CC BY
68
и функционирования языковых единиц разных уровней. Иваново, 2003 б.
8. ГердА.С. К истории диалектных границ вокруг Онежского озера // История русского слова: проблемы номинации и семантики. - Вологда, 1991.
9. Диалектологический атлас русского языка: Центр Европейской части СССР. В 3 вып. / Под ред. Р.И.Аванесова, С.В. Бромлей. Вып. III (ч.1). Лексика. Карты. - М., 1977.
10. Костючук Л. Я. Информативная значимость диалектной лексической карты в конце ХХ в. // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 1998. - СПб., 2001.
11. КрКОС - Живое костромское слово. Краткий костромской областной словарь / Сост.:
Н.С. Ганцовская, Г.И. Маширова; отв. ред. Н.С. Ганцовская. - Кострома, 2006.
12. Мельниченко Г.Г. Некоторые лексические группы в современных говорах на территории Владимиро-Суздальского княжества XII - нач. XIII в. - Ярославль, 1974.
13. Мызников С.А. Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах северо-запада. Этимологический и лингвогеографический анализ. - СПб., 2004.
15. Программа ЛАРНГ - Программа собирания сведений для лексического атласа русских народных говоров. Ч. 2. - СПб., 1994.
16. Пшеничнова Н.Н. Типология русских говоров. - М., 1996.
Е.Л. Мураткина
ПОЛНОСТЬЮ «ДИАЛЕКТИКА ДУШИ» ТОЛСТОГО И ДИККЕНСА
В 1864-1865 гг., в период активной работы над «Войной и миром», Толстой читал новый роман Диккенса «Наш общий друг» («Our Mutual Friend»). Читал, скорее всего, по-английски, потому что роман начал печататься ежемесячными выпусками с мая 1864 г. Впрочем, русский перевод уже с конца 1864 г появился «Отечественных записках». В дневнике Толстого за 21 октября 1865 г. он записал: «То же, что вчера. К вечеру обдумывал Долохова. Читал Диккенса. Белла - Таня» (XLVIII, 65).
«Таня», упомянутая в толстовской записи - это свояченица Толстого (младшая сестра его жены) Татьяна Андреевна Берс (в замужестве Кузминс-кая, 1846-1925). В это время ей 18-19 лет, она часто и подолгу гостит в Ясной Поляне. В письме Толстого к сестре Марии от 14 августа 1864 г. есть упоминание о ней в том же контексте сопоставления с Беллой - героиней романа Диккенса «Наш общий друг». Толстой здесь дает игру слов, заключенную в подчеркнутом удвоенном «л»: «Татьяна - Бел-логубка» (LXI, 61; Белогубкой звалась верховая лошадь, на которой обычно ездила Т.А. Берс).
Татьяна Берс с детства находилась в сердечной дружбе с великим писателем. Ее незаурядная личность, артистичность, музыкальность, прекрасный голос, литературная одаренность, страстность и порывистость характера - и в то же время душевная отзывчивость, бескомпромиссность импонировали Толстому, доставляли ему эстетическое наслаждение. Эта «чудная, милая
натура с смехом и с фоном поэтической серьезности» ^Х, 450), эта «беснующаяся, страстная и энергическая натура» ^Х1, 31) привлекала его и приводила в настоящий восторг. Татьяне, в свою очередь, очень нравилась Ясная Поляна, которую она называла «милым своим вторым родительским домом»; хозяина ее она называла «вторым отцом» и любила помогать ему - в частности, писала под диктовку некоторые главы «Войны и мира»1.
В исследовательской литературе о великом толстовском романе давно высказано соображение о том, что Т. А. Берс - прямой прототип Наташи Ростовой. Сам Толстой говорил ей об этом, а она потом зафиксировала это его признание в своих воспоминаниях: «.. .Ты думаешь, ты даром живешь у нас - я тебя всю записываю.. .»2. Эти воспоминания Т.А. Кузминской как будто написаны от лица героини толстовского романа: один из рецензентов их сразу отметил, что «Наташа Ростова сошла со страниц "Войны и мира" и написала воспоминания»3. Рецензент был недалек от истины: биография Татьяны Берс очень напоминает биографию Наташи; ее внешность, характер, ее мировосприятие, душевные переживания в кризисные моменты адекватны тому, что прочитывается на страницах толстовского романа. Об этом начали писать еще при жизни Т.А. Кузмин-ской4. Даже вступительная статья к одному из позднейших изданий ее воспоминаний называется: «Мемуары Наташи Ростовой»5.
