CC BY
26
-►
История российского социума
Году Российской истории посвящается
УДК 94(47):084.3/084.5
С. Б. Ульянова, Н.В. Офицерова
ПОЛИТИКА В СОВЕТСКОМ ЗАВОДСКОМ СООБЩЕСТВЕ (1920-е ГОДЫ)
Изучение советской промышленной истории межвоенного периода немыслимо без исследования тех или иных политических аспектов жизни заводского сообщества. Большевистская идеология требовала максимальной мобилизации всех сил и ресурсов страны для строительства социализма, поэтому характерной чертой социума стала политизация и хозяйственных, и повседневных практик. В заводском пространстве политика перемешивалась с повседневностью, мелкие житейские обстоятельства могли стать основой для политического недовольства, а события «высокой» политики могли восприниматься как часть непосредственного социального опыта.
Изучению различных политических процессов в рабочей среде в 1920-е — 1930-е годы посвящено много трудов [1—4], однако до сих пор недостаточно исследованы процессы «снижения» уровня восприятия политических событий, их отражения в сознании работников промышленности, влияние обстоятельств повседневной жизни на оценочные суждения людей по поводу высокой политики и т. д.
Современная политическая история, как правило, сосредоточивается на изучении не «политики», а «политического», т. е. не форм и институтов власти, а обоснования, отклонения и защиты неравных социальных отношений. Социальные и политические институты общества изучаются «снизу», через привычные населению политические практики. Власть и члены общества предстают как театр и действующие в нем актеры, а практики — как процесс и результат коммуникаций между ними, дискурсы доверия и недоверия, вертикальные и горизонтальные интеракции.
Проникновение политики в заводское пространство началось, несмотря на противодействие властей и предпринимателей, еще в дореволюционный период. В советском же социуме предприятие стало средоточием политической жизни, определяло ее ритм и содержание.
Важнейшим каналом внесения политического в заводское пространство стало присутствие в нем низовых ячеек РКП(б) / ВКП(б) и РЛКСМ / ВЛКСМ. Коммунисты и комсомольцы инициировали обсуждение вопросов внутренней и внешней (в меньшей степени) политики, транслировали официальные установки, разъясняли их рядовым рабочим, занимались политическим просвещением (хотя сами часто слабо разбирались, как тогда говорили, «в вопросах текущей политики») и пр.
Переломным моментом в процессе создания механизма влияния компартии как на рабочую массу, так и на инженерно-технических работников можно считать Ленинский призыв 1924 года — массовую кампанию по вступлению в РКП(б) рабочих от станка. Вовлекая рабочих в партию на льготных условиях, РКП(б) демонстрировала свою заинтересованность в пролетарских массах города. Подводя итоги кампании на XII съезде РКП(б), Г.Е. Зиновьев заявил: «Наша партия состоит теперь почти наполовину из рабочих, которые имеют громадный хозяйственный и вообще жизненный опыт» [5, с. 47—51]. Ленинский призыв «привел» партию на производство, наполнил заводские цеха коммунистами - рабочими «от станка». Партийная дисциплина заставляла рядовых коммунистов следовать директивам вышестоящих органов и активно поддерживать провозглашенные наверху лозунги, несмотря на то что экономиче-
ская политика правящей партии подчас больно била и по ее проводникам на производстве.
Еще одним каналом воздействия на политические настроения рабочих можно считать общественные организации. Характерной чертой изучаемого периода стало их перенесение в пространство предприятия, организация по производственному принципу (так было до 1926 года, затем ячейки разного рода добровольных обществ были переведены с предприятий в клубы). На XIII съезде РКП(б) В.М. Молотов с удовлетворением привел в качестве примера один из московских заводов, на котором на 450 рабочих приходилось около 50 общественных организаций, начиная от ячейки РКП(б) и завкома и заканчивая комиссией НОТ, ячейкой МОПРа и музыкальным кружком [6, с. 499—502].
Как показала И.Н. Ильина, с середины 1920-х годов общественные организации становятся «рупором» власти: через них шла не только положительная информация о происходящем, но и объяснение «временных трудностей», поиск «вредителей» и их осуждение, прикрывались бесхозяйственность и расточительность [7, с. 140].
Широкое распространение в стране получила деятельность созданной в 1922 году Международной организации помощи борцам революции (МОПР). Ее ячейки существовали на всех предприятиях и в учреждениях. Они проводили демонстрации, митинги солидарности с зарубежными жертвами классовой борьбы (кампания поддержки арестованных революционеров в Германии и Франции в 1923 году, протест против белого террора в Эстонии в 1924—1925 годах, борьба за спасение Н. Сакко и Б. Ванцетти в 1927 году и др.). Ячейки МОПРа вели переписку с политзаключенными, которая затем обсуждалась в цехах, собирали средства, устраивали жизнь политических эмигрантов в СССР и т. д. [Там же. С. 137-138]
Политические сюжеты постоянно присутствуют и на рабочих собраниях. Исследователи выделяют в рабочей массе своеобразный - политически индифферентный - «средний слой», ориентированный на экономическое выживание и благополучие [8, с. 114]. Разочарование в коммунистических посулах, утрата ясных политических ориентиров вынуждали рабочих сосредоточиться исключительно на своей частной жизни. После объявления нэпа среди
представителей индустриального пролетариата получило распространение так называемое «шкурничество», усилились обывательские устремления к удовлетворению личных потребностей, решению бытовых проблем и обогащению любыми способами. Именно на них была нацелена проводившаяся в 1920-е годы «политика частых собраний». С ее помощью власти пытались снизить остроту социальной напряженности в промышленности и обеспечить реализацию своего экономического курса.
