CC BY
598
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Вестн. Ом. ун-та. 2013. № 1. С. 241-248. УДК 347
Е.Л. Невзгодина
ПОЛНОМОЧИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ: СЕКУНДАРНОЕ ИЛИ СУБЪЕКТИВНОЕ ПРАВО?
Исследуются имеющиеся в литературе концепции юридической природы полномочия и его коррелята в гражданских правоотношениях, обосновывается понятие полномочия как субъективного гражданского права с соответствующей ему обязанностью секундарного типа со стороны представляемого.
Ключевые слова: представительство, полномочие, секундарное право, секундарная обязанность, юридический факт, представитель, представляемый.
Можно констатировать, что уже на протяжении веков проблемы представительства и полномочия как его конститутивного элемента остаются одними из наиболее дискуссионных в теории отечественной цивилистики. Применительно к институту представительства самой дискуссионной остается (можно сказать, что уже на протяжении веков) категория полномочия. Ещё в первой половине прошлого века советский ученый-цивилист В.А. Рясенцев, обозревая наработанный к тому времени научный материал, писал, что «...самым неясным является термин "полномочие". Оно имеет несколько значений и каждое из них и поныне вызывает разногласия» [1]. С тех пор положение мало изменилось, и консенсус просматривается лишь в том, что «вопрос о юридической природе полномочия продолжает оставаться дискуссионным» [2]. При этом нередко один и тот же автор иногда высказывается по этому вопросу весьма неоднозначно. Так, В.А. Рясенцев, полагающий, что полномочие - это особое правовое явление, не являющееся ни правоспособностью, ни субъективным правом, а выступающее «как проявление гражданской правоспособности и заключающееся в возможности совершить действие от имени другого лица» [3] и полагавший, что «за полномочием правильно отрицается значение субъективного права»1, в более поздних работах пришел к выводу о том, что полномочие - хотя и особое, но всё же субъективное право [4]. О.Н. Нерсесов, также не признававший за полномочием статуса субъективного права и определяющий его как «власть представителя непосредственно управомочивать или обязывать самого принципала своими сделками» [5], в то же время не определил понятие полномочия с позиций общепринятых юридических дефиниций, а фактически трактовал его именно как субъективное право, отмечая, что «полномочие указывает на возможность совершения представителем известных юридических действий.» [6].
Отрицание за полномочием статуса субъективного права (при наличии, тем не менее, их общих черт, прежде всего - власти действовать с юридическим эффектом) аргументируется и в современной литературе, в частности К.И. Скловским [7]. Автор полагает, что полномочие не может трактоваться как субъективное право, так как в отличие от последнего оно не может быть передано ни в порядке цессии, ни в порядке традиции, что подтверждается правилами о передоверии, в соответствии с которыми передоверие полномочий не прекращает полномочий у представителя; кроме того, субъективное право является мерой возможного поведения, границы же полномочия в отдельных случаях установить практически невозможно (так, полномочия законного представителя практически совпадают в объеме с правоспособностью представляемого); ГК РФ не рассматривает выход за пределы полномочия в качестве правонарушения, такие действия в силу п. 1 ст. 183 ГК РФ создают права и обязанности из совершенной представителем сделки для него лично [8].
© Е.Л. Невзгодина, 2013
В то же время К. И. Скловский признает, что всякому правомочию (в том числе полномочию) корреспондирует связанность лица, противостоящая правомочию, и объем правомочия обычно определен волей лица связанного; положение же связанного лица «аналогично положению лица обязанного, которое также, как правило, своими действиями определяет границы права другой стороны» [9].
М.И. Брагинский так же полагал, что «полномочия представляют собой правовое явление, не укладывающееся в двучленную систему "правоспособность - субъективное право". Они составляют нечто третье» [10], и это «третье» М. И. Брагинский квалифицировал как секундарное право [11].
