CC BY
34
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2015. №3
Е.И. Кислова
Польский язык в российских семинариях XVIII в.: из истории культурно-языковых
контактов1
В статье на материале опубликованных и архивных документов исследуется изменение положения польского языка и польской литературы в духовных учебных заведениях России XVIII в. Распространение польских книг в библиотеках церковных иерархов и семинарий в первой половине века постепенно сходит на нет к концу века, в то время как в духовных учебных заведениях на территории Украины польский язык продолжает оставаться актуальным. В российских семинариях отсутствие преподавания польского языка приводит к его вытеснению в том числе из курсов риторики и поэтики, в которых позицию образцовых авторов постепенно занимают российские, в первую очередь — Ломоносов.
Ключевые слова: XVIII в., Россия, русские православные семинарии, польский язык, польская литература, библиотеки.
The article studies the change in the position of the Polish language and Polish literature in ecclesiastical educational institutions in the 18th century Russia using published and archival documents. The circulation of Polish books in the libraries of church hierarchs and seminaries in the first half of the century gradually stopped by the end of the century, while in ecclesiastical educational institutions in the Ukrainian territory Polish remained in use. In Russian seminaries, the lack of Polish teaching led to its exclusion from courses in rhetoric and poetics, among other subjects; in these courses, Russian authors (first of all, Lomonosov) were gradually taking the position of model authors.
Key words: 18th century, Russia, Russian Orthodox seminaries, Polish language, Polish literature, libraries.
1. Введение
Русско-польским взаимосвязям XVII-XVIII вв. посвящена огромная литература на русском, польском, реже на других языках (см. библиографию в [Николаев, 2008]). В настоящее время хорошо изучены отдельные аспекты этой темы, например, переводы с польского языка на русский, знакомство русских литераторов с польской литературой и влияние отдельных польских авторов на русских писателей различных эпох, наличие
1 Работа выполнена в рамках гранта Президента РФ для поддержки молодых российских ученых (номер гранта МК-4924.2015.6).
польских книг в частных и общественных библиотеках и т. д. (см., например, работы Н. Е. Ананьевой, С. В. Клементьева, С. И. Николаева и др.).
Бытование польского языка и польских текстов в духовных учебных заведениях на территории Украины и Белоруссии также изучено относительно хорошо и традиционно описывается в рамках процессов, характеризующих специфику культурно-лингвистической контактной зоны (см. [Ьшпу, 196; Ьетсгп, 1972; Посохова, 2011] и др.). Само распространение «братских школ» и грамматического подхода к языку распространяется на этой территории в результате активного взаимодействия польской и восточнославянской культур [Кузьминова, Ремнёва, 2000: 3-25]. Гораздо менее изученной является история польского языка и польской литературы в семинариях, созданных в течение XVIII в. на центрально-европейских территориях России. Хотя организаторами таких учебных заведений и первыми учителями в них нередко являлись выходцы с Украины [Смолич, 1996: 393-398], сами семинарии находились уже вне зоны непосредственно польско-восточнославянских контактов, поэтому положение польского языка в них неизбежно изменялось по сравнению с культурно-лингвистической ситуацией в юго-западных областях Российской империи. Мы сознательно оставляем за рамками настоящего исследования политические подтексты культурно-языковых отношений Польши и России в Х^1-Х^П вв. Настоящая статья посвящена преимущественно анализу сохранившихся источников, которые позволяют реконструировать положение польского языка в «великорусских» православных семинариях, и самое главное — проследить изменение положения польского языка в церковном дискурсе XVIII в.
2. Польский язык и литература в России второй половины XVII — начала XVIII в.
Общепризнанно, что польская культура во второй половине XVII в. играла заметную роль в России, причем это влияние шло не только опосредованно, через присоединенные районы Украины, но и непосредственно из Польши. С середины XVII в. Польша стала образцом для формирования российской придворной культуры [Седов, 2006: 491-550]. Польский язык стал языком образованных людей этого периода: с польского переводили литературные, научные и художественные произведения. Важно отметить, что именно польские издания религиозных книг (Псалтыри, Евангелия и др.) даже в Москве использовались для создания религиозных текстов на «простом русском» языке — т. е. на языке, противопоставленном стандартному церковнославянскому. Например, Авраамий Фир-сов, создавая псалтырь на «простом обыклом словенском языке», кроме
традиционных церковнославянских переводов с греческого, пользовался католическими и протестантскими переводами Библии на польский: Краковской библией Якова Вуйка 1599 г., Библией Николая Радзивила 1563 г., Гданьской библией 1632 г. [Целунова, 2006: 31-35].
В рукописной традиции в конце XVII — первой половине XVIII в. были распространены польские переводы и стихотворные переложения псалмов, причем тексты могли транскрибироваться или транслитерироваться кириллицей [Николаев, 2004: 37]. Несмотря на традиционную осторожность православной церкви по отношению к книжным изданиям западных соседей [Булычев, 2004], польская духовная и художественная литература была во второй половине XVII — начале XVIII в. распространена в России, в первую очередь, разумеется, в библиотеках выходцев с Украины: ученых монахов, церковных иерархов, справщиков Московской типографии, переводчиков Посольского приказа и т. д. [Николаев, 1983].
