В.Л. Агапов
ПОЛИЦЕЙСКИЕ, ПРОСТИТУТКИ И ГАЗЕТЧИКИ: СЛУЖЕБНЫЕ БУДНИ НИКОЛЬСК-УССУРИЙСКОЙ
ПОЛИЦИИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
V. Agapov
The Police Officers, Prostitutes and Newsmen: Routine Practices of Municipal Police in Nikolsk-Ussuriisk on the Eve of the First World War
В начале XX в. Дальний Восток был не похож на европейские части Российской империи. Космополитичный край, с наполовину азиатским населением, находящийся ближе к Китаю и Японии, чем к центрам исторической России, он сочетал в себе черты европейской и азиатской культур с атмосферой фронтира, напоминающего о легендах американского Дикого Запада, только с хунхузами вместо индейцев.
Служба на Дальнем Востоке щедро оплачивалась государством: так, два дня сахалинской службы засчитывались за три дня, три дня приморской - за четыре, офицеры и чиновники имели право на прогонные деньги и солидные прибавки к жалованию за каждые 5 лет службы в отдаленных местностях. Но обстановка окраины цивилизованного мира создавала для служивших здесь «государевых людей» трудные вызовы. Малокультурность и пограничность края, широкое распространение пьянства и высокий уровень преступности, в том числе этнической, требовали от администраторов совершенно выдающихся качеств. При этом удаленность от столиц вызывала чувство вседозволенности, следствием чего становилось самоуправство, а соблазн легкой наживы вдали от столиц провоцировал взяточничество и казнокрадство. Полицию и Приморское областное правление сотрясали разного рода скандалы и конфликты, становившиеся известными благодаря местной прессе, чье влияние в это время, после революционного 1905 г. и манифеста 17 октября, значительно возросло1.
История, в которой оказались замешаны полицмейстер города Никольск-Уссурийского Шадрин и его подчиненный околоточный надзиратель Серик, произошла больше 100 лет назад, накануне первой мировой войны. Кажется, она не имела большого общественного резонанса, хотя в результате оба фигуранта лишились своих должностей. Участников и очевидцев тех давних событий давно уже нет, да и их деятельность не оставила заметного следа в исторической памяти потомков. Но бывает, как в этом случае, что, когда молчат люди, за них начинают говорить архивные документы...
* * *
Согласно послужному списку, который сохранился в «Деле о службе полицмейстера Никольск-Уссурийска коллежского асессора Ивана Шадрина», хранящемся в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока2, Иван Михайлович Шадрин родился 15(27) августа 1864 г. в семье «сельских обывателей Вятской губернии», православного вероисповедания.
Службу Шадрин начал 20 августа 1880 г., когда поступил казен-но-коштным воспитанником в Ижевскую оружейную школу. 7 августа 1884 г. был зачислен на действительную службу с производством в оружейные мастера 2-го разряда унтер-офицерского звания в 7-й Восточно-Сибирский стрелковый батальон. Отправлен по назначению 7 сентября 1884 г. и прибыл в батальон через четыре месяца, 17 января 1885 г.
Прослужил в батальоне около 10-ти лет. 28 сентября 1886 г. был переименован из 2-го в 1-й разряд оружейные мастера. Спустя 8 лет приказом по военному ведомству от 14 августа 1894 г. получил чин коллежского регистратора (XIV класс Табели о рангах). В августе-сентябре 1895 г. находился в отпуске. Уволен в запас с 8 декабря 1895 г.
После ухода с военной службы в карьере 31-летнего Ивана Михайловича Шадрина произошел крутой поворот: 11 декабря 1895 г. приказом военного губернатора о. Сахалин он был назначен помощником начальника Рыковской тюрьмы. Прибыл на Сахалин 22 января 1896 г. и вступил в должность 27 января.
На Сахалине Шадрин прослужил 12 лет, с 1896 по 1908 гг. - в самую сложную историческую эпоху для этого острова, совпавшую с последними годами каторги, Русско-японской войной и потерей половины острова, перешедшей к Японии по Портсмутскому мирному договору 23 августа (5 сентября) 1905 г. С 1 сентября 1899 г. Шадрин был помощником начальника Дербинской тюрьмы. Неоднократно исполнял обязанности начальника этой тюрьмы с одновременным заведованием Мало-Тымовской богадельней (до ее упразднения). С 1 марта 1902 г. был начальником Онорской тюрьмы.
Заслуги Ивана Михайловича были по достоинству оценены начальством. Он был награжден серебряной медалью в память императора Александра III (1896 г.) и темно-бронзовой медалью за труды по переписи населения (1897 г.). 11 декабря 1900 г. получил чин коллежского секретаря (X класс) со старшинством с 14 августа, 5 декабря 1903 г. - чин титулярного советника со старшинством с 14 августа, 12 мая 1907 г. - чин коллежского асессора (VIII класс) со старшинством с 14 августа 1906 г.
Служба Шадрина на Сахалине завершилась 22 февраля 1908 г., когда он был назначен в более цивилизованное место - исполняющим обязанности начальника Владивостокской тюрьмы. Утвержден
в должности высочайшим приказом от 3 мая 1908 г. 27 ноября 1908 г. выслужил право на вторую 5-летнюю прибавку жалованья за «про-служение в отдаленных местностях» в течение 10-ти лет 375 руб. в год. Награжден орденом Св. Станислава 3-й степени за отличную службу (1909 г.). По достижении возраста 45 лет, как числящийся в запасе армии, был официально уволен в отставку 13 сентября 1909 г.
17 декабря 1910 г. Шадрин был назначен временно исполняющим должность Никольск-Уссурийского полицмейстера. 23 декабря военный губернатор Приморской области просил Приамурского генерал-губернатора «для пользы службы» обменять местами начальника Владивостокской тюрьмы Шадрина и полицмейстера Никольск-Уссурийского Георгиевского, добавляя, что «означенные лица за время своей службы отличались исполнительностью и знанием службы»3.