62
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 7, 2006
© Е.Л. Мураткина, 2006
И от других людей Толстой не скрывал, что Татьяна Берс - прототип Наташи. Художнику М.С. Башилову, готовившему иллюстрации к «Войне и миру» он советовал, «посмотрев Танин дагерротип 12-ти лет, потом ее карточку в белой рубашке 16-ти и потом ее большой портрет прошлого года, не упустите воспользоваться этим типом и его переходами, особенно близко подходящими к моему типу» (1X1, 153). «Есть еще немало показаний, - констатирует современный исследователь, - подтверждающих, что Таня Берс и "гра-финюшка" находятся в генеалогическом родстве: она получила от своего прообраза внешность, характер, мироощущение и многое из того, что та пережила, передумала, перечувствовала»6. К примеру, ряд эпизодов, характеризующих взаимоотношения Наташи и князя Андрея, ведут нас к аналогичным взаимоотношениям между Татьяной Берс и братом Толстого Сергеем Николаевичем.
Но в приведенных замечаниях Толстого отмечена еще одна связь: Таня Берс оказывается похожа на героиню нового романа Диккенса Беллу Уилфер. Именно связь: «Белла - Таня» стала своеобразным литературным основанием «прото-типичности» Т.А. Берс по отношению к Наташе Ростовой. Именно в романе Диккенса Толстой увидел возможность введения подобного женского типа в контекст литературного создания. С другой стороны, Т.А. Берс оказывается своеобразным «связующим звеном» между характерами, созданными Диккенсом и Толстым.
Иные исследователи относились к этой героине Диккенса несколько свысока. «Фигура Беллы тоже традиционна, - пишет, например, Т.И. Силь-ман. - Таких капризных, но в сущности неплохих девиц мы знаем по другим романам Диккенса»7. Несколько мягче в этом отношении Е.Ю. Гение-ва: «Белла - новый женский образ в творчестве Диккенса. Чаще всего из-под пера Диккенса выходили бесплотные, ангелоподобные существа -Роза Мейли, Агнес. Нэнси из "Оливера Твиста", Эдит Домби, Эстелла из "Больших надежд" были блистательными прозрениями, тогда как Белла -подробно выписанный характер, в котором Диккенсу подвластно внутреннее движение. Перерождение героини убеждает, потому что оно психологически мотивировано. Более того, Белла воплощает в романе столь дорогую Диккенсу стихию жизни. С новым пониманием женского характера пришло и новое понимание любви, еще одной «трудной» для Диккенса темы. Даже в пору
«Холодного дома» вполне достаточным условием для любви героев была их молодость, красота и материальное благосостояние, имеющееся или маячащее впереди. Этих молодых людей нисколько не смутило бы то обстоятельство, что умершие родители предназначили их друг другу. Более того, они бы считали это надежной гарантией будущего счастья. Но Белла и Гармон, как Роза и Эдвин из «Тайны Эдвина Друда», хотят располагать свободой выбора, свободой совершать ошибки»8.
В структуре «Нашего общего друга» Диккенса Белла Уилфер играет важную нравственную роль и оказывается яркой «идеологической» героиней этого «запутанного» романа. Само заглавие романа - «Наш общий друг» - выражает нравственную позицию автора.
Фразу, ставшую заглавием романа Диккенса, впервые произносит (ч. 1, гл. IX) один из активно действующих положительных героев Никодимус Боффин. Нашим общим другом он называет Джона Роксмита (он же Джулиус Хэнфорд и Джон Гармон): это действующее лицо оказывается «общим другом» всех персонажей романа, противостоящих разлагающему влиянию денег и чванливой, лицемерной среде. То есть другом всех тех, кто своим поведением утверждает идеи правды и справедливости, решительно противостоит злу в разных его проявлениях - и прежде всего злу нравственному.
В этом романе Диккенса отчетливо проступает то, что становится самым важным для писателя: стремление указать пути нравственного совершенствования человека. Джон Роксмит-Гар-мон чем-то похож на Артура Клэннема из «Крошки Доррит». В союзе с мистером Боффином он осуществляет эксперимент, могущий испытать нравственную природу людей.
