CC BY
206
УДК 322
В. С. Лебедев
ПОЛИТИЗАЦИЯ РЕЛИГИИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ: КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ПРОБЛЕМЫ
По мнению автора настоящей статьи, одна из ключевых проблем, стоящих перед исследователем процессов взаимодействия политики и религии, заключается в том, что существующие теоретические концепты, используемые для описания этого феномена, оказываются размытыми. В политической науке не достигнут достаточный уровень единства взглядов в отношении содержания таких терминов, как «политизация религии», «сакрализация политики» и т. п. Автор делает попытку сформировать определенный каркас понятий, которые могут быть использованы в практических исследованиях политизации религии. Отталкиваясь от классических представлений Карла Шмитта и Ханны Арендт о «политическом», автор, используя труды современных зарубежных и российских политологов, предлагает свой способ осмысления взаимодействия политики и религии.
Ключевые слова: политическое, политизация религии, политическая религия, религиозная идеология, сакрализация.
Рассматривая научные работы, в которых анализируются взаимоотношения между религиозным и политическим, трудно не отметить наличия определенной противоречивости теоретических конструкций, с помощью которых это взаимодействие описывается. Конструирование выверенного понятийного аппарата для изучения столь непростого явления, как взаимодействие религии и политики, — необходимый шаг для научного исследования в этом направлении. «Политизация» — ключевой термин, на который может опереться исследователь. Выявить его содержание можно, лишь обратившись к базовым понятиям политической науки, а именно к понятию «политическое».
В XX в. одним из первых на понятие «политическое» обратил внимание немецкий ученый Карл Шмитт, изложивший свои взгляды в работе «Концепция политического». Он высказал суждение об автономности политического относительно других сфер социальной жизни. С точки зрения К. Шмитта, политическое проявляется тогда, когда возникает разделение на друзей и врагов (Шмитт, 1992, с. 40). Разница между другом и врагом, по его мнению, носит экзистенциальный характер, это различение не сводимо к противоположностям добрый/ злой или красивый/безобразный. Согласно К. Шмитту, акт идентификации и акт различения своих и чужих — сущностный акт политики. И в этом случае политика априорно конфликтна и всегда несет в себе его угрозу (см. об этом: Алексеева, 2009, с. 26-27). С точки зрения К. Шмитта, любые социальные явления могут стать политическими, т. е. потенциально способны быть основанием для разделения. Мир без конфликта стал бы миром без политики.
В теории К. Шмитта подлинно политических явлений не существует, так как феномен становится политическим постольку, поскольку оказывается соотнесен с дихотомией дружбы/враждебности. «Политическое не означает никакой
© Лебедев В. С., 2015
собственной предметной области, но только степень ассоциации или диссоциации людей, мотивы которых могут быть религиозными, национальными, хозяйственными или мотивами иного рода» (Шмитт, 1992, с. 57). При этом и дружба, и вражда в политическом аспекте не носят личностного характера, они коллективны. Речь идет не о личном враге, а о публичном противнике, через которого происходит самоидентификация, а значит, и самоутверждение себя и «своей» группы.
Согласно другой политологической традиции, восходящей к имени Ханны Арендт, «политическое» ассоциируется прежде всего с «публичным». Отталкиваясь от анализа свободы и истоков тоталитаризма, она определяет политику как замкнутую сферу (прототипом которой является античный город, точнее, окруженный стенами полис), которая, тем не менее, прозрачна, потому что в ней не может быть затененных уголков приватной жизни человека. Присущий любому обществу плюрализм мнений здесь становится соревновательным (Arendt, 1993, p. 67). По мнению Х. Арендт, публичная сфера формируется активной деятельностью людей как пространство, в котором реализуется политическое действие. Эта сфера характеризуется прозрачностью, открытостью и противопоставляется сфере частного — закрытого и личного. Таким образом, политическое есть то, что публично. До формирования публичной сферы политики в ее современной трактовке не существует: нет политического пространства, но есть пространство властное, в котором осуществляется не политика, но управление, основанное на принуждении.