Никольск-Уссурийский (современный Уссурийск) был третьим (после Владивостока и Хабаровска) по численности населения городом Приморской области. По данным областного статистического комитета на 1913 г., в нем проживало 35 тыс. человек4. В городе были театры и кинотеатры, гостиницы и кафе-шантаны, издавалось несколько газет. Большой процент населения составляли инородцы - китайцы и корейцы.
Трудно сказать, самому ли военному губернатору Приморской области генерал-майору И.Н. Свечину или кому-нибудь из чинов Приморского областного правления пришла в голову мысль, что из бывшего оружейника и тюремщика со стажем может получиться хороший полицейский. Так или иначе, 29 декабря 1910 г. и.д. Приамурского генерал-губернатора подписал приказ об этом обмене5. В следующем году высочайшим приказом Иван Шадрин был уволен по тюремному ведомству от должности начальника Владивостокской тюрьмы. К исполнению обязанностей полицмейстера он приступил 14 января 1911 г.6
Судя по всему, он пользовался расположением приморского начальства. 17 января 1911 г. исполняющий должность военного губернатора Н.В. Мономахов в представлении Приамурскому генерал-губернатору просил ходатайствовать о присвоении коллежскому асессору Шадрину чина надворного советника7. 26 января это ходатайство было направлено в канцелярию императора8. 18 октября 1911 г. Никольск-Уссурийскому полицмейстеру был присвоен чин надворного советника (VII класс) со старшинством с 14 августа 1910 г. Это была высшая ступень в его карьере.
В послужном списке, составленном 31 августа 1912 г. говорится, что Иван Михайлович Шадрин получает жалованья 1 750 руб., столовых 1 750 руб. и прибавочных за 10 лет службы в отдаленных местностях 375 руб., а всего 3 875 руб. в год. Согласно документу, Шадрин был женат на дочери коллежского регистратора Вятской губернии Юлии Ивановне, у них были сыновья Валентин (1885 г.
рождения), Александр (1887-го), Николай (1888-го), Павел (1889-го), дочери София (1891-го) и Вера (1895-го).
О том, как новоиспеченный полицмейстер справлялся со своими обязанностями, можно судить по тому, что в Никольск-Уссурийском Шадрин скоро стал героем многочисленных публикаций в местной ежедневной газете «Уссурийская окраина». Так, 23 февраля 1911 г. газета написала, как Шадрин не разрешил открыто праздновать в городе 50-летие отмены крепостного права 19 февраля9. 24 февраля в заметке «К аресту редактора нашей газеты К.И. Лепина» «новым полицмейстером, бывшим начальником тюрьмы, Шадриным», «Уссурийская окраина» выразила мнение, что «помимо сообщенного беззакония, г. Шадрин в этом деле показал свое полное незнакомство не только с элементарным знанием закона, но как и человека упрямого, мстительного, несправедливого...»10.
27 февраля в заметке «Законно и целесообразно?» критиковалось уменьшение полицмейстером жалованья городовым кому до 25 руб., а кому и до 20-ти: «Жить на жалованье 20 руб. в месяц на своем содержании немыслимо, и эта мера, кроме деморализации агентов полиции - другого не даст...»11
10 марта в заметке «Удобно ли?» подвергалась сомнению пригодность полицмейстера к выполнению своих обязанностей: «Неоднократно нами приводились примеры, красноречиво доказывающие, что бывший начальник тюрьмы, а ныне полицмейстер Шадрин совершенно не осведомлен о своих правах и обязанностях полицмейстера. За отсутствием у г. Шадрина даже элементарных знаний закона, его действия носят случайный характер...» Завершая характеристику начальника полиции, хроникер газеты восклицал: «Неужели так мало кандидатов, опытных, образованных людей на ответственную должность полицмейстера, что приходится ее замещать гг. Шадриными?!»12
Анекдотичный случай описывала газета 11 марта в заметке «Неосведомленность». Некий Б. разыскивал через адресный стол чиновника Ивана Михайловича Шадрина, оружейного мастера 7-го батальона, и получил справку, что означенный Шадрин выбыл и в списках горожан не значится. Однако, как писал автор заметки, всем в городе известно, что полицмейстер Шадрин с семьей проживает в здании городской управы. Поэтому он делал вывод, что Шадрин нарушил обязательное постановление Приамурского генерал-губернатора и не вписал себя в домовую книгу, иначе в адресном столе нашли бы его данные. Дальше следовали рассуждения о том, чего стоит представитель закона, который сам же его и нарушает13. 13 марта в заметке «Стрелочник виноват» газета сообщала, как полицмейстер, очевидно, испугавшись грозящего ему, согласно постановлению, штрафа в 500 руб., пытается свалить вину за невнесение записи в домовую книгу на подчиненного Н.14
Эта история послужила материалом для фельетона «Не заме-
тил», опубликованного владивостокской газетой «Океанский вестник» 15 марта 1911 г. В нем рассказывалось, как однажды утром, придя на работу, полицмейстер Иван Михайлович Шадрин нашел на своем столе справку адресного стола в том, что разыскиваемый кем-то чиновник Иван Михайлович Шадрин не найден. Полицмейстер решил, что это разыскивают «какого-то прохвоста», потому что искать его самого через адресный стол нет нужды: «Я уже довольно прославился и всем известен»15.
Артист Константин Херувимов в письме в редакцию, опубликованном «Уссурийской окраиной» 15 марта, жаловался, что Шадрин запретил играть пьесу «Каин», назвав причиной начало «крестопоклонной недели» и сославшись на духовную цензуру. При этом цирк и маскарад в этот день были разрешены16. Проведенное газетой расследование показало, что полицмейстер сначала разрешил в этот день театр, цирк и маскарад, а потом, уже в 10 час. вечера, послал полицейских запретить. Те, естественно, донесли, что не успели, в результате не состоялся только спектакль17.
