CC BY
54
Л.Л. Шестакова
ПОНЯТИЕ МУЗЕЯ В ФИЛОСОФИИ ФЁДОРОВА: ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Аннотация
На материале работы «Музей, его смысл и назначение» рассматриваются этимологический, частотный, словообразовательный, синтаксический аспекты понятия «музей», разбираются значимые в реализации авторской стратегии приемы комментирования, повтора, звуковых сближений и др.
Shestakova L.L. The concept of a museum in the philosophy of Fyodorov
The author investigates the etymological, morfological and syntactic aspects of a keyword museum and its frequency in Fyodorov's work «The Museum, its sense and purpose».
Ключевые слова: музей, память, категория перевода, окказиональные слова, частотные конструкции, авторский комментарий.
Музей принадлежит к числу «основных реалий фёдоровского проекта идеального общества»1. Вместе с тем музей - важнейшая тема «Философии общего дела», философии воскрешения, ибо именно «существование музеев доказывает, что сыны еще есть, что сыновнее чувство еще не исчезло, что остается еще надежда спасения на земле» (II, 387). По справедливому суждению С.Г. Семёновой, «Музей у Фёдорова - это, по существу, грандиознейшее предприятие собирания, хранения, изучения остатков прошлого, всех малейших отпечатков ушедших людей на их делах, вещах, документах, дневниках, преданиях, книгах, произведениях искусства и т. д.» При таком широком понимании музея «единственный глубокий смысл собирания мертвых вещей состоит, по мнению
философа, в том, чтобы за ними видеть, по ним воссоздавать их авторов»2.
Тема музея затронута во множестве работ Н.Ф. Фёдорова, посвященных конкретным музеям (Воронежскому, Асхабадскому, конечно, Московскому Румянцевскому, свой труд в котором Фёдоров рассматривал «как священное дело»), отдельным аспектам музея - в связи с реалиями и событиями конца XIX в. Например, «о соединении школ-храмов со школами-музеями» философ писал в связи с вопросом о Каразинской метеорологической станции в Москве. Однако главный, программный труд, в котором музей Фёдорова предстает как принадлежность идеального общества, это статья «Музей, его смысл и назначение». Статья вошла во второй том «Философии общего дела» при первой ее публикации в 1913 г. Мы изложим некоторые наблюдения над тем, какими языковыми средствами и приемами выражено в статье Фёдорова многоаспектное, многосмысленное понятие музея.
Общая значимость статьи «Музей, его смысл и назначение» определяется и задается самим ее заглавием. Надо сказать, что такой тип философского заглавия - конструкция, включающая слово смысл при разбираемом понятии (как и слово критика), был популярен на рубеже Х1Х-ХХ вв. (ср. у Владимира Соловьёва: «Общий смысл искусства», «Смысл любви»)3. И Фёдоров был одним из тех, кто актуализировал подобные заглавия, настраивающие на поиск смысла, сущности понятия, явления, предмета. У него есть и другие примеры названий, содержащих слово смысл, например: «Смысл Евангелия от Иоанна и Евангелия вообще», «Искусство, его смысл и значение», «Смысл и цель всеобщей воинской повинности», «Смысл и цель жизни, или что может дать жизни наивысшую ценность». Как видно, такими заглавиями задаются самые разные темы, и в том числе музейная - вот, например, название статьи, написанной в апреле 1898 г.: «Каменные бабы как указание смысла, значения музеев».
Заглавие разбираемой статьи, таким образом, эксплицирует основной языковой знак текста - слово-понятие музей - и указывает на главную интенцию автора - выявить смысл понятия и его функциональную составляющую. При анализе самого текста выясняется, что он организуется в соответствии со стратегией, очевидно ориентированной не на самого автора, а на читателя, на
выстраивание «в присутствии» читателя образа истинного музея как желаемого, воображаемого.