Очень важной частью политической жизни страны, обсуждавшейся на рабочих собраниях, были выборы. Выборные кампании ярко отражают восприятие заводским сообществом советской власти в целом.
Выборная система в заводском пространстве начинает нормально функционировать после ликвидации основных очагов Гражданской войны и последних массовых забастовок и восстаний 1921 года. Выборные собрания 1921-1922 годов отличались спокойствием, незначительной напряженностью, но в то же время отсутствием возможности со стороны власти полностью контролировать избирателей. По нашим подсчетам, при проведении выборов в Петроградский совет на рабочих собраниях было отклонено около 35 % «кандидатур сверху» [9, л. 1-30; 10, л. 1-20; 11, л. 1-42].
Следующие несколько лет характеризовались постепенным усилением политического контроля, в том числе и при организации выборов. Это было связано с активизацией внутрипартийной борьбы и формированием новой системы отношений власти и общества. Уже избирательная кампания 1925 года характеризовалась жестким контролем партийных организаций как на предприятиях, так и в районах и губерниях. Например, план кампании по перевыборам Ленсовета X созыва, принятый Ленинградским губкомом РКП(б) 24 февраля 1925 года, предусматривал: 1) в состав Ленсовета нового созыва должно быть выбрано не менее 75 % «рабочих от станка», не менее 60 % коммунистов, членов РЛКСМ - не менее 10 % к общему числу рабочих со стажем, не менее 20 % женщин; 2) списки кандидатов должны быть подготовлены соответствующими коллективами совместно с фабзавместкомами, согласованы с райкомами партии, за неделю до выборов списки кандидатов в депутаты вывешиваются на предприятиях;
^ Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки 3' 2012
3) старый порядок выдвижения кандидатов отвергнуть (организатор коллектива, председатель профкома, директор треста механически включаются в список) [12, л. 1].
На волне расширения нэповских границ в 1924—1925 годах и улучшения экономического положения страны выборы в местные органы власти прошли вполне успешно, чего нельзя сказать об избирательной кампании 1927 года, разворачивавшейся в условиях обостренной внутриполитической борьбы, ухудшения международного положения СССР, кризисной хозяйственной ситуации. Сводки ОГПУ отмечали антисоветские проявления на предвыборных рабочих собраниях, которые власть связывала с остаточным влиянием эсеров и меньшевиков [13, с. 30—31]. Вот пример краткого отчета об одном таком собрании на ленинградском заводе «Красный путиловец»: «Помещение могло вместить только 6000 человек, ввиду чего около 2000 прибывших рабочих ушли домой и к концу собрания осталось около 4000 человек. По докладу тов. Комарова [председатель Ленсовета. — Авт.] записался 21 оратор. Отмечая недочеты, выступавшие указывали на бюрократизм, жилищный кризис и высокую квартплату. В одной из поданных записок докладчику был задан вопрос: «Почему у нас нет тайного голосования, а вы говорите, что у нас свободная страна?» Ответ докладчика, что «так говорят наши враги, а не рабочие „Красного путиловца"», вызвал аплодисменты всего собрания. Из списка, предложенного избиркомом, собрание отвело двух кандидатов: одного за то, что, состоя в комиссии по распределению квартир, занял для себя квартиру, другого — за малую активность» [Там же. С. 30]. В приведенной цитате обращает на себя внимание переплетение политики и повседневности, характерное для заводского сообщества. Любой абстрактный политический лозунг на рабочих собраниях в выступлениях рабочих трансформировался во вполне конкретные вопросы — зарплата, условия труда и т. п.
Одним из наиболее животрепещущих политических вопросов 1927 года стала так называ-
емая «военная тревога», связанная с разрывом англо-советских дипломатических отношений и проведением военно-политических кампаний «Наш ответ Чемберлену» и «Неделя обороны». Уверенность в высокой вероятности войны разделялась большинством населения (люди запасали продовольствие, керосин, мыло, спички). В связи с военной тревогой 1927 года ОГПУ зафиксировало и отдельные пораженческие настроения: «Лишь бы открылась война, тогда мы перестреляли бы всю буржуазию» [14, с. 39].
