CC BY
69
УДК 94
ПОРАЖЕНИЕ КАК РЕЛИГИОЗНОЕ ИСПЫТАНИЕ.
ОТРАЖЕНИЕ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОГО КРИЗИСА ПРУССИИ 1806-1807 гг. В ПАТРИОТИЧЕСКОЙ ПРОПОВЕДИ
© Дмитрий Владимирович СТЕРХОВ
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация, аспирант кафедры новой и новейшей истории, e-mail: dmitrii_sterhov@mail.ru
Статья посвящена проблеме восприятия прусским протестантским духовенством поражения Пруссии в войне 1806-1807 гг. против Франции. В качестве примера анализируются патриотические проповеди пяти крупнейших прусских теологов этого периода. Основное внимание уделяется тому, каким образом пасторы трактуют военно-политическую катастрофу Пруссии и какие пути выхода из кризиса они предлагают своим согражданам.
Ключевые слова: франко-прусская война 1806-1807 гг.; патриотическая проповедь; образ и восприятие войны; религиозный патриотизм.
Когда в начале октября 1806 г. прусский король Фридрих-Вильгельм III (1797-1840) объявил войну Франции, мало кто мог предположить, чем закончится эта кампания. Не только т. н. «Партия войны», куда входили представители высшего военного командования Пруссии, настаивала на вооруженном конфликте с Наполеоном, общественное мнение также требовало войны, вера в непобедимость и неуязвимость прусской армии была непоколебима [1, S. 364]. Для этого имелись определенные основания: в отличие от многих других европейских государств Пруссия не была истощена долгими и упорными европейскими войнами, еще в 1795 г. был заключен сепаратный мир с Францией, обезопасивший королевство от внешнеполитических потрясений.
Исход войны, однако, оказался неожиданным: Пруссия не просто потерпела сокрушительное поражение спустя всего лишь 2 недели после начала кампании (знаменитая двойная битва при Йене и Ауэрштедте 14 октября 1806 г.), прусские войска стали
позорно отступать, а государство, покоившееся на своей армии как самом прочном фундаменте, стало разваливаться, словно карточный домик. Уже 27 октября 1806 г. Наполеон был в столице королевства - Берлине, а прусский король Фридрих-Вильгельм вместе с женой, детьми и всем двором бежал в Восточную Пруссию. Миф о непобедимости прусской армии был развеян.
Общественная реакция на эти события была неоднозначной, но самое главное чувство, которое испытал каждый пруссак - это удивление. Катастрофа произошла столь стремительно и неожиданно, что никто не мог поверить в столь скорый разгром прусской армии. К чувству удивления примешивались также замешательство, отчаяние и страх перед оккупантом [2, 8. 39-41]. Более того, многие представители офицерства, чиновничества и дворянства переходили на сторону врага, приносили присягу на верность Наполеону и снабжали французскую армию фуражом и вооружением, что не мог-
ло не создавать в обществе самых пессимистических и мрачных настроений [2, 8. 42].
В этой связи уместно поставить вопрос о том, каким образом различные слои общества трактовали, воспринимали и оценивали военно-политический кризис прусского государства в 1806-1807 гг. Еще в ходе кризиса широкие слои образованной интеллигенции попытались осмыслить свершившуюся трагедию прусского государства и дать ей объяснение. В данной статье речь пойдет о протестантском духовенстве и его роли в формировании определенных представлений среди верующих относительно военного поражения Пруссии в войне с Францией. В качестве примера будут рассмотрены патриотические проповеди пяти крупнейших прусских проповедников, прочитанные ими в конце 1806 - начале 1808 г. Один из них, Готфрид Август Людвиг Ханштайн (17611821), читал все свои религиозные речи в Берлине, другой, Эрнст Людвиг Боровски (1740-1834), трудился в Кенигсберге, Фридрих Шлейермахер (1768-1834) часть своих проповедей (до июня 1807 г.) читал в Галле, а затем в Берлине; проповедник Зигмунд Готтлиб Чеггей (1770-1830) наставлял свою паству в силезском городе Фрайштадт, сельский пастор Раймунд Дапп (1744-1819) проповедовал в бранденбургской деревне Клян-шенебек недалеко от Берлина.
