CC BY
78
УДК 39+908 185
ББК 63.3(4)
В.Г. Егоркин
поморское движение как одно из направлений этнической реидентификации на русском севере
Анализируется одно из основных направлений этнической реидентификации в современной России, доминирующее на европейском Русском Севере - поморское движение. Доказывается, что этническая реидентификация ставит своей задачей создание искусственных квазиэтносов с целью раскол русского этноса и развал России.
Ключевые слова:
квазиэтнос, конструирование новой этнической идентичности, поморы, поморский язык, регионализм, этнос, этнические антрепренеры, этническая реидентификация.
Деструктивные процессы в современной России выступают причиной ее достаточно сложного положения в жестких реалиях глобализации, которые «все чаще ведут к столкновению и конкуренции идентичностей: региональных, гражданских, этнических, религиозных. Это столкновение является неизбежным, особенно в трансформирующихся обществах» [16]. Такой феномен заключает в себе потенцию геополитической диссипации многонациональной державы, утратившей в ходе постсоветской инволюции духовную скрепу, обоснованную и выраженную внятной идеологией, которая сплавляет многочисленные этнические сообщества в суперэтнос (Л.Н. Гумилев).
Титульной нацией России принято считать русских, составляющих, по разным источникам, около 80% населения страны, и, казалось бы, этого вполне достаточно для обеспечения ее этнического и политического «здоровья». Однако последнее далеко от совершенства, если мы обратимся к уверенно заявляющему о себе сегодня феномену конструирования новых этнических идентичностей, о котором хотя и молчат официальные СМИ, но все же он начинает привлекать внимание некоторых солидных периодических изданий [5, с. 3].
Речь здесь идет о процессах, генетически родственных «параду суверенитетов» в СССР конца 80-х - начала 90-х гг. XX в., закончившихся развалом Советского Союза в 1991 г. Только в этом случае объектом геополитической диссипации выступает уже современная Россия. Усилия этнических антрепренеров, своего рода полит-технологов такого процесса, направлены на создание новых этнических идентично-стей путем реидентификации социальных общностей, традиционно идентифицированных как субэтносы или даже локаль-
ные (региональные) группы, обладающие специфическими чертами быта, менталитета, ремесел и пр. (поморы, казаки, сибиряки, коми-ижемцы, мокша и эрзя мордва и т.д.). Процесс конструирования новых этнических идентичностей предполагает и реидентификацию социальных групп, существовавших когда-то самостоятельно, но со временем ассимилированных более крупными и жизнеспособными этносами. Такое конструирование идеологически оформляется в качестве «возвращения к историческим корням, культурным истокам», «восстановления исторической справедливости» путем вызывания «новых этносов» из этносоциального небытия к реалиям современной жизни.
В этой связи характерен феномен конструирования «новых этносов» путем фрагментации субстанционального русского этноса на европейском Северо-Западе и Севере России и, в частности, движение поморов на территории Карелии, Архангельской и Мурманской областей. Следует заметить, что поморское движение -это лишь одно из направлений процесса этнической реидентификации наряду с демократическим движением «Важский край» (центр - г. Вельск Архангельской области), а также внешне «упакованными» как культурологические движения «Древне-новгородский язык», «Невский край» и др.
Регионализм - явление не новое и достаточно хорошо известное. По этому поводу современный английский культуролог К. Фокс демонстрирует весьма разумное мнение: «Вся беда в том, что фактически каждая страна состоит из целого ряда регионов, каждый из которых непременно 0 мнит себя отличным от всех остальных и Е^ претендует на превосходство. Подобное Ц вы встретите во Франции, в Италии, США, §
России, Мексике, Испании, Шотландии, Австралии - везде, в любом государстве. Жители Санкт-Петербурга отзываются о москвичах как о людях другой породы. Американцы с восточного побережья и те, что живут на Среднем Западе, — как существа с разных планет ... Так что регионализм вряд ли можно назвать исключительно английским [равно как и русским, российским - В.Е.] явлением. Тем не менее во всех перечисленных примерах жители этих, по общему признанию, исключительно самобытных регионов и городов имеют между собой много общего, что выдает в них итальянцев, американцев, русских, шотландцев и т.д.» [14, с. 31].
