CC BY
72
К.Н. Любутин, П.Н. Кондрашов* ПОНИМАНИЕ: ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ СУЩНОСТИ ЯВЛЕНИЯ
Проблема понимания (Verstehen) является одной из наиболее важных, значимых и центральных социально-философских и социологических проблем, ибо без наличного функционирования понимания (взаимопонимания) оказывается невозможной никакая социальность в принципе, ибо последняя фундирована в совместной деятельности, которая a priori предполагает хотя бы некоторую степень понимания друг друга индивидами, совместно выполняющих общие операции.
Более того, феноменологически «понимание» относится не только к собственно совместной деятельности индивидов (где оно в самом простом, вульгарном смысле означает некоторый момент упорядоченности действий, которая вообще может и не быть пониманием в подлинном смысле этого слова, оказываясь внешним подражанием, которое следовало бы определить если не псевдопониманием, то уж точно квазипониманием). Помимо этого мы говорим еще и о понимании текста, речи, события, побуждений и мотивов действующих людей, выражений лица, эмоциональных состояний, говорим о понимании исторической и культурной реальности, о понимании произведений искусства и математических формул, о понимании на основе сопереживания и идентификации эмоций другого человека, наконец, о понимании принципов действия того или иного агрегата, механизма и т.д., и т.п. Этот ряд разновидностей понимания, взятого по его объективной или субъективной стороне, можно продолжать бесконечно, но мы попытаемся здесь остановиться только на онтологической стороне вопроса, совершенно не касаясь семиотики, гносеологии, герменевтики и других новомодных веяний нынешней «постсовременности». Мы, как это ни странно звучит сегодня, постараемся быть современными.
В связи с этим в современной (да и в «постсовременной») философии, социологии, лингвистике, психологии, истории и других науках возникло множество различных теорий, объясняющих и разъясняющих феномен «понимания». Возникли даже такие направления мысли как «понимающая социология» и «понимающая психология». Но в данной статье мы не будем специально давать критический разбор всех этих многочисленных концепций, а попытаемся в положительной (некритической) форме изложить свое предварительное видение проблемы понимания, опираясь на деятельностную методологию классического марксизма.
*
Любутин Константин Николаевич - главный научный сотрудник отдела философии ИФиП УрО РАН, доктор философских наук, профессор; Кондрашов Петр Николаевич - аспирант ИФиП УрО РАН.
Чтобы пояснить наше понимание «понимания», мы должны начать несколько издалека и изложить общие онтологические предпосылки, в которых фундируется этот феномен.
С точки зрения К. Маркса, сущностью человека является целесообразная преобразующая деятельность, практика, посредством которой людьми совместно совершается производство и воспроизводство их совместного человеческого существования. В этой исходной посылке - совместной целесообразной деятельности - фундируется все содержание человеческого бытия. Человек живет посредством деятельности, и в этом смысле деятельность представляет собой способ человеческого существования1.
Поэтому деятельность представляет собой не какую-то «особенность» человеческого бытия, наряду с другими подобными «особенностями», вроде наличия мягких мочек ушей или плоских ногтей, но она есть фундамент, основа, базис, на котором вырастает человеческое общество, она (деятельность) есть субстанция человеческого способа бытия, то, что лежит в основе (лат. suЪ-stantia) этого бытия. Деятельность - это и есть сам способ человеческого существования. Но при этом надо всегда помнить, что человеческая деятельность - это всегда социально (совместно) организованная деятельность.
Наш путь рассмотрения будет представлять собой постепенную аппроксимацию (приближение) от самого простого, поверхностного определения феномена «понимания» к наиболее онтологически фундаментальной его дефиниции2.
Первое приближение, понимание - это уразумение смысла деятельности.
Если понимание - это уразумение смысла, то мы, в первую очередь, должны прояснить понятие «смысла» и того, в каком плане это понятие употребляется в данном контексте. Обычно смысл определяют как «содержание выражения, которое усваивается в процессе его понимания»3. Такое определение вполне релевантно для логики или лингвистики, но нам надо пробиться к осознанию того,
1 В силу этого, например общество, по Марксу, представляет собой не простой конгломерат человеческих индивидов или социальных групп, а форму совместной деятельности людей.
2 Ср. иерархию различных видов Уе^еИеп в: Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль: Тексты / Под. ред. В.И. Добренькова. М.: МГУ, 1994 (http://www.nsu.ru/psych/internet/): от (1) глубокого понимания (знания-о), через (2) простую осведомленность (ознакомительное знание) до (3) слепой веры в вещи, которые принимаются как само собой разумеющиеся. В целом здесь Альфред Шюц трактует понимание как определенную форму знания, что связано с его ориентацией на феноменологический метод исследования, в рамках которого все предстает в качестве различных видов опыта. Мы же пытаемся вскрыть социально-объективные фундаментальные механизмы деятельности, посредством которых такой опыт становится вообще возможным.
3 Ивин А.А., Никифоров А.Л. Словарь по логике. М., 1997. С. 114.
каким образом конституируется смысл не только «выражения, высказывания», но и всякого явления, и прежде всего человеческой деятельности, ибо всякое иное явление получает смысл, который затем усваивается в процессе понимания, только из этой человеческой деятельности.
