CC BY
108
УДК 94(669, 671.1, 676.2, 677).03; (680).05; (688.1)
СТРЕЛЬЦОВ АД* ПОЛИТИКА КОЛОНИАЛЬНЫХ ДЕРЖАВ В АФРИКЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ в. (ПО МАТЕРИАЛАМ ЖУРНАЛА «THE AMERICAN HISTORICAL REVIEW»). (Обзор). DOI: 10.31249/ihist/2021.02.10
Аннотация. Принято считать, что трудноразрешимые конфликты, терзавшие освободившиеся от колониализма государства Африки, явились следствием решений, принятых в процессе деколонизации в начале 1960-х годов. Однако современные историки полагают, что корни этих конфликтов лежат гораздо глубже, и обращаются к изучению итогов Первой мировой войны и мандатной системы Лиги Наций.
Ключевые слова: «англофонная проблема» Камеруна; Юго-Западная Африка; Южно-Африканский Союз; Я.Х. Смэтс; апарт-хейд; спорные территории Сомали и Кении.
STRELTSOV A.D. The colonial powers' policy in Africa in the first half of the twentieth century. (Based on the «American historical review»). (Review).
Abstract. It is generally accepted that the intractable conflicts that tormented the African States which were freed from colonialism were the result of decisions made in the process of decolonization in the early 1960 s. However, the modern historians believe that the roots of these conflicts are much deeper, and turn to the study of the results of the First World War and the mandate system of the League of Nations.
* Стрельцов Алексей Дмитриевич - младший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). E-mail: dr.watson.s@mail.ru
Keywords: The Anglophone Problem of Cameroon, South West Africa; Union of South Africa; Ya.Kh. Smuts; apartheid; disputed territories of Somalia and Kenya.
Для цитирования: Стрельцов А.Д. Политика колониальных держав в Африке в первой половине ХХ в. (по материалам журнала «The american historical review»). (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5 : История. - М. : ИНИОН РАН, 2021. - № 2. - С. 201-214. DOI: 10.31249/rhist/2021.02.10
В журнале The American historical review в 2019 г. вышел ряд материалов, посвященных политике колониальных держав в Африке в первой половине XX в.
В центре внимания статьи Джорджа Н. Нжанга [3] находится кризис в Камеруне, известный как «Англофонная проблема». Формально она возникла в 1961 г., когда в ходе конституционных разбирательств бывший Французский Камерун и Британский Камерун объединились в Федеративную Республику Камерун. В сложившейся ситуации англофонные камерунцы, которые составляли около 20% населения, основали автономное государство Западный Камерун, тогда как франкофонные камерунцы, которые составляли 80%, основали государство Восточный Камерун. Государство было настолько централизованным, что многие конституционные гарантии автономии англофонных меньшинств оказались быстро уничтожены, особенно учитывая автократический стиль правления федерацией франкофонного президента Ахмаду Ахи-джо. Неудивительно, что федерация просуществовала недолго, и к 20 мая 1972 г. франкофонное руководство Камеруна превратило федеративное государство в унитарное, которое открыло дорогу к систематической маргинализации англофонов [3, p. 1715-1716].
Сменивший в 1982 г. Ахмаду Ахиджо Поль Бийя продолжил политику маргинализации англофонов, в октябре 2016 г. ситуация дошла до логического конца: англофонные сообщества начали протестовать против режима Бийя. В ответ на акты государственного террора, когда было расстреляло несколько безоружных ан-глофонных протестующих, значительная часть англофонного общества взялась за оружие, уйдя в леса, чтобы вести партизанскую войну. Вскоре несколько англофонных групп стали призывать к полному отделению и формированию нового англофонного госу-
дарства под названием Амбазония. Правительство посылало войска в деревни и отдаленные районы, чтобы убивать безоружных мирных жителей. Кризис привел к гибели тысяч людей, массовым захоронениям, политическим преследованиям и лишению свободы без суда, к перемещению сотен тысяч камерунских беженцев в соседние страны [3, р. 1716].
