Польские и литовские дети в детских домах Удмуртии в годы Великой Отечественной войны Текст научной статьи по специальности «История и археология»

156 ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2009. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

УДК -371.95(470.51)(091)(045)

И.А. Ложкина

ПОЛЬСКИЕ И ЛИТОВСКИЕ ДЕТИ В ДЕТСКИХ ДОМАХ УДМУРТИИ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Рассматриваются отдельные эпизоды из жизни литовских и польских детей в детских домах и интернатах, созданных в начале 40-х гг. XX в. на территории Удмуртской АССР. Дается характеристика особенностей воспитания и образования детей, оказавшихся в непривычном окружении, плохо понимающих русский язык. Особое внимание уделено усилиям ответственных работников и рядового населения по минимизации трудностей, возникавших при обустройстве детей-сирот в тыловом районе страны.

Ключевые слова: война, эвакуация, детский дом, интернат, коммунистическое воспитание, школьное обучение.

В истории Великой Отечественной войны есть еще немало «белых пятен ». Одним из таких вопросов, до сих пор не получившим должного освещения в региональной науке, является история детских учреждений, созданных на территории Удмуртии в ходе масштабной эвакуации из областей, оккупированных Германией. Из различных источников удалось установить, что за годы войны в УАССР было создано около 20 детских домов и интернатов. Среди них Каракулинский интернат для польских и еврейских детей, Шар-канский детский дом, позднее Дебесский интернат для литовских ребятишек. Воспитанники этих детских учреждений в большинстве своем были эвакуированы из курортной зоны - Друскининкай (Литовская ССР). В воспоминаниях выпускницы Каракулинского интерната Т.М. Изакович читаем: «22 июня 1941 г. мы, школьники из Западной Белоруссии, отдыхали в пионерском лагере на берегу живописной реки Неман. В нашем лагере началась очередная смена. Мы успели сдружиться и готовились к традиционному прощальному костру и к встрече с родными и близкими. Ничего не предвещало тех тяжелых дней, которые выпали и на нашу судьбу. Тогда мы не в состоянии были понять, какая страшная война пришла из-за границы, рядом с которой находился наш лагерь и многие другие пионерские лагеря для детей из Белоруссии, Литвы, Латвии, Эстонии, Польши. Мы просто встревожились и плакали из-за отсрочки встречи с родителями, из-за того, что от лагеря до станции надо было идти не налегке, а таща наволочки, в которые нам положили одежду и продукты на дорогу (по буханке или две хлеба, по большому куску сала, конфеты и печенье). Кажется, вкуснее того, выпеченного из довоенной муки хлеба - не было ничего»1. С самого начала военных действий эвакуацией детей активно занимались С. М. Певзнер (тогда начальник пионерских лагерей Друскининкая, впоследствии директор Каракулинского интерната, заслуженный учитель РСФСР) и воспитательница А.Л. Рохленко. Самуил Маркович позднее вспоминал: «Мы усаживали детей уже в переполненные вагоны, используя не только двери, но и окна. В эшелон погрузилось около тысячи человек, многие забрались на крыши вагонов, а большинство остались на

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2009. Вып. 2

вокзале, не попав в состав поезда. Лишь четыреста детей смогли эвакуировать, усаживая их в последний свободный вагон»2. На протяжении шести тяжелых дней состав преследовали фашистские самолеты. Спасая детей при налетах вражеской авиации, оставляли вещи в вагонах, разбегались по команде в поле, лес. Затем вновь собирались, и состав двигался дальше, вглубь страны. «Иногда нас преследовало десять или двадцать самолетов, они пикировали так низко, что мы видели лица фашистских летчиков. Значит, и они видели нас, кого везет этот поезд»3, - пишет Т. Изакович. Можно представить, какие переживания могли испытать дети, очутившись лицом к лицу с врагом. Только на десятые сутки пути на станции Канаш дети впервые смогли организованно умыться. Одиннадцать дней пути были тревожными, они изменили детей. Малыши разучились смеяться, стали по-взрослому серьезными. Эта дорога для всех стала тяжелым испытанием: «Первые дни пути мы забывали о еде, но потом съели все сало, печенье и конфеты. С питанием возникли проблемы, но люди не оставляли нас в беде. На больших остановках, начиная от Смоленска, который в те дни еще не обстреляли, нам приносили в вагоны молоко, хлеб, булки»4.

