ПОНЯТИЕ И ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ДОГОВОРНОЙ КОНСТРУКЦИИ ДАРЕНИЯ Текст научной статьи по специальности «Право»

Евразийская адвокатура. 2024. № 4 (69). С. 82. Eurasian advocacy. 2024;(4(69)):82.

Актуальные проблемы адвокатской практики

Научная статья УДК 347.472

doi 10.52068/2304-9839_2024_69_4_82

ПОНЯТИЕ И ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ДОГОВОРНОЙ КОНСТРУКЦИИ ДАРЕНИЯ НИКОЛАЕВ Сергей Владимирович

Студент Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России) 117638, г. Москва, ул. Азовская, д. 2, корп. 1, Российская Федерация

Аннотация: В настоящей статье анализируется правовая природа договора дарения. Устанавливается, что доктринально спорную конструкцию в виде реальной модели дарения надлежит причислять к числу соглашений, являющихся договором и порождающих непосредственный вещный (распорядительный) эффект, поскольку механизм реального договора, закрепленный в ст. 433 ГК РФ, спроектирован исключительно на договорные отношения с обязательственно-правовой направленностью, чего нельзя сказать о самой конструкции реальной модели дарения, исполняемой в момент его заключения (исполнение осуществляется передачей имущества) и не преломляющейся сквозь фазу договорного обязательства, где само исполнение договора является начинающей и завершающей стадией договорного правоотношения (реальная модель дарения буквально «перескакивает» сквозь стадии возникновения, существования и прекращения обязательства). Также констатируется, что реальную модель дарения надлежит квалифицировать исключительно в качестве реального договора в значении ст. 433 ГК РФ, исключая при этом возможность использования конструкции вещного договора, основанной строго на определении вещи как материальной (телесной) субстанции и не адаптированной к новым, нетрадиционным объектам гражданских прав, в отношении которых может быть совершена сделка дарения. Помимо этого, делается важный акцент на анализе признаков договора дарения, отличающих исследуемую сделку от иных сходных безвозмездных правоотношений. К отличительным признакам конструкции дарения надлежит причислять безвозмездность, намерение дарителя облагодетельствовать одаряемого, увеличение имущества одаряемого за счет соответствующего уменьшения имущества дарителя, а также согласие одаряемого на получение дара, присутствующее как в консенсуальном, так и в реальном договоре дарения.

Ключевые слова: дарение, реальный договор, обязательство, правовая природа, вещь, имущество, безвозмездность

Для цитирования: Николаев С.В. Понятие и правовая природа договорной конструкции дарения // Евразийская адвокатура. 2024. № 4(69). С.82. https:// doi.org/10.52068/2304-9839_2024_69_4_82

Actual Problems of Advocacy Practice

Original article

CONCEPT AND LEGAL NATURE OF CONTRACTUAL DONATION CONSTRUCTION NIKOLAEV Sergey Vladimirovich

Student of the All-Russian State University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia) 117638, Moscow, st. Azovskaya, 2, bldg. 1, Russian Federation

Abstract: This article analyzes the legal nature of a gift agreement, where it is established regarding the controversial construction in the form of a real gift model that doctrinally it should be counted among the agreements that are a contract and generate a direct real (administrative) effect, since the mechanism of a real contract is designed exclusively for contractual relations with a binding legal orientation, which cannot be said actually, about the very design of the real donation model, executed at the time of its conclusion, where the execution itself is the beginning and final stage of the contractual relationship. It is also stated that the real model of donation should be qualified exclusively as a real contract within the meaning of Article 433 of the Civil Code of the Russian Federation, while excluding the possibility of using the construction of a real contract based strictly on the definition of a thing as a material (bodily) substance. Keywords: donation, real contract, obligation, legal nature, thing, property, gratuitousness For citation: Nikolaev S.V. Concept and Legal Nature of Contractual Donation Construction = Eurasian advocacy. 2024;4(69):82. (In Russ.). https://doi.org/10.52068/2304-9839_2024_69_4_82

© Николаев С.В., 2024 Распространяется по лицензии Creative Commons Attribution NonCommercial License 4.0 (CC BY-NC).

В системе отдельных видов обязательств, в разделе IV главы 32 ГК РФ, располагается крайне востребованная в гражданском обороте после купли-продажи договорная конструкция «дарение», являющаяся древнейшим инструментом оформления перехода права собственности не только в отечественном, но и в зарубежных пра-вопорядках. По данному договору, согласно п. 1 ст. 572 ГК РФ, одна сторона (даритель) безвозмездно передает или обязуется передать другой стороне (одаряемому) вещь в собственность либо имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу, либо освобождает или обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом. Из приведенной законодательной формулировки логично следует, что рассматриваемый односторонний договор [1, с. 354] может заключаться по консен-суальной либо реальной модели дарения, последняя из которых в силу специфики своей правовой природы порождает в доктрине серьезные споры среди исследователей, дискутирующих относительно причисления такой договорной модели к категории реального либо вещного договора.