Особое место в сюжете романа занимает «испытание» Беллы, невесты Джона. Это красивая, несколько упрямая девушка, склонная к быстрой перемене настроений. Одно время она считает себя корыстолюбивой, даже намеревается выйти замуж по расчету. «Я люблю деньги, и мне нужны деньги, ужасно нужны!» - без обиняков заявляет она. Джон, с помощью Боффина, подвергает испытанию ее чувства и ее способность удержаться против денежных расчетов. Испытывая ее, он стремится оживить и очистить ее сердце от всего наносного, при этом не отрывая ее ум от искреннего, отзывчивого чувства. Он испытывает ее любовь на способность быть верной и пре-
данной, не отступать от любимого человека при всех его бедах и наветах против него.
И Белла Уилфер выдерживает испытание: она считает глубоко унизительным для себя быть «завещанной» кому бы то ни было - «словно вещь, словно дюжина ложек». Нравственные начала ее души побеждают: она проявляет стойкость, выдержку, верность и преданность... Этот «эксперимент» Джона Роксмита имел автобиографический характер. Есть основания предполагать, что диккенсовским прототипом Беллы была его возлюбленная актриса Эллен Тернан, - и сам писатель, не утративший надежды, хоть и мучимый заботами и тревогой, тоже должен был ощущать себя нашим общим другом.
В пределах этого сюжета «переменчивая» Белла как будто декларирует нравственное право «быть собой» в каждую данную ей минуту. Независимость от взгляда со стороны представлялась Диккенсу (как и Толстому) важнейшим достоинством человека, «драгоценной чертой» его характера (Толстой, XXXIV, 381). Отвергая богатство во имя любимого человека, Белла поступает - с точки зрения окружающих - не очень разумно. Но ощущает при этом движение некоей «высшей правды».
Наташа Ростова в еще большей степени, чем героиня Диккенса, одарена особенным даром интуитивно-инстинктивного понимания и силой переживания, которые и озаряют многие наиболее яркие и светлые описания романа. Белла Уил-фер и Наташа Ростова живут на положении «общепризнанного украшения семьи», - но особенное очарование той и другой довольно трудно определить словами. «Я решительно не знаю, что это за девушка, - признается, например, Пьер Безухов, - я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать».
Ни Белла, ни Наташа не испытывают потребности в особенно интеллектуальной жизни -хотя обе, несомненно, умны. Но ум у них какой-то особенный.
В пору работы Толстого над «Войной и миром» его приятель А.А. Фет в не дошедшем до нас письме разделил два понятия: ум ума и ум сердца (ср. в ответном письме Толстого: «Умума и ум сердца - это мне многое объяснило»9). Жить «умом сердца» - это значит жить прежде всего сердцем и воображением, вполне доверяя своим изначальным душевным движениям, - а уже по-
том согласовываться с умом и волей. Собственно, эта проблема духовного самоопределения человека определила многое во всемирной литературе XIX столетия10. Именно к тому, чтобы Белла доверилась «уму сердца», и стремится в своем «эксперименте» Джон Роксмит.
Наташа Ростова живет «умом сердца» изначально. Она, как выражается тот же Пьер Безу-хов, «не удостоивает быть умной». Она не бьется в разрешении «проклятых вопросов», как Пьер и князь Андрей. Но удивительным образом оказывает могущественное влияние на умственную жизнь «думающих» героев Толстого. Одно только впечатление от знакомства с Наташей привело, например, князя Андрея к полнейшей перемене мировосприятия: «Ему и в голову не приходило, чтоб он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете». Сам образ Наташи оказывается живее всех логических доводов.
Именно на этом особенном действии «ума сердца» строится всё очарование толстовской героини; именно этим объясняется ее воздействие на брата, на Пьера и всех окружающих. Именно это и определяет ту особенную логику поступков героини Толстого, которая кажется окружающим вопиющей нелогичностью поведе-ния11. На этой особенной логике строится даже и эпизод, ставший «узлом всего романа» (LXI, 180) -история с Анатолем Курагиным. И в этой истории Наташа, как диккенсовская Белла, как будто реализует свою «свободу совершать ошибки».
Влияние Диккенса очевидно еще в одном: Толстой как будто продолжает его галерею образов «чудаков» и «простодушных», живущих по собственной модели поведения. Но если у Диккенса «бесхитростные и наивные персонажи были одинокими, беспомощными, не от мира сего, то безыскусственные герои Толстого духовно и практически укоренены в реальности. Писатель как бы доказал жизнестойкость и универсальность тех человеческих ценностей, которые ранее с известной схематичностью и не без скептицизма воплощались в традиционных образах "чудаков". Благодаря ей, читатель постоянно ощущает, что в жизни неизменно находится место людямкоторые душевно сродни Ростовым, Болконским, Пьеру Безухову и что привлекательные черты последних отнюдь не исключительны»12.