3. Книги на польском языке в собраниях церковных иерархов и в семинарских библиотеках первой половины XVIII в.
В течение всего XVIII в. польский язык был широко распространен на Украине в качестве «языка культуры». Церковные иерархи первой половины XVIII в. почти все были по происхождению украинцами; почти все они получили образование либо в Киевско-Могилянской академии, либо в Харьковском коллегиуме, где знание польского было распространено [Харлампович, 1914: 634-635], поэтому польский язык закономерно входил в их лингвистическую компетенцию.
Использование польского языка в среде «ученых монахов» первой половины XVIII в. продолжалось даже после их назначения на «великорусские» кафедры. Так, например, в 1722 г. по указу Петра была сделана попытка напечатать сборник проповедей, произнесенных «архиереями и прочими учителями» во время Шведской войны по случаю различных побед. Начав работу по сбору текстов в 1724 г., Гавриил Бужинский в марте 1726 г. сообщил Синоду о том, что собранные для этого сборника автографы проповедей Стефана Яворского нельзя даже описать, «понеже множайшая часть на мелких хартийцах писаны на латинском и польском языках» [Описание, 1878: 613]. Так как проповеди Яворского произносились на гибридном церковнославянском языке, остается предполагать, что на польском и латинском языках были черновые материалы и выписки, использовавшиеся в процессе подготовки проповедей.
Вместе с церковными иерархами перемещались с Украины в Россию их книжные собрания. Польскими книгами владели многие церковные ие-
рархи первой половины XVIII в., причем как образованные, так и вполне рядовые. Например, в 1723 г. Лаврентий Горка (1671-1737), в это время епископ Астраханский и Ставропольский, имел 42 книги на латинском и польском языках и 12 на русском и церковнославянском. У черниговского архиепико-па Иродиона (ум. в 1735 г.), владевшего всего 59 книгами, наряду с латинскими и русскими были книги на польском языке [Луппов, 1976: 276, 283, 286].
Однако состав польских книг в частных библиотеках первой половины XVIII в. сложен для исследования из-за плохо сохранившихся описей; те же, что сохранились, нередко фиксируют только сокращенные названия книг без точных выходных данных. Но некоторую информацию можно получить даже из таких описей. И хотя обычно речь идет о наиболее образованных иерархах, на основе их библиотек можно составить представление о распространении польских книг в православной церковной среде первой половины XVIII в.
Так, Феофан Прокопович, хорошо знавший польский язык, владел книжным собранием из почти 4000 книг; после его смерти оно было передано в Новгородскую семинарию и Александро-Невский монастырь, при котором также была семинария [Луппов, 1976: 253-265]. В сохранившейся описи той части собрания, которая был передана в Александро-Нев-скую семинарию (НИОР БАН. Собрание иностранных рукописей. Ф. 28. F. 409), отдельно выделен небольшой раздел «книг польских». В публикации П. В. Верховского их названия приведены в упрощенных вариантах и в транслитерации кириллицей: «Якуба Каз1мира, Склалъ о экономш; Библи Апостол; Яна Кюткевича, Литоние полеки; Великое зерцало, в полдесть; Валятовскаго месйяща; Лукаша Горницкаго, О короны полской; Живот пана Бога нашего; Компенд1ум медакум; Бенедикта, Новы знакъ креста христова» [Верховский, 1916: 54]. В этих записях можно опознать целый ряд известных польских книг2. Например, «Якуба Каз1мира, Склалъ о экономш» — это «Jakub Kazimierz Haur. Sklad abo skarbiec znakomitych sekretów oekonomiej ziemianskiej, Kraków 1689»; «Валятовскаго месс1я-ща» — это «Мессия правдивый» И. Галятовского: J. Galatowski. Messiasz prawdziwy Iezus Chrystus Syn Bozy. «Лукаша Горницкаго, О короны полской» — Lukasz Górnicki. Dzieje w Koronie Polskiej <...> od roku 1538 az do roku 1572. W Krak[owie]. 1637. «Великое зерцало, в полдесть» — это рукописная копия перевода "Magnum Speculum" с латыни, выполненного иезуитом Симоном Высоцким на польский язык в первой половине XVI в. «Яна Кюткевича, Литоние полеки» на самом деле объединяет сразу не-
2 Здесь и далее автор благодарит за помощь и консультации коллег Й. Гетку (J. Getka) и Й. Пиотровску (J. Piotrowska).