Эти подходы к определению политического не являются совершенно взаимоисключающими. На основе их синтеза современные политические философы создают свои собственные концепции. Одна из наиболее удачных попыток переосмысления «политического» предпринята французской исследовательницей Шанталь Муфф. В своем понимании природы политики она отталкивается от критики воззрений К. Шмитта. Признавая важность его критерия «политического», она тем не менее не находит его исчерпывающим: «В сфере коллективных идентичностей мы всегда имеем дело с созданием "нас", способных существовать только через противопоставления себя "им". Конечно, это не означает, что отношение такого рода с неизбежностью является отношением типа "друг — враг", т. е. антагонистическим отношением» (Муфф, 2009, с. 94).
Рассматривая природу политического процесса, Ш. Муфф проводит границу между понятиями «политическое» и «политика»: «Что касается "политического", то я связываю его с измерением антагонизма, который является неотъемлемой составляющей человеческих отношений, антагонизма, который может принимать множество обличий и проявляться в различных типах социальных отношений. С другой стороны, "политические образования" обозначают множество практик, дискурсов и институтов, направленных на установление определенного порядка и организацию совместного существования людей в условиях, которые всегда чреваты возникновением конфликтов, поскольку на них воздействует измерение "политического"» (Муфф, 2004, с. 194). Таким образом, мы можем говорить о том, что политическое в ее трактовке — это сфера антагонизма и конфликтов, сфера противоречащих интересов и социальных тенденций. Через
политику же общество усмиряет внутреннюю враждебность и пытается ослабить потенциальный антагонизм, существующий в отношениях между людьми. Политика оказывается нацеленной на создание внутреннего единства социума в контексте существующего конфликта и плюрализма. При этом, по ее мнению, в демократиях возникает изменение в отношениях между «своими» и «чужими». Враги становятся «соперниками» — теми, с чьими идеями мы боремся, но в чьем праве отстаивать их мы не сомневаемся.
Проблема политизации исследуется также весьма интенсивно и отечественными теоретиками политики. М. Данилов рассматривает политизацию в контексте соотнесения «политического» и «неполитического». По его мнению, «политизация представляет собой процесс обретения политического статуса проблемами и явлениями, изначально таковым не обладавшими. Политизируются экономические, культурные, правовые, административные, религиозные, нравственные и иные феномены, т. е. политизация означает, по сути, перетекание проблемы из какой-либо иной социальный сферы в политическую» (Данилов, http://www.civisbook.ru). Вместе с тем этот процесс представляет собой скорее исключение, нежели правило, поскольку в силу обстоятельств проблема, которой предстоит стать политической, не разрешается на своем «обычном» уровне (Данилов, 2009, с. 100).
Политизация — неоднозначный процесс, который несет в себе как минимум два аспекта. С одной стороны, политизация представляет собой влияние на политику иных социальных сфер (экономики, культуры, религии и т. д.), т. е. запол-няемость политики значимыми социальными феноменами и темами. С другой стороны, она также оказывается способом разрешения особо значимых проблем, решение которых невозможно в рамках принятых в данном поле правил игры (Данилов, http://www.civisbook.ru).
Многие российские политологи стремятся переосмыслить тот уровень противостояния «свой — чужой», который был задан К. Шмиттом, поскольку такой уровень требований резко сокращает количество явлений, рассматриваемых в качестве политических. Так, в коллективной монографии «Гражданское и политическое в российских общественных практиках» С. В. Патрушев, Т. В. Павлова и Л. Е. Филлипова, опираясь на труды Ш. Муфф, предлагают свой вариант преодоления проблемы. Они вводят новые, дополнительные критерии политического пространства, расширяя предметную область политической науки и позволяя приблизить политическую теорию к политическим практикам современности. «Политическое» мыслится ими как особая сфера общественных отношений, связанная с выражением фундаментальных интересов и воли сообщества в целом, и как сфера дифференциации, в которой формируются коллективные идентичности. Можно говорить о существовании отличительных признаков «политического», которое оказывается связанным с: 1) выработкой общих целей и решением общих проблем; 2) легитимацией социального порядка и социальной интеграцией в ходе достижения консенсуса; 3) наличием в обществе расколов по принципу «свой — чужой»; 4) диалогичностью и конкурентностью (Гражданское и политическое..., 2013, с. 15).
