CC BY
63
3. ГАРФ. Ф. Р-2306. Оп. 18. Д. 126. Л. 1; ГААО.
Ф. 273. Оп. 1. Д. 330. Л. 7-8.
4. Горовой Е.Е. Северо-Двинский универси-
тет. Записки об организации и деятельности. - Великий Устюг, 1921. - С.6-9.
5. Голдин В.И. Подготовка кадров социалис-
тической интеллигенции в Северном крае. (1928-1937 гг.) // История и культура Архангельского Севера в годы Советской власти. Межвуз. сб. ст. - Вологда, 1985. -С.120.
6. Архангельский ордена Трудового Красно-
го Знамени лесотехнический институт им. В.В. Куйбышева за 50 лет. - Архангельск, 1979. - С. 4-5.
7. ГАОПДФ АО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 14. Л. 22; Д.
25. Л. 14.
8. Культурная жизнь в СССР (1928-1941 гг.).
Хроника. - М., 1976. - С. 208, 284.
9. Культурное строительство на Севере (1917-
1941 гг.). Документы и материалы / Отв. ред. Г.Г. Фруменков. - Архангельск, 1986.
- С. 201.
10. Росляков Н.К. К итогам первой пятилетки и о задачах народно-хозяйственного плана 1933 года // Большевистская мысль.
- 1933. - №1. - С. 47.
11. ГАМО. Ф. 162. Оп. 1. Д. 666. Л. 40-51; Ф. 213. Оп. 1. Д. 268. Л. 4, 92; Д. 269. Л. 4-15, 118; Оп. 2. Д. 15. Л. 74.
12. Сборник постановлений ЦК ВКП (б) и правительства Союза ССР о просвещении.
- М., 1938.
13. Дранишников В.В, Манухин В.П, Дуда-кова Е.Ф. Очерки истории народного образования Кольского полуострова. -Мурманск, 2001. - С. 410.
14. История индустриализации Северного района (Архангельская, Вологодская области и Коми АССР). 1926-1941 гг. Документы и материалы. - Архангельск, 1970.
- С. 485.
15. Правда Севера. - 1934. - 29 октября.
16. Всесоюзная перепись населения 1939 г. Основные итоги / Под ред. Ю. А. Полякова. - М., 1992. - С. 50-55.
17. Кудряшова Е.В., Бебякова Н.А., Осипов В.В. Наука, высшее и среднее профессиональное образование в Архангельской области на рубеже веков: Основные результаты реализации науч.-образоват. политики администрации Арханг. обл. за 5 лет (1999-2003 гг.). - Архангельск, 2004.
- С. 47-51, 58-61.
В. БУЛАТОВ, профессор, чл.-корр. РАО, ректор Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова
Дух вольности и товарищества, просвещения и свободомыслия издавна витал в Поморье. Суровая северная природа и огромные территориальные пространства сформировали особые поморские черты национального характера, предопределили необычайный путь Русского Севера. Жизнь на берегах «студеного» моря сделала поморов сильными, мужественными и трудолюбивыми. Потомки вольных новгородских ушкуйников, «лихих людей», а также крестьян, бежавших на Русский Север от боярского батога, крепостного «ошейника», монголо-татарского ига, предприимчивые и бесстрашные, они творили всем миром свой устав жизни, приноравливая его к особым
ПОМОРЬЕ*
условиям края с его скудной на урожай «землицей» и богатыми пушниной и дичью лесами, с его изобилующими деликатесной красной и белой «рыбицей» водоемами, с его долгой студеной зимой и коротким, но светоносным летом.
Кто заселял эту древнюю северную землю до появления здесь новгородских пионеров? Летописи, народные предания, археологические памятники свидетельствуют о проживании в этих местах финно-угорских племен, объединенных названием «за-
* Булатов В.Н. Русский Север. Кн. III: Поморье (XVI - начало XVIII в.). - Архангельск, 1999. - 336 с.
146
Высшее образование в России • № 6, 2004
волочская чудь». Но почему русские летописи не говорят о завоевании Заволочья?
На этот вопрос обстоятельно ответила доктор истории Александра Яковлевна Ефименко: «Во-первых, оттого, что завоевания, в настоящем смысле этого слова, не было, — было медленное, наступательное, тянувшееся столетиями движение, в котором насильственный кровавый эпизод чередовался с мирной уступкой, с договором; во-вторых, потому, что завоевательная сторона этого движения исполнялась не государственными силами Новгорода, а инициативой и средствами частных лиц: богатых и предприимчивых новгородских бояр, купцов и промышленников» [1].
Постепенно, год за годом поморы осваивали новые земли, продвигаясь все дальше на юг и юго-восток, север и северо-восток. А на картах, чертежах и росписях появились поморские города: Холмогоры, Вага (Шенкурск), Вельск, Каргополь, Турчасо-во, Пустозерск, Тотьма, Сольвычегодск, Великий Устюг, Хлынов (Вятка) и другие.