сколько книг. «Литоние полеки» — это, несомненно, книга Яна Малецкого (Jan Malecki) «Litania polska dla kosciolów polskich Xiçstwa Pruskiego na yawnosc wydana» (drukarnia J.Daubmann, без даты, XVI в.). «Ян Киотке-вич», возможно, обозначал одну из печатных проповедей на погребение короля Яна Ходкевича (Jan Karol Chodkiewicz). Известно две опубликованных проповеди на смерть Яна Ходкевича, автор одной — Бонавентура Чар-линский (B.Czarlinski): «Kazanie na pogrzebie jasnie wielmoznego pana Jana Karola Chodkiewicza, Hrabie ze Szklowa i Myszy, na Bychowie, Wojewody Wilenskiego, Korony Polskiej przeciw Osman Sultanowi, a W. X. L., Hetmana Najwyzszego, Gubernatora Ziemie Inflantskiej, Derpskiego, Luboszanskiego, Wielonskiego etc. etc. Starosty. Miane w Ostrogu w Kosciele Farskim. Wilno: Drukarnia Akademicka, 1622». Вторая проповедь принадлежала Фабиану Бирковскому (F.Birkowski): «Jan Karol Chodkiewicz i Jan Weyner, Wielmozni, Waleczni, Pobozni Wojewodowie, Pamiçci^ pogrzebn^ wspomnieni od o.x. Fabiana Birkowskiego, Zakonu Dominika s. Kaznodziejskiego, w Pismie Swiçtym Doktora. Kraków: Drukarnia Andrzeja Piotrkowczyka, J. K. M. Typographa, 1627» (об этих проповедях см. [Сухарева, 2013]). Нахождение любой из них в библиотеке Феофана Прокоповича, известного проповедника, представляется вполне вероятным. Среди польских книг Феофана Прокоповича, упомянутых в латинском разделе, находится также словарь Г. Кнапского (номер 2344 — «Тезаврус Полонолятиногрекус») и неизвестная польская библия «Библия полионика» (номер 558).
Современник Феофана Феофилакт Лопатинский, архиепископ Тверской, преподававший в Славяно-Греко-Латинской академии в Москве, также знал польский язык, так как учился в Киевской академии и затем во Львове. Его собрание книг насчитывало около 1500 экземпляров, из них 941 экземпляр был передан в Тверь для организации там семинарии. Переданных книг на польском около 50 [Луппов, 1976: 266-274]. Точный состав этих книг установить сейчас нельзя, так как под одним названием каталога могут числиться конволюты, состоящие из нескольких томов. Так, например, «Лямент милостивой матки в черной коже», как было установлено С. И. Николаевым, на самом деле является конволютом из 13 книг, из которых первая — трактат Шимона Старовольского (Szymon Starowolski) «Lament utrapionej Matki Korony Polskiej, juz juz konaj^cej, na syny wyrodne, zlosliwe i nie dbaj^ce na Rodzicielkç swojç» (около 1655), а почти всё остальное — антология народно-городской сатирической литературы. Таким же конволютом является «Псалтирь полс-кая в белом переплете ветхая»: она открывается «Psalterz Dawidów» Яна Кохановского (Jan Kochanowski), затем следуют другие тексты Я. Ко-
хановского, К. Мясковского (K. Miaskowski), Ш. Шимоновича (Sz. Szymonowicz) и др. [Николаев, 1983: 167].
Как уже было сказано, после смерти церковных иерархов их книжные собрания поступали в недавно основанные семинарии и формировали важную часть их библиотечного фонда. Таким образом, на протяжении всего XVIII в. в семинарские библиотеки попадало некоторое количество книг и рукописей на польском языке. Например, находящийся в фонде Московской духовной академии «Сборник смешанного содержания», состоящий из писем, проповедей, нравоучительных изречений на польском и латинском языках конца XVII — начала XVIII в. (РГБ ф. 173.1 д. 328) содержит владельческую запись «Ad libros pertinet Clementis Borkowskj» (из книг, принадлежащих Клементу Борковскому). К этому же периоду относится рукописный «Сборник проповедей, изречений, посланий, приветствий на русском, латинском и польском языках» (НИОР РГБ ф. 173.1 д. 279), принадлежавший в 1707 г. «св. отцу Гиляровскому» из Львова, в 1714 г. дополненный Владиславом Домчинским из Люблина, а в 1717-1719 гг. — анонимом, дописавшим проповеди на русском языке. Подобные сборники нередко переходили от учеников и учителей семинарий друг к другу, переписывались, дописывались, входили в состав конволютов, объединяя под одной обложкой латинские, польские и русские тексты. Их точное перемещение от владельца к владельцу бывает очень сложно проследить, однако несомненно, что почти все они так или иначе циркулировали в церковной среде.
При этом по сравнению с украинскими семинарскими книжными собраниями в новосозданных российских семинариях польских книг было сравнительно немного. Каталог библиотеки Славяно-греко-латинской академии на 1740 г. содержал 545 книг на латыни, 122 — на русском и церковнославянском, 29 — на польском языке [Луппов, 1976: 318]. За два года до его создания старое книжное собрание сгорело, поэтому новое отражает послепетровскую эпоху.
Каталог библиотеки Александро-Невской семинарии, учрежденной в 1721 г., за тот же год 1740 г. дает следующие цифры: на русском и церковнославянском — 254 (35%), на латыни — около 290 (40%), на латинском и греческом — 61 (8,4%), на немецком и французском — 67 (9%), на польском — 27 (4%), на голландском — 22 (3%), на греческом — 13 (2%), на итальянском — 3 [Луппов, 1976: 320].