Неожиданное и сокрушительное поражение прусской армии застигло проповедников врасплох. Отражение этого чувства можно заметить по тому, как пасторы описывают войну, например, Ханштайн в своих проповедях создает образ грозы, бури, которая стремительно пролетела по Пруссии, войну он рисует как грозовое облако, «молнии которого повсюду осветили наше Отечество и здесь и там разжигали ужасный огонь» [3, 8. 318], в той же проповеди от 5 июля 1807 г., посвященной заключению Тильзитского мира, Ханштайн говорит о «громе войны» [3, 8. 328], прогремевшем над Пруссией, опять-таки подчеркивая стремительность свершившихся событий. Боровски рисует войну как стремительный огонь, уничтожающий все на своем пути: «Поглядите, уже 9 месяцев свирепствует пламя войны. Вокруг нас разоренные хозяйства и опустошенные владения, которым мы ранее радовались, вокруг нас кучи пепла и пожарища, бледные лики
дороговизны, голода и нужды, опустевшие церкви» [4, 8. 48]. Для всех проповедников характерно описание современных событий как состояния всеобщего потрясения и стремительной ломки устоявшихся отношений.
Еще один момент, на котором заостряют свое внимание пасторы: происходящие события коснулись всех. Тяжелое поражение в войне - это трагедия не одних только военных и чиновников, отмечает в своей проповеди от 27 ноября 1806 г. Шлейермахер, но каждого пруссака, и было бы большой ошибкой перекладывать всю вину только на военное командование [5, 8. 251]. Следует отметить, что военный опыт проповедников ничем не отличался от опыта их паствы, так, Шлейермахер сам испытал все ужасы и лишения оккупации после взятия Галле французскими войсками 17 октября 1806 г., от реквизиций и грабежей французов пострадал и Раймунд Дапп, точно так же Готфриду Ханштайну пришлось пережить взятие Берлина, а Боровски - Кенигсберга.
Из осознания этих двух факторов - внезапности катастрофы и ее всеобщности -теологи приходили к закономерному выводу: поражение в войне есть наказание Господне пруссакам. За событиями своего неспокойного времени проповедники видели десницу Господню: «Тот, кто управляет войнами во всем мире... Тот, в чьих руках находятся счастья и несчастья, возрождение и гибель, сила и бессилие, жизнь и смерть, также и во время войны, и кто ниспосылает победу и счастье, кому Он захочет. это Господь!» [3, 8. 329]. Но в тех страданиях, которые несет с собой война, виноваты сами люди, которых Бог наказывает за их грехи. «Не Он, не Он виноват, что это так, это мы виноваты, мы должны винить сами себя», - проповедует Чеггей своей пастве на Рождество 1806 г. [6, 8. 120], подобные идеи высказывает и Шлей-ермахер, утверждая, что, хотя все земное зло и совершается людьми, на самом деле его ниспосылает Господь в качестве наказания провинившимся [5, 8. 286].
Причина гнева Господня, по мнению теологов, очевидна: пруссаки несут коллективную ответственность за те грехи, которые царят в обществе и государстве. Список прегрешений, предлагаемый проповедниками своей пастве, длинен, но можно выделить несколько категорий. Одно из самых страш-
ных заблуждений, против которого выступают пасторы - безразличие к религии, безверие. Именно нерелигиозный дух, царивший в прусском обществе, по мнению Хан-штайна, являлся одной из важнейших причин общественного несчастья: «. Презрение к молебным дням и богослужениям; отчуждение умов от Господа и слова Господня; осквернение брачного союза, клятв, священнейших договоров и заветов - все это способствовало ускорению того несчастья, которое спустилось на нас.» [3, 8. 337]. Шлейермахер так же отмечает падение религиозности среди пруссаков, жалуясь на то, что религия превратилась всего лишь в некий обряд, культ, потерявший свое истинное значение: «Давайте признаемся, что даже в наших общественных богослужениях имелись следы всеобщего безразличия.» [5, 8. 273]. Тем самым религия превратилась в нечто формальное, безжизненное, а вера в Бога утратила свою силу.