В городах центрами обсуждения военной опасности стали заводы и фабрики. Именно там проводились многочисленные собрания, на которых принимались агрессивные резолюции о готовности бороться как с внешним, так и с внутренним врагом. На предприятиях были распространены различные формы «агитации у станка» — беседы в обеденный перерыв, читки газет и т. п. Сама организация заводского пространства способствовала тому, что рабочие могли собираться небольшими группами в мастерских, в столовой, на дворе и обсуждать последние новости. А поскольку военная тревога в 1927 году была на первых полосах газет, то, естественно, она и была предметом неформального обсуждения.
Дискуссии, толки, слухи о внутри- и внешнеполитических событиях в 1920-е годы демонстрируют процесс постепенной политизации традиционной цеховой культуры, клиширования политического сознания рабочих, распространение политического «новояза». Несмотря на часто и по различным поводам высказываемое недовольство, рабочие в целом демонстрировали политическую лояльность советской власти, отдавали предпочтение не конфронтации, а приспособлению. В этом проявлялось их политическое чутье, реалистичная оценка общественно-политической ситуации. В то же время политические практики в заводском сообществе открывают рабочего как политическую личность, а не просто пассивного объекта государственно-партийной политики.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Заводское сообщество и власть в Советской России 1920-х гг.»), проект № 10-01-00407а.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Слезин, А.А. За «новую веру». Государственная политика в отношении религии и политический контроль среди молодежи РСФСР (1918—1929 гг.) [Текст] / А.А. Слезин. — М.: Изд-во Рос. акад. естествознания, 2009. — 242 с.
2. Лившин, А. Власть и общество: диалог в письмах [Текст] / А. Лившин, И. Орлов. - М.: РОССПЭН, 2002. - 208 с.
3. Лютов, Л.Н. Власть и общество в годы нэпа (1922-1929) через призму настроений провинции [Текст] / Л.Н. Лютов. — Ульяновск: Изд. Качалин А.В., 2010. — 448 с.
4. Яров, С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917—1923 гг. [Текст] / С.В. Яров. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. — 223 с.
5. Двенадцатый съезд РКП(б), 17-25 апреля 1923 г. [Текст]: стеногр. отчет. — М.: Политиздат, 1968. — 903 с.
6. Тринадцатый съезд РКП(б), май 1924 г. [Текст]: стеногр. отчет. — М.: Госполитиздат, 1963. — 883 с.
7. Ильина, И.Н. Общественные организации России в 1920-е годы [Текст] / И.Н. Ильина. — М.: ИРИ РАН, 2001. - 216 с.
8. Рабочий активизм в послереволюционной России. «Круглый стол» [Текст] // Отеч. история. — 2002. — № 2. — С. 112-123.
9. ЦГА СПб. Ф. Р-1000. Оп. 12. Д. 350.
10. Там же. Д. 360.
11. Там же. Д. 361.
12. ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 6. Д. 6130.
13. «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране: 1922-1934 гг. [Текст]: сб. док. — Т. 5. 1927 г / Ин-т рос. истории РАН; ред. совет Г.Н. Севостьянов и др. — М.: ИРИ РАН, 2003. — 798 с.
14. Голубев, А.В. Советское общество и «военные тревоги» 1920-х годов [Текст] / А.В. Голубев // Отеч. история. — 2008. — № 1. — С. 36—58.
УДК 355/359
С.Н. Ковалев, A.A. Михайлов
РАЗМЕЩЕНИЕ СОВЕТСКИХ СУХОПУТН ЫХ ВОЙСК НА ТЕРРИТОРИИ ЭСТОНИИ, ЛАТВИИ И ЛИТВ ЫЫ ОСЕНЬЮ 1939 - ВЕСНОЙ 1940 ГОДА
Внешняя политика СССР накануне и в начале Второй мировой войны уже длительное время является темой острых дискуссий среди политиков и ученых-историков, специалистов и широкой общественности. При этом политизация проблемы иногда приводит к забвению того очевидного факта, что исторические события необходимо рассматривать и оценивать только в контексте происходившего в конкретный период времени. В условиях надвигавшейся мировой войны СССР был вынужден подписать пакт о ненападении с Германией. С началом военных действий одной из наиболее насущных задач советской дипломатии стало обеспечение безопасности границ государства. Даже при наличии пакта Советский Союз не мог пассивно наблюдать за военными успехами Германии и ее приближением к своим рубежам.
Особую тревогу у советского правительства вызывала ситуация в Балтийском регионе.
Надо иметь в виду, что возможность захвата Прибалтийских государств германскими войсками представлялась многим политикам того времени более чем вероятной, несмотря на стремление правительств Эстонии, Латвии и Литвы придерживаться курса «безоговорочного нейтралитета». Осложнялась ситуация также наличием прогерманских политических группировок внутри самих государств Прибалтики.
В целях обеспечения безопасности СССР предложил Эстонии, Латвии и Литве заключить договоры о взаимопомощи. После переговоров 28 сентября 1939 года был подписан соответствующий пакт между Советским Союзом и Эстонией. За ним последовали договоры СССР с Латвией (5 октября) и Литвой (10 октября). Все три договора предусматривали создание на территории Прибалтийских государств советских военных баз.