Впервые термин «секундарные права» предложен германским ученым А. фон Туром [12]. Категория Gestaltungsrechte предложена и разработана германским ученым Э. Зеккелем, который писал, что общеизвестно и с давних пор исследовано противопоставление абсолютных и относительных прав. Менее замечено и осмыслено наполненное нерешенными проблемами другое противопоставление конкретных частных прав по их содержанию, а именно отличие рассматриваемых в его работе прав от их пока не имеющей своего названия противоположной категории. Э. Зеккель отмечал, что всем секундарным правам присущи в целом две общие черты. Во-первых, такие права осуществляются посредством частного волеизъявления - сделки, как сопряженной с принятием государственного акта, так и без такового. Во-вторых, их содержанием является не наличествующее непосредственное господство над объектом, лицом, вещью, имущественным или нематериальным благом, а, напротив, возможность в одностороннем порядке создать, прекратить или изменить, одним словом, (пре) образовать одно из прав господства (die Herrschaftsrechte) или иное правоотношение. Тип рассматриваемых этих прав в корне отличается от всех остальных прав, поскольку их осуществление приводит к возникновению прав господства, они образуют предшествующую стадию по отношению к последним [13].
В отечественной юридической литературе понятие секундарного правомочия (иначе - правообразовательного - Gestaltungsrechte) было предложено и разработано М.М. Агарковым (именно правомочия, которое М.М. Агарков считал не субъективным правом, а проявлением правоспособности2). Он обращал внимание на особые отношения, в которых «праву одной стороны соответствует не обязанность другой стороны, а только связанность её этим правом» [14]. В отличие от правоспособности как абстрактной связанности секундарное право - «это тоже связанность, но только конкретная. В
частности, применительно к оферте это связанность оферента с её адресатом» [15]. Концепция полномочия как секундарного права воспринята и рядом современных цивилистов [16]. Секундарное правоотношение, пишет А.В. Германов, представляет собой состояние ожидания на стороне одного субъекта в силу юридической возможности другого связать первого своим волеизъявлением. Такое ожидание рассматривается как ожидание наступления юридического факта в виде чужого волеизъявления [17]. Следует согласиться с Ф.О. Богатыревым, который формулирует классическое определение секундарного права как «предоставляемую лицу юридическую возможность своим односторонним волеизъявлением привести к возникновению, изменению или прекращению гражданского правоотношения» [18].
В отечественной цивилистике представлен и другой взгляд на юридическую природу полномочия, согласно которому полномочие - это юридический факт: юридическое действие (круг действий), которое может совершить представитель от имени представляемого [19], круг сделок, разрешенных представителю, устанавливаемый законом или определяемый договором [20], юридический факт, определяющий границы присоединения к правоспособности представляемого дееспособности представителя [21], или «юридический акт, влекущий способность конкретного лица быть представителем другого» [22], причем под юридическим актом, «наделяющим» лицо полномочием, понимаются как действия (препору-чительный индоссамент, договор поручения), так и документы, фиксирующие полномочие (доверенность, банковская карточка) [23]. К этой же концепции, видимо, следует отнести взгляд на полномочие представителя как на «согласие представляемого лица на деятельность или на результат деятельности от его имени представителя» [24]. Правовое значение согласия можно понимать по-разному. Если согласие влечет юридические последствия (что, несомненно, имеет место при наделении полномочием в рамках добровольного представительства), то согласие - это юридический факт, односторонняя сделка. Именно так, например, трактует согласие применительно к полномочию А.В. Бабаев3.
Данная концепция наиболее уязвима: круг действий, которые может совершить представитель, и полномочие, которым определен этот круг действий, не тождественны: первое составляет материальное содержание второго. Несомненно, что полномочие возникает в силу определенного юридического факта (уполномочия), но никак не тождественно ему. Любой юридический факт не может породить иных юридических последствий, кроме как возникновения, изме-
нения, прекращения прав и обязанностей. Если же признать, что полномочие - юридический факт, то получается, что один юридический факт порождает другой. Не убеждает в правильности данной концепции и указание на то, что благодаря полномочию представитель «приобретает не права, а только возможность осуществления чужих прав и обязанностей или приобретения их для другого лица» [25]. Если данная возможность не субъективное право и не элемент право-, дееспособности (а иного значения термина «возможность» правовая доктрина не знает), полномочие в предложенной трактовке вообще непознаваемо. Полномочие как юридическая возможность, принадлежащая конкретному лицу, и есть субъективное право. Кроме того, вряд ли целесообразно использовать различные по содержанию термины («возможность» и «юридический факт») для обозначения одного и того же правового явления - полномочия.