Доброта и совестливость укоренены в сознании толстовских героев - и эта нравственная направленность персонажей тоже идет от Диккенса. Автор «Войны и мира» не допускает возможности победы зла - ибо серьезный и честный человек в спокойные минуты жизни не может совершать ничего плохого. А о Татьяне Берс в письме к ее родителям написал, что «с таким сердцем она не может быть несчастлива» (ЬХ1, 88). Эта толстовская мудрость наивного доверия к течению жизни сродни представлению Диккенса, приводившего своих персонажей к «счастливым концам». «Для счастья и для нравственности жизни, - замечал Толстой в одном из писем 1865 г., -нужна плоть и кровь» (ЬХ1, 121).
Диккенс, несомненно, подписался бы под таким утверждением.
Но из этого осознания вытекала важная черта художественного метода Толстого. Так, именно глазами «счастливой» Наташи Ростовой, в освещении ее всё возрастающей радости и восхищения жизнью даны в «Войне и мире» сцены охоты и завершающего охоту вечера. «Толстой не стремится смоделировать точку зрения Наташи или кого-либо еще, как это делал Пушкин и писатели-реалисты, то есть воссоздать картину так, как она могла быть увидена человеком с социально-исторической культурной и психологической позицией, свойственной данному герою, - нет, Толстой описывает объект с эпическим размахом, полнотой и всезнанием, включая в описание детали, которые никак не могли быть видены и поняты его героем, но он заряжает свое описание чувством своего героя или своей собственной страстью, когда в поле действия не оказывается никого из наиболее одаренных способностью к переживанию жизни лиц. Это чрезвычайно условный и смелый метод, синтезирующий эпические и лирические начала»13. Истоки этого толстовского метода возводят к Гоголю - но гораздо ближе в данном случае романистика Диккенса. Как отмечено выше, страстность описаний у Диккенса (в частности, и в романе «Наш общий друг») не всегда авторская: иногда озаряющее те или иные вещи пламенное чувство прямо заимствовано у героя.
Обратим внимание еще на одно обстоятельство: параллель «Таня - Белла» возникла в сознании Толстого еще в августе 1864 г., когда новый роман Диккенса «Наш общий друг» только начал выходить в Англии. Вполне завершен он был
год спустя - авторская дата в конце романа «Сентябрь 2-го 1865 г.». К этому времени относится второе (дневниковое) толстовское указание этой же параллели. Из этого обстоятельства можно сделать три заключения.
Во-первых, первоначально Толстой знакомился с новым (последним из завершенных) романом Диккенса в подлиннике: русский его перевод начал появляться в «Отечественных записках» уже позднее. Вторая хронологически такая же параллель Т. А. Берс и Беллы Уилфер (в дневнике) датируется октябрем 1865 г. - даже и в это время роман не был допечатан до конца. Толстой во время работы над «Войной и миром» крайне редко самовыражался в дневнике - и заносил туда лишь самые значимые события и впечатления, особенно на него подействовавшие.
Во-вторых, роман Диккенса на долгие годы стал любимым чтением русского писателя. Вот свидетельство сотрудника издательства «Посредник» Н.Н. Иванова о посещении Толстого в Москве, в хамовническом доме, весной 1886 г.: «Толстой стал говорить о Диккенсе, что это замечательно хороший писатель, что произведения его стоят того, чтобы их читали как можно больше. Сущность того, что Лев Николаевич высказал мне о произведениях Диккенса, помнится, сводилась к одобрению нравственного положительного начала, проникающего сочинения Диккенса, и к одобрению гуманизма изображения им обездоленных классов общества, - гуманизма, совмещавшегося с сатирой над буржуазными классами, - «дармоедами», по выражению Толстого.
Толстой советовал мне попытаться сокращенно изложить какой-либо роман Диккенса для народного издания, так как целиком романы Диккенса во многом могут быть непонятны простому народу. Я сказал, что очень рад последовать его совету, но что у меня нет сочинений Диккенса и мне достать их для долгого употребления крайне трудно.
- Я вам могу дать, - сказал он и вышел.
В комнате совсем стемнело. Лакей внес зажженные свечи и поставил их на письменный стол. Толстой вернулся и передал мне переплетенную книгу. Это был роман Диккенса "Наш общий друг"»14.