Нельзя не согласиться со справедливостью этого взгляда, но в то же время заметим, что регионализм хотя и обладает чертами сходства с феноменом этнической реидентификации, не адекватен ему.
Начало активного проявления региональной этнической дифференциации в России можно отнести к рубежу XX-XXI вв., и особенно к первому пятилетию XXI в., когда массы населения Российской Федерации, разочарованные итогами «стабилизации» российской экономической и социальной действительности, обратились к иным ценностям, источник которых не имеет какого-либо отношения к официальным кругам. Во многом это было обусловлено элементарной хозяйственной разрухой, обнищанием народа. Вот характерный пример, свидетельствующий о плачевном состоянии г. Беломорска (Карелия):
«Возникший ценой пота и крови сотен тысяч людей, имевший смысл и значение город запросто исчезает с карты страны.
...Бедность материальная и духовная, отброшенность на обочину во всех отношениях, скука, безразличие, отсутствие смысла в ежедневной деятельности, общая бесперспективность... Словно Мамай с ордой промчался... В бывшем городе живут, как могут, 12 (из бывших тридцати) тысяч человек, а он зарос сорной травой по макушку» [2, с. 12].
В таких условиях отчетливо проявилась девальвация гражданственности, что выразилось, например, в массовом игнорировании избирательных кампаний и последней (2010) переписи населения, равнодушии к новым официальным праздникам, уклонении от службы в армии и пр. Таким образом, основная масса жителей Российской Федерации перестала ощущать себя социальной общностью и трансформировалась в простое физиче-
ское население территории России, иными словами, — налицо диссипация, атомиза-ция российского социума. Государственная политика, официально декларирующая лозунги национального примирения и создания гражданского общества, на деле способствует разрушению гражданственности и присущих ей чувств социальной и этнической общности, «российско-сти» путем оставления на произвол судьбы значительных территорий (особенно малых городов, окраин страны) под предлогами децентрализации, финансовой и хозяйственной самостоятельности и др., генерируя тем самым деструктивные явления, к которым мы относим и феномен этнической фрагментации. «Периодические изменения в государственной российской политике, - заявляет один из лидеров поморского движения, - дают поморам шанс на сохранение и возрождение своей этнической культуры» [10, с. 45]. Такое мнение справедливо для всех модусов конструирования «новых этносов».
Поморское движение относится к наиболее заметным направлениям этого процесса. Как утверждает председатель Национального культурного центра «Поморское Возрождение» Иван Мосеев, оно возникло в условиях т.н. перестройки, в 1987 г., когда в Архангельске была создана вышеозначенная организация [10, с. 17]. В основе во многом мифологизированной этнофилосо-фии поморов полагается идея осмысления части как целого, противопоставление первой последнему и, в конечном итоге, креация из части нового целого, находящегося в оппозиции прежнему единству. Оппозиционность неизбежна уже потому, что деструкция существующего объекта возможна лишь посредством переформатирования имеющихся в нем противоречий в антагонизмы, ведущие к оппозиционному наполнению его частей.
С точки зрения логики, в основе поморского движения полагается известный алогизм: подмена целого его частью, что можно обозначить как симулякр. Фрагментация действительности, выступающая одним из законов постмодерна, актуализируется в случае с поморским движением как фрагментация русского этноса, когда одна из его частей реидентифицирует себя как новое целое.
