и дипломатическими делами, не оставлявшими времени для активной торгово-предпринимательской деятельности. Не исключено, что у него не было и особого желания этим заниматься, ведь в молодости он выстроил для себя другие приоритеты. После 1446 г. он продал % государственных бумаг.
Начиная с 1435 г. Манетти в течение 18 лет почти без перерыва исполнял различные должности, был в комиссиях 6-и, 8-и, 10-и, 12-и, проводивших государственную политику практически во всех сферах жизни города - в области продовольствия и ремесленного производства, в государственной безопасности, в охране крепостей в портовых городах, башен и тюрем, в финансовых и фискальных делах коммуны, в законодательстве,
4 Martines L. Op. cit. P. 132.
5 В 1429 г. Манетти купил большой дом в городе с прилегающим к нему садом, в 1433 г. он имел 4 земельных участка средних размеров, самый большой из них с домом, 5 маленьких участков, виноградник, загородный дом и еще 18 участков приобретенных отцом в 1416 г. Ibid. P. 135.
торговле, в вопросах войны и др. Должности во Флоренции были кратковременные, и некоторые из них Манетти исполнял 2-3 раза6. Он был борцом за гражданские идеалы, известна его речь, составленная для произнесения перед Синьорией (правительством города) и ректорами (высшими должностными лицами республики) и побуждающая их управлять справедливо7. Он неоднократно занимал должность члена правления (официала) университета, чтобы его реформировать; и когда он занимал эту должность, пишет Бистиччи, там процветали занятия замечательных людей. Бистиччи указывает только на некоторые должности Манетти (Мартинес выявляет их все), но справедливо пишет, что он «достиг всех должностей» и выполнял их с почетом. Он стал одним из руководящих государственных мужей Республики.
Но более всего Флоренция, учитывая ораторские способности гуманиста и его дипломатический талант, использовала Манетти для внешнеполитической деятельности. Он исполнял общественные должности в других городах - викария в Пеше (Pescia) (у Мартинеса - Валь ди Ньеволе), капитана в Пистойе, викария в Скарперии (у Мартинеса - Муджелло). Будучи в Пе-ше, он успешно боролся с нехваткой в городе зерна, навел в нем порядок и оставил о себе добрую память (Vit., 495-496), в Пис-тойе он не склонялся на сторону ни одной из враждующих партий, на которые был разделен город и заслужил благодарность всех жителей; боролся с азартными играми (Ibid., 499-500), в Скарперии сумел навести порядок, установить мир и единство в городе (Vit., 523-524).
Очень часто Синьория отправляла Манетти в посольские миссии. Он был послом в Генуе, Венеции, Сиене, Урбино, Римини, неоднократно ездил с дипломатическими поручениями в Рим и Неаполь. Защищал интересы республики в сложной об-
6 Martines L. Op. cit. P. 178-184.
7 Джаноццо Манетти. Речь, составленная мессером Джаноццо Манетти и произносимая другими перед высокой синьорией и ректорами во дворце, в коей они побуждаются управлять справедливо / Пер. О. Ф. Кудрявцева // Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения (XV век). М., 1985. С. 138-140.