Безбожный дух эпохи имел следствием нравственный упадок пруссаков. Совсем неслучайно состояние Пруссии Ханштайн сравнивает с Иерусалимом во времена Христа: моральный упадок и нравственный кризис привели к осаде и взятию города, а также всей Иудеи римлянами [3, 8. 341]. Точно так же Господь позволил французам захватить Берлин, а затем практически всю Пруссию. В своих проповедях он обличает «жажду развлечений», «одичание нравов», «недобросовестность», утрату «чувства долга» - те пороки, которые господствовали в обществе и привели к падению государства [3, 8. 337]. Чеггей в качестве главных моральных недостатков называет гордыню, грубость и жестокость [6], а Шлейермахер осуждает царившие в обществе расточительность, корыстолюбие, эгоизм и недоверие людей друг к другу [5, 8. 264-265].
Третьей ступенью морального падения пруссаков стало отсутствие интереса к общественным делам, патриотизма, любви к Отечеству и своему народу, особенно страстно эти гражданские пороки обличает Шлейер-махер: «Разве мы уже забыли, сколько безразличия к целому можно было найти у столь многих людей?» [5, 8. 268]. Именно это безразличие к общественным делам привело к тому, что в решающий момент никто не захотел думать о судьбе Пруссии, предпочтя
позаботиться о своем личном благе, ибо, как кратко, но четко выразился Чеггей, «холодное корыстолюбие и ледяной эгоизм суть могила любого патриотизма» [7, 8. 87]. Силезскому проповеднику вторил и Ханштайн: «Нельзя отрицать, что. умерщвление духа общности из-за себялюбия и эгоизма, что удушение любви к Отечеству из-за неблагодарности и легкомыслия также ответственны за потрясения общественного благосостояния.» [3, 8. 336]. Эгоизм и антипатриотические настроения в обществе осуждал и Людвиг Боровски [4, 8. 53].
Проповедники печально констатируют: вот те общественные пороки, за которые пруссаки понесли заслуженное наказание. Однако цель пасторов - отнюдь не испугать и не пристыдить свою паству, а приободрить ее и настроить на лучшее будущее. Господь, утверждают они, карает не так, как судья или палач наказывает преступника, но как любящий отец наказывает своих детей. В своей проповеди от 23 ноября 1806 г. Шлейермахер объясняет верующим: «Господь карает лишь тех, кого он любит. Кара же заключается именно в том, чтобы через упражнения, связанные с тяготами, неприятностями и лишениями, без которых не может быть никакого наказания и воспитания, человек преодолел свои недостатки. Кара за грехи не может быть ничем иным, как проявлением отцовской любви» [5, 8. 256]. Смысл выпавших на долю каждого пруссака наказаний как раз и заключался в том, чтобы обнажились и стали очевидны общественные пороки, дабы их можно было своевременно исправить.
Первый шаг на пути исправления - это возвращение к истинной вере. Только религия в столь страшное и безнадежное время может возродить веру в лучшее будущее и помочь в преодолении общественных несчастий. Нужно надеяться только на Бога, увещевал свою паству Раймунд Дапп, ибо спасение и избавление можно получить только от Него: «Теперь же все понимают, что предупреждение Писания: «Не полагайся на людей» (Пс 118:8) имеет полное обоснование. Зато хорошо полагаться на Господа. Будем же поэтому искать Его, ибо только Он может помочь и утешить. Если мы будем искать Господа, то мы не будем беспокоиться о потерянном, если мы будем думать о нем, то
мы найдем надежду в нашем темном будущем» [8, 8. 76-77].