Таким образом, в современной политической теории сложилось представление о том, что априорно политических явлений, по-видимому, не существует. Та или иная проблема, то или иное событие становится политическим в той мере, в которой оказывается общественно значимым (публичным), раскалывает социум на соперничающие группы и требует единого для сообщества решения. «Политическое» оказывается изначально «пустым пространством», а политизация — процессом фиксации того или иного явления в этом пространстве в ходе поиска общественного консенсуса между противоборствующими группами.
Относительно понятия «религиозное» сегодня сложилось мнение, разделяемое большинством как отечественных, так и зарубежных ученых. Наиболее популярное среди исследователей понимание «религиозного» связано с концепцией религии Эмиля Дюркгейма, который ушел от традиционного представления о том, что религия сводится к вере в сверхъестественное. По мнению исследователя, религия представляет собой систему верований и практику священного, а религиозное возникает там, где вводится разделение на мирское и сакральное: «Разделение мира на две области, из которых одна включает в себя все, что священно, другая — все, что является светским, — такова отличительная черта религиозного мышления» (Дюркгейм, 1998, с. 216). Таким образом, религиозное пространство — это пространство, в котором социальные группы борются за утверждение и распространение различных сакральных смыслов, обладающих, по их мнению, первостепенной важностью по отношению к мирским процессам.
Было бы методологически верным рассматривать политизацию религии не как некий застывший социальный факт, а как постоянно текущий процесс взаимодействия политической и религиозной сфер, в ходе которого политические явления оказываются наделенными сакральным статусом («священная война»), а религиозные — политическим (трансформация религиозных праздников в общегосударственные). Постулируя не просто автономность «политической» от иных сфер человеческой жизни, а принципиальную ее инаковость, необходимо проанализировать варианты ее взаимодействия с прочими сферами (на примере религиозной), выстроив достаточно релевантную систему понятий. Если под понятие политизации религии попадают такие явления, как формирование конфессиональных политических партий, апелляция политиков к религиозным принципам и нормам, использование религиозных символов на политических митингах и демонстрациях, политическое преследование религиозной группы и т. д., не расширяется ли чрезмерно объем этого понятия в ущерб содержанию? Чтобы избежать обвинений в концептуальной натяжке в отношении «политизации религии», попытаемся классифицировать все предлагаемое разнообразие этих практик.
Прежде всего, необходимо провести границу между «акторной политизацией», возникающей вследствие целенаправленной деятельности заинтересованных игроков, и «спонтанной политизацией», которая происходит в качестве реакции на то или иное случайно возникшее, но общественно значимое событие. В рамках акторной политизации первого типа также можно говорить о существовании двух классов явлений: «политизации сверху», которая реализуется представителями политической элиты, статусными акторами, и «политизации
снизу», происходящей по запросу не политиков, непосредственно включенных в процесс принятия решений, а различных социальных групп и их лидеров.
Политизация религии проявляется на трех разных уровнях.
На институциональном уровне она может быть выражена в виде взаимовлияния «правил игры», политических и религиозных практик, когда религиозный капитал кооптируется в политический, а политический вес различных акторов может влиять на процессы трансформации религиозной картины и религиозных практик в обществе.
Также можно говорить и о политизации дискурса, при которой религиозные понятия в сознании индивидов оказываются связаны с политическими, что приводит к формированию политических установок верующих, разделению социума на «своих — чужих» по религиозному принципу. Так, понятия «государство» и «власть» начинают носить религиозный характер. В сознании верующих возникают идеи построения исламского государства, а политики формируют лозунги наподобие «верховная власть должна принадлежать Аллаху».
Наконец, можно сказать о символическом уровне, когда религиозные символы превращаются в политические и наоборот. Это заметно демонстрируется практикой превращения религиозных элементов одежды (нательный крест, хид-жаб) в символы политической позиции индивида.