становке постоянных изменений политической ориентации городов, бесконечных противоречий. После смерти Висконти Милан стал республикой, и Альфонс Арагонский и Венеция пытались его присоединить к своим владениям. А Флоренция из соображений безопасности предпринимала усилия, чтобы держать Венецию и Неаполь подальше от Милана. И всем этим занимался Манетти вместе с другими флорентийскими послами. Иногда приходилось выполнять деликатные миссии, например, в Венеции в 1448 г., когда флорентийцы пытались разрушить союз Венеции и Неаполя, позиции которого в Ломбардии усилились, но и не создавать у Венеции впечатления, что она свободна в отношении Ломбардии. Но когда было обнаружено, что Венеция ведет переговоры со Сфорцой, Манетти было приказано определить место Флоренции в этом союзе. Когда Сфорца захватил Милан (1450 г.), цель флорентийской дипломатии была в том, чтобы обеспечить его признание Венецией и Неаполем. К Ма-нетти, который был в это время послом в Венеции, присоединились другие послы из Флоренции - Нери ди Джино Каппони и Пьеро Медичи, переговоры однако ничем не завершились, послы были отозваны из Венеции. В период посольской миссии в Неаполь, когда стало ясно, что Альфонс и Венеция объединились в лигу, детали чего были скрыты от Флоренции, флорентийцы поняли, что они хотели разрушить союз Республики с Миланом и, изолировав Сфорцу, открыть путь для собственного усиления в Ломбардии. Дипломатические усилия Манетти были направлены на Альфонса, и, по словам Бистиччи, ему удалось добиться успеха. Посольства были связаны и с торжественными событиями (коронацией императора в Риме, восшествием на папский престол нового папы и др.), но даже и в этой ситуации флорентийцы решали часто политические вопросы. В посольских миссиях Манетти приходилось защищать и экономические интересы флорентийских купцов. Посольства были кратковременны, и Манетти, беспрерывно, не зная отдыха, был в разъездах. Так, ему, в результате поездки к правителю Урбино удалось предотвратить серьезный бунт наемников, находившихся во Флоренции и не получавших жалования (Vit., 515-516), добиться охранной грамоты для флорентийцев, которых Альфонс Арагонский изгонял из своего государства, находясь в союзе с Ве-
нецией, враждебной в тот момент Флоренции (Vit., 517). Как дипломат Манетти обладал подходящими качествам: он был миролюбив, умел расположить к себе собеседника и внушить ему доверие к себе, обладал обширными познаниями, знал психологию людей, мог предвидеть события. К тому же он был красноречив, образован, убедителен и словом мог добиться многого. А если учесть, что ему приходилось иметь дело с такими образованными властителями, как Альфонс Арагонский, папа Николай V, Федерико Монтефельтро, результаты его дипломатических усилий часто бывали для Флоренции благоприятны. Папа Николай V, по достоинству сумевший оценить качества Манетти и особенно его знания, в одну из его посольских миссий в Рим сделал его своим секретарем и возвел в рыцарское звание (Vit., 523). А Альфонс Арагонский, в культурной жизни двора которого гуманист неизменно участвовал, когда бывал в Неаполе, высоко ценил его и пригласил к своему двору. Но гуманист умел договариваться и с кондотьерами. В 1443 г. он был послан к Альфонсу Арагонскому, который в это время находился в Марке в союзе с папой против герцога Франческо Сфорца. По поручению короля он с венецианцем Захарией Тревизаном направился в лагерь Сфорца без охранной грамоты, путь пролегал близ лагеря кондотьера Пиччинино, находившегося на службе герцога Филиппа, союзника папы, и воевавшего со Сфорца, и у Манетти захватили восемь лошадей и имущество. Аньоло Аччайуоли советовал ему написать местному сеньору Роберту да Монте Альбодди с просьбой помочь, и так как Ма-нетти не захотел этого сделать, написал сам, но тот не помог. А Манетти сочинил достойное письмо Пиччинино с похвалой ему, упражняющему свое искусство не ради денег, а ради славы. Кондотьер, получив письмо, возвратил Манетти все захваченное и сам ответил ему, чему удивились и Франческо Сфорца и Аньоло. А Манетти говорил, смеясь, Аньоло: «Видите, что имело большую силу, Ваша дружба с Роберто или мое письмо Пиччи-нино» (Vit., 497-498).