Собственно говоря, сторонники данной концепции полномочия, оперируя этим термином, используют его отнюдь не в значении юридического факта. Так, О.С. Иоффе писал о пределах полномочия, о данном представителю полномочии [26] и т. д. При трактовке полномочия как юридического факта приведенные выражения утрачивают смысл.
И тем более нельзя квалифицировать как юридический факт (юридический акт) документы (в том числе банковскую карточку или доверенность). Письменный документ может выступать в качестве фиксации юридического факта (например, односторонней сделки - наделения полномочием), но сам по себе документ, бесспорно, не является юридическим фактом, по крайней мере, в общепринятой трактовке этого термина.
Длящаяся уже не одно столетие дискуссия в отечественной цивилистике о юридической природе полномочия продолжает и сегодня обогащаться новыми идеями. Так, С.В. Осипова, выделяя наряду с правосубъектностью правоспособность и сделкоспо-собность, связывает полномочие с вспомогательной сделкоспособностью как способностью субъекта совершать и исполнять сделки в отношении других лиц [27]. Думается, что данное утверждение, во-первых, вряд ли добавляет «прозрачности» к трактовке юридической природы полномочия, а во-вторых, разграничение правосубъектности, правоспособности и сделкоспособности вряд ли можно проводить на основании единого критерия. Это разнопорядковые категории: первая включает в себя две других, а вторая скорее всего включает третью.
Ещё один взгляд на юридическую сущность полномочия в современной литературе предложен В. В. Рузановым. Отмечая, что «полномочие никак не укладывается в традиционные (известные) цивилистические формулы» [28], автор предлагает не пытать-
ся «втиснуть» его в «прокрустово ложе» уже известных юридических категорий, а квалифицировать его в качестве «субъективного права, которое по своей целевой направленности является «правом для других» [29]. При представительстве же от имени недееспособных, по мнению того же автора, полномочие характеризуется наличием конгломерата (определенной совокупности) функций (признаков): «оно одновременно является: а) формой "функционирования" прав и обязанностей представляемого (как проявления его правоспособности; б) формой существования прав и обязанностей представляемого в конкретном гражданском правоотношении (договорном обязательстве), в результате чего реализуется сделко-способность представителя и создается "эффект" сделкоспособности представляемого; в) формой реализации установленных законом собственных прав и обязанностей представителя как родителя, усыновителя или опекуна» [30], что, по мнению В.В. Ру-занова, «с одной стороны, наиболее выпукло высвечивает взаимосвязь сделкоспособно-сти и полномочия, а с другой стороны, позволяет говорить о наличии в содержании полномочия элементов правомочия» [31].
Можно только предположить, что, излагая столь сложную конструкцию сущности полномочия, В.В. Рузанов всё-таки исходит из того, что полномочие по своей юридической природе - субъективное право либо, по крайней мере, правомочие в составе сложного по содержанию субъективного права.
Столь же сложно понять трактовку полномочия Ю.С. Харитоновой. Исследуя правомочия собственника и трактуя их как полномочия, проводя аналогию между ними и полномочием при представительстве (что уже само по себе весьма спорно), Ю.С. Харитонова полагает, что «во всех случаях полномочия происходят от власти (господства) собственника над имуществом или от человека со свободной волей путем выражения его волеизъявления» [32]. Далее автор предлагает «решить существующие в доктрине споры в отношении определения полномочия следующим образом» [33]. Поскольку в результате наделения лица полномочием изменяется его статус (с наступлением юридического факта - изменением состояния), содержанием которого становятся права на односторонние действия (секундарные права), «полномочие в частном праве не является субъективным правом, но представляет собой проявление правоспособности. Полномочие представляется как одностороннее действие. Оно вытекает из правоспособности и может порождать субъективное право, само таковым не являясь, или проявляться как секундарное право» [34]. Тем не менее дальнейшие рассуждения приводят автора сначала к мысли о том, что «отрицание природы полномочия как субъективного права,
а также определение статуса как состояния лица приводит к необходимости рассмотрения полномочия как юридического факта» [35], а затем вдруг - к прямо противоположному утверждению: «полномочие само по себе не является юридическим фактом, однако может вытекать из него» [36].