Смысл (значение)1 конституируется посредством цели, то-для-чего нечто существует. Именно цель как то-для-чего (то-к-чему2) и дает нам некоторую осмысленность того или иного феномена. Наше деятельное присутствие-здесь детерминировано определенной потребностью, на основании которой мы положили цель, а последняя конституировала смысл (осмысленность) этого присутствия-здесь. Жизнь и деятельность имеет смысл только тогда, когда есть цель в жизни, тогда и сама эта жизнь становится цельной, имеющей смысл, осмысленной.
Таким образом, можно сказать, что смысл появляется (формируется, конституируется) только тогда, когда у нас есть некоторая цель ^е^) в будущем. Пока мы движемся к этой известной нам цели, то время этого движения3 имеет смысл, ибо мы осознаем, о-смысл-яем то, к чему и для чего, собственно, движемся. Уразумение смысла, таким образом, мы схватывает в процессе осознанности. Осознанность - это понимающее схватывание смысла деятельности, фундированное в целеполагании. Попробуем пояснить это на каком-нибудь примере. Например, мне захотелось есть. Мое сознание сработало типичным образом в типичной ситуации типичного обывателя: чтобы удовлетворить свою потребность в пище, надо иметь сам предмет потребности, то есть пищу. Последнюю продают в магазине4. Следовательно, чтобы удовлетворить потребность, мне надо сходить в магазин. Моя цель - сходить в магазин и купить пищу. Итак, потребность истолкована, цель поставлена, надо ее реализовывать. Цель - это идеальный, предвосхищающий образ желаемого результата. До того, когда я начну движение к магазину в действительности, я пришел в него уже заранее в своем мышлении, будущее желаемое состояние оказалось существующим в настоящем. Получается так, что мое действительное движение к магазину представляет собой движение к ситуации, априорно существующей в моей голове. Вот этот-то момент априорной известности предполагаемого и ожидаемого конечного результата и создает фундамент
1 «В философской традиции и в повседневности смысл то же, что и значение» (Современный философский словарь. Екатеринбург, 1998. С. 480).
2 Надо помнить, что русское слово цель этимологически восходит к древнегреческому слову to telos, которое означало конец, окончание, завершение. Ср., например^ teleo - оканчивать, исполнять, совершать; teleo Иойоп - оканчивать путь.
А время этого движения, собственно говоря, и есть темпоральный фрагмент нашей жизни.
4 В действительной реальности мне, конечно же, предоставлены еще и иные альтернативы вроде: сходить в столовую, сходить к соседу или приготовить пищу самому.
для возникновения исследуемого нами феномена осознанности. Так, если мне известен результат движения, то я знаю о необходимости каждого элемента этого движения, я понимаю то, зачем («для-чего») я вообще иду в магазин, - мои действия только тогда приобретают смысл (осмысленность), когда я знаю это конституирующее мою деятельность «для-чего» этой деятельности. В силу того, что я выбрасываю в целеполагании самого себя в будущее, трансценденти-рую себя в это будущее, но при этом содержание данного будущего в предвосхищенной форме существует в настоящем, то значит, что темпоральная протяженность между этими двумя моментами (настоящим и будущим) будет иметь для меня смысл как длительность, разделяющая предвосхищение и его действительное воплощение. Это время будет иметь смысл только потому, что я знаю, что оно необходимо для совершения действий, направленных на удовлетворение моей потребности. Время между настоящим и будущим и мои действия в этот период будут иметь для меня смысл, так как я знаю для-чего я совершаю данные действия (иду в магазин) и я знаю, что для совершения этих действий необходимо некоторое время. Это знание составляет схватывание смысла ситуации, то есть понимание. При этом надо учитывать и тот немаловажный факт, что фундаментально и цель, и результат суть одно и то же, обладающие лишь различными онтологическими статусами. Результат деятельности отдален от момента постановки цели (целеполагания) во времени. Но коль скоро по своему существу они - одно и то же, следовательно, между ними имеется онтическая связь, а именно - человеческая работа по превращению цели в результат. Но так как цель поставлена изначально, то и весь путь от цели до результата будет для субъекта иметь смысл, ибо это путь удовлетворения его собственной потребности. Это «имение» смысла и есть осознанность, которую можно после этих разъяснений определить как отчет о побудительных мотивах своей деятельности, отчет, который отдает себе сознательно действующий субъект. Следовательно, осознанность - это понимание того, для чего что-то делается.
В данном случае ситуация «понимания Другого» будет состоять в том совершенно простом аспекте, что экстраполирую свою ситуацию целеполагания/осознанности на его действия и провожу между ними некоторую аналогию, то есть занимаюсь, выражаясь языком феноменологии Э. Гуссерля, аппрезентацией. Но такое аппре-зентативное «понимание» оказывается самой непосредственной, лежащей на поверхности формой Verstehen.
Таким образом, мы приходим к понятию осознанности смысла (пониманию значения) определенной деятельности, то есть к уразумению ее смысла, - пониманию того, для-чего1 эта деятельность со-
1 В данном социально-онтологическом контексте нас совершенно не интересует проблема мотивации этой деятельности, которая, безусловно, окажется важнейшей в социологическом аспекте рассмотрения данной проблематики.