Во второй половине XVIII в. такая тенденция будет усиливаться: описи семинарских библиотек второй половины века свидетельствуют о том, что книги на польском языке занимают теперь совсем незначительное место в церковном дискурсе.
Сохранились описи библиотеки Троицкой семинарии 1761-1762 гг. (РГБ ф.173.1 ед. хр. 585.1 и 586.1). Их анализ затруднен тем, что названия книг выписаны параллельно на латыни и русском языке без указания конкретных выходных данных, классификация дана только по формату, отдельно также выписаны рукописи. Выходные данные книг почти всегда выглядят следующим образом: «Cosmographia polonica — Описание мира на польском языке» (лл. 34об.-35), «Liber polonica lingua conscriptus — книга писанная на польском языке, Psalterium polonucis carminibus exposi-tum — псалтырь писанная стихами» (лл. 38об.-39), «Biblia polona — Библия на польском» (лл. 68 об.-69), «liber polonia de equis—книга на польском языке о лошадях» (л. 22об.-23) и т. д. В некоторых случаях книгу удается опознать. Например, «Historia polonica a Striukowscio conscripta in uno tomo — история польская от стриековскаго написанная» (л. 26об.-27) — это, очевидно, «Kronika Polska, Litewska, Zmudzka i wszystkiej Rusi» Матея Ст-рыйковского (Maciej Stryjkowski, 1547 — между 1586 и 1593).
По косвенным данным можно предположить, что составитель описи не владел польским и другими иностранными языками, так как он явно копировал польское название латинскими буквами, не всегда точно их переписывая. Так, книга Иоаникия Галятовского «Messiasz prawdziwy Jezus Chrystus Syn Bozy» записана как «Messiacz wrawdivy — истинный мессия» (л. 38об.-39). О незнании польского свидетельствует и то, что в русской части каталога графа, соответствующая польским книгам с польскими названиями, нередко остается пустой. В копии каталога, выполненной в 1763 г., эти пропуски сохранены (НИОР РГБ ф. 173.1. д. 586.1.). И если пропущенные переводы названий книг на французском и немецком языках были восполнены одним из следующих библиотекарей, знавшим эти языки, то почти все названия книг на польском так и остались без перевода, например: «Pandora starczytna kroliw polsciech»3 (л. 38об.-39), «Krolkie zebra-rie nauki chrzescias kiey wroku panskim»4 (лл. 63об.-64).
3 Вероятно, это книга А. Ободзинского (А. Obodziñski) "Pandora starozytna mo-narchów polskich: zacnosciq Jasnie Oswieconych Królów, swiatlosciq promieni bialego orla, królestwa polskiego wolnosciq, zacnych obywatelów koronnych dzielnosciq, z od-wagq zasluzonego rycerstwa, poboznosciq patronów polskich powaznie ozdobiona. W Krakowie, 1640" («Древняя Пандора польских королей: благородностью просвещенных королей, светом лучей белого орла, свободой Польского королевства, храбростью благородных граждан Короны [Польской], мужеством рыцарства, благочестием польских покровителей важно украшенная. В Кракове, 1640»).
4 Вероятно, имеется в виду одно из многочисленных изданий катехизиса типа Katechizm albo krótkie zebranie о nauki chrzescianskiey.
В тех случаях, когда перевод все-таки вписывался следующим библиотекарем, он отражает именно незнание польского языка. Так, например, книга "Now roznych przypadkaw" переведена одним из библиотекарей 1770-х годов как «Новый год о припадках, или болезнях» (л. 82об.-83). На самом же деле переводивший соотнес польское слово przypadków (случай) и русское припадок5 и досочинил «новый год», ориентируясь на слово now. Полное название книги выглядит следующим образом: Nów róznych przypadków, z pelni doktorów Theologii moralney ziawiony. To iest: Kazusy ruskiemu duchowienstwu przez O. Leona Kiszk§ spisane y do druku podane. W drukarni Kollegium Lubelskiego S. Jesu 1693 («Новолуние разных случаев, от полноты [луны] докторов нравственного богословия. То есть: избранные вещи русскому духовенству6. Отцом Леоном Кишкой написанные и напечатанные в типографии Люблинского коллегиума иезуитов, 1693»). Так трактат по нравственному богословию превратился в медицинскую книгу.
Очевидно, знание польского языка в Троцкой лавре уже в 1760-х годов не было распространено, а все библиотекари с 1760-х годов выбирались из выпускников Троицкой семинарии [Смирнов, 1867: 381-389]. Число книг в каталоге с каким бы то ни было указанием на польский язык также уже в это время невелико — около десятка на почти 2186 книг библиотеки. Единственная отмеченная рукопись на польском — «Motata concio-num polonicarum manuscripta — примечания польских проповедей рукописные» (л. 46 об. — 47). Возле этого пункта описи уже в 1768 г. появилась помета «не числить», т. е. рукопись выбыла из состава библиотеки.
Не покупаются польские книги и после 1762 г.: все списки впоследствии купленных книг содержат русские, французские и немецкие названия, реже — названия книг на латыни и греческом.