Многие из этих городов с самого своего зарождения, а некоторые — впоследствии переняли от Великого Новгорода, колыбели демократии на Руси, все его демократические и вечевые порядки. Именно в Поморье был силен «мир», здесь процветало самоуправление. В обычаях, традициях и нравах жителей Русского Севера, в его богатой письменности, «мирских актах» административного и судебного характера сохранились устои свободных организаций Великого Новгорода.
Крестьяне Поморья получали особые
жалованые грамоты, устанавливавшие у них выборные должности для суда и исполнения приговоров. Уставная грамота волостей Двинского уезда, данная в 1552 году царем Иваном Грозным, представляет собой своего рода судебник. Москва жалует крестьян выборным судом, уничтожая должности волостеля и тиуна. Во главе самоуправления стали «излюбленные головы», которых выбирали северные волостные крестьяне [2].
В Поморье всегда господствовало «черное» крестьянское землевладение. Это был край дворцовых и черных волостей. Здесь крестьяне землю пахали «по государеву жалованью великого князя да по разъещи-кову отводу». С давних пор в их среде устанавливались товарищеские отношения, северные крестьяне заключали между собой договоры-условия на совместную уборку сена, на раздел участков земли («жеребьев»), строительство домов и церквей.
Начиная с возвышения Москвы и создания централизованного российского государства, «добром и злом, силой и ласкою, — по образному выражению историка С.Ф. Платонова, — собирала Москва Северную Русь» [3]. В течение нескольких последующих веков изменялось и положение независимых поморских волостей. Не лишено оснований предположение директора Института географии РАН, академика Владимира Михайловича Котлякова: «И если бы республиканские и иные традиции не были бы жестоко подавлены в XVI—XVIII веках Москвой, кто знает, может быть, вместе с русскими, украинцами и белорусами мы имели бы четвертую по счету восточнославянскую нацию — северороссов...» [4].
Действительно, налицо были почти все признаки нации: общность территории с выходом к морю (Поморье); общность экономической жизни поморских уездов, волостей и городов; особые черты характера, психологического и духовного облика поморов; своеобразие северной культуры. Складывался северорусский язык, от которого нам остались в наследство местные го-
воры, диалекты и наречия, ставшие предметом тщательного изучения филологов, диалектологов и этнологов.
Вполне возможно, титул российских царей звучал бы так: «Великий государь, царь и Великий князь всея Великия и Малыя и Белые и Северныя России самодержец и прочее, прочее, прочее». Но этого не случилось... Приведу высказывание мудрейшего Дмитрия Сергеевича Лихачева: «Самое главное, чем Север не может не тронуть сердце каждого русского человека, — это то, что он самый русский. Он не только душевно русский — он русский тем, что сыграл выдающуюся роль в русской культуре. Он спас от забвения русские былины, русские старинные обычаи, деревянную архитектуру, русскую музыкальную культуру, русскую великую лирическую стихию — песенную, словесную, русские трудовые традиции — крестьянские, ремесленные, мореходные. Отсюда вышли замечательные землепроходцы, полярники и беспримерные по стойкости воины... » [5].
В заключение приведем рассуждение профессора Н.М. Теребихина о том, что Петербург как новая столица России строился на противопоставлении и в то же время усвоении-перенесении сакральной идеи Москвы (как старой столицы Руси) и Новгорода (как столицы Северной Руси). «Но реальным и хронологически самым близким прототипом (предтечей) Петербурга, — замечает Н.М.Теребихин, — является Архангельск, в сакральной топографии которого изначально была укоренена как символика Москвы (через образ архангела Михаила), так и Новгорода (через образ Спасо-Пре-ображения). Поэтому Петербург — это прежде всего Ново-Архангельск» [6]. Эту концепцию можно встретить в трудах Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского, которые совершенно справедливо отмечают: «Так, Петербург, воспринимаемый не только как
новый Рим, но и как новая Москва... в практической жизни в качестве торговых ворот в Европу воспринимался как новый Архангельск. Однако это влекло за собой и символическое толкование: покровителем Архангельска был Михаил Архангел — один из патронов Московской Руси. Победа Града Святого Петра над городом Михаила Архангела могла толковаться символически... » [7].
Литература
1. Ефименко А.Я. Исследования народной
жизни. - М., 1884. - Вып. 1. - С. 191.
2. Исторический архив. - М., 1953. - Т. VIII. -
С.9-20.
3. Платонов С.Ф. Низовская колонизация на
Севере // Очерки по истории колонизации Севера. - Пг., 1922. - С. 53.
4. Котляков В.М. Наука. Общество. Окружа-
ющая среда. - М., 1997. - С. 136.
5. Лихачев Д.С. Предисловие // Гемп К.П.
Сказ о Беломорье. - Архангельск, 1983. -С. 7.
6. Теребихин Н.М. Образ Петра I в ономас-
тике сакральной архитектуры Русского Севера (храмы, лабиринты, корабли) // Памятники архитектуры Русского Севера. - Архангельск, 1998. - С. 248.
7. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки
концепции «Москва - третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья. - М., 1982. -С. 242—244.
