CC BY
216. Kabelynaya telegramma № 906, ot 24 septyabrya 1917 g., Sofiya, ot germanskogo voennomorskogo atashe kapitana Ill ranga Hans-Yurgen fon Arnim germanskomu Admiralteystvu, Berlin. // Balgariya v Parvata svetovna voyna. Germanski diplomaticheski dokumenti. T. II. 1916-1918 g. Nauchen redaktor: prof. d.i.n. Tsv. Todorova. Sofiya, 2005. - S. 361-362.
7. Kazandzhiev, G. General ot pehotata Stefan Toshev - epopeya na edin zhivot. Dobrich, 2006. - S. 49.
8. Kazandzhiev, G. Konfliktat mezhdu general-feldmarshal Avgust fon Makenzen i general-leytenant Stefan Toshev. // Tutrakanskata epopeya i voynata na Severniya front 1916 - 1918 godina. Sbornik s izsledvaniya. Sastaviteli: Petar Boychev, Volodya Milachkov. Tutrakan, 2007. - S. 330-326.
9. Liddel-Gard, B. Strategiya nepryamayh deystviy. Moskva, 1999. - S. 211.
10. Maleev, L. Shestte mi sreshti s kayzer Vilhelm II. Sofiya, 1993. - 158 s.
11. Markov, G. Golyamata voyna i balgarskata strazha mezhdu Sredna Evropa i Orienta, 1916-1919 g. Sofiya, 2006. - 401 s.
12. Markov, G. Golyamata voyna i balgarskiyat mech nad balkanskiya vazel 1914 - 1919. Vtora kniga: Razsichaneto. Sofiya, 2016. -599 s.
13. Minkov, S. Dobrudzhanskiyat vapros prez Parvata svetovna voyna: geopoliticheski, politicheski i voennostrategicheski obzor. Shumen, 2013. - 372 s.
14. Minkov, S. Intsidentat ot 9 fevruari 1918 g. v Kyustendzha. Belezhki varhu balgaro- germanskite otnosheniya v Severna Dobrudzha prez Parvata svetovna voyna. // Istorikii. T. 6. Shumen, 2013. - s. 191-203.
15. Nauchna ekspeditsiya v Dobrudzha 1917. Dokladi na universitetski i drugi ucheni. Sast. i red. P. Petrov. Sofiya, b. g. [1994]. -475 s.
16. Penchikov, K. Mezhdunarodni aspekti na Dobrudzhanskiya vapros. Kondominiumat na Severna Dobrudzha. // Kuzmanova, Ant., P. Todorov, Zh. Popov, B. Nyagulov, K. Penchikov, V. Milachkov. Istoriya na Dobrudzha. T. 4. 1878-1944. Veliko Tarnovo, 2007. -S. 222-236.
17. Penchikov, K. Stopanska i politicheska konyunktura. Deynost na Germanskoto etapno upravlenie. // Kuzmanova, Ant., P. Todorov, Zh. Popov, B. Nyagulov, K. Penchikov, V. Milachkov. Istoriya na Dobrudzha. T. 4. 1878-1944. Veliko Tarnovo, 2007. - S. 211-221.
18. Popov, Zh. Dobrudzha. Okupirana. Osvobodena. Otneta. 1913-1918 g. Kyustendil, 2008. - S. 184-185.
19. Kopiya telegrammay № 1594, ot 23 sentyabrya 1917 g., Berlin, ot gosudarstvennogo sekretarya Ministerstva inostrannayh del Riharda fon Kyulymana predstavitelyu Germanskogo Ministerstva inostrannayh del v Verhovnoy shtab-kvartire v imperatorskom posolyskom sekretariate rotmistru baronu fon Lersneru, Ples. // Balgariya v Parvata svetovna voyna. Germanski diplomaticheski dokumenti. T. II. 1916-1918 g. Nauchen redaktor: prof. d.i.n. Tsv. Todorova. Sofiya, 2005, - C. 360.
20. Stanchev, S. Planirane na voennite deystviya na Balgarskata armiya v Tutrakanskata operatsiya. // Tutrakanskata epopeya i voynata na Severniya front 1916 - 1918 godina. Sbornik s izsledvaniya. Sastaviteli: Petar Boychev, Volodya Milachkov. Tutrakan, 2007. - S. 26-29.
МИНКОВ СТЕФАН МАРИНОВ - доктор наук, доцент, Шуменский университет Епископа Константина Преславского (Болгария).
MINKOV, STEFAN MARINOV - Ph.D. in History, Associate Professor, Shumen University of Bishop Konstantin Preslavsky (Bulgaria) (info@helri.com).