Рассмотрение музея Фёдоров начинает, по сути, с этимологического экскурса. Неоднократно проводя в статье мысль о том, что музей - это общественная память (II, 423 и др.), он уже на первых страницах работы проясняет «происхождение» музея. Фёдоров так пишет о единстве разума, сознания, памяти, опираясь на научно-лингвистические и психологические знания: «Лингвистические исследования подтверждают это первоначальное единство способностей: один и тот же корень оказывается в словах (арийских, но, вероятно, и других языков), выражающих и память (притом память именно об отцах, об умерших), и разум, и вообще душу, и, наконец, всего человека. Подтверждают единство памяти и разума также психологические исследования. <...> А потому мы и можем сказать, что от памяти, т.е. от всего человека, родились музы и музей; иначе сказать, - продолжает Фёдоров, - как лингвистические, так и психологические исследования убеждают нас в том, что муза и музей современны самому человеку; они родились вместе с его сознанием» (II, 373). Процитированный фрагмент можно прокомментировать данными этимологических словарей. Макс Фасмер, в частности, отмечает, что лат. museum происходит от греч. musejon «философская школа с книгохранилищем» (в других словарях - храм муз), musejos «принадлежащий музам»4. Фёдоров, конечно, не случайно подчеркивает связь муз и музея с памятью - матерью муз была, как известно, Мнемозина -богиня памяти. А в соотнесении музея с музами (которые являются богинями поэзии, искусств и наук) просматривается основа фёдоровского проективного музея как начала многостороннего -всехудожественного и всенаучного.
Очевидно, что слово музей, первое и ключевое в заглавии, в тексте статьи высокочастотно. Однако важность его, многослой-ность обозначаемого им понятия создаются не только повторяемостью самого слова - оно утверждается, множится в своих смыслах через производные и сопровождающие его атрибутивные слова.
Что касается производных, то здесь проявляется известная склонность Фёдорова к словотворчеству. Размышляя над занимающим его ум предметом, Фёдоров активно «работает» с обозна-
чающим этот предмет, соответствующее понятие словом - выявляет его языковые потенции, создает производные, отражающие разные составляющие семантического объема понятия. Начнем с того, что в статье практически не встречается обычное для нас прилагательное музейный, однако есть редкое, с архаичным оттенком музейский (его не фиксируют толковые словари современного русского языка, хотя в профессиональной речи оно отмечается; нет его и в Словаре Даля) и наречие музейски. Прилагательное встречается в сочетаниях музейское дело, музейское знание, музей-ские средства. Ср.: «Музейское знание есть исследование причин небратского состояния» (II, 383); «Хотя земледельческий быт и продолжает служить отцам, но не действительно, потому что он не обладает музейскими средствами, орудиями памяти» (II, 388). Фёдоров создает прилагательное внемузейский - по аналогии с музей-ским делом у него появляется внемузейское дело. Производящее и производное слова философ употребляет в том числе в виде суб-стантивов (музейское - внемузейское) в соединении друг с другом: «По мере того, как план (по созданию истинного музея. - Л. Ш.) будет приводиться в исполнение, противоречие между музейским и внемузейским будет уничтожаться» (II, 393), т.е. внемузейское дело растворится в музейском, станет его частью.
Еще одно окказиональное фёдоровское образование от слова музей - прилагательное музеообразный. Его философ использует по отношению к человеку, когда говорит о будущем «междуисповедном» значении музея: «И таким образом музей будет действовать душеобразовательно, делая всех и каждого существом музео-образным» (II, 391)5. Заметим, что и слово душеобразовательно, и слово музеообразный Фёдоров выделяет курсивом (этот прием он нередко использует для выделения особо важных, ключевых единиц и положений текста). Гнездо слова музей дополняют сложные слова с дефисным написанием: музей-храм и храм-музей (такое соединение двух слов-понятий не случайно - по Фёдорову, «в своем изначальном смысле и назначении храм и музей близки, почти тождественны, <...> цели того и другого совпадали»6, музей-собор и собор-музей, а также школа-музей. Не будет преувеличением сказать, что Фёдоров обогащает семейство «музейных» слов, которые эксплицируют разные ипостаси универсального музея. Мы сейчас не говорим об отдельных номинациях собор, храм, которые
в рамках фёдоровского учения выступают нередко синонимами слова музей.
Музей у Фёдорова предстает разномасштабным - от местного до Всемирного, и в конкретных, и в отвлеченных, обобщенных формах. Это очень хорошо видно по прилагательным, сопровождающим в статье слово музей. Они носят классифицирующий характер и формируют своего рода систематику музеев (деление их по отраслям знания, по признакам национальному, территориальному, социальному и т.д.). При этом систематика Фёдорова имеет, конечно, немало особенностей. Кроме музеев привычных - исторического, политехнического, художественного, естествознания и под., им выделяются, например, музеи: немецкий и всемирно-немецкий, славянский, русский, международный и юридически-международный; народный, интеллигентный, аристократический; приходской и соборный; отдельно рассматривается музей нынешний (пассивный, вещественный); разбираются музеи самородный и искусственный.