Затем в кампании против Шадрина наступил перерыв, в том числе вызванный арестом и заключением в тюрьму на месяц (с 27 апреля по 27 мая 1911 г.) редактора «Уссурийской окраины» Лепина18.
В дальнейшем газета возобновила борьбу с полицмейстером. В заметке «Выговор» 10 сентября сообщалось: «Бывшему начальнику тюрьмы ныне полицмейстеру Шадрину военным губернатором сделан строгий выговор за то, что частная жалоба арестанта Левентаса пролежала без движения около двух лет. Жалоба была, оказывается, подшита к делу, т.е. попросту похерена»19.
Доставалось от «Уссурийской окраины» и подчиненным Шадрина. Газета писала, что в полицейском управлении из карманов пальто секретаря прокурора пропали деньги, которые, видимо, украл кто-то из «сыщиков»20, что неизвестные воры ночью забрались в уездную полицию и вытащили денежный сундук21, что в полицейском участке был избит чинами полиции мещанин Аким Чумак, от которого требовали признаться в участии в грабеже22.
В общем, пребывание Шадрина в должности Никольск-Уссурий-ского полицмейстера уже в первый год стоило ему немалой нервотрепки.
Конфликт с околоточным надзирателем Сериком произошел тоже в самые первые месяцы нахождения Шадрина в новой должности. Его суть изложена в документах «Дела о производстве следствия по жалобе околоточного надзирателя Серикова на злоупотребление служебным положением полицмейстера г. Никольск-Уссурийска Шадрина и др. чинов полиции».
Платон Иосифович Серик, сын казака села Харитоновки Березовской волости Прилукского уезда Полтавской губернии, православного вероисповедания, родился 18(30) ноября 1884 г.23, успешно окончил курс учения в Харитоновском начальном народном учили-
ще, о чем получил свидетельство 21 июля 1898 г.24
С 15 октября 1903 г. Серик служил в Харбинской конторе Российского транспортного страхового общества артельщиком по приему грузов. В аттестате, выданном 20 января 1905 г., сказано, что «возлагаемые на него всевозможнейшие поручения исполнял строго и аккуратно, во всем отличаясь трудолюбием и строгим соблюдением интересов общества, был строго трезв и ни в чем решительно предосудительном замечен не был». Отмечено также, что доверяемые Серику конторой денежные суммы доходили до 25 тыс. руб.25
В 1906 г. в возрасте 21 года Платон Серик был призван на военную службу26, которую проходил в 3-м Восточно-Сибирском стрелковом полку. Его бывший командир полковник И. З. Одишелидзе горячо рекомендовал Платона Серика на всякую должность «как крепкого и верного человека, как честного неподкупного служаку, как отличного и неутомимого работника», добавляя, что «со мною он служил с честью и с большим успехом»27. Новый командир полка полковник Шарпантье также выдал Серику при его увольнении с военной службы в запас 10 ноября 1909 г. отличную аттестацию:
«Дана от командира 3-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковому писарю Платону Иосифовичу Серик в том, что он, исполняя должность полкового писаря, отличался своей аккуратностью, исполнительностью и полным знанием своего дела, и всегда защищал интересы полка, был справедлив, честен и трудолюбив. К своим обязанностям относился с большим старанием, никогда не задумываясь над сложной работой. По всей переписке был отличным помощником полкового адъютанта. В команде писарей был строго требователен и настойчив в соблюдении Устава внутренней службы. Нравственных качеств отличных. Спиртных напитков не употребляет, и ни в чем предосудительном замечен не был»28.
В другом аттестате сказано, что нестроевой старшего разряда Серик, поступивший на службу 1 января 1907 г., признан выдержавшим испытание на право назначения в военное время на классную должность. Он получил следующие баллы: чтение - 10, письмо - 8, арифметика - 9, письмоводство и делопроизводство - 8, законы - 9; в сумме 44 балла, средний балл 8,829.
Оставшись после отбытия военной службы в Никольск-Уссурий-ском, Серик 7 января 1910 г. был сначала принят временно городовым, а 10 января назначен письмоводителем адресного стола 2-го участка с жалованьем 40 руб. в месяц30.
Службу в никольск-уссурийской полиции Платон Серик начинал до Шадрина, еще при предыдущем полицмейстере.
Этот предыдущий полицмейстер, Лев Тауц, прославился тем, что, будучи с 1906 г. полицмейстером в Хабаровске, разогнал профессиональные полицейские кадры и набрал в полицию уголовников-рецидивистов, с которыми вступил в сговор с целью личного обогащения. Возмущенные хабаровчане обращались к властям с петициями
об отстранении Тауца и заключении его в тюрьму. Вместо этого ретивого полицмейстера в 1909 г. перевели в Никольск-Уссурийский, где он продолжал столь же успешно «бороться с преступностью». В мае 1910 г. Тауц был переведен полицмейстером в Николаевск-на-Амуре (впрочем, согласно «Памятной книжке Приморской области на 1913 год», должность полицмейстера Николаевска-на-Амуре занимал Павел Михайлович Таут31), к большому облегчению жителей Никольск-Уссурийского, которые, если верить заметке, опубликованной 7(20) мая 1910 г. в московской газете «Утро России», даже устроили 6 мая по этому случаю большой праздник. Сообщив, что «по улицам следуют процессии с пением, всюду слышны поздравления», газета рассказала, что «полицмейстер Тауц - личность историческая, герой громких дел, против которого уже начато следствие Владивостокским прокурорским надзором»32.
Сообщники Тауца после этого неоднократно попадались на соучастии в разных преступлениях в Никольск-Уссурийском33. А когда в 1913 г. прошел слух о назначении Тауца полицмейстером в Благовещенск, «Уссурийская окраина» написала, что «несомненно, бла-говещенцев приходится лишь пожалеть, т.к. г. Тауц зарекомендовал себя перед местной областной администрацией за совершенно неспособного администратора. При г. Тауце, как известно, в Николь-ске была целая эпидемия преступлений, в которых видное место занимали его сотрудники-сыщики»34.