вершается. Но, как мы сказали выше, нас интересует вообще всякая феноменальная фактичность понимания. Поэтому, двигаясь дальше, мы от деятельности с неизбежностью переходим к той предметности, которая возникает в результате развертывания этой деятельности и среди которой эта деятельность развертывается, ибо всякая человеческая деятельность всегда оказывается предметным пракси-сом. Поэтому «понять» действия Другого (в самом широком смысле) невозможно без учета того социально-предметного универсума, в котором этот Другой действует.
Второе приближение, понимание - это раскрытие и смысловое воспроизведение предмета.
В процессе своего непосредственного существования (осознанной деятельности), то есть удовлетворения нужды, совместно действующие индивиды, застают некоторый пред-данный им природный универсум. В этом априорном для них мире существуют свои собственные, естественным путем сложившиеся связи и отношения: растущий здесь тип растений фундирован в налично существующем климате и типе почв, трофические связи между живыми организмами отсылают волка к зайцам, зайцев к растениям и т. д. Априорный мир природы - это внутренне упорядоченный универсум отношений взаимного отсылания одного явления к другому, такого отсылания, когда одно явление либо генетически, либо функционально, либо сущностно фундируется в другом явлении, каузально зависит от него в своем налично данном присутствии.
Человеческая деятельность, накладываясь на этот природный универсум, преобразует его определенным образом, приспосабливая его под удовлетворение своих нужд. Конкретное содержание деятельности с необходимостью определяется конкретикой того природного ландшафта, среди которого и в котором эта деятельность развертывается: безлесный мир тундры предполагает в качестве каркаса для жилища использовать кости мамонта или оленя, а не сосновые бревна, ибо таковых просто-напросто нет в универсуме тундры. В этом отношении деятельность всегда конкретно-предметна, а потому уже в силу этого понятно, что «человеческая деятельность вообще» - это научная конструкция. В методологическом отношении это означает, что каждая конкретная ситуация, каждый конкретноисторический объект, с необходимостью требуют конкретного метода своего исследования1.
В силу того, что одним из самых фундаментальных свойств человеческого способа присутствия является его преобразующий характер, это значит, что совместно действующие человеческие существа, изменяя априорно данный природный мир, на его основе созидают новый мир - мир искусственных предметностей, предметный универсум («вторую природу», культуру в широком смысле
1 К подобной мысли обществоведы начинают приходить только в конце ХХ -начале XXI в., в то время как Маркс говорил об этом еще в середине XIX в.
слова). Предметы этого универсума в своем происхождении фундированы в мире природы: нож первобытного охотника отсылает к кремневой жиле на соседней скале, лук - к зарослям орешника у излучины реки, бусы женщин - к россыпи разноцветных камней на берегу, одежда первобытного человека - к шкуре животного. Предметы, отсылая к природным явлениям, встраиваясь в структуру их естественных отсыланий тем не менее начинают конституировать свои собственные отношения функциональных фундированностей, отличных от естественно складывающихся природных связей: лук отсылает к тетиве и стреле, а они - к умению стрелять, сама же стрельба - к необходимости добывать пропитание. Стол отсылает к стулу, но также и к тому, что за этим столом делает человек, сидя на стуле. Таким образом, в мир привносится целевая детерминация, в то время как ранее существовала только детерминация каузального типа1.
Универсум предметных отсыланий конституируется в процессе совместной человеческой деятельности, в которой люди, работая вместе, формируют общий (интерсубъективный) для себя самих мир. Этот мир представляет собой систему внутренне упорядоченных отношений отсылания между людьми и теми предметами, среди которых бытийствуют индивиды и с помощью которых эти индивиды удовлетворяют свои потребности2. Вне этого мира конкретных связей с предметами человека нет, и поэтому прав был молодой Маркс, когда говорил (правда, в несколько ином контексте), что «человек - это мир человека».
Именно в этом, совместно создаваемом в практике мире, и «функционирует» такой феномен, как понимание. Более того, он оказывается необходимым условием возможности бытия такого мира, а значит, и необходимым условием совместной практики, в ре-
1 Как было показано выше, именно целевая (телеологическая, целеполагающая) детерминация деятельности конституирует условие возможности ее схватывания в сознании, ее осознанность, то есть понимание ее смысла.
2 Отсылания-к, собственно говоря, представляют собой каузальные и каузально-телеологические связи между явлениями любого онтологического порядка, сложившиеся в данном универсуме либо стихийно (сами-собой), либо сознательно. Природные связи каузально-стихийны. Люди же своими сознательными и целесообразными действиями в природном универсуме конституируют определенную, соответствующую этому природному универсуму, социальную структуру предметностей и взаимодействий, то есть люди своими взаимодействиями конституируют социальность. Но та структура взаимодействий, которая изначально складывается из осознаваемых действий индивидов по обеспечению своей жизни, в своем складывании, формировании постепенно конституируется в структуры, которые существуют уже вне сознания индивидов, существуют как сложившиеся формы их взаимодействия с предметами окружающего их универсума. Эти закрепленные в практике интеракции вместе со всеми взаимодействующими сторонами (индивидами, вещами, природой, языком, эмоциями и т.д.) и составляют социально-предметный универсум.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 1. С. 414.