Разговор происходил в московском доме Толстых, куда писатель не перевозил всей яснополянской библиотеки. То, что он взял оттуда «переплетенный» том Диккенса, свидетельствует об
ФИЛОЛОГИЯ
М.Р. Очкасова
особенном отношении именно к этому роману.
В-третьих, что особенно важно для нашей темы, Лев Толстой (как и первые читатели) воспринимал «Наш общий друг» по частям - и выделил Беллу (похожую на «Таню») уже в самом начале: он мог прочитать роман не далее первой части. Между тем, Белла в начале романа значительно отличается от Беллы в его продолжении. Она еще не выступает как активный и сколько-нибудь «положительный» персонаж: просто красивая и взбалмошная девушка. Выходит, что Толстой знакомился с романом Диккенса параллельно созданию своего великого романа - и вводил в него Наташу Ростову с такими же «поворотами», какие проделывал со своей героиней Диккенс.
В своих творческих исканиях Толстой погружался в творчество Диккенса, стараясь уловить в нем недостающее ему самому. Он охотно шел навстречу особенностям английской литературы, хотел их усвоить и применить к собственному опыту. Смутно чувствуя нечто новое для себя и значительное в творчестве Диккенса, Толстой переживал сложный процесс переосмысления художественной манеры английского писателя. С новых сторон Толстой стремится передать то, что он видит, чувствует, понимает. Отказываясь от сложившихся литературных форм, Толстой выставляет на первый план «борьбу чувств, по словам Чернышевского, -«самый психический процесс, - и едва уловимые явления этой внутренней жизни, сменяющиеся одно другим с чрезвычайной быстротою и неисточимым разнообразием».
Судя по записям Толстого и его широкой переписке, связанной с Диккенсом, его привлекало в творчестве английского писателя прежде всего нравственное чувство и гуманизм. Диккенс в восприятии Толстого являлся величайшим художником мирового масштаба: «Диккенс - гений, раз в сто лет родятся такие»15. Кроме того, Диккенс был близок Толстому особенностями своего художественного метода, глубиной психологического анализа. Интерес русского писателя к Диккенсу проявлялся разнопланово - и как прямые суждения и оценки, и как отголоски диккенсовских образов и мотивов в произведениях Толстого (в основном неосознанные и ненамеренные). В разные годы жизни Толстого те или иные аспекты творчества Диккенса оказывались ему особенно
близкими, однако на протяжении всей своей жизни Толстой видел в романах Диккенса выражение христианской любви к ближнему, его привлекала их обращенность к человеку.
Понимая этическую и художественную значимость творческого наследия Диккенса, Толстой проявлял огромную энергию в распространении и популяризации произведений Диккенса, поддерживая попытки своих близких и почитателей английского писателя в их стремлении заняться переводами, поскольку, по мысли Толстого, чтение Диккенса способно преобразовать душу человека и является вполне доступным читателю из народа.
Примечания
1 Кузминская Т. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. - М., 1986. - С. 120-137, 204-211, 331-335.
2 Там же. - С. 290.
3 Новый мир. - 1925. - №> 4. - С. 160.
4 Нагорная В. Оригинал Наташи Ростовой в романе «Война и мир» // Новое время. - 1916. -№№ 14400, 14413, 14427, 14434; Булгаков В.Ф. О Толстом. - Тула, 1978. - С. 193.
5 Брейтбург С.М. Мемуары Наташи Ростовой // Кузминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. - Тула, 1960. - С. 5-15.
6 Розанова С.А. «Счастливая звезда» // Кузминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. - М., 1986. - С. 22.
7 Сильман Т. Диккенс: Очерки творчества. -М., 1958. - С. 370.
8 Гениева Е.Ю. Великая тайна // Тайна Чарльза Диккенса. - М., 1990. - С. 56.
9 Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями. - М., 1978. - Т.1. - С. 387.
10 Буланов А.М. «Ум» и «сердце» в русской классике. - Саратов, 1992.
11 Бочаров С.Г. Роман Л. Толстого «Война и мир». - М., 1978. - С. 56-73.
12ХализевВ.Е., Кормилов С.И. Роман Л.Н. Толстого «Война и мир». - М., 1983. - С. 27.
13 ПлюхановаМ.Б. Творчество Толстого: Лекция в духе Ю.М. Лотмана // Лев Толстой: pro et contra. - С. 841.
14 Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. - Т.1. - С. 388-389.
15 Литературное наследство. Т.90. Кн.1. С. 168. Толстой отмечал также: «Диккенс - мировой гений. Он оживляет неживые вещи...» (Там же. С. 143).