Таким образом, на нескольких страницах одной и той же работы автор высказывает целый ряд взаимоисключающих взглядов на понятие сущности полномочия (что отчасти объясняется и сложностью проблемы).
Можно встретить в литературе трактовку полномочия уже не как права, а как обязанности представителя, которой корреспондирует субъективное право (связанность) представляемого на представительство [37]. Действительно, у представителя на основании договора поручения (агентирования), а равно у законного представителя есть не только право на представительство (полномочие), но и обязанность осуществлять свои обязанности по договору или по опеке, но ведь она возникает именно для реализации полномочия - права на представительство. И уж совсем неожиданным является указание автора (несколькими строками выше обозначившим полномочие как обязанность представителя) на то, что «полномочие является юридическим фактом и элементом юридического состава, но не является конкретным субъективным правом, оно лишь только связано с ним».
Приведенные воззрения на сущность полномочия представителя, в том числе «гибридные» (можно сказать, экзотические), согласно которым полномочие - одновременно и субъективное право, и обязанность, и юридический факт и т. д., свидетельствуют о сложности проблемы.
По смыслу п. 1 ст. 182 ГК РФ полномочие - это возможность одного лица действовать с непосредственными правовыми последствиями для другого лица, а потому полномочие не может квалифицироваться иначе, чем субъективное гражданское право. Это признается целым рядом ученых, однако указание на полномочие как на субъективное право обычно не сопровождается указанием на корреспондирующую ему обязанность, не рассматривается правоотношение, в рамках которого существует это право, не раскрываются его юридическое содержание и особенности [38]. А в ряде случаев авторы, отмечая дискуссионный характер понятия полномочия и признавая, что «как бы то ни было, со стороны своего содержания полномочие есть мера возможного поведения представителя по отношению к третьим лицам», тем не менее, не квалифицируют эту «меру» как субъективное право, оставляя тем самым открытым вопрос о юридической природе полномочия [39].
Полномочие как организационное субъективное право представителя характеризу-
ется прежде всего тем, что являет собой возможность приобрести или осуществить субъективное право или обязанность другого лица по отношению к третьим лицам. «Все действия представителя, - справедливо отмечает К.И. Скловский, - относятся... к действиям, создающим и прекращающим обязательства и права требования. Ничего другого из полномочия извлечь невозможно, и этого вполне достаточно» [40]. Отсюда следует, что никто не может дать другому полномочие, превышающее по объему его собственное право4.
Полномочие представителя - сложное по структуре субъективное право. Основной элемент его состава - правомочие на собственные положительные действия как возможность осуществить юридическую деятельность от имени представляемого в отношении третьих лиц с непосредственным правовым результатом для представляемого.
Материальное содержание данного правомочия определяется действиями, которые вправе совершить представитель от имени представляемого (заключить договор, передать имущество, истребовать и принять имущество и т. д.). Эти действия правомерны, направлены на реализацию правоспособности, субъективного права и (или) обязанности представляемого и порождают обязательные для него юридические последствия, т. е. являются сделкой или иными целенаправленными юридическими действиями.
Сразу же следует отметить то, что материальное содержание исследуемого правомочия не ограничивается возможностью совершения только сделок (хотя чаще всего полномочие дается на совершение именно сделок). Это могут быть и иные юридические действия, т. е. действия, порождающие юридические последствия (например, получение заработной платы доверителя, ведение дел представляемого в суде, полное или частичное исполнение договора, отказ от исполнения, подписание протокола разногласий по заключаемому договору, оформление документов в ОВИРе и загсе, акт учреждения юридического лица, регистрация в качестве индивидуального предпринимателя, регистрация авторами или иными правообладателями прав на изобретения, полезные модели, промышленные образцы и т. д.). В то же время круг юридических действий, которые может совершать представитель, в законе определенным образом ограничен (прежде всего - в целях защиты интересов представляемого). Так, в соответствии с п. 3 и 4 ст. 182 ГК представитель в любом случае не может совершать сделки от имени представляемого в отношении себя лично. Также он не может совершать такие сделки в отношении другого лица, представителем которого он одновременно является, за исключением случаев коммерческого представительства. Кроме этого, установлен
запрет на совершение через представителя сделки, которая по своему характеру может быть совершена представляемым (поверенным) только лично, а равно других сделок, прямо указанных в законе.