Первоначально детей предполагалось разместить в Смоленске, затем в Пензе, но война быстро вносила изменения в планы руководителей эвакуации. Учитывая стремительное продвижение немецких войск, эвакуированных направили на Урал. Четыреста ребятишек дошкольного и школьного возраста оказались в Удмуртии. Детей разместили на окраине города Сарапула, в доме отдыха «Учитель». Здесь общими усилиями местных властей, комсомольского актива и рядовых сарапульчан смогли организовать Сарапульский школьный детский дом №55, просуществовавший недолго. С наступлением холодов, прежде всего по причине несоответствия помещений санитарногигиеническим требованиям, а также из-за развертывания госпиталя для поступавших с фронта раненых, дети были перевезены в районы республики. Их разместили в двух селах - Шаркан и Каракулино6. Педагогический коллектив Шарканского детского дома №2 начал работать с литовскими детьми в сентябре. Позднее, 23 октября 1941 г., для двухсот польских детей двери открыл Каракулинский интернат7. В отличие от Каракулинского интерната, Шарканский детдом впоследствии непрестанно реорганизовывался: уже в январе 1942 г. его объединили с местным детским домом в интернат, а в конце марта вообще перевели в село Дебесы.

В селе Шаркан властям и директору детдома Л.Г. Павлову не удалось обеспечить комфортных условий для жизни воспитанников. Отсутствие необходимых площадей и несвоевременное перечисление финансовых средств в фонд питания воспитанников сказывались на здоровьи детей. Дети недополучали жиры и углеводы. Лишь явное ухудшение здоровья детей заставило власти перевести детский дом, пусть временно, на положение учреждения санаторного типа. Не был поставлен на должный уровень и воспитательный процесс. Как следствие были зафиксированы случаи воровства и хулиганства среди воспитанников (мальчики били девочек, воровали продукты из кладовой). Не было согласованности и в организации учебного процесса. Первоначально по распоряжению отдела народного образования литовских ребятишек направили учиться в русские классы8. «Помню, пришла учительница

вести урок русского языка и литературы, - вспоминала выпускница Дебес-ского детского дома Онуте Маценскайте, - она ни одного литовского слова не знала, мы не знали русского. Как вышли из положения, не понимаю, но учились!»9. Лишь со временем были специально созданы национальные классы. Преподавали студенты Вильнюсского университета, прибывшие вместе с детским эшелоном. В первых числах января 1943 г. на базе Дебесского интерната была организована неполная средняя литовская школа, что стоило республиканским и местным органам власти больших сил. Оценивая значимость этого шага, стоит отметить, что всего в стране подобных школ было не более трех. И все же из-за войны и тотальной нехватки самого элементарного не могли обеспечить полноценной заботы о литовских детях и воспитателях10. Так, в интернате остро ощущалась недокомплектация кухонным инвентарем (на 361 ребенка имелось только 50 тарелок и 80 ложек), не хватало одежды и обуви (у 47 воспитанников обуви не было вообще). Из-за отсутствия теплых пальто дети в холодную погоду ходили в легких платьях, отчего часто простужались и заболевали (на ногах появлялись нарывы и фурункулы, нередким было легкое обморожение ног)11. Безусловно, сложившуюся ситуацию старались исправить. 31 марта 1942 г. начал работать Дебесский интернат №1, рассчитанный на 152 места. В июне для прибывшей в количестве 130 человек организованной группы детей из Паланги и Артека открылся Дебесский детдом №2. Интернатские дети были размещены в 15 комнатах светлого, сухого двухэтажного общежития педучилища12. Кухня и столовая в нем находились в отдельном, приспособленном и отвечавшем всем санитарным требованиям помещении. Благодаря добровольным пожертвованиям местного населения удалось пополнить детский дом всем необходимым. Из воспоминаний бывшей воспитанницы Марите Растекайте: «Сразу после прибытия в Дебесы ребята вместе с воспитательницей Аназтасией Щукене, взяв мешки, ушли в деревни за провизией. Ушли с мешком, а вернулись с телегой: люди давали, кто сколько мог. Особенно запомнилось, как в одном доме дали три моркови. У этой семьи больше ничего не было»13. В январе 1943 г. распоряжением литовского правительства оба детских учреждения были объединены в один Дебесский детский дом14. При нем была организована литовская неполная средняя школа. В дополнение к пяти работавшим к тому времени классам были выделены средства на создание еще трех15. Педагоги, принимавшие участие в обучении литовских детей, отличались большой эрудицией, душевной мягкостью и деликатностью. Школьные предметы воспитанники изучали на родном языке, несмотря, порой, на полное отсутствие необходимого количества учебников. Выход из сложной ситуации нашли следующий: дети конспектировали уроки, в помощь им учителя изготавливали маленькие пособия («букварики»). Выучив один текст, первоклашки менялись между собой букварями и читали новые тексты. Не доставало книг и для второго класса, учебников по географии. Тексты для чтения и разбора учителям необходимо было придумывать ежедневно. Педагогам приходилось регулярно сидеть в библиотеке педучилища и конспектировать программный материал. Работа в школе и для школы поглощала почти все время16.

