CC BY
148
ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
УДК 94 (517) © В.Д. Дугаров, Л.В. Дамбаев
ПОМОЩЬ КОМИНТЕРНА И РККА МОНГОЛЬСКОЙ НАРОДНОЙ ПАРТИИ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ НАЦИОНАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ В 1921 ГОДУ.
ПОЛИТИКО-ЮРИДИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ (ВОПРОСЫ МЕТОДОЛОГИИ)
В статье рассматриваются историко-правовые вопросы вхождения воинов РККА в Монголию и последующая история советско-монгольского сотрудничества в отечественной историографии.
Ключевые слова: Монголия, РККА, революция, Унгерн, Договор, белогвардейцы, Китай, историография, методология, историко-правовой случай.
V.D. Dugarov, L.V. Dambaev
COMINTERN'S AND RED ARMY'S SUPPORT TO THE MONGOLIAN PEOPLE'S PARTY DURING THE NATIONAL-DEMOCRATIC REVOLUTION IN 1921. POLITICAL AND LEGAL BASEMENT
(ISSUES OF METHODOLOGY)
The article considers historical and legal issues of the Red Army soldiers' entering Mongolia and subsequent history of Soviet-Mongolian cooperation in the field of the Russian historiography.
Keywords: Mongolia, the Workers' and Peasants' Red Army, revolution, Ungern, agreement, the Russian white guard, China, historiography, methodology, historical-legal situation.
При смене методологической базы в наступившем XXI веке в отечественной и зарубежной историко-юридической монголоведной науке особый интерес привлекают проблемы эволюции кочевого аратского государства по некапиталистическому пути развития под руководством МНРП, строительству в настоящее время демократического общества с монгольской спецификой. В историко-публицистической литературе, особенно называемой либеральной, зачастую с большим «запалом» поднимаются проблемы историко-правовых оснований ввода советских войск в автономную Монголию в 1921 г., о дальнейшем советско-монгольском сотрудничестве. По нашему мнению, внешне- и внутриполитический историко-юридический анализ этой эволюции в монголоведной науке необходимо напрямую связывать с трансформацией политической власти в стране: «Монголия в XX в. явила миру три революции, смену трех типов общественного строя, пяти форм государственного устройства, во многом модернизировала свою экономику» [1, с. 8]. Безусловно, особый интерес имеет 70-летняя история советско-монгольской братской дружбы, результатом которой явилось то, что из самой отсталой феодальной страны в Северо-Восточной Азии, находившейся под протекторатом Китая, Внешняя Монголия обрела самостоятельность и суверенитет, отстояла с помощью Советского Союза свою независимость в войне с Японией в 1939 году, вступила в ООН. Признание МНР мировым сообществом, безусловно, подтвердило юридическую самостоятельность аратского государства в содружестве равноправных народов на мировой арене.
В то же время история Монголии последнего столетия продемонстрировала устойчивую зависимость её национальной безопасности от внешних факторов, представленных, в первую очередь, политикой великих держав в этом регионе мира. Обретение Монголией независимости от Цинского, а затем и республиканского Китая было бы невозможно без поддержки со стороны Российской империи/СССР. Оборонная политика Монголии социалистического периода была полностью увязана с советско-монгольским военно-политическим союзом, а выражение «СССР - гарант безопасности МНР» не являлось лишь идеологическим лозунгом той эпохи.
В противостоянии России и Китая за обладание Монголией в XX веке задачей первого плана было определение места и роли малых государств в глобальных и региональных конфликтах того времени, имеющих спорные моменты в сосуществовании современного мира. Оригинальной в этом отношении является мысль востоковеда С.Г. Лузянина, выделяющего внешнеполитическую особенность Монголии: сочетание активного и пассивного начала в монгольском курсе на мировой арене (Монголия как объект политики России, Китая, Японии и одновременно Монголия как субъект собственной государственной политики) [2, с. 227]. Этим утверждением историк-востоковед, на наш взгляд, проводит концептуальные параллели между международным положением Монголии в начале и в конце XX века. Постановка этой проблемы является актуальной для современного международного состояния страны и определяется достаточно сложным геополитическим положением Монголии.