Изданная в Архангельске региональная «Поморская энциклопедия» (2001) говорит о поморах следующее: «Поморы -русскоязычная группа этноса, заселившая (с 12 в.) берега Белого и Баренцева морей
и выработавшая своеобразный культурно-хозяйственный тип, основанный на преобладании промыслового приморского хозяйства (рыболовства и морской охоты). П. [поморы - В.Е.], однако, не оставили традиционных крестьянских занятий - земледелия и животноводства, игравших в поморской экономике все же второстепенную роль. Формирование П. происходило на территории аборигенных народов финно-угорской и самодийской групп, которые оказали заметное влияние на русский этнос и сами испытали влияние русских переселенцев из новгородских и ростовских земель <...>
Правильно рассматривать П. как население только Беломорского побережья, представляющего собой только область расселения специфической локализованной группы северно-русского населения» [6, с. 317].
Корректную информацию энциклопедии можно критиковать лишь в осторожной трактовке этой социальной группы как «русскоязычной группы этноса» [какого именно? - В.Е.], что, на наш взгляд, является известным реверансом в сторону этнической фрагментации русского народа. Правильным было бы определение «Поморы - локальная группа русского этноса».
Согласно данным всероссийской переписи населения 2002 г., из 1 млн 570 тыс. населения Архангельской области [6, с.7] поморами идентифицировали себя 6524 жителя этого региона [17], т.е. 0,42% от общей численности - ничтожное количество! Однако такая «малость» социально весьма активна, идеологически агрессивна, культурологически напориста (вспомним концепт «малого народа» И.Р. Шафаревича [15, с.110]) и абсолютно уверена в том, что творимая ею новая этноидентичность является жизнеспособной, поскольку она - исторически истинна.
Основной социальной причиной возникновения поморского движения стал многолетний кризис всех сфер общественного бытия в регионе, вызвавший падение уровня жизни большинства его жителей. В послании областному собранию депутатов 17 декабря 2009 г. губернатор Архангельской области И. Михальчук констатировал: «...Доходы областного бюджета сократились почти на треть, плановый дефицит превышает 7 млрд рублей. ... Пришлось принимать непопулярные меры - так было отложено повышение заработной платы бюджетникам, сокращены инвестиционные программы, останов-
лены некоторые проекты <...> Ситуация в финансово-экономической сфере далека от стабильности, и наступающий год будет не легче» [11, с. 2]. И далее — как приговор собственной персоне и властным кругам области: «Люди устали от бардака...» [11, с. 3]. Таким образом, чувства усталости, разочарования в действиях администрации различных уровней, выражающие, в свою очередь, состояние плохо скрываемого недовольства, — все это выступило элементами состояния длительной фрустрации, которая требует непременного разрешения. Таковы психологические причины возникновения поморского движения, в котором определенная часть населения Русского Севера видит сегодня социальную силу, способную вывести регион из цивилизационного тупика. Участники движения объединены в ряд организаций, таких как Национально-культурная автономия поморов Архангельской области, Беломорская территориально-соседская община, Этнографический центр поморского фольклора «Сюзёмьё», упомянутый выше Национальный культурный центр «Поморское Возрождение» и др., которые проводят интенсивную культуртрегерскую деятельность, лейтмотивом которой выступает пропаганда «уникальной самобытной поморской культуры» и не менее уникального «традиционного поморского образа жизни» [1].
Онтология поморской идеи (равно как и вся теория поморства) весьма мифологизирована. Этнические антрепренеры - лидеры и идеологи движения - прежде всего не согласны с общепринятым отнесением поморов к русскому народу. Такое понимание не соответствует их цели - реиден-тификации севернорусского населения как поморов - «коренного народа Севера, сформировавшегося в XII-XIII веках, [что - В.Е.] подтверждается признаками этнической общности: самосознание и название "Поморы", общность исторической территории, культуры Поморья, языка (поморская "говоря") традиционной экономики и другие факторы. За века у поморов сформировались специфические черты характера, особый психический склад, трудно выражаемый в точных научных терминах [курсив мой - В.Е.], но заметно отличавший поморов» [12] от основной массы русского этноса. Этот «особый психический склад» - менталитет поморов - этнический антрепренер выразить не смог потому, что его не существует по причине идентичности менталитета поморов с об-
3 ю О
щерусским складом ума и психики. Зато четко определяют его идеологи неолиберального толка, противопоставляющие «Северный "мир"» «великорусскому»: «Поморы - люди, обладающие наиболее выраженным северным сознанием, <...> в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом» [13]. Издавна «связи [поморов - В.Е.] с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции [курсив мой - В.Е.] и даже в какой-то мере обосновывали их существование» [13].