Особое положение в этом ряду занимают сложные определения, первую часть которых составляет элемент все... (ср. в «Словаре современного русского литературного языка»: «ВСЕ... Первая часть сложных слов, вносящая знач. сл. весь <...> и указывающая, что <...> признак полностью охватывает что-л.»)7. Они аккумулируют в себе разные выделяемые Фёдоровым смыслы и функции музея - «исследование, учительство и деятельность»: музей все-художественный, всенаучный, всеобщий, Всенародный, Всемирный (ср. также единый, соборный). Вообще надо сказать, что само слово весь в независимом употреблении относится к числу часто употребительных в рассматриваемом произведении. Это вполне коррелирует с фёдоровской идеей всеобщности, всеобъемлемости, тотальности идеального музея.
Важно отметить, что философ комментирует, более или менее подробно, фактически все из выделяемых им видов музеев. Например, интеллигентный музей для него - самый основной, начальный; приходские музеи объединяются в соборный, причем здесь музей - собор исследователей; самородный музей (к которому Фёдоров относит русский музей) противопоставляется искусственному (самородный музей, по Фёдорову, - это естественный результат собирания, искусственный - результат знания) и т.д.
Говоря о Международном Музее, значимость которого подчеркивается дважды употребленной прописной буквой М, философ подробно останавливается на его «личном составе» и «вещественном составе», касается разных направлений его деятельности: «Международный Музей, - пишет Фёдоров, - международен не по своему лишь личному составу, но и по предмету занятий. Кроме вышеозначенных задач или занятий, он, как исторический, есть исследование общего происхождения или родства, причин разрыва, или забвения родства; как лингвистический, он имеет предметом своих занятий объединение в языке; как естественный, он создает земледельческо-метеорический регулятор, орудие закрепления мира» (II, 395). А характеризуя пассивный музей, т.е. музей как хранилище, философ плавно переходит к музею всеобъемлющему, называя его образом мира. При этом всеохватность музея заостряют употребляемые философом антонимы: «Музей пассивный, музей, как изображение, как подобие мнимого воскрешения, как только хранилище, есть музей идеальный лишь в том смысле, что для него совершенство невозможно. С одной стороны, музей есть образ мира, вселенной видимой и невидимой, умершего и еще живущего, прошедшего и настоящего, естественного, произведенного слепою силою, а также и искусственного, произведенного полусознательною силою народов. С другой стороны, музей есть произведение ученого и интеллигентного классов, труда умственного при помощи физического труда народа» (II, 379).
В прояснении разных сторон музея Фёдоров неоднократно обращается и к другому вынесенному в заглавие слову - смысл, обычно в предложно-падежной форме в смысле. Примечательно в этом плане самое начало (буквально первый абзац) статьи, написанное в ироническом по отношению к «нынешнему» (XIX) веку и его нравам ключе, в характерной для философа эмоциональной осудительной тональности: «Наш век, гордый и самолюбивый (т.е. "цивилизованный" и "культурный"), желая выразить презрение к какому-либо произведению, не знает другого, более презрительного выражения, как "сдать его в архив, в музей...". Уже по этому можно судить, насколько искренна благодарность потомства, например, к гениям-изобретателям, да и вообще к предкам, к которым обыкновенно так жестоки бывают современники. Во всяком случае почтение, выраженное "музейски", в нынешнем смысле
этого слова, не лишено лицемерия и заключает в себе двусмысленность; а потому музей, в смысле презрения, и музей, в смысле почтения, это такое противоречие, которое нуждается в разрешении» (II, 370). Указанную тональность выражают и слова презрение, лицемерие, и цивилизованный, культурный, музейски, взятые в кавычки, и выражение с очевидно негативной для Фёдорова коннотацией сдать в архив, в музей (мотив сдачи в музей в тексте неоднократно повторяется).
Частотными конструкциями музей в каком-то смысле, музей в смысле кого-то / чего-то Фёдоров, как правило, конкретизирует определенное содержание понятия музей - например, музей в смысле древних, музей в немецком смысле, музей в истинном смысле и т.д. Ср.: «Музей в немецком смысле, по образцу которого устроены и наши нынешние музеи, не представляет противоположности музею в истинном смысле этого слова. Музей же в истинном смысле есть проект примирения враждебных направлений, которые отражаются и на нем самом; другими словами - музей есть художественное произведение, в котором заключается проект перехода от города к селу и их примирения» (II, 402). Однако важнейший прием в раскрытии смысла музея как его миссии - это различные определения Фёдоровым понятия с использованием конструкций музей есть что-то, музей - это что-то, музей служит чему-то и некоторые другие. Формально выраженные в настоящем времени, построенные как утверждения, такие конструкции нередко заключают в себе совокупную модальность должного и желаемого и, по сути, обращены в будущее. Основная из них -это логическая конструкция, включающая связку есть (которая иногда опущена) или (реже) суть, причем встречаются примеры наполнения такой конструкции отрицанием, когда определение дается от противного: музей есть не что-то. Давая таким образом определения музею, Фёдоров и лаконичен, и пространен, во втором случае определения часто превращаются в разъяснения. Число обращений философа к подобного рода конструкциям довольно велико. Они интересны и тем, что в них просматриваются многие характерные черты словоупотребления Фёдорова.