УДК 94(47).084 «1918/1924»
УПОРОВ И.В., ШЕУДЖЕН Н.А., ШВЕЦ А.А. ПОЛИТИКА СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА ПО ВОПРОСУ ТРУДОИСПОЛЬЗОВАНИЯ ОСУЖДЕННЫХ К ЛИШЕНИЮ СВОБОДЫ В ПЕРИОД ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИ ЭТОГО ВИДА НАКАЗАНИЯ
(1918-1924 ГОДЫ)
Ключевые слова: пенитенциарная политика, лишение свободы, трудоиспользование осужденных, закон, кодекс, инструкция, циркуляр, государство, изоляция, Народный комиссариат юстиции, карательный отдел.
В статье рассматриваются особенности формирования пенитенциарной политики советского государства в части трудоиспользования осужденных, приговариваемых к наказанию в виде лишения свободы. Хронологические рамки охватывают период с 1918 г., когда стали издаваться первые акты, определявшие порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, до 1924 г., когда был принят первый полноценный комплексный исправительно-трудовой закон. Анализируются решения государства, связанные с использованием труда осужденных, архивные материалы, научные труды по заявленной теме, выявляются основные тенденции. Отмечается, что в первые годы функционирования советской власти преобладала гуманитарная составляющая в сфере пенитенциарного труда, однако после окончания Гражданской войны произошло смещение акцентов, и приоритетным стало использование труда осужденных преступников в качестве дешевой рабочей силы для осуществления государственных экономических задач.
UPOVOV, I.V., SHEUDZHEN, N.A., SHVETS, A.A. POLICY OF THE SOVIET STATE ON THE QUESTION OF THE EMPLOYMENT OF CONVICTS TO THE DEPRIVATION OF LIBERTY IN THE PERIOD OF INSTITUTIONALIZATION OF THIS FORM OF
PUNISHMENT (1918-1924-IES)
Keywords: penitentiary policy, deprivation of liberty, employment of convicts, law, code, instruction, circular, state, isolation, Peoples Commissariat of Justice, punitive department.
In the article viewed the features of the formation of the penitentiary policy of the Soviet state with regard to the employment of convicts who are sentenced to the punishment in the form of deprivation of liberty. The chronological framework covers the period since 1918, when the first acts were issued that determined the procedure for the execution of punishment in the form of deprivation of liberty, until 1924, when was enacted the first complex comprehensive-labor law. The author analyzes a state decisions related with the use of convicts' labor, archival materials, scientific works on the stated subject, the main trends are revealed. It is noted that during the first years of the Soviet regime, the humanitarian component prevailed in the sphere of penitentiary work, but after the end of the Civil War, accents were shifted, and the use of the work of convicted criminals as a cheap labor force for carrying out state economic tasks became as priority.
После Октябрьского переворота 1917 г. Советское государство довольно быстро определило свой подход к вопросу привлечения к труду лиц, осужденных к лишению свободы. При этом процесс институционализации данного вида наказания (лишение свободы), включая как разного рода решения государственных органов в сфере пенитенциарных отношений и соответствующую практику функционирования уголовно-исполнительных учреждений, так и доктринальную составляющую, протекал довольно интенсивно. Мы полагаем, что это было связано не столько с фактом установления большевистской власти, сколько с объективным фактором, который заключался в том, что усложнение общественных отношений, по мере развития цивилизации, предполагает необходимость более подробной их регламентации.
Одним из первых пенитенциарных актов новой власти стало Постановление Народного комиссариата юстиции (далее - НКЮ) от 30 января 1918 года. И уже в нем была определена позиция по отношению привлечения к труду лишенных свободы. В частности, здесь отмечалось, что из числа работоспособных заключенных должны образовываться рабочие команды «для производства необходимых государственных работ, не превышающих по тяжести работы чернорабочего. Арестованные (как подследственные, так и осужденные судами) получают за свой труд соответственно данной отрасли труда плату. Из означенной платы одна треть идет в общетюремный фонд по улучшению жизни арестованных, а две трети записываются за арестованным и выдаются ему при освобождении» [1].