При этом политизация религии не существует статично. В зависимости от степени значимости религиозных проблем для общества взаимодействие религиозного и политического может сужаться и расширяться, и соответственно изменяется степень политизированности религии. В случае особенно глубокой связи между религиозным и политическим количество переходит в качество, и рождается комплекс идей, детерминирующих политическую практику на основе нормативных религиозных представлений. В исламе эту роль выполняет исламизм, или политический ислам. В христианстве подобный комплекс идей представлен «теологией освобождения».
Данное явление по-разному описывается и трактуется исследователями политизации религии. В настоящий момент российские и зарубежные ученые используют два термина, описывающие этот феномен: политическая религия и религиозно-политическая идеология. Оба они до сих пор полноценно не осмыслены научным сообществом.
Термин «политическая религия» был введен в научный оборот немецким социологом Э. Фёгелином и первоначально стал применяться для обозначения появившихся в тот момент идеологий (коммунизма, немецкого национал-социализма и итальянского фашизма). По мнению Э. Фёгелина, тоталитарные идеологии отличаются от обычных именно чертами, которые приближают их к религии. Как и религия, тоталитарная идеология стремится контролировать все сферы человеческого бытия: она уничтожает понятие «частная жизнь», возникают ритуалы, имитирующие религиозные, и т. д.
Однако впоследствии, с началом религиозного возрождения в ХХ в. (прежде всего с Иранской революции 1979 г), термин «политическая религия» изменил основное значение и в настоящее время используется обычно по отношению к идеологиям, возникшим на основании тех или иных религий. Так, именно
в этом значении, хотя и не давая конкретного определения, этот термин использует зарубежный исследователь П. Ван дер Веер (Van der Veer, 1999, p. 311).
Российский исследователь С. Семедов дает следующее определение «политической религии»: это тотальная идеология, которая апеллирует к сакральному миру и утверждает его приоритет перед миром профанного (Семедов, 2009, с. 26). А. Митрофанова формулирует содержание понятия иначе: «Политическая религия... может быть определена либо как особая форма религии, которая обосновывает политическое действие, либо как особая форма идеологии, которая обосновывает политическое действие через апелляцию к потусторонним силам. Иначе говоря, политическая религия представляет собой гибрид религии и идеологии, посредническую форму, позволяющую связать религию с политическим действием» (Митрофанова, 2004, с. 304).
Исходя из приведенных определений, можно констатировать, что термины «религиозно-политическая идеология» и «политическая религия» используются в качестве взаимозаменяемых, при этом термин «политическая религия» более распространен. Однако, на наш взгляд, термин «религиозно-политическая идеология» во многом более удачен, чем «политическая религия», поскольку позволяет провести четкую границу между религией, которая в большей или меньшей степени оказывается во взаимосвязи со сферой «политического», и самой по себе идеологией, родившейся вследствие такого союза и питающейся из религиозного источника.
Религиозно-политические идеологии часто входят в противоречие с официальной религией. Это объясняется, в частности, тем, что идеологи весьма вольно обращаются с сакральным содержанием религиозных доктрин и религиозными догматами. Кроме того, религиозно-политические идеологии часто носят эклектичный характер, в них могут содержаться заимствования из других религий или даже светских идеологий. Так, во время Исламской революции в Иране аятолла Хомейни активно использовал риторику, присущую в основном марксистам, говоря об Аллахе как Боге обездоленных. Сторонники религиозно-политической идеологии склонны позиционировать себя в качестве «истинных», настоящих верующих (мусульман, христиан и т. д.). Это ведет к тому, что между «обычными» верующими и «политизированными» возникают противоречия, порой перерастающие в настоящие вооруженные конфликты.
Религиозно-политическая идеология развивается, испытывая взаимное влияние двух факторов: развития религиозных представлений в рамках своей религии и трансформации социально-политических условий. Влияние первого фактора очевидно. Идеологи стремятся показать, что именно религиозно-политическая идеология и есть центральная часть религиозной системы, именно она даст сакральный ответ на социально-политические проблемы, волнующие верующих. Тем самым они достигают своих целей, мобилизуя сторонников на политические действия как легального, так и противоправного характера. Вместе с тем политический процесс актуализирует те или иные стороны религиозно-политической идеологии, задавая тенденции к ее трансформации, поскольку идеологи вынуждены подстраиваться под политическую повестку дня, которая ими обычно не контролируется.