зультате которой создается природно-предметный совместный (социальный) мир. Попробуем в самом ближайшем приближении рассмотреть то, что представляется собой этот фундаментальный феномен предметного понимания.
Человеческая деятельность есть практика, в результате развертывания которой возникает искусственный предметный мир. Искусственность предметного мира фундирована в процессе целеполагающего опредмечивания, когда идеальные мыслительные конструкции и структуры посредством физических операций овеществляются в природном материале, когда, выражаясь языком Аристотеля, форма привходит в материю и возникает материализованная форма, или оформленная материя, предметность. Но сама по себе эта форма есть идеальное в том смысле, в котором этот термин понимал Маркс1.
С одной стороны, в этой предметности оказываются опредме-ченными, свернутыми те идеи, которые в них при проектировании, производстве и использовании вкладывали их создатели. Так, например, обычная ученическая линейка, лежащая перед нами, в имплицитном виде содержит несколько предназначений.
1. То-для-чего она была создана, то есть смысл своего использования. Она была, очевидно, создана для измерения.
2. Это отсылает нас к той потребности, которая изначально инициировала, вынудила, заставила человека создать такой прибор для измерения, а именно к потребности нечто подвергнуть учитывающему измерению. Геометрия, как мы помним, возникла из уп и двтрвто3.
3. Подручный способ использования линейки, который укоренен в ее размере: эта линейка - не большая строительная рулетка и даже не большая метровая портняжная линейка, а простая 20-сантиметровая деревянная линейка, a priori предполагающая измерение небольших объектов, повседневный способ измерения.
4. Этот повседневный, подручный способ постоянного измерения отсылает нас к тому предметному горизонту, в который погружено бытие линейки. Если линейка есть нечто повседневное и привычное, она лежит на письменном столе у каждого школьника, то значит мир, в котором люди так запросто пользуются линейками, в их сознании уже размечен и измерен, а то, что встречается вновь -подлежит измерению4. В линейке, простом предмете, на который ма-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 23. С. 189 («В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, то есть идеально»).
2 Хайдеггер М.. Время и бытие. § 17, 1993.
3 Греч. уеюцетрю,, собственно, означает землемерие.
4 Ср.: Данилов В., Кралечкин Д., Ушаков А. Размер и смысл // Lebenswelt.ru, где, в рамках феноменологического подхода, размер удаляется, элиминируется («редуцируется») из мира идей. Это хорошо иллюстрирует тот простой факт, что мир феноменологических вещей никоим образом не есть мир действительных вещей, -
ло кто обращает и внимание-то, свернут размечающе-учитывающий дух нашей культуры, который в наиболее радикальной форме в свое время выразил Макс Планк: «То, чего нельзя измерить - не существует». Мир, в котором мы живем, уже расчерчен по линейке (прямые улицы городов вместо обычных для сельского пейзажа тропинок; аккуратные домики, словно вычерченные по линейке; господство параллельных и перпендикулярных линий, прямых углов и окружностей), мир уже раз-мерен (расстояния; карта мира с параллелями и меридианами, со шкалами глубин и высот; скорости; расписания поездов, автобусов, занятий, времени приема пищи, приема лекарств, работы магазинов; даже интеллектуальные способности человека и те оказались измеренными по шкале 10), мир уже упорядочен как в действительности, так и в нашем представлении о нем. Наша жизнь погружена в стандартизированный мир размеров, стоимостей, цен, расписаний, мер и т. д.
С другой стороны, предметность предполагает момент распредмечивания ранее опредмеченных мыслительных структур. Рождающийся сегодня человек ничем биологически не отличается от человека, родившегося 20 тысяч лет назад. Но они попадают в разные предметные универсумы. Ребенок, родившийся сегодня, будет обречен на то, чтобы жить в уже-заранее, априорно раз-меренном мире. Все его бытие - от рождения до самой смерти1 - будет протекать в расчерченных по линейке структурах предметного наличного бытия, в мире, который был создан другими людьми, но который для него будет выступать уже как естественная среда. Поэтому, бы-тийствуя в мире, он вынужден будет включаться, встраиваться в эти существующие структуры. А что это за структуры? Это природнопредметный универсум. В процессе своего наличного существования человек будет пользоваться тем, что создали другие люди до него, например, той же линейкой. В процессе обучения и ее дальнейшего использования этот человек будет постепенно распредме-чивать те смыслы, которые вложили в нее ее создатели. Человек, используя предмет, делает «логику предмета», вложенную в него другими, своим собственным достоянием2.
В процессах практического освоения (использования) предметов, созданных до нас, мы встраиваемся в исторически конституи-
для феноменологической вещи (интенциональной конструкции нашего сознания) размер действительно не важен, но, как пишут сами авторы, реальные ботинки могут не подойти по размеру.
И даже итог жизни будет зафиксирован в виде измеренного промежутка времени: на могильной плите напишут даты рождения и смерти. И проходящие мимо равнодушные люди будут фиксировать только этот момент: он прожил столько-то лет.