При преемнике Тауца Шадрине карьера Платона Серика складывалась неплохо. 24 февраля 1911 г., после года службы, он стал околоточным надзирателем 1-го участка. И почти сразу же он был отстранен от должности за причинение «оскорбления действием крестьянину Тимофею Егоровичу Кузнецову». Сообщив в рапорте военному губернатору от 2 марта, что Кузнецов был пьян, первым оскорбил околоточного, начал хвататься за его оружие и т.п., Шадрин, тем не менее, ходатайствовал «об исключении Серика с государственной службы»35.
Ознакомившись с рапортом, военный губернатор ответил, что вины Серика он не видит и считает, что уволить полицейского в этом случае - чрезмерное наказание36. Однако на службу околоточный так и не был возвращен. Тогда он стал писать жалобы (фактически доносы) на тех людей, по вине которых, как он считал, оказался в крайне затруднительном положении.
В прошении от 9 марта 1911 г. Серик писал: «...Вообще же чины никольск-уссурийской городской полиции враждебно ко мне относились и относятся, так как я принят на службу бывшим полицмейстером Тауц, благодаря которому чины наружной полиции были почти все уволены за неблаговидные поступки, а затем вновь были приняты и продолжают заниматься теми же грязными делами...»37.
В рапорте приставу 2-й части от 8 апреля 1911 г. он доносил, что секретарь никольск-уссурийской городской полиции Кинчий за
деньги выдает паспортные книжки на любые фамилии, похищает из полицейского управления вещественные доказательства, выдал «ложное удостоверение Елизавете Тищенко в том, что ей 19 лет, тогда как таковой было только 14 лет, чем дал возможность жить ей в доме свидания, она же не могла поступить в этот дом, минуя секретаря, ввиду того, что он же является секретарем и членом распорядителем врачебно-полицейского комитета...» Обвиняя Кинчия, Се-рик старался обелить Шадрина. По мнению Серика, Кинчий желает очернить его в глазах начальства. «Это было угодно сделать только некоторым лицам, а не г. полицмейстеру, так как полицмейстер введен в заблуждение ими»38.
Однако ничего не помогало. В течение двух месяцев Серик не был официально уволен, однако фактически был отстранен от несения службы и, соответственно, не получал и жалованья. Тогда он прибег к последнему средству: 7 мая написал прошение военному губернатору Приморской области И.Н. Свечину. В этом прошении он описывал тяжесть своего положения, состояние дел в никольск-уссурийской полиции и просил ускорить решение его дела:
«Безвыходное, критическое и трудное положение, постигшее меня вследствие отстранения от несения полицейской наружной службы и не получения более двух месяцев никакого содержания, вынуждает обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбой... ускорить мое дело о Кузнецове, по которому я отстранен от несения службы с 2 марта 1911 года... Благоволите... не отказать назначить меня на службу по наружной части в один из городов... области... В городе же Никольск-Уссурийском продолжать службу вследствие не подлежащих даже описанию причин не представляется возможным, а более потому, что некоторые лица, состоящие в данное время на службе в городской полиции, занимаются только лишь подстрекательством на ложные доносы, доносами всякой грязи, обливающей на бумаге и введением в заблуждение начальства».
Снова околоточный пытался снять ответственность с полицмейстера, утверждая, что Шадрин ни в чем не виноват, что он введен в заблуждение подчиненными и т.п. Серик писал, что г. Шадрина в городе «прямо так и травили газетой, что могут освидетельствовать статьи газеты "Уссурийская окраина", бывший пристав 2 части г. Кривошея, исполняющий обязанности пристава 1 части Введенский, исполняющий обязанности полицейского надзирателя 2 участка Новицкий и многие другие... Эти лица настолько соединены, что они умеют брать, чуть ли не в свои руки, даже их начальников, и эти же лица, того же чиновника, который на их ложные доносы отвечает правдой, называют доносчиком и жалобщиком на своих начальников, какое название у них получил и я, этим они сумели ввести в заблуждение настоящего г. полицмейстера...»39
Узнав об этом прошении, Шадрин 10 мая подал военному губер-
натору рапорт, в котором писал, что Серику ни в чем верить нельзя, и просил перевести того в другой город. На этот рапорт губернатор, назначивший Шадрина полицмейстером, наложил резолюцию: «Уволить от службы Серик, так как переводить такое лицо в другую часть не можем... 23 мая 1911 г.»40
В тот же день, 23 мая 1911 г., был выпущен приказ об увольнении Платона Серика по 788-й статье Устава о службе без объяснения причин, без мундира и пенсии и без права поступления на государственную службу41.
Это решение потрясло бывшего околоточного. В прошении на имя военного губернатора от 31 мая он писал, что считает это наказание за драку с крестьянином-алкоголиком слишком строгим, уверял, что губернатор «введен в заблуждение полицмейстером, благодаря подстрекательствам некоторых чинов...» Снова Серик не преминул донести на некоторых чинов полиции: «Между прочим, лица, служившие со мной в одних званиях по вольному найму околоточными надзирателями: Якимов, Горошкевич и Пигулевский, -были уличены во взяточничестве и других неблаговидных делах и за это были уволены б. полицмейстером Тауц, как не соответствующие своему назначению, но почему-то эти лица служат вновь до настоящего времени и то не заслужили увольнения по этой статье, а наоборот за эти грязные дела получили повышение и служат себе спокойно...»42.
Сознавая суть 788-й статьи, Серик писал, что после увольнения по этой статье он не сможет поступить ни на какую службу, и просил отменить приказ. Военный губернатор остался непреклонным, и 12 августа ходатайство Серика было отклонено43.