В этой связи следует, в частности, учитывать, что определенные сложности может создать доверенность, выданная стороной договора супругу другой стороны. На практике имели место случаи, когда представитель продавца от его имени подписывал договор купли-продажи с собственной женой.
В силу ст. 35 Семейного кодекса РФ нажитое имущество является совместной собственностью супругов, независимо от того, на чье имя оно приобретено (если брачным договором не установлен иной режим имущества). В данном примере представитель продавца выступал одновременно приобретателем имущества, т. е. как бы заключал сделку с самим собой. Но согласно п. З ст. 182 ГК РФ представителю запрещено совершать сделки от имени представляемого в отношении себя лично. Поэтому продавцам не следует выдавать доверенность супругу покупателя, это чревато возможностью признания впоследствии такой сделки недействительной.
В то же время вряд ли можно согласиться с мнением о том, что полномочие всегда ограничено возможностью совершения лишь сделок или иных юридических действий [41]. Более того, полномочие, во всех случаях и в обязательном порядке предусматривающее возможность совершения определенных юридических действий от имени и с юридическими последствиями для представляемого, может включать и возможность совершения некоторых фактических действий, необходимых для осуществления полномочия (предпродажная подготовка товара, оформление каких-либо документов, поездки, осмотры и т. д.), на что уже неоднократно обращалось внимание в литературе [42].
Полномочие как субъективное право должно включать и правомочие требовать, в данном случае - правомочие требовать от представляемого принятия на себя всех юридических последствий действий, совершенных в пределах полномочия.
Будучи субъективным правом, полномочие включает в себя и возможность привести в действие аппарат государственного принуждения. Поскольку полномочие осуществляется путем юридических актов самого управомоченного (представителя), порождающих юридические последствия для обязанного (представляемого), обращение к компетентным органам имеет целью не принуждение представляемого к исполнению обязанности, а признание юридических последствий, возникающих в силу действий представителя по реализации полномочия.
Изложенное относительно признаков и структуры полномочия позволяет определить его как организационное субъективное право представителя на совершение от имени и в интересах представляемого определенных юридических действий, порождающих правовые последствия непосредственно для представляемого в его отношениях с третьими лицами.
Полномочие может возникнуть и породить при его осуществлении представительный эффект лишь постольку, поскольку есть противостоящий его носителю обязанный субъект, который должен стать носителем всех правовых последствий, возникающих при надлежащей реализации полномочия.
Ученые, трактующие полномочие как субъективное (секундарное) право, либо указывают, что ему не соответствует чья-либо обязанность [43] (но обязанность - непременный коррелят субъективного права), либо просто не называют таковую, либо определяют ее не как обязанность представляемого, а как его связанность [44], или трактуют её как обязанность представляемого признать юридические последствия волеизъявления представителя [45] либо принять на себя все юридические последствия действий представителя, совершенных в пределах полномочия.
Далее будет показано, что именно эта обязанность противостоит полномочию, причем в существенно ином значении, нежели то, которое обычно придается термину «принять» (ср.: обязанность принять имущество по ст. 454 ГК РФ), ибо «передачи» возникающих при осуществлении полномочия субъективных прав и обязанностей от представителя представляемому не происходит.
С проблемой выявления обязанностей, корреспондирующих правам на положительные действия, сталкиваются ученые, исследующие различные правовые связи. На базе тезиса «нет права без обязанности, нет обязанности без права» предпринимаются попытки обосновать существование самостоятельных обязанностей, противостоящих правам на совершение действий, порождающих юридические последствия для других лиц. Несмотря на разницу позиций, с которых строится такое обоснование, как правило, называются обязанности, возникающие лишь с момента осуществления «соответствующего» им права.
Так, праву наймодателя расторгнуть договор противопоставляется обязанность нанимателя не задерживать имущество свыше установленного срока и вернуть его в сохранности; праву определить способ исполнения договора поставки (праву на транзит) противопоставляется связанность контрагента, превращающаяся в обязанность принять исполнение от третьего лица либо исполнить обязанность третьему лицу, когда субъект права на транзит воспользуется
своим правом, т. е. осуществит его, выдав разнарядку, и т. д. Н.Г. Александров считал такого рода правоотношения правоотношениями общего типа, где должник обязан к определенному поведению (обязан подчиниться) [46].