Несколько позже (24 мая 1918 г.) НКЮ, делая обобщение по вопросам пенитенциарной политики, в одном из циркуляров указывал на то, что «наша цель - перелом не только во всей системе управления местами заключения, но и во всей постановке отбывания наказания» [2, л.21]. В этом подходе Советской власти, в отличие от пенитенциарной политики Российской Империи, уже отсутствовало упоминание о таком виде уголовного наказания, как ссылка на каторгу, где имел место наиболее тяжелый для лишенных свободы физический труд. Не было здесь и ссылок на сословные признаки, которые также влияли на привлечение заключенных к труду (например, лица дворянского сословия освобождались от обязательного труда в местах лишения свободы). Советским государством была определена одинаковая заработная плата, как для заключенных, так и для свободных граждан, а также исключено положение о репрессивной сущности трудоиспользования осужденных к лишению свободы. А.С. Смыкалин, в этой связи, отмечает, что труд заключенных изначально определялся как одно из основных средств исправления лиц, находящихся в местах лишения свободы [3, с. 49]. И в этом, как мы полагаем, усматривается позитивное отличие от подходов к этому же вопросу, применявшихся в Российской империи.
Следующим знаковым событием в развитии пенитенциарной политики рассматриваемого периода стало утверждение НКЮ в середине 1918 г. Временной инструкции о лишении свободы [4]. В исторических трудах данный документ имеет неоднозначное толкование. Большинство авторов придерживаются позиции, согласно которой Инструкция «закрепила слом старой и установление новой системы мест заключения» [5, с.17]. Иную позицию находим у М.Г. Деткова, полагающего, что
Временную инструкцию не нужно переоценивать, поскольку она представляет собой не что иное, как применяемую еще в период Империи практику регулирования института лишения свободы путем издания множества ведомственных актов. Вместе с тем, указанный автор подчеркивает, что рассматриваемый документ имеет важное значение с точки зрения организационно-структурного развития исправительно-трудовой системы советского государства [6, с.32]. Известный советский пенитенциарист довоенного времени Б.С. Утевский полагал, что в принятой Инструкции «смазывается элемент уголовной репрессии» [7, с. 38]. Причину этого он видел в том, что за свой труд преступники могли получать такую же заработную плату, как и свободные граждане. То есть, ученый считал, что труд в местах лишения свободы должен иметь репрессивную направленность.
Анализ текста Временной инструкции показывает, что «классовости» в ней действительно было очень мало. Данное обстоятельство мы можем объяснить тем, что в средине 1918 г. еще не было исходного уголовного закона, где были бы определены основные позиции по вопросам реализации наказания в виде лишения свободы. Имело значение и то обстоятельство, что НКЮ возглавлял представитель социалистов-революционеров, тогда еще входивших в состав большевистского правительства и более щепетильно относившихся к соблюдению прав человека.
Временной инструкцией объявлялись потерявшими силу дореволюционные уставы о содержащихся под стражей и о ссыльных. В соответствии со ст. 21 этого акта, осужденные, способные к труду, привлекались («в обязательном порядке») к физическим работам по распределению заведующих местами заключения. Указывалось, что «лишенные свободы должны были постоянно находиться в помещениях, кроме как на работах или прочих занятиях и прогулках» [4]. Инструкцией (ст.23) допускалось отпускать осужденных в отпуск, но только «для лиц, осужденных на срок не свыше одного года продолжительностью не более двух недель по исключительно семейным обстоятельствам» [4]. В отношении осужденных, которые отказывались от работ, Инструкция предусматривала наложение дисциплинарных взысканий (ст. 28). Среди них можно отметить «более строгий режим содержания (лишение свиданий, переписки и т.д.); усиленная изоляция (одиночное заключение, карцер до 14 дней); перевод в специальные тюрьмы (изоляторы)» [4]. В случае злостного уклонения от труда «на счет осужденного записываются все расходы на него, и он предупреждается, что пока сальдо не окажется в его пользу, он может быть оставлен в тюрьме, хотя бы и отбыл назначенный судом срок; если и это не помогает, то заключенный переводится на уменьшенный паек, а также может быть отправлен в изолятор как неисправимый» [4].
Как мы отмечали, М.Г. Детков критически оценил Инструкцию, в которой, по его мнению, имел место «поверхностный и общий подход к регулированию порядка отбывания наказания в местах лишения свободы» [6, с. 33]. Однако с этим трудно согласиться полностью. На наш взгляд, нельзя не отметить основательности Инструкции в регулировании некоторых аспектов исполнения наказаний, связанных с лишением свободы, включая вопросы трудоиспользования осужденных. В частности, в п.п. 10, 11 указывалось: «местный Карательный Отдел, под непосредственным наблюдением местного Комиссара Юстиции или Судебного Отдела, распоряжается всеми местами лишения свободы и всеми принудительными работами в пределах губернии ... Местные Карательные Отделы строятся по плану Центрального и должны включать: специалистов-педагогов (или психиатров) для рациональной постановки распределения арестованных, инженеров или техников - для заведывания работами, агрономов - для устройства земледельческих колоний, и врачей . Места лишения свободы должны иметь следующий административный персонал: начальник (заведывающий) - функции хозяйственно-административные; один или два помощника -функции хозяйственно-административные; заведывающий работами с соответствующим штатом инструкторов по специальностям; заведывающий воспитательной частью -распределяет заключенных по категориям и группам; при нем штат воспитателей для отдельных групп; заведывающий учебной частью и учителя; врач. Вопросы общего
характера решаются коллегиально заведывающими отдельными отраслями под председательством начальника места заключения, на котором остается общая ответственность за постановку дела» [4].