Общественные бедствия должны также побудить пруссаков к их морально-нравственному обновлению. «Совместные страдания делают нас дружнее и искреннее друг к другу, так что каждый становится ближе к другому, будучи готов к помощи и предостережению, так что укрепляющее состояние духа передается от одного к другому, каждый добрый поступок воодушевляет и других, так что из самого наказания исходит прочнейший оплот будущего блага», - констатирует Шлейермахер осенью 1806 г. [5,
8. 259]. С ним соглашается и Ханштайн, проповедующий берлинцам в апреле 1807 г.: «Ведь именно тогда, когда страдают люди, пробуждается человеческое чувство там, где оно до этого дремало. Как же прославленна будет и эта война благодаря щедро и добровольно творящей добро человеческой любви наших сограждан. И многие смогут сказать: «Потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного» (Иов 29:12)» [3, 8. 309].
Самым опасным моральным пороком, который должен быть устранен в первую очередь, полагают проповедники, является эгоизм. Ханштайн еще зимой 1806 г. призывал к тому, чтобы, забыв о собственных заботах и несчастьях, собственных интересах и желаниях, каждый словом и делом помогал своему ближнему [3, 8. 294-295], а Самуэль Чеггей осенью 1807 г. прочитал целую проповедь, специально посвященную помощи согражданам, пострадавшим от бедствий войны, в частности, в самом начале проповеди упоминается особенно нуждающаяся семья пастора из Прейсиш-Эйлау, судьба которой побудила Чеггея обратиться к верующим [7, 8. 69]. «Что должно статься с этими несчастными, мои слушатели, если они не получат нашей помощи? - вопрошает он у своей паствы. - Кто спасет их от голода и холода? Кто пригласит их к гостеприимному очагу, кто сможет разжечь в них уже почти затухшую искру надежды и утешить их в их одиноком положении, если наши сердца останутся закрыты для их нужд, если мы будем заниматься только нашими мелкими несчастьями? Но нет. Еще много есть среди вас лучших людей; еще есть те, которые при своем собственном несчастии принимают
искреннее и деятельное участие в еще более значительном чужом бедствии.» [7, 8. 77]. Чеггей убеждает верующих в необходимости того, чтобы «себялюбие и эгоизм, эта опасная болезнь, были сразу же искоренены из организма государства, чтобы ни одно сословие не возвышалось за счет другого, чтобы все граждане рассматривали себя как членов одного союза, как детей одного дома и одного Отца.» [7, 8. 83].
Лишь преодоление узкого себялюбия, имевшего такие печальные последствия для Пруссии, способно возродить интерес граждан к общественным делам и утраченный патриотизм. И опять же, уверены проповедники, для его подлинного возрождения нет лучшего момента, чем время всеобщих потрясений и несчастий: «И когда Отечество находится в опасности, когда гнет обстоятельств удаляет любимого короля и его дом от его трона, когда подрываются старые, привычные порядки, состояния и учреждения, благосостояние граждан начинает шататься, а спокойствие государства, столицы и страны сменяется военной тревогой, и когда господствует чужая власть, чужой язык издает законы и царит чужой порядок, ах, есть ли та чувствующая душа, которая глубоко не переживала бы все это, в которой старая любовь к Отечеству, даже если она дремала или исчезла совсем, и привязанность к королю и народу не проснулись бы и не ожили бы, а гражданская сознательность и дух общности не были бы вызволены из того забвения, в котором они скрылись!» [3, 8. 309-310]. Так проповедовал Ханштайн в апреле 1807 г., но еще в конце декабря 1806 г. Шлейермахер отмечал: «Посреди этого состояния разрухи пробудилась ревностная любовь к Отечеству, живая деятельность, когда можно хоть как-то быть активным, сердечное желание сделать что-либо для целого, чего мы не ощущали раньше.» [5, 8. 270].