Корни разворачивающегося кризиса вокруг англофонных меньшинств, пишет автор, можно проследить, начиная с Первой мировой войны, в последовавшем послевоенном разделении Камеруна, и установлении мандатной системы, позднее - попечительской системы. В годы Первой мировой войны англо-французские войска отвоевали Камерун у Германии. Камерунцы поддержали союзников, предположив, что британское колониальное правление будет более предпочтительно, чем германское. Когда британские войска вошли в Камерун, камерунцы не знали истинных намерений британцев. Британия хотела приобрести не еще одну колонию в Западной Африке, а только те камерунские территории, которые легко инкорпорировать в Британскую Нигерию, чтобы «подровнять» ее колониальные границы. Британия разделила Камерун с Францией, позволив той присоединить 100 тыс. кв. миль бывшей германской территории, которая стала Французской Экваториальной Африкой. Из оставшихся 200 тыс. кв. миль Британия забрала две не связанные между собой полоски территории - всего одну пятую бывшего Германского Камеруна, граничащую с восточной и северо-восточной Британской Нигерией. Это присоединение означало, что Британия не позволит этим территориям жить самим по себе, а они нужны Британии, чтобы их интегрировать в Британскую Нигерию [3, р. 1716-1717].
Жители Дуалы (крупного города на атлантическом побережье Камеруна), оказавшегося во французской части государства, стали протестовать против англо-французского разделения территории. В ноябре 1918 г. лидеры Дуалы объявили, что «отказываются быть помещенными в протекторат, прежде чем они обсудят ситуацию с представителями союзников» [3, р. 1717]. Между тем некоторые лидеры различных территорий Камеруна, первоначально включенных в Британскую империю, а после перемещенных во Французский Камерун, сопротивлялись разделению страны.
Для многих камерунцев действия Британии служили примером обмана и предательства на фоне обещания премьера Ллойд Джорджа, что «желания, ожидания и интересы» жителей бывших германских колоний «будут доминирующим фактором при установлении будущего правления» [3, р. 1717].
В этих обстоятельствах недоверия и разочарования возникла Постоянная мандатная комиссия на Парижской мирной конференции. Британским и французским территориям Камеруна присвоили категорию «В» в мандатной системе. Британия согласилась, что главной целью управления мандатным Камеруном будет обеспечение благополучия и содействие развитию и социальному прогрессу его жителей. В качестве первого шага реализации этой политики интеграции Британия разделила мандат на Камерун на Северный и Южный и продолжила управлять ими по отдельности, но как составными частями Нигерии. В последующие годы камерунцы всячески протестовали против разделения их территории, особенно против британской политики, направленной на объединение Южного Камеруна с Нигерией [3, р. 1718].
Британии фактически не удалось подтвердить цели мандатной системы применительно к Камеруну. Хотя Британский Камерун обладал богатыми человеческими и природными ресурсами, мандатные власти допустили, что территория стала стагнировать. Выбирая политику бережливости при управлении Камеруном, британцы решили ликвидировать плантации, доставшиеся в наследство от германцев, исходя из предположения, что они потребуют больших затрат, чтобы стать прибыльными. Когда британское правительство стало рекламировать их для продажи британским плантаторам, те отказались их покупать, поскольку боялись, что Британия, будучи всего лишь попечителем Камеруна, в интересах Лиги Наций, окажется неспособной защитить их инвестиции. Поэтому британцы перепродали плантации первоначальным германским владельцам [3, р. 1718-1719].
В Камеруне оставалась крайне сложной ситуация с дорогами. Хотя расходы на дорожное строительство должны были нести по большей части жители Британского Камеруна, к концу мандатного режима в камерунских провинциях было всего 195 миль дорог, по которым можно было проехать. После 1945 г. большая часть территорий оставались не соединенными друг с другом.
В силу ряда факторов британцы не построили дороги, которые бы соединили Британский Камерун и Нигерию, что увеличило бы их взаимное влияние и способствовало бы реализации британской идеи интеграции Камеруна и Нигерии [3, р. 1719].