После позорного увольнения Платон Иосифович Серик продолжал проживать в Никольск-Уссурийском на съемной квартире по адресу: улица Унтербергеровская, дом 7644. В том же году он женился на 19-летней Марии Тихоновне, в 1912 г. у пары родился сын Леонид. В 1914 г. Платон Серик работал писцом Южно-Уссурийского съезда крестьянских начальников. Однако наладить жизнь он так и не успел, потому что с началом мировой войны был призван из запаса в армию45. Дальнейшая судьба Платона Серика пока не известна.
Что касается полицмейстера Шадрина, то его служба сопровождалась многочисленными скандалами, войнами с прессой и городской думой и служебными расследованиями.
17 февраля 1912 г. на заседании городской думы Никольск-Ус-сурийского обсуждался вопрос о создании венерической больницы для проституток. Гласный доктор К.П. Васильев, врач городской больницы, нашел «особо ненормальной постановку врачебно-по-лицейского надзора и лечения проституток в Никольске». «Делами сейчас заведует какой-то врачебно-полицейский комитет, два врача которого назначили себе хорошие оклады и сосут проституток, обложив их налогом по 10 рублей в месяц с каждой, это настоящий
денной грабеж и терпеть его дольше нельзя...». На это заявление городской голова дал справку о врачебно-полицейском комитете, согласно которой содержание комитета в месяц обходится: жалование двум врачам - 400 руб., фельдшеру - 75, добавочному полицейскому надзирателю - 75 и разных расходов 287, а всего 832 руб.46
Материалы заседания были опубликованы в никольск-уссурий-ской газете «Приморский край». Шадрин публично (через ту же газету) ответил, что врачебно-полицейский комитет не «какой-то», а создан по приказу начальства для наблюдения за проститутками, что слухи о коррупции неосновательны, «никаких незаконных поборов и грабежей с проституток и содержательниц домов ни врачи, ни члены комитета не производили и не производят»47.
Местная пресса широко использовалась для взаимного сведения счетов. Поэтому несколько дней спустя газета написала: «Изо дня в день в больнице творятся такие факты, которые понятны и допустимы лишь при взгляде врача Васильева, проповедующего своим сослуживцам, что больных надо не лечить, а уничтожать». Автор статьи красочно расписывал, как главврач не пускает в больницу тяжело больных, чтобы не портить статистику, заботу о пациентах сваливает на фельдшеров и медсестер, привозит в больницу проституток и устраивает оргии, и требовал от думы «немедленно назначить ревизию дел больницы и одновременно отстранить Васильева от должности»48.
Такие войны компроматов были характерны для дальневосточной прессы начала XX в. Газеты не стеснялись публиковать проплаченные статьи, защищать интересы отдельных лиц и групп лиц и не брезговали открытым шантажом49. По этой причине к газетным разоблачениям тех лет нужно относиться с некоторой осторожностью.
Есть более объективные источники. 19 сентября 1912 г. заведующий Никольск-Уссурийским розыскным пунктом ротмистр Отдельного корпуса жандармов П.С. Козловский доносил, что «медицинским комитетом, в котором состоит Председателем Полицмейстер г. Никольск-Уссурийского, допускаются разные злоупотребления: 1) допускаются в дома терпимости проститутки моложе установленных лет, 2) для сокрытия указанного в первом пункте злоупотребления проституткам выдаются временные виды на жительство местным полицейским управлением за подписью полицмейстера г. Никольск-Уссурийского. Многие проститутки содержатся без видов на жительство... У многих проституток лета прописаны со слов, 6) вообще Комитет не принимает мер для установления возраста поступающих проституток, а, наоборот, видимо, способствует сам сокрытию действительных лет поступающих проституток, 7) многие злоупотребления и беспорядок сего комитета изложены в рапорте Пристава 1-й части на имя полицмейстера от 16 августа с.г.»50
В анонимном письме, полученном Козловским примерно в то же время, рассказывалось, что «Полицмейстер Шадрин покрывал кар-
тежную игру в соединенном собрании, за что получал порядочную мзду. Для шменди-фера [Шмен-де-фер (франц.) - карточная игра. -В.А.] станок стоит и до сих пор открыто. Я помню, как-то зимой, как ему было губернатором поручено поймать игру, он застал нас играющих, как насколько припомню, был Кузнецов, заведующий местным лашаретом, казначей местного казначейства и много других, так он вместо того, чтобы конфисковать игровые предметы, конфисковал в свой карман 300 рублей и ушел. Еще картина: однажды он напился пьяным и попал на Японской улице в помойную яму, но солдаты его извлекли... Особая дружба с Ханомировым содержателем шантана...»51.
Автор письма утверждал, что дружба Шадрина с содержателем кафе-шантана «Гранд-Отель» Ханомировым полностью основана на незаконном допущении полицмейстером в этом шантане азартных игр и проституции. Ротмистр Козловский сопроводил указанный донос комментарием, в котором написал, что сведения анонима согласуются с его собственными наблюдениями.
Дело не получило ход. По одной из версий, это произошло потому, что Шадрину покровительствовал назначенный 8 сентября 1912 г. новый вице-губернатор Приморской области В.И. Лодыженский, большую часть 1913 г. исполнявший обязанности военного губернатора области. Он неоднократно бывал по разным делам в Никольск-Уссурийске, который расположен только в 100 км от Владивостока. Как сказано в одном более позднем анонимном памфлете, Лодыжен-ский очень «любил посещать проституток, особенно малолетних, и облюбовал один такой домик, где его всегда можно было застать»52.