Нетрудно заметить, что приведенная характеристика поморского менталитета является оксюмороном - искусственным совмещением взаимоисключающих понятий («свободолюбие и смирение», «мистицизм и практицизм» и т.д.), где реализована одна из новейших неолиберальных технологий манипуляции сознанием масс: объединение этнических традиций и либеральных новаций. По сути, в традиционные конструкты общерусского менталитета (присущего, разумеется, и поморам) имплантируется хорошо знакомый набор либеральных ценностей: свободолюбие, практицизм/прагматизм, западничество и демократия, заимствованная с Запада. Только эти имплантанты создают «уникальное северное мироощущение» поморов, которого в действительности не существовало, но теперь, благодаря ухищрениям этнических политтехнологов, оно вызвано к жизни из небытия и обозначает также феномен небытия — симулякр, — созданный этническими антрепренерами искусственный «уникальный северный поморский менталитет», где доминируют заданные их творцами либеральные ценности. Не забыли конструкторы поморства и «толерантную атмосферу в северных епархиях» Русской православной церкви в прошлом [13], что, по их мнению, переводит толерантность в статус поморской традиции и обусловливает религиозную терпимость ряда севернорусских православных иерархов (как и населения этого региона в целом) в настоящее время.
Истина же о межконфессиональной «толерантности» на Русском Севере в прошлом диаметрально противоположна измышлениям этнических политтехно-логов: Русская православная церковь по сути своей не могла терпимо относиться к языческим верованиям нерусских север-
ных народов, что и послужило причиной ее интенсивной миссионерской деятельности среди аборигенов европейского Севера России, Сибири и Дальнего Востока, а это трудно назвать проявлением толерантности к их автохтонным религиозным верованиям. Еще более нетолерантными были взаимоотношения православия и старообрядчества. Крайний ригоризм последнего нередко доходил до изуверства (достаточно вспомнить многочисленные и хорошо известные достоверные факты самосожжения старообрядцев). Идеологической подоплекой знаменитого «Соловецкого осадного сидения» также выступил церковный раскол XVII в. Таким образом, межконфессиональная толерантность как специфическая черта поморского менталитета - это очередная выдумка этнических антрепренеров.
Итак, поморы в интерпретации современных этнических политтехнологов -это малый коренной народ Севера, являющийся «главным носителем северной (генетически новгородской) ментальности <...> поморы, люди, обладающие наиболее выраженным северным самосознанием» [13]. Северное самосознание», исполненное либеральных ценностных конструктов и противопоставленное менталитету «остального» русского народа, не обладающего такими ценностями и даже отвергающего их, — это субстанциональная мифологема в онтологии homo novus - помора как представителя особого этноса.
Следующая онтологическая мифологема - это этногенез и этническая принадлежность поморов. Как известно, в настоящее время генетически «чистых» народов не существует. Долговременные и сложные исторические обстоятельства, как правило, диктуют необходимость разнообразных межэтнических культурных контактов, поэтому в этногенезе какого-либо отдельного народа принимает участие целый ряд этносов. О поморах как специфической локальной группе русского народа хорошо известно, что их этногенез сопровождался взаимодействием новгородских и ростовских поселенцев с представителями аборигенного угро-финского и самодийского субстрата [см., напр., 4, 6, 16, 17 и др.].