В.Д. Дугаров, Л.В. Дамбаев. Помощь Коминтерна и РККА Монгольской Народной партии при проведении национально-демократической революции в 1921 году. Политико-юридические основания (вопросы методологии)_
На протяжении большей части XX в. борьба великих держав за влияние в Монголии шла с использованием военных методов. Выход Монголии из состава Цинской державы состоялся при прямой (в том числе военной) поддержке Российской империи. Этот выход из-под трехсотлетнего цинского господства был юридически обоснован воззванием от 1 декабря 1911 г. от имени богдо-гэгэна и высшего духовенства четырех аймаков Хал-хи о провозглашении независимости Монголии. Борьба за независимость монгольских правящих кругов на международной арене была подтверждена подписанием Соглашения между Россией и Монголией в Урге 3 ноября 1912 г. о признании независимости страны [1, с. 32-33], что привело к образованию государства нового типа в Центральной Азии - феодально-теократической монархии богдо-гэгэна. Это был своеобразный и специфический тип азиатского государства, в рамках которого монголы прожили почти до конца 1919 г. Данный феномен мало изучался в советской историко-юридической науке. Исходя из того, что проблемы существования автономной Монголии, теократического государства монголов, табуированность проблем буддийской церкви, историческая деятельность выдающихся буддийских иерархов, занимавших высокие государственные посты в номадной стране, не являлись объектом пристального внимания советских и монгольских ученых в связи с материалистическим подходом в советском монголоведении. Необходимость изучения этих проблем, при отходе от классовых принципов изучения истории, особенно с открытием ранее секретных архивов, не вызывает большого сомнения и характеризуется формированием новейшей монголоведной историографии на рубеже ХХ-ХХ1 вв.
В современном монголоведении сохранение в начале XX в. теократической власти в отсталой в экономическом отношении стране, борьбу монголов за свое освобождение от цинского Китая, необходимо, на наш взгляд, трактовать как национально-освободительное движение. Разрабатываемое в современной историко-политологической науке методологическое положение о том, что это была революция, не выдерживает испытания временем. Это связано с тем, что в условиях того времени в стране не были развиты буржуазные отношения, и дебаты о построении демократического общества были явным «забеганием» вперед. Необходимо согласиться с российскими учеными Е.А. Беловым, С.Г. Лузяниным, подвергшими обоснованной критике положения, выдвинутые в монографии видного монгольского ученого Б. Лхамсурена «Внешняя среда и государственная независимость Монголии» (на монг. языке) 1995 г., о провозглашении независимости Монголии как «национально-освободительной революции». В монографии Е.А. Белова «Россия и Монголия (1911-1919 гг.)», в статье Н. Хишигт «Монголо-российское сотрудничество в военной области (1911-1919 гг.)» и в работах других монголоведов положения о том, что борьбу монголов за отделение от Китая в 1911-1915 гг. следует считать национально-освободительным движением, а не революцией, подробно анализируются и доказываются [1, с. 5, 31; 4 и др.].
Крупнейший специалист по этой проблеме Е.А. Белов, опираясь на данные ранее неизвестного массива архивных документов, рассмотрел три крупных блока, являющихся дискуссионными в монголистике: 1) оценка событий 1911 г. в Монголии, их причины и результаты; 2) Россия и независимость Внешней Монголии, правовой статус последней; 3) Россия и панмонголизм. Исходя из анализа этого блока проблем, необходимо признать положение о том, что существование автономного монгольского государства в 1911-1919 гг. было обусловлено не только международными обстоятельствами (русско-китайским противоборством, влиянием Синьхайской революции в Китае), но и, прежде всего, внутримонгольскими процессами - стремлением монголов возродить национальную государственность и добиться независимости в рамках панмонгольской идеологии [3].
Исторические события, имевшие отношение к обретению Монголией независимости и национального суверенитета, были тесно связаны с силовыми методами (либо их применением, либо угрозой применения). Так было в случае с борьбой против китайских оккупантов и войск барона Р. Унгерна, в боях против Японии на реке Халхин-Гол, конфронтации 1960-1980-х гг. с КНР. Только вывод советских войск из Монголии на рубеже 1980-1990-х гг. привел к ситуации, когда страна перестала рассматриваться в качестве арены прямого военного противостояния великих держав.