2 Если выражаться не философскими, а социологическими терминами, то когда мы говорим о распредмечивании, речь в первую очередь идет о процессах, подобным социализации, то есть процессах и механизмах включения индивида в социальные структуры, как бытийные, так и семантические.
рованный социальный универсум предметов, которые при нашем их использовании «говорят» нам о тех, кто их создал, вкладывая в их подручную форму и механику использования некоторые «то-для-чего», то есть смыслы. Нам же надо только «услышать» эти смыслы предметов в процессе их подручного использования: только пользуясь вилкой, ложкой, стаканом, стулом, столом, дверью, ручкой, шнурками от ботинок, рубашкой, телевизором и т.д. и т.п., я осваиваю предметный мир конкретно-исторически данного мне социально-предметного универсума. Только пользуясь всеми этими вещами, языком и т.д., я в своей деятельности интериоризирую, распредме-чиваю практически-деятельностные смыслы, вложенные в эти вещи и слова теми, кто их создавал. Мир прошлого, мир сделанного, мир уже-конституированного оживает в моей собственной практической деятельности с этой, казалось бы, мертвой предметностью. Линейка «рассказывает» мне о том мире, в котором я, действуя, живу.
Таким образом, в своей практической деятельности с предметами я раскрываю для своего собственного осознания смысловое содержание предмета, то есть понимаю предмет в его практически-смысловом воспроизведении. Такое понимание - это уже не примитивная «аппрезентация», которую, вообще говоря, сложно назвать пониманием. В практическом орудовании предметностью фундируется понимание социальной историчности человеческого способа присутствия. А это означает, что мы далее должны рассмотреть интерсубъективный аспект понимания, то есть такую его сторону, когда феномен понимания осуществляется не относительно моей деятельности как таковой и не относительно моей деятельности с вещами, а относительно деятельности с другими людьми.
Третье приближение: понимание - это одинаковая интерпретация явления разными индивидами1.
Наложение целесообразной деятельности на конкретную природную среду (в которой уже определенным образом a priori конституированы естественные отсылания) детерминирует возникновение определенного мира подручных предметов. Между этими предметами устанавливается определенная система генетических, функциональных и сущностных отсыланий, которые включают в себя:
- «что» (предметную сторону);
- «как» (способ изготовления, способ использования и способ связи с иным);
- «почему» и «для-чего» (мотивы и цели использования);
- «на основании чего» (умения и навыки, традиция);
- «с кем» (если это непосредственно совместная форма деятельности).
Отсылочные действия-с-предметами («работа руками») постепенно конституируют отсылания в сфере смыслов, «мыслей»: то,
1 Кондрашов П.Н. Марксистская теория повседневности: попытка предварительной экспликации // Философия и общество, 2006. № 3. С. 106.
как я действую с предметами, ориентируюсь среди них, порождает такое же действие в области психики с мыслями об этих предметах и действиях с ними, постепенно формируется взаимоупорядоченная связь между этими «мыслями», образами, целями, «мыслями» о «мыслях» и т. д. Человек, действуя в структуре предметных отсыла-ний, начинает мыслить сообразно с этим алгоритмом действий, ибо другого ему, собственно говоря, не дано. В этом смысле мышление представляет собой как бы «заместителя» реальных действий, который функционирует в форме внутренней речи (П. Жане). Мышление действительно представляет собой способ ориентации-среди-предметов: «мышление, если его определять в самом общем виде, и есть не что иное, как способность обращаться с любым другим телом, находящимся вне своего собственного тела, сообразно с формой, расположением и значением его в составе окружающего ми-ра»1. Эту сферу, которая при соответствующих условиях «отрывается» от непосредственной деятельности и начинает вести квазиавто-номное существование, принято именовать сферой «сознания» (в широком смысле этого слова).
Таким образом, наложение деятельности на конкретный природный универсум приводит к возникновению предметного мира, действия людей в структурах отсыланий которого конституируют универсум сознания (мышления-о-бытии). Человеческие существа бытийствуют в этих отношениях взаимного отсылания природных явлений, предметов и мыслей друг к другу, взаимопроникающего отсылания своих действий и целеполаганий друг к другу, взаимного со-отношения самих себя друг другу. В процессе такого деятельностного коммуникативного взаимодействия, лежащего в основе возможности социальности как таковой, постепенно конституируется то, что мы называем социальным универсумом, такая интерсубъективная тотальность всех наличных условий совместного человеческого бытия, включающая людей с их сознательной преобразующей деятельностью, индивидуальное и общественное сознание, природу, технику и способы ее использования, общественные и межличностные отношения, нормативно-регулятивную надстройку, инфраструктуру, разного рода артефакты и т.д. Тотальность социального универсума полагается тем, что все эти условия являются необходимыми моментами для действительно наличного бытия людей.
В рамках этой социальной тотальности люди, практически действующие индивиды, соотносятся друг с другом. Но в силу социально-классовой расчлененности социальной тотальности, люди действуют в различных социально-предметных контекстах, универсумах. Конечно, чисто структурно их деятельность идентична в любых условиях, поэтому они изначально как существа практически действующие понимают, уразумевают смысл своей деятельности,
1 Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991. С. 273.
равно как и смысл (то-для-чего) той предметности, которой они орудуют в своей практике. Однако этих форм понимания еще недостаточно, чтобы мы могли вести речь о тотальном понимании людей друг другом. Приведем какой-нибудь пример, взятый из повседневности.