Столь же интересный материал дают нам более поздние описи, составленные уже в XIX в. Так, описи библиотеки Костромской семинарии, составленной в 1820 — начале 1830-х годов (НИОР РГБ ф. 138 д. 301), хорошо отражают изменение состава актуальных для семинарии книг. В библиотеке Костромской семинарии содержится около 1200 книг на русском языке (часть из них рукописные), причем все они аккуратно перечислены с полными заголовками и выходными данными. В то же время французские, немецкие и польские книги даны без названий, указано
5 Слово «припадок» зафиксировано в Словаре Академии Российской [САР IV: 689] и Национальном корпусе русского языка только в значении «проявление болезни».
6 «Русское духовенство» в данном случае относится, скорее всего, к униатскому духовенству пограничных польско-восточнославянских территорий.
только общее число. Французских книг в это время в библиотеке около 400, «немецких разных» — около 20, польских — 5 (л. 29 об.).
Больше данных дают каталоги библиотеки Московской академии, составленные в 1820-1830-х годов (РГБ ф.173.1 ед. хр. 610, 613, 617, 619, 622). Несколько отдельных томов посвящены немецким и французским книгам, хранившимся в семинарии. В то время как книги на польском языке обнаруживаются только в одной описи (НИОР РГБ ф. 173.1. д. 622 л. 137178), причем в разделе, который называется «Библиотека малоизвестных новых языков». В этом разделе в основном представлены книги как раз на польском и английском, есть также отдельные тексты на грузинском, голландском, итальянском, нидерландском. Если не учитывать словари (так как они были многоязычными), то состав книг следующий: всего перечислено 77 книг на «малоизвестных языках», из них 24 польских, 37 английских, 7 итальянских, 3 грузинских, 6 — на других языках (молдавском, голландском, нидерландском). При этом названия польских книг могут даваться в переводе на русский («Библия на польском языке»), но чаще переводятся на латынь. Например, издание Петра Скарги (Piotr Skarga, 1536-1612) «Zywoty swiçtych» (Krakow, 1598) в описи даны на латыни: «Petri Skarge Vitae sanctorum veteris et novi testamenti <...> Polonica». Только названия книг, добавленных уже после составления каталога в середине 1830-х годов, даны на польском языке.
Польские и английские книги, представленные в этой описи, хорошо демонстрируют постепенное расширение интереса в церковной среде к английскому языку и уменьшение значения польского языка и литературы. Так, из 20 датированных польских книг две напечатаны в XVI в., семь — в XVII, три - в первой половине XVIII, восемь — во второй, но самая поздняя из них датирована 1760 г. Позже в каталог были вписаны еще две книги на польском, изданные в 1834 г. Для сравнения: из 39 датированных английских книг две напечатаны в XVII в., девять — в первой половине XVIII, 25 — во второй, три - в начале XIX в.
Заметно, что во второй половине XVIII в. польские книги уже не закупаются; сохранившиеся в начале XIX в. в семинарских библиотеках польские книги — остатки старых собраний, частью с пометами «ветхие». Новые польские книги изданы уже в 1830-х годов и их появление связано с историко-культурными процессами новой эпохи.
Таким образом, польские книги на протяжении всего XVIII в. присутствуют в библиотеках богатых и хорошо обеспеченных книгами «великорусских» семинариях. Однако использовали ли их ученики и учителя семинарий, не обучавшиеся на Украине? Обладали ли они знанием польского языка?
4. Преподавание польского языка в семинариях
Как уже было сказано, польский язык активно преподавался в семинариях Украины в течение всего XVIII в. Есть данные о преподавании польского в Черниговском и Переяславском коллегиумах, в начальных классах Харьковского коллегиума [Посохова, 2011: 66-68], в Киевской академии и других учебных заведениях Украины [Знаменский, 1881: 459]. Даже во второй половине XVIII в. лучшие студенты из Киевской академии периодически отправлялись для продолжения образования в польские коллегиумы (Слуцкий, Виленский и др.): «... Самуил в том же (1787. — Е. К.) году послал двоих студентов в Слуцкий реформатский конвент для изучения новых языков, немецкого, французского и польского, обязав их при этом подпискою, что "показав плоды своего учения", они не отлучатся никуда без ведома и дозволения академии, а вступят в соответствующие их занятиям учительские должности. Около того же времени еще два студента отправлены были для приготовления к учительству в польский Виленский университет» [Знаменский, 1881: 682].
В семинариях, созданных в России в течение первой половины XVIII в., преподавание польского языка встречается очень редко. Исключением были Смоленская и Псковская епархии, в которых польский язык преподавался — однако с различным результатом.
В Смоленской епархии польскому языку обучали в течение всего XVIII в. в духовных учебных заведениях разного уровня — не только в Смоленской семинарии, но и в училищах в Дорогобуже, Рославле и т. д. Даже во второй половине XVIII в. он пользовался популярностью наряду с живыми европейскими языками — французским и немецким [Сперанский, 1892: 49, 56, 76]. Соответственно, Смоленская семинария обладала библиотекой, в которой книг на польском языке было довольно много: 158 из 2157 [Сперанский, 1892: 113]. Подобное особое положение польского языка в Смоленской губернии объяснялось ее предшествующей историей (нахождением в составе Речи Посполитой до 1654 г.) и наличием польскоговорящего населения. И хотя Смоленская семинария основана уже при Петре II, ее положение определялось закономерностями контактной зоны и имело больше общего с положением украинских семинарий, нежели «великорусских».