Здесь очевиден, в целом, гуманистический подход по отношению к преступникам. В дальнейшем, однако, пенитенциарная система стала развиваться в сторону политизации. Это касалось и трудоиспользования осужденных. Пенитенциарная политика становилась более жесткой. В ее рамках лишенные свободы де-факто стали все чаще использоваться как дешевая рабочая сила, а цель перевоспитания стала отходить на задний план. Такое изменение было обусловлено, прежде всего, тем, что ввиду огосударствления собственности и экономических проблем, возникших в результате Гражданской войны, власть столкнулась с дефицитом рабочей силы на крупных народнохозяйственных объектах. Для восполнения этого дефицита рабочей силы она стала активно использовать лиц, содержащихся в местах лишения свободы. Причем, приоритет отдавался строительной сфере.
В последнем мы видим определенное сходство с периодом правления Петра I, где арестанты активно использовались для выполнения грандиозных планов императора по строительству городов, крепостей, заводов и т.д. [8]. Однако в данном случае отмечается существенное различие, которое заключалось в том, что Советская власть провозглашала труд основным средством перевоспитания осужденных преступников. В этой связи, известный советский юрист и один из архитекторов советской правовой системы П.И. Стучка, писал, что «тюремное законодательство мы переняли из чисто буржуазного права, но мы все-таки сразу поставили вопрос иначе и сделали ударение на трудовых началах» [9, с. 162]. Нужно однако иметь в виду, что де-факто указанное «ударение на трудовых началах» объяснялось, в первую очередь, необходимостью укреплении экономики, освоения отдаленных территорий, для чего и стали использовать заключенных в больших количествах (управлять этим процессом было непросто, и не случайно в 1930-х гг. система исправительно-трудовых учреждений оказалась в ведомстве НКВД СССР, и тогда же в практике деятельности ИТУ начался отход от принципа законности, на что уже многократно указывалось в исторической литературе [10; 11; 12 и др.]).
Оценивая политику советского государства в сфере трудоиспользования осужденных к лишению свободы в рассматриваемый период, следует отметить определенный парадокс, который заключался в том, что в первые годы после Октябрьского переворота 1917 г. наблюдался вполне гуманный подход, с учетом прогрессивных пенитенциарных принципов [13, с. 15]. В частности, в выпущенном в августе 1918 г., Циркуляре Центрального карательного отдела НКЮ в качестве неотложной задачи указывалось на «возобновление, переустройство и создание внутри тюрем мастерских, снабженных надлежащим оборудованием, инструментами, материалами и опытными инструкторами. Организация работ вне тюрем: выработка принципов оплаты труда заключенных на основе возмещения расходов их содержания и создания фонда для выдачи пособий при освобождении» [14]. Циркуляр содержал и обоснование принимаемых решений, в частности, предписывалось следующее: «Принимая во внимание, что заключенный, выйдя на волю, попадает в современную обстановку; требующую квалифицированных рабочих, по крайней мере, хорошо обученных работе на станках, Карательный отдел считает недопустимым, чтобы заключенных заставляли работать на станках, ставших давно уже достоянием истории, а равно считает нежелательным обучение заключенных кустарным ремеслам ... Одна из основных задач инструкторов и руководителей работами должна состоять в том, чтобы отбывший наказание мог найти применение приобретенных знаний без излишних затруднений» [14]. Как представляется, такой подход по-прежнему актуален и для современной уголовно-исполнительной системы России.
В целом, на данном пути были достигнуты определенные позитивные результаты. Так, в отчете НКЮ РСФСР IX Съезду Советов отмечалось, что были учреждены мастерские в 141 месте заключения, где в среднем трудились 1796 человек, что составляло около 10 % от общей численности осужденных к лишению свободы [15, с. 22-23].