Уровень образования, которое являлось главным шагом на пути к реализации социальных программ, как было оговорено в мандатной системе, оставался очень низким. Британцы фактически передали образование добровольным организациям, миссионерам и местным властям. Следовательно, к 1938 г. только 11% детей школьного возраста получали какое-то образование [там же].
Такова была ситуация в Камеруне, когда разразилась Вторая мировая война, которая окончательно смела Лигу Наций и мандатную систему. Когда в 1945 г. война закончилась, мандатная система превратилась в попечительскую систему ООН. Хотя система ООН сохранила основные процедуры и цели своего предшественника, она различалась в уточнении одной детали. Опекаемым необходимо помогать в продвижении и развитии в сторону самоуправления или независимости в соответствии со свободно высказанными пожеланиями. Поэтому британские камерунцы ожидали, что Британия поможет им двигаться в этом направлении. До 1953 г. у жителей Британского Южного Камеруна с появлением политических партий и националистов, настроенных критически по отношению к британскому правлению, не было опыта реальных политических изменений. После 1959 г. процесс политических изменений ускорился. Поскольку британцы готовились дать независимость Нигерии в октябре в 1960 г., ведущим политикам Британского Камеруна пришлось сделать жесткий выбор: интеграция, сецессия или воссоединение. Интеграция означала вхождение в состав независимой Нигерии. Сецессия бы позволила полностью отсоединиться от Нигерии и стать независимым государством. При воссоединении Британский Камерун вошел бы в состав независимого Французского Камеруна [3, р. 1720].
Хотя большинство простых людей и некоторые ведущие политики выбрали сецессию от Нигерии и независимость для Южного Камеруна, Британия и ООН решили пренебречь пунктом соглашения о британской опеке над Камеруном, который утверждал, что независимость Камеруна должна быть достигнута в соответствии со свободным волеизъявлением людей. Оставалось два пу-
ти: интеграция в Нигерию или воссоединение с Французским Камеруном.
11 февраля 1961 прошел референдум по вопросу определения, следует ли присоединиться к соседнему Камеруну или Нигерии. Вариант независимости территории не был представлен на референдуме, так как против него высказался Эндрю Коэн, представитель Великобритании в Совете по опеке ООН. Плебисцит проводился по двум территориям: Северному и Южному Камеруну.
По итогам референдума преимущественно мусульманское население северной части территории высказалось за присоединение к Нигерии, тогда как преимущественно христианский Южный Камерун высказался в пользу интеграции с Камеруном.
Англичане мотивировали свой отказ дать британским камерунцам возможность проголосовать за самоопределение тем, что данный регион был экономически нежизнеспособен. Но англичане были неискренни, утверждая это, ибо факты говорят об обратном: вскоре после ухода из этого региона британцев там обнаружили богатые залежи нефти [3, р. 1721].
Причина сегодняшнего кризиса в Камеруне коренится в неудаче Британии реализовать свой мандат. Не позволив камерунцам добиться самоопределения в качестве суверенного государства, англичане создали основу для последующего конфликта. Данное развитие событий показало суровую реальность: мандатная система Лиги Наций - это просто способ реколонизации побежденной Германии в эгоистических интересах союзных держав, особенно Великобритании и Франции [3, р. 1721-1722].
Политика колониальных держав определила и будущее современной Намибии, территория которой именовалась Юго-Западной Африкой. До 1915 г. она была колонией Германской империи. В 191 5 г. войска Южно-Африканского союза, вступившего в Первую мировую войну на стороне Антанты, вторглись в Юго-Западную Африку и, разгромив германские силы, оккупировали ее.
С этого момента и до получения независимости в 1990 г. статус Юго-Западной Африки оставался неопределенным. В течение 75 лет она находилась в подвешенном состоянии: то была чьей-то колонией, то национальным государством, то доминирующий южный сосед Южно-Африканский Союз поглощал ее, то над ней устанавливалась мандатная власть Лиги Наций. С момента
проведения Парижской мирной конференции 1919 г. и до самого конца холодной войны в 1990 г. витал в воздухе неурегулированный вопрос данной территории, известный как «вопрос Юго-Западной Африки (ЮЗА)». Всё это время казались в равной степени возможными как независимость ЮЗА под международным покровительством, так и его присоединение к ЮАС или ЮАР. ЮЗА во всех случаях являлась пограничным государством: как оккупированная германская колония, как подмандатная территория, как оспариваемая в международном плане территория и как буферное государство между освободившейся от колониальной зависимости Африкой и апартхейдной ЮАР [2, р. 1704].