Скажем, я пью водку в рюмочной, а сосед - только французское вино в ресторане. Поэтому, когда между нами заходит речь о выпивке, то обыденная практика каждого из нас отсылает к совершенно различным связям и контекстам возможного присутствия: для меня ситуация выпивки соотносится с обычной забегаловкой, в которую после каждой смены заходят рабочие с соседнего завода, они одеты в обычную одежду, их разговоры во время распития дешевых спиртных напитков, сдобренные грубым матом, не выходят за рамки их рабочих или семейных будней. Для соседа же его ситуация выпивки связана с состоянием праздника, хорошей музыкой, с людьми, одетыми в дорогие костюмы и платья, изящно говорящими о бизнесе или искусстве.
Казалось бы, мы живем в одном подъезде, ходим по одним и тем же улицам, и поэтому должны понимать друг друга в таких простых вещах, как выпивка. Но вот оказывается, что когда мы говорим о ней, то говорим о совершенно различных контекстах и ситуациях, и поэтому ни о каком понимании в полном смысле этого слова речь в данном случае идти не может. Мою ситуацию может понять только тот, кто постоянно находится в той же ситуации, например рабочий из рюмочной. Но он уже не поймет мою ситуацию преподавателя философии или ситуацию инженера, потому что они для него суть нечто не-его-собственное. Конечно, нам представляется, что мы понимаем друг друга, но в действительности такое «понимание» оказывается всего лишь видимостью, которая порождается тем, что мы разговаривает на одном и том же языке. Но слова языка, обозначая определенные явления, выражают наши индивидуальные ситуации, поэтому каждый из нас при каком-нибудь слове, например при слове «выпивка», сразу же воспроизводит в своем сознании привычную для нас ситуацию, связанную с тем явлением, которое обозначается этим словом. Восприятие слов неотделимо от тех коннотационных отсыланий, которые конституируются нашей непосредственной жизнью. Говоря более просто: при слове «выпивка» у меня в голове возникает один образ и соответствующие переживания, у соседа - совершенно другой образ и совершенно другие переживания, которые никак не коррелируют с моими. А понимать -это значит одинаково интерпретировать одно и то же явление разными людьми. Мы же с соседом не идентично интерпретируем явление выпивки, поэтому мы не понимаем друг друга в полном смысле этого слова. Выражаясь современным философским языком, можно сказать, что у нас нет «общности опыта», а значит, и нет общезначимости результатов такой общности опыта, то есть в данном
отношении между мною и соседом не возникает тотальной интерсубъективности. Собственно говоря, таковая вообще невозможна .
Безусловно, в большинстве других ситуаций между нами -мною и моим соседом по лестничной площадке - существует интерсубъективность, ибо в своем проживании мы пользуемся одинаковыми вещами: ложками, вилками, ножами, тарелками, машинами, дорогами, магазинами, одеждой, туалетами и т.д. В силу этой общности и конституируется интерсубъективность, которую мы понимаем в широком смысле как общность опыта взаимодействующих субъектов и общезначимость результатов этого опыта для этих субъектов, которая делает возможным феномен понимания.
Но повседневность включает в себя не только общезначимые для нас двоих ситуации, но и ситуации различия. Более того, между нами достаточно много интерсубъективных ситуаций, ибо мы живем в подобных условиях. Но в десяти километрах от нас в деревне живет дед моего «нового русского» соседа, повседневность которого уже более существенно отличается от нашей городской повседневности: он живет не в благоустроенном доме, а в деревенской хате, потому, когда ему надо набрать воды, его повседневная практика отсылает его к колодцу на соседней улице, а не к водопроводному крану. Он никогда не был в ресторане, никогда не пил французского вина и никогда не носил костюма, в отличие от своего продвинутого внука. И поэтому у него не может конституироваться никакой интерсубъективности в этом отношении ни со мной, ни тем более со своим собственным внуком.
Конечно, мы что-то схватываем общее (например, всем нам ясно, что такое выпивка), но феномен понимания всегда включает в себя интерпретацию ситуации, в которой используется данная вещь, то есть включает в себя так называемое «скрытое, неявное» знание2.
1 Здесь следует сделать одну существенную оговорку. Конечно, в современном мире усредненной посредственности, когда «средний» человек (das Man) штампуется по одинаковому культурному образцу, тотальное понимание возможно в том смысле, что люди живут не глубинной жизнью, а поверхностно. И поэтому, чтобы «человеку» Иванову «понять» другого «человека» Петрова необходимо только быть самим собой - «человеком» Ивановым, так как никакой фундаментальной разницы между ними даже при самом тщательном исследовании обнаружить, к сожалению, не удастся. Эта тотальная одинаковость сознательно закрепляется в различных формах стандартизации бытия (образования, труда, бытовых условий, рекламы, моды и т.д.). Усредненная поверхностность становится нормальностью, естественностью нашего присутствия. Но этот процесс превращения основной массы в усредненную посредственность, то есть в быдло, является выражением желания господствующего класса сохранить наличную форму бытия - капитализм: управлять быдлом легче всего. Тотальная стандартизация - это новая форма контроля над эксплуатируемыми социальными группами и быть может в этом смысле - имманентная логика современного капитализма.