У Манетти было мало времени для своих научных занятий и неудивительно, что некоторые свои работы он писал в период выполнения государственных должностей в других городах, когда не приходилось отлучаться в посольские миссии или посто-
янно заседать в комитетах и комиссиях своего государства. Даже в условиях сильной занятости государственными и торговофинансовыми делами он при своем умении использовать бережно время сделал много. Как гуманист он интересовался личностью и составил ряд жизнеописаний (Сократа, Сенеки, Данте, Петрарки, Боккаччо, папы Николая), первые два написаны в период викариата в Пеше. Темы для обсуждения часто давала жизнь. Он написал «Историю Пистойи», когда был там викарием. «Диалог о смерти сына» (1438 г.) (диалог в рукописи) был написан по следам печальных событий. Манетти потерял своего семилетнего сына, которого он горячо любил и испытывал сильнейшую скорбь по поводу его смерти. Скорбя, он отправился на виллу в Воччано, чтобы утешиться чтением книг. Аньоло Аччайуоли был в это время на святой неделе в монастыре Чер-тоза. Он отправил письмо Манетти, прося его приехать в Черто-зу, где были и другие достойные люди: приор монастыря дон Никколо, посол феррарского маркиза Герардино, Адовардо Ач-чайуоли и др. Гуманист прибыл в Чертозу, и там в утешение его собравшиеся стали обсуждать, надо ли переживать по поводу смерти сына, из этого обсуждения и родился диалог, где «содержится много достойных вещей» (Com., 93). Так люди Возрождения сублимировали свои чувства, переживания, превращая их в творческие сочинения. В диалоге развертывается полемика против стоиков (их мнение защищает Аньоло Аччайуо-ли), они отрицают природное происхождение душевных волнений, ставят их в зависимость от обычая и заявляют о том, что их легко переносить путем философского размышления и, следовательно, говорят о равнодушном перенесении несчастий. Их позиции противопоставляется как «более соответствующая человеческой жизни» позиция перипатетиков (Манетти), признающих природную основу душевных волнений и защищающих тем самым право на переживания, страдания. Естественные доводы аристотеликов найдут подтверждение у арбитра-христианина (приор дон Никколо) и будут им дополнены. Сформулированная в этой ранней работе Манетти мысль о том, что человек по природе существо чувствующее и проявления чувств требует «естественное основание человечности», найдет свое развитие в последующих работах гуманиста.
В другом дошедшем до нас сочинении Манетти «Диалог на дружеском пиру» (1448) (диалог тоже в рукописи; он вырос из бесед в Венеции, когда там пребывало флорентийское посольство), обсуждаются две темы - одна тема это новелла Бок-каччо о салернском князе Танкреде, убившем любовника своей овдовевшей дочери Гвискардо, своего слугу, и новелла Л. Бруни о Селевке, который уступил своему единственному сыну, погибающему от любви к мачехе, свою жену из сострадания. Обсуждение этих тем навеяно не только примерами из древней истории (о Манлии Торвате, казнившем собственного сына и др.), но и трагедией в доме Николо д’Эсте, приказавшего убить своего сына и свою молодую жену, мачеху, которую полюбил сын. При обсуждении темы встают характерные для гуманистической мысли вопросы семьи, брака, родственных отношений, а также затрагиваются более общие моральные проблемы жизни, смерти, природы и морали, переоцениваются античные добродетели.
Второй диспут решает вопрос о наиболее полезном для человека животном, связывая его с идеей достоинства; при этом дается как бы методика его исследования, общая для всех живых существ - чтобы понять, какое животное наиболее полезно для человека, надо оценить каждое живое существо сообразно с его достоинством, а именно исследовать отличительные свойства его природы и его естественное назначение, которого у каждого свое. Такой подход арбитры диспута сначала применяют к человеку, определяя специфику человеческого назначения как «действие и познание».
Вторая тема - о достоинстве получила развитие в трактате Манетти «О достоинстве и превосходстве человека» (14511452 гг.), написанного, по словам Бистиччи, в период викариата Манетти в Скарперии. В Неаполе при королевском дворе в ходе дискуссионного обсуждения этой проблемы появился трактат придворного гуманиста Бартоломео Фацио (1443-1444 гг.), но работа королю не понравилась. В воспоминаниях говорится, что причина написания книги Манетти исходила от короля Альфонса. В диспуте, который происходил в одну из посольских миссий Манетти (в 1446 или 1450 г.), король спросил его, что он думает о главной обязанности человека (praecipum officium). И
когда гуманист ответил, что к человеку более всего относится, чтобы он «действовал и познавал», его попросили записать все, что он думал на эту тему, над чем размышлял. И тогда он написал свой трактат и посвятил его королю (Сот., 157, Nal., 582)8. Так появилось одно из самых ярких гуманистических произведений, в котором обоснованы познание и действие как специфически человеческая деятельность, отличающая человека от других живых существ и составляющая человеческое достоинство. К этой деятельности наилучшим образом приспособлены физическая организация человека (руки, прямохождение и др.), его чувства, разум и воля. Составляя главный смысл человеческого существования, эта деятельность направлена на преобразование мира, который человек превращает из царства природы в царство людей. В этом он продолжает дело творения мира Богом, как бы являясь его соавтором, и познает Бога.