Решение обозначенной проблематики поставлено в зависимость от ответа на крайне непростой вопрос: порождает ли реальная модель дарения возникновение обязательства, и в какой момент времени такая договорная модель считается заключенной. Для обоснования ответа в целях понимания сущности института дарения надлежит рассмотреть указанный вопрос в динамике, через компетентные мнения ученых-цивилистов. Так, Д.И. Мейер [2, с. 3] в своем исследовании отчетливо разделял договор дарения как институт обязательственного права, органично укладывающегося в конструкцию гражданско-правового договора, и правоотношения по безвозмездному отчуждению права собственности, оформляющие лишь отношения по передаче титула как самостоятельное основание возникновения права собственности. К.П. Победоносцев [3, с. 36] же усматривал смысл договора дарения исключительно в значении перенесения права собственности в момент достижения согласия сторонами и воспринимал его в качестве реального договора. О.С. Иоффе [4, с. 395], в свою очередь, четко разграничивал консенсуальную и реальную модель дарения и впервые среди исследователей квалифицировал последнюю в качестве вещного договора, отождествляя при этом передачу вещи с фактом заключения договора. Точка зрения О.С. Иоффе активно поддерживается М.И. Брагинским [5, с. 331], считающим, что такой договор

заключается без соглашения посредством действий в виде передачи имущества, и его надлежит квалифицировать в качестве вещного, отходя от использования классификационного основания в зависимости от момента возникновения обязательства, поскольку договор дарения, построенный по реальной модели, в отличие от иных реальных договоров (например, договора займа, безвозмездного пользования, хранения и др.) не влечет возникновение привычного обязательственно-правового эффекта между сторонами, а его целью является исключительно перенос права собственности.

Немного отличную позицию занимает А.Г. Карапетов, также не усматривающий обязательственно-правового элемента в исходном правоотношении, но разбивающий его на отдельные временные периоды: а) момент заключения предварительного соглашения о заключении договора, не порождающего правовых связей между сторонами, и б) взаимные волевые действия по передаче и принятию имущества [6, с. 320]. Кардинально иную позицию в представленной дискуссии занимает А.В. Мыскин [7], утверждающий существование в реальном договоре дарения обязательства с усеченным составом (внешне скрытого обязательства), что объясняет совершение дарителем активных действий по передаче имущества одаряемому, ведь сами по себе действия в виде передачи вещи не могут не иметь под собой определенного правового основания, возникшего не иначе как из соглашения, порождающего появление самостоятельного договорного обязательства.

Представленные выше авторские позиции уважаемых исследователей относительно обозначенной проблематики основаны на убедительных доводах и, безусловно, имеют право на существование, однако отдельные аспекты приведенных положений могут быть оспорены. Так, доводы, утверждающие отсутствие соглашения в реальном договоре дарения, не стыкуются с положениями п. 2 ст. 433 ГК РФ, презюмирующей в таком договоре наличие соглашения посредством использования в тексте правовой нормы формулировки «также». Кроме того, в таких доводах прослеживается логическая ошибка, ведь, согласно п. 1 ст. 420 ГК РФ, любой договор основан на соглашении. Помимо этого, представляется не вполне обоснованным исключительное применение к реальным и консенсуальным договорам классификационного основания в виде момента возникновения обязательства, ведь в названии нормы ст. 433 ГК речь идет о моменте заключения договора, и подмена

ЕВРАЗИЙСКАЯ АДВОКАТУРА 4 (69) 2024

понятий в данных условиях ведет к формированию правовой неопределенности. Более того, аргумент, что реальную модель дарения надлежит квалифицировать исключительно в качестве вещного договора, также подлежит сомнению, поскольку объектом рассматриваемой конструкции может быть не только вещь, но и иные категории, например утилитарное цифровое право в виде токена, а следовательно, в данной ситуации будет неуместно ссылаться на вещную характеристику договора, и, по логике М.И. Брагинского, к такому реальному договору, квалифицируемому как вне-обязательственный, не подлежит применению привычная конструкция разделения договоров на реальные и консенсуальные. Также исключается возможность отнесения такого договора к разряду вещных, в результате чего реальная модель дарения будет выпадать из общей систематики договоров, что, конечно же, ведет к абсурду, поскольку вызвано упомянутой ранее логической ошибкой исследователя, увязывающего ст. 433 ГК РФ только с моментом возникновения обязательства. Производить подобное логически неверное увязывание неправильно, поскольку не стоит забывать, что в гражданском праве есть соглашения, порождающие непосредственный вещный (распорядительный) эффект и считающиеся при этом договором (например, соглашение об установлении сервитута), к коим относится и сам реальный договор дарения.