2 Майкл Полани называет такое знание tacit knowledge, имплицитное знание (см.: Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985); у А. Сикурела (Cicurel A. Cognitive Sociology) такое знание называется
Если мне в музее первобытного периода покажут предмет, изготовленный первобытным человеком, и скажут, что это - «орудие труда», то я, безусловно, пойму, что значит выражение «орудие труда». Но мое «понимание» будет только моим пониманием, его содержание никоим образом не будет соотноситься с тем, что и как понимал первобытный человек, когда держал в руках это «орудие». Более того, я в рамках своего «понимания» для-себя с необходимостью привношу в это «орудие труда» какие-то современные коннотации. В подобном предпонимании я не схватываю самого существенного - для-чего и как - этого орудия, то есть того, для выполнения каких работ оно применялось и как оно при этом использовалось.
Чтобы это уразуметь, мне необходимо не просто проделать фокусы с «трансцендентальной редукцией», которая совершенно бесполезна в действительно историческом познании, как и вообще всякая феноменология в гуссерлевском смысле. Но мне надо для этого погрузиться в те контекстуальные предметные связи (отсыла-ния), в которых когда-то действительно развертывалось использование этого конкретного «орудия». А для того чтобы пробиться к такому уразумению, мне необходимо воспроизвести повседневные ситуации, в которых это «орудие» использовалось. Но повседневность, как мы помним, сущностно вплетена в культурно-исторические и формационные условия бытия людей. Значит, чтобы понять сущность всего лишь одной заостренной камнем палки, необходимо знать тотальный контекст, в котором эта палка использовалась. Только такое знание тотальности социального контекста, в котором люди когда-то пользовались этим «орудием труда», позволит мне действительно понять его «для-чего» и его «как», а значит в некотором отношении позволит конституировать интерсубъективность с людьми той эпохи.
Таким образом, интерсубъективность достигается только в совместной деятельности, то есть такой деятельности, когда индивиды (пусть даже их разделяют сотни тысяч лет) действуют одинаково. В нашем случае это означает, что я буду иметь «общий опыт» с первобытным человеком тогда, когда я что-то буду делать-как-он этим орудием. Можно сказать, что в этот момент в моем сознании формально будут протекать те же мысли, какие когда-то протекали в голове первобытного человека. Мои действия с данным «орудием труда» позволят мне распредметить те социальные смыслы, которые свернуты в этом предмете. Интерсубъективность, которая является условием возможности понимания, таким обра-
«фоновым». Ясно, что в структуру такого знания с необходимостью включаются все предшествующие переживания, контекстуально-ситуативные моменты, а также условия классовых позиций, детерминирующих частичную видимость (8сИет) тех или иных моментов явления.
зом, конституируется из совершения идентичной деятельности различными людьми1.
Четвертое приближение: понимание - это совместное деятельностное осознание целеполаганий другого в контексте горизонта его универсума отсыланий-к.
Как мы установили выше, понимание какого-либо феномена фундировано в нашей совместной деятельности: если мы что-то делаем одинаково и при этом достигаем одинаковых желаемых целей в результате развертывания этой деятельности, то тогда мы, одинаково действующие, будем идентично интерпретировать эту деятельность, то есть будем понимать смысл этой деятельности. Таким образом, понимание представляет собой одинаковую интерпретацию одних и тех же явлений разными людьми, интерпретацию, одинаковость которой фундирована в совместной деятельности.
Понимание может осуществиться только тогда, когда субъекты коммуникации экзистенциально погружены в один и тот же повседневный универсум деятельности. Понимать означает не просто интерпретировать, как это имеет место в герменевтике, но означает: схватить предмет в имманентной деятельностной логике его использования другими людьми.
Возможность понимания фундируется в совместной деятельности и прежде всего - в моменте целеполагания, совпадающего у различных индивидов относительно планируемых и ожидаемых результатов. Целеполагание детерминирует конституирование схватывания смысла совершаемых действий ради достижения некоего результата в будущем, то есть осмысленность, осознанность осуществляемой деятельности. Осознанное целеполагание, осознанное различными индивидами как раз-то и дает возможность появиться феномену понимания в его наиболее базисной форме -форме предметно-деятельностного осознания содержания целе-полаганий Другого.
А так как цели полагаются на основании некоторых потребностей, а последние фундированы в наличном бытии людей (разные социально-предметные универсумы диктуют свои собственные потребности: в тундре нам не нужен крем от загара, в то время, как он необходим в субтропиках). Цели, которые ставят себе индивиды в своей деятельности, «ограничены» потребностями того конкретноисторического и конкретно-предметного универсума, в котором они
1 В свою очередь, такое понимание-из-идентичной-деятельности подготовит почву для в-живания, в-чувствования в ту далекую эпоху, создаст условия возможности понимания духовных процессов, которые имели место тогда. Если социолог желает действительно понять деятельность («поведение») другого, то он должен эксплицировать ту систему отсыланий, которая свернута в деятельности этого «другого». Только так мы получим действительно подлинное историческое исследование, которое не сводится ни к априорному конструированию исторической реальности, ни к банальному конгломерату фактов, ни к простому описательному повествованию, ни к исторической динамике формаций или религий.