В то же время в международно-правовой науке резонно возникает ряд вопросов. На каком основании, опираясь на какие юридические документы, был возможен ввод воинов РККА в Монголию? Для изгнания какого агрессора были призваны Вооруженные Силы Советской России в автономную Монголию? Ведь к моменту ввода советских войск в аратскую страну китайские гамины (завоеватели) были изгнаны из страны и почти полностью физически уничтожены белогвардейскими формированиями Азиатской дивизии барона Р.Ф. фон Унгерн-Штенберга.
С начала XX века Российская империя, а затем Советский Союз являлись гарантом национальной и политической независимости Монголии. Разделительной датой перехода от автономной Монголии к МНР является 16 марта 1921 г., когда Временное народное правительство (ВНП) Монголии обратилось к правительству РСФСР с просьбой об оказании военной помощи для борьбы с белогвардейцами. Вторично эта просьба была официально подтверждена обращением ВНП к правительству РСФСР от 10 апреля 1921 г. [5]. Было еще одно важное обстоятельство: местные китайские власти в Урге (не центральное правительство) сами дважды обращались к советской стороне с просьбой о помощи в борьбе против Унгерна. «Формально это дает нам повод вмешаться», - отмечал замнаркома по иностранным делам Л.М. Карахан в телеграмме председателю Сибревкома И.Н. Смирнову 5 марта 1921 г. [6, с. 159, 164-168.].
Этими обращениями было дано начало формирующимся военно-политическим отношениям, которые характеризовались в советской методологической науке как интернациональное братское боевое содружество.
В современной научной литературе необходимо проанализировать исторический феномен того, что Р.Ф. Унгерн, наряду с монгольскими революционерами и СССР, сыграл ключевую роль в восстановлении независимости Монголии. Здесь лишь следует отметить, что независимость или широкая автономия Монголии могла быть достигнута в тех конкретных исключительных случаях только с помощью извне. Р.Ф. Унгерн и его войска были осколком той старой России, на которую богдо-гэгэн и его окружение делали ставку и от которой получили большую помощь [3, с. 19].
Необходимо согласиться с разрабатываемым в современной ориенталистской науке положением, что после изгнания китайских оккупантов, восстановления на престоле законного теократического правителя, а затем вторжения в Сибирь барон создал законные основания для вступления в Монголию войск Советской России, которая стала гарантом независимости страны. Именно это уникальное стечение обстоятельств позволило Монголии - единственной из стран, ранее оккупированных Китаем - восстановить свою независимость.
Один из видных советских дипломатов А.А. Иоффе в одном из политических писем В.И. Ленину, Л.Д. Троцкому, Г.Е. Зиновьеву, И.В. Сталину и другим руководителям писал: «Советизация Монголии не явилась результатом последовательного, продуманного и организованного плана. Если бы в Монголии не было барона Унгерна и наши товарищи не поспешили бы, мы также не советизировали бы Монголию, как не советизировали Восточный Туркестан, несмотря на то, что там также был Бакич» [7, с. 264].
Страницы истории Монголии, связанные с Р.Ф. Унгерном, нужно будет подвергнуть более глубокому методологическому исследованию. Большинство современников, писавших о бароне Р.Ф. Унгерне, справедливо отмечали его жестокость, особенно по отношению к коммунистам, евреям и, как ни парадоксально, - к собственным соратникам. Вместе с тем объективному анализу до сих пор препятствовали стереотипы, сложившиеся за долгие годы. Привлечение новых документов и мемуаров позволило отказаться от обвинений Унгерна в пользу Японии, в бандитизме, фашизме, оккупации Монголии, установлении там диктатуры и т.д. [7, с. 3].