Однако в дальнейшем с неизбежностью стала преобладать политизация карательного дела, в том числе системы мест лишения свободы. В практической деятельности мест лишения свободы классовый принцип стал довлеющим. Так, в принятом в 1921 г. решении объединенного заседания президиумов парткома и окрисполкома Черноморского округа указывалось на необходимость «немедленно ввести классовый принцип содержания заключенных в домах заключения» [16, л.25]. Соответственно менялась и структура мест лишения свободы. В частности, стали формироваться лагеря принудительных работ (в 1921 г. было создано Главное управление лагерей принудработ [17, л.119]), куда «по постановлению судебных и административных органов помещались контрреволюционные элементы, шпионы, белогвардейцы и другие социально опасные лица. Режим содержания заключенных в них был более строгим, чем в общих местах заключения НКЮ РСФСР» [18, с. 149]. При этом предполагалось, что заключенные должны были зарабатывать столько, чтобы компенсировать все расходы на деятельность лагерей принудработ. Впрочем, на практике это условие не выполнялось [19, с. 171], что собственно, не удивительно. Например, из 1200 заключенных, находившихся на момент проверки в Доме заключения в Кубано-Черноморской области (14 января 1924г.) были заняты на работах только 400 человек [20, л.4].
Обоснование изменений, направленных на ужесточение пенитенциарной политики, можно увидеть в работах известных советских деятелей того времени. В частности, в одном из архивных дел, относящихся к деятельности Ф.Э. Дзержинского, имеется подписанное им письмо в ЦКК РКП (б) о карательной политике Советского государства (от 17 февраля 1923 г.). В нем указывалось, что «Республика не может быть жалостлива к преступникам и не может на них тратить больших средств, они должны покрывать своим трудом расходы на них. Ими должны заселяться пустынные, бездорожные местности на Печоре, в Обдорске и пр.» [21, л.л. 57-58]. Там же Дзержинский, критикуя карательную политику, выработанную комиссией ЦКК, выступал против каких-либо льгот преступникам пролетарского происхождения («если мы желаем победить, мы должны быть жестоки и к себе, и к другим»). В этих мыслях, как справедливо указывается в литературе, нашла отражена «советская идеология уголовного наказания того времени» [22, с. 95].
Мы полагаем, что середина 1920-х гг. стала тем рубежным моментом, когда власть решила изменить пенитенциарную концепцию, то есть перейти от теории «воспитательных учреждений» к жестким режимным требованиям, прежде всего в части использования труда осужденных преступников. Все более утверждалось понимание того, что этот труд должен быть направлен на благо Республики, а преступники должны работать не в сельскохозяйственных и фабрично-заводских колониях, с их относительно мягким режимом, а в местах отдаленных и на тяжелых работах. Н.В. Крыленко в данной связи отмечал: «идею исправления мы не можем считать основной . этот метод мы должны применять только лишь по отношению к определенной категории лиц, выходцев из родственных нам социальных слоев . В условиях диктатуры рабочего класса, в условиях классовой борьбы предотвращение возможности дальнейшего преступления, - вот основная цель, которая находится в полном соответствии с общей карательной политикой» [23, с.62-63]. Данную позицию поддерживали и другие. К примеру, И.Е. Фарбер применительно к пенитенциарной сфере писал: «врагов мы беспощадно подавляем, а не воспитываем» [24, с. 66].
В отмеченном контексте, принятый в 1924 г. первый полноценный ИТК РСФСР, завершивший этап становления исправительно-трудового законодательства, стал определенным компромиссом между НКЮ первого состава, склонного к более гуманной организации мест лишения свободы, с одной стороны, и более радикально настроенными политическими силами, требовавшими жесткого отношения к «контрреволюционерам» - с другой [12]. В законе указывалось, в частности, что привлечение осужденных к труду является неотъемлемой частью воспитательной работы среди заключенных. При этом труд для заключенных являлся обязательным и, согласно ст. 51 Кодекса, «имеет воспитательно-исправительное значение, ставя своей целью приучить их к труду и, обучив какой-либо
профессии, дать им тем самым возможность по выходе из места заключения жить трудовой жизнью» [25]. Исправительно-трудовой кодекс определял также в ст. 57, что «условия труда заключенных в области охраны труда, времени отдыха и регулировании рабочего времени должны были соответствовать общему трудовому законодательству» [25]. Кроме того, закон предусматривал более широкое использование сети трудовых сельскохозяйственных, ремесленных и фабричных колоний, повышение значимости культурно-просветительной работы среди осужденных в местах лишения свободы, общеобразовательного и профессионального образования. Законодатель указывал также на необходимость самоокупаемости мест лишения свободы.