Апелляция к патриотическим чувствам верующих характерна для всех проповедников, цель их религиозно-патриотической пропаганды заключалась в том, чтобы мобилизовать паству с помощью веры на возрождение практически уничтоженного государства. В этой связи интересно отметить, что Пруссия как государство сравнивается в проповедях со зданием, которое было уничтожено и нуждается в восстановлении. Для
Чеггея это одно из главных условий для того, чтобы «... прежний порядок мог вновь подняться из тех руин, в которые его повергла непостижимая судьба» [7, S. 83]. Образ обломков государства использует в своих проповедях также и Ханштайн [3, S. 326], а Шлейермахер проводит прямую аналогию с разрушенным зданием [5, S. 354].
В одной из своих проповедей Готфрид Ханштайн развивает идею о том, что верность Отечеству, «которое нас воспитывало, защищало и благословляло», есть прямая обязанность каждого верующего, возложенного на него самим Господом [3, S. 314]. В этом же смысле высказывается и Шлейер-махер, отождествляя верность народу с верностью Господу [9, S. 438].
Первейшим долгом истинного христианина является и верность монарху, любовь к которому не устают внушать своей пастве пасторы, так, практически каждая патриотическая проповедь Шлейермахера заканчивается молитвой во здравие Фридриха-Вильгельма III и его семьи. Здесь отчетливо выступает мотив отцовства: если Бог есть отец небесный, то монарх, поставленный им, является отцом земным. Король - отец народа и Отечества, заботящийся о благе подданных и несущий за их судьбу ответственность перед Всевышним - такой образ создает Хан-штайн в проповеди 1807 г., прочитанной по случаю дня рождения Фридриха-Вильгельма III. Особое внимание проповедник обращает на личные качества короля, отмечая его миролюбивый нрав, искреннюю религиозность и отеческую любовь к своим подданным [3, S. 360, 363, 367-368]. Подобные мотивы используют и другие проповедники. Тем самым прусский король предстает в проповедях 1806-1807 гг. как значимый патриотический символ.
Вместе с тем речи пасторов дышали оптимизмом. Шлейермахер был уверен в выздоровлении нации, ибо, по его ощущениям, вредные пороки стали осознаваться и вовремя исправляться, а значит, Господь не отвернулся от пруссаков и еще благоволит им [5,
S. 270]. Однако подлинным доказательством милости Божьей стало заключение Тильзитского мира, который положил конец страданиям прусского народа. Мир трактуется пасторами как абсолютное счастье, высшее благо, на смену страшной и ужасной войне при-
ходят спокойствие, благодать и благополучие [4, 8. 50].
В итоге теологи приходят к, казалось бы, парадоксальному выводу: ниспосланные на пруссаков беды являются не наказанием как таковым, а, скорее, благом, добром, пусть и болезненным, но необходимым. В своей проповеди Людвиг Боровски разъясняет жителям Кенигсберга великий смысл свершившихся событий: «Действительно, для нашего высшего и вечного блаженства из всех столе -тий наше время должно быть самым лучшим и единственным, когда Господь мог бы воплотить в нас все свои отеческие и преисполненные любви намерения» [3, 8. 330]. Те же самые идеи излагает в Галле Шлейермахер в своей проповеди с красноречивым названием «О том, что последние времена не хуже предыдущих» [5, 8. 262]. В то же самое время в Берлине ему вторит Ханштайн: «Даже если наше сердце взволновано судьбой Отечества и гнетом времени, все же отверзем мы наши уста для восхваления Бога за все то, что мы в эти дни узнали о его мудрости и милости и о том благе, которое его Сын ниспослал нам с неба.» [3, 8. 287]. Таков образ мыслей истинного христианина.