В отличие от литовских, польские дети проходили курс обучения на русском языке. Уже через три дня после прибытия в село Шаркан они были

Польские и литовские дети в детских домах... 159

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2009. Вып. 2

распределены в классы среди русских учеников, хотя для учеников третьих -

17

седьмых классов первоначально постарались организовать польские классы . Правда, с 1943 г. начали работать кружки польского и белорусского языков. Как бы ни старался Комитет по делам польских детей в СССР, но организовать своевременную поставку учебников на польском языке не удалось. «Учителя с нами занимались до 12 ночи, приносили с собой керосиновые лампы, угощали шаньгами и медом. Нам пришлось учить язык как иностранный, начиная с алфавита. К весне 1942 г. мы неплохо научились говорить по-русски, понимая учителей-предметников», - вспоминала одна из учениц интерната З.Г. Зелигзон18. Несмотря на все трудности с распространением учебников и изучением русского языка, успеваемость учеников была высокой. Показатели за первую четверть 1941/1942 учебного года были весьма наглядными - пятнадцать отличников. За хорошую учебу они получили книги и благодарности. Седьмой класс в Шарканской школе занял по успеваемости первое место и получил переходящее республиканское Красное знамя. Даже такие трудности, как холод в классных комнатах, текучесть учительского состава, не могли сдержать кипучей энергии учащихся. Классный руководитель седьмого класса писала: «За 31 год педагогической работы я впервые встретила настойчивость и упорство в учебе, которые проявляет весь класс, а не только отдельные ученики. Несмотря на то, что дети лишены родительской заботы, они отдают все силы и энергию в изучение предметов, появилась цель учиться только хорошо и отлично»19.

Воспитанники Каракулинского интерната с благодарностью вспоминали своих учителей, например, Михаила Ивановича Гнедина, выпускника МГУ им. М.В. Ломоносова, и особенно - Берту Павловну Француз, эвакуированную сначала в Куйбышев из блокадного Ленинграда. Там она не смогла найти ни квартиру, ни работу, поэтому выехала в Каракулино. В интернате ей была выделена средняя и старшая группы мальчиков. За четыре года обучения они достигли таких вершин знаний, к которым обычно идут все десять лет20.

Воспитанники национальных детских домов были дисциплинированны, систематически и добросовестно выполняли домашние задания. Для учителей не составляло большого труда организовывать детей на внеклассные занятия и подготовку уроков21. Воспитатели и учителя проводили огромную работу: занимались во внеурочное время с отстающими учениками, устраивали громкие чтения на литовском, польском и русском языках, изучали национальные и советские песни22. Они делали все, чтобы сформировать из ребят сплоченный детский коллектив. Как вспоминают очевидцы, первое время пребывания детей в Шаркане частым явлением были драки, недружелюбное отношение друг к другу. Но со временем дети изменились, враждебность сменилась отзывчивостью и приветливостью23. Дети охотно посещали организованные для них кружки рукоделия, противохимической воздушной обороны, драмкружок, хоровой, музыкальный, спортивный (с футбольной, двумя баскетбольными и волейбольными командами)24, участвовали в развлекательных вечерах, литературно-музыкальных викторинах, трудовых воскресниках.

В Каракулинском интернате для кружка самодеятельности были приобретены рояль и другие музыкальные инструменты. Коллектив художественной самодеятельности занимал лучшие места не только на районных

смотрах, но и на республиканских - в городе Ижевске. Кроме того, ребята организовывали вечера и утренники для колхозников, а также платные концерты в районном клубе, средства от которых перечислялись в специально созданные фонды - для детей фронтовиков, на восстановление Варшавы.