Согласно статистическим данным, людские потери Монголии за период китайской оккупации 1918-1920 гг. составили 17 тыс. человек, антикоммунистического восстания 1932 г. - 3 тыс., коммунистических репрессий 1928-1952 гг. - 50 тыс. В то же время за всю революцию 1921 г. (когда в Монголии были белые) погибло 2 тыс. человек - сюда входят потери обеих противоборствующих сторон, а суммарные потери немонгольского населения (русские, буряты, евреи и т.д.) в Монголии и Забайкалье едва ли превысили 2500-3000 человек - в основном боевые потери [8, с. 120].
В то же время необходимо подчеркнуть, что досудебное и судебное дело барона Р.Ф. Унгерна, а также приговор от 15 сентября 1921 года Чрезвычайного революционного трибунала о смертной казни эстляндскому барону были подробно рассмотрены и опубликованы уже 20 сентября 1921 г. в газете «Советская Сибирь» (Ново-николаевск) [9, с. 220-264].
Рождение новой монгольской государственности (Монгольской Народной Республики) происходило под воздействием мощных социальных катаклизмов в сопредельных с Монголией странах - России и Китае. Являясь отчасти продуктом Коминтерновской политики и гражданской войны в России, монгольская революция 1921 г. вобрала в себя многовековой опыт борьбы за суверенитет, независимость и объединение монгольских племен. Революция 1921 г. фактически совместила два противоречивых момента: 1) идеи движения 19111912 гг. (независимость, панмонголизм и др.), органично перешедшие от «старого» теократического руководства к новому революционному правительству; 2) идеологическое влияние Советской России и Коминтерна, усматривавших в Монголии удобный объект приложения революционной политики, а также выгодный стратегический «буфер» на дальневосточных рубежах.
В период начала 20-х годов ХХ в. одним из ключевых периодов в истории Монголии была борьба за суверенитет, определение независимости. После национально-демократической революции 1921 г. статус Внешней Монголии оставался неопределенным. С одной стороны, геополитические и революционные задачи требовали от Советской России закрепления достигнутых итогов монгольской революции 1921 г. путем официального признания новой народной власти. Но с другой - решение этой проблемы было весьма непростым, так как с дипломатических позиций, стоящих перед НКИД в Китае, признание Монголии было крайне невыгодно, поскольку осложняло и без того запутанную проблему установления официальных отношений с Пекином.
8 октября 1921 г. по приглашению советского правительства первая полномочная делегация новой Монголии выехала в Москву: руководитель делегации С. Данзан (вице-премьер, председатель ЦК МНП), Д. Сухэ-Батор (военный министр и главкомандующий), Б. Цэрэндорж (дипломат, крупный чиновник, заместитель министра иностранных дел), князь Ширин-Дамдин (представитель богдо-гэгэна). Переводчиком был бурят Э. Ба-тухан, будущий министр народного образования МНР.
С 26 октября по 5 ноября 1921 г. продолжались переговоры. 5 ноября 1921 г. в торжественной обстановке в особняке НКИД было подписано «Соглашение между правительством РСФСР и народным правительством Монголии об установлении дружественных отношений между Россией и Монголией». Обе стороны пошли на компромисс, и по договоренности в итоговый текст соглашения не вошли статьи о международно-правовом
В.Д. Дугаров, Л.В. Дамбаев. Помощь Коминтерна и РККА Монгольской Народной партии при проведении национально-демократической революции в 1921 году. Политико-юридические основания (вопросы методологии)_
статусе Монголии, об ее отношениях с Китаем, об Урянхайском крае. Также было подписано два дополнительных протокола - об отказе правительства РСФСР от концессий и экономических привилегий царского правительства и о сотрудничестве в области судопроизводства. Вопрос о концессиях был внесен в дополнительный протокол, по которому Россия получила право третьей стороны. В этот же день в Кремле состоялась встреча делегации народной Монголии с главой правительства В.И. Лениным, на которой присутствовали Г.В. Чичерин и Б.З. Шумяцкий.
Соглашение от 5 ноября 1921 г. между советской Россией и Монголией явилось первым международным актом в формировании советско-монгольского политического союза, по которому российско-монгольские отношения строились на правовой основе. По соглашению, правительство РСФСР признало единственно законным правительством Монголии Народное правительство, а последнее признало единственно законной властью России правительство РСФСР [1, с. 66].