История ЮЗА показывает, как затянувшееся существование мандатной системы и «святая вера» в нее переплетаются с международной политикой и государственным управлением эпохи холодной войны. Положение ЮЗА всегда было неопределенным, поэтому формальная и фактическая лиминальность (от лат. limes -предел) всегда поднимала неприятные вопросы суверенности, принадлежности, имперской трансформации, нерешенные по сей день.
Этимологически лиминальный статус - это ссылка на буферные зоны, которые с древних времен играли следующую роль: защищали Римскую империю от варваров и проецировали мощь государства на внутренние районы. Ту же самую двойственную роль играла ЮЗА для апартхейдной ЮАР. Процесс деколонизации подразумевает кровавую скачкообразную глобальную трансформацию от имперского общества к обществу независимых государств. Но при этом оно допускает возможность прогресса от колонии в сторону национального государства. То, что ЮЗА может стать национальным государством, в 1919 г. еще не было ясно. Великие державы спроектировали мандатную систему таким неопределенным образом, что это никогда не подразумевало создание независимого государства как конечную цель. Особенностью европейских колониальных империй было то, что за фасадом сохранения внешнего единства происходил процесс распада на составные части, и этот процесс стал очевиден уже к концу Первой мировой войны. Мандаты стали некой промежуточной стадией данного процесса. Эта постоянная неопределенность ввергла и
ЮЗА, и ее мандатных сюзеренов в состояние перманентной лими-нальности [2, р. 1704-1705].
Термин «деколонизация» служит полезным историческим обозначением эпохи заката империи, но одновременно он означает бездеятельность империи, которая неизбежно приводит к независимости ее частей. Термин «деколонизация» не столько объясняет, сколько скрывает суть сложного процесса изменения статуса ЮЗА. Именно неопределенность, характерная для ЮЗА, сделала возможным появление различных путей, которые вели эту страну в будущее. Эти пути обозначили извилистую дорогу к созданию современной Намибии [2, р. 1705].
На Парижской мирной конференции 1919 г. Ян Христиан Смэтс, премьер ЮАС и центральная фигура конференции, представил ее участникам мандатную систему. Представление о будущем ЮЗА в значительной степени повлияло на его видение этой мандатной системы.
Будучи в 1914 г. министром обороны ЮАС, Смэтс принял спорное решение, втянув недавно образованный доминион в Первую мировую войну. Войска под его командованием вторглись в германскую ЮЗА, захватив колонию в течение года. Смэтс стал основным поборником Британской империи, втянув ЮАС в войну, чтобы отстаивать европейскую цивилизаторскую миссию в Африке и усиливать значение доминионов внутри Британского Содружества.
Смэтс стремился создать южноафриканскую империю во имя интересов африканеров, пусть и в составе Британской империи. Однако его действия отдалили от него африканерских националистов. Его бывшие братья по оружию (Смэтс был генералом бурских войск во время англо-бурской войны 1899-1902 гг.) превратились в его политических противников, считая его англофилом и предателем нации, и подняли открытое восстание (речь идет восстании буров 1914-1915 гг. за восстановление самостоятельных бурских республик, известное как «восстание Марица»). Тем не менее Смэтс предсказывал, что «когда все уляжется и германская ЮЗА станет частью нашего африканерского достояния, настроения африканеров быстро поменяются, и наши действия в целом одобрят». Он был прав. Ни Смэтс, ни африканерские национали-
сты (их лидер Джеймс Герцог в 1924 г. возглавил ЮАС) не захотели отказываться от ЮЗА [2, р. 1706].