Написанная Манетти работа была послана королю Альфонсу в Неаполь, но послана в неблагоприятное время: Флоренция в это время враждовала с Неаполем, что позже не преминули поставить в вину Манетти, обвинив его в предательстве.
Много ли написал Манетти? Бистиччи в конце жизнеописания перечисляет 35 его работ, включая речи и переводы; большая часть из них не издана.
Нальдо Нальди пишет об огромном авторитете Манетти во Флоренции. Когда увидели, что в посольствах гуманист многого добился, к нему пошли люди, словно к тому человеку, который лучше всех знал и хотел делать то, что приумножит пользу государству. Республики и царства, рассуждает Нальди, должны почитать таких людей как Манетти, выдающихся умом и знаниями, чтобы безрассудные не смели пытаться управлять государством. Ведь от действий таких людей, как Манетти, родина получает более обильные плоды, чем когда дело ведут необразованные и неопытные. Нальди вспоминает любимое гума-
8 О диалогах Манетти и его трактате нам приходилось писать в ст.: Учение о человеке итальянского гуманиста Джаноццо Манетти II Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976. С. 245275; Диалог на дружеском пиру Джаноццо Манетти II Средневековый город. Саратов, 1978. Вып. 4. С. 101-115.
нистами высказывание Платона о роли философов в управлении государством (Nal., 558-562). Манетти был республиканец, и когда Медичи после прихода к власти начали усиливаться и стремились добиться власти над городом, столкновение с Медичи стало неизбежным. Так по крайней мере это рисует Нальди, тоже сторонник демократического правления. Он отмечает несколько таких эпизодов. Козимо Медичи не хотел заключать договора с Венецией и сообщил своему сыну, участвовавшему в посольстве вместе с Нери ди Джино Каппони и Манетти, чтобы тот возвращался, хотя договор уже был почти подписан. Когда они это вместе обсудили, Нери сказал, что если он поступит против, то вынужден будет отправиться в изгнание, и Манетти с ним согласился; при этом Нальдо замечает, что Медичи во Флоренции имел такие богатства, что всех страшила его власть и все боялись его оскорбить. Но когда во Флоренции появился император, сторонник Венеции, Козимо Медичи обвинил Манетти в том, что договор не был заключен, а тот, не испугавшись Медичи, честно сказал все, как было: хотя договор уже был почти подписан, послы под давлением Медичи вернулись во Флоренцию (Nal., 576-577).
При встрече императора во Флоренции высший магистрат поручил произнести речь Манетти, но Козимо Медичи приложил усилия, чтобы императора приветствовал Карло Марсуппи-ни, флорентийский канцлер. Тот произнес речь, но без подготовки не смог ответить на вопросы императора, и обратились к Манетти, так как «не нашлось никого в столь высоком собрании людей, кто лучше его знал латынь и умел изящно на ней говорить» (Nal., 577).
Еще одно столкновение с Медичи произошло по поводу посольских расходов: Манетти потратил много на корм лошадей и оплату слуг, но ему отказали в оплате, хотя закон был на его стороне. Манетти тяжело переживал это, жалуясь на несправедливость Медичи, который, по словам Нальди, «тогда в нашем государстве, казалось, словно овладел верховной властью, когда и бразды правления в республике держал и был главным среди первых в управлении ею» (Nal., 579).