Среди таких конструкций выделяются доминантные, которые передают всеобъемлющую суть музея с его культом предков, затрагивают одновременно задачи, дело музея, «музейское знание»
и т.д. Так, уже в начале работы Фёдоров пишет: «Музей есть последний остаток культа предков; он - особый вид этого культа, который, изгоняемый из религии (как это видим у протестантов), восстанавливается в виде музеев» (II, 371). Затем, в развитие этой мысли, он характеризует музей, подчеркивая его живоносное начало: «Музей есть не собрание вещей, а собор лиц (т.е. музей должен быть не собранием вещей, а собором лиц; обратим здесь внимание на свойственное философу значимое сближение одноко-ренных слов. - Л. Ш. ); деятельность его заключается не в накоплении мертвых вещей, а в возвращении жизни останкам отжившего, в восстановлении умерших, по их произведениям, живыми деятелями» (II, 377) - и далее: «Музей и с предметной стороны есть <совокупность лиц>, само человечество в его книжном и вообще вещественном выражении, т. е. музей есть собор живущих сынов с учеными во главе, собирающий произведения умерших людей, отцов. Задача музея поэтому, естественно, - восстановление последних по первым» (II, 379). Конкретизируя эту задачу, с выделением ключевых слов курсивом, как «воскрешение всего умершего, а не вещественное только или мнимое его изображение» (II, 382), Фёдоров формулирует общую суть музея, аккумулирующего в себе все знания о человеке и окружающем его мире: «Музей есть выражение памяти общей для всех людей, как собора всех живущих, памяти, неотделимой от разума, воли и действия, памяти не о потере вещей, а об утрате лиц. Деятельность музея выражается в собирании и восстановлении, а не в хранении только; он не может быть пассивным, страдательным, равнодушным выражением раздора и безучастным к утратам, из него происходящим, он не может быть и собором идеалистов, безучастных к раздору и к утратам, живущих воспоминаниями внемирного существования и жаждущих возвратиться в него, как это было в музее Платона. Музей не может быть собором и реалистов, поддерживающих то самое, что производит раздор и утраты, не может быть он, наконец, и хранителем памятников раздора, как это видим в товарных кабинетах, промышленных музеях, юридических архивах, служащих выражением не памяти доброй, а злопамятства. Музей не может быть собором только ученых и художников; он не исключает себя из Царства Божия, напротив - орудие закона Бо-жия. Что христианство произвело внутренно, идеально, духовно,
то музей производит материально. Музейское знание есть исследование причин небратского состояния, как ближайших, так и дальних, второстепенных и основных, общественных и естественных, т. е. музей заключает в себе всю науку о человеке и природе, как выражение воли Божией и как исполнение проекта отечества и братства» (II, 383).
Фёдоровский музей представляет собой, по выражению С.Г. Семёновой, «своего рода филиал церкви активно-христианской веры»8, несущий объединительную миссию. И это находит последовательное выражение в таких высказываниях философа, где с помощью соответствующей лексики подчеркивается религиозное начало музея, где он отождествляется с храмом: «Музей есть первая научно-художественная попытка собирания или воспитания в единство, и потому эта попытка есть дело религиозное, священное; это призыв на службу отечеству, призыв всеобщий, всех без исключения, начиная с детского возраста» (II, 384-385); «Музей есть церковь, но такая, которая обещает не успокоение от треволнений жизни, как платонизирующее христианство, и не нирвану, как буддизм, а делает всех причастниками умиротворения» (II, 393); «Музей, нераздельно от храма, есть сила, переводящая общество из юридико-экономического строя в родственно-нравственный» (там же), «Музей <. > в связи с храмом <...>, как сила, переводящая мир из небратского состояния в противоположное, братское, есть сама история, переходящая из бессознательного хода в сознательное действие» (II, 394).