Как говорит народная мудрость, «сколько веревочке ни виться, а конец будет». Для Ивана Михайловича Шадрина началом конца стала докладная записка чиновника Особых поручений Приморского областного правления коллежского секретаря П.Я. Полетика, представленная военному губернатору Приморской области 20 декабря 1913 г. Записка содержит подробности деятельности Шадрина как председателя Никольск-Уссурийского врачебно-полицейского комитета. «Всем делопроизводством ведал секретарь полицейского управления г. Никольск-Уссурийского, он же секретарь комитета, Болтенков... Все делопроизводство, за время состояния секретарем комитета Болтенкова, с 1 июня 1911 г. по 1 июня т.г., найдено мной в совершенно невозможном виде, особенно нужно сказать это о денежной отчетности. Перед отъездом Шадрина в отпуск, заступавший его место помощник полицмейстера Тютюнников настоял на том, чтобы... Болтенков, которого он подозревал в нечистоплотном ведении дела, подал прошение об отставке». «Секретарем комитета был назначен отставной подполковник Станкевич, рекомендованный на службу в полицию г. военным губернатором Приморской области. Делопроизводство комитета приведено в порядок».
«Однако, - отмечает далее Полетика. - фактический надзор за
домами терпимости поставлен по-прежнему слабо». Ревизии Домов терпимости «почти совершенно не проводилось», полицейские чины сами вовлекают девиц в занятия проституцией и получают с них доход53.
В объяснении, представленном Полетика в этом же месяце, Шадрин писал, что с самого начала нашел в делах Врачебного комитета беспорядок. Удалению беспаспортных проституток мешали врачи, получавшие вознаграждение за их лечение. Подчиненные, которых он плохо знал и с которыми не смог поладить, травили его местной прессой (об этом ранее писал и Серик), что сделало его бессильным. На общем фоне благоприятное впечатление на него произвел Болтенков, державшийся в стороне от других и имевший вид дельного и способного человека. Поэтому Шадрин назначил Болтенкова секретарем врачебного комитета и, полностью доверяя ему, упустил из рук все дело. Полицмейстер признался, что он лично не проводил ревизии, а доверял отпискам секретаря.
Далее полицмейстер рассказал, что «Болтенков в пьяном виде имел свидание с сотрудником газеты "Текущий день", последствием чего и была помещена заметка в названной газете под заглавием "Кошмарная сказка жизни"... Болтенков обещал давать корреспонденту "Текущего дня" выдержки из следственного дела о Белоусове и Тивоненко для помещения в названной газете». Сутенер Белоусов был обвинен (как оказалось, ложно) одной проституткой в том, что он лишил ее девственности и вовлек в проституцию. Городовой Тивоненко, в свою очередь, обвинялся в соучастии в «коммерции» Белоусова. Сам Шадрин считал, что это - правда, но проведенное Полетика расследование показало, что Тивоненко, хоть и брал с домов терпимости доход, но всячески скрывал это и в деле непосредственно не участвовал54.
Ознакомившись с запиской Полетика и объяснением Шадрина, исполняющий обязанности военного губернатора В.И. Лодыжен-ский написал Приамурскому генерал-губернатору Н.Л. Гондатти представление, датированное 9 января 1914 г.:
«Ознакомившись с данными произведенной Чиновником особых при мне поручений ревизии деятельности Никольск-Уссурийского врачебно-полицейского комитета, я усматриваю, что Никольск-Ус-сурийский полицмейстер Шадрин, исполняя должность Председателя Никольск-Уссурийского врачебно-полицейского комитета, привел дело надзора за проституцией к совершенному развалу своей бездеятельностью с одной стороны и беспрестанными превышениями власти с другой.
В домах терпимости были женщины моложе 21 года, проживали они в этих домах без регистрации и без документов о личности, содержательницы домов терпимости не имели установленного возраста, фактическими хозяевами домов терпимости были сутенеры и другие преступные типы.
Делопроизводство комитета, в том числе особенно казначейская часть, находилось всецело в руках секретаря комитета и не было подчинено какому-либо контролю со стороны Председателя Комитета и найдено за время председательствования в комитете Шадрина в состоянии полнейшего хаоса»55.
В своем представлении Лодыженский признал полное «несоответствие г. Шадрина занимаемой им должности Никольск-Уссурий-ского полицмейстера»:
«Я признаю, что Шадрин, занимая должность Полицмейстера в столь важном пункте, как г. Никольск-Уссурийский, в котором всегда скапливается масса преступного люда, совершенно не знаком ни с задачами, ни с обязанностями полицейской службы и негоден для осуществления первых и несения последних.
Малообразованный, малосведущий в законах, плохо разбирающийся в правилах этики, лишенный такта, г. Шадрин не может держать на должной высоте авторитета занимаемой им должности.
Преступность в г. Никольск-Уссурийском за последние годы достигла большого развития, и большинство выдающихся преступлений, благодаря нераспорядительности и неопытности полицмейстера, не открыто...
Наружная полиция... поставлена из рук вон плохо...
Среди чинов Никольск-Уссурийской полиции при Полицмейстере г. Шадрине развились партийность, взаимные интриги, кляузы и доносы».
Интересно окончание этого документа: «Признавая подобный порядок недопустимым, - пишет Лодыженский. - а полицмейстера г. Шадрина неспособным установить должный порядок, и принимая во внимание, что 29 апреля т.г. он выслуживает полную пенсию, я прошу разрешения Вашего Высокопревосходительства предложить г. Шадрину подать прошение об отставке не возбуждая против него судебного преследования за допущенное им бездействие власти, так как дальнейшая служба г. Шадрину не даст никаких новых преимуществ, а для пользы дела будет безусловно вредна». Документ подписан Лодыженским и Полетика56.
Видно, что вице-губернатор старался «отмазать» Шадрина от серьезной ответственности, обеспечить ему путь отступления. Между тем негативные факты о деятельности полицмейстера Никольск-Ус-сурийского накапливались. 28 января 1914 г. Полетика представил Лодыженскому рапорт, в котором были подтверждены обвинения против Шадрина в связи с незаконным бизнесом хозяина «Гранд-Отеля» Ханомирова. Чиновник писал, что «сыскной кредит расходуется полицмейстером Шадриным неправильно», что «среди расписок, представляемых при отчетах, имеются фиктивные», и заключал: «Принимая во внимание, что все эти факты рисуют полицмейстера Шадрина с самой отрицательной стороны, считаю долгом службы довести о них до сведения Вашего Превосходительства»57.