Между тем поборники поморской идеи придерживаются другого мнения. Так, профессора Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова (г. Архангельск) В.И. Булатов и Н.И. Теребихин утверждают, что «этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопо-
морских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья [курсив мой - В.Е.] и первых восточных славян-колонистов, активно заселявших территорию чудского Заволочья» [10, с. 5]. Здесь важно обратить внимание на утверждение авторов (докторов исторических наук) о существовании «протопоморских культур». Это не просто терминоподобная оговорка, а сознательное введение в дискурс понятия, призванного обосновать автохтонность, укорененность особого этноса - поморов - на землях Русского Севера. Причем по своей этнической принадлежности «протопоморы» — представители «угро-финских (чудских) племен», искони проживавших в Беломорье, а русский, точнее славянский, компонент появился в результате новгородской колонизации значительно позже, в XI веке. Кстати, в отношении идеологов поморства к историческим событиям на севернорусских землях термины «новгородская колонизация», «московская оккупация» вполне заурядны, ибо они семантически актуализируют некую сверхзадачу - доказательство онтологической чуждости русского народа и его культуры поморам. Это явление, на наш взгляд, генетически родственно идеологическим обоснованиям развала Советского Союза, когда в стремившихся к суверенитету союзных республиках русские получили наименования «мигрантов» и «оккупантов», что наводит на мысль о единстве процесса вакханалии суверенитетов конца 80-х - начала 90-х гг. XX в. и этнической фрагментации начала XXI в.
«Чудский» субстрат автохтонного населения Русского Севера не даёт покоя и известному писателю В. Личутину (правда, трактует он его в несколько ином, не «протопоморском» ключе). «Чудь белоглазая» (обитатели Беломорья до заселения его новгородцами) столь быстро «срослась» с новгородскими пришельцами якобы по той причине, что была этнически родственна им. «Чудь — это прарусы, наши предки,.. - утверждает В. Личутин. - "Чудь белоглазая", жившая по берегам северных рек, ... — это реликтовый осколок древнейшего праэтноса руссов» [7, с. 15]. По мнению Личутина, чудь была не только субстанциональной этнической группой в севернорусском этногенезе, но стала генератором и носителем арийской культуры: «...Из этой же русской стихии <...> вышли и будущие индусы - арийцы <...>, предполагаю, что не новгородцы принесли в Поморье священные арийские символы пре-давнего мира, но это "чудь белоглазая" —
реликт руссов - сохранила их как дар забытых предков» [7, с. 15]. В данном случае важно не то, что автор считает баснословную чудь реликтом «праэтноса руссов», а не протопоморами, но концепция исключительности этой группы, наделение ее функциями мифологического культурного героя, генерирующего будущие арийские этносы и репродуцирующего арийскую культуру. «Мы должны понимать сердечной памятью родства, — завершает свою статью Личутин, — что это был самый древний корневой и коренной русский народ Поморья» [7, с. 15]. Таким образом, качества автохтонности, исключительности и демиургичности культуры, якобы присущие населению Русского Севера, доминируют ныне в мифологизированных идеологических исканиях севернорусской интеллигенции.
В своем концепте северного арийства В. Личутин не одинок. Пространно обсуждает тему «северного происхождения арийской общности и ее изначальной идентичности с северной антропологической расой» автор С.А. Кириллин (без ссылки на какие-либо источники, ограничиваясь лишь сентенцией, что «на этот счет существует огромное множество свидетельств, приводить которые здесь мы не намерены - на эту тему существуют специальные исследования») [3].
В мифологии поморского этногенеза идеи автохтонности, исключительности, «арийскости» и культурной демиургично-сти населения Русского Севера интерпретируются как исключительность поморского этноса - «соли земли российской» [10, с.18]. Поморы - древний северный арийский этнос - лучший из этносов современной России: они свободолюбивы и изобретательны; «в смутные времена поморские города первыми, еще до ополчения Минина и Пожарского, оказали организованное сопротивление польско-литовским интервентам» и т.п. [8]. Они «составляли основу петровского флота», а «на Бородинском поле основной удар наполеоновских войск приняли на себя Архангелогородский и Двинской полки, состоявшие из поморов». Во время Крымской войны жители Поморья отразили англо-французский десант самостоятельно, без помощи регулярных войск» [8]. Можно согласиться с зафиксированными в достоверных исторических источниках фактами воинской доблести поморов, хотя в Смутное время победу русских обеспечило все-таки всенародное ополчение под руководством Козьмы
Минина и Дмитрия Пожарского; «основной удар наполеоновских войск» вместе с упомянутыми «поморскими» полками отражали артиллеристы Раевского, казаки Платова, героические защитники Баг-ратионовых флешей - вся русская армия; главные события Крымской войны происходили в Крыму, особенно в ходе героической обороны Севастополя и т.д. Думается, что ко всем поморским доблестям неплохо было бы добавить еще и чувства скромности, здравого смысла и исторической правдивости. Таковы механизмы фальсификации русской истории в аспекте роли в ней поморов - значение последней здесь намеренно преувеличено.