Неотъемлемой и важной частью воспитательно-образовательного процесса в детских домах являлось трудовое обучение. Совместный труд сплачивал детский коллектив, рассматривался как фактор улучшения работы детдома в целом и в будущем трудоустройстве детей. Трудовые навыки прививались воспитанникам в собственных подсобных хозяйствах и мастерских, на полях колхозов и совхозов, а также через самообслуживание. Колхозы и районные организации оказывали содействие руководителям детских учреждений в создании подсобного хозяйства, выделяя земельные участки, предоставляя скот и семена. Так, судьба литовских детей не могла оставить равнодушным председателя колхоза К.А. Князева, благодаря его поддержке дом сразу же получил земельный участок в 20 га. Каракулинскому интернату в 1942 г. было выделено 11 га, а к 1944 г. площадь его подсобного хозяйства увеличилось уже до 23 га. Хозяйство росло и крепло, обеспечивая воспитанников детдома дополнительным питанием и являясь одновременно школой трудового воспитания.

Думается, что в удмуртском крае воспитанники обрели второй дом, здесь заботу о них приняли на себя республиканские, местные органы власти, партийные руководители и население. Как следствие, в детских домах и интернатах УАССР не было зафиксировано ни одного случая побега. Совершенно обратное можно отметить в отношении некоторых детских домов Ивановской, Горьковской и Чкаловской областей, Башкирской и Дагестанской автономных республик, откуда только в январе 1944 г. совершили побег 219 литовских детей25.

Проявляя повседневную заботу о детях, воспитатели создавали условия для возникновения настоящей дружбы между классами и отдельными воспитанниками. В послевоенное время в знак почтения и памяти у бывших воспитанников национальных детских домов появилась традиция встречаться в День Победы у себя на родине и, по возможности, через пять лет - в Удмуртии. Из 200 воспитанников Каракулинского интерната около 26 подростков остались жить в России, многие из них заняли достойное положение в обществе. Зинаида Гдальевна Зелигзон работала врачом-терапевтом в Каракулино, затем двадцать один год руководила Каракулинской центральной районной больницей и еще девятнадцать лет являлась заведующей второй поликлиникой ИНИТИ «Прогресс» в Ижевске. Татьяна Марковна Изакович стала врачом отоларингологом. Она долгие годы работала в 1-й и 2-й республиканских больницах, занимала руководящие посты в горздраве26. Обеим было присвоено звание «Заслуженный врач Удмуртской Республики». Другой воспитанник - Ричард Бакс (здесь и далее сведения почерпнуты из периодической печати, восстановить полные инициалы не удалось) - после обучения в Московской консерватории им. П.И. Чайковского вернулся на родину, стал профессором Варшавской консерватории. Позднее был приглашен в Манчестерскую консерваторию, где получил мантию из рук самой королевы Елизаветы. Геня Липкие и Лена Едваб закончили славянское отделение филологического факультета МГУ им. М.В.

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2009. Вып. 2

Ломоносова. Геня Липкие стала ученым-филологом, защитила докторскую диссертацию у себя на родине, в Польше. Десять лет работала атташе по культурным связям в посольстве Польши в Москве. Позднее заведовала одной из кафедр Калифорнийского университета. В 2000 г. ей было около 80 лет, но она не переставала работать.

Восемь выпускников Каракулинского интерната получили образование в Сарапульской фельдшерской школе. Двое из них - Хана Лин и Цива Яблоко уехали в Польшу, но никого из родственников там не нашли и эмигрировали в Израиль. Цива Яблоко устроилась на работу в кардиологический центр Тель-Авива, считалась одной из лучших медсестер. Владислав Кучевский стал офицером Советской армии. Остальные выпускники Каракулинского интерната стали достойными специалистами, работая учителями, журналистами, инженерами. Не менее интересно сложился жизненный путь воспитанников Дебесско-го детского дома. Леонас Вайтукайтис - писатель, в 1970-е гг. работал инспектором в Совете министров Литовской Республики. Марите Кветкаускене работала на Каунасской фабрике бытового обслуживания. Марите Растекайте стала актрисой Академического театра драмы в столичном Вильнюсе. Очень любила свою профессию. Мира Стрелицкайте известна как врач 1-й городской больницы города Каунаса. Ванда Бараускене и Гене Эрсловайте в 1960-е гг. работали в Институте литовского языка и литературы Академии наук ЛССР, в секторе фольклора. Ванда Ивановна более 10 лет занималась изучением литовских песен. Эстер Баерайте работала библиотекарем Вильнюсского университета, а Гражина Скуодиене стала учительницей27.

Воспитанники двух детских учреждений, ныне живущие в разных уголках планеты (Израиле, Москве, Ижевске, Париже, Минске и т.д.), сохраняют благодарную память о душевной щедрости и родительской доброте местных жителей28.