Совершенно иной выглядит ситуация в Псковской семинарии: несмотря на то, что в отдельных районах Псковской губернии проживали этнические поляки, условий, благоприятных для преподавания польского языка, здесь не сложилось, и попытка ввести польский язык в классах Псковской семинарии не увенчалась успехом. В 1776 г. в ней был создан класс польского язы-
ка, обязательный для будущих священников Полоцкого и Невельского уездов, в которых население было частично польскоязычным (а сами эти территории только в 1772 г. вновь вошли в состав Российской империи после первого раздела Речи Посполитой). В этом классе предполагалось обучать не более шести человек — и через 10 лет он был закрыт, потому что «некому было обучать по-польски» [Князев, 1866: 27-28]. Псковская семинария также испытывала нехватку книг. Например, в 1779 г. польский язык преподавался по неизвестной азбуке «с несколькими молитвами на польском языке, символом веры и первоначальными вокабулами», использовались также немецкая грамматика польского языка и «лексикон польский с русским переводом», а «книг польских негде было достать» [Князев, 1866: 40].
В светском образовании Невеля и Полоцка ситуация была иной, например, с 1780 г. по 1799 г. в Невеле существовала гимназия, в которой обучение польскому и латыни было начальной ступенью обучения, изучение русского — второй [Князев, 1866: 26]. Очевидно, что она продолжала традиции светского образования, заложенные во время нахождения этих территорий в составе Речи Посполитой, поэтому преподавание там польского языка было совершенно естественным.
Можно предположить, что разница в положении польского языка в Псковской и Смоленской семинариях связана с наличием представлений о польском языке как о престижном языке культуры. Так, в Смоленской губернии подобное представление явно поддерживалось опытом близких областей Украины и поэтому было устойчивым даже во второй половине XVIII в. Тогда как в Псковской семинарии польский язык занимал положение «миссионерского» языка, аналогичное положению таких языков, как татарский или чувашский, преподавание которых в миссионерских целях развивалось в других «великорусских» семинариях (см. [Веселовский, 1879: 44-53]). Соответственно, в таком положении польский язык не мог считаться престижным — и не пользовался популярностью среди студентов.
Отсутствие документов, учебных планов, каких бы то ни было упоминаний и свидетельств о преподавании польского в остальных семинариях, созданных в России в течение XVIII в., заставляет думать о том, что польский язык в них не преподавался. Но тем не менее некоторые тексты на польском языке в семинариях использовались.
5. Польские тексты и книги в учебных курсах семинарий
Как это нередко бывало в преподавании иностранных языков, многоязычные издания могли использоваться для преподавания любого из за-
явленных в них языков (см. [Кислова, 2015: 57]). Например, словарь Г. Кнапского «Thesaurus polonolatinograecus seu promtuarum linguae latinae et graecae Polonorum usui acconodatum, 1621», одна из самых популярных в библиотеках семинарий и в частных собраниях XVIII в., книг [Николаев, 2004: 59-74], использовался, во-первых, для преподавания латыни (например, в Тверской семинарии в 1740 г. [Николаев, 2004: 63]), а во-вторых, для преподавания поэтики, читавшейся также на латыни (в Ярославской семинарии в 1757 г. [Lewin, 1972: 155]). Однако нельзя сказать, насколько задействована была в обучении польская часть словаря. Несомненно, что обращение к латыни во время обучения могло идти через посредство интуитивно понятного студентам польского языка. Однако ни один из этих курсов не был направлен на то, чтобы научить студентов польскому языку. В связи с этим знание польского, если даже оно развивалось таким образом, оставалось пассивным, в лучшем случае на уровне понимания письменного текста.
В духовных училищах Украины были широко известны польские писатели и поэты, писавшие на польском и латинском языках. Образцовым поэтом, произведения которого приводились в качестве образцов в курсе риторики до второй половины XVIII в. был Ян Кохановский (Jan Kochanowski, 1530-1584), наиболее популярным новолатинским автором — Матей Казимир Сарбевский (Maciej Kazimierz Sarbiewski, 15951640) [Николаев, 2004: 15-16; 75-85]. В результате до середины XVIII в. цитаты из польских художественных текстов использовались в курсах поэтики и риторики, читавшихся в украинских и российских семинариях учителями, получившими образование в Киевской академии. Так, Феофан Прокопович и Лаврентий Горка цитировали в своих курсах поэтики переведенный Петром Кохановским «Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо [Николаев, 1983: 168]. В качестве иллюстративного материала использовались также цитаты из стихотворения Миколая Кохановского [Николаев, 2008: 55-56]. Они отмечены в рукописном учебнике поэтики Нектария Трояновского (1724 г., Киево-Могилянская академия — см. [Luzny, 1966: 122]) и в рукописной поэтике Славяно-греко-латинской академии 1748 г. «Phoebus poeticus Apollineis oraculorum radiis clarisque Musarum iubaribus micans in Mosquensi Academia, dilucentibus sectatoribus exortus Anno postquam oriens visitavi nos ex alto» 1748 (РНБ. Разнояз. Q. XIV1 66., см. [Lewin, 1972: 183; Николаев, 2004: 56]).