Это все условно можно отнести к гуманистической составляющей советской пенитенциарной политики. Одновременно в числе видов мест лишения свободы предусматривались «изоляторы особого назначения», куда, согласно ст. 47 ИТК РСФСР, должны были направляться «приговоренные к лишению свободы со строгой изоляцией лица, не принадлежащие к классу трудящихся и совершившие преступление в силу классовых привычек, взглядов или интересов, а равно лица, хотя и принадлежащие к трудящимся, но признаваемые особо опасными для Республики или переводимые в порядке дисциплинарного взыскания». А это уже - политическая составляющая исправительно-трудового законодательства. В указанном законе она только лишь обозначена.
В дальнейшем, именно политическая составляющая станет занимать все большее место, а появившийся на рубеже 1930 г. печальной известный ГУЛАГ довольно быстро превратится в «крупнейшую производственную организацию страны» [26, с. 6-8]. Интенсивная эксплуатация дешевого труда заключенных явится, в этой связи, не столько средством исправления, сколько средством, усиливающим карательную сущность наказания, и эта составляющая будет преобладающей до середины 1950-х гг.
Литература и источники
1. Постановление Народного комиссариата юстиции от 24.01.1918 «О тюремных рабочих командах» // СУ РСФСР. 1918. № 19. Ст. 284.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.7420. Оп.2. Д.585. Л. 21.
3. Смыкалин A.C. Становление системы исправительно-трудовых учреждений советского государства (октябрь 1917-июль 1918 гг.) // Преступление и наказание. - 1999. - №11. - С. 46-51.
4. Постановление Народного комиссариата юстиции от 23.07.1918 «Об утверждении Временной инструкции «О лишении свободы, как мере наказания, и о порядке отбывания такового» // Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917-1952 гг.). - М., 1953. - С. 30-32.
5. Кузьмин С.И. Политико-правовые основы становления и развития исправительно-трудовых учреждений. -М., 1988.
6. Детков М.Г. Содержание пенитенциарной политики Российского государства и ее реализация в системе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в период 1917-1930 годов. - М., 1992.
7. Утевский Б.С., Ширвидт Е.Г. Советское пенитенциарное право. - М.,1927.
8. Луппов С.П. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII века. - М.-Л., 1957.
9. Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. - Рига, 1964.
10. Иванова Г.М. ГУЛАГ в советской государственной системе, конец 1920-х - середина 1950-х гг. Дис. ... докт. ист. наук. - М., 2002.
11. Шаламов В.Т. Колымские рассказы. - М., 1990.
12. Хлевнюк O.B. Принудительный труд в экономике СССР, 1929 -1941// Свободная мысль. -1992. -№13. С.73-84.
13. Зубков А.И. Теоретические вопросы правового регулирования труда осужденных в советских исправительно-трудовых учреждениях. - Томск, 1974.
14. Сборник основных приказов, циркуляров и инструкций Народного комиссариата юстиции и Народного комиссариата внутренних дел РСФСР за 1918-1928 гг. о деятельности мест лишения свободы. - М., 1959.
15. Тюремное дело в 1921 г.: отчет ЦКО НКЮ РСФСР Съезду Советов. - М., 1921. - С. 22-23.
16. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК). Ф.9. Оп.1. Д.452. Л.25.
17. ГАРФ. Ф. 4042. Оп.2. Д.2. Л.119.
18. Емельянова Е.В. Эволюция механизма правовой обусловленности труда осужденных в советском государстве (период с 1917 по 1990 г.) // Вестник Владимирского юридического института. - 2016. - №4. - С. 148-154.
19. Гавриленков А.Ф. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920-1921 гг.) // Вопросы истории. - 2001. - № 8. - С. 170-175
20. ЦДНИКК. Ф. 17. Оп.1. Д.997. Л.4.
21. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 76. Оп.3. Д.149. Л.Л. 57-58.
22. Дзасохова Л.Х, Кусова Д.О. Деятельность государственных органов по борьбе с преступностью в Северной Осетии в условиях НЭП: исторический опыт. - Владикавказ, 2014.
23. Материалы Всероссийского съезда пенитенциарного дела 18-24 октября 1923 г. Стенографический отчет. -М., 1923. - С. 62-63.
24. Фарбер И.Е. В.И. Ленин о суде и правосудии // Вопросы государства и права в трудах В.И. Ленина. - М., 1955. - С.61-72.
25. Постановление ВЦИК от 16.10.1924 «Об утверждении Исправительно-Трудового Кодекса Р.С.Ф.С.Р.» // СУ РСФСР. 1924. № 86. Ст. 870.
26. Кириллов В.М. История репрессий в нижнетагильском регионе Урала. 1920-1950-е годы. - Нижний Тагил, 1996. - Ч. 2.