Во всех националистических движениях давно замечена характерная для них черта: болезненно-трепетное отношение к национальному языку, своего рода национальный лингвоцентризм (типичный пример - хлопоты националистов с исключительной гениальностью «украинской мовы»). Аналогично и пие-тетное отношение этнических антрепренеров к создаваемому ими поморскому языку - т.н. «поморськой говоре». Статуи-руя «поморську говорю» как «язык коренной этнической общности поморов» [10, с. 47], автор краткого словаря поморского языка «Поморська говоря» И. Мосеев утверждает, что «этническое самосознание является решающим при отнесении языковой системы к диалекту или языку» [10, с. 49], и коль скоро поморы - это древний «коренной» народ Севера, то и «поморська говоря» - именно язык, а не диалект или говор. Но поскольку все доказательства квалификации Мосеевым «говори» как языка несостоятельны (мы не приводим здесь их критику, по причине ограниченного объема статьи), а сам автор словаря, видимо, не вполне уверен в их корректности, он выдвигает в качестве основного критерия доказательности - фактор идеальный: этническую самоидентификацию субъекта (по Мосееву, «этническое самосознание»). В таком «обосновании» весьма отчетливо просматривается алогизм: поморы - отдельный народ, поскольку у них имеется особый поморский язык - «говоря», а «поморська говоря» является «самостоятельным» языком, т.к. ее носители, поморы, осознают себя особым этносом.
Неосведомленность,некомпетентность, а то и фальсификация в вопросах истории и языка - вот доминирующие признаки новоявленной «теории» поморского языка
(то бишь «говори»). Приведем несколько характерных примеров.
«Впрочем, ассимиляция [«говори» -В.Е.] в русском языке, - утверждает Мо-сеев, - началась еще пару столетий назад, когда, например, название села Колмогоры превратилось в русифицированные Холмого-ры» (выд. мной - В.Е.) [10, с.44].
Между тем, М.В. Ломоносов, к авторитету которого с пиететом обращается И. Мо-сеев, утверждает обратное: «Имя Холмого-ры соответствует весьма положению места, для того что на островах около его лежат холмы, а на матерой земле горы [курсив мой -В.Е.], по которым и деревни близ онаго называются, напр.: Матигоры Верхние и Нижние, Каскова Гора, Загорье и пр.» [9, с. 645]. Видимо, Мосеев всерьез полагает, что поморы с древних времен называли холмы колмами, как же иначе объяснить его одиозный пример с ассимиляцией «говори»?
Еще более одиозно обращение автора словаря «поморськой говори» к примеру с собственной фамилией: «...Даже мою собственную поморскую фамилию Мосеев (с редуцированной буквой -и-) нередко произносят и записывают как Моисеев, адаптируя ее к русскому языку» [10, с. 44-45]. Мосеев глубоко заблуждается, считая имя Мосей «истовённо поморьским» [10, с. 45], поскольку общеизвестно, что имя Моисей (Мосей - действительно его редуцированный, но общерусский, а не поморский, вариант), равно как и Иван, Мария и др., заимствовано из древнееврейского. Такая вот «истовённо поморська говоря»...