На Парижской мирной конференции Смэтс, предотвратив присоединение Юго-Западной Африки к своему доминиону, сыграл ключевую роль в создании мандатной системы. Цель этой системы состояла в том, чтобы примирить британский империализм с американским интернационализмом, пишет автор. Президент США Вудро Вильсон отстаивал идею деколонизации, что противоречило интересам Великобритании, которая стремилась захватить бывшие германские колонии. Мандатная система стала неким компромиссом между двумя державами. Смэтс с помощью данной системы стремился защитить новое приобретение ЮАС - Намибию [там же].
Доминион получил мандат группы «В» на управление ЮЗА. После прекращения деятельности Лиги Наций ЮАР отказалась сдать мандат и продолжала контролировать эту территорию, установив там режим апартхейда.
Дальнейшее развитие отношений ЮАС с Лигой Наций и затем ООН привело к тому, что ЮЗА имела неопределенный статус неограниченно долго, что стало причиной борьбы местного населения против властей апартхейда с 1945 по 1990 г. Борьбу вели такие организации, как Объединённая Ассоциация негров по улучшению положения и квази-милитаристская группа Хереро, известная как Отруппа, и даже откровенно революционные, устроившие восстание Бондельварт в 1917 г. и восстание Рехобот в 1925 г. Но эта оппозиция отличалась разрозненностью и жила недолго [2, р. 1707].
После 1945 г. африканские лидеры выступили с угрозой сообщить о злоупотреблениях южноафриканских властей в ООН, организацию, которая, казалось, имела больше власти, чем её предшественница Лига Наций, и сопротивление южноафриканским властям стало более открытым и эффективным. И тем не менее деятелей сопротивления разрывали внутренние противоречия из-за разного видения будущей независимости. Например, Хереро апеллировал к романтическому образу скотоводческой автономии, которая была в прошлом.
У апартхейдного правительства было свое видение того, как обеспечить свободу в ЮЗА: свобода белых править без междуна-
родного вмешательства и свобода использовать свою колонию, чтобы достичь еще большего величия ЮАС. Как и в 1919 г., интерес именно ЮАС состоял в том, чтобы поддерживать лиминаль-ный статус ЮЗА во время холодной войны. ЮАР неофициально по частям присоединила ЮЗА, распространив апартхейдное законодательство на ее территорию и де-факто превратив в свою пятую провинцию. На обвинения ООН она отвечала, что просто выполняет возложенную на нее задачу, относясь к данной территории как к неотъемлемой части ЮАР. ЮЗА обладала укрепленной границей, защищающей ее от независимых стран Африки. Это было частью стратегии запасного варианта: планировалось в случае необходимости отказаться от северной части ЮЗА, а в 1970-х даже предполагалось так сделать в обмен на признание ООН вхождения южной части ЮЗА в ЮАР, где проживали белые поселенцы, которые были гражданами ЮАР [2, р. 1707-1708].
ЮЗА стала Намибией только благодаря сочетанию окончания холодной войны и крушения апартхейдного режима. Ее история иллюстрирует то, как мандатная неопределенность может привести к откладыванию перехода территории от состояния колонии к национальному государству и неограниченно долго расширять ее лиминальность. Хотя мандаты и были неким решением международной и локальной проблем, они постоянно разрушали понятие суверенности, оставляя без внимания вопрос, что имеет значение для территории и каким образом. В случае ЮЗА это в конечном итоге оставило в сухом остатке то, что были исключены из политической жизни и других сфер современной Намибии целые категории людей, которые были возмущены из-за неравенства в уровне жизни и в возможностях реализовать себя в трудовой деятельности [2, р. 1708].
Рассматривая конфликт Сомали и Кении из-за спорных территорий на севере Кении в первой половине 1960-х годов, Джулия Макартур [1] (доцент Университета Торонто Миссисога, Канада) старается понять истоки конфликта, который восходит к колониальному правлению европейских держав, когда границы между государствами не учитывали исторически сложившихся особенностей региона.