Поняв, что все кончено, Шадрин согласился уйти в отставку по болезни. Для этого 26 февраля 1914 г. было проведено медицинское освидетельствование.
Акт медицинского освидетельствования, подписанный никольск-уссурийским городовым врачом и никольск-уссурийским уездным врачом Сущинским в присутствии никольск-уссурийского уездного начальника Куржанского, гласит:
«Г. Шадрин, 49 лет, роста выше среднего, питания удовлетворительного, на службе с 1884 года.
По словам свидетельствуемого, он в детстве перенес скарлатину, потом юношей 14 лет тяжелую болотную лихорадку... В 1892 году сильно страдал грудью, принимал креозот... Около этого же времени заболел и острым сочленовым ревматизмом. С 1903 года начали проявляться боли в области сердца, сопровождающиеся сердцебиением, одышкой и пр... Состояние здоровья ухудшается при малейшем волнении и доходит иногда до истерики. Кроме того, г. Шадрин жалуется на частые головные боли в затылочной области, запоры и геморрой... Объективные данные... Со стороны легких ничего ненормального не обнаружено. Границы сердца увеличены... Тоны сердца глухи... Стояние и хождение при закрытых глазах затруднительно, хотя в общем со стороны нервной системы особых уклонений от нормы не обнаружено... Живот вздут газами...». В заключении говорилось, что «Г. Шадрин страдает хроническим суставным ревматизмом, общим малокровием и неврастенией... Состояние сердца, его значительная гипертрофия указывает на давность и серьезность ревматизма»58.
Решение об отставке Шадрина было принято в марте 1914 г.59 3 апреля Шадрин подал военному губернатору Приморской области ходатайство об отпуске на один месяц с увольнением с 1 июня 1914 г. в отставку и о назначении пожизненной пенсии за выслугу более 35 лет в отдаленных местностях60. 15 апреля Лодыженский послал представление генерал-губернатору61. 1 мая Шадрин был отправлен в отпуск62 (в этот же день край покинул и его покровитель Лодыженский), а 1 июня уволен в отставку, согласно прошению, по болезни63.
Переписка о назначении Шадрину просимой пенсии тянулась почти целый год. Расчет службы делался следующим образом: с 7 августа 1884 г. по 1 июня 1914 г. Шадрин прослужил 29 лет, 9 месяцев, 23 дня; сахалинская служба (1895 - 1908 гг.) считалась 2 дня за 3, что добавляло 6 лет, 1 месяц, 5 дней; приморская служба (1908 - 1914 гг.) считалась 3 дня за 4, добавляя еще 2 года, 1 месяц, 2 дня. Итого у Шадрина получалось 38 лет службы, за которые и полагалось начислить пенсию64.
13 октября 1914 г. Министерство финансов согласилось выдавать бывшему полицмейстеру Амурскую пенсию 875 руб. в год65. 22 января 1915 г. циркуляром Департамента общих дел Министерства внутренних дел Шадрину была дополнительно назначена еще
и пенсия в усиленном размере 1 500 руб.66 Последний документ, в котором упомянута фамилия Шадрина - это справка, свидетельствующая о то, что «Шадрин проживает в г. Хабаровске в квартире помощника полицмейстера Петрова». Справка датирована 8 марта 1915 г.67
* * *
Неизвестно, праздновали ли жители Никольск-Уссурийского избавление от полицмейстера Шадрина, как они праздновали «освобождение» от его предшественника полицмейстера Тауца. Но вряд ли он оставил по себе добрую память. История Шадрина и Серика является яркой иллюстрацией быта и нравов дальневосточной полиции и всего дальневосточного общества начала XX в. Одного коррумпированного полицмейстера сменял другой. Чины полиции, вместо того, чтобы бороться с преступностью, стремились обогатиться, воруя казенные деньги, покрывая проституцию несовершеннолетних, азартные игры и т.п. Попытки добросовестных и честных полицейских восстановить справедливость заканчивались их увольнением, а коррупционеры продолжали творить свои темные делишки, поскольку пользовались покровительством вышестоящего начальства.
Примечания
1 Позняк Т.З. «Азиатские кварталы» Владивостока и коррупция полиции в начале XX в. // Владивосток: история и современность. Владивосток, 2011. С. 100-108; Позняк Т.З. Китайские иммигранты и коррумпированность чиновников на российском Дальнем Востоке в начале XX века // Ойкумена. 2011. № 3(18). С. 80-89.
2 Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ). Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 27-34.
3 Там же. Л. 1.
4 Население Приморской области // Приморский край (Владивосток). 1913. 28 июля. С. 3.
5 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 2.
6 Новый полицмейстер // Уссурийская окраина (Никольск-Уссурий-ский). 1911. 15 янв. Приложение к № 11.
7 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 3.
8 Там же. Л. 4.
9 Рефлектор. К юбилею освобождения крестьян // Уссурийская окраина. 1911. 23 февр. С. 2.
10 К аресту редактора нашей газеты К.И. Лепина // Уссурийская окраина. 1911. 24 февр. С. 2.
11 Законно или целесообразно? // Уссурийская окраина. 1911. 27 февр. С. 2.
12 Удобно ли? // Уссурийская окраина. 1911. 10 марта. С. 2.
13 Неосведомленность // Уссурийская окраина. 1911. 11 марта. С. 2.
14 Стрелочник виноват // Уссурийская окраина. 1911. 13 марта. С. 2.
15 Rit. «Не заметил» // Океанский вестник (Владивосток). 1911. 15 марта. С. 2.
16 Письмо в редакцию // Уссурийская окраина. 1911. 15 марта. С. 3.
17 Странное распоряжение // Уссурийская окраина. 1911. 19 марта. С. 2.
18 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2640. Л. 21, 37.