Возвращение религии в политику сегодня становится все более и более очевидным. К сожалению, достаточно часто «религиозный реванш» оказывается связан с политическим насилием и экстремизмом. Создавая отточенный понятийный аппарат для исследования столь сложного социального явления, как взаимодействие религии и политики, мы повышаем шансы научного сообщества на более качественное осмысление происходящих в политике событий, что, в свою очередь, может дать возможность найти приемлемые стратегии купирования потенциально опасных проявлений политизации религии.
Литература
Алексеева Т. А. Карл Шмитт: автономия политического // Политическое как проблема: очерки политической философии XX в. М.: Идея-Пресс, 2009. С. 23-50 (Alekseeva T. A. Carl Schmitt: Political Autonomy // Political as a Problem. Essays on the Political Philosophy of the XX Century. M.: Ideja-Press, 2009. P. 23-50).
Гражданское и политическое в российских общественных практиках / под ред. С. В. Патрушева. М.: Российская политическая энциклопедия, 2013. 525 с. (Civil and Political in the Russian Public Practices / ed. by S. V. Patrushev. M.: Russian political encyclopedia, 2013. 525 p.).
Данилов М. В. Политизация в современном обществе как объект политических исследований // Изменения в политике и политика изменений: стратегии, институты, акторы. Тезисы докладов. V Всероссийский конгресс политологов. http://www.civisbook.ru/files/File/Danilov_ RAPN.pdf (дата обращения: 12.10.2014) (DanilovM. V. The Politicization of Modern Society as an Object of Political Studies // Changes in Policy and Policy Changes: Strategies, Institutions, and Actors. Abstracts. V All-Russian Congress of Political Scientists. http://www.civisbook.ru/files/File/ Danilov_RAPN.pdf (date of access: 12.10.2014)).
Данилов М. В. Проблема политизации социальных отношений в теориях информационного общества // Известия Саратовского университета. 2009. Т. 9. Сер. Социология. Политология. № 3. С. 100-103 (DanilovM. V. The Problem of Politicization of Social Relations in the Theories of the Information Society // Proceedings of the Saratov University. 2009. Vol. 9. Sociology. Political Science. N 3. P. 100-133).
Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии / сост. и общ. ред. А. Н. Красникова // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология. М.: Канон+, 1998. 432 c. (Durkheim E. The Elementary Forms of Religious Life. Totemic System in Australia / ed. by A. N. Krasnikov // Mysticism. Religion. Science. Classics of World Religion. Anthology. M.: Kanon+, 1998. 432 p.).
Митрофанова А. В. Политизация православного мира. М.: Наука, 2004. 293 с. (Mitrofanova A. V. The Politicization of the Orthodox World. М.: Science, 2004. 293 p.).
Муфф Ш. Политика и политическое // Политико-философский ежегодник. № 1. 2009. С. 88102 (Muff Sh. Politics and Political // Political and Philosophical Yearbook. N 1. 2009. P. 88-102).
Муфф Ш. К агонистической модели демократии // Логос. 2004. № 2. С. 180-197 (Muff Sh. By Agonistic Model of Democracy // Logos. 2004. N 2. P. 180-197).
Семедов С. А. Политический ислам в современном мире: автореф. дис. ... докт. филос. наук. М., 2009. 65 с. (SemedovS. A. Political Islam in the Contemporary World. Ph. D. (Philosophy science) Thesis. M., 2009. 65 p.).
Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 24-43 (Schmitt C. The Concept of the Political // Questions of Sociology. 1992. N 1. P. 24-43).
Arendt Н. Between Past and Future. New York: Penguin, 1993. 156 p.
Van der Veer P. Political Religion in the Twenty-First Century // International Order and the Future of World Politics / ed. by T. V. Paul, J. A. Hall. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 311-328.
ЛОЛИШЭКС- 2015. Том 11, № 3