References and Sources
1. Postanovlenie Narodnogo komissariata yusticii ot 24.01.1918 «O tyuremnyh rabochih komandah» // SU RSFSR. 1918. № 19. St. 284.
2. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF). F.7420. Op.2. D.585. L. 21.
3. Smykalin A.C. Stanovlenie sistemy ispravitel'no-trudovyh uchre-zhdenij sovetskogo gosudarstva (oktyabr' 1917-iyul' 1918 gg.) // Prestuplenie i nakazanie. - 1999. - №11. - S. 46-51.
4. Postanovlenie Narodnogo komissariata yusticii ot 23.07.1918 «Ob utverzhdenii Vremennoj instrukcii «O lishenii svobody, kak mere nakazaniya, i o poryadke otbyvaniya takovogo» // Sbornik dokumentov po istorii ugolovnogo zakonodatel'stva SSSR i RSFSR (1917-1952 gg.). - M., 1953. - S. 30-32.
5. Kuz'min S.I. Politiko-pravovye osnovy stanovleniya i razvitiya is-pravitel'no-trudovyh uchrezhdenij. - M., 1988.
6. Detkov M.G. Soderzhanie penitenciarnoj politiki Rossijskogo go-sudarstva i ee realizaciya v sisteme ispolneniya ugolovnogo nakazaniya v vide lisheniya svobody v period 1917-1930 godov. - M., 1992.
7. Utevskij B.S., SHirvidt E.G. Sovetskoe penitenciarnoe pravo. - M.,1927.
8. Luppov S.P. Istoriya stroitel'stva Peterburga v pervoj chetverti XVIII veka. - M.-L., 1957.
9. Stuchka P.I. Izbrannye proizvedeniya po marksistsko-leninskoj teorii prava. - Riga, 1964.
10. Ivanova G.M. GULAG v sovetskoj gosudarstvennoj sisteme, konec 1920-h - seredina 1950-h gg. Dis. ... dokt. ist. nauk. - M., 2002.
11. SHalamov V.T. Kolymskie rasskazy. - M., 1990.
12. Hlevnyuk O.B. Prinuditel'nyj trud v ehkonomike SSSR, 1929 -1941 // Svobodnaya mysl'. - 1992. - №13. - S. 73-84.
13. Zubkov A.I. Teoreticheskie voprosy pravovogo regulirovaniya truda osuzhdennyh v sovetskih ispravitel'no-trudovyh uchrezhdeniyah. - Tomsk, 1974.
14. Sbornik osnovnyh prikazov, cirkulyarov i instrukcij Narodnogo komissariata yusticii i Narodnogo komissariata vnutrennih del RSFSR za 1918-1928 gg. o deyatel'nosti mest lisheniya svobody. - M., 1959.
15. Tyuremnoe delo v 1921 g.: otchet CKO NKYU RSFSR S"ezdu Sovetov. - M., 1921. - S. 22-23.
16. Centr dokumentacii novejshej istorii Krasnodarskogo kraya (CDNIKK). F.9. Op.1. D.452. L.25.
17. GARF. F. 4042. Op.2. D.2. L.119.
18. Emel'yanova E.V. EHvolyuciya mekhanizma pravovoj obuslovlennosti truda osuzhdennyh v sovetskom gosudarstve (period s 1917 po 1990 g.) // Vestnik Vladimirskogo yuridicheskogo instituta. - 2016. - №4. - S. 148-154.
19. Gavrilenkov A.F. Roslavl'skij koncentracionnyj lager' prinuditel'nyh rabot (1920-1921 gg.) // Voprosy istorii. - 2001. - № 8. - S. 170-175
20. CDNIKK. F. 17. Op.1. D.997. L.4.
21. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii (RGASPI). F. 76. Op.3. D.149. L.L. 57-58.
22. Dzasohova L.H, Kusova D.O. Deyatel'nost' gosudarstvennyh organov po bor'be s prestupnost'yu v Severnoj Osetii v usloviyah NEHP: istoricheskij opyt. - Vladikavkaz, 2014.
23. Materialy Vserossijskogo s"ezda penitenciarnogo dela 18-24 oktyabrya 1923 g. Stenograficheskij otchet. - M., 1923. - S. 62-63.
24. Farber I.E. V.I. Lenin o sude i pravosudii // Voprosy gosudarstva i prava v trudah V.I. Lenina. - M., 1955. - S.61-72.
25. Postanovlenie VCIK ot 16.10.1924 «Ob utverzhdenii Ispravitel'no-Trudovogo Kodeksa R.S.F.S.R.» // SU RSFSR. 1924. № 86. St. 870.