Таким образом, можно подчеркнуть, что забота об эвакуированных подростках стала всенародным делом, общей задачей партийных, комсомольских, профсоюзных и хозяйственных организаций, республиканских властей. Они старались создать комфортные условия для жизни воспитанников, несмотря на невероятно сложные военные годы. Комиссар просвещения Удмуртской АССР Е.А. Никифорова подчеркивала: «Всех детей нужно было накормить, обуть, обучить. Трудно словами высказать, сколько людей не спало целыми ночами, сколько хлопотало, пока решались эти вопросы. Всего не хватало - и одежды, и пищи, и обуви»29.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Певзнер С.М. Из Друскининкая в Удмуртию: письмо С.М. Певзнеру // Сестры. Рассказ о дружбе, проверенной временем. Ижевск, 1975. С. 8-16.

2 Там же.

3 Изакович Т.М. Здравствуйте, братья и сестры! // Комсомолец Удмуртии. 1991. 13 июля.

4 Там же.

5 Ложкина И.А. Эвакуация и реэвакуация детских учреждений в УАССР в годы Великой Отечественной войны // Россия и Удмуртия: история и современность: материалы междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 450-летию добровольного вхождения Удмуртии в состав Российского государства / сост. и отв. ред. В.В. Пузанов, А.Е. За-

гребин. Ижевск, 2008. С. 666.

6 Там же. С. 667.

7 Сентякова С. Каракулино - это судьба // Отчий край: книга для чтения по удмуртскому краеведению. 10-11-е классы. Ижевск, 1993. С. 194.

8 Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики (далее - ЦДНИ УР). Ф. 16. Оп. 1.Д. 3589. Л. 53, 54.

9 Детский эшелон из Прибалтики в Удмуртию // Лица победы: сборник очерков о Великой Отечественной войне / ред. совет Э.В. Касимов, Т. А. Снегирева. Ижевск,

2005. С. 39.

10 Центральный государственный архив Удмуртской Республики (далее - ЦГА УР).

Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1467. Л. 91.

11 ЦДНИ УР. Ф. 16. Оп. 1. Д. 3589. Л. 53, 54.

12 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1.Д. 1549. Л. 3, 4.

13 Норкявичюс Ю. Памяти сердца - Дебессы // Удмуртская правда. 1985. 15 дек.

14 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1467. Л. 91.

15 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1453. Т. I. Л. 111; Д. 1454. Т. II. Л. 179об.; Д. 1467. Л. 91.

16 Карасене М. Ничто не забыто // Сестры. Рассказ о дружбе, проверенной временем. С. 68.

17 Дети из Литвы в Удмуртию // Архивы Урала. Екатеринбург. 1996. № 1. С. 190, 191.

18 Вязина И. Удмуртские польские // Центр. 2006. № 21. С. 22.

19 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1454. Т. 2. Л. 40 об.

20 Попов А. В день 100-летия меня поздравил Клинтон // Центр. 2006. 15 июня. С. 20.

21 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1454. Т. 2. Л. 42 об.

22 ЦДНИ УР. Ф. 16. Оп. 1. Д. 3823. Л. 22, 23.

23 Дети из Литвы в Удмуртию. С. 184, 185.

24 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1.Д. 1453. Т. 1. Л. 81; Д. 1549. Л. 180.

25 ЦГА УР. Ф. Р-738. Оп. 1. Д. 1792. Л. 23.

26 Дмитриев К. Домой на родину // Удмуртская правда. 1946. 24 мая; Козлова Л. Сильная женщина // Известия Удмуртской Республики. 1997. 30 сент.

27 Остроумова Н. Все хорошее в них с берегов Камы // Аргументы и факты в Ижевске. 2001. № 50.

28 Дети из Литвы в Удмуртию. С. 184, 185.

29 Норкявичюс Ю. Указ. соч.

Поступила в редакцию 18.06.09

I.A. Lozhkina, postgraduate student

Polish and Lithuanian children in orphanages of the Udmurt Republic in the years of the Great Patriotic war

This article is devoted to some episodes from the life of Lithuanian and Polish children from orphanages and boarding houses which were set up in the Udmurt Republic in the 1940s. A description is given of the up-bringing and education of children poorly understanding Russian in unknown surroundings. Special attention is paid to the human factor which means efforts of common people and those who were in charge of minimizing difficulties which arose while settling the orphans in the rearward district of the country.

Ложкина Ирина Александровна, аспирантка ГОУВПО «Удмуртский государственный университет»

426034, Россия, г. Ижевск ул. Университетская, 1 (корп. 2)

E-mail: lial002@yandex.ru