Но «долженствования» подчиниться в общепринятом значении термина «обязанность» как необходимости совершения или несовершения определенного действия не существует. Встать на эту точку зрения -значит признать возможность существования субъективных прав без обязанностей и обязанностей без прав: с одной стороны, субъективному праву до его осуществления не противостоит обязанность, а с другой - в момент осуществления права, т. е. в момент его прекращения, возникают обязанности, которым противопоставляется уже прекратившееся право.
С более правильных позиций, на наш взгляд, подходят к решению вопроса об обязанности, соответствующей субъективному праву, содержащему правомочие на волеизъявление, порождающее обязательные юридические последствия для других лиц, те ученые, которые обращают внимание на то, что право на совершение действий, порождающих обязательные юридические последствия для других лиц, возникает и осуществляется по отношению к определенному обязанному лицу, для которого эти последствия наступают помимо его воли, без совершения им каких-либо действий. Однако и эти авторы не объясняют юридическую природу и материальное содержание обязанности, долженствования, связанности, противостоящих соответствующему нраву [47].
Учение о секундарных правомочиях и противостоящей им связанности другого субъекта, как уже отмечалось, наиболее глубоко было разработано М.М. Агарковым [48], но М.М. Агарков не предложил четкой юридической квалификации такой связанности. По справедливому замечанию К.И. Скловского, предложение М.М. Агарко-ва считать связанностью, например, такое следствие договора, как утрату для кредиторов права обратить взыскание на отчужденное по договору (но не заложенное) имущество должника, лишает связанность её юридического содержания и полностью обессмысливает такое понимание связанности [49]. М.К. Юков, справедливо полагая, что секундарному праву соответствует обязанность, которая не выражается ни в совершении определенных действий, ни в совершении таковых, в то же время фактически ушел от её анализа, не раскрыл материального содержания этой обязанности [50].
Субъективные гражданские права на «свои» положительные действия по юридической значимости последних делятся на два вида: права на фактическое обладание
и использование социальных благ (право собственности) и права, включающие се-кундарные, правообразовательные правомочия (право на акцепт, на зачет встречных требований и пр.). К числу последних относится и полномочие представителя. Права этого типа при осуществлении порождают юридические последствия для конкретного обязанного лица, поэтому они могут возникать лишь в рамках относительного правоотношения. Реализация этих прав не нуждается в содействии обязанных лиц («автоматизм» наступающих последствий).
Не разделяя точки зрения К.И. Склов-ского о том, что полномочие не является субъективным правом, «хотя и относится к тому же роду юридических явлений, что и правомочие», следует согласиться с автором в том, что «полномочие имеет то общее качество с правомочием, что создает юридические последствия для принципала непосредственно, без его участия, и в этом смысле - односторонне» [51].
Так, юридические последствия возникают у представляемого уже в момент реализации полномочия независимо от того, желает ли он в данный момент их наступления и способен ли вообще осознавать их. Это не значит, однако, что полномочие не связано с юридической обязанностью и находится вне правоотношения. Связь эта опосредуется правомочием требовать, которое наряду с правомочием на собственные положительные действия составляет полномочие - субъективное право представителя.
Очевидно, что особенность правомочия как возможность совершения одностороннего волеизъявления, порождающего юридические последствия для другого (обязанного) лица, должна определять и особенности содержания правомочия требовать, и вместе с тем содержание обязанности, с которой первое правомочие связано через второе.
Эту обязанность можно определить как обязанность «принять на себя» юридические последствия возможного волеизъявления носителя соответствующего права. Термин «принять» здесь не означает необходимости совершения каких-либо действий обязанным, как это имеет место, например, при исполнении обязанности принять имущество. Вместе с тем эту обязанность нельзя свести и к обязанности не препятствовать представителю в осуществлении его полномочия. Недееспособный представляемый фактически не способен воспрепятствовать осуществлению полномочия, а дееспособный, как правило, в любое время может воспрепятствовать осуществлению полномочия, прекратив его односторонним волеизъявлением.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Раскрывая этот тезис, В. А. Рясенцев аргументировал его тем, что полномочию не соответствует чья-либо обязанность, полномочие нельзя
нарушить как субъективное право, полномочие не порождает права на иск (см.: Рясенцев В. А. Указ. соч. С. 5).