Относительно позиции А.В. Мыскина также следует возразить: заявленный аргумент, что даритель прилагает усилия по доведению договорного интереса к конечному результату, не подтверждает вывод исследователя о существовании договорного обязательства с усеченным составом. Речь идет о бытовой обязанности, возникшей из договоренности с распорядительным эффектом, не обеспеченной обязанностью надлежащего исполнения в контексте понимания классического договорного обязательства. Обозначенное обосновывается тем, что до завершения акта передачи соответствующего материального блага при наличии имеющегося соглашения даритель может отказаться от заключения договора, что соответствует охранительной концепции реального договора, оберегающего стороны от вступления в договорное правоотношение до передачи имущества. Представить иначе построение правовой мысли, допуская существование договорного обязательства, хоть и в урезанном виде, не представляется возможным, поскольку конструкция реального дарения, закрепленная в ст. 572 ГК РФ, не стыкуется с концепцией ст. 307 ГК РФ, предо-

ставляющей кредитору право требовать от должника исполнения его обязанности. Обозначенное объясняется тем, что механизм реальной модели дарения, закрепленный в ст. 433 ГК РФ, спроектирован на договорные отношения с обязательственно-правовым эффектом, чего нельзя сказать о реальном договоре, исполняемом в момент его заключения (исполнение осуществляется передачей имущества) и не преломляющемся сквозь фазу договорного обязательства, поскольку само исполнение договора является начинающей и завершающей стадией договорного правоотношения, где реальная модель дарения «перескакивает» сквозь стадии возникновения, существования и прекращения обязательства.

Таким образом, правовая конструкция дарения, располагаемая в разделе IV ГК РФ и представляющая с позиции правовой природы одностороннее обязывающий договор (за исключением пожертвования, являющегося взаимным договором), в зависимости от формулировки своего предмета может строиться по консенсуальной либо реальной договорной модели. Исследуемая сделка в системе отдельных видов договорных обязательств имеет особое положение ввиду специфики правовой природы реальной модели дарения, не порождающей по сравнению с иными реальными договорами обязательственно-правового эффекта между сторонами. Обозначенную модель дарения надлежит квалифицировать исключительно в качестве реального договора в значении ст. 433 ГК РФ, исключая при этом возможность использования конструкции вещного договора, зиждущейся на определении вещи как материальной (телесной) субстанции и не адаптированной к новым, нетрадиционным объектам гражданских прав (цифровые права, бездокументарные ценные бумаги и др.), в отношении которых может быть совершена сделка дарения.

Список источников

1. Суханов Е.А. Гражданское право: учебник: в 4 т. Т. 3. М.: Статут, 2020.

2. Мейер Д.И. Русское гражданское право: в 2 ч. Ч. 1. М., 1997. (Классика российской цивилистики).

3. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т. II. СПб., 1896.

4. Иоффе О.С. Обязательственное право. М.: Юрид. лит., 1975.

5. Брагинский М.И. Договорное право: договоры о передаче имущества / под ред. В.В. Витрянского. 4-е изд. М.: Статут, 2011.

6. Карапетов А.Г. Исполнение и прекращение обязательства: комментарий к статьям 307-328 и 407419 Гражданского кодекса Российской Федерации /

А.О. Батищев, А.А. Громов, А.Г. Карапетов и др.; отв. ред. А.Г. Карапетов. М.: М-Логос, 2022.

7. Мыскин А.В. Договор будущего дарения: практический взгляд на теоретическую проблему // Нотариус. 2018. № 8. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».

References

1. Suxanov E.A. Grazhdanskoe pravo: uchebnik: v 4 t. T. 3. M.: Statut, 2020.

2. Mejer D.I. Russkoe grazhdanskoe pravo: v 2 ch. Ch. 1. M., 1997. (Klassika rossijskoj civilistiki).

3. Pobedonoscev K.P. Kurs grazhdanskogo prava. T. II. SPb., 1896.

4. Ioffe O.S. Obyazatekstvennoe pravo. M.: Yurid. lit., 1975.

5. Braginskij M.I. Dogovornoe pravo: dogovory" o peredache imushhestva / pod red. V.V. Vitryanskogo. 4-e izd. M.: Statut, 2011.

6. Karapetov A.G. Ispolnenie i prekrashhenie obyazatekstva: kommentarij k stat"yam 307-328 i 407-419 Grazhdanskogo kodeksa Rossijskoj Federacii / A.O. Ba-tishhev, A.A. Gromov, A.G. Karapetov i dr.; otv. red. A.G. Karapetov. M.: M-Logos, 2022.

7. My"skin A.V. Dogovor budushhego dareniya: prakticheskij vzglyad na teoreticheskuyu problemu // Notarius. 2018. № 8. Dostup iz sprav.-pravovoj sistemy" «Konsuktant Plyus».

Статья поступила в редакцию 04.08.2024; одобрена после рецензирования 08.08.2024; принята к публикации 08.08.2024.

The article was submitted 04.08.2024; approved after reviewing 08.08.2024; accepted for publication 08.08.2024.