Манетти платил большие налоги в пользу государства, он, по словам Нальди, и имуществом своим, и трудом показал, что
много благодеяний сделал для родины, раз для защиты ее несет большее бремя налогов, чем кто-либо другой (кроме Медичи). Но когда пришло время платить подати и были подсчитаны капиталы граждан, на Манетти, как он и подозревал, были наложены тяжелые подати, вынести которые было невозможно. Когда всем открыто объявили, сколько каждый гражданин должен уплатить коммуне, Манетти изменился в лице, сказав, что для его имущества это будет тяжелейшая погибель. Он послал Франко Саккетти к Козимо Медичи, который «тогда бесспорно считался в государстве первым (princeps)», и тот ответил, что болезнь, которой угнетен Манетти, не доведет его до смерти, намекая, что он может от нее избавиться. Манетти же сказал Саккетти, что эта болезнь будет смертью для тела, но не для души (Nal., 583). Далее Нальди весьма убедительно объясняет смысл происходящего. Манетти ясно видел, что положение в государстве начало склоняться к власти немногих, чего он во имя высшей справедливости не намеревался терпеть в душе - не из-за гордости («негнущейся шеи»), как его упрекали некоторые, и не из-за того, что не умел использовать форум или что слишком любил свое мнение и что его не легко было убедить. Когда он заметил, продолжает Нальди, что заложены семена будущей тирании, которые, казалось, в скором времени смогут взрасти на погибель родины, он лично (privato consilio) воспротивился этому и приложил труд к тому, чтобы выкорчевать их из государства. «Отсюда ненависть к Манетти, отсюда для человека, заботящегося о республике, тяжелейшие налоги, чтобы он в безнадежном положении или удалился из государства и отправился как бы в добровольное изгнание, или подчинился воле тех, которые желали мочь больше, чем законы, чем права, чем благочестие, чем религия» (Nal., 604-605). Положение Манетти усугубилось тем, что его обвинили в предательстве, поскольку, как уже говорилось, он послал Альфонсу Арагонскому, с которым Флоренция в тот момент враждовала, трактат «О достоинстве и превосходстве человека». Таким видится положение дел Нальди, но он не говорит, как Манетти противостоит надвигающейся тирании. Бистиччи же, более осторожный и далекий от политической борьбы во Флоренции, в отличие от Нальди нигде не называет Медичи по имени (даже когда рассказывает о
разговоре Саккетти и Медичи и приводит слова о несмертельной болезни), он рассуждает в нравственных категориях, противники Манетти для него это люди, завидующие его добродетели и славе, но в нем сильно, как будет видно из дальнейшего, чувство справедливости. Мартинес среди врагов Манетти, желавших его разорить и устранить с политической сцены, называет Аньоло Аччайуоли, Луку Питти, Диетисальви Нерони и Никколо Содерини9. Питти и Содерини были из того же дистрикта Сан Спирито, что и Манетти, они причастны к разорению Филиппо, брата Джаноццо10. Козимо Медичи, предполагает Мартинес, мог оказать поддержку этой группе из-за дружбы Манетти с Нери ди Джино Каппони, политическим противником Медичи11. Политический и экономический крах Манетти, видимо, произошел в силу ряда причин - и в результате борьбы и соперничества политических группировок и конкурирующих торгово-финансовых домов, и из желания Медичи устранить демократически настроенных противников единовластия.
Прекрасно ориентируясь в политической ситуации, Ма-нетти почувствовал нависшую над ним угрозу и, оставив все, чем он владел, срочно уехал из Флоренции в Рим к папе. Тот радушно принял его, назначив хорошее жалование. Он чувствовал себя свободно, но, зная нрав своих сограждан, ждал худшего. И, действительно, из Флоренции от Синьории прибыл с письмами всадник, в которых предписывалось Манетти появиться в течение десяти дней во Флоренции, иначе его вместе с детьми отправят на границу с Пьяченцей на десять лет в изгнание, а если он не явится в течение месяца, то он и его дети будут объявлены бунтовщиками (Vit., 526).