Официальное признание Монголии со стороны Советской России соответствовало ее национальным интересам и определяло конкретные политические и военные гарантии сохранения ее государственности, а также достижения подлинной независимости от Китая. Для советской же стороны кроме соображений идеологического характера, заключавшихся в поддержке национально-освободительной борьбы на востоке, это соглашение было выгодно с точки зрения государственных интересов - создания на границе дружественного государства «буфера» в возможных конфликтах с Китаем и Японией. Советская Россия, Коминтерн внесли решающий вклад в становлении суверенитета Монголии, развитие ее государственности.
Вместе с тем потребовались годы напряженной советской дипломатии на международном уровне, для того чтобы Китай признал независимость Монголии. В феврале 1946 г. между МНР и Китаем были установлены дипломатические отношения. Монгольская Народная Республика стала полностью суверенной автономной страной, и в этом, как ни парадоксально, наряду с советскими красноармейцами свою незабываемую роль сыграл прибалтийский барон Р.Ф. Унгерн. В современной монголоведной науке эти незыблемые в советской историографии проблемы требуют своего нового теоретического осмысления.
Таким образом, опыт XX века повлиял на представления о национальной безопасности Монголии, увязав собственно безопасность с национальной независимостью. На рубеже веков на смену односторонней ориентации Улан-Батора на северного соседа пришла политика, направленная на многосторонние отношения с различными государствами и международными организациями. Данная внешнеполитическая стратегия получила название «многоопорная» (монг. «олон тулгуурт») [10].
«Многоопорная» внешняя политика означает поддержание добрососедских отношений с географическими соседями - Россией и Китаем, а также выстраивание отношений с т.н. «третьим коллективным соседом», представленным внерегиональными игроками - США, Японией, Германией и другими [10]. Иными словами, в основу многоопорной внешней политики был положен принцип, «равноудаленности» (термин, не употребляемый в официальных монгольских документах, но отражающий существо вопроса) от основных внешних партнеров страны.
«Равноудаленность» была рассчитана на то, что Москва, Пекин и третьи игроки будут уравновешивать друг друга в процессе конкурентной борьбы за влияние на Монголию. Тем самым национальная безопасность страны была увязана с желаемым балансом внешних сил [11, с. 322].
В рамках обоснования этой стратегии, большое значение начинает приобретать международная безопасность монгольского государства. Термин «безопасность» вошел в монгольский политический лексикон относительно недавно, и история его использования в официальных документах и научных работах насчитывает примерно два последних десятилетия. Однако можно с уверенностью заключить, что проблемы безопасности и их обсуждение в современной Монголии занимают одно из ведущих мест среди всего спектра рассматриваемых общественно-политических проблем страны [11].
Литература
1. История Монголии XX в. - М.: Изд-во ИВРАН, 2007.
2. Лузянин С.Г. Россия - Монголия - Китай в первой половине XX в. - М., 1998.
3. Белов Е.А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.). - М., 1999.
4. Хишигт. Монголо-российское сотрудничество в военной области (1911-1919 гг.) // Россия и Монголия... - М., 2001; и др.
5. Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. - М., 1975. - Т. 1.
6. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.): сборник документов Сибирского бюро ЦК РКП(б) и Сибирского революционного комитета. - Новосибирск, 1996.
7. Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны / сост. С.Л. Кузьмин. - М.: Товарищество научных изданий КМК, 2004.
8. Эрлихман В. Потери народонаселения в XX в.: справочник. - М., 2004.
9. Допрос Р.Ф. Унгерна 7 сентября 1921 г. [г. Новониколаевск] // Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны / сост. С.Л. Кузьмин. - М.: Товарищество научных изданий КМК, 2004.
10. Монгол улсын гадаад бодлогын Yзэл баримтлал (Концепция внешней политики Монголии) // Ардын эрх, 1994, 17 июля.
11. Родионов В.А. Национальная безопасность Монголии: представления и реалии // Россия-Монголия. Сто лет дипломатического сотрудничества: материалы междунар. науч.-практ. конф. - Улан-Удэ: Бэлиг, 2012.