2 См.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1947. С. 70-73. Аналогичная точка зрения на секундарное правомочие, не имеющее статуса субъективного права, высказана Р. О. Халфиной (см.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 235). По мнению же других ученых, секундар-ные правомочия являются «полноправными» субъективными правами (см.: Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 911). «Позиция С.Н. Братуся представляется более правильной, - отмечает С. С. Алексеев. -Необходимо лишь различать субъективное право и правомочия и видеть специфику прав на свои активные действия. В частности... нет необходимости отыскивать для каждого секундар-ного правомочия особую юридическую обязанность. Их юридические функции в основном исчерпываются теми обязательными юридическими последствиями, которые автоматически наступают в рамках внутренних механизмов развития правоотношения. Юридические же обязанности соотносятся не непосредственно с правомочиями на положительные действия, а со связанными с ними правомочиями требовать от других лиц воздержания от действий известного рода, в том числе не препятствовать действиям носителя секундарного правомочия» (Алексеев С. С. Общая теория права : в 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 123. См. также: Российское гражданское право : учебник. Т. 1 / отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2010. С. 349.).
3 См.: Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. М., 2007. С. 790. В литературе предложена и иная трактовка согласия: как сопутствующего целенаправленного юридического действия, занимающего свое особое место в системе юридических фактов наряду с юридическими поступками и такими юридическим фактами, как сделки, административные и иные акты (см.: Тарасова А. Е. Правосубъектность граждан. Особенности правосубъектности несовершеннолетних, их проявления в гражданских правоотношениях. М., 2008. С. 57).
4 Так, по конкретному спору суд признал недействительной доверенность, выданную на продажу автомобиля лицом, не являющимся собственником автомобиля. При этом суд справедливо указал, что в обязанности нотариуса не входит проверка действительного наличия у поверенного права собственности на имущество, на продажу которого выдается доверенность, в том числе правоустанавливающих документов на такое имущество, «поскольку нотариус удостоверяет лишь факт выдачи доверенности» (решение Звенигородского районного суда г. Москвы от 18 октября 2010 г.).
ЛИТЕРАТУРА
[1] Рясенцев В. А. Понятие и юридическая природа полномочия представителя в гражданском праве // Методические материалы (ВЮЗИ). М., 1948. Вып. 2. С. 8.
[2] Гражданское право : учебник. 6-е изд. Т. 1 / под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. М.,
2006. С. 325.
[3] Рясенцев В. А. Указ. соч. С. 8.
[4] См.: Советское гражданское право. М., 1965. Т. 1. С. 218.
[5] Нерсесов Н. О. Понятие добровольного представительства в гражданском праве. Избранные труды по представительству и ценным бумагам в гражданском праве. М., 2000. С. 76.
[6] Там же.
[7] См.: Скловский К. И. Правомочие и полномочие в механизме возникновения гражданских прав // Хозяйство и право. 2004. № 11. С. 110.
[8] Там же.
[9] Там же. С. 112.
[10] Брагинский С. М. Договор поручения // Хозяйство и право. 2001. № 4. Приложение. С. 59.
[11] Там же.
[12] См. об этом: Третьяков С. В. Формирование концепции секундарных прав в германской ци-вилистической доктрине // Вестн. гражданского права. 2007. № 2.
[13] См.: Зеккель Э. Секундарные права в гражданском праве // Вестн. гражданского права.
2007. № 2. Т. 7. С. 210-211.
[14] См.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1947. С. 10.
[15] Брагинский С. М. Указ. соч. С. 60.
[16] См., напр.: Орешин Е. И. Правовая природа полномочия представителя // Журнал российского права. 2007. № 2. С. 93.
[17] См.: Германов А. В. От пользования к владению и вещному праву. М., 2009. С. 156.
[18] Богатырев Ф. О. Секундарное право на примере постановления Президиума Верховного Суда России // Журнал российского права. 2005. № 2.