бытийствуют. Это, таким образом, означает, что совокупность (универсум) возможных целей детерминируется универсумом потребностей, а последний конституируется и наполняется содержанием и структурой наличного человеческого бытия. Отсюда видно, что устройство социального бытия порождает потребности и, соответственно, цели нашей деятельности. Поставленная цель отсылает нас к поиску тех средств, с помощью которых мы можем реализовать свою цель, а значит - удовлетворить потребность.
Понимание в таком случае может быть описано как способность индивида ставить себя на место другого. Такая подстановка может совершаться как в действительности, так и в фантазии, воображении. Но самое главное, чтобы она сущностно включала в себя возможность выполнения функций другого в соответствии с теми же самыми целями, которые ставит себе другой в своем собственном горизонте целей и потребностей, то есть в своем собственном предметном универсуме. Но что означает поставить-себя-на-место-другого-в-его-целесообразной-деятельности? Это означает, что Я должно так встать на место другого, чтобы оказаться способным реализовывать его (другого) деятельность со всеми отсыланиями, характерными для нее. В силу того, что система отсыланий конституируется в результате наложения деятельности на определенный природно-предметный универсум, то и феномен понимания оказывается возможным только тогда, когда Я деятельностно, практически погружается в контекстуальный горизонт этих предметносмысловых связей деятельности другого. Я могу уразуметь, понять, интенционально-рефлективно схватить нечто от другого (поведение, речь, образ жизни, поступок, текст и т.д.) только тогда, когда структура и содержание моих действий будет изоморфно соответствовать структуре и содержанию действий другого. Такого рода интерсубъективность достигается в результате совместной деятельности. И именно на этой практической основе существует возможность проникновения в субъективный мир другого. При этом здесь не надо на свой лад «интерпретировать» поведение другого, как это предлагают делать многочисленные последователи В. Дильтея, и тем самым привносить в это «понимание» другого себя самого, «свое собственное». Дильтеевская концепция понимания построена на той модели, согласно которой, чтобы понять другого, надо его действия истолковать на свой собственный лад, то есть другого сделать собой, например, средневекового человека наделить свойствами человека современного и сделать его «понятным» для современных людей.
С нашей точки зрения, в основе процедуры понимания должна лежать совершенно противоположная схема: чтобы понять другого, надо в некотором отношении самому стать этим другим. А это означает, что мы должны не наивно «вживаться в душу» этого другого или «объяснительно понимать» только мотивы действий другого, а научиться действовать-как-он в системе его горизонтного универ-
сума отсыланий, ибо только в идентичной (как со стороны мотивов и целеполаганий, так и со стороны предметных связей) деятельности может быть конституирован такой феномен, как интерсубъективность, а значит и понимание.
Таким образом, выходит, что понимание оказывается возможным только тогда, когда индивиды нечто делают идентично, то есть ориентируются на идеализацию делай-как-я (он, другой, они, мы и т.д.). Причем слово «делай» в данном контексте означает осознанную постановку цели и ее достижение. Конечно, понимание конституируется постепенно, но именно в деятельности совместно-с-другим, когда мы (и я, и другой) достигаем идентичной цели (возможно, и разными способами, но теми, которые возможны в горизонте данного конкретного предметного универсума). А в силу того, что наличие цели определяет осмысленность действий, значит, что и понимание как уразумение смысла оказывается возможным только на основе целе-смысло-полагания.
Итак, есть некоторый социально-предметный универсум, в уже сформированной и постоянно формирующейся системе отсыла-ний которого действует человек. Действуя, человек ставит цели, которые конституируют смысл (осмысленность) этой деятельности. Но содержания целей и способы их достижения в целом детерминируются содержанием этого налично-становящегося социальнопредметного универсума. Следовательно, чтобы действительно понять Другого, надо в-строиться в структуру и содержание внутренних связей (отсыланий) между целями, средствами, потребностями, условиями и т.д. данного конкретного универсума, и «ставить» те же цели в сходных ситуациях, что и Другой. Именно только таким образом возможно приближение к нашему осознанию деятельности Другого. Из такой интерпретации понимания в общественных науках должно возникнуть неизмеримое возрастание роли биографического метода (например в истории философии и литературоведе-нии1), а также роль конкретно-исторического анализа в исторических науках. В-живаться надо не столько в «сознание» Другого, сколько в ту целесообразную деятельность и тот предметный мир, который, собственно, и наполняет эту деятельность конкретным содержанием. «Сознание» же - это лишь рефлексия предметной деятельности. Вживание-в-сознание - это по крайней мере только второй этап на сложном пути к подлинному пониманию Другого.
1 Что, несомненно, повлечет за собой интерес к черновикам, переписке и т.д. различных мыслителей. Раньше чаще обращались к опубликованным трудам, как якобы «наиболее адекватно выражающим» позицию автора. Напротив, мы считаем, что официально опубликованные тексты содержат не все мысли автора, даже частью противоречат истинным мыслям в силу, например, цензуры (вспомним, природу-Бога у Спинозы, у которого и речи о Боге-то не могло идти в действительности!).