Дугаров Владимир Доржиевич, доктор исторических наук, профессор Бурятского госуниверситета. Улан-Удэ, Смолина 24а, тел. 21-33-24, 89516252010, е-mail: dugarovbgu@mail.ru.
Дамбаев Лаврентий Владимирович, аспирант кафедры всеобщей истории Бурятского госуниверситета. Улан-Удэ, Смолина 24а, тел. 21-33-24, е-mail: lavrdambaev.
Dugarov Vladimir Dorzhievich, doctor of historical sciences, professor, Buryat State University: 24a Smolin Str., Ulan-Ude, tel. 21-33-24. 89516252010.dugarovbgu @ mail.ru.
Dambaev Lavrenty Vladimirovich, postgraduate student, department of general history, Buryat State University. 24a Smolin Str. Ulan-Ude, tel. 21-33-24. lavrdambaev.
УДК 930.340.1 (517.3) © С.Ж. Дугарова, Е.Ж. Дугарова
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ «ВЕЛИКОЙ ЯСЫ» ЧИНГИСХАНА
В настоящей статье рассмотрены вопросы историографического исследования памятника средневекового монгольского права «Их засаг». О содержании закона и его структуре как правового феномена судят из косвенных по происхождению и в силу этого отрывочных сведений в письменных источниках, в которых упоминается или описывается памятник монгольского права.
Ключевые слова: Монголия, Их засаг, яса, зарлик, памятники права, Сборник летописей, Сокровенное сказание монголов.
S.Zh. Dugarova, E.Zh. Dugarova A HISTORIOGRAPHIC REVIEW OF SOURCES ON GENGHIS KHAN'S «GREAT JASA»
In this article the issues of historiographic research of Ikh zasag, the historical monument of medieval Mongolian law. This law's content and structure as a legal phenomenon are identified by the written sources, where the monument of Mongolian law has been mentioned or described; they are indirect in their origin and therefore contain fractional data,
Keywords: Mongolia, Ikh zasag, yasa, zarlic, monuments of law, the Collection of annals, the Secret legend of Mongols.
В истории монгольского права значительное место занимает «Великая Яса» Чингисхана, законодательный акт средневекового монгольского государства. Обращение исследователей к истории монгольского права объясняется тем, что до сих пор в науке до конца не исследованы многие вопросы развития общественного строя, государства и права монголов. Из множества источников, содержащих сведения о законе «Великая Яса» Чингисхана, большая часть представлена на персидском, арабском языках, в основе которых, по мнению монгольских исследователей, лежат монгольские законодательные акты [1, с. 10]. Однако до наших дней оригиналы законодательных актов в полном объеме не сохранились. Одной из причин этого явления следует признать малочисленность сохранившихся письменных источников, созданных монголами. Некоторые произведения были уничтожены в результате распада Монгольской империи и установления господства династии Мин. Войска государства Мин руководствовались принципом: «Убивай татар, уничтожай татарские книги!» [1, с. 11]. В 1410 г. войска императора государства Мин Юн Лэ подвергли разграблению г. Харахорум, в результате многие ценные монгольские книги были уничтожены. Монгольский ученый Бали, живший в период правления Тогоонтемер-хагана, возвращаясь из китайской провинции Хэнань в Монголию в сопровождении сотен семей, был убит войсками Чжу-Юань-Чжан. Его ценный груз - книги - были сожжены. Позже, согласно сведениям Дун-хуа-лу, в период правления маньчжурских императоров Найралт-тев и Тэнгэр-тэтгэгчи получили распространение поддельные монгольские книги. По указу императоров Маньчжоу-го были изъяты у монголов старинные рукописи, взамен выдавали религиозные буддийские книги. Об этом писал П.К. Козлов, отмечая, что маньчжуры на протяжении длительного периода времени уничтожали старинные книги монголов [1, с. 12]. В результате целенаправленной политики на протяжении 200 лет большая часть древних книг была уничтожена маньчжурами, уцелевшая часть оказалась в чужих руках. Тем не менее, как гласит древняя поговорка: «Не ис-