Часть своих размышлений Фёдоров посвящает современному музею, т.е. музею второй половины XIX в. Можно сказать, что именно его определил - несколько возвышенно - в своем словаре Владимир Даль: «.собрание редкостей или замечательных предметов по какой-либо отрасли наук и искусств; здание для этого; хранилище, сохранище»9. Фёдоров дает музеям своего времени нелицеприятную оценку, подчеркивает их небратскую сущность. В конструкции с есть включаются слова с негативной окраской рознь, раздор, вражда, слова с отрицанием не, т.е. те, которые передают несоответствие современного музея истинному: «Музей, как верное изображение современного мира, есть образ розни и вражды» (II, 381); «<...> нынешний музей есть только городской; он - верное изображение только городской розни или раздора» (II,
399); «<...> согласно современной эстетической теории, музей есть только изображение, а между тем великие художественные произведения, на основании которых эта теория будто бы создана, изображая мир, усиливаются дать ему свой образ; отражая мир в себе, они отрицают его...» (там же). Ср. также: «Музей в настоящее время - не собор даже и ученых, ибо ученые общества опять составляют отдельные учреждения или по крайней мере нераздельность их с музеем не признается еще необходимостью. Музеи не составляют даже и одного Музея, они не достигли единства даже и в этом отношении» (II, 378).
Фёдоров отмечает случайный, безотчетный характер возникновения музеев: «Музеи скорее рождаются, чем созидаются, потому что едва ли отдается вполне отчет в побуждениях, которыми руководствуются при учреждении музеев. Итак, музеи суть явления случайные, неповсеместные; рост каждого из них неправильный, непостоянный, не непрерывный, а внутреннее распределение предметов в них представляет скорее случайный сброд, чем правильное собирание; так что определение, которое можно дать нынешнему музею, будет более идеальное, чем соответствующее действительности, хотя и это идеальное определение далеко не будет соответствовать тому, чем должен быть музей» (II, 379). Вместе с тем именно отталкиваясь от сложившейся практики в создании музеев, по контрасту Фёдоров рисует образ истинного музея. Причем несколько раз, акцентированно использует конструкцию музей есть... дважды повторяет формулу музей есть высшая инстанция: «Музей есть собрание всего отжившего, мертвого, негодного для употребления; но именно потому-то он и есть надежда века, ибо существование музея показывает, что нет дел конченых; потому музей и представляет утешение для всего страждущего, что он есть высшая инстанция для юридико-экономического общества. Для музея самая смерть - не конец, а только начало; подземное царство, что считалось адом, есть даже особое специальное ведомство музея. Для музея нет ничего безнадежного, «отпетого», т.е. такого, что оживить и воскресить невозможно; для него и мертвых носят с кладбищ, даже с доисторических; он не только поет и молится, как церковь, он еще и работает на всех страждущих, для всех умерших! Только для одних жаждущих мщения в нем нет утешения, ибо он - не власть и, заключая
в себе силу восстановляющую, бессилен для наказания: ведь воскресить можно жизнь, а не смерть, не лишение жизни, не убийство! Музей есть высшая инстанция, которая должна и может возвращать жизнь, а не отнимать ее» (II, 372).
Исследователями отмечалось, что важную роль в концепции вещественного музея у Фёдорова играет категория «перевода». «Под ним Фёдоров подразумевает добровольное изъятие сынами человеческими предметов, служащих вражде и раздору, и передачу их в музей, где вещи хранятся с целью изучения на них причин небратского состояния»10. Эту категорию философ раскрывает через противопоставление ее категории «перехода», активно привлекая конструкции рассмотренного типа (музей есть... перевод есть... переход есть...): «Музей есть сила переводящая или, лучше сказать, преводящая, берущая, извлекающая из употребления то, что производило раздор, служило вражде <. .> Музей есть сила именно переводящая, потому что между переводом и переходом -существенная разница; переход, сам собою совершающийся, есть принадлежность детской поры человечества, бессознательной истории, тогда как перевод есть выражение совершеннолетия, истории, как действия; это уже исполнение закона Божия» (II, 396397). В процитированном фрагменте отчетливо проявляется «лин-гвистичность» Фёдорова, его тонкая работа со словом - звуковое сближение и смысловое разведение ключевых единиц (перевод -переход), постановка их, для прояснения семантики, в образный контекст (переход - принадлежность детской поры человечества, перевод - выражение совершеннолетия), нанизывание, с целью актуализации смысловой доминанты музея как переводящей силы, однотипных форм (переводящая, преводящая, берущая, извлекающая). Объем значения рассматриваемой категории не ограничивается у Фёдорова идеей изъятия вещей, служивших раздору: «Перевод образует музей вещественный, - пишет он, - но перевод есть в то же время и собор ученых, ставших учителями, и учителей, ставших исследователями. Этим же словом («перевод») выражается и обращение деятелей юридико-экономического общества в исследователей, а наставников и ученых - в деятелей этого же общества; так что перевод есть и исследование, совершаемое младшим поколением под руководством старшего внутри музея, и исполнение, совершаемое вне музея сынами (т.е. младшим поколением)
под руководством отцов (т.е. того же старшего поколения). <...> Перевод есть полная противоположность прогрессу, при котором младшее устраняет старшее (когда студент считает себя выше профессора, когда дерзость становится высшею доблестью и начальник начинает бояться подчиненных)» (II, 397). Как видно, слово перевод у философа многозначно, оно непосредственно связывается с исследовательским началом, одним из основных в понятии музея.