26. Kirillov V.M. Istoriya repressij v nizhnetagil'skom regione Urala. 1920-1950-e gody. - Nizhnij Tagil, 1996. - CH. 2.
УПОРОВ ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ - доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, кафедра конституционного и административного права, Краснодарский университет МВД России (uporov@list.ru) ШЕУДЖЕН НУРДИН АСЛАНОВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории права и государства, Краснодарский университет МВД России (k006cc01@mail.ru)
ШВЕЦ АННА АНАТОЛЬЕВНА - доцент кафедры теории и истории права и государства, Краснодарский университет МВД России (Popova_anna@list.ru)
UPOROV, IVAN V. - Doctor of History, Ph.D. in Law, Department of constitutional and administrative law, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia.
SHEUDZHEN, NURDIN A. - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of Theory and History of Law and State, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia.
SHVETS, ANNA A. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Theory and History of Law and State, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia.
УДК 94(479.24):378.4«1918/1939»
НАЗАРЛИ А.Э.
РОЛЬ РОССИЙСКИХ УЧЕНЫХ В ОРГАНИЗАЦИИ БАКИНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
Ключевые слова: Азербайджанская Республика, Бакинский Государственный Университет, российская профессура, Мусават, М.Э. Расулзаде, В.И. Разумовский.
В статье раскрывается история создания первого высшего учебного заведения в Азербайджане в 1919 году, заложившего основу для высшего образования и науки республики. Заслуга открытия Бакинского государственного университета принадлежит, безусловно, правительству Азербайджанской Демократической Республики, провозглашенной 28 мая 1918 года. Однако создание БГУ стало возможным только благодаря привлечению крупных российских ученых, согласившихся приехать в Баку и работать на благо азербайджанского народа. Показано, что выдающиеся заслуги в организации университета принадлежала таким крупным российским ученым из бывшего Закавказского университета как В.И.Разумовский, Н.А.Дубровский, Л.А. Ишков, А.А. Ошман и т.д.
NAZARLI, A.E.
THE ROLE OF RUSSIAN SCIENTISTS IN THE ORGANIZATION OF THE BAKU STATE UNIVERSITY
Keywords: Republic of Azerbaijan, Baku State University, Russian professorship, Musavat, M.E. Rasulzade, V.I. Razumovsky.
In the article disclosed the history of the creation of the first higher educational institution in Azerbaijan in 1919, which laid the foundation for higher education and science of the republic. The merit of the opening of the Baku State University belongs, undoubtedly, to the government of the Azerbaijan Democratic Republic, proclaimed on May 28, 1918. However, the creation of BSU was made possible only by attracting large Russian scientists who agreed to come to Baku and work for the benefit of the Azerbaijani people. It is shown that outstanding merits in the organization of the university belonged to such large Russian scientists from the former Transcaucasus University as V. I. Razumovsky, N. A. Dubrovsky, L.A. Ishkov, A.A. Oshman, etc.
28 мая 1918 года произошло одно из крупнейших исторических событий ХХ века в истории азербайджанского народа - провозглашение Азербайджанской Демократической Республики, явившейся одной из первых республик на Востоке. Просуществовав всего 23 месяца, она успела немало сделать для подъема экономики, культуры [1, с.3]. В частности, большое внимание в его деятельности уделялось проблемам образования. И это представляется закономерным. Как известно, выдающиеся представители азербайджанской интеллигенции конца XIX - начала ХХ вв. получали высшее образование в лучших российских и европейских учебных заведениях. Большинство их стояли у истоков независимой республики, занимая в национальном правительстве и парламенте ответственные должности.
Республику возглавляли образованные, умные люди, что отражалось на решениях и постановлениях правительства и парламента, направленных, прежде всего, на создание качественного народного образования и просвещения. Знания, которые они получили за пределами своей Родины, применялись во благо азербайджанского народа. В этой связи, несмотря на сложную политическую ситуацию, в 1918-1920 гг. в Республике неуклонно расширялась сеть начальных и средних учебных заведений. Началась подготовка национальных педагогических кадров. Ознаменовался данный период и созданием первого в Азербайджане и соседних регионах Ближнего Востока высшего учебного заведения. Речь идет о Бакинском Государственном Университете [1, с.4].
Потребность в создании университета в Азербайджане стала очевидной уже давно. Она объяснялась ростом духовных потребностей азербайджанского народа, его стремлением к образованию и культуре, необходимостью создания своей интеллигенции. Еще в Х1Х веке прогрессивные представители азербайджанской общественности обсуждали вопрос о создании такого университета, но тогда власями проект был признан несвоевременным.