В рукописных учебниках по риторике и поэтике, созданных в Киево-Могилянской академии, но использовавшихся в семинариях Москвы и Санкт-Петербурга, нередко встречаются примеры и небольшие тексты
на польском языке7. Например, в рукописной латинской риторике 1732 г., сохранившейся в составе собрания Новгородской духовной семинарии (РНБ ф.522 ед. хр. 63), на л. 151 об. содержатся в качестве примера две эпитафии на польском языке (эта же риторика в качестве примеров проповедей содержит ряд слов на гибридном церковнославянском языке с большим числом лексических и грамматических украинизмов).
Даже созданные украинскими учителями в Московской славяно-греко-латинской академии учебники в первой половине века могут содержать отдельные польские тексты. Например, поэтика «Архиа туллия младаго информатор или прецепты пиитические руководителствующие ко ко благоизречению тогожде изданныя от чстнаго отца Иосифа Родине-вича в Училищи Московском 1706 году» (РНБ ф. 577 ед. хр. 70) содержит, наряду с примерами стихов и писем на русском и гибридном церковнославянском языках, стихотворения на польском, в том числе эпитафию младенцу с переводом-вариацией на русском языке, а также целый ряд риторических материалов. Наиболее примечательным текстом этой поэтики является обнаруженное нами письмо на польском языке от «Яна Мазепы Гетмана» митрополиту Рязанскому Стефану Яворскому, датированное 22 августа 1707 г. Оно написано основным почерком рукописи и явно одновременно ее созданию (сама поэтика датирована 1706 г., однако материалы, очевидно, собирались в течение какого-то времени). Текст завершает II часть поэтики, ему предшествуют образцы этикетных писем на гибридном церковнославянском языке, озаглавленные «Epistola in genere deliberativo Javitatoria inqua Parentes post mortem Jilij sui invitant socium eius» и «Epistola Responsoria». Вероятно, письмо Мазепы было представлено в качестве такого же риторического образца для учеников: оно написано на польском языке, однако содержит ряд латинских и восточнославянских фраз и оборотов. Пока открытыми остаются вопросы о том, каким образом это письмо попало в состав поэтики и почему анафема Мазепы в 1708 г. и последующие события никак не отразились на сохранности текста. Можно предположить, что польский язык в среде учеников «великорусских» семинарий был почти неизвестен: ученики не знали польского, не использовали образцы на польском языке — и поэтому не обращали внимания на письмо Мазепы. Однако непонятно, как можно было пропустить этот текст даже случайно — на том же развороте начинается III часть риторики — «О периодах» (Pars
7 О специфике создания и использования подобных рукописных сборников в учебном процессе семинарий см. [Суториус, 2005: 78-87].
III de quibusdam ad phetoricam pertinentibus progimnasmatibus. Caput I. De periodis). В настоящее время этот текст готовится к публикации с переводом и историческим комментарием.
К середине XVIII в. в семинарских поэтиках распространяется «школьная ода» на латыни и русском языке [Алексеева, 2005: 52-70]; польские цитаты в риториках и поэтиках, созданных в это время в «великорусских» семинариях, уже не встречаются, их позицию занимают цитаты из российских поэтов — как известных, так и анонимных. Например, в поэтике Московской академии «Phaebus Poeticus Apollineis oraculorum Radiis charisque musarum jubaribus Micans Mosquensi in Academia dilucentibus Sectatoribus exortus Anno postquam Oriens visitavit nos exalto 1748» (РГБ ф. 173.I ед. хр. 529) содержатся в том числе стихи Феофана Прокоповича, в сборнике образцов речей и стихотворений Троицкой семинарии «Orationes gratulatoriae, carmina gratulatoria et varia et caetera» (после 1762 г.) — стихотворные выписки из «Риторики» М. В. Ломоносова (РГБ ф. 173.III ед. хр. 32). Несомненно, что переориентация составителей семинарских учебных материалов с польских на российские поэтические тексты связана в том числе с распространением силлабо-тонической традиции стихосложения (хотя силлабические вирши на русском языке продолжают сохранятся в качестве литературных образцов для семинаристов до середины XVIII в. и отдельные тексты переписываются даже во второй половине XVIII в.). Однако можно предположить, что сыграло определенную роль и отсутствие преподавания в семинариях польского языка.