Надо сказать, что в фёдоровской категории «перевода» ясно просматривается и религиозное начало музея, о котором речь шла выше. Определяя перевод как «исполнение закона Божия», философ, по сути, отождествляет его с Пасхой, возводит в степень «торжества из торжеств»: «Перевод есть возвращение, переводящая сила есть сила соединяющая и воскрешающая. Перевод или Пасха есть общее торжество, торжество из торжеств над природою, вместо торжества сословия над сословием, народа над народом». Этот смысл емко выражен в формуле, построенной с использованием приемов параллелизма и прямого звукового сближения слов: «Перевод также относится к переходу, как воскрешение к воскресению» (данное высказывание входит в состав Примечаний к статье «Музей, его смысл и назначение») (II, 426).
Многие и разные музейные ипостаси, данные в приведенных и других определениях, формирует в совокупности музей как высшее, универсальное, всеобъемлющее учреждение, имеющее, по словам Фёдорова, «в основе всеотеческое благо» (II, 428).
Конструируя музей как реалию проекта идеального общества, Фёдоров использовал и образные средства языка - сравнения, метафоры, олицетворения. Музей он уподоблял отеческому дому, единой универсальной книге, художественному произведению, приравнивал его памяти в человеческом организме и человечеству как таковому, сравнивал с церковью (музей «не только поет и молится, как церковь, он еще и работает на всех страждущих, для всех умерших!» (II, 372). К тому, что уже было сказано по этому поводу в одной из наших предыдущих статей11, добавим следующее. Образный строй главной статьи Фёдорова о музее напрямую соотносится с идеей вечности музея, неуничтожимости его, «ибо хранение - закон коренной, предшествовавший человеку, действовавший еще до него. Хранение есть свойство не только органиче-
ской, но и неорганической природы, в особенности - природы человеческой». «<... > Уничтожить музей нельзя, - писал Фёдоров, -как тень, он сопровождает жизнь, как могила, стоит за всем живущим. Всякий человек носит в себе музей» (там же).
Семёнова С.Г. Философ будущего века: Николай Фёдоров. - М., 2004. -С. 322.
Там же. - С. 323.
Азарова Н.М. Философское высказывание в заглавном комплексе поэтического текста // Филологические науки. - 2008. - № 1. - C. 67. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 тт. / Пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева. 2-е изд., стер. - М., 1987. - Т. 3 (Муза - Сят). - С. 5. Здесь и далее курсив в цитатах Н.Ф. Фёдорова.
Каулен М.Е. Современное музееведение: уроки Николая Фёдорова // «Служитель духа вечной памяти». Николай Фёдорович Фёдоров (к 180-летию со дня рождения). Сборник научных статей: В 2 ч. / Российская гос. б-ка [и др.]; сост. А.Г. Гачева,М.М. Панфилов. - М., 2010. - Ч. 1. - С. 213.
Словарь современного русского литературного языка: В 20 тт. - М., 1991. -Т. 2. - С. 562.
Семёнова С.Г. Философ будущего века: Николай Фёдоров. - С. 325.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 тт. - М., 1989. -
Т. 2. - С. 357.
Кукуй И. Концепция вещественности Николая Фёдорова в контексте русской общественной и культурной мысли второй половины XIX в. // Философия космизма и русская культура. Материалы международной научной конференции «Космизм и русская литература. К 100-летию со дня смерти Николая Фёдорова». - Белград, 2004. - С. 38.
Шестакова Л. Из наблюдений над поэтикой произведений Николая Фёдорова // Там же. - С. 157-163.
2
3
4
7
10