Автор начинает статью с рассказа о саммите независимых африканских государств, проходившем в Адис-Абебе в мае 1963 г. [1, р. 108]. Участники саммита выразили поддержку процессу деколонизации стран, все еще находящихся под колониальным правлением. Однако обсуждение практических последствий деколонизации и значения суверенитета вызвало дискуссии и стало представлять угрозу для интеграции африканских государств. В ходе данного обсуждения делегация из Сомали, ставшего независимым с 1960 г., оказалась по разные стороны баррикад с делегацией из Кении, которая все еще боролась против колониальной власти. Президент Сомали Аден Абдулла Осман Даар призвал к объединению Сомали, которое оказалось случайно разделено колонизаторами. Развивая свою мысль, он заявил, что единства Африки невозможно достигнуть, если не поменять колониальные границы. Делегация Кении, в свою очередь, указывала на кочевой образ жизни сомалийцев, что несовместимо с понятием территориальной целостности. Таким образом, назревал конфликт между двумя странами из-за северных территорий Кении, где большинство населения составляли сомалийцы. Положение осложнялось тем, что не было четкого разграничения территорий Кении и Сомали.
По мнению автора, «проблема границы Кении и Сомали была лишь верхушкой острого накала споров из-за более широких вопросов суверенности, территориальной принадлежности и гражданства» [1, р. 109] в постколониальном мире. Далее автор статьи обращается к недавнему прошлому: к острой конкурентной борьбе между европейскими державами в XX в., которые оспаривали друг у друга право доминирования в Восточной Африке. В конечном итоге, наиболее сильные позиции завоевала Великобритания. Однако в период деколонизации, когда Сомали стало независимым, судьба ряда территорий, населенных сомалийцами, стала вызывать жаркие споры. В них участвовали кенийские националисты, сомалийские мыслители и различные группы населения обеих стран. Сомалийских интеллектуалов вдохновлял образ Великого Сомали: они хотели распространить свою политическую идентичность на все территории, населенные сомалийцами.
В отношении сомалийцев в Кении проявились самые абсурдные в своей противоречивости подходы к определению расы,
характерные для колониального правления. По всей территории колониальной Кении считалось, что сомалийские торговцы имеют исключительный статус «местных чужаков». Жители городов западной части Кении навешивали на сомалийцев ярлык «пришлых» и опасались их. Официальное обозначение «пришлые сомалийцы» отделяло давно живущих в Кении выходцев из Сомали от живущих в Кении, но «принадлежащих к племенам, не населяющим Кению», по большей части к племенам Исаак и Харти. Определить понятие «Сомали» в Кении тем труднее, что существовал различный подход к получению права на торговлю, на воду и на выпас скота, различный уровень дохода и степень урбанизации. Как и повсюду в колониальном мире, расы и классы смешивались, порождая неоднозначные и своеобразные области. Таким образом, сомалийцев в Кении превратили в чужаков посредством серии бюрократических мер и обсуждения их в публичных дискуссиях, что вело к исключению их из местного общества [1, р. 121].
Автор статьи указывает на то, насколько трудно определить понятие «суверенитет» применительно к Восточной Африке. Здесь суверенность определялась исторически сложившимися расами, а также формировалась в результате противостояния местных партизан, боровшихся против колонизаторов. В эпоху деколонизации суверенность стала концепцией, формирующей требования. При этом необходимо учитывать различия в понимании суверенитета, с одной стороны, для Кении, с другой - для Сомали [1, р. 112].
История Кении - это история поселенческого колониализма. Для нее характерна многоэтничная политическая география, следовательно, ее вполне могут населять представители сомалийского этноса, и это не будет угрожать ее суверенитету. Здесь требование суверенитета основано на колониальном наследии, т.е. его здесь понимали как суверенитет от метрополии. Кенийские националисты усовершенствовали колониальное управление и основывали требование суверенитета на «колониальной территориальной практике». То есть они полагали, что на всех территориях Кении, в том числе населенных кенийцами, должен сохраниться тот же порядок, что и при колониализме, но управлять всем должны сами кенийцы [1, р. 113].