19 Выговор // Уссурийская окраина. 1911. 10 сент. С. 3.
20 Кража в полиции // Уссурийская окраина. 1911. 23 февр. С. 2.
21 Кража в полиции // Уссурийская окраина. 1911. 14 сент. С. 2.
22 Застенки бесправия ужасов // Уссурийская окраина. 1911. 26 окт. С.
2.
23 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 1211. Л. 12.
24 Там же. Л. 13.
25 Там же. Л. 11а.
26 Там же. Л. 15.
27 Там же. Л. 9.
28 Там же. Л. 10.
29 Там же. Л. 12.
30 Там же. Л. 16-19.
31 Памятная книжка Приморской области на 1913 год. Владивосток, 1913.С. 110.
32 Освобождение от полицмейстера // Утро России (Москва). 1910. 7 мая.
33 Наконец-то // Уссурийская окраина. 1911. 11 февр. С. 2.
34 К назначению // Уссурийская окраина. 1913. 26 февр. С. 2.
35 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 1211. Л. 1.
36 Там же. Л. 2, 3.
37 Там же. Л. 36, 39.
38 Там же. Л. 15, 20.
39 Там же. Л. 7, 8.
40 Там же. Л. 21.
41 Там же. Л. 47.
42 Там же. Л. 49.
43 Там же. Л. 52.
44 Там же. Л. 48.
45 РГИА ДВ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 36. Л. 106, 107.
46 Заседание городской думы (Собрание 17 февр.) // Приморский край (Никольск-Уссурийский). 1912. 19 февр. Приложение к № 40. С. 3.
47 В редакцию газеты "Приморский край" // Приморский край. 1912. 26 февр. С. 4.
48 Городская больница // Приморский край. 1912. 29 февр. С. 2, 3.
49 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 1368. Л. 7-18.
50 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 52, 53.
51 Там же. Л. 55.
52 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1 Д. 2205. Л. 116.
53 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 44-50.
54 Там же. Л. 37-42.
55 Там же. Л. 35, 62.
56 Там же.
57 Там же. Л. 61.
58 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2390. Л. 3.
59 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 64.
60 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 65; Ф. 1. Оп. 2. Д. 2390. Л. 1.
61 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 66.
62 Там же. Л. 68, 69.
63Там же. Л. 70.
64 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2390. Л. 20.
65 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 2333. Л. 78.
66 Там же. Л. 77.
67 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2390. Л. 36.
Автор, аннотация, ключевые слова
Агапов Вадим Львович - канд. ист. наук, доцент Дальневосточного федерального университета (Владивосток)
В статье, основанной на неопубликованных документах Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, рассказывается об истории, которая произошла в городе Никольск-Уссурийский Приморской области накануне Первой мировой войны. В 1911 г. полицейский П.И. Серик, известный своей добросовестной службой, был отстранен от исполнения своих служебных обязанностей начальником городской полиции И.М. Шадриным. После этого полицейский подал начальству Приморской области несколько жалоб, в которых пытался добиться справедливости. При этом он сообщил немало сведений о преступлениях по должности начальника полиции и чинов полиции Никольск-Уссурийско-го: о коррупции, покровительстве проституции и азартным играм. Правдивость сообщенных им сведений во многом подтверждалась статьями в местных газетах. Однако Шадрину удалось убедить военного губернатора Приморской области, что Серик - клеветник, которому нельзя верить. Полицейский был уволен по позорной 788-й статье Устава о службе без пенсии и права поступления на государственную службу. Спустя два года расследование подтвердило многие факты, о которых сообщал полицейский Серик. Однако начальник полиции Никольск-Уссурийского не был отдан под суд. Шадрин был признан не соответствующим занимаемой должности, и в 1914 г. получил почетную отставку и полную пенсию. Так коррупция восторжествовала над честным исполнением служебного долга.
Российская империя, Дальний Восток России, Приморская область,
Никольск-Уссурийский (Уссурийск), полиция, коррупция, проституция, азартные игры, расследование, периодическая печать, журналистика
References (Articles from Scientific Journals)
1. Poznyak T.Z. Kitayskie immigranty i korrumpirovannost chinovnikov na rossiyskom Dalnem Vostoke v nachale XX veka. Oykumena, 2011, no. 3(18), pp.80-89.
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Poznyak T.Z. "Aziatskie kvartaly" Vladivostoka i korruptsiya politsii v nachale XX v. Vladivostok: istoriya i sovremennost [Vladivostok: History and Modernity]. Vladivostok, 2011, pp. 100-108.
Author, Abstract, Key words
Vadim L. Agapov - Candidate of History, Senior Lecturer, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia)
The article, based on unpublished documents from the Russian State Historical Archive of the Far East, narrates a story that occurred in the town of Nikolsk-Ussuriisk, Primorsky region (Primorye), before World War I. In 1911 policeman P.I. Serik, known for his good service, was discharged of his duties by I.M. Shadrin, head of the municipal police. Following that the policeman filed several complaints to the regional authorities striving for justice. Moreover, he reported a number of criminal activities in which the police head and some other ranks were involved in Nikolsk-Ussuriisk, such as corruption, patronizing prostitution and gambling. The truthfulness of his information was reaffirmed by the local press. However, Shadrin managed to persuade the military governor of Primorsky region that Serik was a libeler and the one not to be trusted. As a result, the policeman was sacked according to disgraceful Article 788 of the Service Regulation, without any pension and with a ban for employment in public service. Two years later an investigation proved many of the facts reported by policeman Serik. Nevertheless, the head of police in Nikolsk-Ussuriisk was never prosecuted. Shadrin was deemed inadequate for his position and in 1914 he retired with honors and a full pension. Thus, corruption triumphed over honest service.
Russian Empire, Russian Far East, Primorsky region (Primorye), City of Nikolsk-Ussuriisk (Ussuriisk), police, corruption, prostitution, gambling, investigation, periodical press, journalism