[19] См.: Вильнянский С. И. Лекции по советскому гражданскому праву. Харьков, 1958. Ч. 1. С. 175 ; Торкановский Е. П. Советское гражданское право. Куйбышев, 1962. С. 58-59 ; Тархов В. А. Советское гражданское право. Ч. 1. Саратов, 1978. С. 87 ; Его же. Гражданское право. Ч. 1. М., 2007. С. 216.
[20] См.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 132.
[21] См.: Иоффе О. С. Советское гражданское право. М., 1967. С. 203.
[22] Крылов С. Соотношение договора поручения и доверенности // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 15.
[23] Там же.
[24] Шерешевский И. В. Представительство. Поручение и доверенность. М., 1925. С. 17-18.
[25] Иоффе О. С. Указ. соч. С. 203.
[26] Там же.
[27] См.: Осипова С. В. Сделкоспособность несовершеннолетних в гражданском праве России : дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2007. С. 2835.
[28] Рузанов В. В. Полномочие представителя как «право для других»: сущность и особенности реализации: систематика субъективных прав и систематика иных правовых явлений в частноправовой сфере: вопросы взаимосвязи. Самара, 2011. С. 82.
[29] Там же. С. 83.
[30] Там же. С. 86.
[31] Там же.
[32] Харитонова Ю. С. Управление в гражданском праве: проблемы теории и практики. М., 2011.
[33] Там же.
[34] Там же.
[35] Там же.
[36] Там же.
[37] См.: Попов П. С. Проблемы реализации полномочий законного представителя на стадии предварительного расследования. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
[38] См., напр.: Пергамент А. И. Опекун как гражданско-правовой представитель несовершеннолетнего // Учен. зап. ВНИИСЗ. Вып. 14. 1968. С. 184.
[39] См.: Гражданское право : учебник. 6-е изд. Т. 1 / под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. М., 2006. С. 325 Крашенинников П. В., Гонга-ло Б. М. Представительство и доверенность. Постатейный комментарий главы 10 Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. П. В. Крашенинникова. М., 2009 ; Гражданское право : в 4 т. Т. 1. Общая часть / под ред. Е. А. Суханова. 3-е изд. М., 2004. С. 545.
[40] Скловский К. Указ. соч. С. 99.
[41] См.: Гордон А. О. Представительство в гражданском праве. М., 1879. С. 76 ; Казанцев Л. Н. Учение о представительстве в гражданском праве. Ярославль, 1878. С. 121 ; Советское гражданское право : в 2 т. / под ред. В. А. Ря-сенцева. М., 1986. Т. 1. С. 226 ; Советское гражданское право : в 2 т. / под ред. В. П. Грибанова, С. М. Корнеева. М., 1979. Т. 1. С. 204 ; Андреев В. К. Применение института представительства в деятельности производственного объединения // Советское государство и право. 1976. № 8. С. 60 ; Орешин Е. И. Договоры о
представительстве в российском гражданском праве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2007 ; Сафиуллина Г. Д. Предмет агентского договора и основные идеи представительства (действие «в чужих интересах» и действие «от чужого имени»): сравнительно-правовой аспект // Цивилистические записки : межвуз. сб. науч. тр. Вып. 4. М., 2005. С. 447.
[42] См.: Антимонов Б. С. Отдельные виды обязательств / под общ. ред. К. А. Граве, И. Б. Новицкого. М., 1954. С. 284; Ли А. С. Разграничение сделок представительства и посредничества // Законодательство и экономика. 1995. № 11-12. С. 12 ; Крашенинников П. В., Гонга-ло Б. М. Указ. соч. С. 20.
[43] См., напр.: Богатырев Ф. О. Указ. соч. С. 68.
[44] См.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право : в 5 кн. Кн. 3. 2002. С. 324.
[45] См.: Кузьмишин А. А. К вопросу о понятии и юридической природе представительства и полномочия в гражданском праве // Юрист. 1999. № 12. С. 9.
[46] См.: Александров Н. Г. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М., 1961. С. 192.
[47] См., напр.: Юков М. К. Структурно-сложное содержание гражданских процессуальных отношений : дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 313.
[48] См.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву : в 2 т. М., 2002. Т. 1. С. 280-285.
[49] См.: Скловский К. И. Указ. соч. С. 100.
[50] См.: Юков М. К. Указ. соч. С. 313.
[51] Скловский К. Указ. соч. С. 95.