Манетти обратился к папе и тот посоветовал повиноваться Синьории, но дал Манетти верительную грамоту как послу и бреве для Синьории, сказав однако, что эти документы он может предъявить, если флорентийцы захотят учинить насилие над ним, а если не будет необходимости, то их предъявлять не нужно. Узнав, что Манетти возвращается во Флоренцию, власти
9 Martines L. Op. cit. P. 189.
10 Ibid. P. 135.
11 Ibid. P. 189.
приказали задержать его в Борго и Кастелло Санджованни и доставить во Флоренцию. Но викарий и капитан Борго устыдились выполнять эти условия.
Прибыв во Флоренцию, Манетти явился в Синьорию, склонился к ногам правителей, сказал слова, от которых кто-то из присутствовавших прослезился. Ему дали время отдохнуть, и позже в Синьории он рассказал о положении, в котором он оказался; он сказал, что с того дня, как он стал налогоплательщиком, он заплатил налогов на 135 тысяч флоринов и что, оставляя во Флоренции сыновей и все имущество, он думал, что он волен отправиться туда, где может поддержать свою жизнь и жить в уважении, и просит дать ему разрешение вернуться в Рим и служить папе; он сказал также, что, заплатив все налоги, он будет исполнять долг перед родиной и никогда ее не оставит ни лично, ни с помощью платежей, что в течение нескольких дней он заплатил наличными 2 тысячи флоринов, для чего был вынужден продать ценные бумаги в несколько раз ниже стоимости (Vit., 527). В итоге Манетти получил разрешение. А его, чуть было не объявленного мятежником, тем временем единогласно избрали в Комиссию 10-ти (по делам войны), по поводу чего Бистиччи замечает: «Чем больше его преследовали, тем больше он приобретал уважения». По словам Мартинеса, это было «высшим знаком доверия». Авторитет Манетти в республике по-прежнему был высок. Работа в Комиссии 10-ти была связана с тем, что Флоренция в это время из-за войны с Альфонсом Арагонским потеряла ряд территорий, и Манетти был послан в военный лагерь, где ему, видимо, удалось изменить ситуацию: потерянные земли были отвоеваны. А работа в Комиссии 10-ти, по словам Бистиччи, стоила ему 2500 флоринов, для чего ему пришлось продать по цене в 6 с лишним раз дешевле реальной стоимости самое необходимое (le più vive cose). По сему поводу Бистиччи замечает: «Таковы были добрые граждане, которые предпочитали честь и благо родины любому своему удобству» (Vit., 529).
Исполнив свою обязанность в Комиссии, Манетти призвал своих сыновей и рассказал им о реальном положении дел, о том, что из имущества, которое он им оставляет, осталось немного владений (poche possesiones) и дома, в которых они живут. Он
сказал также, что получил от Синьории разрешение и отправляется в Рим, чтобы мочь там заработать и прожить оставшуюся жизнь с честью, как жил до сего дня. Он пригласил родных и друзей на прощальный обед, не зная, увидит ли их когда-нибудь еще, и обратился ко всем с благородными словами, особенно к жене и детям, утешая их иметь терпение и молить за него Бога. Это был обед, полный слез и рыданий из-за столь жестокого отъезда. Детям, чтобы научить их жить, он сказал, что всегда хорошо расходовал время так, что не сожалеет о нем; а относительно еды и питья заметил, что считает жалкой вещью думать о столь ничтожном и низком, ибо мы рождены в силу своего достоинства к большему. Сказав эти слова, он поднялся на коня и чтобы ничего не менять, ни с кем не попрощался за руку, но обернулся и сказал: «Я поручаю вас Богу», и взял путь на Рим. Бистиччи не может удержаться, не сказав о своих переживаниях по поводу этого и о «неслыханной неблагодарности» родины в отношении столь заслуженного человека. В то время когда люди желают спокойно жить (riposarsi) на родине вместе с женой, детьми и друзьями, он вынужден оставить ее и искать другую родину. Многократно участвуя в посольствах ради ее блага, помогая ей собственным имуществом, он вместо ожидаемого вознаграждения получил в уплату такую неблагодарность - быть вынужденным уехать из Флоренции (Vit., 530).