Внимательно изучив и проанализировав словарь «Поморська говоря», мы пришли к выводу, что из 2500 «поморских» слов более 500 лексических единиц принадлежит к лексике русского языка, что лишний раз подтверждает некомпетентность его автора в вопросах лексикологии. Но, по-видимому, столь откровенно демонстрируемое невежество не смущает этнического антрепренера, поскольку состоялось уже второе издание словаря этого квазиязыка.
Порожденное острыми социальными противоречиями в современном социокультурном бытии России, обусловленное коллизиями продолжительного системного кризиса, поморское движение, несмотря на сравнительную малочисленность его участников, достаточно активно заявляет о себе, обусловленное разрухой и бесперспективностью современных социокультурных реалий на Русском Севере: «Поморский край экономисты называют
нынче "депрессивным регионом" <...> Население нищает, уровень жизни здесь крайне низкий, а общественное настроение - хуже некуда <... > По данным социологических исследований, проведенных в Поморье в период с 1997 по 2001 год, 58,9% поморов убеждены, что будущего у населенных пунктов, в которых они живут, нет» [2, с. 12].
Поморское движение с его мифологизированной идеологией, алогичными псевдотеоретическими построениями, искусственно создаваемой «говорей», как и другие разновидности феномена этни-
ческой реидентификации в современной России, - это попытки конструирования новых квазиэтносов, не имеющих ничего общего с подлинными, историческими экзистенциями будто бы «реанимируемых» этнических субъектов. Своим возникновением и развитием они всецело обязаны социокультурной катастрофе, постигшей Россию в конце ХХ - начале XXI вв. В параметрах квазиэтносов угадываются контуры будущего возможного развала России, предотвратить который можно лишь посредством радикальных социальных преобразований.
Список литературы:
1. Белое море должно нас не разделять, а объединять. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www. pomorrepp.orglinsight/?id=2183
2. Воронина М. Родные пепелища // Литературная газета. - 2010, 27 октября - 2 ноября, № 42-43. -С. 12.
3. Кириллин С.А. Северная основа русского народа. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.zlev. ru/l74html
4. Кодола О.Е. Архангельская область. Исторический путеводитель. - Архангельск: ОАО «Изд.-поли-граф. предпр. «Правда Севера», 2006. - 224 с.
5. Кузьмина В. Эх, Раш, еще Раш, еще много, много Раш... // Литературная газета. - 20, 13-19 октября, № 40. - С. 3.
6. Куратов А.А. Поморы // Поморская энциклопедия. В 5 т. Т.1. История Архангельского Севера. - Архангельск: Поморский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, 2001. - 483 с.
7. Личутин В. Что за дивное племя чудь... // Литературная газета. - 2010, № 9. - С. 15.
8. Ломакин В. Я - русский помор. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.narodsobor.ru/default. asp?trID =378&artID=5770
9. Ломоносов М.В. Записки по русской истории. - М.: Эксмо, 2003. - 704 с.
10.Мосеев И.И. Поморська говоря. Краткий словарь поморского языка. - Архангельск: [б.и.], 2005. -372 с.
11. Послание - 2009 // Важский край. Шенкурская районная ежедневная газета. - 2010, 4 января, № 1.
12.Ружников А. Что такое Поморье и кто такие поморы // Поморье. - 2004, 5-11 апреля, № 5.
13.Филатов С. Лункин Р. Другая Святая Русь. Духовный опыт возрождения Русского Севера. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://magazines.russ.rU/druzhba/2001/5/fil-pt.html
14. Фокс К. Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения. - М.: РИПОЛ классик, 2008. -512 с.
15.Шафаревич И.Р. Русофобия // И.Р. Шафаревич. Сочинения. В 3 т. Т.2. - М.: «Феникс», 1994. - С. 86172.
16.Шабаев Ю.П., Домина А.В. Последний дефицит - дефицит российскости. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://betemy.usu.ru/?base=mag/0003%28012007%29&xsln=showArticle.xsl +&doc=/content.isp
17. Шабаев Ю.П. Шарапов В.Э. Коми-ижемцы и поморы: две модели культурной трансформации. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.komi.com/pole/archive/pole/
3 ю О