6. Выводы
Таким образом, в результате различных культурно-исторических процессов польский язык в течение XVIII в. оказался вытеснен на периферию церковного дискурса и в начале XIX в. вошел в разряд «новых и малоизвестных» языков. Сохранение книг и рукописей на польском языке в библиотеках семинарий было, очевидно, данью традиции. Использование примеров на польском языке в курсах риторики и грамматики с середины XVIII в. практически прекращается, так как позицию славянских поэтов и риторов занимают российские авторы — в первую очередь М. В. Ломоносов, чья поэзия входит в программы семинарий и становится образцом для семинаристов. Отсутствие контактов с польской культурой во второй половине века отличает лингвокультурную ситуацию России от ситуации в украинских духовных учебных заведениях, где польский язык продолжает преподаваться и где контакты с польски-
ми учебными заведениями продолжают поддерживаться. Не случайно именно в Киеве печатается первая грамматика польского языка на русском — «Грамматика польская, для пользы и употребления российского юношества, изданная Академии Киевской учителем истории географии и польского языка Максимом Семигиновским в Киеве» (1791). В России в это же время польский язык начинает вызывать интерес светского и ученого общества, что отражается в ряде учебных и научных публикаций начала XIX в. и связано уже с развитием сравнительно-исторического языкознания и сравнительного исследования славянских языков ([Бу-лич, 2011: 334, 1149-1223; Лаптева, 2005: 39-46] и др.).
Список литературы
Алексеева Н. Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII-XVIII вв. СПб., 2005.
БуличС.К. Очерк истории языкознания в России ХШ-ХК вв. М., 2011. Булычев А. А. История одной политической кампании XVII века. М., 2004. Верховский П. В. Учреждение духовной коллегии и Духовный регламент. Т. II.
Материалы. Ростов-н/Д, 1916. Веселовский П. И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России. СПб., 1879. Знаменский П. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Казань, 1881. Кислова Е. И. Немецкий язык в русских семинариях XVIII века: из истории культурных контактов // Вестник Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета. Серия «Филология». 2015. 1 (41). С. 53-70. Князев А. Очерк истории Псковской семинарии от начала до преобразования
ея по проекту устава 1814 года. М., 1866. Кузьминова Е. А., Ремнёва М. Л. Предисловие / Грамматики Лаврентия Зиза-
ния и Мелетия Смотрицкого. М., 2000. С. 3-25. Лаптева Л. П. История славяноведения в России в XIX веке. М., 2005. Луппов С. П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Санкт-Петербург, 1973.
Луппов С. П. Книга в России в послепетровское время. СПб., 1976. Николаев С. И. Польская поэзия в русских библиотеках XVII — первой трети
XVIII века и ее читатели // XVIII век: Русская литература XVIII — начала
XIX века в общественно-культурном контексте. Л., 1983. Сб. 14. С. 165-179. Николаев С. И. От Кохановского до Мицкевича. Разыскания по истории польско-русских литературных связей XVII — первой трети XIX в. СПб., 2004.
Николаев С. И. Польско-русские литературные связи XVI-XVIII вв. Библиографические материалы. СПб., 2008.
Описание документов и дел, хранящихся в архиве св. правительствующего синода. Т. 2: Вторая часть (1722 г.). СПб., 1878.
Позднеев А. В. Светские польские песни в русских рукописных песенниках XVII в. // Польско-русские литературные связи. М., 1970.
Посохова Л. Ю. На перехрест культур, традицш, епох. Православш колепу-мы Украшны наприкшщ XVII — на початку XIX ст. Харюв, 2011. С. 64-66.
СмоличИ. К. История русской церкви. Кн. 8, Ч.1. М., 1996.
Словарь Академии Российской. Ч. IV. От М до Р. СПб., 1793.
Сперанский И. Очерк истории Смоленской духовной семинарии и подведо-мых ей училищ со времен основания Семинарии до ее преобразования по Уставу 1867 года (1728-1868 г.). Смоленск, 1892.
Суториус К. В. Схоластика в России в первой половине XVIII в. и традиции рукописной книги // Книга в России VI. М., 2006. С. 78-87.
Сухарева С. В. Образ Яна Кароля Ходкевича в похоронной проповеди Бона-вентуры Чарлинского // Studia Humanitatis. 2013. № 3.
ХарламповичК. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914.
Хотеев П. И. Книга в России в середине XVIII века. Библиотеки общественного пользования. СПб., 1993.
ЦелуноваЕ. А. Псалтырь 1683 года в переводе Авраамия Фирсова: Текст, словоуказатель, исследование. М., 2006.
Чистович И. История Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1857.
Kislova E. I. Le français et l'allemand dans l'éducation religieuse en Russie au XVIIIe siècle // ВИВЛЮ0ИКА: E-Journal of Eighteenth-Century Russian Studies. № 1 (2013). P. 48-74.
Lewin P. Wyklady poetyki w uczelniach rosyjskich XVIII w. (1722-1774) a tradycje polskie. Wrodaw, 1972.
Luzny R. Pisarze krçgu akademii Kijowsko-Mohylañskiej a literatura polska. Z dziejow zwiqzkow kulturalnych polskowschodnio stowianskich XVII-XVIII w. Krakow, 1966.
Сведения об авторе: Кислова Екатерина Игоревна, канд. филол. наук,
старший преподаватель кафедры русского языка филол. ф-та МГУ имени
М. В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