Часть денег Манетти поглотил огромный налог, а остаток он использовал для финансирования компании по продаже шерсти, созданной в 1450 г. В 1453 г. она была распущена, а деньги вложены в компании, созданные Манетти уже в Неаполе (в 1453 г. и после ее роспуска в 1457 г.). Он продолжал оставаться богатым человеком, но семья Манетти не входила уже в первую десятку богатых флорентийцев12.
При дворе Николая V Манетти жил в почете и получал хорошее обеспечение. Но в 1455 г. папа умер. Калликст III подтвердил секретарство Манетти. Однако очень скоро тот получил от Альфонса Арагонского, знавшего и ценившего гуманиста, приглашение переехать в Неаполь. Это случилось во время его
12 Martines L. Op. cit. P. 136-138.
118
поездки в Неаполь по делам молодого торговца, который действовал в Неаполе, нарушая законы королевства и за это был посажен в тюрьму. Альфонс по просьбе Манетти освободил юношу и вернул отобранное у него имущество. А Манетти пригласил к себе на каких-угодно для него условиях. Сообщающий об этом Бистиччи, кажется, намеренно противопоставляет отношение флорентийских властей и неаполитанского короля, сказавшего, по его словам, Манетти: «Сколько бы я ни имел, пусть даже один хлеб, я разделю его с Вами». И гуманист вернулся в Неаполь, завершив дела в Риме. Король определил ему содержание в 900 дукатов и сделал его своим советником, освободив от постоянного присутствия при дворе, где теряется много времени: «Мне достаточно, чтобы Вы были при моем дворе, иметь такого человека, каким Вы являетесь, доставит мне уважение и почет» (Vit., 533). После стольких волнений и несчастий Манет-ти наконец-то успокоился душой в занятиях любимым делом, писал свои работы, занимался переводами, участвовал в диспутах, встречался с учеными людьми и синьорами. Он перевел обе «Этики» Аристотеля (к Никомаху и к Евдему), «Magni morali» Аристотеля, «De memoria», «De riminiscentia»; перевел Новый Завет с греческого на латинский, Псалтырь с еврейского (De hebraice veritate) и написал 5 книг в защиту своего перевода Псалтыри, правил начатую ранее работу «Против иудеев и язычников», доведенную до 12 книг, написал 4 книги «De terremoto» («О землетрясении»; Vit., 534; Com, 178).
Он имел случай защитить своих сограждан, у которых синьор Баньо Гамбакорти отобрал в Неаполе все имущество (в 40 тыс. дукатов). Манетти, встретившись с королем, добился успеха, в связи с чем Бистиччи вспоминает слова Христа «Любите врагов своих», ведь пострадавшими были те, кто стал причиной краха Манетти во Флоренции.
Но тут случилась смерть короля Альфонса (в 1458 г.), которую Манетти тяжело пережил. Новый король Фердинанд подтвердил привилегии гуманиста. Однако уже в 1459 г. Манетти скончался.
Так завершилась многотрудная жизнь Манетти. В воспоминаниях его образ несомненно идеализирован в духе гуманизма и прежде всего флорентийского, пронизанного гражданскими
идеями. Манетти - гражданин Флоренции, защитник республиканских традиций, он образец для подражания. Но он своей жизнью представляет еще и другую важную идею гуманизма -соединение умственной деятельности и исполнения общественных и государственных дел (созерцания и действия). В какой степени нарисованный Бистиччи и Нальди портрет соответствует действительности? Отвечая на этот вопрос, надо принимать во внимание то обстоятельство, что за оценками современников стоят реальные факты, и их множество: работы и речи гуманиста, описанная современниками и зафиксированная в документах общественная и государственная деятельность Манетти, архивные свидетельства, приводимые Л. Мартинесом. Так что оценки всегда можно прокорректировать фактами, что и позволяет с известной долей вероятности разглядеть за идеальным образом реальные черты человека, выступающего в трех ипостасях - гуманиста, государственного деятеля, купца.