Сомали - это одна из двух главных скотоводческих стран в мире. К рассматриваемому периоду сомалийцы уже не были ско-
товодами, но этот многовековой уклад отразился на их культуре. Для сомалийцев суверенность - это жизненный вызов и, следовательно, что-то вроде экзамена на прочность. Исторически скотоводческие общества Сомали сопротивлялись попыткам государственных органов сдерживать их деятельность. Англичане считали, что скотоводство представляет угрозу для колониального правления. Поэтому для сомалийцев скотоводство - это часть их суверенитета и то, за что стоит бороться. При этом сомалийцы в северных районах Кении - это переселенцы, мигранты, т.е. по духу они близки скотоводам самого Сомали. Следовательно, Сомали должно бороться за права сомалийцев в Кении так же, как недавно оно боролось за освобождение от колониализма.
В Кении сомалийцы воспринимались как «туземные иностранцы». К ним относились настороженно, они здесь - чужаки. Для кенийских националистов суверенность сомалийцев - это угроза территориям, которые они получили по наследству от колониального правления англичан. Данный спор обнажал уязвимость представлений о постколониальном устройстве Восточной Африки.
После того как в 1960 г. Сомали получило независимость, для сомалийских активистов стало символическим жестом требовать отделения от Кении [1, р. 129]. При этом, поскольку требования сомалийцев имели международную поддержку, кенийские националисты выступили против внешнего вмешательства во внутренние дела Кении.
В январе 1963 г. Комиссия региональных границ и Комиссия северных пограничных территорий представили свод своих окончательных выводов. Карта, представленная Комиссией региональных границ, игнорировала мнение 85% подавших петицию, которые выступали за отделение от Кении. Между тем назрел конфликт между Великобританией и Сомали, в результате которого последнее разорвало отношения с Лондоном. Одновременно США и СССР искали расположения новых независимых государств. Обе державы направляли к ним помощь и помогали вооружением. Особенно активно развивались отношения с СССР. В конце марта 1963 г. советская сторона выступила по радио с заявлением, что «советский народ полностью поддерживает позицию правительства Сомали в том, что она разорвала отношения с
Великобританией из-за ее колониалистских действий» [1, p. 135]. В 1960-1970-е годы СССР посылал в Сомали военных советников и помогал создавать ей свои вооруженные силы.
12 декабря 1963 г. Кения праздновала получение независимости при сложившихся на тот момент границах. Одним из первых действий Кении как независимого государства стало введение чрезвычайного положения: серии законов по обеспечению государственной безопасности. Кенийские военные демаркировали пятимильную зону вдоль сомалийско-кенийской границы. Кенийские власти продемонстрировали решимость сохранить свое государство в границах, существовавших в колониальную эпоху. Они установили контроль над границей и произвели аресты несогласных [1, p. 139-140].
Все эти меры вошли в историю под названием «Война Шиф-та». Это была не физическая битва за материальные ресурсы, а символическая война за постколониальный ресурс другого типа: само понятие границ, гражданства, суверенности (с. 140). «Война Шифта» завершилась в 1968 г., чрезвычайное положение в северозападных провинциях Кении сохранялось до 1991 г. [1, p. 141].
Сомалийско-кенийская граница - это иллюстрация того, как противостоят понятия самоопределения, с одной стороны, и стандарты территориального суверенитета - с другой. Сомали с 1988 г. погрузилось в пучину гражданской войны. В результате ее страна распалась, а ряд ее территорий захватили группировки исламистов. В 2011 г. Кения вторглась в Южное Сомали в ответ на серию нападений и похищений иностранцев вдоль побережья, которые приписывают исламистской группировке Аль-Шабаб. Вторжение стало окончательным выражением превосходства суверенитета, противопоставленного отсутствию самостоятельности государства Сомали [1, p. 142].
Список литературы
1. Macarthur J. Decolonizing sovereignty: states of exception along the Kenia-Somali frontier // The American Historical Review. - N.Y., 2019. - Vol. 124, Issue 1. -P. 108-143.
2. McCullers M. Betwixt and between colony and nation state: liminality, decolonization, and the South West Africa mandate // The American Historical Review. -N.Y., 2019. - Vol. 124, Issue 5. - P. 1704-1708.