Таким образом, в восприятии протестантскими пасторами современных им событий можно отметить некоторую двойственность. С одной стороны, трактовка войны несет на себе отпечаток идеологии Просвещения: война предстает как абсолютное зло, влекущее за собой разрушения и страдания. Она же - следствие греховности и несовершенства человеческой природы. Мир же рассматривался как высшее счастье, как благо, к которому нужно стремиться [10]. С другой стороны, в религиозно-патриотической пропаганде той эпохи можно наблюдать ростки нового понимания войны - как неизбежного, но вместе с тем и преобразующего явления, пролога нового и лучшего порядка. Неслучайно многие пасторы обращаются к теме болезни, в этом контексте война предстает как болезненное, но эффективное лекарство, если его использовать с умом.
В 1806-1807 гг. эти идеи только начинают разрабатываться и апробироваться, дальнейшее развитие они найдут во время Освободительных войн 1813-1815 гг., которые уже не только духовенством, но даже и светскими публицистами будут трактоваться
как войны «народные» и «священные», как святая обязанность каждого патриота и гражданина [11, 8. 80]. Важной вехой на пути к этому новому восприятию стал опыт военнополитической катастрофы 1806-1807 гг., который способствовал пробуждению новых представлений о войне и ее значении для общества и государства.
1. Tschirch O. Geschichte der öffentlichen Meinung in Preußen vom Baseler Frieden bis zum Zusammenbruch des preußischen Staates (17951806). II Band. Weimar, 1934.
2. Münchow-Pohl B. Zwischen Reform und Krieg. Untersuchungen zur Bewusstseinslage in Preußen 1809-1812. Göttingen, 1987.
3. Christliche Belehrungen und Ermunterungen in Predigten zum Theil bey besonderen Veranlassungen gehalten von Gottfried August Ludwig Hanstein. Berlin, 1808.
4. Uckeley A. Königsberger patriotische Predigten aus den Jahren 1806 bis 1816 von D. Ludwig Ernst von Borowski. Königsberg, 1913.
5. Sämmtliche Werke von Friedrich Schleiermacher. Abteilung II. Predigten. Band 1. Berlin, 1835.
6. Neues Archiv für Prediger. 2r Band, 1s Stück. Liegnitz, 1808.
7. Gemeinnütziges Magazin für Prediger auf dem Lande und in kleinen Städten. Berlin; Stettin, 1807. Dritter Band. Zweites Stück.
8. Gemeinnütziges Magazin für Prediger auf dem Lande und in kleinen Städten. Berlin; Stettin, 1807. Zweites Band. Zweites Stück.
9. Nipperdey T. Deutsche Geschichte 1800-1866. München, 1983.
10. Dann O. Vernunftfrieden und nationaler Krieg. Der Umbruch im Friedensverhalten des deutschen Bürgertums zu Beginn des 19. Jahrhunderts // Kirche zwischen Krieg und Frieden. Studien zur Geschichte des deutschen Protestantismus. Hrsg. von Huber W. und Schwerdtfeger J. Stuttgart, 1976. S. 170-171.
11. Graf G. Gottesbild und Politik. Eine Studie zur Frömmigkeit in Preußen während der Befreiungskriege 1813-1815. Göttingen, 1993.
Поступила в редакцию 30.08.2011 г.
UDC 94
DEFEAT AS RELIGIOUS TEST. REFLECTION OF MILITARY-POLITICAL CRISIS OF PRUSSIA IN 1806-1807 AT PATRIOTIC SERMON
Dmitry Vladimirovich STERKHOV, Moscow State University named after M.V. Lomonosov, Moscow, Russian Federation, Post-graduate Student of New and Newest History Department, e-mail: dmitrii_sterhov@mail.ru
The article touches upon the perception by the Prussian protestant clergy of the military defeat of Prussia in the war of 1806-1807 against France. As an example the patriotic sermons of five most eminent Prussian theologians of the period are analyzed. The main attention is paid to answering the question how the pastors interpret the military catastrophe of Prussia and what way out of the crisis they suggest.
Key words: Franco-Prussian war of 1806-1807; patriotic sermon; image and perception of war; religious patriotism.
